Так вот, — продолжила Вероника, когда мы уселись на свои места. — Ты постоянно врёшь себе, потому что носишься со своей личностью, как с писаной торбой.
Я приподнял брови, выражая недоумение. Вероника тут же сгримасничала, передразнив меня, и сказала:
— Что ты на меня так смотришь? Ты отрицаешь всё, что даёт мир, если это выходит за рамки твоих представлений о мире.
— Но ты же совсем не знаешь меня, — возразил я. — Я всегда открыт новому.
— Вот как? Тогда ответь, допускаешь ли ты существование, скажем, алхимии?
Я уверенно кивнул.
— Конечно. Я уважаю Юнга, который относился к алхимии весьма серьёзно. А…
Вероника тут же перебила меня:
— При чём тут Юнг? Вот лично ты веришь, что алхимия существует прямо здесь и сейчас?
Я хотел было ответить утвердительно, но вдруг задумался. Действительно, про алхимию я знал только то, что читал когда-то в книжках, но я ни разу не сталкивался с ней в реальной жизни. Теоретически я, конечно, допускал, что существует нечто, лежащее за границами моего рационального представления о мироустройстве, но вот верил ли я в это по-настоящему? Пожалуй, что и нет.
— Умом ты допускаешь, а сердцем — не веришь, — Вероника словно прочитала мои мысли. — Твоя вера спит. И когда алхимия вторгается в твою жизнь, твоя личность начинает яростно обороняться, потому что всё иррациональное несёт для неё угрозу. Личность просто защищает свои границы и говорит: «Этого не существует».
