В коммуналке в вымышленном советском городе Тухачевске живет Катерина Суворова — бывший экскурсовод местного художественного музея, прихожанка так называемой Бумажной церкви — подпольного христианского кружка. Прошедшая через жернова карательной психиатрии, Катерина боится преследования и пишет тайный дневник, предназначенный ее сыну. В этих записках героиня учит его, как правильно мыть окна и молиться, беседует с ним о «Робинзоне Крузо» и о поклонении святым, а еще — рассказывает фрагменты собственной трагической биографии. Ее тетрадь — свидетельство огромной материнской любви, которое на поверку оказывается и свидетельством совсем другого рода: о спасении души через веру и через сострадание, которому нет места в бесчеловечной системе. Линор Горалик* — прозаик, поэтесса и журналистка, автор вышедших в издательстве «НЛО» книг «Имени такого-то» и «Валерий», а также исследования «Полая женщина. Мир Барби изнутри и снаружи». Автор включена Минюстом РФ в реестр иностранных агентов
Какое-то неоднозначное впечатление произвела на меня эта книга. И скорее оно тяжелое, печальное. Мне все было понятно, несмотря на неоднозначные и местами странные записи и рассуждения Катерины Суворовой. Какое разное восприятие действительности, и как жесток мир с теми, кто не вписывается в систему координат общепринятой адекватности. И какими сложными становятся поиски Бога во внутреннем мире человека, похожем на ад. И все же он обретается даже, видимо, и так. Как последняя надежда на хорошее.
Когда моют посуду, все начинают с легкого, — мол, перемою ножи-вилки, а вот сковородку буду драить в конце. А ты, мой заинька, не так делай: ты с самого тяжелого всегда начинай, всё всегда начинай делать с самого тяжелого, самого страшного, самого неподъемного. Потому что на маленькое незаметно растрачиваются силы и получается, что самое тяжелое еще впереди, а сил-то уже нет. И еще: пока маленькое дело делаешь, все время у тебя в голове висит страшное, тяжелое дело и тебя ест тоска. Начинай с ужасного, тяжелого, с того, о чем и подумать страшно. И тогда сделал его — и чувствуешь себя героем, и сил от этого прибавляется на маленькое, раз — и закончил. А если устал — так маленькое и на потом оставить можно, ничего с ним не станется
Когда моют посуду, все начинают с легкого, — мол, перемою ножи-вилки, а вот сковородку буду драить в конце. А ты, мой заинька, не так делай: ты с самого тяжелого всегда начинай, всё всегда начинай делать с самого тяжелого, самого страшного, самого неподъемного. Потому что на маленькое незаметно растрачиваются силы и получается, что самое тяжелое еще впереди, а сил-то уже нет. И еще: пока маленькое дело делаешь, все время у тебя в голове висит страшное, тяжелое дело и тебя ест тоска. Начинай с ужасного, тяжелого, с того, о чем и подумать страшно. И тогда сделал его — и чувствуешь себя героем, и сил от этого прибавляется на маленькое, раз — и закончил. А если устал — так маленькое и на потом оставить можно, ничего с ним не станется.
Ты представляй себе: вот я, предположим, сказал, — все, момент пройден; и вот мне теперь с собой жить — как? Я с собой дальше жить готов? А потом представляй себе: нет, не сказал, — и то же самое у себя спрашивай: я теперь готов с собой жить? Иногда будет получаться, сердце мое красненькое, что готов, готов, что иначе и нельзя, только жизнь очень страшная впереди.