Кабинет, он же и спальня, в той же московской квартире. Окно не совсем посередке, ближе к правой стене. Паркет елочкой, крупный, с щелями. Раздвижная софа стоит поперек и делит комнату пополам. Слева розового дерева бюро под зеленым сукном, низкий бельевой шкап с металлическими шарами вместо ручек ящиков, в углах по обе стороны окна зеленоватые кресла, одно с подножьем, и возле него напольная лампа под белым цилиндрическим абажуром, у другого столик полумесяцем, на нем маленькая книга на латыни в хорошем переплете, рядом затрепанный роман Чандлера с мрачной блондинкой на бумажной обложке, обеими вытянутыми руками держащей револьвер, наставленный на улыбающегося Филипа Марло в низко надвинутой шляпе
или, напротив, в сильной страсти какой-нибудь, но распухает, когда на него обращаешь внимание, как укушенное комаром место, если расчесать до крови слишком пытливой мыслью. Меня нет, но и я — не я, с меня взятки гладки. Сия есть главная тайна личного существованья. Я — даже не знаю, как и назвать себя, — сызмала был ею одержим.
Он сказал это таким утвердительным тоном, что вопрос в конце воспринимался как легкое поглаживание по голове — утешение несмысленышу. Старость неподалеку. Смерть неизбежна.
