Оглавление

1. Дуэль

Становилось всё холодней, свежий, ещё первый в этом году, ноябрьский снег медленно опускался на мокрую землю в свете тусклого газового фонаря. Два человека встретились и, быстро пожав друг другу руки, отправились в одном направление. Стараясь передвигаться как можно тише, они огибали лужи и густо выдыхали пар из-за высоко поднятых воротников. Один сказал другому:

— Я бы ни за что не согласился если бы сам граф не просил.

— Не дрейфь, если никто не проболтается, всё будет в порядке. — Ответил ему товарищ.

— Ну а тебе неужели не страшно? Ты же в первый раз?

— Я отличный фехтовальщик, против Андрея мне нечего бояться. Ещё раз тебе говорю, если никто не проболтается нам опасаться нечего. Негодяя надо наказать…

Лужи, лужи и снег, словно продралась небесная перина, тишина, ни ветра, ни птиц. Звуки голосов двух быстро идущих молодых людей гасли в этой тишине между хлопьями пушистого снега. Они спешили на назначенную дуэль как на первое свидание. Секундант нервничал гораздо больше, и опасался он не за жизнь друга, а имея в виду возможные последствия.

Скользкая тропинка свернула от дороги в сторону погоста, скрипнула старая калитка. За деревьями, на ещё не занятой покойниками полянке, молодых людей ждала вторая группа лиц чуть более многочисленная. Дуэлянты практически без промедления направились к предполагаемому барьеру.

— Честь имею! — Меч прошелестел, вылетая из ножен.

Острое, длинное, хорошо отточенное и наполированное лезвие заявило о себе, блеснув в расползающемся между деревьями и памятниками предрассветном тумане.

Мир снова для меня ожил. Предвкушение крови и запах пота, рука хозяина на эфесе, кислая вонь страха и ещё не переваренного борща в желудке нашего противника. Я оживаю каждый раз, когда человек готов с моей помощью отправить кого-то на тот свет. Это и жизнью назвать в прямом смысле слова нельзя, так всплеск каких-то эманаций или ещё что-то в этом роде. Но какая на самом деле разница, каждый должен быть рад и тому, что имеет. Вместе с этим проблеском жизни появляется нечто похожее на желание, но не как хотение, а как предвкушение предопределённости.

Я чувствую, что снова ворвусь в чужую жизнь прорубая тело противника словно бурдюк быстрым актом вивисекции, выпустив наружу содержимое этого сладко пульсирующего мешка чувств.

Но придётся немного подождать, вначале Меч воткнули в мёрзлую землю у барьера. Наверное, с точки зрения этих чванливых созданий оружием в руках, которых он являлся, такое действие могло бы быть и унизительно, но Меч не опускался до переживания эмоций. Он просто вершитель чужой воли.

Рядом с Мечом, когда тот в состояние экзистенции готов хаотично препарировать живую плоть, крутится Чёрненький, в ожидание своего улова. Меч иногда беседует с ним, иногда держится в стороне. Сейчас, уже можно разглядеть, как этот плут вьёт нить высокомерного презрения на прялках двух гордых сердец. Дуэль — прекрасное лакомство, Чёрненькому будет чем поживится.

— Андрей, не угодно ли будет… — Секундант начал фразу, установленную правилами.

— Нет, не угодно. — Оборвал князь Андрей. В его жилах кипела жажда мести за публичное оскорбление хоть и заслуженное.

Анатоль, собственно второй молодой человек, виновник дуэли, спокойно подошёл к барьеру и положил руку на знакомый эфес. Бились на своих саблях. Это было оговорено заранее.

«Анатоль сегодня хорош». — Подумал Меч, который называл себя именно так. Несмотря на то что люди, как правило, называли его саблей. Дело в том, что в мире откуда он был, любое оружие, похожее на меч, называют мечом. Там не делают различий. Вот и наш Меч не привык называться как-то иначе. Хотя в мире девятнадцатого века считался офицерской саблей.

«А Чёрненький хорошенько оседлал хозяина», — продолжил внутренний диалог Меч, — «Когда он так активно участвует, Анатоль обычно выходит сухим из воды».

Танец, открывающий Мечу дорогу в наш мир, начался. Чёрненький подначивал сражающихся, подливал «маслица» в жар ярости. Ещё несколько точных фехтовальных движений хозяина и Меч не сомневался, что скоро пронзит врага.

После соприкосновения с горячей кровью Меч словно врывался в реальность мира людей, вновь родившись в ней, испытывал неподдельный интерес ко всему происходящему. Естественно он задавался вопросом «почему». В чём причина событий, участником которых он становится? Кто прав, а кто виноват?

Анатоль не заставил долго ждать своего стального друга, поняв что действительно сильнее противника, он ускорял темп, подогреваемый холодной яростью, до тех пор пока Андрей не оступился. Воспользовавшись этой оплошностью, Анатоль подытожил его судьбу.

Меч вошёл до половины, под рёбра, в левый бок. Сладко-солёный аромат крови, скольжение вглубь ещё живой плоти и убегающая навстречу лезвию жизнь, которую на выходе подстерегал довольный чёрненький.

Началась главная часть священнодействия, Меч наблюдал, для него происходящее замерло и где-то в ожившем сознание разворачивался сюжет:

Офицерский клуб, у которого, конечно, было название, но Меч как-то не придавал именам чужого для него мира значения. Душный запах одеколона, табака и пролитого шампанского. За окнами ещё темно, но скоро первые солнечные лучи разгонят собрание этих людей по квартирам. Анатоль заходит в комнату, разговаривая о чём-то с Графом, где пару минут назад Андрей проигрался в карты и теперь в попытке реабилитироваться разгорячённый травит наимерзейшую байку про знакомую всем даму.

— Я, знаете ли господа, — говорит Андрей, покачиваясь словно матрос после долгого плавания, — провожу там ладонью а она…

— Это Вы про Анну Николаевну изволите рассказывать? — Ледяным от ярости тоном спрашивает Анатоль.

— Как Вы изволили слышать. — Надменно, но слегка нетвёрдым от выпитого голосом отвечает Андрей.

— Немедленно извинитесь и не позволяйте себе больше таких скабрёзностей в приличном обществе!

Андрей обводит товарищей наигранно удивлённым взглядом, словно ища среди них приличного, и говорит в ответ покровительственно игриво:

— Вы Анатоль, возможно, недавно приехали в Петербург и ещё очень однозначно смотрите на вещи с высоты вашей провинциальной неотёсанности, а настоящий гурман смакует не только процесс, но и рассказ. — Кривая влажная улыбка сделала прореху на надменном лице Андрея, которую Анатоль заделал звонкой пощёчиной.

— Честь имею.

— Завтра на рассвете… Я Вас научу манерам! — Презрительно сплюнул Андрей.

— Разделаю как животное. — Со злобой прошипел Анатоль.

Их развели по разным комнатам. Собрание вскоре разошлось, залы опустели, и только огонь трещал на поленьях в ещё не прогоревшем камине.

«Значит мы боремся за правое дело». — Подумал Меч уже вполне живой и согретый чужой кровью.

Уплетающий вкусную трапезу Чёрненький смотрел на него и ухмылялся.

— Ты думаешь, Андрей негодяй и убить его было справедливо? — Спросил Чёрненький, читая мысли Меча.

— Я думаю, Анатоль поступил благородно, а это главное.

— Благодаря таким благородным я всё время сыт. Впрочем, ты и сам видишь, я от вас далеко не отхожу. Да и польза от меня твоему Анатолю есть. Где бы он взял силы для такой победы, не подлей я в него столько ярости? Но ты посмотри на Андрея подробней, посмотри…

В увядающем сознание поверженного врага легко читались мысли и оживали минувшие события, стоило только посмотреть. Меч не брезговал, он любил подглядывать факты чужих жизней.

Опять в том же клубе, чуть раньше: зелёное сукно стола, серьёзные потные и бледные лица, сквозь облака табачного дыма глядят влажно и надменно, растерянно. Андрей вскрывает и тасует новую колоду, смотрит в упор на Семёна. Тот довольный улыбается сквозь густые нафабренные усы.

Мысли в голове Андрея бегут обильно, хаотично, но весьма характерно: «Должен, должен сейчас быть и у меня счастливый расклад, не может быть так, чтобы весь вечер ничего, чтобы так карта не шла пять раз кряду. Словно нарочно, стоило похвастаться, что обыграю Семёна как ребёнка и как будто чёрт в колоду влез…».

Семён смотрит на него и улыбается, так словно знает какие у того на руках будут карты, на его лице застыла уверенность в себе.

А в голове Андрея продолжают стучать мысли: «Главное так хвалился всю неделю… Мне говорили: не обыграть тебе Семёна! Почему это тогда казалось простым делом? Бог с ним, что все деньги, присланные из поместья на полгода вперёд, уже спустил и в долги влез, ещё перезаймусь. Обидно, что хвастуном теперь выгляжу, товарищи подкалывать станут и за глаза смеяться».

Ситуация всё напряжённей, Семён готов играть ва-банк, Андрей бледный, как его накрахмаленная сорочка переворачивает свои карты — каре на десятках, у Семёна четыре валета. Под густыми чёрными усами расползлась довольная улыбка. А из презрительно скривлённых губ раздаются слова убивающие всякую надежду:

— Не судьба Вам сегодня Андрей Илларионыч отыграться. — Семён сгребает со стола приличную кучу ассигнаций. — Время уже позднее я притомился, день, знаете ли, нелёгкий был. — Он наигранно фальшиво ухмыляется в усы и накинув где-то рядом лежавшую шинель, небрежно рассовывает по карманам выигрыш и отправляется к выходу.

Рука товарища похлопала Андрея по плечу: то ли не унывай, то ли ну вот видишь братец, а ты хвастал. Почему-то жутко захотелось спать и вспомнилась Аня, так некстати накануне приставшая со своими чувствами. Дела последнее время и так шли не очень: управляющий стал меньше присылать из поместья, выговор по службе. Проигрыш теперь этот. И она лезет со своими чувствами, товарищи уже подтрунивают. Ладно бы хоть красивая была, а то так себе ни рыба, ни мясо. Жертва несчастной любви и поглумившегося над ней офицера. Потом роман с ещё одним и снова разрыв, эмоциональный, о котором стало известно. Нешироко, но свои все знали. И вот, ставшая уже почти притчей если не во языцех, то, по крайней мере, в мыслях офицеров, Аня выбрала Андрея предметом своих чувств.

«Ну почему, за что мне всё это?» — Думал Андрей, не отходя от стола.

Стало душно, расстегнул мундир и закурил, сотую, наверное, папиросу. С языка сама сорвалась сальная история… А мысли продолжали роится и толкаться в голове:

«Хоть как-то реабилитироваться, показать, по крайней мере, товарищам, что не раздавлен и есть ещё запал шутить. Почти закончил анекдот и опять некстати идёт Анатоль с Графом. Этот молодой провинциальный выскочка, которого по странной ошибке судьбы перевели в столицу, говорят в нём скрытый талант. Видимо, слишком хорошо скрытый. Непонятно только, что в нём нашёл граф. Но он, впрочем, всегда находит себе в компанию таких нахальных новичков, чёрт с ним его дело».

Гневное замечание Анатоля прервало рассказ Андрея, но мысли продолжали складываться в монолог, который слушал Меч в умирающей голове убитого:

«Оскорблён?! Анатоль оскорблён?! Ему то какое дело?! Это мадам, которая и так у всех на слуху. Про неё только ленивый шуток не травил. Точно провинциал просто не отесался ещё, проучить его и будет мне реабилитация перед товарищами и развлекусь заодно… Нет, не насмерть, так порезать на память, чтобы знал своё место…»

— И что ты хочешь этим сказать? — Спросил Меч, обращаясь к чёрненькому, посмотрев историю с другой стороны.

— Узнав поближе Андрея, ты всё ещё видишь благородство в его убийстве? — Ответил вопросом на вопрос Чёрненький.

— Низкий человек был. С низкими желаниями и мыслями. Даже знать про него больше ничего не хочется, вполне заслужил то, что с ним сделал Анатоль.

— Как по мне, так они все заслужили, но нельзя же всех убить… Ты думаешь твой Анатоль лучше?

— Он благородный!

— Ну, ну… — Облизываясь, и с довольной, сытой мордой сказал Чёрненький. — Побольше бы таких благородных! Обычный был человечишка, этот Андрей, с вполне обычными понятными мыслями, звёзд с неба не хватал, но и зла большого не приносил. Через несколько месяцев его и вспоминать никто не будет. А ты такие громкие слова роняешь. Низкий человек, подлец наверное ещё. Жил и вот так умер… Мир стал лучше? Нет. А хуже? Да тоже нет! Одна радость мы с тобой поговорить смогли.

Меч замолчал, задумался. Он всегда был уверен, что низость достойна смерти. Но, а вдруг Чёрненький прав и ничего не меняется в мире, если благородство торжествует… Как оно всё должно быть? Сложно сказать, Меч пока не знал.

Анатоль медленно, сильно и зло вынул саблю из обмякшего тела врага, отёр лезвие носовым платком и убрал её в ножны. Стояла гробовая тишина. Никто не ожидал что из пустячной пьяной ссоры выйдет убийство такое хладнокровное и неприкрытое.

— Зачем ты это сделал? — Шёпотом спросил секундант у Анатоля. — Договор ведь был до первой крови, достаточно было просто порезать.

— Андрей был низкий человек, мир без него будет лучше. — Сухо ответил его друг.

У Николая, так звали секунданта Анатоля, больше не нашлось слов. К друзьям подошёл стоявший чуть поодаль Граф, в совершенно спокойном состояние духа, словно всё происшедшее было само собой разумеющимся.

— Ты всё верно сделал мой мальчик, мужчина должен отвечать за свои слова. — И уже громко, обращаясь ко всем присутствующим, Граф добавил:

— Господа вы знаете что надо делать, а нам пора, здесь нельзя долго оставаться. — И, взяв под руки двух своих протеже, он быстро зашагал к выходу из кладбища. У Николая заплетались ноги, а Анатоль шёл молча и уверенно словно ничего не случилось.

Вечером, после чая, когда Анатоль сидел у окна и смотрел на то, как снег продолжает укрывать землю, в дверь постучал камердинер.

— Войди.

— Господин Вам письмо.

Анатоль взял благоухающий кусочек хорошо свёрнутой и заклеенной бумаги. Раскрыл. Там была короткая записка:

«Вы злобный и мерзкий человек, я больше никогда, никогда не хочу про Вас ничего слышать. Анна».

Анатоль свернул эти строки и убрал в карман поближе к сердцу.

2. Благотворительное мероприятие

Первый год последнего десятилетия девятнадцатого века был голодным: неурожай, эпидемия тифа и другие неприятные уже человеческие факторы способствовали увеличению смертности и народным волнениям. Приходилось возить в голодающие районы хлеб под конвоем. Анатоль участвовал в одном из таких мероприятий. Сам вызвался, не хотелось просиживать зиму по уютным кабакам благополучного Петербурга. Совесть призывала помочь людям попавшим в трудное положение, как-то поучаствовать в народном горе. Долгий переезд поездом, потом следование за медленно плетущимся обозом сквозь заснеженные поля и перелески необъятных просторов родины. Сотни голодных озлобленных глаз и бесконечно малые меры зерна по сравнению с бездонной пустотой и безысходностью в глубине их взглядов.

Время идёт и если не лечит, то стирает события, переводя их в память. Так и это дело было сделано, но ничего особенного, такого о чём можно было бы вспомнить в компании друзей не произошло, только бесконечно нудные разговоры в разных уголках вагонов поезда, с разными попутчиками, бесчисленные перекуры на станциях и привалах во время следования обозов и постоянные жалобы на судьбу и бедную долю от хозяев изб, в которых приходилось останавливаться.

Оставив это невесёлое путешествие позади, Анатоль разместился в гостинице недалеко от губернаторского дворца в областном городе «Т». Тяготы и моральные муки совершённого похода остались в прошлом и наш герой не был уверен, что будет способен к повторению чего-то подобного в будущем.

После горячей ванны, полностью обретя утраченное чувство собственного достоинства, и испытывая вследствие этого вновь появившееся ощущения достоверности существования, Анатоль отправился в дворянское собрание на благотворительный концерт. Вход был платный. Естественно, кто-то известный должен был петь, а кто-то не менее известный аккомпанировать, но главным было не это, а то что вырученные средства должны были пойти в помощь голодающим.

Несмотря на приглашённых звёзд регионального масштаба собрание получилось неинтересным, больше того, даже унылым в силу своей однообразной серости и абсолютной похожести на все подобные собрания по всем уездным и областным городам России. Пели и играли примерно так же как и везде: не хорошо не плохо, с провинциальным огоньком, но без утончённой подачи, к которой привык уже ставший взыскательным слух Анатоля.

Никто так не тяготится провинцией как бывшие провинциалы и Анатоль в этом плане совершенно не был исключением. Поэтому вечер можно было бы считать потерянным, если бы не одна симпатичная студентка, уверенная в существование потусторонних сил. Именно разговор с ней оживил Анатоля и не в силу близости ему затронутой темы, Анатоль был заядлым материалистом, а именно по причине миловидности собеседницы и живости приводимых ей аргументов. После непродолжительного спора, во время которого Анатолю выслушивать контраргументы оппонента было гораздо приятней, чем приводить свои, Наташа, так звали эту девушку, чтобы очевидным образом разрешить возникшие противоречия предложила своему новому знакомому, сходить к известной в местных кругах ведьме. Анатоль, конечно же, согласился и они, не откладывая в «долгий ящик» задуманное, отправились в предложенное девушкой место. Поймав на оживлённой улице города извозчика, Анатоль еле уговорил его ехать на окраину города, да ещё и по обозначенному адресу, услышав который ямщик запросил двойную цену. Делать было нечего, спор хотелось решить, да и не пасовать же перед девушкой из-за какой-то мелочи. Домчались, как говорится, с ветерком здесь извозчика упрекнуть было не в чем. Место и вправду было глухое. До избушки пришлось идти узкой тропинкой вдоль оврага, подъездной дороги к ней не было.

Анатоль уже начал проклинать своё любопытство глядя на посерьёзневшее лицо Наташи и пару раз оступившись выругался про себя как следует. Но через несколько шагов тропинка была посыпана печной золой и скользкой быть перестала, а сквозь густой сумрак декабря показался силуэт покосившейся избушки с маленьким огоньком догорающей свечки в окне.

Калитка была не заперта, собаки тоже не было, только кошка, в темноте они все чёрные, вилась у порога, просила впустить в избу. Анатоль приоткрыл дверь и постучавшись проговорил: «Извините, пожалуйста», — надеясь, как можно меньше напугать ночным посещением хозяйку, но и на морозе оставаться при этом недолго.

Из глубины избы что-то заскрипело, заворочалось и двинулось в сторону непрошенных гостей.

— Проходите. — Раздалось вдруг из темноты сеней, а потом скрипнуло протяжно и свет свечи в проёме приоткрытой двери осветил лицо пожилой женщины, вполне благообразное в белом платке и телогрейке она держалась за дверную ручку, предлагая движением головы пройти гостям внутрь избы.

— Марфа Степановна, здравствуйте, это я Наташа. Мы приходили к Вам с подружками давеча, помните, может?

— Помню, помню, проходи, конечно. — Старуха ещё раз издала скрип, то ли дверной створкой, то ли сочленением своих суставов и проковыляла со свечкой к столу в небольшой комнате у жарко натопленной печи.

— Мы матушка собственно к Вам вот по какому делу, — Начал Анатоль, — Сразу прошу извинить наше бесцеремонное вторжение, но мы с Наташей поспорили, и она, пытаясь убедить меня в существование тонких сил, пригласила к Вам в гости.

— Ну а что ж я, Наташенька, разве я чем могу в этом деле помочь?!

— Марфа Степановна, но как же? Он совсем, совсем неверующий, говорит, никого нет ни Бога, ни чёрта, ни домового, не лешего. Я же знаю, Вы одна можете в этом деле помочь.

— Зря ты так думаешь, если человек совсем неверующий, то чем же ты ему здесь поможешь?! Тут уже, как говорится, горбатого только могила исправит. А фокусы я показывать не умею, придёт время, он сам всё поймёт.

— Ну хоть судьбу его посмотрите! — не сдавалась Наташа.

— Ну это можно, надо только что бы господин мне передал, что ни будь.

— Это пожалуйста. — Анатоль был догадливый и быстро полез в карман за монетой.

— А, ну можно и так. — Сказала словно с удивлением старуха, поворачивая между пальцами двугривенный. — Садись сынок поудобнее.

Старуха наклонилась в сторону Анатоля и взяла его лицо двумя руками за обе щёки, посмотрела прямо в глаза. Тому сделалось неловко и захотелось высвободиться, но он сдержался.

— Со смертью ты дружишь, она по пятам за тобой ходит. Но пока её можешь не бояться. Судьба твоя тебя ждёт после того, как красные кони вброд пойдут. А то что ты не верующий это не беда, пока, скоро это исправится, а я тебе в этом не помощница.

Делать больше им было у Марфы Степановны нечего, да и она не особо способствовала тому, чтобы гости задержались. Анатоль с Наташей выбрались на улицу, мороз снова ополчился на щёки и нос, начав хватать за них бесцеремонно своими шершавыми пальцами.

— Вы сейчас извозчика пойдёте искать, будьте на подворотнях аккуратней. — Сказала у порога на прощание ведьма.

— Хорошо Марфа Степановна, будем, спасибо! — Сказал Анатоль, а про себя подумал: «зачем нам его искать он нас и без того дожидается». Но добравшись до того места, где они распрощались с извозчиком, обнаружили, что его и след простыл, а где искать нового непонятно.

— Вот каналья, — выругался Анатоль шёпотом, чтобы дама не расслышала, а громче сказал: — Наташа вы не замёрзли, может Вас к старухе вернуть, пока я буду искать новые сани?

— Ой не надо, нет, я лучше с Вами, мне к ней лишний раз не хочется, да и здесь не так далеко до тракта, я знаю, как дворами пройти, чтобы быстрей было.

Они отправились по предложенному Наташей маршруту, но проблема оказалась в том, что Наташа последней раз ходила этой доро́гой ещё летом и не предполагала, что зимой некоторые тропинки окажутся полностью заметены или завалены в результате активной деятельности дворников старательно разметавших мостовую и совершенно не заботящихся о тропинках, протоптанных обывателями между дворами.

Через некоторое время Наташа, очевидно, потеряла направление, и Анатоль начал выбирать дорогу, больше ориентируясь на свою интуицию, а не на Наташину память. Та часть города в которой они оказались, была пустынной, дворы тёмными и снег хрустел под ногами как накрахмаленный. За всё время их путешествия от ведьмы им не попалось ни одного живого человека на улице, и первая же встреча оказалась неприятной.

В одном из тёмных переулков Анатоль услышал позади едва различимый звук шагов. Он насторожился, шаги приближались, поступь явно была крадущаяся. Инстинкт самосохранения сделал своё дело, победив боязнь выглядеть нелепо. Он резко обернулся и чуть не столкнулся с человеком, приблизившимся к нему вплотную и занёсшим руку для удара небольшой дубинкой, которой можно легко оглушить человека, ударив сзади. Анатоль смог оттолкнуть нападавшего, но из тёмных закоулков к ним приближались ещё двоя. Пришлось отступить на два шага, прикрывая собой Наталью. Из оружия у него была с собой только сабля, которую он и обнажил с характе́рным звоном. Мужики злобно таращились голодными глазами и молча угрожали подручным скарбом: вилами, косой и цепом для обмолота зерна, ножом, куда же без него. Разобраться по-тихому у них явно не получилось, но теперь разбойники надеялись на быст