Июнь 1812 года. Наполеон переходит Неман, Багратион в спешке отступает. Дивизион неприятельской армии останавливается на постой в имении князей Липецких — Приволье. Вынужденные делить кров с французскими майором и военным хирургом, Липецкие хранят напряженное перемирие. Однако вскоре в Приволье происходит страшное, и Буонапарте тут явно не при чем. Неизвестный душегуб крадет крепостных девочек, которых спустя время находят задушенными. Идет война и официальное расследование невозможно, тем не менее юная княжна Липецкая и майор французской армии решают, что понятия христианской морали выше конфликта европейских государей и начинают собственное расследование. Но как отыскать во взбаламученном наполеоновским нашествием уезде след детоубийцы? Можно ли довериться врагу? Стоит ли — соседу? И что делать, когда в стены родного дома вползает ужас, превращая самых близких в страшных чужаков?..
Автор делает слишком много исторических допущений, и это можно было бы простить если бы был интересный сюжет. А ещё если бы не 1) постоянные нравоучительные вставки прямой речи от автора посреди исторического действия, что очень выбивает из атмосферы; 2) распространение откровенных мифов на фоне всепоглощающей галломании. Я очень люблю французскую культуру (поэтому и взялась читать), но восхищаться за счет унижения русских и императора Александра, это уж ни в какие ворота :(
P. S. Полякам в тексте тоже досталось, кстати, хотя казалось бы.
Однако отметим главную несхожесть: книга (любая книга!) в отличие от тех же блокбастеров не предлагает нам готовой картинки. Она требует самостоятельной работы над созданием чудесных миров, и с этой точки зрения много ближе к наркотикам. Но если с наркотиком мы остаемся один на один с собственной персоной, то книга есть игра волшебного фонаря, созданного в авторском воспаленном мозгу и переданная посредством письменного знака читателю: картинки, возникающие в нашем воображении, разнятся, но остаются узнаваемыми. И да – высокая литература призвана заполнять лакуны, раздвигая границы того, что способен выразить наш бедный язык, обозначая тончайшие оттенки переживаемого опыта… Но литература жанровая служит не менее высокой цели – она сострадает человеку. Ведь даже обозначенный верным словом, переживаемый опыт бывает подчас невыносим. И тогда нам не нужна хирургическая точность слова – она не утоляет боли. Нам нужна просто передышка, чужая история внутри собственной головы. Путешествие, которое совершает, отключившись от происходящего вокруг, наше сознание.