Авторы благодарят доктора Антониса Джозефа за профессиональную консультацию и Светлану Хлебникову за идею названия книги

Информация
от издательства

Художественное электронное издание

16+

Художник Валерий Калныньш

Жвалевский, А. В., Пастернак, Е. Б.

Грабли сансары : повесть / Андрей Валентинович Жвалевский, Евгения Борисовна Пастернак. — М. : Время, 2019. — (Время — юность!).

ISBN 978-5-9691-1818-8

Ранняя беременность может проходить идеально, но без последствий не остается никогда. Кто-то благодаря этой ошибке молодости стремительно взрослеет, кто-то навсегда застывает в детстве. Новая повесть Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак состоит из двух частей. Они очень отличаются по настроению. И если после первой части («Сорок с половиной недель») вы почувствуете грусть и безысходность, не отчаивайтесь: вторая часть добавит вам оптимизма. Тест-читатели по-разному оценивали «Грабли сансары», но фразу «не мог оторваться» повторяли почти все. Процитируем один отклик, очень важный для авторов: «Не могу написать сухую рецензию. Слишком много личного. Никудышный я тест-читатель на этот раз... Но вам огромное спасибо. Вместе обе части получились такими глубокими и близкими. Я учусь выходить из круга сансары. Спасибо».

© Жвалевский А. В., Пастернак Е. Б., 2019

© «Время», 2019

Часть 1

СОРОК С ПОЛОВИНОЙ НЕДЕЛЬ

НУЛЕВАЯ НЕДЕЛЯ

ЖИЗНЬ — БОРЩ

— А вы не обнаглели вообще? — крикнула Лариса, открыв холодильник.

Ей никто не ответил.

Лариса повысила голос:

— Я корячилась полночи, я вам борщ варила! Кастрюля третий день нетронутая!

Реакции снова не последовало. Разве что телевизор в гостиной чуть увеличил громкость.

Лариса, все еще в огромном пуховике, на котором снежинки превращались в капли, направилась в гостиную. Там лежал муж и не отводил взгляда от рекламы прокладок. Перед Алексеем стояла почти пустая миска с чипсами. Весь вид его говорил: «Давай пили меня, мне по барабану».

Лариса, гремя тапками, пронеслась через всю квартиру, ворвалась в комнату дочери и сорвала с нее наушники.

— Что ты ела? Что ты ела, я тебя спрашиваю!

— Бутеры, — ответила Ася, — не ори.

— Ты своими бутерами себе скоро наешь пузо, как у отца!

— Вот когда наем, тогда и поговорим, — вяло отмахнулась Ася.

— Встала! И иди поешь нормально! — приказала мама.

Ася закатила глаза.

— У мамы приступ заботы, — съязвил оторвавшийся от телевизора отец, — вспомнила о нас.

Все трое пришли на кухню. Лариса распахнула холодильник.

— Вот! — ткнула она в кастрюлю. — Целая кастрюля борща! Поставить на плиту и разогреть — это проблема? Или, если вы оба боитесь плиты, разлить по тарелкам и погреть в микроволновке! Это непосильная задача для двух взрослых людей?!

— Лара, — папа скривился пуще прежнего, — откуда мы знали про борщ? Ты никому про него не сказала, а теперь…

— А позвонить?! — теперь мамин голос грохотал по кухне, как артиллерийская канонада. — А заглянуть в холодильник?! Ты, писатель великий, сообразить не мог?!

— Ну всё, поняли! — сказала Ася и села за стол. — Давай уже грей свой борщ!

— Сами грейте! — Мама захлопнула дверцу холодильника так, что внутри что-то упало и, кажется, разбилось.

Теперь закатил глаза отец.

— У мамы же бизнес! — Отец вложил в слово «бизнес» все свои запасы яда. — А сегодня у нее кормление семьи по расписанию, так что терпим.

— Хватит тут мне страдать! — рявкнула мать. — Ася, тебе полгода до конца девятого класса осталось! А с твоими оценками в десятом делать нечего! Имей в виду: или ты выходишь хотя бы на четверки, или после девятого — работать! Хватит у меня на шее сидеть.

«Ну все, — подумала Ася, — понеслось… Сдохнуть бы…» Ася привычно представила, как она лежит мертвая, а все стоят вокруг и понимают, как были несправедливы к бедной девочке.

Мама тем временем разлила борщ по тарелкам. Она разогревала и метала тарелки на стол, оставляя кровавые следы. Лицо у нее было свирепое.

«Не буду!» — решила Ася. Но пахло вкусно. Она сглотнула. И снова сглотнула. Слюна наполняла рот с угрожаю­щей скоростью. Ася схватила ложку и принялась есть.

*

Спала она тяжело. Переполненный живот бурлил и заставлял ворочаться с боку на бок. Сон был муторный, монотонный, что-то повторялось раз за разом — но что именно, Ася вспомнить не смогла. Это добавило раздражения от жизни.

В школе Асе очень хотелось с кем-нибудь сцепиться, но повод не подворачивался. Учителя на нее внимания не обращали, работая с теми, кто планировал учиться дальше. Вот и сейчас классная бубнила что-то про внешнюю политику СССР, обращаясь к нескольким отличницам.

Ася осмотрелась. Через проход от нее сидели друг за другом Алина и Анжела, двое из «Три А» — самые крутые девочки в классе. Настя, то есть Анастасия, третья «А», тусовалась сегодня на последней парте, кадря очередного парня.

— А чего это вы не по рассадке? — громко спросила Ася. — Типа самые хитрые? На один вариант сели перед контрольной?

Алина даже не повернула голову, Анжела лишь скользнула по Асе взглядом. Ася почувствовала себя тараканом, которого никто не замечает.

Унылый сосед по парте вообще ни на что не реагировал по жизни. Ася нагло вырвала у него ручку.

— Это моя ручка! — заявила Ася. — Ты ее у меня украл!

Сосед думал несколько секунд. Затем, не меняя сонное выражение лица, достал из рюкзака вторую ручку и принялся писать ею.

Ася с трудом подавила в себе желание заорать. Обвела взглядом одноклассников. Никто на нее не смотрел. Тогда она вскинула руку.

Классная спросила:

— Что тебе?

— Можно выйти?! — спросила Ася так, как будто милейшая Ольга Егоровна была виновата во всех ее бедах.

— Конечно. Что-то случилось?

— Ага! — Ася направилась к выходу и неожиданно для себя брякнула: — Я беременна!

Ей удалось добиться реакции класса. Кто-то захихикал, кто-то посмотрел на нее с интересом, кто-то повертел пальцем у виска.

— Не отвлекаемся! — Ольга Егоровна постучала указкой по столу. — На чем я остановилась?

Последнее, что увидела Ася, бросив прощальный взгляд на класс, — ряды затылков.

*

Чтобы не шататься по коридорам и не нарваться на директора (или хуже того — кого-нибудь из завучей), Ася отправилась в медпункт. Медсестре соврала, что у нее болит живот.

— Месячные? — спросила та без особого интереса.

Ася помотала головой, вспомнила вчерашнее и сказала:

— Мама борщ сварила из какой-то тухлятины!

Медсестра выдала таблетку и протянула стакан воды. Проглотив лекарство, Ася изобразила жалостливую мордочку и спросила:

— А можно я тут посижу?

— Только до звонка, — разрешила медсестра. — А с зубами у тебя что?

— С зубами? — удивилась Ася.

— Ну… у тебя лицо сейчас такое было…

— С зубами все ок, — сказала Ася.

Когда медсестра погрузилась в свой телефон, Ася осторожно повернулась к зеркалу на стене и снова попыталась изобразить жалостливую мордочку. Когда-то это выражение лица заставляло маму (и временами папу) умильно улыбаться и прощать «бедную девочку» за все. Сейчас жалостливая мордочка напоминала гримасу из фильма ужасов.

Ася отвернулась от зеркала и стала думать о ближайшем будущем.

Навалиться на учебу, чтобы исправить свои трояки на четверки? А смысл? Чтобы потом еще два года зуб­рить никому не нужные параграфы? Потом психовать, сдавать ЕГЭ — чтобы снова зубрить? Уходить работать, как пригрозила мать? Нет, понятно, что она сгоряча ляпнула… Или нет? И кем Асю возьмут работать? В голове почему-то возникло слово «прядильщица-мотальщица» и фотография мордатой тетки на фоне каких-то станков. Асю передернуло так, что медсестра на нее покосилась.

— Отрыжка! — объяснила Ася, и медсестра вернулась к телефону.

Был еще третий вариант, который мама не упоминала, но Ася подозревала, что именно этим дело и кончится. Колледж. Среднее специальное, чтоб оно сдохло, образование. Сочетание минусов работы с огромными минусами зубрежки.

Жизнь — борщ.

Единственное приятное ощущение за последние дни — это когда весь класс среагировал на ее прикол про беременность.

«А может, правда? — подумала Ася. — Залететь?»

Точно не придется учиться — это раз.

И работать ее никто не заставит. Сколько там длится декретный отпуск? Три года? Это целая эпоха!

А самое главное — все будут жалеть и сочувствовать. И мамочка будет вокруг нее на цыпочках ходить… Или не будет? Или потребует, чтобы Ася сделала аборт? Ася, конечно, посопротивляется, но подчинится. И потом будет так страдать, так страдать… И все — опять же — будут ее жалеть! И мамочка будет перед ней кругом виновата!

— Чего улыбаешься? — голос медсестры заставил вынырнуть из размышлений.

— Таблетка подействовала! — ответила Ася.

— Тогда дуй на уроки. Звонок уже был.

*

Дома Ася первым делом уселась гуглить. Подросток и беременность — эта тема оказалась неисчерпаемой и драматичной.

Больше всего было историй абортов, и, поразмыслив, Ася поняла, что этот вариант ее полностью устраивает.

На раннем сроке практически безопасно, делается под наркозом — поспала, проснулась, и все дела. А крику вокруг вагон. А главное, все статьи, которые она прочитала, заканчивались тем, что мама смотрела на дочку другими глазами, понимала, что что-то там упустила в ее воспитании, начинала уделять ей время. Одна психолог так прямо и писала, мол, беременность вашей дочки — это ваш, мамский, просчет. Все можно было бы предотвратить, если бы были вместе с ней, и ей бы не пришлось искать любви на стороне. С ней, понятно? А не с закупками и не с цветочками!

Выкусишь, мамочка! Я тебе устрою родительский позор. А главное, по всяким директорам в школе тоже будут родителей гонять — с нее-то что взять? Она дурочка несовершеннолетняя. Она могла вообще не знать, откуда дети берутся, это же информация 18+!

И наверное, эта идея так и осталась фантазией, если бы вечером не позвонила мама и не погнала ее в магазин.

— Но я только села за уроки! — взвыла Ася.

Магазин был в соседнем квартале, но погода на улице была такая омерзительная, что ни один нормальный человек дочку бы туда не отправил. Главное, мама-то на машине! Сама в тепле домой поедет, в креслице мягоньком будет сидеть, а Асе сейчас, значит, нужно встать, посреди серии «Сверхъестественного» все бросить и идти в холод и темноту?

— Яйца и молоко. Или отец опять бутербродов наестся, — холодно сказала мама.

— Мам, ну зарули в гипер по дороге, в чем проблема? — сказала Ася.

— Проблема в том, — отчеканила мама, — что ты, мягко говоря, обнаглела.

— Я обнаглела? — Ася задохнулась и чуть не бросила трубку.

— У меня поставка под вопросом, я буду дома только в районе одиннадцати. А мне еще и в магазин ехать? Ты там все равно сериалы смотришь… Я всю твою жизнь на тебя горбачусь, вырастила эгоистку…

— Я уроки делаю! — обиделась Ася.

— Яйца и молоко. И сделай омлет, если отец сам не в состоянии.

Мама отключилась, и Ася гаркнула в тишину:

— Я тебе прислуга, что ли? Я не нанималась!

У нее от злости свело зубы.

Папу как уволили из его заводской многотиражки, так он работу найти не может. Или не хочет. Говорит: «Я полжизни главным редактором отработал, а мне предлагают на каких-то сайтах ошибки исправлять!» Сидит целыми днями перед теликом, а всем рассказывает, что пишет книгу… Мать на работе постоянно. Главное, хоть бы деньги зарабатывала! Подруг домой стыдно позвать, квартира как из прошлого века. Еле упросила ковер у нее в комнате со стены снять, а у родителей в спальне так и висит. Позорище…

— Отец, иди жри сам, мама не придет, — крикнула она как можно громче.

Услышала привычное: «Как ты с отцом разговариваешь, неблагодарная ты… бубубу…»

— В магазин сам иди! — крикнула она вдогонку и выскочила из квартиры, хлопнув дверью.

«Гриша, родаки дома?» — написала она уже из тамбура.

Вместо ответа распахнулась дверь соседней квартиры.

— Отец спит, — сказал сосед, — так что тихо заходи.

И Ася тихонько просочилась в коридор.

— С родителями поцапалась? — спросил Гриша.

— Ай, — ответила Ася.

И Гриша не стал задавать вопросов, просто уткнулся опять в свой комп, а Ася уселась досматривать сериал на телефоне. У Гриши в комнате было клевое кресло, можно было вытянуть ноги, запихнув под спину разноцветные подушки.

Но даже развалясь в любимом кресле, Ася не могла сосредоточиться, все думала о том, что родителям на нее наплевать, что мать ее не любит, обращается с ней как с собачкой и что нельзя позволять так к себе относиться.

С рождения Асю окружали цветы. Все было в цветах; ходить, говорят, она училась между цветов и в них же спала. Мама родила и пошла работать продавщицей на точку, которая была прямо в их доме. Это типа героизм. Хотя, честно говоря, что в этом всем героического, Ася так и не поняла. Ну сидела себе мама в киоске, ну продавала. Ася спала в коляске рядом. Что сложного? Когда Асе исполнился год, маму понесло, она возомнила себя непонятно кем, развела бизнес и с тех пор все свободное время торчит в магазинах: то у нее поставка, то у нее первое сентября. Вон у Гриши отец хирург и тоже все время на работе, так у них же квартира как у людей! И вообще… Гришеньку любят, мама над ним трясется, в магазин его среди ночи никогда не погонят…

Мысли у Аси скакали, она все больше себя накручивала и все больше думала о том, что если бы она была беременна… И тут пазл сложился.

— Гриша! — выпалила она. — Займись со мной сексом.

— Чё? — спросил Гриша и вытащил один наушник.

— Я хочу заняться сексом, — отчетливо сказала Ася.

— Чё? — еще раз спросил Гриша.

И Ася взорвалась. Орала она полушепотом, помня, что в соседней комнате спит Богдан Семенович, что он, скорее всего, после ночной срочной операции и будить его нельзя.

— Я что, все объяснять должна? Что тебе еще сказать? Я что, должна просить? Почему нет?

— А почему, собственно, да? — спросил Гриша.

Но смотрел он уже не как вначале, а заинтересованно.

— А почему нет? — еще раз вызывающе поинтересовалась Ася.

Гриша рассматривал ее уже откровенно оценивающе. Асе стало не по себе, но она из принципа выпятила грудь и тут же пожалела об этом. Бюст у нее не был чем-то выдаю­щимся. Да и вообще у нее мало выдающегося. Нос разве что…

А Гриша… Когда-то они изображали жениха и невесту, на радость папам и мамам. И окружающие цокали языком: «Ах какая красивая пара!» Причем в этой паре Ася была красивой, а Гриша — мальчиком при симпатичной девочке.

Было это лет десять назад, когда Ася собиралась в школу, а Гриша перешел во второй класс. Но потом нагрянул чертов переходный возраст и Ася превратилась во что-то невзрачное и нескладное, а Гриша — в широкоплечего и высокого… нет, не красавца, но девчонки на него вешались. И даже взрослые девушки.

Ася поняла, что уже не выпячивает грудь, а пытается скукожиться поплотнее.

— Ась, — сказал сосед мягко, — ты классная и все такое…

— Да пошел ты! Придурок!

Дома Асю не ждали. Отец, похоже, даже не заметил ее отсутствия. Но и вопрос с магазином отпал, перед телевизором дымился свежезаваренный «Роллтон», и отец потирал руки в предвкушении.

*

Остаток недели Ася провела в анабиозе. Уроков не делала принципиально. Двойки ее не парили. Мать пыталась что-то вякать, но Ася огрызалась:

— Да какая разница? Все равно пойду на ткацкую фабрику пахать! Или куда ты меня определила?

Отец в разборках участия не принимал, листал каналы на телевизоре и иронично поднимал бровь. Когда скандал достигал апогея, папа демонстративно садился к ноут­буку, надевал наушники и делал вид, что погружен в сочинение книги. Мама, у которой на носу был ежегодный аврал по случаю Дня святого Валентина, пригрозила, что поговорит потом, — и оставила Асю в покое.

Ася пересмотрела всех «Сверхов» и взялась за «Игру престолов». Это ее взбодрило. Когда Неду Старку отрубили голову, Ася не поверила своим глазам и перемотала серию чуть назад. Неда казнили во второй раз. Ася поняла, что мир еще несправедливее, чем казалось ей час назад. Нед был чуть ли не единственным персонажем, который ей нравился (ну ладно, карлик Ланнистер тоже прикольный), — и на тебе!

Она решила прогуляться, чтобы прийти в себя. Мама, как обычно, задерживалась, а папа торчал в телике, по­этому ее уход не заметил. Но далеко уйти не удалось. Пока ехала в лифте, позвонил Гриша.

— Ася, — сказал он, — ты не могла бы зайти ко мне?

В этот момент Ася поняла, почему девчонки на него вешаются. Голос у Гриши был такой… низкий? Обволакивающий? Глубокий? Она не могла бы подобрать нужное слово, даже если бы что-то соображала в этот момент. Но Ася начала соображать, когда обнаружила себя в прихожей соседей. Гриша галантно снимал с нее куртку. Ася перепугалась и вцепилась в рукава.

— Ась! — Гриша смотрел ей в глаза и говорил все тем же голосом удава Каа. — Все будет хорошо. Поверь мне.

Она поверила. Позволила снять куртку. А когда Гриша расшнуровал ей кроссовки, сердце Аси чуть не разбилось о ребра. А потом Гриша привел ее в свою комнату. Там горели свечи. На столе стояла бутылка шампанского и два бокала.

И лежал презерватив.

Ася видела этот предмет раньше, когда к ним в школу приходили какие-то просветители и рассказывали о СПИДе.

Мозг Аси врубился на полную катушку.

— То есть… ты… — начала она, но Гриша взял ее за руки и перебил:

— Прости, что я в прошлый раз растерялся. Дурак был.

Ася не сводила глаз с презерватива.

— Но потом подумал… Ты ведь и правда классная!

Руки Гриши легли на ее плечи и принялись легонько поглаживать их.

— Если ты не передумала… это будет честь для меня.

«Будет честь для меня».

Слова были из книжки или даже из какого-то глупого любовного сериала, но сейчас они прозвучали совсем не смешно. И не пафосно.

Ася глядела на презерватив. Все ее планы о беременности ожили.

— Папу в больницу вызвали, это часов на пять. — Гриша говорил, а руки его спускались все ниже. — А мама умотала к тете Инне в Воронеж. На день рождения…

Руки были уже под рубашкой Аси. Очень теплые, мягкие и сильные руки.

— Поэтому, если ты все еще хочешь… Ты не волнуйся, я приму все меры безопасности…

— Я согласна! — сказала Ася. — Только давай без мер безопасности!

— Уверена? — Пальцы Гриши остановились в нерешительности.

— Мне сегодня можно! — Ася обняла Гришину шею. — Сто процентов!

Гришу не убедили Асины «сто процентов», потому что руки вдруг стали твердыми и чужими.

— А если ты болезней всяких боишься, — торопливо добавила Ася, — то не бойся. Ты у меня первый!

И она прижалась губами к его шее.

Руки Гриши снова ожили и даже слегка задрожали…

*

Домой Ася пришла через три часа.

Она аккуратно выскользнула из соседской двери и нырнула в свою.

Она хорошо помнила, как пару лет назад начала скачкообразно расти и вдруг мир сделался меньше. Меньше комната, меньше лифт. Когда-то еле дотягивалась до кнопки, а вот она в районе живота. Как так случилось? Когда?

И сейчас она шла и не понимала, как все могло так измениться? Что произошло? Подкрутили яркость? Добавили еще пару D в привычный трехмерный мир?

Ася не слышала, что говорила мама, что бубнил отец, она закрылась у себя в комнате и свернулась калачиком. Ей хотелось сохранить это ощущение навсегда. Она обняла подушку и улыбнулась.

В голове было пусто, и не думалось ни о чем.

Она сделала это. Она стала женщиной. Настоящей женщиной. И теперь все будет по-другому. У нее теперь будет любовник. И будут волшебные встречи. Обязательно будут! Во всех сериалах так. Сначала не очень, а потом волшебные встречи. Главное, что теперь для этого нет никаких препятствий. А Гриша классный… С ним было не страшно… И почти не больно…

Ася так и заснула, не раздеваясь и обняв подушку. И утром встала тихая, обнаружила у себя в телефоне: «Ты как?» — и искренне написала: «Счастлива».

«Ты клевая», — ответил Гриша.

«Я знаю», — написала она.

Непонятно откуда взялась смелость, вообще непонятно откуда взялось все, но когда Ася вошла в класс, одноклассники как по команде повернулись в ее сторону. В другой день Ася бы испугалась, но сегодня только расправила плечи. Подумаешь! Дети они все. А она стала взрослой. И ей не о чем с ними разговаривать.

*

Вот честно, про возможную беременность Ася и думать забыла. У нее теперь была тайна. Она ее смаковала, она вспоминала подробности. Иногда они переписывались с Гришей, и это было фантастически возбуждающе. Он интриговал. Он обещал научить ее всему. Он говорил, что она очень талантливая ученица.

Ася мечтала о следующем свидании, но Гришина мама, как назло, вернулась из Воронежа больная и засела дома, не выходя даже в магазин. Позвать Гришу к себе Ася стеснялась, да и был в этом всем какой-то нереальный кайф — переписываться, зная, что он за стенкой, вспоминать, предвкушать.

— Ты что, влюбилась, что ли? — подозрительно спросила мама однажды утром.

— Я? — Ася презрительно фыркнула, но улыбку спрятать не смогла.

— Только любви твоей не хватало! — завелась мама. — У тебя экзамены! Ты и так дура, а теперь точно мозги отшибет!

Ася не слышала. Может, она и правда влюбилась? А так бывает?

Она напряглась, только когда увидела на телефоне напоминалку — месячные. Но ничего не началось. За последние три года задержка у нее случилась впервые.

И на следующий день не началось.

А к вечеру Ася не выдержала и купила тест.

И уже через полчаса сидела в ванной и смотрела на две полоски.

В голове было так же пусто, как и после секса. Как так получилось? Она же не это имела в виду…

ПЯТАЯ НЕДЕЛЯ

СТРАШНАЯ ТАЙНА

Ася думала.

Никогда раньше она не думала столько, сколько сейчас.

Пыталась понять, каково это — быть беременной. Вслушивалась в себя, но ничего особенного не находила. В интернете то хвастались радостью материнства, то жаловались на токсикоз и перепады настроения…

Ася чувствовала себя как обычно.

За исключением того, что где-то внутри нее сейчас росло новое человеческое существо.

Ася не понимала, что делать дальше. Первоначальный план — ошарашить родителей и вообще всех вокруг — ей перестал нравиться. Никому и ничего говорить она не собиралась. Это была ее маленькая… то есть огромная тайна.

Ася вынырнула из размышлений и осмотрела одноклассников. Все более-менее корпели над самостоятельной. Морщили лоб, пытались списать у соседа, расстраивались или радовались. И ни один не знал ее страшной тайны! Это давало ощущение исключительности. Превосходства.

— Самохина, — без особого энтузиазма спросила математичка, — может, хоть сегодня что-то решишь? Для разнообразия?

Ася не стала спорить, склонилась к чистому листочку и принялась рисовать на нем цветочки.

Теперь она ломала голову над главной проблемой. Говорить ли Грише? Все-таки он тоже имеет к этому отношение… «Не скажу, — решила Ася, — пока можно, буду молчать. Это моя тайна!» А еще она боялась, что Гриша перестанет с ней общаться. В сети об этом много писалось: мужчины, особенно молодые, бросают женщин, как только узнают о беременности. А Асе нравилось переписываться с Гришей, улыбаться ему по-особенному во время случайных встреч… А может быть, еще раз заняться любовью? Да, не сексом, а именно любовью! Ася была почти уверена, что влюблена.

Прозвенел звонок, она сдала свой разрисованный листочек и вышла из класса с легким сердцем. Решение принято. Никому и ничего она не скажет. Во всяком случае пока.

*

Ася вошла в гостиную и поняла, что дело плохо. Во-первых, мама посреди рабочего дня бросила свои любимые цветочки и примчалась домой. Во-вторых, они с папой сидели рядом на затертом плюшевом диване и молчали. И смотрели на Асю.

— Привет, — сказала она, когда молчание стало совсем уж тягостным.

Вместо ответа мать двумя пальцами подняла со стола штуку, которую Ася сначала и не заметила.

Тест на беременность.

С двумя полосками.

В груди у Аси стало легко и весело.

— Отец в ванной нашел! — сообщила мама. — И сразу позвонил мне.

— Ну что? — скрестил руки на груди папа. — Будешь нам рассказывать сказки про подружку, которая заскочила провериться на беременность?

— Нет, — спокойно ответила Ася, усаживаясь в кресло напротив. — Это мое.

— Ты посмотри на нее… — начал папа, но мама не дала закончить.

— Ты беременна?! — поразилась она так, как будто только что увидела эти две полоски. — От кого?!

— От Гриши. Соседа. Мы любим друг друга.

Асе становилось все легче и легче.

Видимо, тайна все-таки рвалась наружу все эти дни.

Родители замолчали и растерянно переглянулись. Ася поняла, что они готовились совсем к другому разговору — с враньем и слезами. Ася улыбнулась.

И тогда мама сделала то, чего не делала очень давно, с доисторических времен. Она шмыгнула носом, подошла и обняла Асю. Асе стало хорошо и уютно, как в детстве. Она уткнулась в маму и расплакалась от счастья. Ей все больше и больше нравилось быть беременной.

— Я не допущу, чтобы ты прошла через ад, который мне устроила твоя бабушка, — пафосно сказала мама и гордо вскинула голову.

— Ну… зашибись, — проговорил отец.

*

А потом все завертелось так быстро, что Ася перестала удивляться. Мама куда-то позвонила. В квартиру ворвалась вкусно пахнущая тетя Вероника, Гришина мама, и кинулась обниматься.

— Бедная моя девочка, — запричитала она, — я этому олуху все его хозяйство поотрываю! Как он мог! Я ж ему все время говорила — предохраняйся, дурак!

— Не надо ему ничего отрывать! — испугалась Ася. И покраснела. Очень двусмысленно это прозвучало.

Но тетя Вероника совсем не смутилась, а, наоборот, умилилась:

— Ах ты маленькая, ах ты девочка моя! Он не заслуживает, чтоб такая нежная… Так!

Тут голос Вероники стал тверже стали:

— Так! Чтоб вы знали, что об аборте речь не идет. Не смейте даже думать! Я помогу, мы поможем! Это же так мило… Асенька, солнышко мое, ты же мне сама как дочечка, я ж так рада, что у Гриши наконец кто-то приличный…

— Ей шестнадцать. Бабы, вы что, с ума сошли? — подал голос Асин отец.

— Алексей! — прикрикнула Лариса. — Ты что, хочешь родную дочь… ты хочешь, чтобы она… Да как ты смеешь вообще тут высказываться? В таком состоянии нужна поддержка родных! Уж я-то знаю! Никакого аборта!

И снова в ее голосе зазвенели интонации актрисы, которая играет Жанну д’Арк. Ася забилась в угол и смотрела на происходящее огромными глазами. Какой аборт? Кого на аборт? Зачем аборт?

Тут Ася вспомнила, что первоначальный план был именно такой. Беременность — аборт — внимание мамы. Но сейчас, когда этот самый аборт стал реальностью, ей стало страшно. Это ж больница. Наркоз. Ужас.

— Не надо… аборта… — пискнула она.

— Даже думать не смей! — еще раз подтвердила Вероника. — Вы`носим, вы`кормим, вы`ходим. Будет расти всем на радость.

Ася успокоилась и улыбнулась. Ну и отлично. Ну и прекрасно. Ничего с ней делать не будут. Можно спокойно жить дальше.

— Если что, Богдан поможет, — сказала Вероника. — Вы ж знаете, лучшие врачи города в нашем распоряжении. Так что родим в лучшем виде. Ах ты маленькая, не переживай, это еще не скоро.

Ася моргнула. Она и не переживала. Она вообще не думала об этом.

Потом мамы обнялись и отправились на кухню «посидеть», как они любили. Лариса ради Вероники всегда доставала красивые бокалы и сервизные тарелки. В этот раз даже папа на что-то сгодился, потому что Вероника сказала, что у нее стресс и нужно что-то покрепче. И Алексея отправили в магазин. Вино он, конечно, принес не то, второй раз идти отказался, бурча, что «баловство это все за такие деньги», получил тарелку жареной картошки и мрачно унес ее к ноутбуку со словами: «Пойду попишу».

Когда пришли Богдан Семенович с Гришей, мамы уже решили, как они назовут «нашу девочку», в какую школу ее отдадут, в какой вуз пристроят и куда отправят молодых в свадебное путешествие.

Богдан Семенович все понял быстро. И отвесил Грише подзатыльник.

У Гриши при этом было такое выражение лица, что Ася кинулась к Грише на грудь с криком:

— Не бейте его, это я виновата!

— Они что, в комп влезли? — шепотом спросил Гриша. — Переписку нашу прочитали?

— Тест на беременность нашли, — всхлипнула Ася.

— Что? — оторопел Гриша.

— Хоть один упрек в ее адрес, и ты труп, — отчеканил Богдан. — Сели оба.

Сели не только Гриша с Асей. Сели и Вероника с Ларисой. И даже Алексей, который пришел из соседней комнаты поздороваться, уселся на старенькую табуретку.

— Выхода два. Рожаем или не рожаем? — спросил Богдан.

Асю начало слегка поколачивать на нервной почве. Она смотрела на каменное лицо Гриши и пыталась понять, что тот думает. Рассердился? Обиделся? Он больше не будет с ней? У нее задрожали губы и руки, и она кинулась к Грише на шею.

— Я люблю тебя, — всхлипнула она, — прости. Прости. Прости. Не сердись, я не думала, я не хотела. Я люб­лю… Только не сердись на меня… Пожа-а-алуйста…

Асе захотелось упасть на пол и замолотить ногами и руками, как в детстве. Она была так счастлива эти две недели. Как никогда в жизни. А сейчас у Гриши такое чужое лицо, и как это можно пережить? Она плакала, всхлипывала и вытирала слезы кулачками. А Гришино лицо расплывалось перед ней, и ей казалось, что он уходит от нее навсегда, и от этого она плакала еще безутешнее.

Она слышала гвалт, но не различала отдельные голоса. Но когда почувствовала на спине Гришины руки, среагировала мгновенно. Прижалась, уткнулась, вдохнула его запах, подалась к нему всем телом.

— Тихо, тихо, тихо… — говорил Гриша.

И голос у него уже был нежный, а не злой.

— Я сам дурак…

— Идиот, — поддакнул Богдан.

— Горько! — сказала Вероника.

*

Когда успокоились, принесенное выпили, наготовленное съели, кто-то спросил:

— А жить они где будут?

Все удивленно обернулись на голос, который принадлежал Асиному папе. Все это время Алексей не принимал участия в бурном обсуждении, о нем почти забыли.

— Они же теперь типа семья, — усмехнулся он. — Жить должны вместе. А где?

Гриша беспомощно посмотрел на родителей. Ася — на Гришу.

— Вообще-то, по уму, — продолжал Алексей, — и свадьбу нужно сыграть. И так перед соседями стыдно…

— Мы твои соседи, — отмахнулась Вероника, — перед нами тебе стыдно? Нет, свадьбу можно пока не играть. Сейчас с этим не спешат. Слышали, Хью Грант женится? В пятьдесят семь лет, между прочим, на женщине, которая ему двух детей родила…

— Да-да-да. — Лариса остановила подругу, которая сутками сидела дома и была в курсе всех свадеб всех знаменитостей мира. — Но Леша прав, с жильем надо что-то думать.

Алексей с удивлением посмотрел на жену, которая впервые за много лет признала его правоту, и расправил плечи. Лариса же с мрачным видом осматривала отставшие в углах кухни обои.

Впрочем, больше Алексею не удалось вставить свои пять копеек. Обсуждение вспыхнуло с новой силой.

Богдан Семенович был за то, чтобы снять квартиру и «пусть сами крутятся», но Вероника замахала на него руками:

— У Гриши экзамены! Ему готовиться…

— Ну так не он же залетел! — ответил Гришин папа. — Ему беременность экзамены сдать на помешает!

Слова «залетел» и «беременность», первый раз произнесенные вслух, повисли в воздухе. У Аси на глаза опять навернулись слезы, а взрослые посмотрели на Богдана с укоризной.

— Что? — сурово спросил он. — Не нравится, когда вещи своими именами называют? Ребенка сделать мозгов хватило, пусть сами выкручиваются. Я готов платить.

— Платить он готов… — фыркнула Вероника.

— Цыц! — сказал Богдан.

Вероника замолчала, но ее взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Гриша с Асей, пойдите погуляйте в другую комнату, — сказала она сквозь зубы.

Ася с Гришей, как послушные детки, встали и вышли. В кухне тут же вспыхнул скандал, но Гриша поплотней закрыл дверь. Ася уселась на краешек своей кровати.

— Ну и? — спросил Гриша. — Что это было?

— Я… я…

Ася думала, что когда Гриша спросит, она расскажет ему про то, что цикл сбился. Она знала, что так бывает. Но под его взглядом скукожилась и онемела.

— Была б ты постарше, подумал бы, что специально… — хмыкнул Гриша, — но тебе-то это на фига? Тебе хоть шестнадцать есть?

Ася кивнула.

— Ну хоть не посадят, — сказал Гриша. — Хотя и так не посадили бы. Я тоже несовершеннолетний…

Ася кивнула еще раз.

— Так что все произошло по взаимному согласию, — сказал Гриша, — никакого криминала… Я раньше думал, что только в кино с первого раза беременеют.

Из кухни раздался мощный удар кулаком о стол. И там сразу стало тихо.

— О! — сказал Гриша. — Отец всех строит. Это он умеет.

— Я его только спящим видела, — тихо сказала Ася.

— Это тебе повезло…

Тут дверь в комнату распахнулась, и вошел Богдан Семенович.

— Значит, так, — сказал он, — свадьбу я вам оплачивать не буду. Если надо, пойдете в загс и распишетесь. Или сами заработайте.

Тут он хохотнул.

— Где жить, решайте сами, — продолжил Богдан Семенович. — Вы теперь взрослые самостоятельные люди…

Тут он хохотнул еще раз.

— Найдете квартиру — я оплачу. Теперь главное. Вы оба в этом году сдаете экзамены. Ася, ты в школе вообще никому ничего не говоришь. Поняла? Я тебе сделаю освобождение от физкультуры, учебный год закончится через три месяца, еще ничего заметно не будет. Если там не двойня…

Тут Богдан помрачнел.

— Приедешь завтра ко мне в больницу, я тебя отведу на УЗИ… И дам врача, наблюдаться будешь у нас. На учет тоже мы поставим.

За спиной Богдана показались Лариса и Вероника. Вид у них был испуганный. Вероника делала большие глаза и показывала сыну жестами, мол, соглашайся со всем, не перечь.

Ася, глядя на тетю Веронику, послушно кивнула.

— Короче, сначала УЗИ, потом вам три дня на принятие решения, — резюмировал свою речь Богдан и вышел.

Мамочки увязались за ним.

Ася умоляюще посмотрела на Гришу.

— Какого решения? — спросила она.

— Где мы будем жить, — бесцветно ответил Гриша.

— А где? — спросила Ася.

Гриша сел рядом с ней на кровать. Осмотрел комнату, уткнулся взглядом в древний постер с «Ранетками» и простонал:

— Господи, ну почему это все случилось со мной?

— Потому что ты классный! — сказала Ася и неумело его обняла.

— С другой стороны, — сказал Гриша, — все самое страшное случилось, и теперь точно можно не предохраняться.

Асю бросило в краску, и она, чтоб это скрыть, прижалась к Грише еще сильнее.

— Короче, потом подумаем, — сказал он.

Ася кивнула. Когда ее обнимали, она была абсолютно счастлива.

*

Следующая пара дней пролетела в тумане. Ася не ходила в школу, Ася ходила по врачам.

На вопрос доктора на УЗИ: «Живете ли вы половой жизнью?» — Ася уверенно ответила, что нет.

— Понятно, — спокойно сказала доктор и принялась диктовать: — Пять недель, видно плодное яйцо в полости матки…

Богдан Семенович, который стоял за спиной у врача и из-за плеча смотрел в монитор, решил пошутить:

— Мальчик, девочка?

— Не знаю, он пока говорит неразборчиво, плохо слышно, — в тон ему ответила доктор.

И пока Ася одевалась, обратилась конкретно к ней:

— Значит, так, сейчас все хорошо, но в двенадцать недель обязательно еще одно УЗИ и скрининг. Если… Если будет еще актуально…

Ася испуганно глянула на Богдана Семеновича, но тот держал лицо. Молчал. Ася чувствовала себя рядом с ним странно. Он вроде не злился, но выглядел устрашающе.

Однако стоило им выйти в коридор, как грозный доктор преобразился. Здоровался с каждым встречным пациентом, причем — что особенно поразило Асю — помнил всех по именам. Мужчины при виде Богдана Семеновича приободрялись, а женщины всех возрастов начинали смотреть томным взглядом и говорить грудным голосом. Персонал, правда, старался держаться от завотделением кардиологии подальше. Один юноша, на котором халат висел, как на чужом, попытался остановить Богдана Семеновича.

— Виктор, — ответил тот, не замедляя шаг, — по этому поводу мы с вами уже говорили.

Сказано было совсем без интонации, но бедный Виктор стал цвета кафеля и попытался вжаться спиной в стену. Так они добрались до кабинета Богдана Семеновича.

— Сейчас тебя моя медсестра запишет на УЗИ и даст мой личный телефон. Если ты… Мало ли… Короче, вдруг что решишь — позвони. Лично мне. Шуметь не надо.

Ася кивнула. Табличка на кабинете Богдана Семеновича выглядела монументально. Медсестра была с ней любезна до приторности.

Ася знала, что Богдан Семенович врач, но не думала, что прям вот такой врач. Настолько главный.

*

Ася лежала на кровати и смотрела в потолок. Когда ей было пять лет, ей на день рождения подарили люстру с принцессами. Тогда она ее обожала. И в семь лет, когда попала в нее мячиком, тоже еще любила. Но сейчас ей казалось, что принцессы с треснутого плафона издевательски скалятся.

Ася опять прислушивалась к себе и опять не чувствовала ничего.

Сначала она думала, что теперь ее будет все время тошнить и в школу ей ходить не придется. И даже мама ей сказала: «Если что, оставайся дома». Но Ася чувствовала себя как обычно. И неожиданно, как только у нее появился выбор — ходить в школу или не ходить, выяснилось, что лучше ходить. Дома скучно.

Погода стояла прекрасная. На физкультуру идти было не нужно. Жизнь наладилась.

На уроках Ася сидела на своей третьей парте и смотрела в окно. На переменах спокойно переходила из кабинета в кабинет. На физкультуре равнодушно наблюдала, как ее одноклассники с гоготом носятся по кругу и задирают друг друга, а одноклассницы трусят на своей половине зала с выражением вселенской скорби на лице.

После уроков она вышла на школьное крыльцо. За весь день в школе она не произнесла ни слова, и, когда к ней обратился Гриша, ей пришлось откашляться.

— Ну чё, ты как? — несвязно спросил Гриша.

— Норм, — ответила Ася и покраснела.

Он первый раз заговорил с ней в стенах школы.

Гриша улыбнулся, оглянулся на своих друзей и обнял Асю.

— Это еще что такое? — возмутилась вышедшая из школы завуч. — Как вам не стыдно демонстрировать свои чувства? А что дальше будет? Целоваться начнете на виду у всех?

Ася шумно вздохнула и с негодованием посмотрела на завуча. Одноклассники Гриши заржали.

— Нет, — с вызовом ответил Гриша, — до вечера потерпим!

— Разошлись! — скомандовала завуч и прошла мимо молодых людей, на всякий случай не оглядываясь.

И правильно не оглядывалась. Гриша с Асей и не думали расходиться. Одноклассники продолжали ржать, а завуч шла, непрерывно качая головой, как собачка на приборной доске машины Асиной мамы.

— Ну ты, короче, заходи, если что, — сказал Гриша, отсмеявшись.

И отправился к пацанам, небрежно перекинув сумку через плечо.

«А ведь он мной хвастается», — сообразила Ася.

Но ей было совершенно не обидно. Ей было очень приятно.

*

Вечером Асю выдрал из комнаты бабушкин вопль. Папина мама приезжала к ним редко, но метко. Первые десять лет Ася была избавлена от этого кошмара, а потом мама дала слабину и бабушка стала появляться. И учить всех жизни. А Асю больше всего.

Это был ад.

Мама во время бабушкиных визитов пряталась на работе, на папу надежды было мало. Ася злилась и умоляла кого-то там наверху, чтобы бабушка наконец уехала. А когда получила относительную самостоятельность, то стала, как и мама, сбегать из дома, как только там появлялась баба Галя. Сегодня не успела, но надеялась отсидеться в комнате.

— Что ты сказал? — проорала бабушка.

Ася вышла в кухню и застала там красного отца и малиновую бабушку.

— Я знала, что этим кончится. Я же знала, что она воспитать никого не может! Я тебе говорила, жениться нужно было на нормальной девочке! Но ты ж не слушаешь! Пошел на поводу у первой встречной!

— Что происходит? — спросила Ася.

— Что происходит? — У бабушки от возмущения кончились слова, и она пару секунд хватала ртом воздух. — Ты еще спрашиваешь?

— Ася… — начал отец, но бабушка его перебила:

— Ну что, упустил ребенка? Сломал ей жизнь? Отец, называется!

Ася заподозрила неладное.

— Что ты ей сказал? — спросила она.

Но тут отец неожиданно приосанился и заявил:

— Она твоя бабушка, она имеет право знать!

Ася закатила глаза.

— Значит, так, — вещала бабушка, — врача найдете сами. Но я теперь буду жить у вас. А ты, Ася, будешь после школы немедленно приходить домой, и я лично буду проверять у тебя уроки. И если только хоть шаг в сторону…

— Ага, вот щас, — сказала Ася.

Сначала она хотела уйти сразу, но потом подумала и пошла в свою комнату.

Бабушка — за ней.

— Если ты не понимаешь, если родители тебе не объяснили…

Ася покидала в школьный рюкзак планшет, телефон, наушники, спортивный костюм, майку и осмотрелась.

— Ты меня слушаешь? — возмутилась бабушка.

— Нет, — ответила Ася, — и пока ты отсюда не уйдешь, ноги моей в этой квартире не будет.

Ася закинула рюкзак за спину так же небрежно, как сделал это сегодня у школы Гриша, и очень быстро выскочила в коридор. Для отвода глаз схватила куртку и выбежала к лифту. Но бабушка за ней не пошла. Видимо, осталась орать на своего сына.

А Ася тихонько вернулась и позвонила в соседнюю квартиру.

— Теть Вероника, у меня проблема, — сказала она.

Мама Гриши молча затащила ее к себе.

*

Гриша был у репетитора, Богдан Семенович в больнице, и Вероника, прикрыв свежий маникюр перчатками, готовила ужин к их приходу. Но и в процессе готовки успела накормить Асю до отвала.

Она умилялась Асиному аппетиту, долго и подробно рассказывала, как ее саму тошнило первые три месяца беременности.

— Ничего не могла есть, представляешь? Похудела на пять кило, прозрачная стала. А мне врач говорит, жри через силу. Ну я нос себе затыкала и ела. Рис. Вареный. Больше ничего не могла. Зато потом ка-а-ак прорвало! Двадцать кэгэ набрала, вон до сих пор скинуть не могу…

Вероника театрально вздохнула, втянула живот и посмотрела на свое отражение в натертой до блеска стенке духовки.

— Так что даже и хорошо, что ты такая молоденькая, быстро выносишь, быстро родишь, потом еще вся жизнь впереди!

Ася улыбалась и кивала. Через два часа пришла мрачная мама. Вероника молча поставила перед ней чай.

— Идиот, — сказала Лариса.

Иногда, когда мать орала на отца, Ася его защищала, но в этот раз она была с мамой полностью согласна.

Мама принялась стучать ложечкой, чай чудом оставался в чашке.

— Я тебе сахар не клала, — тихо сказала тетя Вероника, — но если нужно, ты скажи.

— Спасибо, нет!

Лариса отодвинула чашку, и чай таки вырвался на свободу.

— Приперлась она, — сказала Лариса, — мне жизнь чуть не сломала, теперь еще и к Асе лезет. Она вообще не имеет права рот открывать!

— Тихо, тихо…

Вероника погладила Ларису по руке.

— Любящая бабушка… Нашлась… Я ей уже напомнила, что если б я ее послушалась, Аси б вообще не было. Так что пусть теперь сидит молча.

Вероника испуганно посмотрела на Асю.

— Я в курсе, — сказала Ася и поинтересовалась: — А выгнать ее нельзя?

— Как? — устало спросила Лариса. — Силой вывести? Так она будет орать на весь подъезд, падать и хвататься за сердце.

Асе показалось, что мама не столько предполагает, сколько вспоминает. Но на всякий случай она решила не переспрашивать.

— Но есть методы, — усмехнулась мама, — больше двух дней она не выдержит. Сейчас пойду тюнер от телика вырублю.

— Так папа включит! — сказала Ася.

— Папа? Включит? — Лариса засмеялась. — Ну пусть попробует. Пусть найдет его сначала…

Лариса залпом допила чай.

— Короче, Вероника, я вам буду по гроб жизни благодарна, если Аська сегодня у вас переночует.

— Да нет проблем, — улыбнулась Вероника, — только я их с Гришей положу, больше негде.

— Да теперь-то уж… — вздохнула Лариса.

Тут обе мамы хихикнули. Ася вжалась в стул.

*

— Ты почему телефон не берешь? — крикнула мама, как только Гриша вошел в квартиру.

— Разрядился! — привычно соврал Гриша, стягивая кроссовки.

Не рассказывать же маме, что после факультатива он с одноклассниками зависал в фуд-корте.

— А у нас сегодня Ася ночует! — продолжила мама. — У них там бабушка.

Гриша понимающе кивнул. Про стихийное бедствие «бабушка приехала» он слышал и раньше.

— Супер! — ответил он, входя в кухню. — Тогда я в гостиной лягу, на диване?

— Не поместишься ты ни на каком диване! — Мама посмотрела снизу вверх на своего «маленького сыночка». — Я вам белье новое постелила.

— Нам? — удивился Гриша, усаживаясь за стол.

— Вам с Асей. А руки помыть?

Гриша мыл руки долго и тщательно. Потом еще и лицо вымыл. Холодной водой. Два раза.

Сегодня он будет спать в одной постели с девушкой. Во всех смыслах «спать». Всю ночь.

Он принялся умывать лицо в третий раз.

Нет, опыт у него был, и еще какой, но чтобы вот прямо всю ночь… И самое странное — родители будут за стеной. И будут знать, чем они с Асей занимаются.

— Ты заснул там? — постучала в дверь мама.

Гриша понял, что стоит перед умывальником и таращится на льющуюся воду. Выключил кран, очень тщательно вытер руки.

За ужином говорили о чем угодно: о предстоящем ЕГЭ, о проходных баллах в политех, о придурочной биологичке — только не о предстоящей ночи. Даже когда за столом материализовалась Ася, об «этом» не заговорили.

Гриша и Ася смотрели в разные стороны и боялись дотронуться друг до друга. Чай пили долго, оттягивая момент, когда придется отправиться в спальню.

Вместе.

Наконец Вероника Валерьевна прогнала их спать.

Гриша, как галантный кавалер, пропустил Асю вперед. Она вошла и застыла в ужасе. Почему-то ее напугала эта белоснежная простыня, огромное одеяло и особенно — две маленькие подушки. В голове всплыло словосочетание «семейное ложе». И сразу за ним, из каких-то запасников памяти, — «прокрустово».

— Я в ванную! — выдохнула Ася и выскочила.

Гриша прикрыл за ней дверь, разделся и лег. Начал думать о том, как Ася вернется, ляжет рядом и…

«Может, — запоздало подумал он, — надо было опять свечи и цветы? Нет, наверное, не надо было… Да и все равно уже не успею…»

Чем больше он представлял, что сейчас будет происходить, тем неуютнее ему становилось. Он прислушался. С кухни доносилось жужжание миксера.

«Значит, и мама нас будет слышать? — подумал Гриша. — Или нет?»

Чтобы отвлечься, он принялся листать телефон.

*

Ася очень долго не могла выйти из ванны. Там, в кровати, ее ждал посторонний. Мужчина. Да, это Гриша, да, Ася (теперь уже точно!) его любит, но… Он же там будет лежать всю ночь! А когда она придет, по-хозяйски обнимет и…

Нет, она, конечно, хочет заняться с ним любовью, но не так. Не банально. Без всех этих «супружеских обязанностей»… С романтикой!

— Ася! — постучала в дверь тетя Вероника. — Прости, мне моющее средство взять нужно! Оно под ванной!

«А за стеной будут его папа с мамой», — подумала Ася с ужасом, но все-таки вышла.

Гриша уже был в постели и играл на телефоне в какую-то игрушку. Ася сбросила халат и пристроилась рядом. Выяснилось, что высокий и широкоплечий парень — это прекрасно, но не на узкой кровати.

— Подвинься! — потребовала Ася.

— Ага, — ответил Гриша и принялся неловко отодвигаться, не выпуская из рук телефон. — Извини, тут миссия! Осталось чуть-чуть… Если не пройду, придется заново…

И он ушел в игрушку с головой. Ася лежала рядом и тихо злилась. Ну что за дела! Рядом с ним лежит любимая девушка, мать его ребенка, а он — «миссия»!

Она прижалась к Грише покрепче. Поцеловала его в плечо. Потерлась щекой…

Миссию Гриша в ту ночь так и не прошел.

*

Утром Ася никак не могла сообразить, что за странный звонок у нее на будильнике. Потом потихоньку вернулась в реальность.

Не выспалась она ужасно. Сначала было совсем не до сна, потом Гриша уснул, но одеяла не хватало, подушка была неудобная, а Гриша так и норовил вжать ее в стену. Как только удавалось задремать, Гриша шевелился, и это шевеление ее будило.

— Тебе к первому уроку? — спросил Гриша.

— Угу, — ответила Ася, не открывая глаз.

— А мне к нулевому.

Гриша сел, помотал головой и протер глаза. А потом встал и принялся швырять в сумку тетрадки и учебники.

— Черт, забыл геометрию… Ладно, спишу, она третьим. Надо было доклад по биологии… Ай, потом…

Ася наблюдала за ним из-под ресниц. Это было так необыкновенно. Так прекрасно. Так волнующе.

Ася пошевелилась в постели, и Гриша отреагировал мгновенно. То есть его тело отреагировало.

— Ну и как мне теперь из комнаты выйти? — возмутился он.

Но Ася поняла, что возмущается он показушно. Скорее, радуется. Или хвастается.

— А бабушка к вам надолго? — спросил Гриша, надевая самую просторную и длинную майку, которую только смог найти.

Ася пожала плечом.

— Хорошо бы подольше, — хмыкнул Гриша. — Все, я ушел.

*

Ася шла по школьному коридору и думала. То есть пыталась думать. То есть она надеялась, что хотя бы со стороны кажется, что она о чем-то думает.

Она раз за разом прокручивала в голове вчерашний вечер и сегодняшнее утро. И пусть было стыдно и страшно выходить после такой ночи в чужую квартиру, но счастья все равно было больше. Подкрашенная и причесанная тетя Вероника ее покормила. Все было немножко как в кино. Яркий желток глазуньи на белой тарелке и глазурованная блестящая чашка с молоком. Гришина мама в пеньюаре. Ася удивилась тому, что она вспомнила слово «пеньюар», вживую она его никогда не видела.

Заскочила мама. Принесла вещи и школьную сумку. Вероника предложила ей кофе и круассан. Но этот кофе с круассаном маме не шел. Она была, как обычно, всклокоченная и мятая.

Когда-то Ася пыталась ее упрекнуть в том, что она выглядит как торговка на рынке.

— Так я и есть торговка на рынке, — отрезала мама, — и ты за эти деньги жрешь.

Больше Ася маму не критиковала. Но сейчас ей опять было стыдно вспоминать, как мама залпом выпила кофе из тонкой чашки и сжевала круассан, как будто он банальная булочка.

Но Ася уже как будто не имела отношения к маме. Мама как будто пришла в гости к ней. А у Аси пеньюар и круассан. И все хорошо.

Даже английский, который Ася ненавидела всей душой, прошел мило и спокойно. Англичанка пыталась наехать за ненаписанное сочинение по Конан Дойлу, а Ася, у которой в голове все путалось, согласилась отвечать устно и неожиданно для самой себя пусть и коряво, но пересказала серию «Шерлока», которую недавно пересматривала с субтитрами. Ей не нравилась русская озвучка. И первый раз за учебный год англичанка не орала, не язвила и не поправляла ее через слово, а выслушала, посмеялась вместе с группой и поставила четверку. А потом принялась рассказывать, что смотреть кино на английском — это прекрасный способ выучить язык, и весь урок вспоминала, как во времена далекой молодости доставали фильмы, и в каком ужасном качестве их смотрели, и как ценилась дружба с однокурсником, у которого папа из загранки привез чуть ли не единственный в городе видеомагнитофон.

Первый раз в жизни Ася стала любимицей группы. В этот день больше никого не спросили.

Еще пару недель назад Ася млела бы от счастья, если бы к ней подошли одноклассники и сказали «спасибо». А тут Настя из «Три А» заметила, что последнее время Ася прекрасно выглядит. А потом они вместе обсудили платье. Ася терпеть не могла платья как класс, но сегодня вещи ей собирала мама и выбора не было. А Алина сказала, что оно ей очень идет. А Ася только улыбнулась. И тут из-за поворота показался Гриша. Перед тем как убежать в школу, Гриша на пару минут заскочил в комнату, чтобы надеть рубашку и штаны. И вот он идет в этой самой рубашке и штанах. И Ася знает, какое у него нижнее белье. И даже больше.

У нее мелькнула безумная мысль рассказать об этом одноклассницам, но Гриша ей улыбнулся, и мозги у нее отшибло окончательно. Это ее тайна. И она не хочет ее расплескать.

Ася ждала, что Гриша, как обычно в школе, пройдет мимо, но нет. С хитрющей улыбкой он подошел и шепнул ей на ухо: «А я знаю, какое у тебя нижнее белье!» И Ася не смутилась, а, наоборот, расхохоталась так, как не смея­лась никогда.

— Не поверишь, но я только что думала о твоем, — шепнула она ему на ухо.

— До вечера! — ответил Гриша и подмигнул. И отошел под изумленные взгляды своих друзей и потрясенные взгляды Асиных одноклассниц.

— Это твоя? — донеслось до Аси. — Ничё се!

Ася знала, что это про нее. Но еще счастливее стать просто не могла.

*

Ася подумывала сказаться больной и смыться с последнего урока. Потом посмотрела на себя в зеркало и поняла, что изобразить страдание не получится. Да и неохота. Осталась.

И зря.

В самом начале урока ее вызвали к завучу. Это само по себе не предвещало ничего хорошего, а уж когда она увидала бабушку, настроение испортилось окончательно.

— Ну что, Самохина, — устало сказала завуч, — оказывается, ты у нас… взрослая совсем, да?

— Вы тут вину не перекидывайте! — взвилась бабушка. — Вы недосмотрели! Почему классный руководитель ничего не предпринял? Где воспитательная работа? Где психологи?

— Воспитательная работа ведется, — монотонно, видимо уже не в первый раз, сказала завуч. — Я вам показывала отчеты. В том числе и лекция об опасности ранней половой жизни…

— Знаю я эти ваши лекции! — Бабушка, которая всю жизнь проработала завхозом, могла ругаться часами, не теряя запала. — Разврат сплошной! Только интерес разжигаете! Нездоровый!

— Слушайте, — не выдержала Ася, — вы же все равно между собой отношения выясняете. Можно я пойду?

Две пары строгих глаз попытались прожечь в ней дыру, но Ася вдруг поняла, что ей не страшно. Неприятно, тошно, но ноги, как обычно, не подкашиваются.

— Погоди, — пообещала бабушка недобро, — и до тебя доберемся.

Ася почувствовала прилив бесстрашия.

— Я тогда сяду, — заявила она и опустилась в кресло, — мне в моем состоянии стоять вредно.

Это был правильный троллинг. Бабушка и завуч разом распахнули рот, чтобы отчитать зарвавшуюся девчонку. И тут же захлопнули, потому что не орать же на беременную. А вдруг у нее выкидыш будет, кто тогда виноват окажется?

— Это гормоны, — первой пришла в себя завуч, — не обращайте внимания.

— Точно! — согласилась бабушка. — Гормоны. И мозгов с гулькин нос!

— Ничего, сейчас родители придут! — нагнетала завуч. — Я вызвала! А пока сиди там и молчи!

Пока завуч с бабушкой обсуждали распущенность и инфантильность нынешнего поколения, Ася размышляла: «Ладно, сейчас мама придет и их построит… Эх, хорошо бы Богдана Семеновича сюда, они бы не пикнули… Но не сдавать же ради этого Гришку».

Пришел папа.

Завуч с бабушкой набросились на него с упреками во всем сразу.

Он покорно согласился.

Они объявили, что нынешняя молодежь лишена идеа­лов.

Алексей Ульянович с готовностью поддержал.

Завуч и бабушка, понемногу теряя запал, высказали претензии к моральному облику, а заодно и к внешнему виду.

Асин папа горестно закивал головой и усилил:

— Вот в наше время была школьная форма! И не беременел никто! А теперь?

Через пятнадцать минут Ася с удивлением обнаружила, что конфликт выветрился. Все взрослые оказались согласны между собой более чем полностью. Стоило бабушке или завучу высказать претензию, как Алексей Ульянович усиливал ее вдвое.

— Ну так что будем с ней делать? — спросил Асин папа, когда беседа совсем успокоилась.

Все посмотрели на Асю.

— А может, — несколько жалобно предложила завуч, — вы сами разберетесь? В семейном кругу?

*

Известие об Асиной беременности произвело в школе эффект бомбы, которая упала, закатилась в угол и там тихо тикает.

Все замерли. И старались на бомбу на смотреть.

Поскольку информация распространялась совершенно секретно и только избранным, уже к третьему уроку о ЧП знала вся школа.

Кто-то из пацанов-ровесников прошипел Асе вслед, что она подстилка, но Ася ответила ему умиротворенно-мечтательным взглядом, и тема завяла.

Вторая ночь с Гришей прошла еще лучше, чем первая. Ася постаралась проскочить спать до прихода Богдана Семеновича, поэтому в девять уже была в кровати. А Гриша сразу вырубил смартфон, подпер дверь стулом и включил музыку погромче. А потом они заснули как убитые, и к восьми утра Ася была свежа как никогда.

Да и совместное утро, красивый завтрак, тактичная тетя Вероника, которая все приготовила и ушла, и дорога до школы вдвоем — все это было так незабываемо и чудесно, что Ася не в состоянии была воспринимать детские дразнилки всерьез.

Она улыбнулась двум пятиклашкам, которые явно высматривали среди учениц ее класса «ту самую» — слухи дошли и до них. Пятиклашки шарахнулись от нее, как от заразной.

— А тебе рожать не страшно?

Ася оглянулась. Рядом с ней стояли «Три А». Уже второй раз они сами начинали разговор! Раньше она и мечтать о таком не могла.

— Нет, — честно ответила она.

— А у меня сестра недавно рожала, — вздохнула Алина, — так ужас как боялась. Но ее всю беременность рвало. А тебе как?

— Мне отлично, — сказала Ася.

— То есть не тошнит даже? — разочарованно спросила Алина.

— Совсем.

Разговор не клеился, но «Три А» умирали от любопытства и сдаваться не собирались.

— А как ты… Ну как вы… — начала подбирать слова Анжела.

— Познакомились, — подсказала Настя.

— Короче, ты давно с ним спишь? — поправила ее Алина.

Ася зависла. Ей не хотелось об этом. Это было такое личное. Такое прекрасное.

— Мы живем вместе всего два дня, — сказала она.

— Живе-е-ете вме-е-есте?!

Алину аж подбросило. Анжела открыла рот, а Настя взвизгнула.

— А свадьба? — хором спросили они.

— А зачем? — ответила Ася. — Нам и так хорошо.

— Но… но… но, — Алина не находила слов, — меня бы из дома выгнали. Они и сестру-то заставили замуж, а ей уже двадцать четыре.

— Как это «заставили»? — спросила Настя.

— Да вот так. Квартира бабушкина, бабушка сказала, что только через загс. Пришлось расписаться.

При упоминании бабушки Ася помрачнела. Но тут грянул звонок на урок, и беседу пришлось свернуть.

— Ты бы как-нибудь в гости пришла или нас бы к себе, — затараторила Алина. — Ты же Ася, мы вполне можем стать не «Три А», а «Четыре А». Нет, не звучит. Тогда «Три А плюс один».

Ася устала удивляться. Молча кивнула и пошла за свою парту.

*

Бабушка осталась недовольна посещением школы. Завуч постаралась перевалить всю ответственность на семью. Классная оказалась и вовсе легкомысленной — как только услышала про беременность Аси, обрадовалась, начала приставать с поздравлениями. Директор — суровая дама предпенсионного возраста — сначала произвела благоприятное впечатление. Серьезно выслушала, признала, что школа, видимо, недостаточно внимания уделяет воспитанию целомудрия. Однако после слова «аборт» вдруг принялась возмущаться и цитировать Евангелие. Только после этого Асина бабушка заметила в углу икону, по размерам такую же, как портрет Путина, и сбежала. Против Бога у нее аргументов не было. И уж совсем никакого энтузиазма не вызвал у нее школьный психолог, женщина вялая и апатичная.

— Да, — сказала она, — половые отношения сейчас молодеют.

— При чем тут «молодеют»? — из последних сил взбеленилась Галина Дмитриевна. — Девочке надо помочь.

— Надо — поможем. Расписание приема — на двери.

В общем, в школу сходила зря. Не узнала она и самого главного — кто обрюхатил любимую внучку. Сынок, любимый Лешенька, оказался таким подкаблучником, что назвать имя отказался.

— Мама! — взмолился он. — Ты уедешь, а мне с ними тут жить! Меня Ларка на удобрение для своих цветочков пустит! Ты лучше у нее сама спроси.

Этот вариант Галина Дмитриевна решила даже не рассматривать. С невесткой у нее давно были отношения партнерские. Как на ринге. В молодости будущая Асина бабушка неделю походила на бокс и видела, как ведут себя спарринг-партнеры: кружат, то и дело изоб­ражая, что вот-вот ударят, — но не бьют. Потому что стоит раскрыться — и получишь хук. Или апперкот. А в том, что Лариса ударит, Галина Дмитриевна не сомневалась.

С Асей говорить было тем более бесполезно. Эта девчонка относилась к поколению, которые на требование «Надо» отвечают не «Есть», а «Зачем?».

Галина Дмитриевна пыталась додавить сына, но тот заявил, что ему предложили очень хорошую работу, нужно отработать испытательный срок, — и сбежал из дома. Поэтому бабушка решила пойти на хитрость. Она полностью оделась и села ждать в прихожей. Ей повезло: после школы Асе что-то понадобилось в своих вещах, и она зашла домой.

— Сваливаешь наконец-то? — спросила она у бабушки.

— Да нет, — кротко ответила та, — сейчас в магазин пойду. Ноги что-то заболели.

Хорошая внучка должна была бы забеспокоиться, вызвать врача, позвонить маме, в конце концов.

Ася ограничилась коротким «А» и прошла к себе. Вышла с косметическим набором в руках. Галине Дмитриевне очень хотелось прочесть лекцию на тему: «Тебе сейчас не о том думать надо!», но план требовал терпения.

— Ты бы поела, — сказала любящая бабушка.

— Из твоих рук? — спросила Ася. — Чтобы ты мне туда яда подложила?

— Ася! — возмутилась Галина Дмитриевна. — Я же о тебе забочусь!

— Да хватит уже! — сморщилась Ася. — Ты же меня убить хотела, забыла? Когда я еще не родилась!

Бабушка схватилась за сердце. С сыном это работало всегда, с Асей не прошло. Она, похоже, просто не знала, где у людей сердце и как оно может болеть.

Ася вышла из квартиры, хлопнув дверью. Бабушка шмыгнула к глазку. Вообще-то она собиралась дождаться, когда Ася спустится на пару пролетов, чтобы проследить за ней. Однако слежка оказалась очень короткой. Беспутная внучка направилась к квартире напротив. Дверь той квартиры тут же распахнулась, и Асю принял в объятия высокий смазливый парень. Они пошептались о чем-то, Ася скрылась внутри квартиры, а парень вызвал лифт.

Бабушка сдержала порыв выскочить и устроить скандал. Она медленно разделась и направилась к телевизору.

Месть — блюдо, которое следует подавать холодным. Как холодец. Галина Дмитриевна всю жизнь славилась своими холодцами. Нужно только все хорошенько обдумать. Ничто так не освежает мозги, как хороший сериал.

Бабушка нажала на пульт. Телевизор заработал, но на экране был только «белый шум». Она пробежалась по каналам. Везде то же самое.

Это убедило ее в решимости придумать что-то особенное.

*

Ждать Галина Дмитриевна умела. И она таки дождалась прихода Богдана Семеновича с работы. Когда он вошел в тамбур, распахнула дверь и двинулась на него, угрожаю­ще выпятив подбородок.

— Ну что, — грозно произнесла она, — будем от ответственности бегать? Будем сыночка от тюрьмы отмазывать?

Богдан Семенович обернулся. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Как воспитывать, так тебя не было, а сейчас, значит, скрываться будем?

Богдан Семенович поднял бровь и потянулся к телефону.

— Ну звони, звони… — сказала бабушка, — поговори напоследок…

— Алё, Аня, — сказал в телефон Богдан, — у нас есть место в психиатрии? Нет, не буйная. Возраст? Сколько вам лет?

Галина Дмитриевна втянула в себя воздух.

— Что? — спросила она.

— Я возраст ваш спросил, — сказал Богдан. — Вылечить совсем не обещаю, но на людей кидаться перестанете. У нас хорошее отделение. Возраст?

— Что?! — возмутилась бабушка.

— Я думаю, лет семьдесят пять, — сказал Богдан в трубку.

— Мне шестьдесят семь! — возмутилась Галина Дмит­риевна.

— Плохо выглядите, — сказал Богдан, — мешки под глазами. И их цвет мне не нравится. Но почки там проверят.

Богдан, прижав трубку к уху, открыл дверь.

— За вами прислать санитаров или вы сами поедете?

— Что?

Бабушкино лицо налилось кровью.

— И давление у вас пошаливает, — сказал Богдан.

— Да я вас, да я у вас…

Галина Дмитриевна начала надвигаться на Богдана, пытаясь войти в квартиру. Но наткнулась на железный взгляд.

— Я вас не приглашал, — сказал Богдан, — соберете вещи, позвоните.

Дверь в квартиру захлопнулась, бабушка осталась в тамбуре.

*

Богдан Семенович обнаружил Асю на кухне, она жадно пила воду. Покосилась на хозяина, налила из кулера еще один стакан и выдула его вслед за первым.

— Эта безумная старушенция, — Богдан Семенович не стал тратить время на приветствия, — твоя бабушка?

Ася хмуро кивнула, налила еще стакан и принялась за него. Правда, пила уже спокойнее.

— Она всегда была такая? — Хозяин квартиры уселся за стол. — Или по поводу?

— Всегда, — коротко ответила Ася и попыталась скрыться.

— Погоди! — приказал Богдан. — Твоя бабушка всем мешает. Нужно понять, как нейтрализовать ее с минимальными потерями. Поэтому рассказывай про нее все, что знаешь.

Ася недовольно села и начала рассказывать. Про то, что бабушка всю жизнь ненавидела маму. Что была против рождения Аси («Сначала Леше надо карьеру построить!»). Причем была против до такой степени, что, когда мама отказалась делать аборт, бабушка выперла их из своей квартиры. Идти им было некуда, пришлось что-то снимать, а мама вынуждена была работать в цветочном ларьке. Лет десять мама с бабушкой не разговаривали, а потом у Галины Дмитриевны случился сердечный приступ, она уговорила привезти ей в больницу внучку. Посмотреть перед смертью. Смерти не случилось. А общение возобновилось. Но лучше бы нет.

Богдан Семенович слушал с профессиональной выдержкой, у него был большой опыт по выслушиванию женских жалоб. Он знал, что в потоке сознания бедных больных всегда есть важная для эпикриза информация.

Ася расслабилась и говорила горячо и искренне, как с подружкой:

— Вот чего она к нам лезет? И все время гавкает, гавкает… Папа ее боится, мама гавкает в ответ. А ей как будто этого и надо!

— Я все понял, — неожиданно сказал Богдан Семенович, — спасибо!

Ася остановилась на полуслове и растерянно заморгала. «Чего это я разоткровенничалась? — подумала она. — Гормоны, наверное!»

Она выскользнула из кухни.

Богдан Семенович достал телефон и набрал сына:

— Гриш, ты скоро домой? Окей. Имей в виду, на тебя может наброситься безумная старуха… Асина бабка. Запомни, что нужно делать…

*

Выпив всю валерьянку в доме, бабушка поняла, что нужно атаковать слабое звено. Самого растлителя. Папашку сопливого.

Она ждала его у подъезда, на скамеечке. Думала, будет скучно, но очень скоро рядом с ней уселась седенькая, но бодренькая соседка.

— Ломит чего-то, — сообщила она, — опять похолодает, видно.

Через полчаса они знали все друг о друге: болезни, родственников, что растет на даче, какие сериалы стоит смотреть. Узнав, что Асина бабушка приехала издалека, соседка удивилась:

— И чего тебя, Галина Дмитриевна, к нам принесло? Сажать же уже скоро.

Галина Дмитриевна протяжно, с переливами, вздохнула и призналась:

— Ох, Варвара Леонидовна… тут такое дело… Только между нами, ладно?

И изложила свою версию реальности: якобы она узнала о беременности внучки и сразу примчалась решать проб­лему. А тут просто содом и гоморра. Матери на Асю плевать; Асин папа под пятой у жены, пикнуть боится; в школе полный развал воспитательной работы; отец насильника Гришки оказался хамом и практически маньяком…

Варвара Леонидовна охала и поддакивала. Как-то незаметно разговор перешел на коррупцию и ситуацию в Сирии. Асина бабушка так увлеклась, что едва не проворонила цель. Хорошо, что соседка толкнула ее локтем и прошептала:

— Смотри!

Гриша почти добрался до подъезда, Галина Дмитриевна бросилась на него коршуном.

— Ну все! — кричала она. — Допрыгался! Насильник! Извращенец! Леонидовна! Вызывай милицию!

Соседка часто закивала, но за телефоном не полезла — зато смотрела во все глаза и слушала во все уши.

— А, — понял Гриша, — вы Асина бабушка. Здравствуйте!

— Он еще хамит мне тут! Леонидовна! Да звони уже в милицию! Я его держу!

И действительно вцепилась в Гришину руку. Варвара Леонидовна затаила дыхание. Это было покруче любого сериала. А Грише вдруг стало смешно.

— Во-первых, — сказал он, широко улыбаясь, — давно уже не милиция, а полиция!

— Тебе от этого легче не будет, насильник!

— Во-вторых, никакого насилия не было. У нас все по любви…

— Растлитель малолетних!

— В-третьих, мне самому восемнадцати еще нет, да и, в-четвертых, шестнадцать лет — возраст согласия…

Бабушка Аси чувствовала, что жертва ведет себя неправильно, но что она могла поделать? Разве что вцепиться в этого негодяя посильнее. Это подействовало: наглая ухмылка исчезла с лица гаденыша, появилась гримаса боли.

— Варвара Леонидовна, — попросил Гриша сдавленным голосом, — а вызовите полицию, пожалуйста! Она меня покалечит сейчас…

Галина Дмитриевна опомнилась и отдернула руку.

— Спасибо! — Малолетний извращенец слегка поклонился и вошел в подъезд.

— Нет, ну ты видела?! — выдохнула Асина бабушка, когда к ней вернулась речь. — Такой же наглец, как папочка! Яблоко от яблони… А кто его отец, кстати? Грузчик? Вышибала в баре?

— Завотделением в кардиологии, — ответила соседка и торопливо уточнила: — Но очень грубый, очень!

*

Ася поняла, зачем Гриша подпирал дверь стулом.

Богдан Семенович был у себя дома, и стучаться он не привык. Нет, в этот раз они еще ничего не успели. Просто валялись вместе на кровати, но Ася подорвалась и не знала, куда деваться от смущения. Богдан Семенович на ее смущение не среагировал.

— Так, — сказал он, — пока баб… то есть мам ваших нет, надо поговорить серьезно.

Гриша и Ася как по команде сели и синхронно хлопнули глазами.

— У меня такое ощущение, молодежь, что вы плохо соображаете, что происходит.

Богдан Семенович посмотрел в честные Асины глаза. Потом в Гришины.

— Послушайте, — сказал он, — давайте без соплей. Если делать вакуум, то делать его надо вот прям сейчас. Лучше вчера. Но можно завтра.

— Но мы же вроде решили… — начал Гриша.

— Это взрослые за вас все решили, — отбрил его отец, — я хочу понять, что решаете вы.

— Но ты же сам сказал, что дашь денег… — опять начал Гриша.

Богдан Семенович разозлился.

— Гриша, я дам денег, — сказал он, — но ты понимаешь, что дело не только в деньгах? У меня такое впечатление, что вы малость… как это сейчас говорят, не догоняете. Ася, ладно этот оболтус, но рожать тебе. Ты подумай, ты точно готова?

— А если не готова, то что? — спросила Ася.

— Если не готова, то мы с тобой едем в больницу. И инцидент будет исчерпан.

— Но я… — сказала Ася.

На некоторое время она зависла. В больницу ехать очень не хотелось.

— Папа, что ты пристал? — возмутился Гриша.

— Ребята, — терпеливо начал с начала Богдан Семенович, — у вас через восемь месяцев будет ребенок. Все ваши друзья будут ходить по дискотекам и пить водку, а вы будете сидеть дома и менять подгузники.

Гриша фыркнул.

— Папа, я ненавижу водку, — сказал он.

— А я дискотеки, — добавила Ася.

Богдан Семенович чуть не взвыл от бессилия.

«Два идиота», — подумал он. Но вслух сказал:

— Окей, поговорим через полгода.

— Надо замок в дверь поставить, — задумчиво сказал Гриша, провожая отца взглядом.

...