Оглавление

Глава 1: Осколки и начало

Капля упала на паспорт и расплылась темным пятном, размывая буквы в фамилии. Не сразу она поняла, что это слеза. Стояла в центре почти пустой квартиры, залитой неестественно ярким для пасмурного дня светом от голых лампочек, и смотрела на штампе в графе «семейное положение». «Не состоит». Всего два слова. Два слова, которые перечеркнули семь лет. Они казались такими жирными, такими зловещими, будто их выжгли раскаленным железом.

Развод — это не взрыв. Это тихая, методичная асфиксия. Сначала перестает хватать воздуха в общих комнатах, потом слова застревают в горле комьями, а взгляды соскальзывают, не находя точки соприкосновения. Потом остается только тишина. Гробовая тишина, которую не могут нарушить даже ссоры. И вот ты стоишь один среди голых стен, с паспортом в руке, и понимаешь, что дышать стало легче, но почему-то невыносимо больно.

Карина провела пальцем по свежей печати. Холодная, гладкая, бездушная. Именно такой она и представляла себе свободу в самые отчаянные дни. Теперь она ее держала в руках, и она была похожа на осколок.

Она отбросила паспорт в открытую сумку, стоящую на полу рядом с двумя упакованными картонными коробками. Это было все ее имущество. Все, что она решила взять с собой из прежней жизни. Остальное — мебель, посуда, даже книги — все это было окрашено памятью, от которой она бежала. Как от чумы.

Переезд в провинциальный городок на другом конце области казался единственно верным решением. Просмотреть объявления, найти свободную квартирку, бросить монетку — и вот она, судьба. Городок с поэтичным названием Сосновое, окруженный лесами и озером, на карте выглядел точкой умиротворения. Именно то, что нужно ее израненной душе. Побыть одной. Прийти в себя. Перестать быть бывшей женой и снова стать просто Кариной. Кем бы она ни была.

Дорога заняла всего три часа, но чувствовалось, что это другое измерение. Давящий смог мегаполиса сменился хвойным ароматом, проникающим даже в приоткрытое окно машины. Гул магистрали — оглушительной тишиной, нарушаемой лишь криком птиц. Бесконечный поток машин — пустынной дорогой, убегающей в чащу.

Сосновое встретило ее серым небом и мелким, моросящим дождем. Первое впечатление — сонное царство. Невысокие, в основном двухэтажные дома, преимущественно деревянные, с резными наличниками. Чистые, пустынные улицы. Несколько магазинчиков с выцветшими вывесками. И тишина. Такая глубокая, что сначала в ушах стоял звон.

Агентство не обмануло. Квартира в небольшом, но ухоженном деревянном доме на окраине, почти у самого леса, оказалась именно такой, как на фотографиях: маленькая, уютная, с печным отоплением и старомодным, но чистеньким ремонтом. Хозяйка, пожилая женщина с умными, добрыми глазами, сдавала ее за смешные по столичным меркам деньги.

— Уезжаю к дочери, поближе к внукам, — объяснила она, передавая Карине ключи. — Дом хороший, крепкий. Только смотри, печь сама не растапливай, я тебе истопника надежного найду. Антон всегда всем помогает.

Карина лишь кивнула, не вдаваясь в подробности. Ей нужна была тишина и изоляция, а не «надежные истопники». Она расплатилась, поблагодарила и осталась одна.

Вечер первого дня. Она сидела на скрипучей табуретке на крошечной кухне, пила чай и смотрела в окно. Дождь усиливался, стуча по крыше и стеклам убаюкивающим монотонным ритмом. Лес за окном был темной, почти черной стеной. В нем было что-то первобытное, пугающее и одновременно манившее. Здесь не было намека на ту жизнь, которую она оставила позади. Никаких ассоциаций. Чистый лист.

Именно этого она и хотела. Почему же тогда сквозь усталость и оцепенение пробивалось острое, колющее чувство одиночества? Не уединения, которое она себе выбрала, а именно одиночества. Безразмерного, как этот лес ночью.

Она встала, решив разобрать хотя бы одну коробку с самыми необходимыми вещами. Книги, немного посуды, постельное белье. На дне второй коробки ее ждал сюрприз. Завернутая в мягкую ткань стояла старая фарфоровая чашка с нежными незабудками. Ее чашка. Та самая, из которой она пила кофе по утрам в их первой, съемной квартире, когда все только начиналось и казалось, что впереди целая вечность счастья. Она сунула ее машинально, на автопилоте, не думая.

Карина взяла хрупкий предмет в руки. Он был холодным. Она сжала пальцы, и вдруг ее охватило иррациональное, яростное желание. Желание швырнуть ее об стену, услышать тот самый звук — хруст, звон, безвозвратность. Уничтожить этот последний, затерявшийся осколок прошлого.

Она замерла с занесенной рукой, дрожа от напряжения. Слезы снова подступили к горлу. Но она сжала зубы. Нет. Она не будет ломать вещи. Она не она. Она сильнее.

Осторожно, почти с благоговением, она поставила чашку на полку. Пусть остается. Как напоминание. Не о нем, а о той Карине, которая когда-то могла радоваться таким мелочам, как чашка с незабудками.

На следующее утро дождь прекратился. Солнце пробивалось сквозь рваные облака, и мир преобразился. Карина, плохо спавшая на новом месте, вышла на крыльцо, чтобы вдохнуть свежий, промытый воздух. Воздух пах влажной хвоей, прелыми листьями и чем-то неуловимо свежим, озерным.

Она заметила его сразу. Он стоял у калитки, прислонившись к столбу, и о чем-то разговаривал с ее хозяйкой, которая, видимо, как раз собиралась уезжать. Мужчина. Высокий, широкоплечий, в простой темной куртке и рабочих ботинках. Но было в нем что-то, что сразу выделяло его из фона этого простого пейзажа. Невероятная, физическая уверенность в каждом движении. Он повернул голову, и Карина увидела его лицо. Не классически красивое, но… сильное. С резкими чертами, твердым подбородком, густыми темными бровями. И глазами. Такими светлыми, почти ледяными на фоне смуглой кожи. Он что-то сказал, хозяйка рассмеялась, и его лицо преобразила улыбка — широкая, открытая, чуть асимметричная, делающая его мгновенно доступным и невероятно привлекательным.

Хозяйка что-то сказала ему, кивнув в сторону Карины. Мужчина обернулся. Его взгляд встретился с ее взглядом. Он не улыбнулся сразу, сначала просто посмотрел. Пристально, оценивающе, но без наглости. Словно считывал информацию. И только потом, кивнув хозяйке, он медленно направился к Карине.

— Доброе утро. Вы новая жиличка? — его голос был низким, бархатным, идеально сочетающимся с его внешностью. В нем были теплые, медовые нотки.

— Да, — голос Карины прозвучал сипло от неожиданности и прохлады утра. Она почувствовала себя нелепо в своих растянутых домашних штанах и старом свитере. — Карина.

— Антон, — он легко представился, остановившись на приличном расстоянии, не нарушая ее личного пространства. — Меня Марьяна Ивановна просила заглянуть. С печкой помочь. Она у вас капризная, старенькая. Нужен подход.

— О… Спасибо. Но я, честно говоря, не собиралась ее растапливать. Есть электрический обогреватель.

— Он денег съест много, — мягко, но уверенно парировал он. — А дров у меня много. Я сторож на турбазе через озеро, так что с лесоматериалом проблем нет. Давайте я все сделаю как надо. Чтобы вы не замерзли. Ночи уже холодные.

В его предложении не было навязчивости. Была спокойная, деловая уверенность. Забота, но не панибратство. Он был профессионалом, который знает свое дело.

— Ну… если не сложно… — сдалась Карина.

— Пустяки. Разрешите? — он уже снял ботинки на крыльце, прежде чем войти в дом, проявив неожиданную для такого крупного мужчины аккуратность.

Она пропустила его внутрь. Он шел по ее дому легко, точно зная планировку. Она наблюдала, как он осматривает печь, проверяет заслонки, щупает стенки. Его движения были точными, экономичными, полными мужской силы. Он явно знал, что делал.

— Все в порядке, — заключил он. — Сейчас протоплю немного, просушим дом. Пахнет сыростью.

Он принес охапку аккуратных поленьев с крыльца и минут через десять в печи уже весело потрескивал огонь. Он не суетился, не пытался заполнить тишину пустой болтовней. Он просто делал свое дело. И в этой его молчаливой компетентности было что-то невероятно успокаивающее.

— Вот и все, — он вытер руки о тряпку. — Теперь знаете, как с ней обращаться. Если что, я через дорогу, вон в том синем доме. Всегда можно стучать.

— Вы живете так близко? — удивилась Карин