Оглавление

В терновнике

Глава 1

Российская Федерация, осень 2004 г.

— Ань, привет! У меня шикарная новость!

Мужской голос в трубке словно сиял россыпью многокаратных бриллиантов, и девушка с трудом удержалась от улыбки, которая так и норовила захватить все ее лицо. Анна до сих пор так и не смогла привыкнуть ни к этому чудесному голосу, ни к его обладателю и не воспринимала их как должное.

— Побудь на линии, я сейчас, — сказала она в трубку, потом прикрыла ее и обратилась к мужчине, сидевшему напротив нее: — Это срочно. Дайте мне несколько минут, а пока изучите, пожалуйста, еще раз спецификацию. Если у вас возникнут вопросы, отметьте эти места.

Брюнет, сидевший напротив, только кивнул головой:

— Конечно, Аня. Вы не спешите. Я почитаю.

— Спасибо.

Она поднялась, отошла на несколько шагов, к окну, и сказала в трубку:

— Ну что там у тебя? Рассказывай.

Улыбка все-таки заполнила все ее лицо, начиная от губ и заканчивая глазами — и даже, кажется, ушами, так счастлива была она слышать того, кто сиял радостью на другом конце телефонной линии.

— У меня отличная новость, — повторил он. — На выходные я свободен. Коллега попросил поменяться сменами, я дежурю за него на неделе, но суббота и воскресенье теперь полностью в нашем распоряжении.

— Но это же здорово! — воскликнула она совершенно искренне. Целых два дня они будут предоставлены сами себе и друг другу. Давно такого не выпадало. Разве это не счастье?

Между тем мужчина продолжал:

— Но у меня к тебе есть небольшое деловое предложение.

— А именно?

— Помнишь, ты как-то обещала мне сделать настоечку и сироп по рецептам твоей бабушки?

Девушка улыбнулась: надо же, он помнит! А между тем разговор о домашней настойке и сиропе из терна случился у них почти год назад, в то самое время, когда они еще даже не встречались, а только пытались это делать, пробовали свои зарождающиеся чувства на ощупь, проверяли их. И удивительно, он не выбросил из памяти тот разговор в полутемном салоне машины… Может быть, потому что именно в тот вечер она впервые сама поцеловала его?

— Я помню, Саша. — Голос Анны исподволь стал низким и мурлычущим, вибрации прокатились по ее горлу, словно она была настоящей кошкой. — Но мне странно, что это помнишь ты.

— Почему же? — Неуловимые изменения произошли и с голосом ее собеседника: он тоже стал ниже, и в нем эхом отозвались ее вибрирующие нотки. — Такого, я думаю, ни один мужчина не забыл бы…

Анна почувствовала, как горячий и сладкий спазм образовался внизу ее живота. Намеки… Этим искусством, как оказалось, прямой и принципиальный Александр Симаков владел в совершенстве. Конечно, он намекал не на сам разговор, а на то, как именно он проходил и чем они занимались в процессе. Подавить желание бросить все и рвануть к нему прямо сейчас было очень сложно, но она справилась.

— И все-таки как связан наш разговор годичной давности и твои свободные выходные? — Интонация вышла лукавой и подначивающей.

— Самым что ни на есть прямым образом. Я хочу пригласить тебя на сбор терна. Умные люди говорят, что сейчас самое время, я узнавал. А потом ты выполнишь свое обещание. Ведь так?

Симаков опять дразнил, и спазм снова заставил девушку вздрогнуть. Она оглянулась на своего клиента, который добросовестно копался в бумагах и, кажется, не прислушивался к ее разговору.

— Конечно, я сделаю, как обещала. Уверена, тебе очень понравится, — заявила она.

— Тогда планируем поездку на эту субботу? У тебя есть во что одеться? Или об этом позаботиться мне?

Краткая мысленная ревизия вещей показала, что за подходящей экипировкой придется заехать к родителям, но это будет несложно, так что она со всем справится сама.

— У меня все есть, Саша.

Мужчина помолчал немного, потом произнес с ноткой неуверенности в голосе:

— Ань… Тут такое дело… У меня к тебе еще одна просьба…

Она встрепенулась.

— Что?

— Мои ребята хотят поехать с нами.

Анна замерла, невидяще пялясь в туманную даль за окном. Сыновья Александра от первого брака, шестнадцатилетний Николай и двенадцатилетний Артём, не особенно ее жаловали. Два подростка, похоже, до сих пор видели в ней если не разлучницу, то, по меньшей мере, женщину, которую они всегда будут сравнивать со своей матерью. И, разумеется, далеко не в пользу Анны. Для них, как для большинства в этом возрасте, существовало лишь черное и белое. Любая женщина, за исключением матери, рядом с их отцом воспринималась как инородное тело и вызывала отторжение. Анна искренне пыталась наладить с ребятами контакт, но пока выходило не очень хорошо. Шаг вперед — шаг назад, а иногда и два. Неопределенное топтание на месте. Чуть больше трех месяцев прошло с того момента, как Александр официально представил подругу и детей друг другу, но по-настоящему сблизиться у них так и не получилось. Неудивительно, что мысль о необходимости провести большую часть субботы с детьми любимого не вызвала в ней слишком большого энтузиазма.

Александр отчетливо слышал в молчании девушки ее мысли. Он прекрасно понимал, о чем она думает, чего боится. Своих детей он знал, как никто другой, ведь, расставшись с их матерью, не перестал быть им отцом, участвовать в их жизни. За это право он боролся и только его и отстаивал. Он знал, какими могут быть его пацаны, — во всех смыслах этого слова — и какие чувства способны вызвать у его любимой женщины, тоже отлично знал.

— Ань… Если тебе очень не хочется их видеть, я скажу, они не поедут…

— Нет, что ты! — резко, торопливо и, возможно, слишком громко сказала Анна. — Пусть едут, конечно, если хотят…

Она умолкла на полуслове, и Александр, безошибочно прочитав в ее молчании продолжение, так же торопливо ответил:

— Это была их идея — пригласить тебя на загородную прогулку. Я лишь подсказал, что можно собирать ягоды и осенью, а не только летом.

«Господи, какая же я мнительная дурында! — подумала про себя девушка. — Мне вот обязательно нужно думать о худшем. Но что задумали эти бесенята?»

Она не верила в добрую волю сыновей Симакова и была уверена, что ее ждет какой-то сюрприз. Но чтобы доставить удовольствие любимому, она готова была рискнуть. Да и потом, невыносимыми подростки были не всегда, иногда у них появлялись проблески разумного, доброго и вечного, и тогда с ними можно было общаться, не оглядываясь поминутно и не выверяя тщательно каждое слово.

А еще почему-то очень хотелось выбраться в лес и все-таки насобирать сладковато-терпких ягод. Эта идея казалась сейчас лучшей из всех возможных.

— Я не против, Саша, — повторила она. — Давайте поедем вместе.

— Спасибо, Ань. — Она уже достаточно хорошо знала своего любимого мужчину, чтобы быть уверенной: ее согласие принесло ему несказанное облегчение.

В субботу с самого утра Анна занималась сборами, и когда раздался звонок домофона, она была уже готова. Еще через пару минут в дверном проеме показалось знакомое и любимое лицо, озаренное счастливой улыбкой, а рядом, пониже, еще две любопытные мордахи, очень похожие друг на друга и чертами, и попытками удержать нейтрально-презрительную мину. Это было слишком смешно, чтобы девушка могла сердиться на подростков. Вместо этого она сунула в руки одному рюкзак, а второму — небольшое пластмассовое ведерко.

— Аня, это что? — спросил мужчина, проследив взглядом за ее манипуляциями.

— В рюкзаке термос с чаем и бутерброды, — ответила она.

— Ну зачем? Мы же все подготовили, Анют! Зачем еще тебе было напрягаться?

Она пожала плечами, не сводя глаз с младших Симаковых.

— Мне это было не в тягость. И потом, в холода лишний термос с чаем лишним не бывает. Как и бутерброды. Особенно при наличии троих мужчин, у которых даже несложный труд на свежем воздухе обязательно вызовет прилив здорового аппетита.

Она беззлобно подшучивала, не скрывая радостной улыбки, и даже ребята не смогли долго противиться этому заразительному веселью.

— Спасибо, Аня, — соизволил поблагодарить старший, Коля.

Девушка только кивнула и принялась одеваться. Еще через несколько минут они покинули квартиру.

В машине было тепло, пришлось расстегнуть куртку и засунуть вязаную шапочку до поры до времени в карман.

— Ну и накочегарили вы здесь, ребята! — воскликнула она. — Как бы не свариться!

Симаков-старший, переглянувшись с сыновьями в зеркало заднего вида, убавил мощность обогрева.

— Это мы чтобы тебя не заморозить, — объяснил он.

— Спасибо. Но я не тепличное растение. И скоро вы в этом убедитесь.

Мужчины семьи Симаковых снова как-то многозначительно переглянулись, заставив Анну немного занервничать. Что это за взгляды такие? Неужели ребята опять что-то учудили, и теперь Саша старается контролировать их поведение, чтобы не испортить ей и себе самому долгожданный выходной? Что же это могло быть? Они говорили про нее за ее спиной что-то плохое? Что же? Или снова проявилась их мать, бывшая жена Александра? Но вроде как они договорились и почти поладили, не ссорились и не делали никаких выпадов в адрес друг друга. Нет, вряд ли это она. Анна тряхнула головой и отогнала неприятные мысли. Нечего галлюцинировать наяву. Лучше уж получать заслуженное удовольствие от приятных выходных.

Ехали недолго, болтая по пути. По сути разговор был ни о чем, о каких-то неважных мелочах вроде школьных баек от ребят и интересных рабочих историй от Анны. Александр не слишком вмешивался, и девушка не сразу это осознала. Он скорее направлял разговор, периодически бросая реплики, а вот болтали именно подростки и Анна. И когда она это поняла, внезапно похолодела то ли от страха, то ли от необъяснимого волнения, а уже потом прислушалась к себе и перестала дергаться. Все ж хорошо, зачем нагнетать?

Александр остановил машину на опушке небольшого леска, тянущегося куда-то в низину по пологому склону, прочь от автомагистрали. Там же, недалеко, стояли еще несколько машин, из чего можно было сделать вывод, что в лесу они будут не одни. То ли такие же охотники за ягодами бродили где-то неподалеку, то ли, что вероятнее, грибники. Да, заморозки уже были, но потом пришло потепление, и влажность была высокой. Может быть, и найдут они какие-то поздние грибы, Анна не очень в них разбиралась.

Разобрав рюкзаки и ведра, компания двинулась в глубину, вслед за Александром. Он остановился у поляны, с которой открывался живописный вид, и показал рукой куда-то в сторону:

— Видите? Нам туда. Там как раз заросли терновника.

Анна присмотрелась. Да, действительно, среди обычных для этих мест берез, рябин, дубков, почти полностью сбросивших листву, терновник, оставшийся уже совсем голым, отливал синевой ягод, и этот оттенок сильно выделялся на общем фоне. Перепутать было невозможно, и цвет обещал неплохой урожай. Она кивнула головой, поправив шапку. Хоть и потеплело после недолгих заморозков, но в лесу было намного холоднее, чем в городе. Хорошо, что она выбрала теплую куртку. Лучше перестраховаться, чем замерзнуть и потом заболеть.

— Ну что? Готовы? — Голос Александра был весел и бодр. — Тогда двинули!

Они продолжили путь, выбирая более сухие участки. Даже влажная, листва чуть шуршала под ногами, смягчала шаг, делала его более плавным, как показалось девушке. Она давно не была в лесу, а потому с удовольствием смотрела не только под ноги, но и по сторонам. Парни шли сразу за отцом, она замыкала шествие и старалась не отставать от этой длинноногой семейки, но все равно рассматривать места, по которым они шли. Лесок был чуть запущенным, часто попадались сухие и сломанные деревья, пни, то тут, то там валялись коряги. По уму, приехать бы сюда весной с большой компанией, разобрать залежи, почистить тропинки, сделать пространство чуть более уютным, а потом устроить небольшой заслуженный пикничок… Это было бы здорово, нужно не забыть и за зиму найти желающих.

Группка тонких молодых березок привлекла ее внимание. Они еще не сбросили листву полностью и сияли золотом, дрожащим на ветру. Так красиво это было, что девушка остановилась, залюбовавшись. Ей почему-то подумалось, что они чем-то похожи на нее: такие же молодые, тонкие, золотоволосые. Почему-то очень захотелось подойти к ним, поздороваться. Анна не смогла противиться этому желанию.

— Саш! — позвала она. — Погоди!

— Что? — обернулся он, услышав.

— Я сделаю небольшой крюк. — Она указала рукой в направлении, куда собиралась.

Он недоуменно посмотрел на нее:

— Зачем?

Она пожала плечами в ответ. Но внезапно ее поддержал Коля.

— Пап, ты глянь, сколько там коряг! — сказал он. — А вдруг мы там грибы найдем?

Симаков-старший поднял бровь:

— Так мы ж вроде не за грибами приехали.

— А что, они лишними будут? — не согласился подросток.

Мужчина подумал несколько секунд и кивнул.

— Давайте тогда разделимся и пройдемся по этой полянке, а потом и вон по той. — Он указал рукой чуть дальше. — Так и с маршрута не собьемся, и если что-то найдем, то будет отлично.

— Я с тобой, — подал голос Артём.

— Получается, тебе с Аней идти, — сделал вывод Александр, обращаясь к старшему сыну.

Коля посмотрел на девушку из-под капюшона, потом перевел взгляд на отца, сделал неопределенное движение плечом.

— Я не против.

Анна тоже не была слишком против, поскольку такое разделение было единственно правильным: один подросток — один взрослый. И в принципе ей был все равно, с кем из Сашиных детей идти. Но она почему-то подспудно ждала возражений со стороны парня, а потому несколько удивилась. Посмотрела на него внимательно, спросила:

— Ты в грибах разбираешься?

Он вернул ей пристальный взгляд.

— Я очень хорошо знаю несколько видов, — буркнул он. — Только их и собираю. И мне сдается, тут должны быть опята.

Внезапно Анна почувствовала странную боль в руке — на том самом месте, где весной у нее был перелом. С чего бы вдруг? Все давно зажило, она нигде не ударялась, руку ничем еще не нагружала. Глупости какие-то. Надо будет потом Сашу спросить…

Они пошли каждый своим маршрутом. Анна тоже могла бы отличить опята, но ее основной целью были березки. К ним она направлялась, позволяя Коле двигаться рядом, в поле ее зрения. Когда дошла, прикоснулась ладонью к шершавой коре, погладила ласково, стала шепотом разговаривать с деревьями, так тихо, чтобы парень ее не слышал. А потом, снова поддавшись порыву, обняла одно особенно понравившееся ей дерево и замерла на несколько секунд, прислонившись лбом к стволу и закрыв глаза. Неизвестно откуда пришло теплое, успокаивающее чувство, словно встретилась с родней, словно попала туда, где была нужна, долгожданна и любима. Девушка стояла, обнимая дерево, сосредоточившись на своих ощущениях, слушая звуки осеннего леса и легко улыбаясь. Чтобы не забыть, что рядом с ней подросток, на которого нужно поглядывать, пришлось приложить ментальное усилие.

Коля увлеченно шарил под какой-то корягой, согнувшись в три погибели. Анне видны были только скрюченная спина и рюкзак на ней, и девушка, снова погладив ствол дерева, двинулась в сторону напарника.

— Все нормально? — спросила она, чуть наклонившись.

Парень поднял голову, и девушка увидела, что он улыбается.

— Вы это видели? — Он указал рукой на свое ведерко, в котором дно уже было прикрыто грибами. Как смогла определить Анна, это и правда были опята. — Там еще есть.

Девушка посмотрела в сторону, куда Коля указывал, и увидела несколько группок грибов. Приходилось признать, что выглядели они весьма аппетитно.

— Поможете? — снова подал голос подросток, и Анна кивнула.

Вместе они несколько минут в молчании собирали грибы — осторожно, аккуратно, споро. Потом двинулись вдоль шеренги так понравившихся девушке березок, пошуршали в траве, нашли еще несколько грибных семеек, и те тоже скоро перекочевали в ведро.

— Тебе так и ягоды некуда собирать будет, — шутливо посетовала Анна, когда они с Колей рядом шли к еще одной большой коряге, которая привлекла внимание парня.

Он улыбнулся уголком рта, но это была именно улыбка, а не ухмылочка.

— У вас есть ведро, — сказал он. — А у меня в рюкзаке — еще пара запасных пакетов. Если что, они тоже подойдут.

— Даже так… — протянула девушка. — Вы хорошо подготовились, смотрю.

— Всякое бывает. Пусть лучше будет, места не занимает.

Она не могла не признать его правоту. И этот неожиданный улов тоже странным образом поднимал ей настроение. А ведь они еще даже не подошли к ягодам…

Яркие куртки Александра и Артёма мелькали чуть дальше, уже ниже по уровню, ближе к месту их назначения. И, судя по позам, ребята тоже или что-то нашли, или усиленно искали. В любом случае, порожними в город они точно не вернутся.

— Аня, — вдруг позвал Коля, и она обернулась на голос. — Могу я с вами поговорить?

От неожиданности девушка чуть отступила.

— Мы и так говорим, — буркнула она.

— Конечно. Но я хочу поговорить с вами так, чтобы отец не узнал. Вы можете мне пообещать, что не расскажете ему о нашем разговоре?

Анна снова похолодела. Вернулось ощущение, беспокоившее ее в машине. Что он там такого придумал, что нельзя Александру сказать? Гадости будет какие-то говорить, что ли? И тут же она себя одернула. Не будет. Нормальный подросток. Колючий, как они все. Со своими тараканами. Но не подлый и не хитрый, это она уже успела понять. А что не слишком ее любит, так и она тоже никогда не стремилась стать ему мамочкой — у него своя есть. Не надо пацана подозревать в плохом.

— Зависит от темы, — честно сказала она. — Я же не знаю, может, от того, узнает твой отец или нет, будет зависеть что-то важное. Как я могу скрыть от него? Что я за пара ему, если не буду с ним честна?

Коля отвел взгляд, поковырял ногой очередную корягу, сделал несколько вздохов, поставил ведро с грибами на землю.

— Я хочу рассказать вам о чем-то важном. Но вы должны пообещать, что отцу не передадите. С ним у меня будет свой разговор.

Когда парень осторожно взял ее за руку и проникновенно посмотрел в глаза, она подумала несколько секунд, внутренне подобралась и согласно кивнула. И почувствовала, как место старого перелома снова будто пронзило огнем.

Глава 2

За полгода до того

«Боже, ну мне дадут поспать в этом доме или нет? — сквозь сон думала Анна, пытаясь всплыть из моря странных видений, в которое погрузили ее выпитые накануне снотворные. — Стоило начать жить одной, чтобы все равно не иметь возможности выспаться!» «Море» было слишком глубоким, чтобы девушка могла выплыть из него просто и легко, но настойчивый звук звонящего телефона все сверлил и сверлил ее, и постепенно сон уходил, как уходит вода от берега в отлив.

Странно, но все то время, пока Анна жила на этой съемной квартире, спать по утрам ей почти не давали. Сначала ее романтическое увлечение, Денис Михалёв, почти каждый день приезжал рано перед работой, чтобы провести с ней время. Потом шеф, Вадим Константинович, повадился названивать еще до ее прихода в офис, находя какие-то новые срочные дела, которые нужно было обсудить вот прямо сейчас. Еще позже эту его дурацкую привычку подхватил технический директор их фирмы, Святослав, который по просьбам Анны взялся дополнительно обучать девушку всяким премудростям и особенностям систем пожаротушения, видеонаблюдения и охраны, которые они продавали и монтировали. Славик также стал ее частым спутником, когда они на его машине ездили на объекты, поэтому мог позвонить ранним утром, чтобы уточнить какие-то мелочи. А уже потом соседи, с которыми она потихоньку, спустя чуть менее чем полгода проживания в этой квартире, стала налаживать контакты, поняли, что она просыпается рано, и стали то в гости забегать, чтобы кофе выпить, то к себе звать, то приглашать поболтать и покурить перед работой. Так что, несмотря на близость места жительства к месту работы, Анна так и не смогла перейти на более поздние подъемы, как когда-то надеялась. Иногда она даже шутила, что это такая энергетика у квартиры и ее собственная, персональная карма в комплексе.

А теперь, как говорил один известный политик, «никогда не было — и вот опять»[1]. Раннее утро, а телефон звонит. Звонили настойчиво, не принимая во внимание то, что хозяйка, может быть, не хочет никого ни видеть, ни слышать. Несчастный телефон все проигрывал и проигрывал, не прекращая, мелодию входящего звонка. Анне отчего-то стало его жалко больше, чем себя. Чтобы не мучить «бедную зверюшку», как она мысленно назвала несчастную технику, девушке пришлось кое-как вытащить себя из сновидений. С трудом поднявшись, она прошлепала к мебельной стенке, на полочке которой лежал многострадальный аппарат. Девушка мысленно отругала себя, что не догадалась отключить звук, когда ложилась спать. Но слишком ругаться было тоже неверно, поскольку к моменту отхода ко сну она была уже изрядно измучена и приключениями предыдущего дня, и их ночным продолжением. Поэтому теперь приходилось хотя бы узнать, кому неймется на этот раз.

Звонила мама, и когда Анна все-таки приняла звонок, заговорила громким голосом с отчетливо заметными нервными интонациями:

— Аня, что там у тебя случилось? Почему ты трубку не берешь так долго?

Анна поморщилась и отодвинула телефон подальше от уха, чтобы не оглохнуть. В этом вся мама: если ей что-то нужно, медицина бессильна и любые препятствия по колено.

— Я вообще-то сплю, мам, — проговорила девушка непослушными губами.

Голова была мутной и тяжелой, сон до конца не отступил, а правая рука, затянутая в пока еще белоснежный гипс, ныла и болела. Значит, вчерашний перелом ей не померещился. А жаль…

— Ну вот, спишь! Солнце высоко, а она дрыхнет! Опять гуляла всю ночь? — В голосе мамы сквозило не столько недовольство, сколько нечто похожее на ханжество: дескать, приличные девушки по ночам не гуляют.

— Угу, гуляла. — Губы почему-то ощущались, как бабушкины традиционные вареники на кефире — большие, мягкие, пушистые… И такие же непригодные к удобослышимой дикции.

— И где же? С кем?

«Опять допрос с пристрастием, — медленно проползло в голове у Анны. — И не лень же!» Тем не менее, она ответила:

— На даче у Андрея Решетникова шашлыки жарили. Я же тебе рассказывала, что мы собираемся, ты забыла, что ли?

— И что, всю ночь?

— Нет, не всю, — вспылила девушка, но проснулись только чувства, а разум пока еще подремывал, изредка дергая ножкой, когда проваливался в сон глубже. Только этим можно было объяснить, что дальше она ляпнула то, что собиралась скрыть от родителей: — После шашлыков мы в «травму» ездили, я руку сломала.

На том конце воцарилось молчание. Гулкая тишина, которая за время паузы успела вползти к Анне в мозг и устроить там неожиданную побудку. От осознания того, что сделала, девушка мгновенно проснулась.

— Как сломала?! — воскликнула мать.

— Да так… Как люди руки ломают…

— Так это же ты теперь ничего делать не сможешь? Бедная моя! — продолжала эмоционировать Нина Дмитриевна, не давая дочери вставить слово. — Ну не переживай, мы с папой приедем и поможем тебе.

— Мам, не на… — начала было Анна, но поздно: в трубке шли короткие гудки.

Девушка в полном обалдении от собственной глупости уставилась в стену, потом выругалась вслух и отправилась в ванную, чтобы хоть как-то привести себя в порядок до приезда родителей. То, что небрежение в этом вопросе может потом ей аукнуться, она не подозревала — знала наверняка.

Родители явились через час с небольшим. За это время Анна успела умыться и почистить зубы левой рукой, что оказалось интересным опытом, потом выпить чаю, который тоже приходилось наливать неведущей рукой. Рань, кстати, оказалась не такой уж несусветной — мать позвонила около девяти часов утра. Анна даже в выходные обычно не спала до такого часа, если только не гуляла перед этим всю ночь. Так что когда звонок домофона вырвал ее из задумчивости, девушка уже была одета в домашний халатик, в рукав которого оказалось можно продеть затянутую в гипс руку, кое-как причесана и более-менее готова к общению с родителями. Хотя, если по правде, хотелось проигнорировать звонок и прикинуться, что ее тут нет и не было никогда. Девушка пожурила себя за трусость и впустила не слишком желанных гостей.

Мать появилась в дверном проеме в сопровождении отца как обязательного «кузнеца»[2]. Анна отметила про себя еще раз, что и так не горела желанием видеть дорогого предка, а принимать его у себя — и того меньше. Но родители, совершенно не обращая внимания на выражение лица дочери, уверенно вошли в квартиру, поставили на пол два пакета с чем-то, чего девушка пока не видела, и стали разуваться, как ни в чем не бывало.

Только потом они внимательно осмотрели Анну и, судя по всему, увиденное им не понравилось.

— Аня! Боже! Так это правда! — воскликнула мать, подбегая к дочери и заглядывая ей в лицо снизу вверх. — У тебя все-таки перелом!

— Перелом, — кивнула Анна, едва подавляя в себе зевок, и уточнила: — А ты на что надеялась? Что я шуточки шучу в воскресенье утром, чтобы вас насмешить?

Отец поморщился при ее словах. Он вообще часто морщился и делал страшные лица, когда находился рядом с ней. Видимо, так выражалась его великая любовь, из-за которой, не иначе, он выставил ее из дому прошлым ноябрем, а она пошла на принцип, не стала униженно проситься назад, а, напротив, нашла себе квартиру, в которой прекрасно проживала до сих пор и чувствовала себя намного лучше, чем в родительском доме.

— И как тебя угораздило? — хмуро спросил Игорь Сергеевич, осматривая ее и следя взглядом за тем, как его супруга пытается ощупывать великовозрастное чадушко, безуспешно пытающееся удрать. — Ты что, дралась, что ли?

— Игорь! Что ты такое несешь? — тут же возмущенно перебила мать, не заметив, как изменилась в лице девушка. — Она тебе что, гопник какой-нибудь?

Мужчина отмахнулся.

— Но как-то же она руку сломала… — протянул он, внимательно следя за выражением лица и движениями девушки. Ей было ясно, как день, что ничего хорошего по этому поводу он не думает.

— Я спать хочу, — невпопад сказала Анна и широко зевнула.

Отец аж подобрался весь. Почему-то тема Анниного недосыпа действовала на него, как красная тряпка на быка. Он был уверен, что у этого недосыпа, как и у ее усталости, может быть только одна причина — мужики. А с тех пор как девушка все-таки призналась, что поссорилась со своим бойфрендом, отец и вовсе уверился, что она ведет беспорядочную сексуальную жизнь.

— А если бы ты… — начал было он, но девушка махнула рукой, развернулась и молча ушла на кухню.

— Игорь, опять ты начинаешь! — прошипела Нина Дмитриевна и двинулась вслед за дочерью.

Анна одной здоровой рукой пыталась достать из шкафчика чашки, чтобы налить родителям чаю. Пока они будут заняты хотя бы им, ее не будут так уж сильно прессовать. У нее почти это получилось, но мать налетела вихрем, все отобрала и велела отдыхать. И пока чай наливали и не спеша пили, Анна вкратце изложила родителям официальную версию событий. Самым сложным было не сболтнуть лишнего и не выложить истинную историю, потому что это снова принесло бы проблемы. А проблем у девушки хватало и так.

Официальная версия была такой: спешила на маршрутку, чтобы ехать на встречу с другом, у которого на даче потом жарили шашлыки. Как водится, поскользнулась, упала, закрытый перелом, очнулась — гипс.[3]

На самом же деле все было несколько иначе, но родителям девушка не призналась бы даже под страхом смертной казни или отлучения от синагоги. Потому что история уходила корнями в недавнее прошлое и тянула за собой еще массу всяких неприятных и неудобных обстоятельств.[4] В офисном центре, где работала Анна, к ней пытался подкатывать парень из соседнего агентства недвижимости, Игорь Гавриш, известный своими любовными похождениями. Девушка отказала ему, но в достаточно грубой форме, поскольку именно в тот день ее выгнал из дома отец и она переживала по этому поводу. То ли сам отказ, то ли его форма взбесили парня, он стал преследовать Анну. Ей на выручку пришел сначала Денис Михалёв, а потом и брат Валентин, что обозлило Гавриша не на шутку. Он избил девушку и усилил свое преследование, а потом начал распускать о ней грязные сплетни. Узнав о сплетнях, Денис в свою очередь избил его, велев забыть про Анну, как про страшный сон. На время это помогло, но потом подсевший на наркотики Гавриш взялся за старое и попался на пути девушки как раз в тот момент, когда она действительно спешила на встречу с Андреем, другом детства. И тут уже совершенно озверевшая Анна не стала ждать, когда кто-нибудь выступит в ее защиту, тем более что несколько месяцев назад она рассталась сразу с двоими мужчинами, которых безумно любила, а потому после этого не боялась уже ничего. Гавришу, что называется, прилетело, причем настолько сильно, что он, выше и мощнее девушки, перепугался до полусмерти и рванул от нее так, будто за ним черти гнались. Эта стычка привела к тому, что он странным и непонятным образом оказался на пути у «скорой помощи», которая его сбила. Анна же с переломанной рукой несколькими часами позже оказалась в травмпункте той же самой больницы, которая чуть раньше приняла и прооперировала ее преследователя.

Правда, история на этом не закончилась. На приеме в «травме» оказался Александр Симаков, который несколькими месяцами раньше был лечащим врачом Игоря Сергеевича Денежко, отца Анны, и стал ее возлюбленным, с которым ей потом пришлось расстаться. При этом оба продолжали любить друг друга до беспамятства.

Ну как, как всю эту «санта-барбару» можно было рассказать родителям? Они из всего произошедшего знали только, что Анна и Александр встречались, а потом расстались, и даже это не вызывало у них положительных чувств. А еще их тревожило, что между влюбленными была разница в пятнадцать лет. Так что Анна молчала, как пленный партизан на допросе у фашистов. И чтобы разговорить ее, нужно было что-то более серьезное, чем просто ворваться к ней, воспользовавшись ее слабостью.

Однако попытки все равно делались.

— Аня, а ты в нашу «травму» ездила, да? — с невинным видом спросила мать, наливая себе еще чашку чая. Под «нашей» она явно имела в виду вторую городскую больницу, находившуюся минутах в десяти езды от дома родителей и чуть дальше — от Анны.

Девушка пожала плечами.

— Куда ж еще?

Повисло молчание, и прятавшаяся за чашку Анна едва не рассмеялась, наблюдая, как переглядываются родители. Понятно же было, что они пытаются что-то выведать про Александра. Но облегчать им задачу девушка не собиралась.

— И как там? Быстро приняли? Или много людей было? — продолжила Нина Дмитриевна.

— Немного. Мы ночью приехали, основная масса уже рассосалась.

Еще попили чаю.

— А доктор хороший попался? — был задан очередной вопрос.

— Хороший, — едва сдерживая улыбку, ответила Анна. — И на рентген провел без очереди, и обезболил, да и потом с собой снотворное дал, чтобы я хоть немного поспала.

Тут она не соврала. Александр все это сделал. Девушка только умолчала о горячих поцелуях, которыми пара скрепила воссоединение и которые сняли боль лучше любого анальгетика. Но это было только между ним и нею.

— Действительно, хороший доктор… — протянула мать, перекидываясь взглядом с мужем. — Не помню, чтобы к нам кто-то так относился…

Неудовольствия не было в ее голосе, и жалобы не было, звучало что-то такое, что Анна сразу не смогла бы назвать, но что ощущала кожей. Нина Дмитриевна как будто обдумывала следующую мысль и при этом уже знала, каким будет ответ на ее невысказанный вопрос. Пауза повисла в воздухе готовым сорваться дождем.

— Тебя случайно не Симаков принимал? — наконец решилась она спросить напрямую.

Анна поймала паузу, поддержала ее, покачала на руках, примеряясь к весу. Посмотрела на нее так и этак, оглядывая и любуясь. Хорошая пауза получалась, театральная, глубокая. За такую паузу «Оскара» легко получить можно. Или этим же «Оскаром» — по голове. Девушка приложила все усилия, чтобы не измениться в лице, и спокойно ответила, швыряя паузу о пол:

— Симаков.

О, выражения лиц родителей были достойны кисти великого художника! Сколько экспрессии! Сколько эмоций и их оттенков! Какая игра света и тени! Какие краски! Впору аплодировать! Но Анна не аплодировала. Напротив, в ней снова просыпался гнев. Казалось бы, живя отдельно, они с родителями научились поддерживать шаткое равновесие между их любопытством и ее независимостью… Но не тут-то было, оказывается. Их по-прежнему невероятно волнуют подробности ее личной жизни — и не подумайте, что это пошло бы на пользу.

— Почему ты нам сразу не сказала? — отмер первым отец.

— А зачем? — все с тем же неестественным спокойствием вернула подачу Анна. — Разве имеет значение, какой врач наложит гипс? От этого скорость заживления никак не зависит.

— Но зависит твое будущее! — Игорь Сергеевич вскочил на любимого конька и теперь несся на нем во весь опор. — И настоящее тоже!

Он был прав, ее жизнь теперь снова зависела от Симакова, но не так, как думал отец. И Анна не собиралась ничего никому рассказывать, а тем более родителям. Потому что, чтобы рассказать, нужно для начала самой понимать, что происходит, а она не понимала. Вроде бы воссоединились они вчера, и он тоже был в восторге от этого… Но если это был только сон, бред, навеянный болью, усталостью, страхом и лекарствами? Что если она выдавала желаемое за действительное? Или если ночью Александр всего лишь поддался эмоциям, а потом, уже при свете дня, успел передумать и теперь будет относиться к ней только лишь как к пациентке? Девушка побледнела, сама того не чувствуя, и это стало для родителей поводом поднять новый шквал эмоций.

— Аня, что? Тебе плохо? — всполошилась мама.

— Хорошо ей, — не согласился отец, уже на повышенных тонах, — только я в точку попал. Что-то у них там нечисто. — Он повернулся к дочери: — Что у вас вообще произошло? Ты нам так и не рассказала, почему вы расстались. А теперь что получается? Вы разошлись, но он тебя лечит. А что будет дальше?

Анна чуть подалась назад, чтобы чувствовать спиной холодную ткань спинки кухонного уголка.

— Дальше я буду носить гипс и ждать, пока зарастут переломы, — тихо ответила она. — И я бы отдохнуть была не прочь, если вы дадите мне такую возможность. Но если вы приехали меня допрашивать, то выход вон там. Доктор сказал, мне нужен покой и сон, а нервничать противопоказано. Это ясно?

Игорь Сергеевич побагровел и открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут вмешалась Нина Дмитриевна.

— Тихо! — рявкнула она на мужа. — Вообще-то Аня права. Ей действительно нужно отдыхать. И помощь тоже не помешает. Ты помнишь, зачем мы сюда приехали?

— Я… — попытался было продолжить мужчина, но жена снова перебила его:

— Мы зачем сюда приехали, я тебя спрашиваю!

И тут случилось то, чего обе женщины давно не видели: Игорь Сергеевич замер, умолк, опустил глаза и, подавшись вперед, наугад протянул руку, как если бы хотел погладить дочь по затянутой в гипс руке. Правда, он тут же опомнился и руку убрал, но этого хватило, чтобы Анна проглотила вертевшиеся на языке язвительные слова и тоже промолчала. Новая пауза повисла над кухней, ожидая своей номинации на «Оскар».

Больше девушку никто не пытал. Подшучивали по-дружески, но особенно не приставали, пока готовили еду, а потом мать помогла ей принять душ, чего девушка сама утром сделать не смогла, и вымыть длинные волосы, которые после поездки на природу и шашлыков очень в этом нуждались. И Анна даже немного успокоилась, уверенная, что, пусть у нее и выбыла временно из работы одна рука, беспомощной она не будет.

Родители задержались почти на целый день, только под вечер стали собираться домой, в стотысячный раз поинтересовавшись, не нужно ли Анне еще чего-то. Отец продолжал время от времени ворчать, мать периодически скатывалась в жалость, но в целом это было почти терпимо. Только Анне очень хотелось улечься и отдохнуть, потому что завтра маячила работа. Хоть ей и выписали больничный лист, сидеть дома она не собиралась, потому что понимала: волка ноги кормят. Она менеджер по продажам, болеть дома ей просто не по карману. Нужно оплачивать квартиру, нужно что-то кушать, а теперь вот и на лекарства деньги нужны будут. Рука к вечеру стала болеть просто нестерпимо, и девушка ловила себя на том, что обращается с ней еще бережнее, чем утром. Кроме того, от боли уже очень хотелось побиться головой о стену, но при родителях приходилось держать лицо, терпеть хотя бы до тех пор, пока она не останется одна.

И вот когда уже в последний, как было озвучено, раз мать спросила, не нужно ли еще чем-то помочь, снова зазвонил домофон. Анна никого не ждала, а потому опять удивилась. Кто это еще? Вроде бы никто не звонил, чтобы предупредить о визите. Что за еще один сюрприз ей в этот день? Прижимая к себе загипсованную руку на перевязи, чтобы не трясти ее лишний раз, девушка дошла до двери и сняла домофонную трубку.

— Кто там? — не слишком дружелюбно спросила она, отметив про себя, что сегодня вообще скатывается в мизантропию.

— Это я, Ань, — ответили из трубки. — Впусти меня, пожалуйста.

И Анна снова замерла, только на этот раз в сладком предчувствии, щедро замешанном на страхе и волнении. Этот голос она никогда бы не забыла, потому что он жил в самом ее сердце. Девушка открыла дверь подъезда, потом дверь квартиры, оперлась плечом о стену в ожидании. Родители подтянулись в коридор, интересуясь, кто пришел. Она только молча ждала. Говорить сил у нее не было.

Александр шагнул в проем, неся перед собой букет белых роз. Совсем как в тот давний день, когда они с Денисом, два ее любимых человека, столкнулись в этой самой прихожей. День, который так резко и безжалостно разделил ее жизнь. День, когда она потеряла обоих. Дежавю накрыло, и девушку затрясло. Ничего не понимающий Симаков уставился на нее сверху вниз, потом обвел взглядом прихожую, увидел родителей Анны, медленно моргнул.

— Добрый вечер, Игорь Сергеевич, — произнес он, чуть кивая, потом добавил: — Добрый вечер, Нина Дмитриевна.

— Здравствуйте, Александр Николаевич, — ответила женщина, а ее муж только молча пожал протянутую руку доктора.

Анна стояла, все так же прислонившись к стене, и лицо ее было бледным. Симаков не стал долго раздумывать, сунул букет Нине Дмитриевне:

— Поставьте в воду, пожалуйста!

А пока она решала, что делать с цветами, мужчина подхватил Анну на руки и понес в комнату, она даже слова вставить не успела. Уложив ее на диван, он присел рядом, пощупал пульс, заглянул в зрачки, потрогал лоб. Потом спросил:

— Рука сильно болит?

Анна кивнула.

— Сейчас решим, — успокоил Александр и позвал, чуть повысив голос: — Нина Дмитриевна, принесите стакан воды, пожалуйста!

— Саша… — тихо и неуверенно начала Анна, и он внимательно посмотрел на нее, ожидая продолжения. — Я не ожидала тебя увидеть…

— Если ты не хочешь, чтобы я тут был, я уйду. Только сейчас приведем тебя в порядок — и уйду.

Он поднялся, чтобы принять стакан воды, который протягивала ему мать Анны, но девушка решила, что он уходит, и вцепилась в него обеими руками. Переломы отозвались болью, она охнула.

— Тихо… — успокоил Александр, осторожно убирая сломанную руку обратно на диван. — Береги руку. Я же сказал тебе: никаких движений. Понимаешь? Никаких!

Он достал из висящей на длинном ремне сумки блистер с таблетками, одну из них бросил в стакан, и она тут же зашипела. Игорь Сергеевич дернулся было к ним, но Нина Дмитриевна, перехватила его, покачав головой. Ни Анна, ни Александр на них не смотрели. Мужчина поил девушку из стакана, поддерживая ее голову.

— Вот, — сказал он, когда она допила. — Скоро тебе станет легче. Боль отпустит. И ты сможешь поспать.

— Спасибо, — прошептала девушка, но он положил палец ей на губы.

— Молчи и отдыхай. Ты слишком бледная. И пульс у тебя рваный. Мне это не нравится.

Игорь Сергеевич все-таки добрался до них и присел на краешек дивана.

— Что это значит? — требовательно спросил он Александра. — Что вы ей дали? Что с ней? Почему она такая бледная?

Он хотел еще что-то спросить, но Симаков стал тут же отвечать.

— Я дал ей обезболивающее. Хорошее. До утра боль будет терпимой или вовсе перестанет ощущаться. Аня выспится. Кстати, о бледности. Очень похоже на переутомление, так что ей нужно отдохнуть и выспаться. Дальше будет легче.

Спокойный, отработанный на сотнях пациентов голос действовал, и Анна почувствовала себя дома — там, где ей стоит быть. Нина Дмитриевна качала головой в такт его словам, и только Игорь Сергеевич продолжал нервно ерзать на диване.

— А вы… — начал он сбивчиво. — Вы… Почему вы…

— Почему я что? — поинтересовался Александр очень вежливым голосом, но девушка видела, что глаза у него нехорошие.

— Почему вы тут? — выпалил отец Анны. — Вы же расстались! А врачи из «травмы» не ходят по домам к пациентам, тем более не носят им букетов. Что все это значит?

На последних словах его голос пополз вверх, и это было уже похоже на требование. Но доктора пронять не смогло.

— Это значит, — медленно и уверенно сказал Симаков, — что мы с Аней помирились. И больше не расстанемся. Именно поэтому я здесь. Моя любимая женщина больна, и я буду ее лечить. — Он сделал паузу, очень внимательно и с обещанием посмотрел в глаза сидящего напротив мужчины. — Понимаете, Игорь Сергеевич? Ваша дочь — моя любимая. И она всегда будет под моей защитой. Хорошо бы вам это запомнить.

 Выражение приписывается В. Черномырдину (1938—2010), советскому и российскому политическому деятелю. Считается, что в оригинале фраза звучала так: «Отродясь такого не бывало, и опять то же самое». (Здесь и далее — прим. автора)

 Анна ссылается на диалог из фильма «Формула любви» (1984 г., реж. М. Захаров): — Она не одна придет, она с кузнецом придет. — А зачем нам кузнец? Нам кузнец не нужен.

 Неточная цитата из фильма «Бриллиантовая рука», 1969 г., реж. Л. Гайдай.

 Подробности этой истории — в романе «Я в мужчинах защиты искала…»

Глава 3

Игоря Сергеевича и Нину Дмитриевну не так просто оказалось выпроводить, но Александр был рядом, и только одно его присутствие уже добавляло Анне сил и решимости. Казалось, с его помощью она способна горы свернуть, что уж говорить о таких мелочах, как прощание с родителями. Оставшись вдвоем, новоиспеченная пара сначала долго молчала. Казалось, неуверенность накрыла обоих с головой, было непонятно, что говорить, что делать теперь, как вести себя. За прошедшие месяцы они успели отвыкнуть друг от друга, что было очень заметно. Но в молчании рождалось что-то новое, оба понимали, а потому уже сознательно не торопились его нарушать. Анна продолжала лежать, удобно устроив больную руку на подушке рядом с собой, Александр сидел на краешке дивана, вытянув ноги и почти касаясь ими тумбы, на которой стоял телевизор. Они посматривали друг на друга, но не встречались взглядами.

Первым заговорил мужчина.

— Ну вот, ты уже выглядишь лучше, — сказал он, довольно кивая. — Бледность уходит, и глаза более здоровые. Как чувствуешь себя?

Она еще помолчала, теперь уже не отводя глаз, глядя на него. Потом ответила:

— Легче, спасибо. Твоими заботами. Кажется, твое лекарство уже начинает действовать.

Он кивнул.

— Но особенное тебе спасибо за то, что ты помог выпроводить моих предков, — добавила она. — Они, конечно, помогли, не спорю, и покушать приготовили, и мама мне голову вымыла, и ухаживали за мной, чтобы я руку не напрягала… Но знаешь, я очень от них устала. Напряжение было постоянное. Я боялась что-то сказать или сделать — что-то «не то», если ты понимаешь… — Она сделала движение пальцами в воздухе, словно изображая кавычки.

— Понимаю, — снова кивнул он.

Девушка вздохнула.

— Ну вот… Теперь, когда они уехали, а ты остался, я спокойна, мне легко, и чувствую я себя намного лучше.

— Тебе спокойно со мной? — спросил мужчина, и ей показалось, что в его голосе прозвучало сомнение.

— Да. Очень.

— Ты правда все еще любишь меня? — произнес он еще тише.

Она улыбнулась, поймала здоровой рукой его руку, заглянула в глаза, где в карей глубине дрожало ее отражение.

— Очень люблю, Саш… А ты не передумал?

Он покачал головой и склонился над ее рукой, нежно целуя.

— Я никогда не передумаю. — Вышло невнятно, смазанно. — Это какое-то чудо, что ты все еще меня любишь и мы наконец можем быть вместе. И между нами никто не стоит. Поверить не могу.

— Я тоже, — призналась Анна, потом несмело, шепотом попросила: — Поцелуй меня.

Он поднял лицо от ее руки, посмотрел. Так, наверное, смотрят на принесших благую весть ангелов — неуверенно, радостно, в волнении и трепете, с едва скрываемым страхом. Она бы не хотела, чтобы он так смотрел, такой взгляд пугал. Но когда он приблизился, навис над ней всем своим ростом, плечами, руками, она перестала бояться и захотела только одного: чтобы это никогда не закончилось. Пусть он будет рядом, пусть всегда вот так закрывает ее своим телом от невзгод и неприятностей жизни. Пусть всегда будет ее.

А когда наконец их губы снова встретились, она забыла думать. Просто провалилась в пламя, упала в пылающую бездну, не помня себя, мира, боли, страха. Был только он, ее мужчина, и тот огонь, что лился в нее через поцелуи. Огонь, которого ей так давно не хватало. Огонь, в котором она едва не сгорела. И только Александр, видимо, почувствовав ее состояние, сумел найти в себе силы, оторваться от нее и тут же уселся прямо на полу у дивана, так чтобы видеть ее лицо, быть близко.

— Ты нормально? — поинтересовался он.

— Угу, — пробурчала она, недовольная, что он отстранился.

Поцелуи любимого что-то высвободили в Анне, какое-то чувство, которое она долгое время сдерживала. Жадность, что ли? Жадность до его ласк, объятий, прикосновений. Жажду по его присутствию, разговорам, взглядам. Желание узнать этого человека ближе, проводить с ним больше времени. И ей казалось, что внутри у нее образовалась темная беззвездная пустота, заполнить которую мог только он. Нет, это не было отсутствие смысла жизни или самой жизни как таковой, когда человек ищет другого человека, чтобы тот стал его жизнью. Это было нечто другое. Анна помнила и про свою работу, и про друзей, и про любимые книги, и про все остальное, что составляло ее размеренный жизненный ритм. Но Александр… Его слишком долго не хватало, он отсутствовал, и ощущение было такое, словно у нее авитаминоз, а он — необходимый витамин.

Она едва подавила в себе порыв потянуть его к себе, на себя, прижаться — это было бы слишком резко, глупо, собственнически. Да и оттолкнуть мужчину такой жаждой девушка не хотела. Но когда он отстранился, ей показалось, что свет померк.

Наверное, это отразилось в глазах — Александр придвинулся ближе. Она увидела его приоткрытые губы, еще влажные от поцелуев, и все тело тряхнуло, как от электрического разряда. Черт подери, да она просто без ума от этого мужика!

— Я просто без ума от этого мужика… — бессознательно прошептала она, не совладав с языком, и тут уже тряхнуло Александра. Не от боли, как когда-то давно, когда он узнал о другом мужчине в ее жизни. Не от боли — от страсти, от желания, от такой же любви, которая горела и в ее сердце.

— Аня… — выдохнул он, и теплое дыхание щекочущей волной пробежало по коже ее лица.

Девушка не смогла больше лежать, села, опустила ноги на мягкий бежевый ковер, который не так давно купила и на котором сидящий высокий шатен смотрелся роскошно. Потянулась к нему обеими руками, вздрогнула от боли в переломанной кисти, но не прекратила движения. Коснулась мужского лица кончиками пальцев.

— Я без ума от тебя, — повторила чуть громче. — Черт подери, это бесполезно скрывать!

— И не надо! — Он был категоричен, и типично мужское самодовольство с ярким эротическим подтекстом ему невероятно шло. — Потому что я от тебя — тоже.

Он наслаждался прикосновениями, пока девушка мягко и осторожно гладила его по лицу, улыбался, как сытый кот на майском солнце, и в каждом взгляде, в каждой улыбке было такое обещание, что Анну окатывало горячей волной с ног до головы. Было в этом что-то от мазохизма, девушка сознательно сдерживала порывы, не позволяла себе ничего более, чем легкие прикосновения, а тем временем все тело, все существо ее буквально выло от желания. Было больно и вместе с тем сладко идти по этой грани, не зная, насколько тебя хватит, в какую сторону качнет и в какой момент ты свалишься в самую глубину, теряя себя и забывая обо всем…

— Ань… — хрипло позвал Симаков, прерывая ее самоистязание. — Можно я останусь?

— А? — не поняла она, так далеко погрузившись в свои ощущения, что даже, кажется, значения слов забыла.

— Можно я останусь? — повторил он. И тут же продолжил, то ли увидев что-то на ее лице, то ли поймав какую-то свою мысль: — Я не буду приставать, обещаю. Я никуда тебя не тороплю, ты ничего мне не должна. Просто очень хочется быть рядом, я не в силах оставить тебя. — Он сглотнул. — Тем более тебе все равно не будет лишней помощь…

Она переместилась на пол, уселась рядом с ним на ковер, положила голову на плечо.

— Что ты меня уговариваешь? — шепнула с улыбкой. — Как будто сам не видишь, как я стосковалась по тебе. Мы столько всего пропустили и упустили, столько потеряли… Столько всего нам нужно снова найти…

Александр потерся щекой о ее макушку.

— Значит, можно?

— Ага. — Анна улыбнулась, пользуясь тем, что мужчина не видит ее лица. — Но только учти: под стенкой сплю я.

Только теплый раскатистый смех был ей ответом.

В то солнечное апрельское субботнее утро Анна снова работала. Необходимость подняла ее рано, и уже к восьми часам девушка была на объекте, куда с вечера вызвонил ее потенциальный клиент. Он наконец созрел и готов был подписать все бумаги, а потому просил Анну приехать и еще раз пройти по территории вместе с ним, посмотреть в последний раз, не нужно ли внести коррективы в спецификацию, прежде чем заключить договор. Она с радостью помчалась, куда ее звали, хоть и место находилось где-то, как она считала, в «заднице мира». С этим бизнесменом повезло, их познакомил Андрей, у которого мужчина заказывал монтаж кондиционеров, и когда девушка узнала, о каком объекте речь, ей сначала чуть плохо не сделалось. Потенциальный клиент владел небольшой компанией по грузоперевозкам. На вверяемой фирме Анны площади располагался автопарк, склад с несколькими погрузочно-разгрузочными терминалами, офис и даже небольшая автомойка. Помимо машин компании, на этой мойке мылись и сторонние, что приносило владельцу небольшой, но постоянный дополнительный доход. Площади были внушительные, оборудования требовалось немало, и девушка «окучивала» нового знакомого всерьез, понимая, какие комиссионные это сулит. Поработать пришлось, но, кажется, теперь все получалось, так что она на перекладных добралась до объекта и вцепилась в товарища мертвой хваткой. Результатом стали подписанные документы, которые Анна повезла в офис техникам для дальнейшей обработки и запуска в исполнение. А когда она думала о том, что в понедельник шеф первым делом узнает о ее очередном успехе, настроение и вовсе взлетало.

В таком настроении самое то было ехать на пикник, который организовывал у себя на даче Андрей. Потерявшись после детских лет, проведенных в крепкой дружбе, они снова встретились в больнице, где отец Анны лечился у Александра Симакова, а в соседней палате того же отделения лечение проходил Андрей. Воссоединение прошло легко, и они снова общались так, словно и не было всех этих лет. Анна знала обеих девушек друга, с которыми он все так же продолжал встречаться, журила его за это, но на их собственном общении его любвеобильность не сказывалась. Они любили друг друга, как настоящие брат и сестра. И пикник с шашлыками у него на даче солнечным весенним днем обещал радость и удовольствие.

Анна вернулась домой, сделала быструю уборку в квартире и обнаружила, что уже перевалило далеко за полдень. Вот тебе и на! Как всегда за работой, время летело незаметно. Но радость не проходила. Девушка гордилась собой. Она пересмотрела купленные для пикника продукты и решила, что еще пара бутылок вина лишними не будет, а потому помчалась в магазин недалеко от дома, прямо напротив офисного центра, где работала. Там можно было разжиться необходимым.

Но этот магазин, видимо, приносил ей только неудачу. Когда она уже выходила из него с пакетом в руках, на самом крыльце рядом с ней снова возник Игорь Гавриш, ее преследователь. Она попыталась было сразу поменять направление и удрать, не вступая с этим наркоманом в переговоры, но он не дал, заслонил проход, чем вызвал неудовольствие других посетителей. Кое-кто из них его даже обругал, но его это нимало не смутило, и возможности убежать у Анны так и не появилось. Наконец они худо-бедно спустились, но девушка вспомнила историю почти полугодовой давности и не совершила той же ошибки, что и тогда, — не стала двигаться в сторону дома. Напротив, она пошла в направлении офисного центра, делая вид, что именно туда ей и надо, что оттуда она пришла. Высокий худощавый парень быстро двигался рядом, что-то говорил, но девушка не слушала, что именно. Ей хватило только нескольких услышанных слов: «Ты все равно будешь моей, даже если сама не хочешь». Теперь хотелось только сбежать, спрятаться, а уже потом думать, что делать дальше. Этот ненормальный не внял ни просьбам, ни угрозам, ни даже физическому воздействию со стороны Валентина, а потом и Дениса. Столько месяцев прошло, а он все так же преследовал ее и распускал о ней сплетни. Впрочем, сейчас ей было уже совершенно все равно.

Так они дошли до офисного центра. Уже в переходе, где кроме них не было никого, а до поста охраны было еще далеко, Гавриш снова попытался ее схватить. Он превосходил девушку в росте и весе, и силы были явно неравны, но Анна уже дошла до нужной кондиции. Не сказать, чтобы она боялась, страх давно покинул ее, хоть понятно было, на что способен этот человек. Скорее все это уже серьезно злило. Испортить такой день, когда все получалось, когда она парила в предвкушении времени, которое проведет с приятными людьми! Да и сколько можно вообще? Идиот совсем, что ли?

Она положила пакет с бутылками куда-то в угол, чтобы не разбить, и, даже не стараясь сбросить руку, которой Гавриш цепко держал ее за предплечье, повернулась так, чтобы быть к нему лицом к лицу. На ней были джинсы, свитер, кроссовки, так что ничто больше не сковывало движений. И ситуация, в которой она оказалась снова зажатой в угол, словно преследуемое животное, разбудила в девушке что-то звериное. Анна почему-то вспомнила свое старое баскетбольное прошлое. Вспомнила, как, будучи по специализации защитником, принимала натиск нападающих противника, как обманывала, обыгрывала их, защищая свое кольцо. И сейчас это ощущение отлично влилось в тело. Стоять до конца. Защищать свое. Свое здоровье, красоту, свободу. Защищать свою жизнь.

Она расставила ноги пошире, как в стойке защитника, наклонила вперед корпус, став еще ниже своего мучителя, и ему внезапно оказалось неудобно ее держать, он инстинктивно подался вперед. Лицо его стало ниже в пространстве, ближе к ней, и девушка, не задумываясь ни о чем, сначала боднула его головой в грудь, потом резко поднялась и ударила макушкой в челюсть нападавшего. Когда тот от неожиданности и боли выпустил ее руку, Анна не стала ждать, а со всей имеющейся силы добавила в челюсть правой рукой, сжатой в крепкий кулак. Била так сильно, что голова мужчины отлетела назад, он громко застонал, в руке девушки остро запылала боль.

Но отвлекаться на болевые ощущения было некогда. Бежать она тоже не собиралась. А потому, не мешкая, еще раз ударила туда же, двинулась вслед за ним, подключив еще и левую руку, стала бить уже в корпус, вместе с тем пригибаясь и отклоняясь, избегая его ответных ударов. В силе она определенно проигрывала, но на ее стороне был фактор неожиданности и невероятных размеров злость, распространявшаяся на все тело, на весь разум, все сознание. Все поменялось в мире. Хватит бегать и прятаться! Пусть теперь эта мразь наркоманская от нее побегает!

Анна еще раз, как будто боли и не было, ударила Гавриша кулаком в лицо. Он опять взвыл что-то неопределенно-матерное, попятился назад и внезапно дал стрекача, только его Анна и видела. Дверь перехода захлопнулась с тихим стуком-шелестом, а девушка стояла, склонившись вперед, не выходя из стойки, и просто смотрела вслед убежавшему.

— Будешь знать, как лезть ко мне, сволочь, — процедила она сквозь зубы, сплюнула на бетонный пол, подхватила свой пакет левой рукой и двинулась домой, чтобы дождаться друга и поехать-таки на пикник. Настроение снова было отличное. Оказалось, нужно только набить кое-кому морду.

Она уже не видела того, как ошалевший от страха и боли Гавриш опрометью умчался в сквер, спрятался где-то в зарослях распускающейся сирени, подальше от глаз гуляющих людей, нервно дрожащими руками достал из кармана пакетик и забросил в рот несколько таблеток, а потом долго сидел, пялясь в пустоту.

Но его злоключения на этом не закончились. Выйдя из мрачного забытья со странными видениями, которые подарили ему наркотики, Гавриш очень захотел пить, но пошел не в магазин, который был к нему ближе, а почему-то обратно в офисный центр. Ему казалось, что Анна все еще там, и он помнил, что у нее было вино. Хотелось поговорить с ней и распить бутылочку вина — может, тогда она перестанет его ненавидеть и станет теплее относиться? Он мчался, на разбирая дороги, ворвался в переход, миновал пост охраны и рванул к лифту. Людей в центре не было совсем, да и кто там будет вечером в субботу, кроме отдельных работающих личностей с авралом? Но Игорь не очень понимал, что за день и какое время, в его голове была только одна мысль — про Анну и вино. Он не думал, где именно будет искать девушку, он не думал даже о бредовости своих мыслей. Он вообще ни о чем больше не думал.

Именно поэтому, наверное, новая встреча стала для него не меньшей неожиданностью, чем для Анны — встреча с ним. Когда открылся лифт и из него вышел Денис Михалёв, оба вообще не сразу поняли, кого видят. А когда поняли, события вышли на новый уровень. Гавриш, напрочь утративший способность мыслить здраво, рванул к неприятелю с криком:

— А ну, говори, где Аня!!

Михалёв же, ошалевший не только от вида врага, но и от его поведения, а потом еще и от упоминания имени девушки, тоже думать связно не мог, а потому тело думало за него. Каменный кулак со всего размаху впечатался в уже пострадавшую ранее челюсть. Раздался характерный хруст. Гавриш отлетел назад, заорал благим матом, развернулся и бросился в обратном направлении. Он уже не думал ни о чем вообще. Его гнал примитивный, животный страх. Бежать, уйти, спрятаться, чтобы не нашли, не достали больше. Он выбежал на улицу и помчался, расталкивая прохожих, не разбирая дороги, убегал, петлял, как если бы за ним гнался тот, кто был ему опасен.

А потом он выбежал на проезжую часть, где неслась карета «скорой помощи» с включенным проблесковым маячком. Водитель не успел бы затормозить даже при желании, он только выкрутил руль до предела, избегая столкновения. Но тело Игоря все равно врезалось в машину и отлетело в сторону, чтобы его, бессознательное, через несколько минут забрала та же самая «скорая» и повезла в ближайшую больницу, где, по странному стечению обстоятельств, о поступлении в приемное отделение пострадавшего в ДТП сообщили дежурному травматологу Александру Симакову.

— Собственно, в какой-то степени именно благодаря приезду Гавриша я и попал в травмпункт, — продолжил свою часть рассказа о недавних событиях Александр. — Если бы это был любой другой человек, я бы отправился в операционную, собирать его, а так я просто не мог. — Он поднял глаза на Анну и от его взгляда ее снова жаром обдало. — Никак не мог. Я собой не владел. Готов был зарезать его прямо там. И зарезал бы.

Девушка успокаивающе погладила его по руке. Было одновременно жутко и приятно от того, что любимый мужчина готов ради нее на убийство. В ее жизни такого не было еще никогда.

— Вот и пришлось просить Изольду меня подменить. Она ушла оперировать, я занял место на приеме.

— И тут я нагрянула…

Он кивнул и улыбнулся:

— Хреновый повод встретиться снова месяцы спустя, согласен. Но если бы не это, я даже не знаю, что было бы… Ведь мы страдали оба, а первый шаг навстречу никто не хотел делать.

— Кстати, ты-то почему? — спросила Анна, меняя положение тела, чтобы не опираться на сломанную руку. — Ну, я девочка, и все такое. — Оба улыбнулись. — Но и от тебя не было ни звонка, ни эсэмэски. Ни-че-го. Отрезал — и всё. Сказано: хирург.

Александр тоже поерзал, устраиваясь поудобнее, укладывая голову на поддерживающую руку.

— Я был уверен, что ты осталась с Денисом. Потом встретил их с женой у нас на приеме, узнал, что это не так, но теперь уже подумал, что не нужен тебе, раз ты сама не звонишь, хоть и порвала с ним…

Он мотнул головой, словно отгонял наваждение или морок, и, кажется, немного покраснел, хотя поручиться девушка не могла бы, слишком темно для этого было.

— В общем, любовь до гроба, дураки оба, — констатировал Симаков, протягивая руку и гладя Анну по щеке. — Я больше не буду таким идиотом, обещаю.

— Я надеюсь, Саш, — мягко засмеялась она. — С нас достаточно одной глупой меня.

Как и предупреждала ранее, она лежала с той стороны дивана, что была от стены, и смотрела на него с таким теплом и ожиданием, что Александр подумал, не ведет ли он себя как идиот прямо сейчас. По всему выходило, что ведет. Он лежал на боку, повернувшись к ней и подперев голову рукой, смотрел на нее и улыбался, как безумный. Или как пьяный. И уговаривал себя перестать бояться, что она оттолкнет его. Не могла она оттолкнуть, слишком уж похоже на него выглядела, так же влюбленно и глупо. И ее расширенные зрачки, полуоткрытые губы и вздымающаяся грудь не могли лгать. Или он действительно полный идиот.

— Ань… — тихо позвал он, подаваясь к ней, — я, конечно, обещал тебе и другое чуть раньше… Что не буду приставать… Но, кажется, этого обещания сдержать не смогу.

Он закончил фразу практически ей в губы, так близко они оказались, но девушка не отодвинулась. Приняла его поцелуй все так же жарко, как делала это всегда с их первого раза. И все осталось за дверьми: и недопонимания прошлого, и боль, и страхи, и преследователи, и родные, и друзья. В тот миг никто им не был нужен. Потому что только их воссоединение имело сейчас значение.

Уже потом, уставшие и счастливые, они лежали, раскинувшись на диване и глядя в темный потолок. Дыхание постепенно успокаивалось, по телу растекалась приятная истома, глаза начинали закрываться, и волны сна уже накатывали на обоих. Александр разорвал эту сладкую тишину, сказав:

— А знаешь, по мне, так получилось ничем не хуже, чем в наш первый раз.

— Хорошо, да, — отозвалась Анна, не открывая глаз и уже плавая в полудреме. — Будем считать, что наш второй первый раз удался.

Он тихо засмеялся, смех его наполнил комнату, и в ней стало еще уютнее.

— Можешь мне кое-что пообещать? — спросила девушка.

— Ммм? — Мужчина тоже уже не в силах был разговаривать.

— Я понимаю, что каждый раз так хорошо не будет… Но дай слово чести, что никогда не будешь ко мне безразличен и небрежен со мной.

Александр даже открыл глаза, так зацепили его слова подруги.

— Я… — заговорил было он, потом запнулся, умолк. Начал заново: — Я никогда не буду небрежен с тобой. Никогда, слышишь? Ни в постели, ни в здоровье, ни в быту, ни в любом из дел, которые мы будем делать. Никогда. Обещаю.

— Верю, — тихо ответила девушка. И он поверил, что она верит.

В ту ночь Александр Симаков крепко спал впервые за долгие месяцы, и его не беспокоили призраки прошлого. А его подругу не беспокоила боль, потому что он не был с ней небрежен.

Глава 4

Утро началось привычно рано, но и Александр, и Анна чувствовали себя на удивление хорошо. Оба отдохнули, выспались и были готовы к подвигам, в том числе и трудовым. Симаков сбегал к машине, забрал оттуда пакет с необходимыми вещами, который прихватил из дома в надежде на то, что Анна разрешит ему остаться. В итоге никто никогда не догадался бы, что ночевал он не дома. И одежда была свежей и отглаженной — девушка поделилась с ним утюгом, — и выбрит он был чисто, и приятно пах после душа. Анна, в свою очередь, воспользовалась помощью любимого в душе, а потом — в подгонке шарфа, который должен был выполнять роль перевязи для руки. Также она получила очередной бесценный опыт чистки зубов неведущей рукой, а потом просто неторопливо пила кофе, пока мужчина собирался. Выходить на работу ему нужно было раньше, а у нее оставалась еще масса времени, которое она собиралась потратить на сладостное ничегонеделание.

Но самым приятным для обоих оказалось то, что и совместное пробуждение, и утренние рутинные хлопоты ощущались естественно. Присутствие рядом другого человека не вызывало неловкости или раздражения, не было неуютно, не хотелось сбежать, как они оба втайне боялись. Все было ровно так, как нужно. Как будто они уже тысячу лет жили вместе и притерлись.

Выходя, Александр напомнил:

— Руку бережешь и держишь на перевязи, сумку носишь на плече, по необходимости принимаешь обезболивающее. Не геройствуешь, не терпишь, не страдаешь. Ага?

— Ага, — кивнула Анна. От заботы любимого человека, так стремительно вернувшегося в ее жизнь, она просто таяла.

Поцелуй на прощание, обещание созвониться в перерыв — и вот уже она снова вернулась на кухню допивать кофе, слушать радио, наводить красоту одной рукой — левой. И только вымытые чашка и тарелка Александра на сушилке да теплый древесно-травяной запах его парфюма в воздухе напоминали о том, каким радостным было ее пробуждение. День, который так начался, просто обязан был остаться таким же приятным.

Но он таким не стал. Понедельник решил, что он день тяжелый, а потому стал создавать Анне препятствия на каждом шагу. И ничего серьезного вроде, но с ведущей рукой в гипсе даже самые простые действия вызывали сложности. И если на кривоватые стрелки на веках можно было махнуть рукой, то ехать в транспорте на встречу с потенциальным клиентом, одной и той же рукой пытаясь придержать висящую на плече сумку и удержаться за поручень — это была задача со звездочкой. И записывать потом заметки — тоже левой рукой — легче не было ни на грамм. Работа шла медленно, Анна злилась, допускала ошибки и к вечеру, возвращаясь в офис взбудораженной и раздраженной донельзя, оступилась в маршрутке и упала. А когда вышла на своей остановке, не смогла сдержаться и разрыдалась. Стояла на тротуаре, не дойдя даже до крытого остановочного комплекса, ловила лицом порывы ветра и ревела, как девчонка, уронившая в лужу любимую сахарную вату. Сумка сползала с плеча, рука под гипсом болела и невыносимо чесалась, похвастаться в работе за день было нечем, так еще и это обидное падение! Девушка хлюпала носом, пыталась удержать слезы, но они все лились и лились. Прохожие обращали на нее внимание, неодобрительно косились, обходили, а она все стояла и плакала. Жалко себя было просто невероятно.

— Эй, ты чего? — раздалось рядом. — Что это еще за показательные выступления? Что случилось, Ань?

Она посмотрела в сторону, откуда звучал голос, уже зная, кого увидит.