автордың кітабын онлайн тегін оқу Гулевой
Николай Платонович Огарев
Гулевой
«Гулевой» — произведение русского поэта Николая Огарева, в котором звучат традиционные для его творчества мотивы поиска любви и добра, гармонии человеческой души с миром. Николай Огарев — один из классиков русской поэзии, автор нескольких поэм и множества стихотворений, написанных в романтическом стиле.
Повесть
ГЛАВА 1
Рождение
Animalia crescunt, vivunt et sentiunt?
В маленькой, тусклой и дымной избе раздавались глухие стенания страждущей женщины. Около больной, которая лежала на лавке, покрытой вместо перины старым, изорванным войлоком, суетилась низенькая, плотная, но проворная старуха в засаленном сарафане, с каким-то ухватом, покрытым платком, на голове — неизменный убор, не столько красивый, сколько неудобный, который называют кичкою.
— Скоро ли, Фекла? — спросила больная едва внятным голосом.
— Скоро, скоро, Авдотьюшка! — отвечала старуха. — Ведь вот кабы в бане, легче бы было; да ведь своей-то бани у меня нет. Где ей у меня быть, бане-то? Одинокая, матушка, одинокая! Совсем-то одинокая! Ох, ох, ох! Одинокая! Живу, вишь, в келье, матушка! Где ей у меня быть, бане-то? Да еще энтого поросенка Ваньку-то кормить надо! А у чужих просить баню ты сама не велела. Ну! Да уж я, кажись, избу-то так понажарила, что не хуже бани будет… Оно все не то, все не то, пущай…
Старуха, приговаривая, не переставала суетиться около больной молодой женщины, которой измученное лицо ясно показывало, что ей было не до разговоров.
— Фекла! — сказала больная, задыхаясь, — Фекла! Я никак не переживу этого!
— Бог милостив, Авдотьюшка, бог милостив, матушка! Вот кабы в бане…
— Фекла! у меня сил нет! Пошли за попом, Фекла!.. Грех с души сложить перед смертью!.. Пошли за попом, Фекла!
— Что ж, бог милостив! И за попом послать можно, матушка. Оно того — христианское дело, Авдотьюшка, христианское дело! Бог милостив! Все мы грешили, матушка! Все под богом ходим. Оно того…
— Пошли за попом, Фекла! Мочи нет! Пошли за попом!
— Пошлю, пошлю, Авдотьюшка! Небось — сейчас пошлю. Эй ты! Ванька! Что ты на печи завалился? Слезай проворней, байбак! Ну, а ты! Тебе эдак низко в головах, мать моя! Ляг-ко вот так, вот так! Вот оно лучше!.. Что ты не слезаешь, вшивый ты эдакий, прости господи? Говорят тебе, слезай проворней! А не то смотри, вот я тебя ужо!
Беловолосый мальчишка лет десяти слез с печи, прихлипывая и утирая нос рукавом рубашки.
— Беги скорей за отцом Евдокимом. Скажи, мол, чтоб проворней шел. Больную, мол, исповедать и причастить надо. Скорей бы, мол, шел. Ну! Куда ж ты сунулся, бесенок проклятый. А тулупишко-то где? Чай, зима студеная. Ах ты, мордвин беспамятный! Право, беспамятный!
Мальчишка надел тулуп и пошел за священником. На минуту холодом пахнуло в избу, и дым и пар понеслись в отворенную дверь. Ворвавшийся луч света озарил желтое, болезненное, но довольно приятное лицо страдалицы. Она жадно вдохнула свежий воздух, потом опять застонала, и вскоре на руках у Феклы очутился новорожденный ребенок.
— Мальчик! — сказала старуха, завернула младенца в какую-то онучу, потом в зипун и, положив в корыто, опять отправилась хлопотать около родильницы.
— Нет, уж я не встану, Фекла, — шептала Авдотья, — согрешила — бог и наказывает.
— И! Матушка! Зачем такое думать. Ведь ты молода, еще оправишься. Не ты первая, не ты последняя; грех со всяким случается, да ведь живут.
— Нет, Фекла, тяжело! все горит во мне, да так и ведет… моченьки моей нет. О боже мой, боже мой! Мученье какое!
— Испей водицы, Авдотьюшка! Бог милостив, все пройдет.
— Да и на что мне жить, Фекла? Если и выздоровлю, куда я пойду с ребенком?
