Созвездие Большого Пса. А у Сашки пусть и не все каникулы, но самые лучшие летние дни прошли под созвездием Бродячих Псов. Или, точнее, Бывших Бродячих, а теперь Домашних Псов. Ну и пусть такого на самом деле нет. Это неважно. Ведь были и Фунт, и Альма, и маленькая Мушка, и другие собаки…
Мама даже Летку ругает, когда она, не переобуваясь, проходит в комнату: «Не неси грязь в дом и не порть паркет! Он обошёлся нам в бешеную сумму!»
Врать родителям с каждым днём становилось всё труднее: тайна обжигала горло, как глоток слишком горячего чая.
Только не привязываться оказалось трудно.
— Во-первых, я их кормлю, — тётя Тамара улыбнулась, — а это, знаешь, все понимают, даже такие злюки. Во-вторых, наверное, угрозы от меня никакой не чувствуют. Доверяют. Почему — я и сама не знаю. К тебе они тоже со временем привыкнут наверняка. Ты же добрая и любишь их. — Тётя Тамара снова улыбнулась и погладила Летку по голове. — Жизнь у них обоих несладкая была: и били их, и гоняли, и обижали по-всякому. Время нужно.
Дело осложнялось тем, что многие обитатели приюта и сами не очень хорошо знали свои новые имена. Но Летку умиляло, что и бывшие домашние собаки, и те, что с рождения жили на улице, казалось, изо всех сил старались понять, кого как зовут. Летка заходила в вольеры, гладила мохнатые спины и тёплые животы. И каждой собаке по очереди шептала на ухо её имя, и хвалила её, и обещала, что всё будет хорошо.
Да и обучать их нужно, чтобы у будущих хозяев проблем не было. К нам часто люди приезжают — те, кто хочет собаку завести, и вместо того, чтобы покупать, берут из приюта. Так что ты старайся ни к кому особо не привязываться, относись ко всем собакам одинаково, а то потом тяжело будет расставаться.
Да и обучать их нужно, чтобы у будущих хозяев проблем не было. К нам часто люди приезжают — те, кто хочет собаку завести, и вместо того, чтобы покупать, берут из приюта. Так что ты старайся ни к кому особо не привязываться, относись ко всем собакам одинаково, а то потом тяжело будет расставаться.
«Ну красиво, — думала Летка, закрывая дверь в свою комнату, — и что? Всё равно они неживые, камни эти. Лежат себе, сверкают, и никто им не нужен: ни папа, который их так любит, ни тем более я. Как этого можно не понимать?»
От этой неуютности и страха он говорил дурацким бодрым голосом.
