мы часто видим, что философ, называющий жизнь пустым заблуждением, довольно разборчив в инвестировании денег и признает материальную природу банковских облигаций, в отличие от таких туманных понятий, как эго и супер-эго.
Сумасшедшие дома велики и даже слишком многочисленны, а все-таки их должно быть еще больше, как подумаешь, сколь многим несчастным приходится ломать голову над безнадежной упорядоченностью внешнего мира по сравнению с бурями, мятежами и хаосом внутри, как вспомнишь, сколько умов балансирует на узкой грани между здравым смыслом и безумием, между сумасшедшим сегодня и разумным завтра, между ненормальным вчера и здравым сегодня.
«Как прекрасна жизнь, – мысленно иронизировал Роберт. – Какой чудесный дар, какое непередаваемое благословение! Если любой из нас подсчитает часы, когда был по-настоящему счастлив, покоен, ничто не омрачало его существование и ни одно облачко не затмевало голубизну неба, то горько рассмеется, обнаружив, что был счастлив какую-то неделю или десять дней за тридцать лет. Возможно, что за три десятилетия декабрьской тоски, мартовских ветров, апрельских дождей и ноябрьского сумрака выпало семь или восемь великолепных августовских деньков, когда в безоблачном небе сияло солнце и веял легкий ветерок. С какой нежностью мы лелеем воспоминания об этих днях, надеясь, что чудо повторится, воссоздаем сходные обстоятельства, стараемся договориться с судьбой! Как будто радость состоит из определенных составляющих, как будто счастье – не диковинная разноцветная птица, что летит куда ей вздумается: сегодня она с нами, а завтра навсегда нас покинула!
Если уж флегматичному и нерешительному по природе Роберту Одли что-то втемяшивалось в голову, то ничто не могло отвернуть его от намеченной цели.
Праздность ума, не позволявшая думать о многих вещах одновременно, не останавливаясь ни на чем по существу (что свойственно людям куда более энергичным), придавала ему удивительную прозорливость в тех случаях, когда что-то по-настоящему привлекало его внимание.