солнце превращает кожу в гербарий теней
Когда ты всем надоедаешь, о тебе тут же начинают выдумывать, что ты постарел и стал высокопарным, и наконец ты и сам готов в это поверить и сделаться капризным, глухим и неповоротливым. Для многих это искушение оказывается непосильным, но только не для меня
В этом и заключается трагедия типа, описанного Дэшли: глубина, красота, гармония, которые человек способен обрести в самом себе, в конечном итоге приводят его к тому, чтобы полностью отказаться от внешнего мира, порвать связи с теми, кто его любит — и, что самое пугающее, с теми, кого любит он сам.
Их было так много — предстоящих мне строительных хитростей, комнат, предметов мебели, украшений, направлений ветра и сторон света, что я путался в них и радовался этой путанице, как ребенок, который с головы до ног вымазался в краске. Я был очень молод. Мне не терпелось начать.
А полки я хотел сколотить из еловых досок — самых пахучих, в серебристой смоле, из-за которой всегда кажется, что у черных елей с их ночными дремучими ветвями звездная светлая кровь
Когда ты всем надоедаешь, о тебе тут же начинают выдумывать, что ты постарел и стал высокопарным, и наконец ты и сам готов в это поверить и сделаться капризным, глухим и неповоротливым. Для многих это искушение оказывается непосильным
когда человек, пусть даже самый разумный на свете, видит гриб, им овладевают первобытные инстинкты, с которыми невозможно не считаться.
я учился уютному искусству отличать честную лисичкину рыжину от вероломной рыжины опавших березовых листьев.
закаты были такие, словно бы Бог ел варенье из красной смородины, а потом пальцем вымазывал остатки с фарфорового блюдца.
я лежу на спине и не спеша принимаю в дар от наступившего дня все отпущенные мне боли одну за другой — колени, и поясницу, и шею, и правый висок, — и среди них непременно полагается быть тому факту, что я остался без нее
