И если все переломалось,
Как невозможно предрешить,
Скажи себе такую малость:
«И это надо пережить…»
Желай, чтоб в час последний твой,
когда замрут глаза, смыкаясь,
смеялись люди за стеной,
смеялись, все-таки смеялись!
И покуда на свете на белом,
где никто не безгрешен, никто,
в ком-то слышится: «Что я наделал?» —
можно сделать с землей кое-что.
Я не верю в пророков наитья,
во второй или в тысячный Рим,
верю в тихое: «Что вы творите?»,
верю в горькое: «Что мы творим?»