Папа объяснил, что так люди делали, если им было скучно и одиноко, — давали в газету объявление со своим адресом, на который присылали письма другие люди, которым тоже было скучно и одиноко.
— Так и вступали в переписку, и люди становились… — Папа почему-то заулыбался. — Становились… гм… друзьями.
— И им больше не было скучно?
— Конечно, не было. Личная переписка — это очень весело.
и, он сполз по стене, оставляя на обоях красные разводы. Такие же разводы были на мамином лице — Люся успела заметить, что кожа на носу и на скулах стесана до мяса. А потом откуда-то выбежал папа с сонной Алькой на руках. Он подхватил свой мешок, бросил в него Альку и вылетел из квартиры, с треском захлопнув за собой входную дверь.
Все произошло так быстро и бесповоротно, что Люсю словно оглушило. Ей казалось, что она целую вечность сидит на полу, вытаращив глаза, и смотрит, как окровавленная мама ползет к двери, подвывая: «Аля-а-а-а, Аля-а-а-а…»
Но на самом деле это продолжалось всего несколько секунд. Люся распахнула дверь, бросилась на лестничную клетку…
И чуть не споткнулась об Альку, целую и, если
Мама стояла в дверном проеме, укутанная сверху в лиловый мешок, точно зимующая яблонька в саду у рачительного дачника. Гладкая ткань плотно облепила ее тело с головы до бедер и стягивалась все туже, облегая каждую выпуклость и не давая шевельнуться. Мама дергалась и кричала, а на ткани, появляясь сами по себе, проступали кровавые пятна. Мешок как будто пожирал ее, разъедая кожу и впиваясь в мясо.
Люся бросилась к маме и стала, ломая ногти, срывать с нее плотоядную ткань. Мама забилась сильнее, вместе они сбросили мешок и отшвырнули его в сторону — отяжелевший
аром пустырника, а мама молча бросилась на папу. Кажется, она наконец-то поняла Люсю правильно.
Мама колотила папу своими маленькими кулачками, пинала по ноге, придавившей Люсю к полу, и в какой-то момент его хватка ослабла. Люся высвободилась, и мама крикнула ей:
— Хватай Алю, запритесь в ванной!
Люся выкатилась в коридор и влетела в их с Алькой комнату. И замерла на мгновение, оглушенная сонной тишиной, — Альку, оказывается, уже уложили. Спотыкаясь в потемках обо все подряд, она кинулась к кровати и принялась трясти недовольно кряхтящую сестру, одновременно пытаясь подхватить ее, тяжелую и неудобную, на руки:
— Вставай! Вставай, пошли!
И тут за дверью раздался дикий мамин
ила Алькины слова про то, что Великий Умр на самом деле — дед Бабай, который забирает непослушных в мешок.
По-прежнему улыбаясь, папа попытался набросить на нее лиловую ткань. Но Люся увернулась и взлетела, как обезьянка, на спинку дивана. Воркуя басом «умр-умр-умр», папа двинулся на нее. Люся отпрыгнула вбок, перевернула журнальный столик и кубарем покатилась по полу. Папа догнал ее, придавил коленом и расправил мешок. Глядя в темное тканевое нутро, затхло воняющее старыми тряпками, Люся хрипела, хватая ртом воздух и пытаясь издать полноценный крик.
В комнату вошла мама с дымящейся чашкой в руках. Несколько секунд она оторопело смотрела на происходящее, потом чашка полетела на пол, забрызгав все вокруг
Мама, наверное, готовила праздничный ужин на радостях, что папа вернулся. Теперь все будет как раньше, больше ничего не надо бояться, только папа, кажется, принес домой что-то нехорошее, вспомнить бы только, что.
Папа склонился над Люсей, подмигнул и, не отрывая от нее взгляда, негромко зарокотал:
— Умр-умр-умр-умр…
В его левую глазницу была вставлена тускло-золотистая шестеренка. Она впилась зубцами в кожу, и по щеке в русую курчавую бороду сползали кровавые капли.
Резким жестом, словно демонстрируя спрятанный до поры до времени сюрприз, папа выдернул из-за спины большой мешок. Он был сшит из лиловой ткани, и Люся сразу узнала покрывало, под которым дремала в бабушкиной комнате машинка «Зингер». А
а на хороших людей охотились жандармы: если видели, что человек хороший, добрый — сразу ловили и в ссылку.
А Люсиного папу никто больше никогда не видел — ни живого, ни мертвого.
у. Река у нас такая — все проглотит, а то, что течет в ней вместо воды, говорят, разъедает не хуже лилового мешка.
На лестничной клетке внизу она обнаружила одну Авигею. Рядом с ней лежало папино пальто, на нем поблескивали шестеренка и лупа, и все прочие предметы там были.
