Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ (которого не было в 1978 году).

Несмотря на то, что тема о сорокалетнем анабиозе моей рукописи не раскрыта до конца, я расскажу коротко про «весёлые картинки», разбросанные по тексту (и предельно адаптированные теперь к Настоящему времени 2020 г.). Да, они предусматривались изначально, как обязательный элемент повествования, но и с ними случилась знакомая метаморфоза: раньше их было на порядок меньше, чем сегодня: почему? Изменились времена — изменились читатели: иллюстраций стало больше, они изменились по духу, по подаче — на грани фола; другими словами, как уже было сказано — адаптировались в соответствии с Реальностью, в которой сейчас живём МЫ.

«Бедная Лиза рвала цветы и этим кормила свою мать…» (Из сочинений учеников средней школы в капиталистической РФ).

Вчерашние картинки — по качеству и смыслу! — были не хуже и не лучше нынешних, они были другими, в совершенно иной «весёлой» тональности…

(Про анабиоз продолжим позже.)

Итак, чем началась первая и — закончилась — вторая часть «НИКТО…»? Верно, историей о шпоне, вагон которого мои юные герои разгрузили, и в поисках кассы, чтобы получить заработанные рублики, недостающие им для покупки «Гибсона», обнаружили, что попахивает «мертвечиной»…

«Лось вышел на опушку леса и завыл от досады…»

В двух словах о третьей части. НИКТО, НЕКТО и ВСЁ продолжат покорять мiр: в чём-то преуспеют, в чём-то — не очень. Попутно они получат аттестат о среднем образовании. И «попутно» их музыкальный проект прикажет долго жить, накрывшись медным тазом: как и почему это произойдёт, мы узнаем в этой части.

Далее, через три года после их первой встречи на школьной плаце, они опять случайно-неслучайно соберутся вместе на террасе культовой кафешки Алма-Аты, имеющей название «Акку». Что будет потом? Читайте, и всё узнаете. Тех, кто отважится на этот подвиг, я думаю, ждёт захватывающее путешествие!.. полное сюрпризов! уверен, что неожиданных. Будет забавно — это я обещаю.

Успешного чтения и обретения реального восприятия мiра взамен восприятию иллюзорному!

«Hа берегу реки доярка доила корову, а в воде отражалось всё наоборот…»

Р. S: Цитата из моего черновика про абсолютный успех: «…это когда те, кто всеми фибрами души тебя ненавидел, вдруг с трепетом — все, как один! — будут уверять, как они безумно тебя любят…»

РФ, 2020.

Часть третья

Тьмы низких истин мне дороже

Нас возвышающий обман.

А. Пушкин, 1831.

Ночь на 27 октября родители НЕКТО и ВСЁ провели у телефона, обзванивая все больницы и отделения милиции.

В итоге они пришли к неутешительному, но блистательному умозаключению — незафиксированному отечественной медицинской наукой, но равному по дерзости теории относительности! — что подобные авантюры, в которые их любимых чад втянул НИКТО, доведут до инфаркта любого самого здорового: вот, где таятся корни всех мiровых проблем, которые косят род людской под корень, не хуже, чем рак.

Отец НИКТО, который не имел пристрастий бодрствовать по ночам, отреагировал на это только утром:

— Шестнадцать лет для мальчишек — возраст «солидный», когда родительская опека им уже ни к чему. И, по меньшей мере, смешно будоражить весь город из-за всяких пустяковых пустяков: беспокоиться надо было раньше.

— Позвольте поинтересоваться: когда это раньше? — спросила в сердцах мама ВСЁ.

— В момент беременности, а ещё лучше — до.

— До беременности? — опешила она. — Вот, оказывается, как?

— Так точно! — ответил по-военному отец НИКТО.

Отец НЕКТО тоже хотел было высказаться по этому поводу, но в последний момент решил не озвучивать свои мысли: зачем что-то говорить вслух, когда и так всё ясно, как божий день…

(«ВЫ НАСТОЯЩИЙ АЛМА-АТИНЕЦ, если У ВАС НЕТ СТРАХА ВЫГЛЯДЕТЬ в собственных глазах НЕЗНАЙКОЙ: всезнание (как и представление о Космосе, имеющем определённые границы, которые мы способны достичь) — есть иллюзия…» Из «Кодекса поведения алма-атинцев». )

Ночные переговоры по телефону произошли также с Пат, Мари и Йоко.

Короче, на уши беспокойные родители решили поставить всех, кого только можно было поставить на уши. И они были поставлены.

Когда виновники переполоха были уже дома, отец Пат позвонил НИКТО:

— Здорово, бандит! У меня один-единственный вопрос: а разве нельзя было воспользоваться телефоном, чтобы всех не вгонять в ступор?

— В троллейбусе, где мы сладко задремали до утра, телефона-автомата не было, — объяснил НИКТО.

— Это обстоятельство в корне меняет дело, — согласился отец Пат строгим тоном, сдерживая смех, сдержать который ему не удалось. — Только вот…

— У родителей НЕКТО и ВСЁ миллион претензий ко мне? — спросил НИКТО.

— Вижу, что для тебя это не новость.

— Разве для чудовища, сбивающего невинных отпрысков с пути истинного, это может быть новостью?

— Если я перечислю тебе все их претензии, ты придёшь в ужас.

— Вряд ли, — сказал НИКТО. — В своей «длинной» жизни я не встречал ни одного идиота, признавшего себя идиотом. Я же для них — идиот (по терминологии современных психиатров)? Я — по определению! — не могу прийти в ужас. Но! В этой парадигме — можно найти ответы на другие вечные вопросы, которые — будто бы — не имеют ответов.

— Похвально. И каковы же выгоды обратной стороны этого образца мудрости?

— Ницше, помнится, сказал: «Кто мнит: я обладаю истиной, — сколь много он не замечает».

— Я вижу — шпон вам пошёл на пользу. И мне — тоже. Я нашёл ответ на вопрос, который не имел ответа раньше.

— Я коллекционирую ответы на подобные вопросы. И каков он?

— Твоя и моей любимой дочюни страсть к книгоедению способна уничтожить любой негатив и любую заразу, которые вечно витают где-то рядом с нами. И это меня порадовало.

— То, что это вас порадовало, меня порадовало больше, — сказал НИКТО. — Аксиома, не нуждающаяся в подтверждениях. А знаете, каков антоним слова «аксиома»?

— Каков?

— Идиото-ома. Нам с Пат сказала об этом одна очень милая библиотекарша.

— Очень милая?

— Очень-очень. Несмотря на то, что она в годах.

— В очень преклонных? Дочка об этом не говорила.

— Скрыла, — заметил огорчённо НИКТО. — По мнению Пат, ей не меньше двадцати пяти: старуха старухой.

— Верно: очень даже «не юный» возраст!.. Всё, на этом закончим: боюсь — если мы продолжим и дальше развивать тему идиотизма, я тоже превращусь в идиота, который никогда не признает себя идиотом.

Когда НИКТО положил трубку на телефонный аппарат, он вспомнил, как библиотекарша, похожая на Одри Хепбёрн, сказала, что, в отличие от аксиом, идиото-омы нуждаются в подтверждениях. Она была права: опровергать — во что бы то ни стало — идиото-омы — это любимое занятие всех идиотов…

Разгрузка вагона со шпоном стала мистическим Рубиконом, который разделил события в летописи о «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ» на две половины: до 26 октября 1975 года и после 26 октября 1975-го.

22. Дюжина композиций НИКТО.

Неделю НЕКТО и ВСЁ находились под домашним арестом.

Потом всё вернулось на круги своя. НИКТО написал дюжину композиций на стихи Бёрнса. Это вызвало открытый восторг Мари, и тайный не восторг Йоко. Про Пат говорить не имеет смысла, поскольку все сочинения были посвящены ей — она была музой.

Потом тихое недовольство Йоко переросло в тихое и негодующее противостояние: как это так, что она оказалась на обочине творчества «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ», а вместе с ней не оказался в самом центре и НЕКТО? И, разумеется, разразилась привычная разборка, подобная той, которая случилось год назад на домашнем концерте у ВСЁ по поводу «Битлз» и «португальского» портвейна».

— Что не так? — спросил ВСЁ, свято выполняющий свою миссию миротворца.

— Всё не так! — рявкнула по-фельдфебельски Йоко. — Это не рок-музыка! Это какие-то финтифлюшки! Это средневековая камерность, где нужны скрипочка, виолончелька и фортепиано!

— О, я не готов стать виолончелькой! — провопил, дурачась, НЕКТО. — Это не моё!

— А я готов взять в руки скрипочку, — сообщил спокойным тоном ВСЁ. — Что здесь дурного?

— Тебе ответить по пальцам? — спросил НЕКТО, продолжая ломать комедию. — Первое — ни раскатов грома тебе! Второе — ни запаха озона! Третье — ни всего такого другого! Четвёртое, пятое, десятое перечислять надо?

— И не попахивает мертвечиной, как на товарной станции, когда мы искали кассу? — спросил НИКТО.

— Мертвечиной? — поморщился НЕКТО. — Ну, давай, вали всё в кучу! Вместо того, чтобы делать дело. Давай, подбрось ещё страшилок! Это у тебя хорошо получается.

— Ну, раскатов грома, запаха озона у НИКТО вместе с Бёрнсом более, чем предостаточно, — ответил, не повышая голоса, ВСЁ. — Их только надо услышать. А для этого вам с Йоко надо вытащить, наконец, бананы из ушей.

— Громкие и голые слова! — возразила свирепо Йоко. — Где аргументы?

НИКТО сел за пианино и сыграл «Я пью твоё здоровье». ВСЁ великолепно спел.

— Это же классический вальс! — вынес обвинительный приговор НЕКТО.

— Да, вальс: а что же ещё? — сказал НИКТО. — А почему ты не обратил внимание на слова: «Прощай, красавица моя, я пью твоё здоровье. Надоедать не стану я тебе своей любовью…»? Ни на какие ассоциации не наводит?

— Наводит! — ответил яростно НЕКТО. — На ассоциации сумасшествия!

— «Старый мир! Вот и окончен пир! Все разошлись давно! Скучно и чинно! Зря мы явились в него…» — твои слова?

— Мои.

— Созвучия с Бёрнсом не слышишь?

НЕКТО ничего не ответил. Йоко ответила ледяным взглядом: без комментариев.

— А продолжения темы тоже никто не слышит? — спросил НИКТО. — Как и раскатов грома?.. Запаха озона?.. Этого ничего нет?

— Не слышу, не вижу и не ощущаю! — упрямо стоял на своём НЕКТО.

НИКТО, не присаживаясь на стул перед пианино, исполнил теперь «Красавицу» без вокала: репетиционная наполнилась и раскатами грома, и не только. Он сыграл жёстко, предельно жёстко, на септаккордах, в сопровождении басовой партии на самых низах, как нельзя, более форте: так, что — казалось — старенькое пианино не выдержит этой мощи и превратится в хлам.

— Я даже предложил бы другое название этой песне, — сказал НИКТО, когда звуки стихли. — «ПРОЩАЙ, РУСКАЯ АЛМА-АТА, затерявшаяся на бескрайних просторах СССР, агонизирующего существа, БОЛЬШЕ ИЛЛЮЗОРНОГО И ЭФЕМЕРНОГО, ЧЕМ ЖИВОГО».

— Причём здесь руская Алма-Ата? — фыркнула Йоко. — Почему не солнечный Магадан?

— А я знаю, почему: потому что Магадан солнечный! — съязвил НЕКТО.

После этого все, за исключением НИКТО, должны были дружно повеселиться, поскольку предложение о переименовании «Красавицы» никем не воспринялось всерьёз, но этого не произошло. Рассмеялся один НИКТО. Остальные смотрели на него — понятно, как на кого.

— НИКТО, мой добрый совет тебе, — саркастически отреагировала Йоко, — никого, кроме нас, в свои идеи больше не посвящай! Чтобы ненароком не случился конфуз!.. Теперь относительно Бёрнса: а, может, нам хором засесть омузыкаливать всего шотландского Пушкина, от начала и до конца? Лет на пять, я думаю, работы хватит.

НИКТО никак не оценил ядовитую доброту Йоко к себе и к Бёрнсу. (Ему было безразлично, что она думает на этот счёт.) ВСЁ оценил её в полной мере:

— А что: омузыкаливать можно только НЕКТО? А также только то, что порекомендует Йоко?

— А хоть бы и так: неужели не видно, что мы движемся в пропасть, в дилетантство, в самодеятельность!

— Ответить откровением на откровение? — спросил ВСЁ.

— Валяй.

— Знаешь, какая самая светлая мысль рождается после общения с тобой?

— Не знаю… — Йоко пожала плечами, — столько позитива и доброты исходят от меня, что я теряюсь в догадках.

— Застрелиться! — сообщил ВСЁ, скорее умиротворённо, чем воинственно.

Непонятно было: поразил этот выстрел цель или нет, но Йоко не произнесла в ответ ни слова.

В репетиционной установилась звенящая тишина…

(«КОНЕЦ уже содержится в НАЧАЛЕ». Д. Оруэлл, «1984». )

— Ты похожа на проститутку… — продолжил ВСЁ, — которая ещё в совершенстве не овладела профессией, но хочет продать себя только за самую высокую цену… а цену эту пока никто не даёт.

— Ну, как же так: разве НЕКТО эту цену не дал? — спросил НИКТО.

— Он — кролик, который добровольно пропрыгал в пасть удава… — ответил ВСЁ в микрофон, который стоял пред ним на стойке, — пасть удава… пасть удава… пасть удава… — ревербератор, эхом, с затуханием, повторил его слова.

Йоко имела вид разъярённый: она хотела ещё кролика, и не одного.

— А кто же, по-твоему, не дал, назначенную мной цену? — процедила она сквозь зубы.

— Не дал Я!.. я!.. я!.. я!.. — отозвался ревербератор.

Комичность ситуации заключалась в том, что ВСЁ говорил в микрофон. Йоко говорила без микрофона, автоматически стараясь произносить слова на том же уровне громкости, как звучало из акустических колонок. Так бы это продолжалось и дальше, если бы она, наконец, яростно не продефилировала, чеканя каблучками по деревянному полу, к голосовому усилителю и не вырубила его…

— ЭХ, ТВОРЧЕСТВО, ТВОРЧЕСТВО! — произнёс с пафосом НЕКТО. — ГДЕ ОНО, ЭТО ЧУДО-РАСЧУДЕСНОЕ, НАЧИНАЕТСЯ И ГДЕ ОНО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ: ЗНАТЬ БЫ…

— Если человек, умеющий чувствовать сердцем… — сказал НИКТО.

— А не только половыми органами, — добавил ВСЁ.

— И какое тогда чудо может произойти? — Йоко прищурила глаза, обрамлённые ресницами, густо накрашенными чёрной тушью.

— Произойдёт обыкновенное, — ответил НИКТО, — если человек пожелал солнца в хмурый день — оно выйдет из-за туч.

— Ой, ли? — удивился НЕКТО.

— Если человек сотворил мысль о крепкой композиции, которая способна сразить всех — она непременно реализуется в звуке. И так во всём. Если Леннон сказал:

«УСПЕХА МОЖЕТ ДОСТИЧЬ ЛЮБОЙ. Надо всё время повторять себе эти слова, и успех придёт», то так оно и будет.

— Английский я выучил только за то, что им разговаривал Леннон! — продекламировал ВСЁ.

После этого Йоко решительно развернулась и вышла из репетиционной. Звук закрывшейся за ней двери был эффектным и впечатляющим, как это и предполагалось.

В репетиционной вновь установилась звенящая тишина, которая приобрела новые оттенки…

(«СЛУШАЙ И НАСЛАЖДАЙСЯ тем, чего тебе не давали в жизни, -ТИШИНОЙ…» М. Булгаков, «Мастер и Маргарита». )

НИКТО первым прервал затянувшуюся паузу:

— Я бы не удивился, если бы вывалилась вся дверная коробка и ухнулась на пол со всей дури. Хочешь с Йоко покоя — готовься к бою.

— Я бы сравнил это с выстрелом из портовой сигнальной пушки, которую слышно на несколько километров, — по-прежнему добродушно прокомментировал ВСЁ. — А завтра Йоко, как ни в чём не бывало, притащится на репетицию: никуда она не денется.

— Да уж, да уж: все дураки, только ты один — молодец, — поморщился НЕКТО. — И откуда столько агрессии?

— Агрессивности Йоко может позавидовать любой агрессор. Если никого не удалось съесть (или, на худой конец, пнуть побольнее) — значит, день для Йоко прожит зря, впустую. Ей комфортно, когда живот сыт, а вокруг… страдают.

— Даже так?

— Даже так. В ней такое «доброе» начало, которое сокрушит, сожжёт напалмом всё и вся.

— Так уж и сожжёт?

— Сожжёт. То, что не сможет проглотить.

— Это — булыжник в мой огород? — с вызовом посмотрел на друга НЕКТО,

— Нет, больше — в огород умности Й