Чем меньше вокруг людей, тем больше леших, водяных и прочих духов.
Брезгливо отвернувшись, я мысленно повторяю ключевые фразы, которые репетирую уже третий день. «Барев дзес». «Шноракалюцюн». «Шноракалюцюн», — старательно выговариваю я, расплачиваясь с таксистом. И он, уже успевший понять, что я не грузин и не армянин, а «другое», отвечает с добродушным смешком: «У нас все говорят просто „мерси“».
Теперь я знаю, что хушур — это чебурек с рубленой бараниной и что монгольский борцог — вовсе не то же самое, что казахский баурсак (первое — пресное печенье, которое макают в монгольский чай, а второе — в сущности пончик).