Чем меньше вокруг людей, тем больше леших, водяных и прочих духов.
Брезгливо отвернувшись, я мысленно повторяю ключевые фразы, которые репетирую уже третий день. «Барев дзес». «Шноракалюцюн». «Шноракалюцюн», — старательно выговариваю я, расплачиваясь с таксистом. И он, уже успевший понять, что я не грузин и не армянин, а «другое», отвечает с добродушным смешком: «У нас все говорят просто „мерси“».
единственные слова, оставшиеся от давно вымерших, давно безымянных
Кроме того, что немота, в которую ничего не стоит провалиться, еще хуже бесцельного говорения наугад. А любое говорение дается с трудом, как при саднящем горле.
общем, в этот день силы зла отступили, решив, что люди и без них справятся».
Одна из них — классический роман писательницы Симин Данешвар «Плач по Сиявушу».
интересно, почему всякая «империя зла» при ближайшем рассмотрении оказывается еще и «страной поэтов»?
Стало быть, все надеются, что это только момент, пусть и переломный; что не конец. Все еще когда-нибудь будет, важно в это верить, Левочка, дорогой. Даже если сейчас кажется, что впереди ничего нет. «Завтра — это так далеко, что кто его знает».
Потому что любовь к природе и любовь к ближнему, как выясняется, целокупны. Потому что здесь у тебя есть время подумать и потому что все тяжелее идти. Но идешь. Потому что кислородное голодание способствует интроспекции
Когда горожанин-турист вроде меня отправляется в незнакомую страну, он рассчитывает побывать там не только в городе, но и в лесу. Чем глуше, тем лучше. Без леса знакомство с новым местом не будет полным. Город сообщает пришельцу куда меньше, чем принято считать, а лес — куда больше. Но то, что сообщает лес, не считывается на раз, вот в чем беда
