Такие значимые истории, как мифы, сказки, религиозные и литературные тексты, затрагивают значимые темы, обращаясь к фундаментальным проблемам человеческого бытия. Эти тексты носят символический характер
характер отношений между терапевтом и пациентом вкупе с верой в возможность улучшения, с внутренними ресурсами пациента, а также с окружением, в котором он живет и в котором происходит терапевтический процесс.
Это трудно себе представить и совершенно невозможно понять, но в Средневековье верили, что работающий по ночам человек – это пособник смерти. Слово «ночь» происходит от латинского «noceo» – «тень»; ночь считалась временем духов, неупокоенных мертвецов и искушения нечистой силы, даже самого дьявола, поэтому городские ворота ночью закрывались на запор. Жизнь начиналась только с восходом солнца, подобно тому как в мифах о сотворении мира все обычно начинается с «изгнания тьмы»
Вполне вероятно, что традиция украшать гроб цветами возникла благодаря тому, что жизнь растений напоминает о сакральной тайне смерти и возрождения. Растения живут в неорганической материи, и это само по себе чудо: жизнь, возникающая из мертвой материи. Мертвое человеческое тело тоже представляет собой неорганическую материю, и, согласно Марии-Луизе фон Франц, изобилие цветов и венков на похоронах может быть бессознательным выражением веры в возможность воскрешения (von Franz, 1984, S. 60 etc.).
Ханна Арендт напоминает нам, что слова совесть и сознание в латинском, греческом и французском языках изначально были синонимами, поэтому призыв Дельфийского оракула «познать самого себя» касался, в том числе, и исследования своей совести (Arendt, 2016, S. 34, 49). Таким образом, этика основана на внутреннем диалоге человека с самим собой, со своей Самостью. Именно в диалоге с Самостью можно понять, что истинно, а что нет, и прояснить свои моральные ориентиры.
Христианский образ Бога заключает в себе как Бога, так и дьявола, который, согласно Ветхому Завету, является сыном Божьим. Следовательно, добро и зло присущи не только исключительно эго-комплексу и свойственны не только индивиду, а имеют архетипическую основу. С антропоцентристской точки зрения, в самом Сотворении есть проявления зла, и они не связаны с человеком. Ханна Арендт говорит об архетипическом зле, что оно не имеет корней и, соответственно, границ, вследствие чего распространение зла может принять вселенский характер. Будучи трансперсональной силой, оно способно захватывать души людей и побуждать их совершать ужасные вещи (Arendt, 2016, S. 77).
В истории человечества время от времени наступают периоды, когда люди будто забывают о существовании злых сил, как показано в новелле. Приходят новые поколения, не помнящие о разрушительных последствиях, которые может повлечь за собой зло. Синдром навязчивого повторения, описанный Зигмундом Фрейдом, характерен не только для отдельных индивидов, он также является коллективным феноменом. Мы наблюдаем его и сейчас: несмотря на страшные события, происходившие на протяжении XX века, возвращается социально приемлемое отношение к расизму, нетерпимости и ненависти. Установки и поведенческие паттерны, которые, казалось бы, канули в лету, обнаруживают себя вновь, и ни разум, ни факты, похоже, не являются в этом случае действенным противоядием. Возникает вопрос: не является ли это коллективной регрессией и не уклоняется ли общество, или даже человечество в целом, от перехода к следующей ступени эволюции?
И всё же, хотя атрибуты Христа <…> делают его несомненным воплощением Самости, под психологическим углом зрения он выглядит соответствующим только половине архетипа. Вторая половина проявляется в Антихристе. Последний – точно такая же манифестация Самости, за исключением того, что в нем собран ее темный аспект. <…> Этот великий символ сообщает нам, что прогрессирующее развитие и дифференциация сознания ведет к все более угрожающему осознанию конфликта и предполагает ни больше ни меньше, как распятие Эго»
В психологическом плане это означает, что для греков Самость была источником и разрушения, и величия. Только способность разграничивать трансперсональное влияние и индивидуальную ответственность позволяла им избегать безосновательного самоуничижения либо высокомерия. Быть мудрым означало жить в согласии с собственной Самостью и уметь отличать то, что неподвластно человеку, от подконтрольного и осуществимого. Однако разграничение этих сфер считалось делом нелегким, так как границы между человеческой и божественной зонами ответственности были достаточно подвижными. Такого рода зыбкость требует уважительного отношения к Самости и Эго.
