ГРАФФИТИ ОСЕННЕГО БУЛЬВАРА
Ночь ставит ловушки;
Месяц нож вонзает в ребро.
Звёзды — на небе мушки,
Мельтешат,
Легки и послушны,
Исполняя на бис «болеро»…
Я сегодня не трезв и не пьян,
И любого из вас — смелее!
С неба пялится Кассиопея,
Жёлтый лист
Исполняет
Канкан…
Я — задира,
Транжира,
Я — хлюст!
Мне как будто бы мало экзотики…
Я — почти Ренуар Огюст,
Нарисую дожди и зонтики,
А ещё —
На домах граффи`ти,
Ну же,
Смелей,
Зацените! —
Фараона и
Нефертити…
Скажут люди:
Сошёл с ума,
Словно Винсент Ван Гог —
Потому что белый туман,
Как кошка вьётся у ног…
А, вы говорите — осень!
А, вы говорите — холодно!
И хочется спать до обеда,
В горячих объятиях пледа,
Пока горит Андромеда,
Словно большой канделябр…
Улица.
Ночь.
Ноябрь…
ЗАКАТ ЛЕТА ВРУЧНУЮ
Я закатываю лето
В банки и бутыли,
Здесь — закаты, там — рассветы,
Тут — морские мили.
Я закатываю лето —
Пот ручьями льётся…
Почему-то в банку эту
Не влезает солнце!
Дым костра и хвост кометы —
Всё вместить хочу я,
Угощайтесь этим летом,
Собранным вручную!
Даже облако вместилось,
Чудеса — и только,
Даже радуги светилась
Между тучек долька.
Уместилось всё же лето,
Банок стало — тыщщи,
А в сиропе ветер — это
Просто вкуснотищща!
Удивительные ветры —
С гречки и душицы,
И почти что километры
Ветра из пшеницы.
Я закатываю лето
У овина, рядом…
Скоро сяду на диету
С первым снегопадом.
Угостить могу любого,
Правда, мне не жалко!
Из стекла из голубого
Опустеет банка…
Вот и ужин закипает,
Доставайте ложки…
Осень лето доедает
До последней крошки.
МАСЛЕНИЦА
Лишь солнце поднимется выше,
Ручьями дорога расквасится,
Весна на снегу распишется:
— Здравствуй, Масленица!
Отведай лепёшек с нами,
Конфет разноцветных горошины;
А тройки твои — с бубенцами,
А солнце твоё — скоморошиной!
Петушки-леденцы на палочке,
Лапта, городки да салочки,
Качели и карусели,
Лыжи, коньки да санки,
Бублики и баранки,
Пряники мятные,
Зазывалы знатные,
Толкотня, беготня, сумятица…
Эх, гуляй, Масленица!
Открывай пошире роток,
Отведай горячий блинок —
С мёдом, с пылу да с жару,
Накорми без денег, задаром;
Щи да кашу лаптем хлебай,
Эх, гуляй, Масленица, гуляй!
……………………..
Гуляли неделю,
Пока не наскучило,
Вместе с другом Емелей
Сожгли твоё чучело;
Глядь, а солнце за гору катится,
Ночь заблестела от звёзд…
Прощевай, Масленица,
Завтра — Великий Пост.
ЧЁРНЫЙ ХЛЕБ
Зачем так рано прилетели
В наш край несчастные грачи?
Ещё безумствуют метели,
Ещё мороз трещит в ночи.
Сидят, нахохлившись, на гнёздах,
Земли распаханной черней,
И как бездушно смотрят звёзды
На умирающих грачей!
Лежат на улицах сугробы —
Седые айсберги зимы;
Спешат по тротуарам снобы,
Не поднимая головы;
Они не ведают (как странно!),
Что здесь, в преддверии тепла,
Уже случилась птичья драма
И Смерть расправила крыла…
И я спешу тропинкой мимо,
Как будто глух, как будто слеп…
И лишь старик у магазина
Грачам бросает чёрный хлеб.
ИЮЛЬ, УТРО
Какое счастье, слыша петуха,
Проснуться в ослепительном июле!
Чтоб свежий ветерок — большой нахал —
Верхом катался на тончайшем тюле.
Сквозь веки ощущать тепло луча,
Скользнувшего сквозь форточку воришкой,
И в паутине этих летних чар
Запутаться, и быть ленивым слишком,
Чтоб приоткрыть один хотя бы глаз
И потянуться, чувствуя истому,
И знать, что в этот ранний летний час,
Июль и время точно невесомы!
Что думать о серьёзном — нет причин
И волноваться о насущном хлебе,
Когда петух без устали кричит,
Когда июль смеётся в чистом небе!
ГРУСТЬ
Вечер задумчиво смотрит в окно,
Дышит туманом и росами,
Небо расшило своё кимоно
Первыми звёздами.
Тихо, как в склепе. Не слышно цикад,
Ярко пульсирует Вега,
Лишь мотыльки белокрыло летят
Хлопьями снега.
Шорох теней и безветрие штор,
Рдяная лента заката,
Стрелки упрямо берут на измор
Круг циферблата.
Месяц украсил небесный чертог —
Время своё не упустит…
Вечер всегда оставляет в залог
Толику грусти.
ХОЗЯИН ЭТИХ МЕСТ
Среди равнин и круч,
Питаясь влагой недр,
Раскидист и могуч,
Под солнцем вырос кедр;
И ствол его велик,
И крона — велика,
У стоп его — родник,
Вокруг него — тайга.
Ему не страшен снег,
Ему не ведом страх,
Шумит за веком — век
На северных ветрах.
Ко всем в округе щедр,
Такой в тайге — один,
Владыка леса — кедр,
Гигантский исполин.
То белке даст приют,
То стайке снегирей;
То мишка бродит тут,
А то — семья лосей.
Живительный нектар
Смолы б его сберечь!..
Изящный, как марал
И сильный, как медведь.
Пускай из самых недр
Берёт начало лес,
Вечнозелёный кедр —
Хозяин этих мест!
Я УЕДУ В РАССВЕТЫ
В расписании лета
Есть прекрасный маршрут!
Я уеду в рассветы,
Пусть меня подождут:
И дела, и тревоги,
И, пожалуй, друзья;
Мне вернуться с дороги
Раньше срока нельзя.
Жёлтый глаз светофора —
Солнца яркого свет,
И в пути контролера
К счастью, будто бы нет.
Поле, радуга, лето,
Разнотравья сизаль…
Только я и рассветы,
Только — дальняя даль!
На потёртом билете
От чернил — ни следа…
Я в заоблачном лете
Остаюсь навсегда.
ДУЭЛЬ
И вновь апрель! Я принимаю вызов,
Как дуэлянт — последний в жизни бой,
И кто-то справит по погибшей тризну,
И нимб луны взойдёт над головой.
Проталины в сугробах — чёрной раной,
И секундант испуганно молчит…
Я упаду, и в заводи карманов
Тихонько звякнут первые ручьи.
Паду у рощи, за рекой — безвинно!
Друзья заплачут, недруги — простят,
И грачий гам накроет мир лавиной,
И свиристели враз заголосят.
Какое счастье быть тобой сражённой —
Иль в поле, иль в берёзовом лесу…
О, как легко и как заворожённо
Апрель целует спящую Весну!
По мне заплачут первые капели
И небо проплывёт над головой…
Из года в год я гибну на дуэли,
И снег последний тает подо мной.
НЕПРОГЛЯДЬЕ
Угрюма ночь. Просвета близко нет.
Луна глядит с небес вороньим глазом…
И даже звёзды погасили свет —
Упали где-то рядом, за лабазом.
Так и лежит в лесном овраге схрон —
Копейки звёзд, блестящее монисто;
И тихо так, как после похорон,
И ночь темна, как гребень Василиска.
Летучей мышью ветер прошуршал
Над головой, и в чаще растворился,
И рядом кто-то громко задышал,
И жар зловонный надо мной разлился.
Я оглянулась: пялилось дупло
Пустой глазницей прямо в область сердца…
Но где тот свет, душевное тепло,
Где тот очаг, чтоб я могла согреться?
Бреду впотьмах, на ощупь, наугад,
Ищу в лесу заветную дорогу,
И светлячков летящий звездопад
Ниспослан кем-то в этот час в подмогу.
Блуждая, вышла, наконец, к жилью —
О, сколько здесь и радости, и света!
И солнца луч подобен янтарю…
Чем гуще ночь, тем ярче час рассвета.
ВЕНЕЦИЯ
И запах улочек — прокисшее вино,
И небо синее — недвижно и высОко,
Венецианское прекрасное стекло
Играет бликами на солнце… в тёмных окнах
Не видно кареглазой синьорины,
Лишь розы, как всегда, неотразимы…
И на балконе, свеж и белокур,
Всем улыбается безжизненный Амур…
Венеция! Дитя земли и моря,
Сошедшее с полотен Ботичелли,
Застыло фресками в глухой тиши соборной,
И в музыке отточенного камня,
И в витражах изысканного зданья,
И в голосе Марчелло Мастроянни…
Дали, Сервантес, Моцарт и Растрелли
Пред красотой твоей когда-то пали!
Каналы, кипарисы, гондольеры;
Смешение обычаев и веры…
И время по булыжной мостовой
Бредёт старухой древнею с клюкой,
Но взгляд её, как в юности, доверчив…
Венеция моя,
Аривидерчи!
МАЧЕХА
У Весны характер скверный,
Как у мачехи лихой,
Ветры высушили нервы,
Голося за упокой.
Дни холодные — из стали —
Вероломнее орды;
Мы закрыли в доме ставни,
Мы сомкнули страхом рты;
Два забытых отщепенца,
Два отпетых чудака,
И у каждого на сердце —
Запредельная тоска…
Нас пугает холод жгучий
И отсутствие тепла,
Снова в низком небе тучи;
Даль студёна и бела.
Сиротливо и тревожно
На душе у нас с тобой…
У Весны характер сложный,
Как у мачехи лихой.
ОТЦВЕТАЮТ СЕНТЯБРИ ПУСТОЦВЕТОМ
Отцветают сентябри пустоцветом,
Сад бросает ворох листьев к ногам,
Я читаю осень, словно газету —
По куплетам, по стихам, по слогам.
Мне глаза её весёлые снятся,
Голубые, словно блюдца озёр…
Вышивает в небе солнце на пяльцах
Золотой иголкой красный узор.
Мне не спится ни с вечора, ни в полдень —
Слишком бешено минуты стучат;
Словно яблоки рассыпались подле —
Это космос нам послал звездопад.
Я искала в тишине утешенья,
Я искала толк в больших словарях;
Мне как будто остаётся мгновенье —
Навсегда сгореть листвой в сентябрях…
АВГУСТ НОВОРОЖДЕННЫЙ
Ночь сорила звёздами
Тишине в ладони…
Спал, как новорожденный,
Август в чистом поле.
Бабкой повивальною —
Лунный лик на небе;
Дни как будто пьяные,
Дни как будто в неге.
Вызвенило росами
Клевер и ромашки;
Здесь звенели косами —
Острыми, как шашки.
Быстрокрылой ласточкой
Пролетает лето…
Август к солнцу ластится
С ночи до рассвета.
Утро — алым парусом,
Бисер в паутинах…
Я была у августа
В ночь на именинах.
Август — чепчик розовый,
Волос в кудри вьётся…
Летней ночью рожденный,
Надо мной смеётся!
ФЕВРАЛЬ
Зима меня за дверью стерегла
В пальто не новом и давно поношенном,
Сложив снежинки в белые стога;
В лицо бросала ледяное крошево.
Зима ко мне просилась на ночлег,
Стуча поддых то вьюгой, то порошами.
Стоял Февраль, как чёрный человек,
И мчались тучи, как гнедые лошади.
Её гнала, жалея об одном,
Что уступила так легко и дёшево
Вишнёвый сад за солнечным окном
И сарафан в зелёную горошину.
ПЕСЕНКА ПРО ИТАЛИЮ
Провести ночь в Италии,
Где-то рядом с Палермо,
И в цветущем розарии
Стать счастливей, наверно;
Или в баре Катании
Заказать капучино,
В самом центре Италии
Я — почти синьорина!
От тасканского Кьянти
Сколько пей — не напиться…
А какие там сласти,
А какая там пицца!
Моцарелла, лазанья,
Барбареско с ламбруско,
В жарком мареве — зданья,
Вдоль проулочков узких.
Сердце просит метафоры,
На свиданье — в надежде…
Города твои — амфоры,
На морском побережье.
От ромашковой гавани,
Унесённая ветром,
Я уеду в Италию,
Отсчитав километры.
СМОТРИТ ВОЛКОМ ВЬЮГА В ОКНА
Смотрит волком вьюга в окна,
Рыщет-свищет у ворот,
А над крышей, в небе блёклом
Месяц сумрачный плывёт.
Вот из пасти этой волчьей
Рвётся страшный, грозный рык…
Бойся, путник, вьюги ночью,
Будь ты отрок иль старик —
Заметёт пути-дороги,
Не проехать, не пройти,
Без участия, подмоги
След пропавший — не найти!
Может, мне завыть белугой,
Может, с ней захохотать?..
Ни вожжами, ни подпругой
Норов злой не удержать!
Вдруг затихла, став послушной…
Утром глянь-ка из окна:
Оглушив молчаньем душу,
Наступила тишина.
Бесноватая подруга
Стала кроткой, как дитё…
Занесённая округа
Снова впала в забытьё.
ДУХ ЗЕМЛИ
Завтра пашни вздыбят чернозём
Под гребёнкой бороны и плуга,
Дух земли — хоть режь его ножом,
Пряный суховей, летящий с юга…
Небо синий цвет черпнёт ковшом,
Пенку облаков разгонит ветром;
Меж холмов речушка — рушником,
И Руси бескрайней — километры.
Зеленью щетинятся леса,
Прорастают в небеса листвою,
Я от счастья вдосталь не устал,
Не напился небом и весною.
Пар земли — как сочиво, испод,
К босым ступням льнёт густым елеем,
И душа весенний воздух пьёт,
Без вина, как в юности, хмелея.
ОСЕННИЙ САД
И тих, и светел мой осенний сад,
Застенчив, как невеста перед свадьбой…
Пусть дни мои, как жёлтый лист летят,
Мне даты Дня последнего не знать бы.
Вот птичий клин ложится на крыло,
Сейчас исчезнет, скроется из виду…
Кто был любим, кому любить дано,
Не станет к жизни предъявлять обиду!
Последний луч — и солнце спрячет взгляд;
Спешат минуты, приближая полночь…
Благодарю тебя, осенний сад
За поздних яблок сладостную горечь.
ГЛОТОК ЛУНЫ
На дужке коромысла,
Серебра полна,
Над крышами повисла
Спелая Луна.
Покачнётся лишнего —
Серебро прольёт,
На снега раскисшие,
На медовый лёд.
Вдруг в колодец, рядышком,
Высветив до дна,
Серебристым катышком
Звякнула она.
Капли, как от выстрела,
В воздух поднялись,
И на небе, вЫсоко,
Звёздами зажглись.
Вызвенит мелодию
Запоёт ведро…
Глядь, в воде колодезной
Льётся серебро!
Ночью, за околицей,
Царство тишины…
Заплатила б сторицей
За глоток Луны.
СОПРИКОСНОВЕНИЕ
Мы похожи с тобой на шпионов
В том саду, где бушует июнь —
Всюду алые шапки пионов
И дельфиниум — белый, как лунь;
Мы с тобою пришли на охоту
Посмотреть на простой водевиль:
Как пчела в шестигранные соты
Носит лета цветочную пыль;
Как две бабочки в платьях воздушных
Пьют пионов сладчайший нектар,
И взирает на них равнодушно
Из-под листьев крапивы комар;
Как петунию шмель атакует,
Голубым отзеркалив крылом,
А в росинке луч солнца танцует,
Отражая небес окоём.
Горделивая лилия с клумбы —
Будто ярко-оранжевый блик,
Нам с тобой в это раннее утро
Показала тигровый язык…
ТАКИЕ НЕСЧАСТНЫЕ СЛОНЫ
На ёжик вымерзающей стерни
Упали первородные снега…
Как будто африканские слоны,
Бредут по полю жёлтые стога.
Их путь далёк… Соломенные сны
Тревожат с каждым часом всё сильней;
Погонщик-ветер со скирды — спины
Срывает дух последних тёплых дней.
Слоны по полю белому бредут,
Качая крутолобой головой…
Их в Африке давно, наверно, ждут,
Им тропики саванны — дом родной.
Им не страшны ни вьюга, ни метель,
Ни стужи безрассудной дурь и блажь…
А Африка — за тридевять земель,
Далёкая, как призрачный мираж…
Пусть этот мир неистов и суров,
Но даже в нём есть время для весны!
Мне в желтизне неубранных стогов
Мерещатся несчастные слоны.
ЭТЮД В ГОРОДСКИХ ТОНАХ
Парки, кварталы, улицы,
Тень переулков сонных…
Город весной обуется
В яркий ковёр газонов.
«Зебры», трамваи, площади,
Линий стальные жилы…
Май на ветру полощется —
Как мы без мая жили?
В каждом окне и стёклышке
Солнце — лимонной долькой,
В лужах блестит на донышке,
В каплях играет звонких.
Яблонь цветущих — сполохи,
Туч родовые муки…
Тут — разнотравья шорохи,
Там — разноцветий звуки.
Небо внезапно скуксится,
Небо насупит брови,
Майских дождей распутица —
Новый виток историй:
По разноцветным зонтикам,
По мостовым и крышам,
Тем, кто поменьше ростиком,
Тем, кто чуть-чуть повыше.
Дробь барабанной палочки…
Танец подобен чуду!
Дождь пробежал по лавочкам
И водосточным трубам.
Автомобили, клаксоны,
Реки, ручьи, протоки,
Дождь на одежде — кляксами,
И на лице — потёки.
…………………………………..
В сером осеннем городе
Вслушайся и поймёшь:
Где-то в душевном холоде
Шпарит весенний дождь!
ГРАЖДАНСКАЯ ЛИРИКА
НОСТАЛЬГИЯ
Странное время, странные люди,
В наших дворах замолчали гитары,
Наш участковый выпить не любит —
А раньше бы выпил бы за Чи Геваре!
Странное время… резные наличники;
Дети в песочницах лепят куличики;
Два ветерана, гремя орденами,
В шахматы режутся целыми днями,
Ещё моложавы и оба «де-юре»
Кивают красивой, но ветреной Нюре,
На голове её — дом из шиньона,
А двери подъездные — без домофона…
Какие у всех просветлённые лица!
Как будто бы Будда к нам должен явиться…
Цветастое сохнет бельё на ветру
И кажутся гости всегда ко двору…
Странное время и странные люди;
Солнце, как персик, каталось на блюде,
Часто без стука входили к соседу
И вместе, двором, отмечали победу…
Голуби, голуби вьются над крышей,
Сад — в белом облаке яблонь и вишен,
Запах сирени и капли дождя;
Транслирует радио речи вождя:
— Народ наш советский — как будто из стали!
Да здравствует партия, родина, Сталин…
Странные люди и странное время,
Как будто — потеря, наверно — потеря,
Не ходим друг к другу занять до зарплаты,
На школьную форму не ставим заплаты,
Наверно, так надо… наверное… вроде бы…
Мы утром не слушаем гимн нашей Родины,
И двор опустел, домино не стучит,
Никто из песка не печёт куличи,
К соседям всё реже мы ходим за солью,
И больше не делимся радостью, болью,
Дворовый футбол, и любимый, и свойский,
Давно позабыт, как значок комсомольский,
И кажется — это не наша страна,
Всё тише и тише звенят ордена,
И радость на лицах истёрлась, истлела —
Ей, видимо, жить на лице надоело;
Замки, домофоны, закрытые двери,
Странные люди и странное время…
ПИСЬМО БЕЗ АДРЕСА
А мне теперь туда добраться сложно,
Как будто и немыслимо совсем,
Бывал охотно раньше в Запорожье,
Наведываясь в Водино, к сестре.
Таких посёлков в Украине — сотни,
Увитых виноградною лозой,
Но только здесь я счастлив был настолько,
Как брат, мечтавший свидеться с сестрой.
…И я летел, как птица, в Запорожье,
И накрывали на веранде стол,
Мы вспоминали детство босоножье
Под местный, украинский разносол.
Сестра Наташка, русская по крови,
И вышедшая замуж за хохла;
Мы ничего с ней не делили, кроме
Воспоминаний — сладких, как халва.
Глаза Наташки смотрят ярко-сине:
— А помнишь, как мы драли алычу?
А ты уже давно живёшь в России,
И я в Россию, может, прилечу!..
Не прилетит. Не сможет. Не сумеет.
Не соберёт в дорогу чемодан;
Мы с ней как будто враз осиротели —
Нас разделил украинский Майдан.
…Она была весёлой, как мартышка,
А в локонах кудрявых — красный бант…
Но для тебя теперь я не братишка —
Российский беспощадный оккупант.
Прости меня, любимая сестрица,
Наверное, мы свидимся едва…
Нас разделяет не межа-граница —
А киевско-украинский Майдан.
Жива ли? Ни письма, ни телеграммы,
Гори огнём, проклятая война;
Теперь и на могилу нашей мамы
Не прилечу… Эх, знала бы она!
Эх, знала б мать, что станет так возможно,
Что стану виноват я без вины,
И что подсолнухи родного Запорожья
Уронят в землю семена войны;
Что нА небе проклюнутся зарницы,
И упадёт стальной на землю град…
Когда-то у меня была сестрица,
Когда-то у сестры — любимый брат.
НА ПЕРЕКРЁСТКАХ ПИТЕРА
На перекрёстках Питера
Ветер гуляет невский,
Выше заглавной литеры
Шпилем — Адмиралтейство.
Лето, зима ли — замятью,
Осень ли в окна бьёт,
Я в манускрипты памяти
Имя вписал твоё.
Улиц старинных тайнопись,
Неба чугунный сплав…
Судьбы и годы плавились,
Пылью дорожной став.
Здесь, надрывая жилы,
Держат атланты груз…
Город недюжей силы,
Город сирен и муз.
Город теней и света,
Звёзд над Невою — горсть,
Белых ночей — манжеты,
Я здесь — случайный гость…
БЕРЁЗЛИЛЕЙНОЕ СВЕЧЕНЬЕ
Какое чудо — лес весенний,
Восторг душевный не унять!
Берёз лилейное свеченье
Для сердца — божья благодать.
Я много в жизни повидала
Чудес и всякой красоты,
Но любоваться не устала
Душа сияньем бересты.
Искала в горе утешенья,
Плела ли новый туесок,
Я шла к тебе на Берещенье
Испить прозрачный сладкий сок.
Тугих корней и трав скрещенье,
Скрещенье неба и ветвей…
Как сладко в праздник Берещенья
Поёт весёлый соловей!
А мне иного и не надо —
Стоять да слушать соловья,
И знать, и чувствовать с отрадой,
Что это — Родина моя!..
И если б вы меня спросили,
То я б ответила всерьёз:
— Себя не мыслю без России
И ослепительных берёз.
Я — КОМСОМОЛКА!
Красный — революционный цвет!
Юбки, стяги, косынки…
Мне выдали комсомольский билет
На имя Стрелковой Иринки,
И Пашка, мой друг из девятого «а»
Кричал, как придурок, «ура»…
А в среду мы с Пашкой вдвоём
Собирали металлолом
На нашей улице Северной;
Он подарил мне новый значок
С юным кудрявым Лениным,
А после
Неловко чмокнул
В худую холодную щёку
И сплюнул сквозь зубы — вот так…
Я ж говорю — дурак!
Пашке не очень-то верю…
Потому что на прошлой неделе
Он целовался с Вахитовой Нелли.
Эта Нелька — худа, как сарделька!
Хотя я ни разу не ела сарделек,
Но ненавижу всех Нелек…
У Нельки желтушного цвета лицо,
Как старая макулатура.
Я ей вчера показала
Свой сильный
Костлявый кулак
И трижды крикнула «дура»…
Пашку, наверно, прощу…
У него и мамки-то нет,
А папка — гол как сокОл,
Поэтому, Пашка, наверно,
Взял и пошёл в комсомол…
— Ирка — от бублика дырка! —
Дразнится Пашка. —
Я ж не буржуйский какой-то там элемент
(Чтоб все буржуи на свете сдохли!)
Партия — ум, честь и совесть
Нашей эпохи!..
Думаю, скоро у Пашки
Будет партийный билет…
В партии быть хорошо!
Вон, армянин Ашот,
Степенный и важный,
Ездит на «Волге» даже;
Все говорят, у Ашота
В доме есть греча
И ларь шоколадных конфет,
И даже, ещё говорят,
Настоящий
Большой пистолет.
А дочка Ашота —
Огромная, как дирижабль,
А тётя Камилла —
Завскладом завода «Октябрь»,
И всем почему-то охота
Равняться на дядю Ашота.
Так шоколада хочется…
А мамка моя — обходчица,
Рельсы, шпалы, мазут…
На пальце её безымянном
Нет никакого кольца;
Потому что у мамки нет мужа,
А у меня — отца.
Мамка давно уже харкает кровью,
Встаёт по утрам еле-еле,
А мне завещает:
— Учись, Ирка,
Как завещал нам
Великий товарищ Ленин!
Я и учусь…
Только бы Пашка
Не называл меня больше
«ходячий мосол»…
Какое всё-таки счастье —
Быть принятой в комсомол!
НАУЧИТЬСЯ ТАНЦЕВАТЬ
Девочка Надя спит,
Солнце ей кудри гладит,
Словно и нет у Нади
Мамы с диагнозом СПИД,
Спившегося отца…
Надя схоронит обиду
И улетит из виду,
Чтобы не видеть конца…
На девушке Наде наряд —
Дешёвое платье и сланцы.
Надины дни — засранцы;
Она обожает грязные танцы
И танцует с каждым,
Кто предложит денатурат.
В безумстве апреля,
Когда воздух терпок и пьян,
У Нади случится роман —
Мужчина не плох,
Вот только
Конченый наркоман…
Ради любимой Нади
Милый готов на всё:
Вместо дешёвого платья
Из ситца или вискозы
Он покупает ей дозы,
А потом до утра,
Словно дикие неандертальцы,
Танцуют они на игле
Грязные, грязные танцы.
…А в зимнюю полночь,
Когда с неба сходит Лилит,
Женщина Надя родит:
Губки у дочки —
Словно бы лепесточки
И даже здоровый вид…
Крепчает, крепчает,
Крепчает мороз,
У Наденьки — передоз…
Она не очнётся.
Дочкины кудри солнце
Окрасит в рыжую медь…
Танцевать научилась Надя в пятнадцать,
А закончила в двадцать шесть.
ВОИНЫ НОВОГО СВЕТА
Идут по планете, чеканя шаг —
По одному или строем,
Сыны человечества, главный костяк —
Наши с тобой Герои!
Над ними — неба синеет шатёр,
Земля под ногами — плацем,
И нам с младенческих самых пор
Есть на кого равняться.
Не ради червонцев, не ради — наград,
Пиара и прочего сора,
Герои спасают от горя котят,
Собак — из лап живодёра;
Или от голода тощих бомжей
(Кости да синяя кожа)
Деток Донбасса, сирийских детей
Герои спасают тоже.
Живут среди нас те, кто верит в любовь,
Кто вызов бросает Судьбе!
Герои готовы пожертвовать кровь
Даже в ущерб себе.
Каждый из них — как скала, монолит,
Планета по имени Веста,
Каждый Герой — как яркий болид,
Он из другого теста.
Сквозь темноту и невежества хмарь,
Сквозь трусость и слабость иных,
Каждый Герой положил на алтарь
Жизнь во благо других.
Их вера — Любовь, их Совесть — судья,
Их правда — как стих для поэта!
Идут по планете, под крик воронья,
Воины Нового Света.
ЗЕМЛИЦА
Там, где пушки голосят
И свистит дурной снаряд,
Умолкают птицы…
Был я свят или не свят,
Брат тебе или не брат —
Принимай, землица!
Ты не мачеха, а мать;
Воевать, так воевать,
Знать, судьба такая;
Пусть «катюши» верещат,
Отлетай, моя душа,
Птицей в кущи рая!
Вот землица, кровь моя,
Капли пурпуром горят —
Пей за ради Бога!
Как бывало, по весне,
Шёл я с плугом по стерне —
Ртов голодных много!
Не жалели животов…
Караваи на Покров
Доставали с печки,
Помолясь на образа,
Глядя Господу в глаза,
Зажигали свечки…
Пей кровинушку мою!
У груди тебя храню
В красненькой тряпице,
Был не грешен и не свят…
Упокой своих солдат,
Схорони, землица.
МОСТ-ПТИЦА
Стройка века. Керченский пролив.
Сплав бетона, пота и металла…
Крымский мост — не сказка и не миф —
Будто чайка крылья распластала
И парит — свободно и легко —
Над морской бескрайнею стихией;
Между двух песчаных берегов —
Символ единения с Россией!
Станут ли потомки к нам строги?
Спросят ли — и, видно, будут правы:
— Как же смели, как же вы могли
Жить без этой главной переправы?
Что ответить дерзким, молодым?
Наперёд судьба нам не знакома!
Вновь к России возвратился Крым,
Будто блудный сын — под крышу дома…
Птица-мост — невиданный размах
Вдохновенья, мысли, перспективы!..
Прозвучат ещё не раз в стихах
Времени созвучные мотивы.
Кажется, сейчас достанет звёзд
Чудо птица, новый светоч века…
Силу духа нам являет мост
И масштаб деяний человека.
В ПОИСКАХ ПТИЦЫ СЧАСТЬЯ
Руки — как будто веточки,
Тоненькие запястья…
Как беззащитны девочки
В поисках птицы Счастья!
Много истопчут тропок,
Много — по бездорожью…
Откуда приходит мОрок —
Счастье ввести подкожно?
В розовых нежных пальчиках —
Первая доза «счастья»!
Прыгает солнце мячиком,
Хочется рассмеяться…
А счастье летит толчками —
Птице открыта дверца!..
Но не говорите маме —
У мамы слабое сердце.
Невидимый круг очерчен —
Нет чужакам дороги…
В том месте, где пляшут черти,
Не говорят о Боге.
Оставьте её в покое,
Дайте же насладиться —
Почти поймала в ладони
Синего Счастья птицу…
О, Боже, как же ей плохо!
Мать — истеричка… слёзы…
Да ладно, не плачь, дурёха…
Вколите скорее дозу!
За всё приходит расплата —
Ангелы смотрят в окна…
Мама… Больница… Палата.
Птица в руках умолкла.
Руки — как будто веточки,
Худенькие запястья;
Вы берегите, девочки,
Душу — источник счастья.
ОНА НАВСЕГДА ПРИШПИЛЕНА
Она прилетит, сократив расстояние,
На тысячу зим или лет,
В день летнего солнцестояния,
Купив дорогущий билет,
Из Мексики или Гоа
(впрочем, это не важно),
Накинув на плечи боа
Цвета молочной спаржи.
…А я разобьюсь при встрече
На брызги внезапного счастья,
На доли и дольки,
Осколки и части,
Торнадо, цунами, потоп,
На вольты, амперы и герцы,
Чтобы моё
Осатанелое сердце
С места сорвалось в галоп.
Она прилетит отогреться
Из Индии или Кубы
Туда,
Где из дуба — срубы,
А в лютый крещенский мороз
Местные аборигены
Живут почти на износ.
Ей бы скорее согреться
Там, где небо над шпилями
Золотом утра зажглось…
Словно любимая брошь,
Она навсегда пришпилена
К коже моей груди;
К маленькой точке на карте,
Где ей когда-то на счастье
Выдали первый кредит.
АВТОГРАФ
Из тысячи слов — одно,
Словно кулак громоздкий…
Впечатав шаг
В булыжники мостовой,
Навстречу идёт
Маяковский!
Город-оркестр
В литавры бьёт,
Подворотни дворов раззявя,
Каждый орёт — богач, нищеброд:
— Гляньте, Маяковский несёт
Новой поэзии знамя!
Будто в аду, жарко!
Рыжего солнца шкварка
На сковородке неба
Жжётся, печётся, пыжится…
Друг, товарищ,
Революционер Маяковский —
Тридцать пятая буква,
«Ижица»!
Меня берёт оторОпь!
Бой барабанов, дробь…
Огромен и мускулист,
Под крики и свист,
Шагает известный
Горлопанистый
Футурист!
Вот,
От меня в двух шагах —
Звонкий, весёлый, злой,
И облако в белых штанах
Плывёт над его головой…
Я напрямик, сквозь толпу,
Пролагаю кратчайший маршрут,
Словно бы я — картограф,
Подставив щеку поэту,
Шепчу:
— Черкните автограф!
Усталый поэт,
Чертыхаясь, как чёрт,
Автограф на память
Черкнёт.
Толпа нахлынет,
Подобно цунами-волне:
— И мне, и мне, и мне!..
А я тут стою,
Улыбаясь глупо,
На перекрестье миров и вех,
А в небе высоком
Вьётся голубкой
Быстрокрылый
Серебряный
Век.
ОНА МНЕ ОТ РОДУ ДАНА
Пускай меня зовут ветра
И машут синими крылами,
Я остаюсь — Москва за нами,
И дух времён Бородина.
Когда меня берёт в полон
Мечта покинуть эти стены,
Страшась не горя, а измены,
Иду к святыням на поклон.
И это — нищая страна? —
Есенин, Пушкин, и Некрасов.
Я говорю вам без прикраса:
Она мне от роду дана.
Здесь дни бредут, как бурлаки;
И дремлет силушка в берлоге…
Но как мне дороги дороги
И милы сердцу дураки!
Когда меня зовут ветра
Взлететь с насиженного места,
Я знаю — из другого теста
Ты слеплена, моя страна.
Моя великая страна!
И стыд, и гордость, и кручина…
Икон святых мироточиво
И цвета крови — знамена.
ЮМОР
ЧИНЗАНО С ЧЕЛЕНТАНО
Я вчера пила чинзано
С Адриано Челентано —
Ужин при свечах;
Вышли мы из ресторана
То ли поздно, то ли рано,
Вся Москва — в огнях!
Он такой, скажу вам, мачо,
Заказал десерт на сдачу —
Водки грамм по сто;
Я, конечно, патриотка,
Хлопнула ещё и водку —
Сразу развезло!
Прямиком из ресторана,
Слишком сыто, слишком пьяно,
Въехали в отель…
Ка он пел! И вместе с нами,
Шевеля, как сом, усами
Пел метродотель.
Мой любимый Челентано
Был красив, как обезьяна,
Страстен, будто лев…
Он сказал — ограбил кассу,
Деньги спрятал под матрасом…
Может, это блеф?
После водки и чинзано
Пили кофе с пармезаном,
Раскурив кальян…
А сегодня, в воскресенье,
Он исчез из поля зренья,
Милый Адриан!
Как-то это всё же странно,
Что пропал мой Адриано —
Нет его нигде…
И теперь я спозаранку
Пью «Кагор» или «Тамянку»
С милым Депардье.
СЕРЕНАДА ДЛЯ СЕРАФИМЫ
Мне ничего не надо, кроме:
Смотреть в глаза твои коровьи
И рвать ромашки на лугу;
И повторять любимой имя,
И щекотать травинкой вымя,
Иначе просто не смогу!
О, как ты всё-таки красива,
Моя корова Серафима,
Одна такая ты вокруг…
Рога, и уши, и копыта,
Душа моя давно разбита,
Любовь — пленительный недуг!
Не прогоняй меня, не надо!
Одна ты дней моих отрада,
Прогонишь — близко до беды…
Пока ещё бушует лето,
Я накошу тебе букеты
Из васильков и лебеды…
Но как ты всё-таки спесива,
Горда не в меру, Серафима —
Сомнений в том ни капли нет!
Лишь только выйдем за ограду,
Тебе спою я серенаду,
Пусть слышит даже мой сосед.
Мне ничего не надо, кроме
Смотреть в глаза твои коровьи —
Без них я в тот же день умру!
Ну, что сказать тебе, корова?
Спасибо!.. Будь всегда здорова!..
И я в ответ услышал «му-уу!»
ДЕПРЕССИЯ
У кого-то сессия, у кого-то — днюха,
У меня — депрессия, на душе — разруха.
Ничего не радует, даже свитер новый,
Настроенье падает, будто курс рублёвый.
Мрачной, непричёсанной шляюсь по квартире,
Позабыта-брошена всеми в этом мире.
Говорят, депрессия бродит по планете;
Жуткая прогрессия — болен каждый третий!
А лекарства — дороги, беды нас прессуют…
Говорят, психологи тоже депрессуют?
Депрессуют области, страны, континенты,
Напрягают новости: путчи, президенты…
Австрия, Словения, Индия и Гоби —
Эта эпидемия вскоре всех угробит!
Улыбаюсь редко я — чуть скривлюсь и хватит…
Жизнь была конфеткою, а остался фантик.
ХЕМИНГУЭЮ
Вино в бокале. Ворон — на заборе.
Окно открыто. Март, весна… хмелею!
Зелёных луж разлившееся море —
Сюда бы старика Хемингуэя;
В пальто и с тростью, на лице — бородка,
Он в дом войдёт, попыхивая трубкой,
И улыбнётся, ласково и робко,
И назовёт меня своей голубкой;
И вот уже не карканье воронье
За окнами как будто раздаётся,
А крики чаек над открытым морем,
А в небе золотая рыба — солнце!
Мы воскресим и навыки, и знанья,
Забросим сеть, без права на ошибку:
Из глубины иного мирозданья
Наловим звёзд и золотую рыбку.
А вот и ночь. И космос — вот он, рядом!
И пуст бокал. И стало холоднее…
Я от чудес таких, скажу вам прямо,
Сегодня и сама «хемингуэю».
СОН ПОД ДУЛОМ ПИСТОЛЕТА
А Ночь легла на бочок
И зевнула разочек,
И сказала: «Молчок!
Засыпай-ка, дружочек»…
Я ей отвечаю: «Не спится
И сон — не идёт,
И месяц грозит свалиться
Прямиком в дымоход,
И ёжик колючий в сенцах
Топает, будто слон,
И колошматит сердце,
И в голове — трезвон».
А Ночь говорит: «Дурачок!
Закрой-ка мозг на крючок,
Тебя я по спинке поглажу,
И выключу звёздочки даже,
Скрипучую смажу кровать,
Спать…
Спать…
Спать…»
Но я, словно уж,
Кручусь, верчусь, шебуршусь!
Обрывки мыслей и песен…
Ну, вот не спится —
Хоть тресни!
Подушки — словно бы кирпичи
И одеяло — комом,
Подсознание криком кричит
И мир наполняет звоном,
И снова вращаюсь Ужем…
Ужас!
Ужас!
Ужас!
И близок полночный бред —
Какой-то дурацкий сюжет,
И тут же бросает в пот…
А Ночь говорит: «Идиот!»
И достаёт пистолет,
Говорит: «Ну, сил больше нет
Смотреть на твои мучения…»
Пускает мне прямо в лоб
Горячую пулю,
А месяц мне крутит дулю,
Но я плыву по течению,
И вижу сквозь тяжесть век
Дельфинов плывущих стаю
И, наконец…
За-
сыпа-
ааюю…
РОВНО В ПЯТЬДЕСЯТ
Я давно не неженка
С безупречной кожей,
Говорят, я — вешалка,
Старая калоша;
У меня есть тапочки,
Муж, диван, халат…
В общем-то, я тётенька,
Мне под пятьдесят.
Говорят, я вредная —
Люди смотрят косо,
И со мной, наверное,
Не бывает просто;
Но зато я мудрая
И в работе — хват…
Тётенька как тётенька,
Мне под пятьдесят.
Обожаю Лещенко,
Парики и броши,
Я совсем не вешалка,
Вовсе не калоша!
Не клади мне палец в рот —
Будешь сам не рад…
Тётенька как тётенька,
Мне под пятьдесят.
Знаю цену радости
И печали — тоже,
Мне любимых слабости
Всех богатств дороже;
Я терплю их выходки
Много лет подряд…
Тётенька как тётенька,
Мне под пятьдесят.
Половина пройдена,
Половина спета;
Странная мелодия —
Отголоски лета…
Вот бы половину мне
Отмотать назад!
Счастья каждой хочется,
Даже в пятьдесят…
МОЯ КОЛЛЕКЦИЯ ОБУВИ
Чепчик, соска, распашонка —
Я совсем ещё мала!
И кружится в вихре звонком
Жизни быстрая юла.
В эту жизнь, дорогой лета,
Громко топаю в пинетах.
Я была прелестной крохою,
Подросла — стал твёрже взгляд,
В платье с красными горохами
Я шагаю в детский сад.
В детский сад, не унываю,
Я в сандаликах шагаю!
«Камень, ножницы, бумага…»
Чили, Альпы, Гондурас…
И товарищей ватага —
Это наш десятый класс.
Каждый шаг чеканю — ах! —
На высоких каблуках.
К чёрту эти каблучищи!
Я сегодня — интроверт,
Повторить не будет лишним:
Тапки — самый лучший бренд.
В эту жизнь, большой растрёпою,
В тапках я по дому шлёпаю.
Притворила на ночь ставенки,
На крючок закрыла дверь…
Я вчера купила валенки —
Чай, не Золушка теперь!
Валерьянка… Сон — не крепкий…
Где же вы, мои пинетки?
СОРОК ВОСЕМЬ КАРАТ
Я уеду в Италию,
Без истерик и плача;
В майке «топ» и сандалиях
Встречу знойного мачо.
Он покажет мне Пизу
И неапольский вид,
И шенгенскую визу
Непременно продлит!
Будет помнить сердечко
Этот ласковый взгляд…
Он мне купит колечко
В сорок восемь карат.
Вдалеке от Италии,
Где зима — без конца,
Вспомню эти сандалии,
Но не вспомню лица…
Снова ною и плачу
День который подряд:
— Где ты, милый мой, мачо
В сорок восемь карат?
А колечко с опалом
(Все вокруг говорят),
Оказалось обманом
Без желанных карат.
Ох, уж эти сандалии,
Итальянский круиз!
Не поеду в Италию,
А поеду в Тунис…
ПЕСЕНКА ПРО СЧАСТЬЕ
Мы с тобою плыли вместе
Строго на восток,
Чтоб найти в укромном месте
Райский уголок.
Вот по курсу остров новый
Показался вдруг,
Ты сказал: «Отдать швартовы,
Мой надёжный друг!»
А на острове суровом —
Камни да песок;
Поднимаем якорь… Снова
Путь наш на восток.
Море мы исколесили
Поперёк и вдоль,
Намотав морские мили
Туго на ладонь.
Мы крушения терпели,
Камнем шли ко дну,
Замерзали и горели,
Падали в волну.
Знаю, вовсе не простая
Эта штука — жизнь…
Круг спасательный бросая,
Ты кричал: «Держись!»
А однажды налетели
На подводный риф…
Неужели, в самом деле
Счастье — это миф?
На мели, подчас, сидели —
Нищета да голь;
Незаметно поседели…
В кожу въелась соль.
Закалённые ветрами,
Понимаем вдруг:
Счастье — плыть под парусами,
Если рядом — друг.
СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
ПОБЕДОНОСНЫЙ
О, боги! Ради ли забавы,
Раскинув кости на столе,
Решили: Александру славы
Дать больше,
Чем кому-то на Земле?!
Склонив к скрижалям солнечные лики,
Вы дали имя — «Александр Великий».
…………………………………………………………
— Что снится, Александр, тебе теперь,
Когда, на смертном почивая «троне»,
Ты отворяешь в царство мёртвых дверь
Не где-нибудь, а в славном Вавилоне?
В твою ли честь горел в Эфесе храм,
Воздвигнутый богине Артемиде?..
Полмира упадёт к твоим ногам,
Как матадор испанский — на корриде…
Царь македонский, в обществе гетер,
Великий и прекрасный Искандер!
Но что тебе на смертном одре снится?
Рабов твоих измученные лица,
Или Таис, которую ласкал,
А может, своенравный Буцефал?
А может, Диоген в лицо смеётся:
«Не стой, мой мальчик,
Между мной и солнцем»…
А может, мать твоя, Олимпиада,
Сваяла из тебя исчадье ада?
И, в умиленье голову склонив,
Твердила: «Как же ты честолюбив!»
Ты сеял смерть,
Держа в руке клинок,
Ты нёс её на Юг и на Восток,
С тобою шли на смерть твои дружины,
Оставив позади себя руины…
И Персия, и Азия — у ног,
И Сирия в мгновенье ока пала,
Кровь пропитала пыль чужих дорог —
Аналогов история не знала —
Чтоб человек, с талантом полководца,
Сумел на миг закрыть собою солнце…
В бреду горячем,
Тих и недвижим,
Тебе осталось только вспоминать:
— Идеей, словно демон, одержим —
Весь этот мир, пройдя, завоевать!
И всё же, несмотря на ухищренья —
Тебя ль забыть в скрижалях и в веках?
Твой образ вызывает восхищенье
В отважных и отчаянных мужах!
Кто ты, листавший главы «Илиады» —
Философ, параноик, полубог?
И на челе твоём, как символ славы —
Вечнозелёный лАвровый венок…
Цветёт пурпуром дикий олеандр,
И пахнет воздух, словно кровью, сладко…
Кто ты таков — Великий Александр?
Ещё одна и тайна, и загадка.
ЕЩЁ ХРАНИТ ФОНТАННЫЙ ДОМ
Проснувшись рано на рассвете,
Ещё хранит Фонтанный Дом
Воспоминаний чудный сон:
Борис Петрович Шереметев —
Фельдмаршал, князь, учёный муж
И покровитель дивных Муз,
(Судачат, прусской крови — плоть),
Храни властителя, Господь! —
Пьёт чай из тонкого фаянса,
И звуки трепетного вальса
Пленяют искренностью чувств…
Округлый свод над мезонином,
Чугунной изгороди вязь…
Судьба дворец всегда хранила,
Не зря великосветский князь,
Остался верен сам себе:
Слова излишние отсёк,
Вписав латынью на гербе:
«Бог сохраняет всё!»
Да, помнит на Фонтанке Дом:
И сад, и флигель за окном,
Эпох изменчивых раскаты…
Сюда спешили дипломаты,
Художники, учёный люд —
Вся знать столицы, мнится, тут!
Борис Петрович Шереметев —
Умён, порывист, точно ветер.
Легенда Северной столицы!
За честь отечества радея,
В награду орден получил
В честь Первозванного Андрея…
Тут побывать имели честь
Особы царского семейства —
Им до утра не надоест
Рассказы слушать без конца
О битве в Рыуге, Полтаве,
И глядя на Мальтийский крест,
Завидовать немного славе
Владельца оного дворца.
О, этот Дом ещё хранит
Воспоминания былые!
Здесь львы стоят, как часовые
На страже праздной тишины;
Когда-то жизнь в дворце кипела,
Тут пели Богу а капелла,
А на подмостках сцены снова
Блистала прима Жемчугова!
Звенел паркет от шпор в парадной,
Когда юнцы-кавалергарды
Сверкая золотом петлиц,
Под звуки вальса с менуэтом,
Кружились долго, до рассвета,
Обняв кокетливых блудниц…
И маскарады, и спектакли,
Балы, пирушки, вечера —
Всё это словно бы вчера,
(Увы, иные дни грядут!)
Жуковский, Пушкин и Кипренский,
Ах, Петербург великосветский! —
«Все промелькнули перед нами,
Все побывали тут…»
Ещё свежи воспоминанья
Минувших дней, минувших лет:
Фонтанки новый парапет,
Дворец в лучах ярила — светел…
Тут жил когда-то Шереметев,
У синей заводи реки,
Пять поколений — словно пальцы
Одной руки.
ЛЮБОВЬ ИМПЕРАТРИЦЫ
Какая радость бытия —
Мороз и солнце, снег искриться!
У стен дворцовых суета —
Летит в санях императрица…
Кнута короткого щелчок, И вот уж царский каблучок
Ступает на ковёр персидский…
Народ ликует! Видит Бог, С утра толкутся здесь миряне —
Стрельцы, торговцы и дворяне;
Повсюду звон колоколов,
И люд без устали крестится —
Гуляет Рождество столица!..
Галантен тот, с кем на Покров,
Из блюд, покрытых позолотой,
Вкушала ты перепелов,
Икру и знатный холодец…
Какой же этот князь Орлов
Очаровательный шельмец!
Императрица, улыбаясь,
Орлову тайный знак даёт,
Смахнув крупу с собольей шапки
(Ах, Гриша, как же ночи сладки!),
Краснеет, чувств своих стыдясь,
На княжью длань облокотясь,
Мошну неловко достаёт
И милость людям подаёт…
Молва — несносный, тяжкий крест,
Падёт на грудь императрицы
(и как им фарс не надоест?)
Любить дозволено девице;
К тебе ж позорное «блудница»
Прилипнет, видно, на века…
Печаль твоя так велика,
Так оскорбительна для слуха,
Какое испытанье духа!..
А помнишь, будто бы вчера,
Обидным словом «немчура»
И свита вскоре окрестила?
Ты зависть, словно жемчуга,
На шее столько лет носила…
Прости их, Катя, и не трусь,
Держи свой скипетр державный,
Ведь знает каждый православный —
Радела ты всегда за Русь!
Ах, Катя, не твоя вина,
Что в чувствах был Орлов беспечен,
(Любовь не каждому дана!),
Но лишь к Отечеству она
Бывает самой долговечной.
ЛЕБЕДИ
(рассказ Лёньки Седнёва)
Взвыла собака затемно,
Зарычал грузовик,
Маузер
В доме
Ипатьева
С визга
Сорвался
В крик.
Год восемнадцатый.
Лето.
Красной грядой — Урал,
Сквозь года, рикошетом,
Память
Бьёт
Наповал…
Лёнька — хрупок и тонок,
Очень похож на мать.
— На-ко, подай, поварёнок,
Царским особам жрать!
Каша, пудинг, котлеты
Чай с молоком — испить;
Воротнички, манжеты…
Лёнька рад услужить!
Барышням низко клонится:
— Кушайте на здоровьице!
Их лебединые шеи —
Белые, как снега,
Без излишней затеи —
На ниточках
Жемчуга.
Милые сердцу лица!
Крылья бровей — вразлёт…
Перечеркнёт страницы
Восемнадцатый
Год.
Красноармеец скалится,
Дышит чесночным ртом:
— Барышни-то — красавицы,
В белом да голубом…
Лёнька слыхал намедни,
Меж солдат разговор,
За час до обедни:
— Палач… Император… Террор.
И — гневно:
— Вставай, Расея!
Боже,
Храни Царя
И наперсника
Алексея…
А доктор Боткин — смешной!
В линзах его пенсне
Скачут весёлые «зайчики»,
В железной коробочке —
«Монпасье».
— Угощайтесь, мальчики.
Лёнька твердит:
— Ску-уушно!
Пойдёмте, Царевич, в сад.
— Нам не велят…
Как душно!
И здесь —
Настоящий ад.
Дружба
За толщей
Дубовых
Дверей —
В семьдесят
Восемь
Дней…
Скоро заре глазницы
Пронзят остриём штыки,
Юшкой туман заклубится —
Лёнька,
Беги,
Беги!
Спасения —
Ради,
До дома
Любимого
Дяди…
Пламя свечей пляшет:
— Господи, пожалей!
Как, Николаша, страшно,
Боязно за детей…
— Эй, безбожная братия,
Гнезда Николая Ипатьева!
Что у вас
Вместо
Сердец?
— Холод
И сумрак шахты,
И горячий
Свинец…
Лёнька бежит быстро!
Оглянулся… Упал…
На расправу неистов
Каменный «храм»
Чекистов —
Низкий
Полуподвал.
— Правой,
Левой,
Правой,
Да здравствует новый век!
Над придорожной канавой
Падает красный снег…
Глядя в избы оконце,
Лишь воссиял рассвет,
Лёнька увидел солнце,
Дня золотой елей:
К небу
Взметнулась клином
Стая Царственных
Лебедей.
Лёнька потёр ресницы,
Всхлипнул горько
Спросонок…
Вольно
Парили
Птицы,
Клин
Замыкал
Лебедёнок.
До
Сей
Поры
Слышны
В Поднебесье
Лебединые
Песни.
ПИСЬМО ТУРГЕНЕВУ
Иван Сергевич, голубчик,
Пишу к Вам через столько лет!
Как хорошо, что выпал случай —
Ваш юбилей… Сомнений нет:
Велю запрячь я нынче бричку,
И вслед за ветром — в дальний путь!
Без церемоний, по привычке,
На огонёк к Вам заглянуть…
Всё в Лутовиново, как прежде —
Уютный, райский уголок,
Всё тот же сад и луг безбрежный,
И над речушкою — мосток.
Усадьба, дворик — благодать!
Резная вязь над мезонином…
Да, в Вас видны и ум, и стать,
И благородство дворянина;
Поэт, писатель, драматург,
Охотник, нигилист, мыслитель,
Профессор оксфордских наук,
И дум, и духа просветитель…
С широкой русскою душой,
Имея деньги, власть, признанье,
Вы крепостничество, как строй,
Давно подвергли порицанью;
Вдали от классовой борьбы,
Искали ценности иные:
Под звук охотничьей стрельбы,
Великолепные борзые,
Лишь только крикни им «ату!»,
Летят по чащам и болотам,
И слышно даже за версту,
Как набирает мощь охота…
А что там матушка — жива?
Нижайше кланяйтесь при встрече!
А, впрочем, донесла молва —
Вы не в ладах, но время лечит…
А помните, мой милый друг,
Под сенью тихой светлой рощи,
Вы мне читали «Бежин луг»,
Отрывок из «Живые мощи»?..
Иван Сергеевич, голубчик,
Надеюсь всё же на ответ!
Как хорошо, что выпал случай:
Вам кланялись Некрасов, Фет,
И кум, и друг сердечный, близкий,
И критик Ваш — Вэ. Гэ. Белинский…
Что видел, друг мой, за границей?
Что носят Вена и Париж?
Ты мне писал, что возвратиться
Решил под сень родимых крыш,
Вот только начатый роман
Допишешь строчкою летящей…
Вновь о любви писал, Иван —
Высокой, чистой, настоящей?!
Макая тонкое перо
В густые вязкие чернила…
Ах, как прекрасна Виардо —
Тобой любимая Полина!
В рассказах Ваших мы не раз
Её прекрасный образ встретим,
Любовь — она сильнее нас,
И спор об этом — беспредметен…
Ну, пОлно, ставьте самовар,
Уже лечу, как будто птица,
Чтоб Вас, мой милый юбиляр,
Тотчас поздравить… Багряницей
Заря вечерняя горит,
Звенит над спелой рожью птаха,
Уж звёзды первые зажглись…
«Любовь — она сильнее страха,
Она лишь движет эту жизнь!»
ПАМЯТИ ЕСЕНИНА
Что ж ты мальчик ясноглазый
Не сберёг себя,
В чаще леса непролазной,
На исходе дня?
Месяц виден сквозь прореху
Туч над головой,
Отзывается лишь эхо
Мёртвой тишиной.
Луч последний в мраке вязнет
Холод жжёт ладонь…
А бывало рифмы — вязью,
Песни да гармонь!
А бывало ночью летней —
Развесёлый свист…
Облетел в лесу последний
Календарный лист.
Небо высветили звёзды,
В рощах бродит грусть…
По тебе, в тоске морозной,
Тризну справит Русь.
На столе — стакан гранёный,
Хлебушка ломоть,
И рябины обагрённой
На скатёрке — горсть.
Что ж ты, мальчик златокудрый,
Не сберёг себя?
Расплескалась ранним утром
Ясная заря.
НУ, ВОТ И ВСЁ, ЛЕТИ МОЯ СИНИЧКА!
— Какой он всё-таки мальчишка! — плачет няня…
Я в бескозырке, голубых штанишках,
и чувствую спиной всю зыбкость трапа.
Из провожающих — лишь няня с грустным папой…
Вот-вот отчалит белый пароход,
а мне седьмой
пошёл сегодня год…
Фотограф, словно пудель, суетлив;
установив свой новенький штатив,
кричит: «Смотри,
отсюда скоро выпорхнет синичка!»
Я знаю, никакой синички нет,
и я не улыбнусь ему в ответ…
На трапе — девочка с тонюсенькой косичкой,
матрос усатый скалит жёлтый рот;
гудит, как улей, петроградский порт…
Моя кузина, или просто «Лизка»,
всё время строит глазки офицерам,
и кто её учил таким манерам?)
Велит, чтоб звали не иначе — «Сьюзи»;
у Лизки две пшеничные косы,
а мордочка — как будто у лисы…
Вчера она гуляла по аллеям
с каким-то длинноногим шарлатаном,
и этот длинноногий шарлатан,
кузину взяв под острый локоток,
твердил, как попугай: «Шарман, шарман…»
А после Лизка (волос — на пробор),
Играла партитуру в «ля минор»…
Вздыхала нянька: «Новый ухажёр…»
и в белый фартук тихо так сморкалась;
а Лизка пуще прежнего старалась…
Вот верно говорят — любовь слепа!
И только добродушный мой папА,
раскачиваясь в такт в уютном кресле,
рукоплескал и всё кричал «прелестно»…
Я, наконец, допил свой гоголь-моголь
и шарлатану показал язык —
подумаешь, какой нашёлся щёголь!
А он вдруг зло блеснул пенсне в ответ
И стал зелёным, словно мой берет…
И, слава Богу, этот щёголь Лизкин
нас проводить на пристань не пришёл,
не нёс до парохода чемоданы…
А здесь такая вонь и толчея:
носильщики, и рыба, и бакланы,
и барышни, и чопорные дамы…
У этих толстых щепетильных дам
я как-то на картинке видел сам),
в чулок ажурный не влезает ляжка;
чулочек держит белая подвязка,
а сверху белым облаком — рейтузы…
— Я на тебе женюсь, — сказал я Сьюзи, —
как только возвратимся в Петроград!
ПапА велит запрячь кобылу в бричку;
поедем, обвенчаемся с тобой…
Я улыбаюсь… И седой фотограф
мне машет на прощание рукой —
ну вот и всё, лети, моя синичка!..
— Отчаливаем, Лизка! Ветер — вест!
— Скорей бы уж добраться до Парижу…
— Парижу я пока ещё не вижу…
И вдаль смотрю, пока не надоест.
…Париж, Париж!
Там заросли настурций,
Там орхидеи, может быть, цветут
и кофе с круассаном подают
на серебре фамильном по утрам…
Скорей в Париж, бегом от революций
И прочих, неприятных сердцу, драм!
Давно растаял вдалеке причал…
— Ты слышала, папА вчера кричал,
Что не оставит родины и флота?!
— Ты думаешь, мы не дождёмся фото?..
— Пойдём-ка лучше, милый, по местам…
Приснилось мне, наверно —
через год,
под сапогом усатого солдата:
красивый снимок — мальчик, пароход
история — она не виновата!),
каллиграфически в углу на фото дата —
семнадцатый для Петрограда год…
В оранжереях вдруг зацвёл гранат,
Но только не для нас с моей кузиной;
В Париже пахнет горькою чужбиной,
И кровью пахнет милый Петроград.
АДЬЁ, ДОРОГАЯ ШУРОЧКА!
Я выхожу из себя по субботам
Так, что сыплется штукатурка,
А за мной, в старомодных ботах,
Бежит неотвязно Шурка…
Приданое Шурки —
Перина, сундук и подушки,
Коса и улыбка простушки,
Но есть у Шурки бесценное качество —
Всю жизнь мне прощать чудачества…
Я снова бегу от Шурки
Туда, на Большой Каретный
(Я молод и с виду приметный),
Туда, где стройненькие модистки
В отношениях с модою близких —
Обожают разные тряпки,
Носят муфты и шляпки,
Вот это, скажу я вам, женщины!..
А Шурка моя — деревенщина,
Путает Греко с Дали
И варит мне кисели…
Пойду-ка, куплю монпасьЁ,
Что б быть, как приличный мсьЁ,
Адьё, дорогая, адьё!..
Я выхожу из себя по субботам,
Накинув на плечи тужурку
И прихватив портмоне,
Прощай, дорогая Шурка,
Не плачься по мне…
А на Большом Каретном —
Барышни, брички, жаргон,
Курсистки,
Модистки
И прочие одалиски,
И я, словно вакх, влюблён
(Ах, как надоела Шурка
И Шуркин куриный бульон!)
Но в воскресение вечером
Вновь возвращаюсь я к Шурочке
(Всё мне прощает, дурочка!)
Ах, если бы не суббота…
Шурочка всхлипнет:
— Двери прикрой,
Не стой остолопом! —
И чистит до блеска боты…
Я выхожу из себя по субботам
Всё реже и реже,
Как старый осёл — на манеже;
Теперь мы с любимою Шурочкой —
Словно петух да курочка,
Будто бы пара бот,
Она — левый, я — правый,
Или наоборот?..
Я выхожу из себя по субботам
Тихо и деликатно
И всегда возвращаюсь обратно,
Ах, если б не главное Шуркино качество,
Свели б меня в гроб дурачества.
ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА
НАЧАЛО
О, эта боль внезапно оглушила,
Как пушечный снаряд — при Аустерлиц!
Нагрянув схваткой, боль скрутила жилы,
До хруста в бёдрах, скрежета ключиц.
В сердцах срываю полог с небосвода —
Летит в глаза межзвёздная метель…
И недра, наконец, отторгнув воды,
Питают влагой жаркую постель.
Стучат минуты гулко, словно в бубен
Стучит шаман… и вот он — лучший миг!..
Пока живу, он непременно будет
Звенеть струной твой самый первый крик.
Поплачь, поплачь… Солдаты плачут дважды —
От горя и от радости побед;
На подоконнике — твой ангел — не бумажный,
Болтает ножками и шлёт тебе привет.
Каната крепче держит пуповина,
Её порвать тебе и мне — не смочь;
А ангел прилетит на именины,
Чтоб в таинстве крещения помочь…
Звон тишины… лишь крыльев белый всполох…
Уходит боль — и ей настал черёд,
А солнечных лучей сквозь шторы — ворох!
И золотом окрашен небосвод.
Луна и море, радость вдохновенья,
И новизна любви, и первый снег…
Незабываем каждый день рожденья,
Будь то планета или человек.
КАСАНИЕ УТРА
Солнце светит в окна спальни,
Ты открыл глаза,
Будто лёгкое касанье
Месяца Нисан,
И на цыпочках по дому
В этот ранний час
Бродит ласковая дрёма,
Не тревожа нас.
На щеке — лучей веснушки,
Солнце в волосах,
Дремлет серая кукушка
В стареньких часах…
Просыпайся! Перламутром
Льются небеса,
Это счастье — видеть утром
Мне твои глаза.
ПОД ЗНАКОМ СКОРПИОНА
Ты — не Авось, я — не Юнона,
Но всё уже предрешено,
И нам под лирой Скорпиона
Однажды встретиться дано.
Всему хорошему — начало,
Луч света в чёртовой глуши,
Любви отравленное жало
Коснулось холода души.
Пускай сойдутся наши тропы
И в нужный день, и в нужный час,
И не обманут гороскопы
И в этот раз, и в этот раз…
Глядит с небес на землю сонно
Подруга верная — заря…
Как ярки звёзды Скорпиона
На перекрёстках ноября!
Ведь ты — восьмое чудо света,
Быть может явь, быть может — сон…
Пусть круглый год, зимой и летом
Нам дарит счастье Скорпион!
Пусть на просторах небосклона
Горит жемчужиной звезда,
Ведь мы под знаком Скорпиона
С тобой остались навсегда.
И пусть твердят — «любовь не вечна»,
Но будет так, и только так:
Одну-единственную встречу
Подарит звёздный зодиак!
И если встретимся мы снова,
Через века, через года,
Пусть под эгидой Скорпиона
Горит заветная звезда.
НОЧЬ НА ИВАНА КУПАЛУ
Белый обмылок луны
Виден сквозь кружево тюли,
Призрачной тайны полны
Сны в сенокосном июле.
Сладок и чуток твой сон
Под голубым одеялом;
Слышишь кувшинок трезвон?
Завтра — Ивана Купала.
Ну же, скорее проснись,
Папортник светится ало;
Ночь — будто хищная рысь,
Время безумства настало!
В гриву шелковых волос
Гребень точёный вонзаю…
Вот и туман меж берёз
Серой змеёю вползает.
Там, где медвежьи следы,
Там, где соцветия рдяны,
В заводи чёрной воды
Дружно резвятся наяды.
Папортник алым цветёт
Тем, кто не спит этой ночью…
Зреет у дальних болот
Ягода красная волчья.
Свежих кувшинок нарву —
Тайных свидетельниц блуда…
В ночь на Купала умру,
Если отвергнута буду!
Милый, целуй горячей,
Губ моих выпей отраву,
Или останься ничей,
Если тебе не по нраву…
Ветром колышется тюль,
Месяц застыл истуканом…
Душно… Седьмое…. Июль…
Ночь на Ивана Купалу.
МОНОЛОГ УЧИТЕЛЯ
Когда придут ко мне ученики,
Я двери непременно им открою —
Так русло высыхающей реки
Наполнится вдруг вешнею водою;
Так солнце вдруг проглянет между туч,
И трудный день застынет в шумном беге…
Пойму я, что не зря был пройден путь
От Альфы до аккордовой Омеги.
Когда придут мои ученики,
Я вскипячу на кухне старый чайник.
И смех, и гвалт!.. Как будто бы с руки
Клюёт печенье стая резвых чаек.
Они придут — нескладны и смешны,
Успешные по жизни и не очень,
Но в каждом есть чуть-чуть моей души,
Моей любви — безмерной и бессрочной.
Я улыбнусь… Остынет в блюдцах чай —
Нам есть, что рассказать сейчас друг другу,
И на душе — как будто месяц май,
А не зима с её январской вьюгой.
Когда придут ко мне ученики?
Наверное, случится это вскоре,
Ведь лёгкие, как ветер, челноки
Однажды прибивает к пирсу морем.
ТИХИЙ ОКЕАН
Вы клали руки мне на плечи
И говорили о любви,
И защититься было нечем
От губ, ласкающих мои.
О, эти руки, эти руки,
Рабою сделавшие вдруг!..
Как долго я была в разлуке
Без этих губ, без этих рук.
Я вас у Бога отмолила,
Из лап у смерти забрала.
Любила ль вас? — Всегда любила.
Звала ль по имени? — Звала!
Примерив годы, словно платье,
Смотрела в дали, сквозь туман…
Теперь на сердце столько счастья —
Как будто Тихий океан!
И в этом Тихом океане,
Вдали от посторонних глаз,
Я погибаю вместе с вами
В который раз, в который раз…
В ПРЕДМЕСТЬЯХ ВЕНЫ
До колик — в пальцах,
До боли — в венах,
Мне розы снятся
В предместьях Вены;
И ночь не скроет
Душевной муки —
Шипы до крови
Мне ранят руки;
И брызжут слёзы,
Цветам во благо,
Питая розы
Солёной влагой…
А здесь, в России,
Скрипят морозы
И синий иней
Укрыл берёзы;
И пахнет утро
Дымком и сеном…
А мне как будто
Приснилась Вена:
Её пейзажи
В прованском стиле…
А снег лебяжий
У нас, в России.
ОКТЯБРИНЫ
У любимой — именины,
Октябрины, октябрины!
…
Первый снег под каблучком
Душу скрипом лечит,
И ложится на плечо
Полушалком вечер.
За тобою — белый след,
Впереди — равнины;
К чёрту праздник, если нет
Рядом Катерины!
Катя, Катя, вот беда —
Не с кем выпить браги,
Эх, вы годики-года,
Бугорки-овраги…
Что ж, ступай, моя душа
(Ночи в осень длинны!)
Как рябина хороша
В эти именины…
Горько, горько, горько мне,
Нет любимой рядом…
Тихо, тихо в октябре
Снег лилейный падал.
И СДВИНУЛАСЬ НЕВИДИМАЯ ОСЬ!
Ну, слава Богу, милый, слава Богу!
Холодный ветер тише, тише, тише…
Уходит прочь душевная тревога,
Лишь кое-где летучей серой мышью
Таится тень отчаянных минут,
И память голосит вчерашним эхом —
Ещё одна, большая в жизни веха,
Но жизнь тебе, как знамя, подают!
Держись покрепче за его древко,
Победа нам досталась нелегко…
Ну, слава Богу, милый, слава Богу!
Ночь поднимает свой тяжёлый полог
И первый луч — как робкая надежда,
И стал он виден — горизонт безбрежный…
Вдруг рядом кто-то прохрипел «дыши»
Дотронувшись до выцветшей души…
Глубокий вдох… Восхода полоса
Разрезала, как скальпель, небеса
И сдвинулась невидимая ось…
Всё обошлось, мой милый, обошлось!
Не бойся, милый — то всего лишь сон,
Нам наяву явившийся кошмаром,
И этот день — весны твоей начало,
И жизни пульс — как в храме перезвон…
Снимая с неба черноты нагар,
Вновь катит солнце нашей жизни шар.
Ну, слава Богу, милый, не молчи!
Мы перед горем, словно дети, наги…
От сердца твоего лежат ключи
На столике в прихожей — это ангел
Дежурный прилетал тебе в подмогу…
Ну, слава Богу, милый, слава Богу!
В ПАЛАТЕ НА ПЯТЕРЫХ
В нашей больничной палате
Воздух прозрачен и тих,
Словно в колодце — вода;
В палате на пятерых
Объявлена Смерти война,
Здесь каждый в горячей точке
Сражается поодиночке;
И я тут — не хуже других,
В палате на пятерых…
Вот девушка у окна
(Не кровь, а горячий сахар),
Прядёт паутину из страха,
И время её ползёт,
Не выбирая троп,
Как будто бы черепаха…
Вот бабушка у стены,
Тоже на грани войны,
Сражается молча и стойко,
Хрипит по ночам — и только;
Её старомодная койка
Каждой пружиной скрипит,
Словно бы раненый кит…
А бабушке ночью трудно,
Боится уснуть беспробудно —
Ей важно дожить до утра!
Сонная медсестра
Вгонит иглу под кожу,
Грубую, как рогожа —
Старуха слишком стара;
И я, словно конченый псих
В палате на пятерых…
А вот и стыдливое солнце
Боком проходит в палату;
И паутина рвётся,
И страх исчезает куда-то,
И радость — короткой вспышкой,
У Смерти на день — передышка…
Мне сон удивительный снится:
Синее небо из ситца…
И я размыкаю ресницы —
Как будто осенний листок,
В палате кружит мотылёк…
Откуда в стерильной больнице,
В этом холодном марте,
Свидетель иных событий,
Посланник иных галактик?
Ко мне ль — синекрылый ангел,
Ко мне ль — синеокий друг,
Лёгок и беспечален
Сегодня явился вдруг?
Безвольна рука
После битвы ночной —
Старухой проигран
Решительный бой;
И каждый из нас
Застигнут врасплох,
На вдох или выдох,
На выдох и вдох…
Летят и летят
На огонь мотыльки,
Желанию жить
И любить
Вопреки;
Но мы, вопреки, остаёмся в живых
В палате на пятерых…
ОГОНЬ ЖИВОТВОРЯЩИЙ
Кузнец, раздуй же горн —
Сейчас ты Прометей,
Познавший суть и таинство огня;
В каскаде искр и всполохах теней
Как на ладони — магия твоя;
Гляжу на свет, впадая в лёгкий транс —
Чистилище огня сильнее нас!
Смотрю на то, как мечется огонь,
Беснуется и набирает силу,
Как плавится железо пластилином,
И по щекам бежит холодный пот,
И майка к телу всё сильнее льнёт…
Я вижу: клещи мощью челюстей
Сжимают плоть горящего металла —
Она в утробе горна млела ало;
И как со свистом движутся меха,
Калёный воздух подавая горну…
Тверда, как сталь, у кузнеца рука,
Но жар уже течёт лавиной к горлу;
И снова раздуваются меха!
Огонь клокочет яростно и страстно,
Как будто это — гребень петуха,
Он налит кровью, он — пурпурно-красный…
Смотрю и наслаждаюсь вновь —
В чистилище огня кипит Любовь!
Дробится звоном тело наковальни —
Ей гулко отвечает тишина,
И россыпь ослепительных ударов,
И мощных звуков — новая волна;
Под сводом кузни птицей бьётся эхо —
И кузнецу, и прочим на потеху;
На всю округу — молота трезвон,
Как будто в храме — колокольный звон!
Живым аккордом полнятся сердца…
И на лице угрюмом кузнеца,
Сквозь гарь и копоть,
Медленно и зыбко,
Вдруг проступает
Благостно улыбка…
Уже который день, и час, и год,
Он в кузне счастье,
Словно сталь,
Куёт.
ВПАДАЮ В ЗАВИСИМОСТЬ ДЛЯ…
Впадаю в зависимость для…
Так реки впадают в моря,
Так утро впадает в туман,
Во впадину — океан
Или в апрель — капели,
Или светило — в май,
Абориген — в Валдай…
Почаще в меня впадай!
Хотя бы раз в день,
Хотя бы на час,
На два или раз,
С плачем,
С улыбкой,
Когда я — виолончель
Или скрипка,
И чтобы наверняка
Знакомая взгляду рука
Смычком надо мной взлетела,
Звенела,
Звенела,
Звенела…
Впадаю в зависимость для…
Ты — небо, а я — земля,
Наверное, так бывает —
Белое с чёрным
Однажды,
Но всё-таки совпадает.
ПОБЕГ
Я ухожу…
За мной горят мосты
И рушатся остатки небосвода,
И вянут в вазе жёлтые цветы —
Вчера ты позабыл сменить им воду.
Я ухожу!
Чеканят каблуки
Морзянку по булыжникам брусчатки,
И даже ветер мне кричит «беги!»
И наступает, словно зверь, на пятки.
И я бегу,
Сквозь эту осень прочь,
В нелепые и сумрачные зимы…
Но от себя мне убежать не смочь,
Пока друг другом мы с тобой любимы.
ЛАМПА АЛЛАДИНА
В свете фонаря, в обнимку, двое,
Им на плечи падают снежинки,
Ветер и метёт, и громко воет —
Южный, опрометчивый, с горчинкой.
Ничего они сейчас не слышат,
Дышат в лица и тепло, и влажно,
Губы на ветру — краснее вишни,
Это в первый раз случилось с каждым.
Силуэты их в метели зыбки,
Кажется, вот-вот взлетят за ветром,
Чёрная берёза, как на скрипке,
Соло им играет белой веткой.
Ночь, метель, и чувства кружит вихрем!
Вьюга то притихнет, то завоет,
Пляшут тени на сугробах рыхлых,
В целом мире их сегодня двое.
Всё сплелось, схлестнулось воедино —
Поцелуи, музыка дыханья…
А фонарь, как лампа Алладина,
Исполнял заветное желанье.
НУ, ЗДРАВСТВУЙ, БРАТ!
Короткое, как выстрел, слово «брат»!
А наше детство заплутало где-то…
Там вместо сладостей — обычный рафинад,
Рогатка и кораблик из газеты.
Тебя за руку я водила в сад,
И часто перед сном читала книжки,
Сейчас зову привычным словом «брат»,
А двадцать лет назад звала «братишкой».
Покинув гавань детства своего,
Подняли паруса и вышли в море,
И счастье было на двоих одно,
И на двоих — отчаянное горе.
Родная кровь — сильнее прочих уз,
Стальных цепей, верёвок и канатов;
Теперь кому-то ты отец и муж,
А для меня всегда ты будешь братом.
Пусть редко говорим мы по душам,
И видимся с тобой теперь не часто…
А помнишь, как однажды ты сказал:
— Слова бывают лживы и напрасны!
Не ссорились с тобой по пустякам,
По-крупному — тем более не смели,
А дружбы нашей истина проста —
Предательству закрыты в доме двери!
Как близнецы сиамские с тобой —
Одна душа, одно мировоззренье,
Два листика на веточке одной,
Одной цепи сомкнувшиеся звенья…
Опять весна, а годы так летят,
И мы с тобой давно уже седые,
Приду к тебе, скажу: «Ну, здравствуй, брат,
Как хорошо, что мы с тобой родные!»
ПРОЩАЙ!
«Прости!» — я так и не сказала,
А ты перечить мне не стал;
Под шум дождя и рёв вокзала
Уткнулись рельсы в рёбра шпал;
И вот лечу стрелой на запад,
А ты торопишься на юг,
И тает, тает без возврата
Прощальный взмах холодных рук.
В пути, на столик, к изголовью
Мне принесут горячий чай.
Он обожжёт, и нёбо кровью
Наполнит жгучее «прощай!»
А ты в кафе, на побережье,
Закажешь грог…
У моря не отнять надежды —
Ласкать песок.
И ПАДАЛ НОВОГОДНИЙ СНЕГ
Он падал — новогодний снег,
Я шла под покрывалом ночи,
А шедший встречный человек
Как будто был знакомым очень.
А тот, что рядом шёл со мной,
Скрывал лицо от снегопада;
И лился свет над головой
От фонарей, идущих рядом.
Он падал — новогодний снег,
Из прошлых зим и зим грядущих,
Казался близкий человек
Мне встречного ничуть не лучше.
Прохожий поднял воротник,
Ускорил шаг — спешил куда-то…
Он наступил — короткий миг
И сожаленья, и утраты.
А не чужой мне человек,
Он рядом шёл, сутуля плечи,
И падал новогодний снег,
И нам укрыться было нечем.
ВОЛШЕБНИЦА СТРАНЫ ПРЕКРАСНОЙ ОЗ
Присела ночь на краешек кровати,
Рукою провела по волосам…
Нет, это мама в стареньком халате,
С любимой сказкой «Заяц и Лиса»!
— Не спишь, сынок? — устало спросит мама,
И я поспешно прошепчу «нет- нет»!
Она поправит угол одеяла,
И улыбнётся ласково в ответ.
— Ну, слушай, сын: «Однажды жили-были…»
Читает мама — я вздохнуть боюсь…
Когда б теперь меня не разбудили,
Я эту сказку вспомню наизусть!
Ещё я помню: мама ночью шила;
Стучал челнок, бежала прытко нить…
Минут счастливых, под названьем «чтиво»,
Никто не мог нам с мамой запретить!
А небо за окном меняло краски —
То звёздным было, то наоборот;
Я мамины готов был слушать сказки
Хоть целый день, хоть даже целый год!
Ах, эта сказка — в шелесте страницы…
Ах, эта сказка — в маминых словах…
Махнёт крылом неведомой Жар-Птицы
И растворится где-то в небесах.
Давно нет мамы… Я — седой и умный;
Читаю книги внучке перед сном:
Про Маугли и медвежонка Умку,
Про Чипполино, и про Кошкин Дом.
И в тот момент, когда читаю внучке,
Когда смотрю в счастливые глаза,
Я становлюсь, поверьте, много лучше,
И память возвращается назад:
Туда, где я, совсем ещё мальчишка,
С восторгом жду, когда под шелест звёзд,
Войдёт та Фея, с книгою под мышкой,
Волшебница страны прекрасной Оз…
АБОНЕНТ НЕДОСТУПЕН
Солнце вращается диском
Над планетой,
Смеясь…
В двух шагах, близко,
Между мной
И тобой —
Связь.
Там, за озоновой дверцей,
Млечный раскинулся тракт,
Слышишь, вибрирует сердце
Твоему — в такт?
Пульсируют звёзд мириады
И белой луны — гало,
Беспроводное — рядом,
Наконец-то: «алло»!
Интонация, тембр, возглас,
Дать «отбой» не спеши,
Откликаюсь, бегу на голос
Каждой мембраной души.
Вдруг жёстко, с предательством вкупе:
— Абонент
Временно
Недоступен.
Тихо впадаю в отчаянье,
Месяц в окне — интриган;
Ночь провожает молчанием,
Гаснет экран…
Боже, какая мука — иметь телефон!
ПлАчу горько, без звука…
Лишь утром — прощай, разлука! —
Вдруг зазвучал
Рингтон.
ХОЛОД МАЯ
Мёрзну на вешнем ветру,
Холод сжигает коленки,
Пускай заболею, умру,
Исчезну, как в полдень — тень…
Ты снова ей нёс портфель —
Моей однокласснице Ленке.
Зябну и дую на пальцы,
И солнце над головой —
Словно большие пяльцы…
А бабки, что у подъезда,
Зорко за внуками бдят,
Внуки — словно воробышки,
Что-то щебечут, галдят,
И смех разлетается эхом,
Бисером — по двору…
Пусть заболею, умру,
В майских ветрах
Растворюсь —
Пусть!..
Вчера на второй переменке
Я подошла к этой Ленке:
— Зачем забираешь чужое?
Отдай мне его обратно!
Слышишь? Не смей! Прогони…
Но Ленка вцепилась в тебя, как клещ,
Сказала, что ты — не вещь,
И ещё добавила: отвали!
Всё равно, что сказала —
«Умри»…
А по улицам,
Лужицам,
Тужится,
Шлёпает май!
Сбежать бы сейчас
Куда-нибудь,
Например, на Алтай,
В какую- нибудь экспедицию,
Но чтоб не нашла полиция…
Вчера мой отец, как обычно,
Пришёл слегка «под шофе»,
Ударился в философию:
Что счастья на свете нет;
А мамка отцу
Закатила скандал…
Я незаметно стрельнула пять сигарет —
Этот грёбаный
«Палл Малл».
Давилась дымом,
Кашляла — аж до слёз!
Зеленела — до рвоты,
Плакала и икала,
Только легче не стало…
А в глазах — круги
И чёрные прыгают зайчики…
Какие вы всё-таки — мальчики!
А мамка запах учуяла,
Вскипела, как чайник,
Что будит свистком по утрам
В несусветную рань;
Размахнулась,
Ударила по щеке,
И сказала обидное
«Дрянь!»
Если бы мамка знала,
Как больно, когда предают!
И дырка зияет вот тут —
В области сердца,
И некуда деться
От этой проклятой любви…
Вчера Мариванна снова
Журила меня своим басом:
— Ты же умница, Иванова!
Постыдилась бы перед классом.
Подтянись! Нервы мне не трепи…
Эх, Мариванна!
Любовь не умеет,
Не может делиться на «три»…
Интересно,
А сколько вам лет?
Пятьдесят или сорок?
Вы когда-то любили?..
Наверное, нет!
А если любили,
То напрочь
Про
Это
Забыли…
А на улице — май!
Жизнь — колесом,
Как лопастями — мельница,
Крутится-вертится.
Помню, однажды ты мне показал
В небе Большую Медведицу,
И запах волос вдохнув,
Сказал: они пахнут дождём;
Что мы навсегда — вдвоём,
Как Джоуль Ленц
И закон Ома…
Да, милый,
Любовь
Не требует доказательств,
Она —
Аксиома.
Я замерзаю,
Ветру подставив щёки,
Боже, как же мы все
Одиноки!..
И вот ты опять с этой Ленкой,
И горизонт,
Словно гипотенуза,
То вправо, то влево,
Кренится,
И искры брызжут из глаз,
И слышно обрывки фраз:
— Есть в небе Большая Медведица…
И пряди твоих волос
Пахнут весенним дождём…
И мы навсегда — вдвоём…
Я вижу сквозь пелену,
Как по палате
Солнечный зайчик скачет,
Словно бы кенгуру…
— Наконец-то очнулась!
— Мама, ведь я не умру?
— Что ты, родная!
Всё хорошо, отдыхай…
Как же порою жесток
И холоден
Месяц
Май!
И как же порой жестока
Эта неподходящая,
Кровоточащая,
Но всё-таки
Настоящая
Глупая
Штука —
Любовь.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В Россию, к бабушке, в деревню!
Там щёки выбелит мороз,
Там снегири, берёзы, ельник
И тишина — до самых звёзд.
Она мне валенки обует,
Крест-на-крест мне повяжет шаль,
И сердце от истомы будет
Звенеть, как кованная сталь.
Её ладони пахли мёдом,
В глазах — улыбчивая грусть…
Я прилетал к ней самолётом —
Взглянуть на пушкинскую Русь.
А дом как будто бы из сказки —
Я это вспомню сквозь года —
Как я беру с собой салазки,
И выхожу за ворота.
Иду по снегу… Скрип морозный
За мной тихонько семенит,
И бабкин дом, под небом звёздным,
Щербато окнами глядит.
ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ
Где-то на окраине души,
У черты разорванного круга…
Отчего с тобою мы, скажи,
Стали вдруг чужими друг для друга?
Раскололась надвое Земля,
Небо ощетинило иголки,
И любовь, по прошлому скуля,
Собирает острые осколки.
К пропасти ведёт чуть видный след,
Делаю последний трудный шаг я…
Да, не нов изъеденный сюжет:
От любви до ненависти — капля.
ДВЕ ФАРФОРОВЫЕ ЧАШКИ
С тобой у нас вечерний разговор…
Ты любишь чай с малиновым вареньем;
Как сиротлив в закатном свете двор —
Как будто мир со дня его творенья!
Ты пьёшь из блюдца, а на блюдце — скол,
И чайный аромат, как осень, терпкий,
Роняет сад на колченогий стол
С глухим ударом спелые ранетки.
Ты слышишь запах роз и табака?
А горькое дыхание полыни?..
Малиновыми стали облака
И вскоре вслед за вечером уплыли.
Последний луч — и солнце прячет лик,
И лунный дождь на сад вот-вот прольётся…
Твоей улыбки — слишком краткий миг,
Как будто из-за туч явилось солнце.
Похолодало… Кончен разговор…
У павших яблок — запах зрелой бражки,
А на столе, забвению в укор,
Остались две фарфоровые чашки.
ИМЯ ЛЮБИМОГО
Вычеркни имя
из списка живых,
память закрой на засов —
мало ли в жизни было таких,
сколько их будет потом?
Жизнь расползается…
Больше не сшить
из лоскутов одеяло,
ты без него —
и не то, чтобы жить,
даже дышать перестала!
Вытрави, выжги
до пепла, дотла,
сможешь — переиначь;
рубишь живое легко,
сгоряча;
время — судья и палач…
Острая,
жгучая ярость пройдёт,
станет бесчувственней боль;
сердце не терпит
ни лжи,
ни пустот —
имя однажды его зарастёт
сорной травой
лебедой.
