Я спросила, полагалась ли Джексону компенсация. — Разумеется, — сказал он. — Вернее, таково мое личное мнение. Но формально он был неправ. Очевидно, полковник вновь обретал свою обычную находчивость. — Разве сила закона не в том, что он служит справедливости? — спросила я. — Сила закона в том, что он служит силе, — улыбаясь, отпарировал полковник. — А где же наше хваленое правосудие? — Что ж, сильный всегда прав, — тут нет никакого противоречия.
И все же это было верно лишь до известной степени. Рабочие касты были густо прослоены нашими сторонниками, людьми, для которых шкурнические интересы не заслоняли идеалов свободы и братства.
Христос велел богатому юноше продать свое имущество и деньги раздать нищим, – говорил Эрнест с горечью. – Епископ последовал его завету – и угодил в сумасшедший дом. Сейчас другое время, другие порядки: богача, раздающего свое имущество беднякам, объявляют сумасшедшим. Вопрос не подлежит обсуждению! Общество высказалось – и баста!
Концентрация против конкуренции – таков смысл общественной борьбы, которая заполняет многие тысячелетия. И всегда конкуренция терпит поражение. Тот, кто становится под знамя конкуренции, неизменно гибнет.
Казалось, наши гости трепетали перед этим юнцом, перед спокойствием и силой его речей и его ужасающей, непозволительной манерой называть черное черным.
Но что он здесь говорил? Кое-что я могу повторить по памяти: «Наши исконные принципы были правильны», «Единственное, что Америке нужно, – это возвращение к ее основному принципу: равные возможности для всех», «У колыбели этой нации стоял дух свободы», «Вернемся к заветам наших предков…»
Под равными возможностями для всех мистер Кэлвин подразумевает возможность загребать побольше прибылей, в чем он сейчас встречает помеху со стороны трестов.
