Начало
Странствуя по свету, я не закрываю глаз.
О. Генри
Сейчас, вспоминая события 2014 года, я как будто возвращаюсь обратно в то время. Прошлое становится настоящим, и мне снова 35 лет.
Меня зовут Денис, Денис Казак. Казак — это прозвище. Жил я в маленьком, но древнем городе — Великом Новгороде. Когда Крым стал «нашим», я трудился в охранной фирме юристом и все крымские события наблюдал по ящику и интернету. Во всех группах «Вконтакте» патриотично и искренне радовались изменениям, переменам. «Перемен требуют наши сердца», — как пел Виктор Цой. Всплеск пассионарности!
Казачьи группы были полны героических фотографий на фоне российских флагов и севастопольских пейзажей. На всех участниках были кубанки и зелёные брезентовые костюмы. Уже потом я узнал, что этот зелёный костюм стал символ крымской весны и называется «горка», аккуратная шапка из овчины или каракуля — кубанка — символ казака, его основной отличительный знак. Надел кубанку — значит казак!
Читая интернет-новости о казаках в Крыму, я откровенно им завидовал. Совсем недавно осознав себя казаком, — в нашей семье сознательно умалчивали о принадлежности к казачеству и «Белому движению» — теперь я всеми способами стремился показать свою принадлежность к этому великому народу. Ношу кубанку — сам сшил! — на груди куртки нашивка «Российское казачество». Занимаюсь верховой ездой на лошадях. Смотрю фильмы про казаков, песни тоже только казачьи. Одним словом, казак! Но всё это бутафорское. Я это чувствовал и в глубине души испытывал угрызения совести, когда слышал реплики про ряженых казаков. Успокаивал себя только тем, что один из моих прадедов всё-таки был настоящим казаком и сложил свою буйную головушку за счастье своего казачьего народа.
Завидуя парням в новеньких «горках», я закисал в нашем тихом городке, где ни казаков, ни флагов, а до Крыма, как до Берлина. Особенной радости по поводу «присоединения» я среди новгородцев не заметил. Нет, противников тоже не было, но как будто всем было всё равно. Город жил своей обычной полусонной жизнью, далекой от великих геополитических свершений.
Потом появился Стрелков и город Славянск; бородатый казак в чёрной папахе по прозвищу Бабай с автоматом в руке и георгиевские ленточки как символ «русского мира» — это закипел Донбасс. Но по телевизору совсем коротко освещали эти события. Пропаганда ещё не включила себя на полную мощность. Россия только вступала в мировую информационную войну. В интернете, наоборот, можно было увидеть ежедневные сводки с Новороссии (новое название Донбасса, тех районов Донецка и Луганска, которые не приняли Майдановский Путч в Киеве и объявили себя самостоятельными). Должна была повториться история с Крымом. Должна… но не повторилась! После мирных демонстраций на улицах Донбасса появились баррикады, на дорогах — бетонные плиты, балаклавы, автоматы.
Из местных жителей Донбасса стало формироваться ополчение для защиты от агрессивного произвола и нововведений националистически настроенной силы, которая захватила власть в Киеве и начала борьбу со всем русским в стране. И вот уже первые убитые — первые жертвы! Потом ещё и ещё — трагедия набирала силу, как снежный ком.
Женщины и старики. Фото крупным кадром на весь экран: человеческие тела на улицах, убитый мужчина в шлёпках и старых спортивках, мёртвая женщина с задравшейся юбкой и оголившимися белыми бёдрами — без лица. Длинные волосы струятся по асфальту, а лица нет: вместо головы каша из мозгов, кожи и волос. Они кажутся ненастоящими! Куклами! Я сотни раз видел смерть и мёртвых людей в кино: в фильмах про войну и в боевиках (сейчас любят показывать смерть — это пользуется спросом). Но там смерть показывают как будто по-настоящему, а здесь… Нет! Я не верю! Я не верю, что это лежат реальные люди. В одном из обычных городков, где жили обычные люди, играли дети на улицах, бабушки мирно сидели на своих лавочках, сейчас лежат трупы.
Судя по интернет-сводкам с Новороссии, там всё жарче и жарче. По жителям и ополчению работает «Град» (для тех, кто не знает, это реактивная система залпового огня, современная модификация «Катюши» времён Великой Отечественной войны) и даже бомбардировки авиацией. По городу стреляют из пушек крупного калибра. Пушек! Вы понимаете, что происходит?
Стрелков, один из первых лидеров ополчения, выступает с призывом о помощи: «У нас нет людей! Есть оружие, есть патроны, но нет людей! Защищать город некому!» Сразу вспоминаю советский мультик «Тайна третьей планеты» и робота с планеты «Железяка»: «Де-е-ержаться нету бо-о-ольше сил! Де-е-ержаться нету бо-о-ольше сил!» Под впечатлением от увиденного и услышанного во мне зарождается желание быть там.
Я не служил в армии. В семнадцать лет был осужден по статье за умышленное убийство на десять лет — вместо гордой службы в войсках специального назначения становился мужчиной уже в лагере общего режима. Моё знакомство с военной наукой было краткосрочным: ещё до получения срока, находясь в розыске по подозрению в совершении одного из своих преступлений, я, по просьбе моего товарища, — за вознаграждение, конечно, — опять же, скрываясь от правоохранительных органов, пошёл служить вместо него. Месяц службы в 329-м ооСпН, и на присяге меня опознают бдительные граждане. Так и закончилась моя армия. Дело замяли по-тихому. Позже я, может быть, вспомню и об этом периоде моей жизни поподробнее, а также о всех моих играх в соловья-разбойника.
До сих пор я жалею о том, что так и не стал тогда десантником. Десантником был мой отец, десантником был мой дядя, десантниками стали многие мои бывшие друзья. Я же, в конце концов, стал юристом с профилем работы в охранных структурах и опытом малолетнего уголовника.
Я всё больше и больше думал о Донбассе. Да, я хотел быть там! Я созревал, как созревает плод. В мае начал искать контакты. Это было не так просто — люди боялись. Может, провокаций, может, ещё чего (уголовного наказания за наёмничество или организацию незаконных вооруженных формирований никто не отменял). Казачьи общественные организации молчали. Официально добровольцев никто не собирал. Я разместил объявления в казачьих группах «Вконтакте», просил помочь мне выйти на ополчение. И вот появилось несколько сочувствующих товарищей, завязалась переписка. Мне объяснили, куда можно приехать в Ростове, скинули несколько мобильных номеров людей, занимающихся этим вопросом. Одним из таких сочувствующих был Андрий Наливайко — запорожский казак, он приглашал меня в Мелитополь (это Украина), обещал встретить на вокзале. Через несколько дней ещё один доброжелатель скинул мне ссылку на какой-то украинский сайт. Там была статья о «бедных зомбированных казачках», которые едут умирать на Донбасс добровольцами. Название не помню, что-то там про «колорадских жуков», а по центру моё фото, скопированное с моей же странички «Вконтакте». Я тогда ещё не знал смысл слова «колорадский». Автор этой статьи был тот самый А. Наливайко. Свою страницу «Вконтакте» он для меня закрыл. Такие вот братья-казаки поджидали меня на той стороне!
Все мои друзья уже знали, что я собираюсь на войну. Шутили, всерьёз никто не воспринимал. Где Славянск, а где Новгород? Я потихоньку собирал вещи: одежда, бронник, берцы, сухпаёк и так далее, даже палатка. Я готовился к автономному существованию и, видимо, к подвигу. Мне казалось, что главное — попасть туда, а там… Там мне все сразу обрадуются, обнимут и дадут автомат, а потом… за что-нибудь героическое — медаль. Домой я вернусь на белом коне.
Я гулял по весеннему городу и уже представлял себя героем ополчения. В центральном парке возле Новгородского кремля какие-то казаки (а у нас в городе их немного) устроили гулянья: песни, пляски, кулачные бои стенка на стенку, уха на костре. Все по справе — так называется национальный казачий костюм: на груди ордена и медали. Как же так? Там — беда! А вы здесь танцуете, поёте, вся грудь в медалях! Ряженые!
Я был зол. Я с ненавистью смотрел, как они красуются и радуются жизни. Для меня общество разделилось на две части: на тех, кто с Донбассом, и тех, кто сейчас танцует. Это не казаки! Всё! Хватит! Бросаю работу, бросаю всё.
Отъезд я запланировал на первые числа июня. До Ростова, там созваниваюсь. Встречаюсь. Мне помогают перейти границу. И я на месте.
За три дня до отъезда я познакомился с Дашей. В кафе. Я поймал её взгляд, и мы долго смотрели друг на друга. Кареглазая, темноволосая. Она была именно такая, какой я её себе представлял. Иногда, задумываясь, я рисовал в своём воображении именно эту девушку. Настоящая казачка! Она стояла и курила на улице. Я подошёл. Наши глаза снова встретились. Мы молчали. И мы так много друг другу говорили! Мы слегка касаемся друг друга нашими душами. Я вижу её — она видит меня. Как будто всё внешнее исчезает, как мираж, и остаются только наши души. Время замирает…
— Разве ты не знаешь, что курить вредно?
— Знаю, больше не буду.
— Меня зовут Денис. А тебя?
— Даша. Дарья.
— Давай сегодня вечером встретимся, я скоро уезжаю, у меня совсем нет времени на ухаживания.
— А куда ты уезжаешь?
— На войну. На Донбасс.
— Зачем?
— Я казак! Я должен быть там. Там люди погибают… Там война.
— Странно.
— Чего странного?
— Я сегодня видела тебя во сне…
— Не может быть! Правда?
— Вот так! Прикинь….
Три дня мы провалялись в постели. Так страстно, как будто в последний раз. У неё была нежная бархатная кожа. А запах волос! Я погружался в этот запах, я погружался в её волосы и снова возбуждался. Нет ничего прекраснее запаха твоей женщины. Женщины, они ведь все, все пахнут по-разному.
Проводы на перроне, отходящий вагон, любящий взгляд, слеза по щеке, синий платочек… Строчи, пулемётчик!
Мне хотелось, чтобы меня кто-то ждал. И чтобы это была именно моя девушка. Всплеск романтики! Иллюзия оставленного счастья! Я этого хотел, и я это получил. А было ли всё это по-настоящему? Не знаю, но Дашка меня так и не дождалась.
