автордың кітабын онлайн тегін оқу Всяк знай свое место
Ханс Кристиан Андерсен
Всяк знай своё место!
Томуминуло уж больше ста лет.
За лесом у большого озера стояла старая барскаяусадьба; кругом шли глубокие рвы с водой,поросшие осокой и тростником. Возле мостика,перекинутого через ров перед главными воротами,росла старая ива, склонявшаяся ветвями ктростнику.
С дороги послышались звуки рогов и лошадиныйтопот, и маленькая пастушка поторопиласьотогнать своих гусей с мостика в сторону.Охотники скакали во весь опор, и самой девочкепришлось поскорее прыгнуть с мостика на большойкамень возле рва — не то бы ей несдобровать! Онабыла совсем еще ребенок, такая тоненькая ихуденькая, с милым, добрым выражением лица ичестными, ясными глазками. Но барину-то что задело? На уме у него были одни грубые шутки, и вот,проносясь мимо девочки, он повернул хлыструкояткой вперед и ткнул им пастушку прямо вгрудь. Девочка чуть не упала.
- Всяк знай свое место! Твое — в грязи! — прокричалбарин и захохотал. Как же! Ему ведь удалосьсострить! За ним захохотали и остальные; затемвсе общество с криком и гиканьем понеслось помостику; собаки так и заливались. Вот уж подлинно,что
Богатая птица шумно бьет крылами!
Богат ли был барин, однако, еще вопрос.
Бедная пастушка, теряя равновесие, ухватиласьза ветку ивы и, держась за нее, повисла над тиною.Когда же господа и собаки скрылись за воротамиусадьбы, она попробовала было вскарабкаться намостик, но ветка вдруг обломилась у самогоствола, и девочка упала в тростник. Хорошо, что ее
в ту же минуту схватила чья-то сильная рука. Пополю проходил коробейник; он видел все и поспешилдевочке на помощь.
- Всяк знай свое место! — пошутил он,передразнивая барина, и вытащил девочку на сушу.Отломанную ветку он тоже попробовал поставить насвое место, но не всегда-то ведь поговоркаоправдывается! Пришлось воткнуть ветку прямо врыхлую землю. — Расти, как сможешь, и пусть из тебявыйдет хорошая дудка для этих господ!
При этом он от души пожелал, чтобы на нейсыграли когда-нибудь для барина и всей его свитыхороший шпицрутенмарш. Затем коробейникнаправился в усадьбу, но не в парадную залу — кудатакой мелкой сошке лезть в залы, — а в людскую.Слуги обступили его и стали рассматриватьтовары, а наверху, в зале, шел пир горой. Гостивздумали петь и подняли страшный рев и крик:лучше они петь не умели! Хохот, крики и собачийвой оглашали дом; вино и старое пиво пенилось встаканах и кружках. Любимые собаки тожеучаствовали в трапезе, и то один, то другой измолодых господ целовал их прямо в морду,предварительно обтерев ее длинными, обвислымиушами собаки. Коробейника тоже призвали в залу,но только ради потехи. Вино бросилось им в голову,а рассудок, конечно, и вон сейчас! Они налиликоробейнику пива в чулок, — выпьешь, мол, и изчулка, торопись только! То-то хитро придумали!Было над чем зубоскалить! Целые стада, целыедеревни вместе с крестьянами ставились на картуи проигрывались.
- Всяк знай свое место! — сказал коробейник,выбравшись из этого Содома и Гоморры, как онназвал усадьбу. — Мое место — путь-дорога, а вусадьбе мне совсем не по себе!
Маленькая пастушка ласково кивнула ему напрощанье из-за плетня.
Дни шли за днями, недели за неделями; сломаннаяветка, посаженная коробейником у самого рва, нетолько не засохла и не пожелтела, но даже пустиласвежие побеги; пастушка глядела на нее дарадовалась: теперь у нее завелось как будто свое
собственное дерево.
Да, ветка-то все росла и зеленела, а вот вгосподской усадьбе дела шли все хуже и хуже:кутежи и карты до добра не доводят.
Не прошло и шести лет, как барин пошел с сумою, аусадьбу купил богатый коробейник, тот самый, надкоторым господа потешались, наливая ему пива вчулок. Честность и трудолюбие хоть кого поставятна ноги, и вот коробейник сделался хозяиномусадьбы, и с того же часа карты были изгнаны изнее навсегда.
- От них добра не жди! — говорил хозяин. — Выдумалих сам черт: увидал Библию, ну и давай подражатьна свой лад!
Новый хозяин усадьбы женился, и на ком же? Набывшей пастушке! Она всегда отличаласьдобронравием, благочестием и сердечностью, а какнарядилась в новые платья, так стала ни дать нивзять красавицей барышней! Как же, однако, все этослучилось? Ну, об этом больно долго рассказывать,а в наш недосужий век, известно, все торопятся!Случилось так, ну и все, а дальше-то вот пойдетсамое важное.
Славно жилось в старой усадьбе; хозяйка самавела все домашнее хозяйство, а хозяин заправлялвсеми делами; благосостояние их все росло;недаром говорится, что деньга родит деньгу.Старый дом подновили, выкрасили, рвы очистили,всюду насадили плодовых деревьев, и усадьбавыглядела как игрушечка. Пол в комнатах так иблестел; в большой зале собирались зимнимивечерами все служанки и вместе с хозяйкой прялишерсть и лен; по воскресным же вечерамюстиц-советник читал им из Библии. Да, да, бывшийкоробейник стал юстиц-советником, — правда,только на старости лет, но и то хорошо! Были у нихи дети; дети подрастали, учились, но не у всех былиодинаковые способности, — так оно бывает ведь и вовсех семьях.
Ветка же стала славным деревцом; оно росло насвободе, его не подстригали, не подвязывали.
- Это наше родовое дерево! — говорили старики ивнушали всем детям, даже тем, которые неотличались особенными способностями, чтить иуважать его.
И вот с тех пор прошло сто лет.
Дело было уже в наше время. Озеро стало болотом,а старой усадьбы и вовсе как не бывало; виднелисьтолько какие-то канавки с грязной водой да скамнями по краям — остатки прежних глубоких рвов.Зато старое родовое дерево красовалосьпо-прежнему. Вот что значит дать дереву расти насвободе! Правда, оно треснуло от самых корней довершины, слегка покривилось от бурь, но стояловсе еще крепко; из всех его трещин и щелей, кудаветер занес разные семена, тянулись к свету травыи цветы. Особенно густо росли они там, где стволраздваивался. Тут образовался точно висячийсадик: из середины дупла росли малиновый куст,мокричник и даже небольшая стройная рябинка.Старая ива отражалась в черной воде канавки,когда ветер отгонял зеленую ряску к другому краю.Мимо дерева вилась тропинка, уходившая в хлебноеполе.
У самого же леса, на высоком холме, откудаоткрывался чудный вид на окрестность, стоялновый роскошный дом. Окна были зеркальные, такиечистые и прозрачные, что стекол словно и не былововсе. Широкий подъезд казался настоящеюбеседкой из роз и плюща. Лужайка перед домомзеленела так ярко, точно каждую былинкуохорашивали и утром и вечером. Залы увешаны былидорогими картинами, уставлены обитыми бархатом ишелком стульями и диванами, которые только что некатались на колесиках сами. У стен стояли столы смраморными досками, заваленные альбомами всафьяновых переплетах и с золотыми обрезами… Да,богатые, видно, тут жили люди! Богатые и знатные -это было семейство барона.
И все в доме было подобрано одно к одному. “Всякзнай свое место”, — говорили владельцы, и воткартины, висевшие когда-то в старой усадьбе напочЕтном месте, были вынесены в коридор, что вел влюдскую. Все они считались старым хламом, вособенности же два старинных портрета. На одномбыл изображен мужчина в красном кафтане и впарике, на другом — дама с напудренными, высоковзбитыми волосами, с розою в руках. Оба былиокружены венками из ветвей ивы. Портреты были вомногих местах продырявлены. Маленькие барончикистреляли в них из луков, как в мишень. А напортретах-то были нарисованы сам юстиц-советники советница, родоначальница баронской семьи.
- Ну, они вовсе не из нашего рода! — сказал один избарончиков. — Он был коробейником, а она паслагусей! Это совсем не то, что рара и тлтап.
Портреты, как сказано, считались хламом, а таккак “всяк знай свое место”, то прабабушку ипрадедушку и выставили в коридор.
Домашним учителем в семье был сын пастора. Разкак-то он отправился на прогулку с маленькимибарончиками и их старшею сестрой, которая тольконедавно конфирмовалась. Они шли по тропинке мимостарой ивы; молодая баронесса составляла букетиз полевых цветов. Правило “всяк знай свое
место” соблюдалось и тут, и в результате вышелпрекрасный букет. В то же время она внимательноприслушивалась к рассказам пасторского сына, аон рассказывал о чудесных силах природы, овеликих исторических деятелях, о героях игероинях. Баронесса была здоровою, богатоодаренною натурой, с благородною душой и сердцем,способным понять и оценить всякое живоесоздание.
Возле старой ивы они остановились — младшемубарончнку захотелось дудочку; ему не развырезали их из ветвей других ив, и пасторский сынотломил ветку.
- Ах, не надо! — сказала молодая баронесса, нодело было уже сделано. — Ведь это же нашезнаменитое родовое дерево! Я так люблю его, хотьнадо мною и смеются дома! Об этом дереверассказывают…
И она рассказала все, что мы уже знаем о старойусадьбе и о первой встрече пастушки икоробейника, родоначальников знатногобаронского рода и самой .молодой баронессы.
- Славные, честные старички не гнались задворянством! — сказала она. — У них была поговорка:“Всяк знай свое место”, а им казалось, что они небудут на своем, если купят себе дворянство заденьги. Сын же их, мой дедушка, сделался бароном.Говорят, он был такой ученый и в большой чести упринцев и принцесс; его постоянно приглашали навсе придворные празднества. Его у нас домаособенно любят, я же, сама не знаю почему, большесимпатизирую двум старичкам. Могу себепредставить их уютную патриархальную жизнь:хозяйка сидит и прядет вместе со своимислужанками, а старик хозяин читает вслух Библию!
- Да, славные, достойные были люди! — сказалпасторский сын.
Завязался разговор о дворянстве и о мещанстве,и, слушая пасторского сына, право, можно былоподумать, что сам он не из мещан.
- Большое счастье принадлежать к славному роду -тогда сама кровь твоя как бы пришпоривает тебя,подгоняет делать одно хорошее. Большое счастьеносить благородное родовое имя — это входнойбилет в лучшие семьи! Дворянство свидетельствуето благородстве крови; это чеканка на золотоймонете, означающая ее достоинство. Но теперь ведьв моде, и ей следуют даже многие поэты, считатьвсе дворянство дурным и глупым, а в людях низшихклассов открывать тем более высокие качества,чем ниже их место в обществе. Я другого мнения инахожу такую точку зрения ложною. У людей высшихсословий можно подметить много поразительнопрекрасных черт характера. Мать моя рассказываламне про это целую историю, и я сам могу привестиих много. Мать была раз в гостях в одном знатномдоме — бабушка моя, если не ошибаюсь, выкормилагоспожу этого дома. Мать стояла в комнате,разговаривая со старым высокородным господином,и вдруг он увидел, что по двору ковыляет накостылях бедная старуха, которая приходила кнему по воскресеньям за милостыней. “Бедняга! -сказал он. — Ей так трудно взбираться сюда!” Ипрежде чем мать успела оглянуться, он был уже задверями и спустился по лестнице.Семидесятилетний старик генерал сам спустилсяво двор, чтобы избавить бедную женщину от трудаподниматься за милостыней! Это только мелкаячерта, но она шла прямо от сердца, из глубинычеловеческой души, и вот на нее-то должен былуказать поэт, в наше-то время и следовало бывоспеть ее! Это принесло бы пользу, умиротворилои смягчило бы сердца! Если же какое-нибудьподобие человека считает себя вправе — толькопотому, что на нем, как на кровной арабскойлошади, имеется тавро, становиться на дыбы иржать на улице, а входя в гостиную после мещанина,говорить: “Здесь пахнет человеком с улицы!” — топриходится признать, что в лице его дворянствопришло к разложению, стало лишь маской, вроде той,что употреблял феспис. Над такою фигуройостается только посмеяться, хлестнуть ее
хорошенько бичом сатиры!
Вот какую речь держал пасторский сын;длинновата она была, да зато он успел в это времявырезать дудку.
В баронском доме собралось большое общество,наехали гости из окрестностей и из столицы; былотут и много дам — одетых со вкусом и без вкуса.Большая зала была полна народа. Священники изокрестных приходов сбились в кучу в один угол.Можно было подумать, что люди собрались сюда напохороны, а на самом-то деле — на праздник, толькогости еще не разошлись как следует.
Предполагалось устроить большой концерт, ималенький барончик тоже вышел со своею дудкой, нони он, ни даже сам рара не сумели извлечь из нее
звука, — значит, она никуда не годилась!
Начались музыка и пение того рода, что большевсего нравятся самим исполнителям. Вообще же все
было очень мило.
- А вы, говорят, виртуоз! — сказал один кавалер,папенькин и маменькин сынок. — Вы играете на дудкеи даже сами вырезали ее. Вот это истинный гений!Помилуйте! Я вполне следую за веком; так ведь идолжно! Не правда ли, вы доставите нам высокоенаслаждение своею игрой?
И он протянул пасторскому сыну дудку,вырезанную из ветви старой ивы, и громкопровозгласил, что домашний учитель сыграет солона дудке.
Разумеется, над учителем только хотелипосмеяться, и молодой человек отнекивался, какмог, хотя и умел играть. Но все ужасно пристали кнему, и вот он взял дудку и поднес ее ко рту.
Вот это была дудка так дудка! Она издала звук,протяжный и резкий, точно свисток паровоза, дажееще резче; он разнесся по всему двору, саду и лесу,прокатился эхом на много миль кругом, а вслед заним пролетел бурный вихрь. Вихрь свистел: “Всякзнай свое место!” И вот рара, словно на крыльяхветра, перелетел двор и угодил прямо в пастушийшалаш, пастух же перелетел не в валу, там ему былоне место, — но в людскую, в круг разодетых лакеев,щеголявших в шелковых чулках.
Гордых лакеев чуть не хватил паралич от такойнеожиданности. Как? Такое ничтожество — и вдругсмеет садиться за стол рядом с ними!
Молодая баронесса между тем была перенесенавихрем на почетное место, во главе стола,которого она была вполне достойна, а пасторскийсын очутился возле нее, и вот они сидели рядом,словно жених с невестою! Старый граф,принадлежавший к одной из древнейших фамилий, небыл смещен со своего почетного места, — дудка быласправедлива, да ведь иначе и нельзя. Остроумныйже кавалер, маменькин и папенькин сынок, полетелвверх ногами в курятник, да и не он один.
За целую милю слышен был этот звук, и вихрьуспел наделать бед. Один богатый глава торговогодома, ехавший на четверке лошадей, тоже былподхвачен вихрем, вылетел из экипажа и не могпотом попасть даже на запятки, а два богатыхкрестьянина, из тех, что разбогатели на нашихглазах, угодили прямо в тину. Да, преопасная быладудка! Хорошо, что она дала трещину при первом жезвуке, и ее спрятали в карман — “всяк знай свое
место”.
На другой день о происшествии не было и помину,оттого и создалась поговорка: “Спрятать дудку вкарман”. Все опять пришло в порядок, только двастарых портрета, коробейника и пастушки, виселиуже в парадной зале; вихрь перенес их туда, а одиниз настоящих знатоков искусства сказал, что онинаписаны рукой великого мастера: вот их иоставили там и даже подновили. А то прежде и незнали, что они чего-нибудь стоят, — где ж былознать это! Таким образом, они все-таки попали напочетное место: “всяк знай свое место!” И так онов конце концов всегда и бывает, — вечность ведьдлинна, куда длиннее этой истории!
