Екатерина Дей

Я однажды приду...

Часть IV

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Екатерина Дей, 2018

«…Как я не упала, не потеряла сознание и не побежала в разные стороны непонятно — между боевиками под тентом появился Хранитель. Прав Глеб, ещё вчера я бы не смогла пережить такой встречи, а сегодня, после Совета и ночи любви, я смогла устоять на ногах и посмотреть Хранителю в глаза…»

18+

ISBN 978-5-4490-9631-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Я однажды приду...

1

Глеб встал и посмотрел на меня с высоты своего роста, мне пришлось высоко поднять голову. Он улыбнулся и сказал:

— Олег прав, нам с тобой ничего не страшно.

Я никак не могла прийти в себя, беспомощно посмотрела на Глеба, оглянулась на замершего Олега. Закрыла ладонью себе рот, вопрос возник, но такой, который задать вслух я не могла. Но Глеб его понял, кивнул головой, едва коснулся пальцами моей щеки, его вопрос не смущал:

— Да, Катя, ты права. Это наша общая энергия, а камень власти его усилил.

— Которую… мы …создали?

— В любви.

Обернулся к двум статуям и позвал:

— Лея.

Она проявилась мгновенно и улыбнулась мне, сверкнула глазами, истинно женский взгляд, никакой не боевик, мудрая молодая жена. Какая она красавица удивительная: длинные волосы собраны на затылке и глаза от этого стали еще больше, но в них проявилась какая-то тайна, та, которую Андрюша будет разгадывать всю их счастливую жизнь. И я сразу успокоилась, раз Лея сказала, что камень власти нас с Глебом защищает, значит, защищает. Олег только улыбнулся и головой покачал, конец пришёл Амиру, две женщины — это страшная сила, особенно такие женщины.

Командор кивнул Лее, действуй. Она подошла ко мне и взяла за руку, через мгновение сказала:

— Да, это твоя энергия в камне власти.

Взяла брошь и подала мне:

— Подержи в руках.

У меня сразу задрожали руки, и я от внезапного волнения чуть не уронила Диану, сама поймала и зажала в кулачке — помоги богиня Диана. Через минуту напряженной тишины Лея открыла мою ладошку и тронула брошь, сразу кивнула и высказала вердикт:

— Всё, он работает, в нём ваша с Глебом энергия, необычная и очень сильная.

— Почему необычная?

— Катя, просто такой больше нет, сравнить не с чем.

— Как у Амира?

— У него другая, она агрессивная, жёсткая, а у тебя она… добрая.

Неожиданно Виктор хихикнул, покачал головой и не удержался, спросил:

— И что, Катиной добротой отбиваться от Амира будем?

Лея спокойно подняла на него свой взгляд и ответила:

— Там ещё энергия Глеба есть.

Виктору ничего не оставалось, как только кивнуть головой, это уже серьёзно. Вместе с моей добротой, от которой он уже достаточно настрадался, энергия становилась действительно непробиваемой. Прозвучал вопрос Олега:

— Когда ты поняла?

— На первой встрече Кати и Амира. Я тогда только заметила, что Амир странно отреагировал на камень власти — для него он не мог быть опасным, однако Амир забеспокоился.

— Точно! Он тогда так странно на Глеба посмотрел! Такой… мгновенный взгляд, жёсткий, он чему-то удивился, когда посмотрел на Глеба.

Лея удивлённо посмотрела на меня и кивнула.

— А когда он уже Катю лечить пришёл, то всё стало ясно, он не мог пробить силу камня, поэтому и попросил, чтобы Глеб не был рядом с ней. А сегодня на встрече он даже не мог близко подойти к Глебу, такова сила камня. В нём ваша общая энергия — твоя и Глеба.

Глеб смотрел на меня странным взглядом, полным любви и ещё чего-то, совершенно мне непонятного, но очень таинственного, и где-то в глубине этой таинственности сверкала звёздочка.

Рядом со мной появился Олег и вопросительно посмотрел на Лею:

— Можно?

— Да, твоя энергия не может разрушить силу камня. Амир не смог ничего сделать с камнем власти Глеба.

Она опять улыбнулась и, опустив глаза, тихо сказала:

— Его всегда можно восстановить, даже если он и ослабнет немного. Достаточно Кате и Глебу его коснуться.

И я облегчённо вздохнула. Не зря я всё время пыталась отковырять этот камень с галстука Глеба, вертела и вертела, и чаще всего в сильном волнении, значит, моя энергия была сильна и передалась камню, наша с Глебом энергия — доброта и сила. Созданный нами в любви энергетический кокон вернулся к нам, наполнил нас и теперь защищает, наша любовь защищает нас на физическом уровне.

Олег долго рассматривал маленький камешек власти на украшении лука Дианы, потом коснулся его пальцем, провел ладонью над брошью, удовлетворённо хмыкнул и спросил:

— Лея, я чувствую энергию, но она не отталкивает, почему Амир не смог подойти к Глебу? Может быть, этот камешек слишком мал, чтобы так воздействовать, как камень власти Глеба?

— Размер камня не важен, твоя энергия тоже есть в этом камне, ты давал много своей энергии Кате, когда ей было плохо, она знакома ей, поэтому нет отторжения, а энергия Амира незнакома и слишком агрессивна.

— Получается, что энергия камня защищает лишь от неизвестной ей энергии?

Виктор был напряжён и взгляд оставался пронзительным, но ушло страшное ощущение тигра в прыжке, какой-то неотвратимости боя. Лея посмотрела на него, задумалась на пару секунд, чем вызвала лёгкую бледность на лице Глеба, но ответила так же спокойно:

— Агрессивной энергии. Я думаю, сила камня проявляется в случае появления агрессивной энергии.

— Надо проверить.

Командор лишь повёл глазами на Олега и тот сразу исчез. Я удивлённо посмотрела на него — и на ком мы это будем проверять? Мари он вряд ли пока ко мне допустит, а чужих в доме никого и нет. Это я так думаю, просто не вижу тех, кого видеть не должна. Хотя, должны же проверить именно на агрессию, а кто может быть в доме такой — с агрессией ко мне?

Глеб подошёл и осторожно прикрепил брошь мне на платье, погладил её пальцем, коснулся маленького красного пятнышка камня власти. А я улыбнулась ему, вот всё и решилось, теперь можно никого не бояться в этом нашем таком интересном мире.

Я испугалась так, что Глебу пришлось меня поддержать и положить руки на плечи, чтобы я не вскочила со стула. В дверях рядом с Олегом стоял мальчик с корнями. То же милое личико с яркими голубыми глазами и алыми губами, несколько корней упирались в пол, совсем как ноги, а остальные корни были обернуты вокруг тела, и он опирался на них своими маленькими ручками. Ни одна мысль не возникла, только пустота, заполненная страхом, я закаменела, застыла, вдавилась в спинку стула, даже не вспомнила, что рядом стоит Глеб. А Олег стал подходить с этим… этим существом всё ближе и ближе, и смотрел на меня строгим взглядом, даже жёстким, недоверчивым. И когда я уже готова была закричать изо всех оставшихся у меня сил, они неожиданно встали, казалось, что упёрлись в стену, Олег даже тронул воздух перед собой и вдруг улыбнулся, кивнул, посмотрел на меня сразу повеселевшими глазами. Кто-то за моей спиной облегченно вздохнул, и я поняла, что мне тоже можно дышать.

— Катя, всё получилось, даже не нужно дополнительной агрессии, достаточно твоих эмоций, ты немного испугалась, и всё — камень заработал.

Когда я смогла поднять глаза, увидела Лею и Глеба, они стояли рядом со мной и улыбались. Моих сил хватило только чтобы кивнуть и распрямить плечи, сведённые страхом. Глеб что-то сказал, и Олег с мальчиком-пнем повернулись к выходу, а я прошептала:

— Стойте, не уходите.

Они остановились, но не повернулись ко мне, так и стояли спиной. Я опять прошептала:

— Олег, вернитесь. Глеб, скажи ему.

— Что ты хочешь сделать?

— Верни мальчика.

Я сама не очень понимала, зачем хочу, чтобы они вернулись, может, мелькнувшая мысль — это не тот, не из клана Элеоноры, это другой, просто на него похож. Казалось, Глеб молчит уже вечность, а Олег с мальчиком так и стояли спиной к нам, совершенно не двигаясь, как неудачно остановленные кадры немого кино. Наконец, Глеб сказал:

— Олег.

А я так и сидела недвижимо, застывшая фигура, даже не ощущала на плече руки Глеба, просто смотрела на спины мальчика и Олега. Они постояли ещё несколько секунд, потом Олег произнёс непонятный звук, мальчик обернулся и посмотрел на меня. Мне понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что он мне улыбается обычной улыбкой маленького мальчика, сыгравшего шутку над взрослыми гостями своих родителей. Я медленно вздохнула и попросила уже нормальным голосом:

— Подойди ко мне.

Мальчик посмотрел на Олега и тот мрачно кивнул: иди, жена командора зовет. Лихорадочно сцепив пальцы, я ещё раз глубоко вздохнула — это не он, это другой. Такого, каким был тот, Глеб бы не стал держать в доме рядом со мной, его для того сюда привели, чтобы действие камня проверить, он не виноват. Мальчик медленно подходил ко мне на своих ногах-корнях и время от времени посматривал то на Лею, то на Глеба, стоявших рядом со мной. А я всё повторяла про себя: он не виноват в том, что такой, что похож на то чудовище, он просто мальчик, просто мальчик. Олег шёл чуть в стороне и немного позади мальчика, напряжённо всматриваясь в моё лицо — видел, как я борюсь со своим страхом — даже руку вперед вытянул, пытаясь ощутить энергию камешка. Мальчик остановился в паре метров от меня и опять посмотрел на Олега, не зная, что дальше делать. Я попыталась улыбнуться, но получилось плохо, судя по довольному лицу Олега, его мой страх в этом случае вполне устраивал. Прозвучал строгий голос Глеба:

— Ты чувствуешь что-нибудь? Силу, энергию?

Мальчик чуть наклонил голову, прислушивался к себе, понимал, о чём говорит командор, потом отрицательно покачал головой, ответил звонким голосом:

— Нет, сейчас сила едва ощутима, она спала. Жена командора справилась со своим страхом.

И улыбнулся мне чуть удивлённо. А я закрыла лицо руками и прошептала:

— Прости меня, я так испугалась… я вспомнила другого, я уже видела другого и испугалась его. Прости, это я его испугалась.

— Свободен.

Глеб подхватил меня и сел на диван, когда я смогла опустить руки от лица, мальчика уже не было. Олег смотрел на меня грустным взглядом понимания, ведь я очередной раз была вынуждена окунуться в ужас страха, но другого выхода нет. Я кивнула ему — другого выхода нет.

— Кто он?

— Слухач. Они определяют уровень агрессии в каждом, кто может оказаться в доме. У него много способностей.

Помолчал, но решился добавить:

— Он всегда в доме, но ты его видеть не должна.

— Кто ещё есть в доме, кого я видеть не должна?

— Ты их не должна видеть.

Ну да, еда по волшебному слову, уборка после моих истерик, одежда неизвестно как появляется и исчезает, розы и свечи в бассейне. Много кого, кого я видеть не должна. А ещё внутренняя и внешняя охрана. Населённый получается дворец. Я подняла глаза на Глеба и только увидела, что на его галстуке нет камня власти, проверяли только маленький камешек на моей броши.

— А свой камень ты уже проверил?

— Да.

— На ком?

— На Амире.

Грянул такой хохот, что в дверях появился удивлённый Самуил, не выдержал, пришел посмотреть, почему в доме смех, когда кругом опасность.

— Катенька, девочка моя, я вижу всё хорошо, ты так смеёшься, значит всё хорошо, раз ты смеёшься.

— Самуил, я от страха совсем перестала понимать, представляешь, а они смеются надо мной. Подумаешь, мне можно… я слабая женщина, мне можно бояться.

— Самуил, не верь ей, она ничего не боится, сейчас такой страх в себе победила, едва дышала, но победила.

Олег смеялся и покачивал головой, но говорил почти серьёзно. Лея в нескольких фразах объяснила ситуацию. Самуил даже руки к груди прижал, качал головой и как-то двигался всем телом, потом решительно обратился к Глебу:

— Глеб, надо Катю сейчас обследовать, неизвестно, как на её энергии сказался такой опыт, она только что отдавала Мари, едва выжила, ноги ещё только заживают, а вы опять придумали ей нервы…

— Самуил, всё хорошо, я чувствую себя хорошо, зато мы точно знаем, что Амир ничего не сможет мне и Глебу сделать, можно с ним встретиться и узнать, что же ему теперь от меня нужно.

— Самуил, видишь, только отдышалась, даже ещё понимает плохо от пережитого страха, а уже на подвиги потянуло.

Виктор едва сдерживал смех, глаза так и сияли, а руки махались в разные стороны. А я вдруг подумала — это они за меня так боялись. Никто из них не беспокоился о себе, хотя каждый мог оказаться в плену у Амира, как было с Леей и Олафом. Притом, что у них у всех уже есть свой страшный опыт встреч с ним.

— Глеб, я теперь защищена, а остальные… вдруг Амир ещё кого-нибудь пленит, выкрадет? Как остальных защитить?

И опять смех, не грохотом, просто смехом — я такая и ничего со мной не сделаешь, и эта я такая их радую, своим беспокойством о них, просто тем, что думаю и переживаю о них. Глеб чмокнул меня в щёку и заявил голосом командора:

— Он никого не посмеет тронуть.

— Ну да, тронь кого-нибудь из твоей свиты, опять по лицу бить будешь, я Амира предупредил.

Олег хитро посмотрел на меня, и я поняла, картинку ему послал, показал, что его может ожидать. И опять смех, даже Лея позволила себе громко засмеяться, интересное зрелище, а может даже представила, как я Амиру пощёчину даю. Глеб тоже смеялся, обнимал меня, тихо в ушко прошептал:

— Я же сказал — он тобой восхищён.

— А что ты ему ещё показал?

— Много интересного.

Уточнять не стал, но так улыбнулся, что стало понятно — удовольствие получил от одной мысли, что Амир это увидел. А я вспомнила, как пыталась понять после своей потери памяти, как я оказалась с ними, и Глеб сказал, что мутанты и генетические эксперименты — это только малая часть моих подвигов. Действительно, совсем малая: каждый день что-то происходит, всё двигается, всё меняется, я даже думать не успеваю, сразу вынуждена действовать, в чём-то участвовать. Если, конечно, компания во главе с моим мужем позволит. Значит, ничего не боимся и встречаемся с Амиром. Олег понял мои мысли и сразу заволновался:

— Катя, ты, конечно, храбрая девушка, но…

— Олег, камень меня защитит, вы защититесь сами…

— Что?! Глеб, это что, она за нас теперь и переживать не будет?

— Буду, я Амиру уже сказала, что он дурак, надеюсь, что понял.

И опять смех, Виктор даже лицо закрыл, а Самуил радостно замахал руками, наконец-то опять мир, все смеются, всё хорошо. И совсем не страшно, что где-то рядом есть ужасный Амир, которого никто в этом доме уже не боится, он в том числе.

Муж шёл по дому и нёс меня на руках, а я прижималась к нему и улыбалась. Я с ними стала совсем другой — сильной маленькой девочкой. Когда тебя всё время носят на руках, обнимают и целуют, постоянно думают о тебе — а я в этом уже не сомневаюсь — то начинаешь привыкать к этому и воспринимать себя именно такой, какой они тебя представляют. Ага, ещё скажи, что богиня и королева.

— Я с тобой стала совсем… не такая, совсем другая стала. Если бы мне раньше кто-то сказал, что я стану такой, никогда бы не поверила, только бы посмеялась.

Глеб даже остановился, подумал и сел прямо на пол:

— Со мной?

— Конечно с тобой, с вами со всеми. Понимаешь, я теперь даже представить себе не могу, что может быть как-то иначе… я всегда знаю сразу, что вы меня защитите от всего, всегда сделаете всё для меня, всё-всё. Разве я думала в своём одиночестве, что появишься ты и полюбишь меня, что вокруг меня будут такие Олег, Виктор, Андрюша и Лея, такая удивительная девушка. И такой Самуил, который рад и счастлив только от того, что я есть, со всеми моими… всякостями.

— Чем?

— Ну, со мной всякого разного было, а он всё равно счастлив тому, что я есть, просто — я.

— Я люблю тебя.

— Я знаю.

Он смотрел на меня и улыбался такой тихой домашней улыбкой, что я уткнулась ему в грудь, чтобы не заплакать — никакой Амир не сможет с нами ничего сделать, когда твой муж вот так на тебя смотрит и улыбается.

— Ты моё солнце в темноте, такое яркое и красивое, что я боюсь иногда смотреть на тебя.

— Почему? Если я такая красивая?

— Потому что я — это темнота и ужас.

Неожиданно глаза потемнели, он вскочил на ноги и мгновенно перенёс меня в спальню. Я удивлённо посмотрела на него, когда он уложил меня на кровать.

— Глеб, что ты такое себе надумал?

— Я люблю тебя.

И всё, поцеловал нежно и исчез. Какое-то время я лежала без единой мысли, потом села на постели и позвала:

— Лея.

Почему именно Лея, я не понимала — в голове так и не проявилось ничего, только удивление на поведение Глеба — но, наверное, какой-то процесс всё-таки шёл, раз я её позвала. Она появилась и вопросительно посмотрела на меня, только что меня отнёс Глеб и вдруг её зову — неужели я опять что-то партизанское придумала. Но я долго молчала, не могла сформулировать вопрос, что хочу узнать, а она безропотно ждала, понимая, просто так я бы не стала её звать среди ночи. Наконец, вопрос проявился:

— Лея, скажи, я поняла, что ты присутствовала на встрече Глеба и Амира, что там произошло, о чём они говорили?

Она только покачала головой, ясно — приказ Глеба.

— Лея, я не хочу знать подробностей, это дело командора. Пойми меня, что-то было в этом разговоре, что очень подействовало на Глеба, что-то такое… не могу сформулировать, он опять думает, что он для меня — темнота и ужас.

Лея задумалась, поняла, о чём я говорю, пытаюсь сказать. Я не выдержала и приподнялась с кровати, она сразу оказалась рядом, мягко опустила меня на постель и сказала:

— Тебе нельзя вставать. Я посмотрю твою энергию.

Взяла меня за руку, а сама внимательно посмотрела мне в глаза и кивнула. Я опустилась на подушки и закрыла глаза — было. Лея не может открыто сказать, что было такого в разговоре с Амиром, но может подтвердить моё подозрение. Она чуть погладила мне руку и отпустила её:

— С тобой всё хорошо, энергии достаточно, ты её не отдаешь и не берешь. Ты сильная женщина, женщина-человек.

И что? Глеб это знает. Лея грустно посмотрела на меня и опять погладила по руке. Проблема в том, что я — человек?

— Лея, свободна.

В дверях стоял Глеб, конечно, как он может допустить тайны между мной и Леей. Ну да, в доме, где всё записывается и все всё слышат. И как я заведу себе подругу? Например, о мужчинах посплетничать?

Лея исчезла под недовольным взглядом командора, а я отвернулась к окну и укрылась одеялом — сам виноват, исчез без объяснений, можешь и сейчас уходить.

— Катя.

Я никак не показала, что слышу его, раз сам меня не хочет слышать, не хочет объяснить, почему ужас и темнота.

— Я люблю тебя.

Можешь любить, сколько угодно, это твоё дело, я только плотнее завернулась в одеяло.

— Ты человек.

— И что?! Мы это уже сто, нет, двести раз обсуждали! Я люблю тебя, понимаешь, люблю! И мне всё равно, какие там ужас и темнота, что ты там себе надумал, глупости очередные, мало ли что сказал этот дурак… да он тебя вывести из себя хочет! Он завидует тебе, что у тебя есть то, чего у него нет, столетиями самый страшный, а никто его не любит! Только его дочь, но ей сейчас у тебя, понимаешь — у тебя так хорошо и счастливо! Не смей ко мне прикасаться, я всего лишь человек!

Кричала и махала руками, отбивалась от Глеба, пытавшегося меня обнять, стучала кулачками по бетону его груди:

— Зачем спасал? Вот зачем, зачем сейчас спасал? И живи со своим ужасом! Не смей целоваться! И как это ты человека целовать собрался? А? Я всего лишь человеческая, ха-ха, смешно, человеческая тётка, а ты целоваться!

Глеб пытался меня успокоить, но сильно к себе прижимать боялся, вдруг покалечусь об его руки, хотя попыток поцеловать не прекращал, несмотря на мои вопли, и не позволяя встать с постели. Наконец, не выдержал, закрыл мне рот ладонью и прижал к себе:

— Катя, я люблю тебя, я твой муж и сделаю для тебя всё.

Я только грозно прорычала что-то, что сама не очень поняла в праведном гневе. Он молчал и удерживал меня до тех пор, пока я не успокоилась и не перестала мычать. Когда у меня на глазах появились слёзы обиды, тихо сказал:

— Я люблю тебя, так люблю, что боюсь своей темнотой погубить тебя.

Интересно, откуда эта мысль? Как же Амир сумел так на него подействовать, что в душе Глеба опять появился этот страх, что он недостоин меня и может меня погубить. Я смотрела в эти чёрные глаза, полные боли и думала лишь о том, что это меня придётся завтра на встрече держать двумя руками, чтобы я сама этого Амира на ленточки не порвала. Прав Виктор, ой прав — хитёр лис, но никто ещё не мог переиграть женщину в борьбе за любовь. Особенно такую, как я — богиню и королеву. Ещё чего вздумал, да я столько сил и терпения потратила на то, чтобы убедить Глеба в своей любви, что теперь не позволю какому-то шейху разрушить своё, наше счастье!

Глеб удивлённо приподнял бровь, увидел мой взгляд, и он ему понравился — истерика закончилась, и я что-то придумала. Он осторожно убрал свою ладонь с моих губ, и я сразу потребовала:

— Целуй.

И так решительно сказала, что Глеб даже не сразу смог выполнить требование, задумчиво смотрел и не понимал, откуда такая решимость.

— Целуй.

Он целовал меня так бережно, что казалось, вернулись те времена, когда он ломал меня, не в состоянии удержать свою силу. Я обняла его за шею и заставила лечь рядом со мной, заявила непререкаемым тоном:

— Твои дела подождут, у меня ноги рядом с тобой лучше заживают.

Шантаж сработал, Глеб улыбнулся, обнял меня и едва слышно прошептал:

— Любимая моя, единственная, ты моя жизнь…

И опять тяжело замолчал, закрыл глаза, чтобы я их не увидела. Я прошептала:

— Я твоя жизнь. Помни об этом.

Глеб вздрогнул, сразу посмотрел на меня тревожно.

— Помни.

— Почему я должен об этом помнить?

— Потому что моя жизнь очень хрупка.

— Что случилось?

Он напрягся и уже смотрел на меня внимательной штормовой синевой. Я выдержала этот взгляд, и думаю, что мой взгляд тоже был не тихой заводью любви. Всё время я доказывала ему и всем, что всё и всегда выдержу, и вдруг сама заявляю, что моя жизнь хрупка.

— Ты забыл один момент.

— Момент?

— Я сразу умру, если ты не будешь меня любить.

— Я люблю тебя, почему…

— Потому, что ты засомневался в себе.

— Я люблю тебя и не сомневаюсь…

— Ты позволил себе, не так, ты позволил Амиру вложить в твою душу сомнение в любви. Даже не важно — сомнение в чьей любви, твоей или моей, в самой возможности любви.

Я замолчала и опустила голову, он должен меня понять — то, о чём он думал после разговора с Амиром, на самом деле его собственные страхи, которые он никак не может изжить из себя. Амир просто их увидел, почувствовал, унюхал и воспользовался моментом, нажал на эту боль, всколыхнул её. Мои страхи, которые пришлось смывать целым бассейном, выходили и продолжают выходить, но он их понимает, а если и не понимает, то решительным действием командора рубит гордиев узел, заявляет — их нет, и я о них думать не должна. А сам страдает от своих страхов, не позволяя мне на миллиметр к ним приблизиться, и они вот так неожиданно проявляются. Притом, что я постоянно ему заявляю, что их не должно быть, что я его люблю, и буду любить всегда.

Глеб молчал и смотрел на меня, я чувствовала тяжёлый взгляд, но головы не поднимала, пусть думает, это он должен понять сам. Всё разложить внутри себя, разобраться во всех полочках, проанализировать разговор с Амиром и понять, что если он сейчас позволит сомнению поселиться в его душе, то мы проиграли. Проиграли во всём, не только в борьбе с Амиром, но и в борьбе за свою любовь, за нашу жизнь.

Не знаю, сколько времени Глеб молчал — долго, очень долго. Он поглаживал меня по голове и пальцы были твердыми, мыслительный процесс был настолько сложным, что напряглось всё тело, но объятия не превратились в мраморный обхват, он себя ещё мог контролировать. Когда заговорил, голос был глухим и напряжённым:

— Ты права. Я очень боюсь, что наступит момент, и ты поймёшь, что не можешь меня любить. Что… всё что угодно… но не любовь.

— Почему?

— Что почему?

— Почему я так должна понять? Потому, что я человек?

Глеб вздохнул так тяжело и длинно, что меня придавило его руками, и я чуть не распалась на молекулы. Мой смех превратил его в статую.

— Глеб, если ты забудешь, что я человек, то да — я могу исчезнуть в пространстве. Тебе придётся всегда об этом помнить, я сейчас как нейтрино растекусь по твоей груди.

— Прости.

Расслабил руки на мгновение, потом опять прижал к себе, но уже другим объятием — любящими руками, которые живут своей жизнью, ничего не знают о его страхах и сомнениях, они просто любят меня обнимать, просто касаться меня, ощущать меня. Глеб повторил:

— Ты права. Я всегда должен помнить, что ты человек, человеческая женщина, и я люблю тебя и никому не отдам. И свою… нашу любовь никому не отдам, не позволю её убить.

Я погладила ладошкой ему лицо, глаза стали синими, шторм в них ещё оставался, но это уже шторм, уходящий в сторону, надеюсь, в нужном направлении. Только одним я могла сейчас доказать ему свою любовь. Молитва звучала едва слышно, я не пела её, а шептала, водила пальцем по его лицу, смотрела в эти синие озёра и произносила слова, которые отправляла ему на войну.

А потом он лечил мои ноги своей энергией, и мы оба радовались, что от его рук моя кожа заживает на глазах. Я сама попросила его попробовать снова, сейчас кровь уже не шла, и его сила должна действовать, ведь был нужен лишь толчок Амира, а уж остальное сделает муж. Глеб улыбнулся и достал мои ноги из-под одеяла, долго на них смотрел, хотя выглядели они так, как будто их достали из кофемолки. Удивительно — такое жуткое зрелище, а боли совсем нет, даже не чешутся и покалывание тоже постепенно прошло. Чтобы его отвлечь от тягостных дум, я помахала ими и заявила:

— Немедленно лечи, я хочу завтра предстать перед Амиром при полной красоте.

Муж недовольно на меня посмотрел и ревниво спросил:

— Голыми ногами будешь размахивать?

Мой хохот должен был разбудить весь дом, хорошо, что в нём кроме меня никто не спит. Но отсмеявшись, я задумалась: как же Амиру показать, что мои ноги лечатся ещё и энергией Глеба? Он водил ладонью над кожей и раны затягивались на глазах, кожа светлела, и их вид уже не был таким ужасным. И то, что его энергия сработала, так обрадовало Глеба, что он тоже засмеялся, видимо, представил лицо Амира. И я придумала, как продемонстрировать свои ноги, но при этом соблюсти приличия, в смысле не очень вызывать ревность мужа.

Утром Глеб опять лечил меня энергией, потом он позвал Лею, она тоже лечила меня, и кожа на ногах стала почти нормальной, если не считать ярких красных шрамов, но и они таким лечением должны скоро исчезнуть.

Когда Глеб зашёл отнести меня на завтрак, то от моего вида даже остановился у двери, чтобы прийти в себя. Я восседала на кровати в холщовой рубахе и замотанными холстом ногами. Он хмыкнул, качнул головой и спросил:

— Ты в таком виде собираешься восхищать Амира?

— А что, он уже ждёт?

— Ждёт.

— Значит, идем восхищать.

Глеб опять хмыкнул, но спорить не стал — что поделаешь, женщин не понять, легче согласиться исполнить каприз, чем пытаться выяснить причину этого каприза — молча взял меня на руки. А я решила уточнить:

— Он что, уже в столовой сидит?

— Нет, на подступах к дому.

Я уже понимала, что это означает — где-то близко ждёт приглашения. И что же Амиру от меня надо, может, посмотреть, как я реагирую на страдания Глеба? Он слишком умён, чтобы не понимать, что я так просто не дам Глебу уйти от меня, значит, будет пытаться влиять на меня. Ну, ну.

В столовой сидели Олег с Виктором и что-то весело обсуждали на ассасинском, казалось, что после вчерашнего действительно всё изменилось — вражеские войска отошли на дальние рубежи и нам уже не угрожают. Олег поднял на нас глаза и тоже сильно удивился, а Виктор сразу спросил:

— Интересно, Катя, доброе утро, это что означает? В поход собралась? Или лабиринты покорять?

— Да, доброе утро, я тоже не очень понял.

— Доброе утро. Поход пока отменяется, а холст помогает сохранить энергию Глеба.

Оба посмотрели на Глеба, Олег кивнул головой, понял, что лечение началось домашнее, а Виктор сделал лицо и хмыкнул, тоже неплохо. Глеб усадил меня за стол и прикрепил Диану на мою рубаху, смотрелось необычно — золото и драгоценный камень на холсте. Что ж, пусть буду авангардисткой, заведу новую модную линию одежды. Я хихикнула, и Глеб удивлённо посмотрел на меня.

— А что, Амир уже едет?

— Он на крыльце, ждёт твоего приглашения.

— Пусть заходит.

2

Который раз убеждаюсь, что правильно подобранная одежда — в смысле, когда женщина не думает, что надеть, а подчиняется неосознанному порыву — может решить всё. Амир был поражён, мало того — он был восхищён. Именно восхищён, почему-то эта холщовая рубаха и обмотанные холстом ноги произвели на него такое впечатление, что он даже не смог ничего сказать, так и замер у дверей столовой. Глеб тоже выдержал театральную паузу, я сидела рядом со столом, лицом к дверям, так, чтобы Амир сразу увидел мои обмотанные в холст ноги, а он стоял рядом, положив мне руку на плечо. Такой реакции Глеб не ожидал: Амир встал как столб, не в состоянии сказать слово, глаза сверкнули яркой голубизной, и на лице замерла странная улыбка. Наконец, он тихо произнёс какое-то длинное слово, в нём были в основном гласные звуки, и мне показалось, что он что-то пропел. Олег сразу вскочил, и встал передо мной, рядом оказался Глеб, я уткнулась взглядом в их спины. Какое-то время стояла тишина, наконец прозвучал глухой голос Амира:

— Глеб, прости, но Катя в этом одеянии так похожа на…

И опять повторил это слово, на что Олег вдруг что-то произнёс, тоже состоящее из одних гласных звуков и Амир удивлённо спросил:

— Ты знаешь наш язык?

— Немного, он сохранился фрагментарно. Имя твоей дочери.

Ясно, узнав имя дочери Амира, Олег выяснил язык, на котором они говорят, и выучил его. Латинский, ну, почти латинский, староитальянский.

Прозвучал голос командора:

— Что ты хотел сказать моей жене? На кого она похожа?

— Амир сказал: Катя похожа на женщин, занимавшихся колдовством в их время.

Ага, королева, богиня, а теперь и ведьма. Олег поправил меня, догадавшись о моих мыслях:

— Катя, они не ведьмы, они… занимались здоровьем, лечением людей.

— Знахарки.

— Да. От слова «знать».

Уточнив значение слова, я решила всё-таки узнать, о чём Амир хочет со мной поговорить, и попросила:

— Глеб, я как-то ничего не вижу за вашими спинами, может, вы покажете мне гостя.

Они ещё постояли передо мной, переглянулись и Глеб спросил ещё раз:

— Что ты хотел сказать моей жене?

— Глеб, твоя жена удивительная женщина, я таких ещё не встречал в своей долгой жизни.

— Что ты хочешь ей сказать?

Ничего не изменилось в тоне Глеба, но воздух наполнился угрозой.

— Я понимаю твоё стремление защитить свою прекрасную жену, но я не причиню ей никакого зла, в твоих руках моя дочь. Я лишь хотел убедиться, что с её ногами всё хорошо, и они заживают. Глеб, ты прав, я хочу добиться её доверия. Попытаться.

Неожиданно послышался тихий смех, я не поняла, кто смеялся, потом Олег сказал:

— Амир, эта попытка может превратиться в пытку, которую тебе будет сложно пережить.

Он посмотрел на Глеба и тот кивнул. Они что-то придумали, и эта придумка им нравится, по расслабившимся спинам сразу стало заметно.

Неожиданно Глеб обернулся ко мне и спросил:

— Будешь говорить?

Мог не спрашивать, улыбнулся и подошёл ко мне, положил руку на плечо. А Олег постоял ещё минуту и тоже отошёл к дивану, по дороге хитро улыбнувшись мне. Лицо Амира меня не просто удивило, я замерла, даже не смогла ничего сказать. Широко открытые глаза Амира смотрели куда-то в сторону, казалось, что он видит что-то, что привело его в шок, такой, от которого он никак не может прийти в себя. Олег, он картинку какую-то ему показал, что-то такое, от чего Амир и не может прийти в себя, и эта картинка очень нравится Глебу.

Когда Амир смог посмотреть на меня, Глеб неожиданно погладил меня по плечу и быстро поцеловал в губы, даже рукой по груди провёл. И теперь уже я была в состоянии шока — что это с ним? Перед Амиром такую нежность продемонстрировал. А ведь прав, именно нежность, он показал Амиру наши чувственные отношения, мою реакцию, реакцию моего тела на его поцелуй и прикосновение. Амир слишком умён, чтобы не понять, что я на самом деле Глеба люблю, и у нас настоящие отношения мужа и жены, мужчины и женщины. Смутившись, я не сразу смогла посмотреть на Амира, попыталась спрятать улыбку после поцелуя, но потом решила, что он должен её увидеть, раз Глеб этого хочет, и подняла на Амира светящийся взгляд. Я смотрела в эти яркие, мгновенно пожелтевшие глаза и улыбалась. Ну что, великий и всемогущий Амир, что ты хочешь узнать у меня, простой человеческой женщины, которая счастлива в своей любви с таким же могущественным и удивительным мужем. Возможно только одно, что ты пока не узнал в своей длинной страшной жизни — таким как вы всё же можно получить от судьбы такой подарок, настоящую любовь. И эту любовь Глеб получил, боролся за неё и защитит её от всех, от тебя тоже, великий Амир. Мы долго смотрели друг на друга: я улыбалась, а Амир бледнел всё больше, его глаза темнели, но чёрными не стали, неожиданно вернули свой цвет, и он смог улыбнуться, поклонился гордым поклоном, чуть склонив голову:

— Приветствую тебя, Катерина.

Интересно, а куда делась жена командора? Только Катерина? Уже интересно, он что-то надумал себе, пока бледнел и смотрел на мою счастливую улыбку.

— Здравствуй, Амир. Я знаю, что ты виделся со своей дочерью.

— Да.

И всё, никакого комментария. Он не хочет говорить о ней, она слишком неожиданно для него пришла в себя. И главное, неожиданно для него она не просто здорова — она счастлива.

— Серж дал ей другое имя — Мари. Прости, но нам не произнести её настоящего имени.

— Как он попал к вам?

— Катя послала его к Илье, чтобы Серж его спас.

Последовал внимательный взгляд на Глеба, но Амир не стал уточнять, как это я его к Илье послала, признал за мной тайну колдовства, раз я так похожа на знахарок его времени. Я улыбнулась Амиру:

— Он хороший мальчик, можешь не волноваться за свою дочь.

— Я не волнуюсь.

И неожиданный взгляд в сторону Олега, который сидел на диване и внимательно слушал наш разговор. Он сидел спокойно, никакой позы воина, но было понятно, что такая расслабленность ни о чём не говорит, Олег не тот, которого можно обмануть. Амир спросил его:

— Когда ритуал свадьбы?

— Скоро.

Никакого удивления в голосе Олега, спокойный взгляд, уверенный ответ, как всегда готов ко всему — знает Амир о свадьбе и знает, ничего страшного. Амир снова посмотрел на меня:

— А невест для Олега и Виктора тоже ты нашла?

— Одну на золотом прииске, другую в бархане. Изумительные девочки.

Почему ответ прозвучал именно так — неизвестно никому, мне в особенности, но я смотрела на Амира совершенно чистым честным взглядом, ведь ответ был в соответствии с его представлением обо мне, как знахарке, немного ведьме. Или много, лучше пусть думает, что много ведьме. И неожиданно для себя я добавила:

— И Олаф тоже скоро женится.

Как устоял Глеб — его рука даже не дрогнула на моем плече — я не видела, любовалась удивлением на лице Амира.

— Олаф?

— Да. У нас будет домашний праздник, ритуал само собой, это закон вашего мира, но и праздник мы дома обязательно устроим. И Лею с Андрюшей тоже поздравить хочется.

Амир не удержался, чуть дрогнула бровь, и глаза потемнели, а ты как думал? Неужели надеялся, что я прощу тебе похищение Леи и Олафа? Я почувствовала, как изменилось моё лицо и взгляд, но даже не пыталась улыбнуться:

— Амир, ты хотел со мной поговорить, я слушаю тебя. Будем считать, что светская часть беседы закончилась.

Он смотрел на меня странным взглядом, в нём было столько всего намешано, что определить, о чём он думал на самом деле, оказалось невозможно. Цвет его глаз постоянно менялся от яркого желтого, до глухого чёрного, без всякого проблеска голубизны. Наконец, Амир опустил голову и тихо спросил:

— Почему ты им верила с первого дня? Что в них такого, что ты им сразу поверила?

— А я не верила.

Шейх поднял голову и пронзительно посмотрел на меня.

— Я им не верила очень долго, а они каждую минуту доказывали мне, что я им нужна, просто я, без всякой там энергии. Они боролись за меня, свои жизни за меня отдавали, когда можно было не бороться, когда Глеб уже энергию получил… всё закончилось, и можно было просто дать мне умереть. Амир, это не я такая удивительная, они сами такие, они уже были готовы свою жизнь изменить, только ещё не знали — как.

— А ты пришла и показала.

— Виктор, ну не совсем пришла, закон вас выбрал, а меня инструментом к вам послал, вернее, Глеб этот инструмент почувствовал. Только всё надо делать самому, вы могли и не делать, ну получил Глеб энергию — хорошо, посадили бы в сейф…

— Катя, так иногда хотелось…

И неожиданный смех после признания Олега поразил Амира даже сильнее моих слов. Амир переводил взгляд с Виктора на Олега, внимательно смотрел на смеющегося Глеба и, наконец, посмотрел на меня. Я тоже улыбалась — вот и проговорился Олег о своей тайной мечте. Но моя следующая фраза прекратила этот смех мгновенно:

— Амир, а как они при мне держались каждую минуту? Все, не только Глеб. Когда я постоянно находилась рядом с ними со своим сердцем и живой кровью. Олег, покажи бассейн.

Я не смотрела на них, опустила голову и сцепила пальцы на коленях. Длинный вздох через какое-то время подтвердил, что Амир увидел картинку с кровавым бассейном. Не поднимая глаз, я сказала:

— Вот поэтому верю.

И в звенящей тишине, всё ещё не поднимая головы, я продолжила:

— Хотя ты прав, я им верила, сразу верила. Потому что Глеб не погубил людей, когда мог, даже должен был погубить, ведь для этого акция и проводилась.

Тишина стояла такая, что она уже даже не звенела, а слегка вибрировала напряжением, казалось, что энергии этих сверхчеловеков отдельно от их тел встретились в невидимой схватке. И в этой субстанции плотной энергии вдруг прозвучал ехидный голос Виктора:

— Амир, вот что я в Кате люблю, так это способность перевести внимание на кого-нибудь другого — мол, я что, я ничего, совсем ни в чём не виновата. Ты учти, она ещё и повязать всех друг с другом может так, что и не понял ничего, а уже столько на тебе клятв разных, что никакой жизни не хватит. Представляешь, я ей уже три раза поклялся, а командору только один. А Олег так тот только ей и поклялся. Она его от всех клятв освободила, так, ручкой махнула, сказала слово, и всё — свободен как птица. Он долго потом бегал, всё искал, кому бы клятву принести в верности, так опять же только ей и смог. Ему теперь даже Глеб ничего сказать не может без разрешения своей жены.

Я возмущённо обернулась на Виктора, а тот плечами пожал, правду сказал, чистую правду. И Олег только улыбнулся, сверкнул глазами на Амира и кивнул ему — так и есть. А когда Амир поднял взгляд на Глеба, тот сразу ответил голосом командора:

— Олег поклялся только Катерине.

И что теперь? Я посмотрела на Глеба, он погладил мне плечо и улыбнулся. Но тон, которым затем обратился к Амиру, был уже тоном недовольного командора:

— Амир, Катя устала, ей пора отдохнуть. Ноги заживают, скоро она будет ходить.

— Я могу посмотреть?

Звук, который издал Глеб, явно не был согласием, но кивнул — врач должен увидеть результат своего лечения, и посмотрел на меня. А я улыбнулась ему и опустила голову, вот муженек, как я правильно оделась. Почему согласился Глеб, я поняла только тогда, когда Амир подходя ко мне, вдруг остановился и стал водить рукой перед собой. Диана, я опять забыла по ходу разговора, что на мне охраняющая меня брошь — сила и любовь в маленьком камешке. Амир посмотрел на Глеба и глаза стали темнеть, я быстро сказала:

— Амир, я покажу.

Зрелище напоминало кадры эротического фильма: моя вытянутая ножка и Глеб на коленях медленно разматывает перед шейхом полоски холста с моей ноги. Всё зажило, остались лишь едва заметные шрамы, практически здоровая кожа, и я сразу спросила Глеба:

— Мне уже можно в бассейн? Глеб, я хочу плавать. Амир, мне ведь уже можно плавать, скажи Глебу, что можно!

Щебеча невинным голоском, я смотрела на Амира умоляющим взглядом, почти канючила. Он стоял соляным столбом и смотрел то на меня, то на Глеба тяжёлым мрачным взглядом. Неизвестно, что он собирался выяснить в разговоре со мной, какой цели добиться, но, судя по глазам, ничего у него не получилось, всё пошло как-то не так, и он растерян. Амир говорил со мной, но больше, чем я, говорили другие, он увидел мою почти нормальную ногу, но подойти ко мне не смог. И разговор закончил не он, а Глеб и ему просто позволили увидеть домашнюю сценку кокетства жены перед мужем. Наконец, Амир произнёс металлическим голосом:

— Катерина, ноги заживают хорошо, даже очень хорошо, тебе кто-то помог?

— Глеб и Лея, мне уже совсем не больно. Амир, я ведь могу плавать, вода не помешает, правда?

— Можешь плавать.

Амир посмотрел серым взглядом на Глеба, кивнул ему и, посмотрев на меня, вдруг улыбнулся и сказал:

— Катерина, я благодарю тебя за разговор, можно мне ещё раз с тобой встретиться?

— Как скажет муж, ты с ним обсуди, когда мы сможем с тобой поговорить.

Мой ответ добавил удивления в глазах Амира, он не ожидал от меня такой демонстрации полного подчинения мужу. А как он думал — я всего лишь жена-человек, абсолютная власть мужа, как скажет, так и будет. Глеб обратился властным голосом:

— Амир.

Тут же встали с дивана Олег и Виктор. Амир чуть наклонил голову в поклоне и попрощался:

— Глеб, Катерина, благодарю за встречу.

Потом кивнул Олегу с Виктором и исчез. Глеб сразу сказал:

— Сезам.

Ну да, я же крошки в рот ещё не брала, а чай? Олег улыбнулся и сразу успокоил:

— Катя, чай готов.

Я ела всякие вкусности, а они сидели и молча смотрели на меня, пока я не засмеялась:

— Будете так смотреть, я подавлюсь, и спасать меня придётся.

Грянул такой хохот, что меня от него чуть не сдуло со стула. Виктор даже лицо закрыл руками, а Олег откинулся на спинку дивана, пытался что-то сказать, но у него ничего не получалось, он продолжал смеяться и лишь махнул рукой. А Глеб просто смеялся, смотрел на меня счастливыми глазами и смеялся радостно. И что я такого опять сказала? Наконец, Олег смог произнести сквозь смех:

— Катя, нам с тобой никаких боевиков не надо, ты своим взглядом и словом кого угодно можешь победить.

— Кстати о боевиках, Амир уже обратил внимание, что боевики тебя охраняют не только из-за клятвы жене командора.

— Как это?

Глеб встал с дивана и подошёл ко мне, стоял и смотрел на меня, потом обернулся к Виктору:

— Расскажи.

— Катенька, ты понимаешь, Амир, он такой наивный, думал, с Леей и Олафом не получилось, ты сразу ему дала понять, что разговора не будет, пока их не отпустит, так он глупый решил боевика…

— Что? Он посмел кого-то опять похитить? Глеб, почему ты мне не сказал? Я бы с ним разговаривать не стала!

— Катя…

— И вы позволили ему…

— Не мы. Катя, ты дослушай сначала, потом уже сама решишь, как с Амиром разговаривать. Ну, так вот, да я узнал всё уже потом, когда… все живы, не переживай. Они стали сами… такими умными, представляешь?

— Виктор!

— Амир захватил одного из боевиков охраны и пытался узнать о тебе что-нибудь. Конечно, он и так о тебе много знает, только ему ещё хотелось подробностей выяснить, как ты живёшь, что ты кушаешь…

— Виктор!

— Катенька, так тот ему ничего и не сказал, заявил, что поклялся в верности и всё равно его жизнь принадлежит тебе, и он радостно её за тебя отдаёт. А у Амира служба серьёзная, всякая такая, тебе и знать не надо, как они его допрашивали. Только не долго мучили мальчика, не бледней, жив и уже бегает, потому что другие верные тебе боевики разнесли в пух и прах его службу, перебили всех, да ещё и пленных взяли. Одного оставили, чтобы передал послание, мол, не дадим в обиду никого из своих, нам так жить жена командора наказала, она нас никому не позволяет обижать, американцам никого не отдала, сказала: ещё чего, своих не отдаём. А мне только доложили: был пограничный инцидент, но мы справились сами.

Я растерянно посмотрела на Глеба, а он только улыбался, опять подошёл ко мне и чуть коснулся пальцем щеки:

— Они верны тебе, жена командора. Ты забываешь о своих подвигах, а они помнят. Это первый случай, когда боевики действовали самостоятельно, без приказа вернуть захваченного боевика, находящегося в свободном движении. На самом деле его задача в этой ситуации и состояла в том, чтобы погибнуть, но ничего не сказать. А они помнили твои слова, что никому своих не отдаём, и решили не отдавать.

— Как это, он же сказал, что хочет заслужить моё доверие?

Они опять засмеялись, уже негромко, больше иронично, Олег посмотрел пронзительно и объяснил глупой жене командора:

— Катя, да Амир даже представить себе не может, что ты, ты — жена командора Глеба, можешь не просто думать о каком-то там боевике, которого ты и видеть-то не должна, а переживать о нём. И не просто переживать, а отказать во встрече с ним из-за этого. Он сейчас, небось, никак переварить не может, что ты послала мальчика Сержа спасать Илью, свою энергию потратила.

— Ага, он ещё про Лею самого интересного не знает!

Они говорили, а сами переглядывались, и Глеб странно по столовой ходил, к чему-то прислушивался, даже иногда голову наклонял, чтобы лучше слышать. Как только я осознала необычность их поведения, то сразу поняла — глушителя нет, Амир стоит где-то и слушает весь разговор. Ну что ж, слушай великий Амир!

— Глеб, я, пожалуй, больше не буду встречаться с ним. Ты, конечно, можешь мне приказать, тогда куда денусь, буду разговаривать, а сама не хочу.

— Из-за боевика?

— Конечно! Какое может быть доверие? Как ему можно в чём-то доверять, если он готов всё что угодно сделать, какую угодно подлость.

— Он не считает такой поступок подлостью, обычная разведка.

— Если он хочет добиться моего доверия, то ему придётся… как это… принимать мои представления о поведении дружественных сторон.

Глеб остановился в своём движении и внимательно посмотрел на меня, потом улыбнулся — понял, что я обо всём догадалась, и сказанное мною было предназначено для Амира. Олег с Виктором переглянулись, и Виктор поднял большой палец правой руки, молодец, жена командора, точно, кино смотрит, явно в Италии этот жест означает что-то другое. Я улыбнулась им, и не так можем, подумала и сказала:

— Если Амир не поймёт, что я человек, обычная человеческая женщина и думаю я так, только как женщина, не как генерал, значит, и отношусь к его поступкам, как женщина, то вряд ли ему удастся завоевать моё доверие. Вы же научились принимать мои женские глупости.

Олег сделал большие глаза, Виктор засмеялся, закрыл себе рот рукой, закивал головой, ну да, ага, женские штучки, от которых весь их мир перевернулся. А Глеб подошёл ко мне, поцеловал руку и очень серьёзно сказал:

— Ты никогда не говорила глупостей, ты мудрая жена командора. Амир уже многое понял, ему осталось только научиться соответствовать тебе, твоему доверию. Ты действительно устала…

— Бассейн мне поможет в усталости и Амир сказал, что можно плавать.

Ему ничего не оставалось, как согласиться, ничего не сделаешь, рыба есть рыба. Он что-то произнёс, какое-то слово, и я радостно помахала рукой Олегу и Виктору, Виктор мне подмигнул, они тут ещё поговорят интересно, Амиру будет, что послушать.

Но Глеб отнёс меня не в мою комнату, а даже не знаю куда. Вообще-то я неправильная хозяйка дома: когда осматривала дом в первый раз, у меня возникла мысль, что я не нашла лестниц на второй этаж, но потом отвлеклась и решила поискать в другой раз. Конечно, потом об этом забыла, мне хватало и тех комнат, которые находились на первом этаже. Да и все пути у меня ограничивались столовой и бассейном. Которые, между прочим, ногами я уже прохожу редко. То есть, я так и не была на других этажах дома, справедливо решив, что это епархия Глеба и раз он не настаивает на знакомстве с этими этажами, даже в разговоре ни разу не коснулся этой темы, значит, и не надо мне там бывать. Хотя, всего скорее, сказывается многолетняя привычка жить в маленькой квартирке, ну да, она вся по размеру была меньше моей нынешней спальни.

Мы оказались в небольшом космическом центре: чуть меньше стадиона, но больше зала заседаний какого-нибудь парламента. Кругом экраны и компьютеры, это я так решила, потому что в моём словарном запасе нет тех слов, которые бы могли описать ту технику, которая стояла на столах, была прикреплена на стенах и потолке. Космос. И никого, совершенно никого среди этого космоса, настоящий вакуум.

Я вопросительно посмотрела на Глеба, который внимательно рассматривал меня, пока я оглядывалась кругом. Он пояснил:

— Система охраны нашего дома и территории в пределах досягаемости техники.

— Катя, это достаточно далеко.

Откуда-то появился улыбающийся Андрей, ну, конечно, кто ещё может быть в этом космическом центре.

— Это здесь ты всем управляешь?

Глеб кивнул и потребовал у Андрея:

— Амир.

Андрей сразу подошёл к какому-то столу, понажимал кнопки, и на большом экране, занимавшем половину стены, появилось лицо Амира — жёсткое, мрачное, брови сведены, а губы плотно сжаты. Оглянувшись на Глеба, увидела почти такое же лицо, властный мрачный командор.

— Ты недоволен разговором? Я что-то сделала не так, неправильно?

— Катя, ты вела себя так, как я даже предположить не мог. Амир получил тот удар, которого он не ожидал, да и я тоже.

Улыбнулся мне, чмокнул в нос, но лицо сразу стало лицом командора, как только он снова посмотрел на задумавшегося Амира. Я решила уточнить, чтобы самой понять, какой такой удар я нанесла Амиру:

— Как это?

— Ты дала ему понять, что только кардинально изменившись, он может рассчитывать на твоё доверие. И внимание.

— А оно ему нужно, моё внимание? Мне кажется, он пока просто не знает, что делать, как жить дальше со своей дочерью.

— И это тоже. Он намеревался подключить тебя к процессу соединения со своей дочерью. Самуил сказал, что она действительно почти всё время спала. Энергия Амира как бы законсервировала её, она не погибала, но и не росла, не развивалась никак, ни физически… ни как человек. Она из своего древнего прошлого сразу попала к нам, очнулась у Вердо, она даже Амира уже плохо помнит. С памятью тоже проблемы.

— Бедная девочка. А я чем могу ему помочь?

— Он уверен, что ты можешь всё. Ты человек, человеческая женщина.

— Амир может найти любую другую женщину, которая полюбит девочку, станет ей матерью, научит новой жизни.

Глеб так на меня посмотрел, а Андрей так хмыкнул, и я поняла, что сказала очередную глупость. Но почему? Мой вопрос повис в воздухе, и Глеб решил мне помочь:

— Он никому не доверит её.

— А как тогда он сейчас тебе доверяет?

— Не мне — тебе.

Ещё интереснее, да я вообще не встречалась с девочкой, ни разу с ней не говорила! Моё возмущение Глеб не дал высказать, сразу пресёк:

— Даже не думай. Достаточно Амиру узнать, что ты встречалась с Мари, начнётся война.

— Он меня похитит…

— Попытается.

Андрей кивнул, подошёл к другому столу, опять нажал несколько кнопок, и на экране появилась другая картинка. Это было заседание штаба войск, вражеских войск. У стола стоял Амир, а вокруг него… боевиков было лишь несколько, а вот остальных я даже определить не смогла — какие-то очень странные мутации человеческого или нечеловеческого организма. Казалось, что у некоторых даже не было рук и ног, совершенно непонятно, как они находились у стола — разноцветные шары с масками на том месте, где должно находиться лицо. Андрей каким-то указателем коснулся экрана и стал объяснять:

— Телепаты, очень сильные, могут воздействовать на всех, на нас тоже. А эти круглые управляют энергией на большом расстоянии, концентрируют невероятную силу, очень направленную. Это они захватили Лею и Олафа.

Я вся сжалась и тихо спросила:

— А как тогда от него защититься?

— Тобой.

— Мной?

— Ты ему нужна очень добровольная.

И неожиданно оба засмеялись, хитро так, даже переглянулись весёлым взглядом. Я попыталась стукнуть Глеба по груди, но только вздохнула, опять смеются надо мной, резвятся над глупой женщиной. Андрей радостно сказал:

— Катя, у нас такие тоже есть, всякие есть, не переживай, мы сможем тебя защитить.

А я вдруг поняла, почему Глеб на встрече поцеловал меня, демонстрировал Амиру реакцию моего тела на поцелуй и его касание, показал ему мою любовь, вот она — добровольность. И Амир осознал: меня нельзя ни купить, ни заставить, я просто умру в неволе без Глеба. Хотя, заставить можно — Глеб. Только им можно меня шантажировать так, что я сделаю всё. Я так испуганно посмотрела на Глеба, что он догадался, о чём я подумала, усмехнулся:

— Катя, ему меня не взять, я единственный, кого он не сможет пленить. А остальные в доме посидят, сюда войти он не сможет.

— Осада?

— Точно. И здесь его дочь.

— Почему он её так и не забрал?

— Пока неизвестно, как она будет дальше себя чувствовать. Вердо её лечит, да и Серж помогают с Ильей, но что будет с ней без них, не знает никто. Тайна психики человека, так сказал Самуил.

— Поэтому я?

— Да.

— И я ему нужна сильно добровольная.

— Но ты ему популярно объяснила, что твою добровольность очень сложно заслужить.

— А что Олег ему такое интересное показал?

Глеб усмехнулся, весело посмотрел на меня, долго думал, но потом решился — кто знает, вдруг придётся с Амиром ещё раз говорить, и мне эта информация поможет в разговоре:

— Клятву Аарона.

Андрей даже брови поднял в удивлении, но быстро отвернулся, вдруг командор будет недоволен такой реакцией. А командор мою реакцию лицезрел долго: я пыталась что-то сказать, но у меня ничего не получалось, только мычание, вздохи, махание руками и пожимание плечами. Наконец, я произнесла между вздохами:

— Ты думаешь, это как-то… на Амира, он же… не знаю…

— Реакцию ты видела сама.

Ну да, стоял столбом. Интересно почему? Неужели эта клятва могла так на него подействовать. Или то, что Олег, а значит и Глеб, знали о ней, ведь ему никто не сказал, что эта клятва была записана на маленьких камнях Вавилона. Получается, что неудачная попытка Аарона обратить на себя моё внимание может сейчас помочь нам. Глеб прав, я могу использовать эту запись в своём разговоре с Амиром. И я рассмеялась, конечно, сначала ему показывают, как я бью Аарона, а потом Аарон клянется мне клятвой ассасина. Прав Виктор, опять прав — всех клятвами повязала, это он Амиру и объяснял, чтобы тот всё правильно понял. Глеб тоже улыбнулся, догадался о моём мыслительном процессе. Однако, командор, он и есть командор, тоже не лыком шит, всё продумал перед разговором, все возможные варианты. Кроме моего выступления. Но и оно оказалось сильно в тему, мое доверие очень сложно заслужить, вот Аарону и пришлось на диету сесть. По лицу Андрея я поняла, что у него ход мыслей шёл параллельно моему, судя по ехидной ухмылке и светящимся глазам. И решила уточнить ещё один вопрос:

— Амир не может как-то повлиять на Аарона, он ведь уже знает о Норе?

— Может.

И всё, ни слова больше, смотрит на меня внимательным взглядом и молчит. Конечно, я должна кинуться его спасать, спасать Нору, требовать от него, чтобы он спас Аарона и Нору. Но я лишь кивнула головой и высказала неожиданный вердикт:

— У Аарона появится возможность доказать Норе, что он действительно любит её и будет бороться со всем миром за неё, даже с таким опасным врагом как Амир.

Глеб хмыкнул, повёл головой из стороны в сторону от моих слов, потом хитро посмотрел и спросил:

— И ты не будешь…

— Нет, не буду. Аарон глава сильного клана, не мальчик, жениться собрался, да и Нора согласилась выйти за него замуж, вот пусть сами друг другу помогают жить в этом мире, они вдвоём — муж и жена, хоть и будущие.

Андрей вздохнул, помрачнел и сразу опустил глаза.

— Андрюша, Амир из-за меня Лею похитил, ты не виноват. Да и по закону я теперь за Лею отвечаю, как жена командора. Вы же меня всегда спасали, мне моих долгов перед вами за всю жизнь не…

— Катя, ты дала нам такое счастье, которого ни у меня, ни у Леи никогда бы не было, никогда. Наши жизни тебе принадлежат.

— Андрюша, молчи, ваши жизни принадлежат только вам, вашему счастью. Глеб, а Амир сейчас всё ещё недалеко находится?

Задала вопрос только для того, чтобы остановить Андрея. И Глеб это понял, строго посмотрел на него, Андрей опустил голову и сразу отошёл к столу, тут же на экране появился Амир: в той же позе и с тем же выражением лица. Видимо, Олег с Виктором продолжали рассказывать ему, что моё доверие — вопрос очень даже сложный и многогранный.

— Интересно, что они ему рассказывают?

Глеб тихо засмеялся, чмокнул меня в щёку, только потом поделился:

— Много интересного и всё о тебе.

— Но он же и так много обо мне знает, должен знать.

— Знает то, что ему было позволено знать.

— Ты меня от него и раньше защищал?

— Да.

Я тяжело вздохнула: поэтому всегда такие машины и тонированные стекла, манекены вместо меня и боевики кругом, самый защищённый в мире дом. Пожалуй, и у Аарона тоже скоро будут такие машины, хорошо, что у него уже есть тот дом, самый-самый защищенный, в который он хотел меня поселить. Теперь в нём будет жить Нора, он тоже ждал всю жизнь, может, не очень осознавал — кого он ждёт, но ждал, раз построил такой дворец. Я подняла на Глеба глаза:

— А Олег с Виктором? Как они Нелли с Арини смогут защитить?

— Всё уже готовится.

— Дома?

— Дома.

— У них тоже есть свои дома?

— Они были моими, Андрей всё оформил, и теперь они принадлежат Олегу и Виктору. Сейчас их немного перестраивают.

Посмотрел на Андрея и улыбнулся:

— А Лея и Андрей решили остаться с нами.

Всё правильно — Глеб никогда не позволит Арни и Нелли находиться рядом со мной постоянно, не должно быть никакого сомнения, что я могу отдавать им свою энергию. А Лея мой спаситель и моя охрана. Андрей радостно улыбнулся и сверкнул взглядом, да, они будут жить вместе с нами, со мной и командором. Хотя, я думаю, что и Олег с Виктором будут встречаться со своими жёнами в перерывах между командорскими делами. Значит, будем устраивать домашние праздники, и ездить друг к другу в гости. И эти мысли о нашем счастливом будущем, счастливом для всех успокоили меня — никакой Амир не сможет ничего сделать с нами, мы все вместе и всем есть что защищать и за что бороться.

Глеб что-то сказал Андрею, потом спросил меня:

— Хочешь прогуляться по саду?

Я удивлённо посмотрела на него, как это, мы же в осаде? Он лишь усмехнулся, спокойно ответил на мой немой вопрос:

— На нас камни власти, никто не сможет подойти. Пусть Амир на тебя полюбуется.

Да, Глеб действует как настоящий мужчина, который ни одного удара не пропустит. Видимо, Олег с Виктором уже всё Амиру рассказали, что им поручил командор, осталось только показать ему меня счастливую и пусть думает, как ему моё доверие заслужить.

3

Я красавица — так я думала, прогуливаясь по дорожкам парка вдоль озера. Глеб шёл рядом и обнимал меня, волновался, как мои ноги, изредка останавливался и целовал. О том, что мы вышли погулять, чтобы Амир мог увидеть меня счастливую, я забыла почти сразу. Такая красота вокруг, я всё-таки слишком редко могу выйти на белый свет, постоянно что-то мешает, у меня получается только любоваться красотой нашего парка из окна. Может быть поэтому я сразу забыла цель нашей прогулки, долго стояла и нюхала воздух, подняла руки и поприветствовала солнце и небо, даже крикнула от восторга. Аромат зреющих плодов был таким сильным, что я готова была пить его как сок, набирала в ладони и прикладывала к лицу. Глеб стоял рядом и поддерживал меня на не очень устойчивых ногах. Я категорически возмутилась тому, чтобы он нёс меня на руках — прогулка, значит прогулка.

— Глеб, такая красота, а воздух… он чувствуется совершенно иначе, когда ты его нюхаешь, впитываешь рядом с деревьями, водой или морем. Необъяснимое явление.

Он рассмеялся, чмокнул меня в макушку и тихо произнёс:

— Ты — самое необъяснимое явление.

— Я?

— Ты таинственна как сама природа. И невероятно красива как природа.

— Конечно, я живая, из плоти и крови, значит, я — природа.

И мы оба засмеялись, на самом деле всё значительно проще, раз из плоти и крови, значит — природа. Я махалась руками, пыталась добраться до воды в озере, но Глеб решительно запретил к нему приближаться, опасаясь, что я сразу кинусь плавать. А ещё хваталась за ветки, тянулась насколько хватало роста, требовала, чтобы Глеб достал мне понравившуюся. То есть — гуляла очень активно. Глеб настаивал, чтобы я хоть иногда присаживалась на лавочки, берёг мои ноги, а я садилась на пять минут, потом что-нибудь привлекало моё внимание, тут же вскакивала и шла это интересное рассматривать. Удивительный сад, просто невероятный, фруктовые деревья перемежались обычными берёзками, дубами, даже елями и соснами. Было такое чувство, что это какой-то удивительный остров, на котором деревья растут сами по себе, как выросли, так и растут. Но при этом всё пространство было очень ухоженным: никаких веток на земле, кругом мягкая трава, иногда даже встречались цветники, тоже устроенные так, как будто цветы так сами и выросли, без участия человека. Молодец Вердо, кто бы мог подумать, что такой военный человек, не могу найти ему определения, и вдруг ухаживает за садом.

— Глеб, а Мари сейчас где? В доме?

— Нет.

И всё, по глазам понятно, что знать мне местоположение не следует, и вообще Мари — это запретная тема для разговора со мной. Для разговора вообще.

— Ты опять вынуждена постоянно находиться в закрытом помещении, это плохо для тебя, тяжело.

— Я уже привыкла, зато в редкие минуты таких прогулок очень всё остро ощущаю, как праздник. Особенно, когда ты рядом.

Наконец мужу удалось очередной раз посадить меня на удивительно красивую скамеечку, всю резную, очень многоцветную, раскрашенную всеми цветами радуги, подумал и для верности усадил к себе на колени. Когда я попыталась встать и посмотреть, что такое интересное выросло под ближайшей сосной, он заявил:

— Сиди, я не хочу, чтобы у тебя остались шрамы на ногах. Выбирай: прогулка или бассейн.

— Глеб, ну, Глеб…

— У тебя изумительные ножки, разве ты хочешь, чтобы на них остались шрамы?

— Нет, не хочу.

— Тогда сиди.

Я вздохнула, хорошо, хоть не спи. Потом решила уточнить:

— Ага, значит ножки изумительные, а руки?

— Невероятной красоты.

— А я вся?

Глеб задумался, смешно пошевелил губами, а потом стал ощупывать пальцами разные части моего тела.

— Глеб, что ты делаешь?!

— Определяю степень красоты отдельных частей тела, чтобы вывести общий коэффициент…

— Ах, ты, как ты можешь?!

— Катя, понимаешь, руками как-то удобнее красоту определять. Глазами видно, а руками приятно.

Я попыталась его стукнуть, но не успела, поцелуй остановил меня, и я обняла Глеба за шею. Получилась почти статуя Родена, а может какого-то другого скульптора, не помню. Мы долго сидели обнявшись, Глеб поглаживал меня по голове и теребил кудряшки, всё-таки у него свои отношения с моими волосами, да и у меня с его удивительной шевелюрой тоже.

Вдруг хитро на меня посмотрел и заявил:

— И вообще, я уже наелся тобой глазами.

От удивления я даже рот открыла и сразу вспомнила цель нашей прогулки, может, это он только для Амира сказал? Мой вопрос повис перед носом Глеба, и он повторил:

— Я наелся тобой глазами, руки требуют участия.

Мне пришлось отбиваться, моё хихиканье и возмущённые вопли муж игнорировал. И я поняла — всё, что Глеб говорил и делал на этой прогулке, это мы, он говорит и делает только то, что хочет на самом деле, он просто позволил Амиру это увидеть. Глеб ничего не говорил специально для Амира, это было наше естественное поведение, а я так вообще забыла, что за нами наблюдают. И он совершенно прав, нет необходимости что-то придумывать и демонстрировать, вот мы какие такие, смотри какие мы есть на самом деле, как мы любим друг друга и как счастливы в своей любви.

Глеб провёл рукой по моей ноге и шрамы стали исчезать, мне уже не было больно, и поэтому я ходила спокойно, только странное состояние неуверенности в ногах ещё оставалось. Шрамы как будто испарялись в воздухе, я даже лихорадочно вздохнула и прошептала:

— Как это получается, Амир сказал ещё два дня, а мне совсем не больно и шрамы почти исчезли. Это всё ты.

— Это твой организм сам всё делает, я только ему помогаю немного. Но ходишь ты пока немного странно, неуверенно.

— Да, как будто не совсем мои ноги.

Глеб неожиданно мрачно посмотрел на меня и позвал:

— Илья.

Немного подумал и позвал ещё и Лею.

— Ты думаешь, что это остатки энергии Амира мешают мне ходить?

— Посмотрим.

Лея и Илья появились одновременно. Илья встал на колено, склонил голову:

— Жена командора, приветствую тебя.

— Илья, здравствуй. Встань, я никакой не глава клана. Мне очередной раз нужна твоя помощь.

Илья тревожно посмотрел на Глеба, он явно всё видел и слышал, теперь только ждал команды.

— Посмотри.

Проведя руками над кожей на моих ногах, Илья вскинул на меня глаза и сказал Лее:

— Слой.

Лея кивнула и тронула мои ноги, поводила своими ладонями по коже и подтвердила:

— Слой.

— Какой слой? Слой чего?

— Катя, твои ноги покрыты слоем энергии Амира, она помогла тебе, но сейчас мешает. Если её не убрать, то тебе будет всё сложнее ходить.

Вопросительно посмотрела на Глеба в ожидании приказа, а он спросил:

— Почему не чувствую я?

— Твоя энергия слишком объединена с энергией Кати, она проходит сквозь этот слой, она помогла зажить ранам, но не разрушила энергию Амира. Мы чувствуем иначе.

Она переглянулась с Ильей и продолжила:

— У Мари тоже был такой слой энергии, он покрывал её всю, помогал выживать и как бы консервировал её, так она и существовала все эти годы.

— Лея, так ты можешь этот слой снять с меня?

— Мы с Ильей это сделали, одна я не смогла. Но у Мари было значительно больше энергии Амира, на тебе совсем тонкий, он тебе помог заживить раны, остановил кровь.

— Может он сам пройдёт, растворится как-нибудь?

— Убирайте.

Тон и взгляд такой, что я пригнулась, конечно, как это можно позволить наличие чужой — мужской! — энергии на моих ножках. И сразу у Глеба возник вопрос:

— Почему Олаф не почувствовал?

— У нас с Ильей другое восприятие энергии.

Лея спокойно смотрела на Глеба очень уверенным взглядом специалиста¸ никакого страха перед командором. Да, пожалуй, скоро Лея с Ильей станут круче Олафа в вопросах энергии. Почему станут — уже стали, они развиваются всё время, чаще всего вынужденно из-за всяких приключений со мной, их собственная энергия оказалась значительно гибче, а может потому, что они просто моложе. Как хорошо, что Амир это слышит и видит, пусть знает, кто спас его дочь.

Лея опять переглянулась с Ильей и подала ему руку. Так, держась за руки, они и коснулись моих ног, Лея правой, а Илья левой. Сразу как будто вихрь пронёсся по венам, в ногах запылало пламя, и я схватилась за руки Глеба, застонала. Он прижал меня к себе и зашептал:

— Милая моя, потерпи, немножко потерпи.

Немножко длилось долго, мне казалось, что ноги уже совсем сгорели, и я плакала, тихонечко всхлипывала, но когда Глеб предложил остановиться, сразу возмутилась:

— Ты что, Лея продолжайте, хочу свободы.

Наконец, всё прошло, неожиданно огонь угас, и я вздрогнула всем телом, как будто остатки энергии Амира вылетели из меня во все стороны. Глеб прижал меня к себе, даже голову ладонью приложил к своей груди. Лея и Илья убрали свои руки и тревожно смотрели на меня. Я несколько раз вздохнула и прошептала:

— А как же Мари это вытерпела?

— Она была без сознания.

Хорошо, хоть не мучилась, теперь у неё всё будет хорошо.

— Катя, не смей!

Лея крикнула и схватила меня за руки, огонь пронёсся по моим пальцам и взорвался где-то в голове, наступила темнота. В чувство меня привёл достаточно чувствительный удар по щеке, я открыла глаза и увидела гневный синий взгляд. Жалобно улыбнувшись, я захныкала:

— Глеб, больно же.

— Сейф, одиночная камера, подводная лодка на дне океана.

Интересная перспектива, я опустила голову и услышала спокойный голос Ильи:

— Катя, у Мари всё хорошо, она очень быстро восстанавливается, ей не нужна больше твоя энергия.

Я только вздохнула и робко взглянула на Глеба, тот же гневный синий взгляд и плотно сжатые губы. Да, что сейчас думает Амир, увидев такое — как я мгновенно передала свою энергию его дочери, только подумав о ней, даже не подходя к девочке? И зачем мне с ней встречаться? Достаточно поговорить о ней и всё — опять отдаю свою энергию. Посмотрев на Илью, я увидела ослепительную улыбку и ясные зелёные глаза.

— Жена командора, дочь Амира в сильных руках.

А это что означает? Он это кому сказал? Мне или Амиру? И мне и ему. Мне — чтобы поняла, что моя энергия уже не нужна девочке, я всё сделала и думать больше не должна, есть те, которые будут дальше делать, поэтому обратился как к жене командора. То есть, я выполнила свою часть, а остальное меня уже не касается, есть приказ командора и не то, что контролировать, думать об этом надо забыть. И сразу возник образ командора из Норвегии, Глеб умыкнул его жену и спрятал, принял решение, дал приказ и всё, никаких сомнений. А я, значит, продолжаю сомневаться в исполнении, всё время пытаюсь что-то от себя добавить — вдруг не хватило, вдруг не так сделали, надо спасать. Илья уже не улыбался, внимательно на меня смотрел. Молчал и Глеб, понял, что он хотел мне сказать, не мешал укладывать в голове умные, увы, не свои, мысли. Да, я всё удивлялась: ну почему опять так, почему мои ноги так отреагировали, а всё просто — назвала Илью как исполнителя спасения Мари, а сама не доверила, рванулась сама, вдруг у него не получится. Я опустила глаза и рассмотрела свои ноги, никаких шрамов, совершенно чистая кожа, ни следа рваных кровавых ран. Умный у меня организм.

А Амиру Илья дал понять, что границы на замке, всякие границы. В сильных руках и Мари и я. Понятно, что Мари будут лечить, холить и лелеять, но сделать её фигурой в какой-то игре или интриге не позволят, они все всё понимают. И тем более, никто не позволит даже посмотреть на меня косо — Амир увидел, что Лея и Илья вместе настолько сильны, что даже без Олафа смогли снять с меня его энергию. Делают не по клятве, по твёрдому внутреннему убеждению спасти меня любым способом, хоть ценой собственной жизни. Речи о том, как себя может повести Глеб в случае нападения на меня — нет. Илья говорил об остальных, всех, кто меня окружает.

И я терпела страшную боль только чтобы стать снова свободной. Очень значимая оказалась прогулка, и для Амира, и для меня. Хорошо, что у меня ноги умные, помогают мне в понимании жизни. Я посмотрела на Глеба, и он улыбнулся, есть надежда, что я хоть немножко, хоть чуть-чуть поняла их готовность сделать для меня всё. А я только вздохнула и прошептала:

— Граница на замке, пограничники и командор на месте, Родина спасена.

Они долго молчали, внимательно смотрели на меня, первым улыбнулся Илья и процитировал:

— А любовь Катюша сбережет.

Лея удивлённо посмотрела на него, она же не слышала этой песни, а Илья вспомнил, значит, уже был тогда в охране дома, вынужденно слушал мою песню обо мне. Глеб неожиданно засмеялся, тоже вспомнил, процитировал:

— Выходила, песню заводила…

И я тихонько запела, со всхлипами и вздохами, а потом, когда допела всю песню, сказала:

— Глеб, я всё поняла, Мари — это не моя проблема, это проблема Амира.

Он длинно вздохнул, а Лея с Ильей переглянулись — что-то странно я заговорила, может, с головой плохо стало после выведения энергии Амира. Пришлось объяснять:

— Она его дочь, она его жизнь, мы спасли её, но жить с ней ему, значит — ему и беречь её. Пусть сам свою гигантскую энергию теперь изменяет, уже не просто сохранять Мари жизнь, а помогать жить. Глеб, разреши Лее с Ильей с ним поговорить, пусть они ему всё объяснят, может и Олаф чего скажет.

— Хорошо, ты права. Амир, ты можешь позвонить мне через час.

Я даже вздрогнула от того, как изменился голос Глеба. Немного подумала, коснулась маленького камешка на луке Дианы и решилась:

— Амир, только от тебя теперь зависит жизнь твоей дочери. Вы семья, только вам решать, как дальше жить. Ты не торопись, подумай, пусть она живёт здесь, ей здесь хорошо, она никому не мешает. Окрепнет совсем, тогда и забирай, а пока подготовь всё, девочкам много надо… найди человеческую женщину, добрую, понимающую, она поможет.

Глеб произнёс странный звук, и я не дала ему возможности что-нибудь сказать, продолжила:

— Амир, тебе ничего не остаётся, как посмотреть на людей уже с другой точки зрения. А женщина такая найдётся, ты только позволь ей к тебе прийти, сам ищи её, чтобы быстрее встретиться. Только не обманывай её, иначе ничего не получится, только правду, всю. О себе тоже честно расскажи.

Илья очень странно на меня смотрел — взгляд был таким, таким внутрь себя, он слушал меня и думал о чём-то своём, какие-то мысли тревожили его — и я вдруг осознала, почувствовала, о чём он думает:

— Амир, ты подумай и о друзьях для своей дочери. Серёжа хороший мальчик, но он с ней не пойдёт, у него другая миссия.

Прозвучал голос командора:

— Амир.

Ну да, командор сам всё Амиру объяснит, я высказала своё мнение и теперь уже они сами обсудят все условия перемирия, а может и мира. А Илья с Леей сразу улыбнулись облегчённо — мальчик остаётся и больше не будет даже разговора о его судьбе. Глеб спросил меня:

— Ты нагулялась?

— Да, я бы отдохнула. Пойдём домой.

Мы вернулись домой, и я затребовала чай. В столовой Олег сразу ушёл готовить для меня чай, а Виктор ослепительно улыбнулся и доложил:

— Жена командора, Амиру хватит думать дня на два.

— На час.

Виктор понял, что мы добавили информации вражеской стороне и ехидно улыбнулся, хотя комментировать не решился. Глеб сел рядом с ним на диван и что-то долго говорил на ассасинском, поглядывая на меня и Олега, устроившегося недалеко от меня за столом. Я, конечно, не выдержала и спросила Олега:

— А что вы Амиру обо мне рассказывали?

— Много интересного.

— Ну, это же обо мне, я хочу знать.

Олег долго смотрел на меня, и глаза стали темнеть какой-то грозовой темнотой, только молний не хватало.

— Ты какие-то ужасы обо мне говорил?

— Ужасы? Да, ты права — ужасы.

Он закурил сигарету и выпустил длинную струю дыма в потолок, получилось как из трубы паровоза, когда звучит гудок. Неожиданно Олег усмехнулся, увидел картинку, которую я представила себе:

— Ты права — паровоз, наезжающий на Амира, лежащего на рельсах.

— Вы его на рельсы положили, а потом наехали?

— Нет, он сам туда лёг, когда решил тебя выкрасть.

— Он ведь не пытался… или пытался?

— Катя, да он круги нарезает с первого дня, все службы только тем и заняты, определяют возможности как к тебе подобраться. Правда состоит в том, что у них ничего не получается.

Я смотрела на Виктора, а сама видела глаза Амира на экране, мрачные, задумчивые. Ну, ну. Немного подумав, спросила Глеба:

— Скажи, тогда зачем ему эти разговоры о доверии, о моём доверии, если… он должен понимать, что я узнаю всё. Как я могу ему доверять, если он хочет меня похитить?

— Он рассуждает по своему опыту.

— Опыту?

— В нашем мире женщина никогда ничего не решала. И сейчас не решает. Никто, кроме тебя.

— То есть, он меня похитит, и я сразу должна ему доверять?

— Катенька, конечно. Ведь тогда он станет для тебя доминирующим сам… мужчиной. Самым сильным… этим самым.

Виктор ослепительно улыбался — какая глупая жена командора, никак понять не может, что она всего лишь жена-человек, человеческая женщина. Её можно продать, купить, украсть и ей только остается принять свою судьбу, жива и радуйся, ублажай своего доминирующего самца. Я подняла глаза на Глеба:

— Покупал?

— Покупал.

— Когда?

— Давно.

Ну да, я же не знала никогда, чем он занимался, когда уезжал по командорским делам. Тогда — да, сильное впечатление на Амира должна была произвести клятва Аарона. Амир явно знал, как всё происходило: Глеб в агрессии, неизвестно чем закончится, я вообще у Аарона в доме. Правда, при этом бью его по лицу, совсем не боюсь, умудряюсь как-то воздействовать на него, и Аарон клянется мне неизвестной никому полной клятвой ассасина, а потом вообще садится на диету. Только получается, что я всё равно остаюсь у Глеба — у доминирующего на тот момент самца ничего не вышло, купить не смог, денег не хватило, а Глеб как-то от него отбился. Хотя, Амир должен знать, что Аарон на Глеба и не нападал, сразу сам на диету сел. И решила уточнить:

— Аарон на нас не нападал?

— Нет.

Уже хорошо. Почему-то Глеб не удивился моему вопросу, видимо, у меня опять все мои размышления на лице написаны. Пусть читает, ему тоже полезно узнать какая у него жена умница-разумница. Ещё один вопрос меня заинтересовал:

— А этот змей подколодный, Амир его знал?

— Знал.

— И в каких отношениях они были?

— Военного нейтралитета.

— И если бы он меня смог выкрасть…

— Амир бы тебя у него забрал.

— Я как… переходящее красное знамя.

— Какое?

— Флаг победителю.

Олег, как всегда, всё объяснил, точно — много читает о жизни в России. А Виктор засмеялся какой-то своей мысли, пытался сдержаться, но не получилось, даже лицо руками закрыл. Глеб спросил:

— Виктор?

— Глеб, убивать Катю никто и никогда уже не будет.

— Почему её не будут убивать?

— Она теперь как флаг, знак того, что тот, кто ею владеет на данный момент, является в нашем мире этим… доминирующим мужчиной. Самый, значит, сильный.

Взгляд Глеба стал таким, что даже Олег пригнулся над столом. А я засмеялась и кинула в Виктора ложкой, а он так удивился моему смеху, что даже не смог её поймать. Муж посмотрел на меня совершенно чёрными глазами и мрачно спросил:

— И чему ты радуешься?

— Молодец, Виктор, ай какой молодец.

— Молодец?

— Конечно, я бы сама никогда не разобралась в хитросплетениях мужских отношений. А теперь всё понятно.

— И что тебе понятно?

— Всё. Сегодня Амир увидел, что он должен сделать, чтобы стать этим самым доминирующим. Олег, и ты прав, очень даже был прав, когда сказал, что его попытка заслужить мое доверие может оказаться той пыткой, которую он может и не выдержать.

Понадобилась всего минута, чтобы они всё поняли, и на их лицах появилась такая улыбка, от которой у меня дрожь прошла по коже. Ну, конечно, Амир, борющийся с агрессией рядом с человеком, стоящий с человеком на руках в кровавом бассейне, но самое приятное зрелище — это Амир в состоянии перехода на жесточайшую диету. Именно потому, что я ему нужна на самом деле очень даже добровольная, никакая победа над Глебом, что я не принимаю даже как гипотезу, не будет иметь для меня значения, если он сам не будет сильнее и лучше Глеба. А сегодня он ещё увидел и наши настоящие отношения мужа и жены, мужчины и женщины. Увидел, как я боролось с его энергией на своих ногах, терпела боль, но не стала её оставлять на себе. Значит, я могу уйти от него кардинально, просто умереть, оставить его без победы. Судя по взгляду Глеба, он точно осознавал, что могу уйти кардинально. Он резко встал и скомандовал:

— Катя, тебе нужно отдохнуть.

Конечно, всё им разложила по полочкам, а теперь спать. Они теперь всё ещё раз обдумают, командор решит, и будет говорить с Амиром. А я буду спать, всё правильно — женщина верит своим мужчинам, особенно мужу.

Такой страстный поцелуй, да, никогда бы не могла подумать, что Глеб настолько серьёзно отнесётся к словам о доминирующем… мужчине. Он целовал меня у окна и шептал слова любви, как будто его ожидает страстная ночь, а не разговор с Амиром. Настраивается? Я хихикнула, и он сразу спросил:

— Катя?

— Я люблю тебя, такого, какой ты есть. Ты навсегда будешь для меня единственным.

Глеб смотрел на меня и его глаза светились от счастья, и он это счастье не позволит никому омрачить. Он вздохнул и тихо произнёс:

— Отдыхай. Я люблю тебя.

И сразу исчез, а я легла в постель и спокойно уснула — пусть мужчины там воюют с разными Амирами, а женщина есть женщина, ей надо себя беречь.

Я проснулась и стала ждать, интересно, как долго они будут разговаривать? Раз Глеб у меня так и не появился, я решила, что он ушёл встречаться с Амром. Хотя, почему я так решила было непонятно мне самой, но так решилось. С кровати я так и не встала, было так удобно лежать, просто лежать, и ни о чём не думать, но не получилось, — мысли сами появлялись в голове. Всё как у людей, сильный правит миром, мужчина. Есть, конечно, женщины у власти и в богатстве, очень умные и сильные женщины, но всё равно их видят только рядом с мужчиной, или его за её спиной. Правда, есть ещё и королевы, положение которых определено рождением, но они ничего на самом деле не решают.

Ворочаясь с бока на бок, я думала и о нас с Глебом. Очередной раз поняла, насколько он отличается от всех в этом мире. С первого дня моего появления в его доме он вёл себя со мной не по правилам и законам своего мира. Понятна его борьба за мою жизнь, у него такой опыт уже был — спасение жизни Сары. Но то, как он предоставлял мне свободу мысли и поведения аналогов в этом мире не имеет. Поставил меня рядом с собой и заявил: всё, что скажет эта женщина, моя жена, слушать всем и подчиняться, потому что я этого хочу. Он изначально установил такое ко мне отношение, что сразу стало ясно — за каждым моим словом стоит он, иногда не имея никакого представления, какой звук я могу издать. Глеб позволил мне выступить перед главами кланов даже тогда, когда я потеряла память и не всё помнила, но его вера в меня оказалась на грани настоящего сумасшествия, как сказал Олег. Кстати, и Олега он принял к себе и защищал тогда, когда с ним ничего не было ясно, каков он стал сам, и какой осталась его невероятная сила.

Наконец, я встала, подошла к окну, долго стояла и смотрела на беседку и озеро. Неужели это действительно правда, всё, что со мной случилось, невероятные события наступили так стремительно, что понять произошедшее посторонним взглядом невозможно. Это судьба, которая всё давно решила, только уточняла для себя, насколько мы готовы к такому повороту, хихикнула и кинула нас навстречу друг другу, а потом весело наблюдала, что из этой встречи получится. Закинула меня в невероятный мир — страшный, неизвестный, удивительный — но именно в нём я стала такой, какой, наверное, и была, только в своей обычной и бесцветной жизни я такая была не нужна, и эта жизнь своей серой массой одинаковых дней превратила меня в такого же серого трусливого кролика.

А Глеб в один момент получил непонятную меня в таком состоянии, когда даже думать не мог, не то, что рассуждать и воспринимать. И единственное на что хватало его сил — не убить меня, просто удержаться в своей мощи и агрессии. И все получилось именно потому, что неожиданно для себя мы позволили себе любовь, позволили себе просто позволить. Глебу позволить себе услышать и увидеть меня, а мне признаться в своей любви себе, всем и ему. И этот очень жёсткий и разлинованный множеством границ существования мир неожиданно стал меняться — границы стали исчезать или передвигаться в самом неожиданном направлении. Удивительно, но даже физически они стали изменяться от моей энергии, они не стали слабее, они стали человечнее. А я? Обычная женщина сильно среднего возраста выдержала невероятные, даже не могу подобрать слово, это не страдания, это невозможные для человеческого организма испытания. И неожиданно для себя стала после них физически сильнее и моложе. Наши энергии перемешались и изменили нас, потому что мы позволили себе, допустили до себя любовь. А сейчас защищаем её.

В дверь постучали, и вошёл Виктор.

— Отдохнула?

— Да, а Глеб?

— Он уехал по делам.

— Встречаться с Амиром?

— Нет, просто проветриться.

— Виктор.

— Катя, понимаешь, мелкие дела накопились, вроде и неважные, а сделать надо.

— И эти мелкие дела только командор и может сделать?

— Только он.

Подошёл ко мне и тоже стал смотреть в окно, мрачно сжав губы.

— Осада продолжается?

— С тобой неинтересно иногда бывает, всё сразу понимаешь.

Положил мне руку на плечо и тяжело вздохнул, потом одумался, улыбнулся:

— Катенька, не переживай. Такого, конечно, у нас ещё не было, но с тобой всё в первый раз… интересно и весело.

— Виктор, объясни глупой жене командора — чего Амир добивается? Если ему нужна я, причём сильно добровольная, то ему мы это объяснили. Чего он ещё хочет? Мари он может забрать в любой момент.

— Не в любой.

— Почему? Что случилось?

Виктор опять вздохнул, погладил меня по плечу и пошёл к двери:

— Виктор!

Он обернулся и тяжело посмотрел на меня, глаза стали как у тигра, даже сверкнули желтизной. Я подошла к нему.

— Говори.

— Мари пытались увезти, но она теряет сознание сразу, как только отъезжает на несколько километров.

— Кто? Я знаю, догадываюсь, что вы всех проверили… я.

— Ты.

Присев на кровать, я тихо попросила:

— Расскажи.

— Сегодня Амир решил забрать Мари, ну после всего, не выдержал. Проверили всех.

Я подняла на него глаза, он стоял такой же мрачный, странно водил губами, на меня старался не смотреть, лишь искоса поглядывал быстрым коротким взглядом. Того, что я сказала, он совершенно не ожидал, глаза округлились, и он даже головой покрутил от удивления.

— Амир не готов к встрече со своей дочерью, поэтому она не может отсюда уехать. Да и сама не хочет. Правильно, Виктор, она не хочет уезжать к какому-то чужому мужику, который называет её своим отцом. Уезжать от тех, с кем ей хорошо, впервые ей хорошо и радостно за эти сотни лет беспамятства, жуткого сна тела и души.

Вскочив с кровати, я подошла к нему, посмотрела снизу вверх в яркие от удивления глаза.

— Позови Лею и Илью. А потом я поговорю с Амиром.

Виктор не сразу смог что-то сказать, кивал головой, приподнимал бровь, кривил губы, потом изрёк:

— Катя, я, конечно, Лею с Ильей позову, а вот с Амиром ты будешь говорить, когда приедет Глеб.

— А когда приедет Глеб?

— Скоро.

И исчез. Конечно, откуда они могут знать, что чувствует маленькая девочка, попавшая из очень далекого прошлого, практически забывшая всё, никого не узнающая, даже того, кто называет её своей дочерью. И вдруг среди этого мрака появляются добрые Лея и Илья, да ещё Вердо с Самуилом, которые ухаживают за ней, помогают, называют девочкой, гуляют с ней. И Серёжа, её ровесник, с которым они понимают друг друга, даже не понимая языка.

Мы долго разговаривали с Леей и Ильей в столовой. Я пыталась обедать, но забывала о еде, всё говорила о человеческих детях, которых они никогда не знали, потому что у них самих как такового детства не было — жизнь в клане детством назвать нельзя, а как выживал Илья, лучше даже не вспоминать. Потом пришёл Самуил, слушал, взмахивал руками и только повторял:

— Катенька, моя девочка, как ты права!

А потом он не выдержал и тихие, безнадёжные слёзы заполнили его глаза, вспомнил свою Сару, махнул рукой и ушёл.

4

Глеб вернулся только к ужину, зашёл ко мне и обнял. Я поцеловала его и сразу предложила:

— Глеб, объяснять долго, ты лучше посмотри запись нашего разговора в столовой.

— Какого разговора?

— Я поняла, почему Мари теряет сознание и придумала, как нам поступить. Давай так сделаем: я пойду в бассейн, мне уже можно, сам сказал, а ты посмотри запись.

Командор поднял бровь, долго на меня смотрел, чмокнул в нос и грозным голосом заявил:

— Катя, тебя совсем нельзя оставлять одну.

— Сам уехал. Между прочим, ты похвалить меня должен, какая я у тебя умница.

Такое заявление несколько обескуражило его, он пока не знал, что я придумала, он верил, что я многое могу придумать такого, что им просто не придёт в голову, но было много и разного всякого от чего они могут в обморок упасть. Однако состояние осады дома накладывало отпечаток на всё, и Глеб с сомнением посмотрел на меня.

— Что ты придумала?

— Глеб, я пошла плавать, а ты смотри.

Муж решил не спорить, сам перенёс меня к бассейну и встал перед дверью. Таинственная улыбка и светящийся взгляд сразу выдали — меня ожидал сюрприз. Глубоко вздохнув, я закрыла глаза и прошептала:

— Показывай.

Глеб тихо засмеялся, едва коснулся губ и тоже прошептал:

— Любимая моя, это извинение за неправильно сделанное предложение выйти за меня замуж.

От удивления я широко раскрыла глаза, это что, как он вспомнил, он же это сказал, когда мы Андрюшу с Леей женили. Но мы уже были у бортика, и я замерла на его руках. Весь бассейн был покрыт васильками: они лежали разноцветным бархатом на воде, синие, фиолетовые, розовые и ещё какие-то, с крупными соцветиями и едва заметной зеленью листвы. А вокруг витал аромат тонкой свежести, аромат раннего утра в поле.

— Глеб… это… как… среди… Глеб… так не бывает…

Он нежно коснулся своей щекой моего лица и спросил:

— Катерина, ты не жалеешь, что вышла за меня замуж?

— Глеб, какая красота, никогда, я тебе говорила, никогда не жалела. Ты лучший муж в мире! Самый-самый, ты удивительный, а как, откуда, мы же в осаде, как ты смог?

— Я же удивительный.

Улыбнулся, опустил меня с рук, медленно снял с меня халат, поцеловал плечи и подвёл к краю бортика.

— Плыви, рыба-килька.

Я входила в воду как в васильковое поле, цветы окружали меня и нежно касались кожи ног, а потом, когда я уже вся погрузилась в них, обняли меня разноцветным бархатным объятием. Эта красота медленно двигалась со мной, казалось, что вся поверхность бассейна наполнилась мягким колыханием, стоило мне двинуть рукой, и весь ковер начинал шевелиться, будто цветы передавали друг другу это движение. Когда я смогла поднять глаза от этого невероятного цветного поля, Глеба уже не было.

Глеб включил в бассейне самый яркий свет и капельки воды играли бриллиантовыми отблесками на нежных разноцветных лепестках при каждом движении воды. Я даже не плыла среди цветов, а просто медленно двигалась и любовалась этим нежным многоцветьем. Это он в тот вечер пришёл с огромным букетом васильков, и первый раз назвал «дорогая», когда решил жениться на мне. Никто даже представить себе не мог тогда, что мы действительно станем настоящими мужем и женой, счастливой семьей. Особенно я — после его слов я даже двинуться не могла, едва хватило сил посмотреть своё замужнее кольцо. Судьба, я благодарю тебя за шанс, которым мы воспользовались.

Когда Глеб вернулся в бассейн, я не заметила, так была занята своим движением среди цветов. Мне особенно понравилось нырять в воду и потом медленно подниматься с плотным венком васильков на голове. Очередной раз вынырнув, я увидела чёрную фигуру и спросила:

— Когда с Амиром говорить будем?

— Я уже поговорил.

Утопиться что ли среди васильков? Среди роз не удалось, васильки проще — они поймут. Но топиться не захотелось, я только набрала большой букет, еле доплыла до бортика и заявила:

— Глеб, вот почему? Я это придумала, почему нельзя было мне дать возможность с ним поговорить, я бы ему всё объяснила.

— Он поймёт, посмотрит запись вашего разговора и все поймет, он умный.

— Так ты ему…

— Я сказал ему, что есть возможность помочь Мари и послал запись вашего разговора в столовой.

Помолчал, потом стремительным движением достал меня вместе с цветами из воды, чмокнул в нос и продолжил:

— Ты всё очень подробно объяснила, что такое человеческий ребёнок. Теперь только сам Амир может что-то сделать. А Мари пока останется здесь.

Окунув лицо в мокрые цветы, я решила: поговорил и поговорил, главное домой вернулся жив и здоров.

— А о чём вы говорили, когда он тебе позвонил?

— Тебе пора ужинать.

И всё, мгновенно перенёс меня в комнату, нежно поцеловал и заявил:

— Я зайду за тобой, переодевайся.

Всё-таки мы нашли с Глебом золотую середину отношений между мужем и женой в их мире. Он иногда слушает меня, а я стараюсь не обращать внимания на возмутительное поведение мужа-феодала. Чаще всего потому, что просто не успеваю изречь своё возмущение. А может, он прав — только так можно прекратить женские вопли, когда не удовлетворяют их любопытство. Пока я переодеваюсь, пыл возмущения остынет, вот тогда уже можно и поговорить, может даже что-нибудь и рассказать. А я уже не так и возмущаюсь, начинаю его понимать, мужчину и воина, который считает, что это его дело — защищать свой дом и свою женщину.

Глеб зашёл за мной и сразу улыбнулся, я сидела надутая и сердитая перед вазой с васильками.

— Тебе не понравился бассейн с цветами?

— Понравился. Глеб, я всё понимаю, ты лучший в мире и самый удивительный муж. Только можно хотя бы иногда мне…

— Можно. Тебя ждёт Олаф.

— Олаф?

— Он только что говорил с Амиром.

— И что?

— Он сам тебе всё расскажет.

Быстро поцеловал меня и засмеялся:

— Ты удивительная.

В столовой сидели все: Олаф, Виктор с Олегом, Самуил и Лея с Ильей, не было только Андрея. Они так на меня посмотрели, что я спряталась на груди Глеба и спросила:

— Что я опять успела совершить? Ещё кто-то появился?

Олаф только покачал головой, а остальные улыбнулись, Самуил не выдержал, прижал руки к груди, радостно объявил:

— Амир отвёл войска.

— Войска?

На мой вопрос Глеб спокойно ответил:

— Ушли все его боевики.

— Осады больше нет?

— Нет. Осталась только разведка.

— Катя, можешь не переживать, эта разведка под нашим контролем.

Виктор достал свою гигантскую сигару и торжественно закурил, теперь уже можно себе позволить расслабиться. Вошедший Андрей улыбнулся мне и дополнил:

— Ушли и все специалисты по энергиям, те, которых ты видела.

Глеб усадил меня за стол, и я стала смотреть на рыбок в аквариуме, мне нужна была минута, чтобы прийти в себя. Как-то уж очень быстро Амир отреагировал на мою лекцию о воспитании человеческих детей. А может, действительно понял, что пока не может обеспечить своей дочери те отношения, которые она уже знает, почувствовала здесь, в доме Глеба. Олаф прервал мои размышления:

— Катя, ты очередной раз меня удивила. Я был готов к тому, что ты опять отдашь всю свою энергию девочке, уже придумал, как с тобой бороться. А всё оказалось просто: это сама Мари не хочет отсюда уходить, и она, как ты когда-то, придумала хитрый ход — теряю сознание и всё, не вижу ничего и не слышу ничего. Это ты её этому научила?

Я посмотрела на него так, что он засмеялся и обратился к Глебу:

— Глеб, что делать будем? Амир настаивает на встрече с Катей. Готов на любые условия, так и сказал — сделаю всё, что скажет Глеб, только прошу разрешения встретиться с Катей. Догадался, что всё муж решает.

Непонятно, Олаф это серьёзно сказал, или изобразил иронию? Он смотрел на меня чистым жёлтым взглядом и ждал решения. А я не знала, что сказать, неожиданно во мне опять проявилась маленькая девочка и весело рассмеялась, казалось, что она хочет сказать мне: ничего не бойся, он друг. Рыбки тоже ничего хорошего не сказали, молча плавали между водорослями, а золотая королева аквариума вообще не соизволила появиться. И я задала самый насущный вопрос:

— А Амир заметил наш аквариум?

Неизвестный природе звук, который издал Виктор, я не поняла и вопросительно посмотрела на Глеба, он тоже недоумённо посмотрел на меня, лишь пожал плечами — как-то его совсем аквариум не волновал во время встречи с Амиром.

Ответил Олег:

— Заметил, но не удивился.

— Почему?

— Не знаю, но не удивился.

Ожидал от меня чего угодно? Котят в коридорах и дельфинов в бассейне? И пришёл ответ, вернее мысль, удивительно у меня мысли в голове рождаются, точно — это девочка во мне помогла понять, о чём нужно говорить с Амиром. Я посмотрела на Олафа, потом на Глеба и заявила:

— Пусть Амир приходит в наш сад, мы с ним в беседке поговорим.

Глеб изобразил грозного мужа-феодала, и я ответила на его синий шторм в глазах:

— Он не должен быть твоим врагом, поэтому станет… пусть не другом, а хотя бы этим… нейтралитетом.

— Военным?

Олег единственный, кто ничего на лице не изобразил, о чём-то догадался после моего вопроса о рыбках, а уточнил степень возможного доверия Амиру.

— Нет, просто нейтралитетом. Ему некогда будет войной заниматься — дочь придётся воспитывать.

Я долго молчала в полной тишине, какая-то мысль всё время ускользала, она проявлялась на мгновение, я начинала её думать, а она неожиданно исчезала. Ладно, додумаю её потом, сейчас важнее уговорить Глеба. И попросила Андрея:

— Андрюша, мы можем сейчас Амира увидеть?

— Можем.

Он исчез, а я спросила Самуила:

— Самуил, скажи, Мари сейчас себя хорошо чувствует?

— Да, Катенька, как вернули её в дом Вердо, так сразу и пришла в себя, ну после всех проверок, как поняла, что больше сегодня никуда везти не будут, так сразу и уснула. Я её посмотрел, всё хорошо, сердечко работает ровно, сознание чистое, она просто спит. Вердо и Серёжа рядом, если что, сразу предупредят.

— О чём ты хочешь говорить с Амиром?

Голос командора был строг, взгляд тяжёл как бетон, нет — каменная плита. Я вздохнула и сказала тихим голосом:

— Сезам.

Хоть поем до расстрела, ещё пара мгновений и меня не просто в сейф посадят, а сразу на подводную лодку истребителем отправят. И потом утопят вместе с ней в этой, как её, Марианской впадине.

— Катя.

— Муж.

Все пригнулись про себя: Самуил даже привстал в готовности исчезнуть со скоростью сверхчеловеков, чтобы не попасть под перекрёстный обстрел, Илья с Леей побледнели, и вдруг в этой тишине прозвучал совершенно спокойный голос Олега:

— Какой она должна быть?

— Амир должен стать таким… чтобы быть достойным её.

Олаф ничего не понял и поэтому спросил:

— Кто? Кто это — она?

— Та женщина, которая будет матерью для Мари.

Олег всё понял, улыбнулся такой улыбкой, что я облегчённо вздохнула. Хорошо, что это сказал он, мне бы пришлось объяснять командору долго и очень эмоционально, пробиваясь сквозь пелену ревности и нежелания вообще допустить самой встречи с Амиром, даже не по логике опасности, а просто — потому что. Как же прав Виктор, как он прав, ох уж эти доминантные хитросплетения мужских отношений.

Решение командор ещё не принял, и я спокойно съела свой ужин в полной тишине. Самуил есть не мог, только ковырялся в еде вилкой, думал, по нахмуренным бровям было понятно. Закурив сигарету, я уже собиралась спросить Глеба, когда в Марианскую впадину полетим, но неожиданно встал Самуил и спросил глухим голосом:

— Катя, неужели ты ему веришь? Что он свою дочь не обратит? Что он не убьёт всех, соберет женщин и детей, а потом ему надоест, и он её обратит, Мари сама их убьёт, понимаешь?!

— Понимаю. Только выхода у него нет.

— Как это нет выхода?

— Ему больше нечем жить.

Голос Олега был спокоен, бесцветный, ничего не выражающий тон. И совершенно никакие глаза, даже не лёд, какой был когда-то в глазах Глеба, а совсем ничего — пустота. Он через это когда-то прошёл, знает, как сейчас чувствует себя Амир. Они долго смотрели друг на друга: Глеб мрачно, а Олег никак, с той же пустотой в глазах. Этот безмолвный разговор нарушил Андрей, он внёс в столовую большой экран и ноутбук, быстро подключил их и начал нажимать кнопки, почти сразу на экране появился Амир.

В первый момент я решила, что ошиблась и Самуил прав в своём подозрении, настолько Амир был, даже не знаю, как сказать, он был как тигр в засаде, не хватало только разъярённой пасти. Взгляд ожидающего жертвы хищника, внимательный и очень жёсткий. Он смотрел прямо перед собой, и было понятно, что он ничего не видит, только свои мысли. Но потом я присмотрелась и осознала: это как тигр в капкане, совсем не в засаде, а когда все лапы зажаты железными зубами, и остаётся только отбиваться тем, что есть в наличии — хитростью и опытом, а ещё пастью, полной острых зубов. Тигр хищник, он не может как олень, просто ждать своей смерти, он так не умеет, его природа не даёт ему поступить иначе, он должен бороться до последнего мгновения жизни. И сейчас Амир находится в таком состоянии. То, как Мари пришла в себя, стала настоящей живой девочкой, которую он уже и не помнит в своём состоянии хищника, хотя стал таким ради её же жизни, и заковало его — сущность зверя стала его капканом.

Я говорила и говорила, рассказывала все свои мысли и сомнения. Откровенно высказала свой страх, что я могу ошибаться, и если Амир не сможет себя удержать, и его сущность возьмет над ним верх, то погибнут все. И Мари тоже, потому что, если он её обратит, для неё это тоже будет смертью.

— Почему?

Самуил слушал меня очень внимательно, почти заглядывал в глаза и сразу задал свой вопрос, как только я замолчала.

— Потому, что он её столько столетий спасал как человека, защищал от всего мира как человека, и сейчас уже не может её представить иной, ведь она станет такой, как он сам. Тогда получается, что все зря — и его измененная жизнь, и её столетия сна.

Неожиданно подал голос Илья:

— Она сейчас радуется жизни именно как человек, человеческая девочка. Получив вирус, она станет хищником, убийцей.

Глеб слушал меня, не отрывая глаз, очень тёмных и очень внимательных. По его строгому лицу нельзя было ничего понять, как он относится к моим словам, принял ли мои доводы в необходимости моей встречи с Амиром. Я решила выяснить позицию командора:

— Глеб, сейчас он никого не услышит, только меня.

— Ты хочешь спасти девочку.

— Я хочу, чтобы он не был твоим врагом.

Командор так замолчал, что даже Олег, попытавшийся что-то сказать, опустил голову и сложил руки на груди. И в этой вязкой от напряжения тишине прозвучал тихий голос Леи:

— Я могу поговорить с Амиром.

Судя по взгляду Андрея, в подводной лодке я буду не одна. Глеб тем же тяжёлым взглядом посмотрел на Лею, потом перевел его на Олега, ещё пару минут подумал, только потом приказал:

— Связь.

Андрей понажимал кнопки и Амир вскинул глаза, достал телефон и сказал:

— Глеб.

— Я готов обсудить условия встречи. Через час.

Глеб кивнул Андрею и в телефоне Амира послышались короткие гудки, но Амир не выключил телефон, так и держал в руке, потом сжал его и тот рассыпался мелкими осколками. Я подняла глаза на Глеба, но он смотрел не на экран, он наблюдал за мной, как я чувствую себя, увидев реакцию Амира. У меня не хватило сил на улыбку, я лишь кивнула, хорошо, пусть будет так, как решит муж и командор. Он усмехнулся и приказал:

— Олег и Лея со мной.

А вот к этому я была не готова, тихо прошептала:

— Ты хочешь их взять с собой?

Олег встал и посмотрел на меня весёлым взглядом, как на прогулку собрался, бодро заявил:

— Катя, ты не переживай, камень власти защитит нас всех: мы Глеба обнимем, ну, я может Лею на руки возьму, а уж Глебу придётся меня на руках держать.

У Виктора стали такие глаза, что казалось, они уже вышли из глазниц — и это Олег? А ему что теперь делать, если Олег такое говорит? И вдруг послышался насмешливый голос командора:

— Ты с Андреем сначала договорись.

Я в полной растерянности смотрела на них: сверкающего глазами Олега, поражённого до глубины души его выходкой Виктора, взволнованного Андрея, замершего как статуя Самуила, совершенно ошалевших Олафа и Илью, спрятавшую улыбку и чуть покрасневшую Лею. И абсолютно спокойного Глеба — будто и не было грозовой тишины с молниями и подводной лодки на дне Марианской впадины, так, пошутили во время ужина. Командор обратился к Олафу:

— Отчёт о состоянии Мари через пять минут, Самуил всё по её поведению, Илья энергия… и отношения с боевиками и Сержем.

Подхватил меня на руки, и я оказалась в спальне. Мне казалось, что он сразу уйдёт, чмокнет в нос и исчезнет готовиться к сложному разговору. Но Глеб подошёл к окну и сказал, прижимая меня к себе:

— Катя, я люблю тебя.

— Я знаю. Если ты решишь, что я не должна говорить с Амиром, то разговора не будет. Мне нужно было сказать тебе — я не хочу войны между вами, если её можно избежать, то надо попытаться. Я верю тебе во всём.

Он опустил меня и обнял, тихо сказал:

— Ты удивительная женщина.

— Ну да, а сам хотел на подводной лодке в Марианской впадине утопить.

— Где? Зачем?

Удивление было таким искренним, что я рассмеялась, уткнулась ему в грудь и честно призналась:

— Ты так сердился на меня, что я представила, как ты меня на подводной лодке в эту впадину опускаешь. А потом, когда Лея предложила поговорить с Амиром, поняла, что мы там вдвоём на глубине песни петь будем, Андрюша её туда со мной пошлёт.

Глеб смотрел на меня и никак не мог понять, что я ему говорю, потом осознал, расхохотался, прижал к себе так, что я пискнула, и изрёк:

— Хорошая идея, правильная, и Андрею понравится.

— Глеб, я честно призналась, а ты… ты…

— Катенька, любимая моя жена, ты такая невероятная, такая невероятная, я каждый раз удивляюсь тебе. Я не буду тебя в эту впадину отправлять, лучше поспи дома, проснёшься, а я рядом.

— Я буду ждать тебя.

— Хорошо.

Страстно поцеловал, перенёс меня на кровать, опять поцеловал и исчез. Не раздеваясь, я обернулась в одеяло и ни о чём не думала. Ни одной мысли — все силы ушли на разговор о состоянии Амира.

Глеб всё сделает правильно. Он, как всегда, прав, что показал мне такого Амира, напряжённого, с поломанным телефоном. Я не знаю их настоящих взаимоотношений, того немногого, что мне рассказали вполне достаточно, чтобы понять, что он враг, но я не знаю истинного положения дел и не узнаю никогда. Он сам объяснит Амиру, да и Олег с Леей скажут каждый своё слово, что со мной не так просто всё, сильно не просто. И дело в том, что нам не понять друг друга, если он не посмотрит на всю ситуацию моими глазами, не примет моего видения их с Мари отношений. А сказать это так чтобы он понял, может только Глеб, который прошёл очень, даже очень сложный путь понимания меня. А то, что может сказать Олег, тоже никто ему больше сказать не сможет, я в том числе. Олег — это отдельная планета, которая пережила столько бурь и наводнений, землетрясений и ещё много разных стихийных бедствий, что как он смог из этого выйти, может рассказать только он, тот, кто убил своего сына. Интересно, что Амиру скажет Лея, она так неожиданно предложила поговорить с ним. Она что-то придумала, пока слушала меня и пришла к выводу, что может это ему сказать вместо меня, взять на себя опасность разговора. Удивительная девочка, тоненькая светловолосая девочка с необыкновенным голосом, красавица молодая жена, боевик и кто-то там с энергией.

В дверь постучали, и вошёл Олаф, сразу спросил:

— Почему не спишь?

— Думаю.

— О чём?

— О Лее.

— Да, она так меня удивила сейчас, так удивила.

— О чём она собирается говорить с Амиром?

— Катя, она умная девочка, сама говоришь, раз Глеб согласился, значит, доверяет.

— Я спросила — о чём, я знаю, что Глеб ей доверяет.

— Ну…

— Олаф.

— Потом тебе Глеб всё расскажет.

— Ну да, в лучшем случае — что всё хорошо.

Олаф радостно засмеялся, ясно, что полностью в этом Глеба поддерживает. Подошёл к постели, взял за руку, кивнул головой и констатировал:

— Молодец, с энергией у тебя в порядке, а теперь спи.

Положил мне ладонь на лоб, и я сразу уснула.

Я проснулась от дуновения ветра в лицо. Ветер был тёплым и очень уютным, он шевелил волосы и наполнял дыхание ароматами, сладкими и яркими. Пошевелившись, я осознала, что меня обнимают, и сразу открыла глаза. Глеб.

— Привет.

— Привет, как долго я спала? А почему…

Мы сидели на скамеечке перед озером, оно так сверкало в лучах солнца, что я зажмурилась. Глеб засмеялся, коснулся моей щеки губами, прошептал прямо в ухо:

— Я обещал Амиру, что он увидит тебя, когда ты проснёшься.

Не открывая глаз, я прошипела:

— А помыться, позавтракать, привести себя в порядок, хотя бы волосы причесать? Это ты специально, да? Чтобы он меня такую ужасную увидел?

— Точно.

А сам улыбается, прижимает меня к себе, всем телом меня обнимает.

— Ты после сна такая… мягкая… настоящая. Хочу в отпуск.

— Глеб! Веди себя прилично перед…

— Перед кем? Амиром?

И так руками подтвердил своё желание устроить себе отпуск, что я захихикала, но сразу опять зашипела, когда он стал уточнять перед кем нужно вести себя прилично:

— Да хоть перед боевиками, тебе всё равно, а я стесняюсь, я женщина, я не могу так. Прекрати!

Глеб засмеялся, едва слышно и очень счастливо, почему-то ему очень нравится моё смущение. Сначала он этого не понимал — как это, стесняться боевиков — а сейчас радуется, сверкает синевой глаз. Ему нравится всё, что отличает меня от их женщин: моё смущение, моя мягкость, моя нежная кожа, которой он старается коснуться при любой возможности. Я пыталась придать своему лицу строгость, но получалось плохо, потому что солнце светило прямо в лицо, и приходилось щуриться и моргать глазами. Мне пришлось закрыть один глаз, а другим грозно посмотреть на Глеба. Ему эта картина очень понравилась, и он засмеялся, полюбовался видом и заявил:

— Хватит Амиру, тебе пора завтракать.

За бассейн я боролось уже в столовой, ну почему нельзя хоть попытаться меня спросить, что я хочу, зачем сразу в столовую, даже причесаться не удалось.

— Глеб! Я хочу в бассейн, умыться, причесаться, да хоть просто головой в порядок себя привести.

— Чем?

Сидит передо мной на полу смеётся, радостно сверкает глазами. Конечно, как это мне головой себя в порядок приводить, бесполезно, можно даже не стараться. Никакое грозное выражение лица не помогало, он только целовал мне руки и смеялся. А я уже успокоилась, главное у него хорошее настроение, значит, как-то правильно договорились с Амиром, разговор получился.

Я решила дождаться, когда Глеб сам хоть слово скажет, ела и поглядывала на него. А он смотрел на меня, улыбался ослепительно и молчал. Не выдержав, я спросила:

— Как дела?

— Хорошо.

— Глеб, так и знала, я придумала, как с Амиром разговаривать…

— Лея правильно говорила.

— А что она сказала?

— Всё.

— Глеб!

— Она рассказала о тебе как девочка, которую ты спасла и сделала такой счастливой. А Олег говорил, как ты его из пепла возродила, заставила заново жить, поверить в себя.

— И зачем было обо мне говорить? Глеб, это неправильно, он должен думать о Мари, какую женщину он должен найти, понять её, самому измениться, чтобы она его поняла, приняла такого, помогла им с Мари начать жить заново.

— Он понял.

— Что понял?

— Какую ему нужно искать женщину. А я рассказал, как ему за неё придётся бороться.

Теперь я ничего не могла сказать. Однозначно, что мне никто никаких подробностей рассказывать не собирается, поговорили, как считали возможным разговаривать с врагом и всё.

— И теперь что?

— Он сказал, что всё понял, но попросил у меня разрешения увидеть тебя, когда ты проснёшься. Я показал.

— Зачем ему это, посмотреть на меня?

— Запоминал.

— Такую ужасную нечёсаную тётку?

— Удивительную настоящую женщину.

Неожиданно Глеб опустил голову, помолчал, потом решительно посмотрел на меня тёмной синевой:

— Он сейчас с Аароном уедет, Мари останется у нас.

— Аарон здесь?

— Да, я его пригласил.

— Зачем?

— Поговорить с Амиром.

— О чём? Глеб, ты уверен, что Амир не причинит ему никакого вреда? А Нора?

— Аарон с моего согласия и с согласия Норы познакомит их.

— Нору с Амиром?

— Да.

Интересный поворот событий, как Аарон на это пошёл? Настолько уверен, что Амир их не тронет? Мари. Она опять остаётся в заложницах у Глеба, причём заложницей добровольной. Я только открыла рот спросить, а знает ли Нора, кто такой Амир, как Глеб сразу мне ответил:

— Олег всё рассказал Норе, и она согласилась встретиться с Амиром.

— Олег?

— Он сам так решил. Ты права, у Амира сейчас будет много важных дел.

И засмеялся так странно, видимо список дел Амиру они составили большой. Я лишь вздохнула, поняла — всё, больше он мне ничего не расскажет. Придётся с другой стороны подходить:

— А где Лея?

— Они с Олафом в школу уехали. Друзей для Мари искать.

— Кого?

— Ты сама Амиру сказала, что ей нужны друзья, раз Серж с ней не уедет.

— Мутанты?

— Пока да, Олаф ему предложил подобрать мутантов с минимальным процентом агрессии и сильной энергией. Они ей будут помогать развиваться физически и психологически.

— Он тоже на встрече был?

— Не сразу, мы его позже пригласили.

— А кто ещё был?

— Виктор с Самуилом и Илья поехали, когда я вернулся.

— Глеб!

— Но ты же спала.

Ну вот, Олаф специально меня энергией усыпил, чтобы я не мешалась им — спи красавица, мы тут маленькую разборку устроим, а ты спи, ты уже всё сказала. А встречи меня с Амиром Глеб не допустит, по крайней мере сейчас. Всё что угодно придумает, всю компанию поднимет, заявит, что они сами так захотели, а меня усыпит или ещё как устранит с поля боя. Небось, столько на Амира навесили проблем, связанных с воспитанием девочки, что тот уже побежал с Аароном косметику покупать. Точно, Виктор мог заявить для важности, мол, Катя так сказала, без косметики никак. Ага, только боюсь, Амир сильно удивился: такая сама кикимора по утрам, а туда же — про косметику для его дочери рассуждает.

Глеб улыбался и ждал моей реакции, хитро так улыбался, невероятное сияние глаз, яркое, а в моей голове проявилась мысль — ведь действительно теперь можно отпуск устроить. Амир будет занят, пока будет разбираться со списком дел, и мы можем хоть на день устроить праздник. Я опустила глаза и робко попросила:

— Глеб, ты самый лучший муж. Только я в бассейн хочу, плавать и плавать. Мы можем в наш счастливый бассейн съездить, раз осада снята?

— Можем.

Ну, хоть бы переодеться в спальню заскочил, а то сразу в машину и вихрем, я в себя пришла уже на подъезде к бассейну. Сумасшедшая скорость и рука на коленке, а я даже скандал развить не успела, только начала слова возмущённо произносить, рот открывать, а ему хоть бы что — сияет глазами и улыбается. Ну, как мальчишка, какой командор грозный, кто сейчас скажет, что он ещё вчера был как скала могучая, от взгляда которого все склоняли головы и не могли звук произнести?

Выходя из машины, я замерла на мгновение и плотно закрыла рот — оказывается, нас сопровождали две машины с боевиками, когда успел? Или сам собирался устроить себе выходной? Глебу понравилось, что я опустила глаза и проглотила слова возмущения, он даже наклонился ко мне и с улыбкой спросил:

— Ты что-то хочешь сказать?

Я только промычала нечленораздельно и грозно посмотрела на него. Конечно, куда же боевики уйдут, где они такое ещё увидят, такой спектакль: я ему до плеч даже не достаю, цыплёнок перед волкодавом, а грозно мычу, и они понимают, что скандал ещё состоится, как только мы войдём в пределы действия глушителя.

5

Глеб гладил мою ногу и тихо приговаривал:

— Изумительная ножка.

При этом не давал мне возможности звук произнести, мягко, но очень плотно закрыл мне рот ладонью. Мы опять… почему — мы? Конечно — я, учинила разборку. Но просто так пережить очередной приступ ревности Глеба не смогла. Когда я, наконец, добралась до бассейна и стала просить его нырнуть со мной на дно, он неожиданно стал рассуждать о том, что идея с подводной лодкой ему очень понравилась и надо сказать Андрею, чтобы тот переоборудовал имеющуюся. Я наивно поинтересовалась:

— У тебя есть подводная лодка?

— Есть, контролировать действия боевиков в воде.

Улыбнулся и подробно описал, как он её оборудует, чтобы мне было там удобно жить.

— Жить? Что ты имеешь в виду? Как это — жить?

Я чуть не утонула, когда посмотрела на него, а он сидел на бортике и не улыбался, очень серьёзный взгляд, почти взгляд командора. Лишь немного поплавав в задумчивости, я смогла подплыть к нему и спросить:

— Глеб, а почему я должна жить в подводной лодке? Амир же уже тебе не враг.

— Дело не в Амире.

— А в чём?

— В тебе.

— Я что-то очередной раз совершила, пока спала?

Он смотрел на меня странным взглядом и молчал. Так плотно молчал, что меня стало относить от него волной, я не стала сопротивляться, легла на спину и отдалась движению этой раздражённой энергии — ну и сердись непонятно на что. Так страстно только что любил, говорил такие слова, от которых у меня голова шла кругом, и сердце готово было выпрыгнуть из груди, и вот опять что-то надумал себе в прекрасной и умной голове.

Глеб не стал прыгать в воду, но явно успокоился, энергия спала, волна остановилась, и я просто смотрела в небо. Удивительное ощущение полного покоя: вода, небо и… сердитый Глеб. И вот что опять случилось? Явно был счастлив, когда ехал сюда. С тем, что я человек вроде бы разобрались, что он меня любит, тоже, что я его люблю, признал, что ещё? Неожиданно послышался голос Амира, я едва справилась со своими ногами, чуть не утонула, пока переворачивалась, откуда он здесь? Но это оказалась запись разговора Глеба и Амира. Глеб держал в руках какой-то аппарат и из него Амир говорил, как он поражен мной, моим умом и красотой, удивительным спокойствием и выдержкой, с которой терплю боль. Амир говорил очень проникновенным голосом:

— Глеб, ты не понимаешь, как одарила тебя судьба. Катя создана для любви, настоящей, той, которая единственная во всех мирах, создана самой природой. Её сердце носит в себе все возможные на земле чувства, а энергия обладает уникальными свойствами. Я знаю всё о передаче энергии тебе, видел записи.

— Что ты хочешь мне сказать?

Глеб был спокоен, как спокойна скала, о которую разбиваются любые штормы. Амир тем же голосом продолжил:

— Наш мир существует только на силе, а Катя принесла красоту и чувство. Её энергия и кровь изменили наш мир…

— Кровь? Ты сказал кровь?

Голос Глеба стал тише и страшней какой-то неизбежностью битвы, как звук доставаемого из ножен меча.

— Да, кровь. Её кровь создана природой для изменения нашей энергии в состоянии агрессии, что с тобой и произошло.

— Мою агрессию преобразовала любовь.

— Ты прав — любовь. А любовь — это выбор, выбор Кати. Когда я увидел её в одеянии, то сразу понял её истинную сущность, она исцеляет только того, кого выберет сама. Тогда она выбрала тебя, может быть, не очень осознавая почему, назвала это чувство любовью и верит. Увидела девочку-мутанта, решила, что она ей нужна и изменила её, вернее создала. Илья показал ей процесс — и он изменился только от её благодарности за понимание. Катя выбирает, кому отдать своё чувство.

Амир произнёс слово из одних гласных звуков, и я больше догадалась, чем узнала, что он назвал настоящее имя Мари.

— И её Катя выбрала сама, захотела мою боль излечить, взяла на себя болезнь дочери, поэтому ноги не заживали. Она своим чувством излечила болезнь, я только ей помог немного. И ты бы смог, только не знал — как. Ты её не чувствуешь так, как чувствую я.

Дальше слушать я не стала, нырнула в воду и изо всех сил поплыла в глубину. Глеб достал меня практически без чувств, я почти не дышала. Он уложил меня на пол и стал разминать грудь, но я только мотала головой, мутная пелена перед глазами мешала дышать, я только широко открывала рот, но воздух в легкие не поступал. Наконец, Глеб ударил меня по щеке и поднял на колено, я сразу со свистом задышала от страха, что он сейчас меня пороть будет. Немного придя в себя, я услышала, что Амир продолжает что-то говорить и сиплым голосом попросила:

— Выключи его.

Глеб посмотрел на меня тяжёлым взглядом, но кнопку нажал и Амир, наконец, замолчал.

Мы долго молчали в постели, Глеб завернул меня в полотенце, подумал и завернул ещё и в одеяло, я стала похожа на куколку бабочки, но сопротивляться не могла.

— Глеб, мне жарко, достань, пожалуйста, меня, разверни.

Он чуть помедлил, провёл кончиками пальцев по моей слегка опухшей щеке, коснулся губами, тяжело вздохнул и стал разматывать меня из кокона. Облегчённо вздохнув, я прижалась к нему и зашептала:

— Неужели ты ему веришь?

— Он прав.

— Откуда он всё знает?

— У него хорошая разведка.

— Лучше твоей?

— Хорошая.

— А записи он откуда взял?

Глеб гладил меня по плечам и молчал. Я посмотрела ему в глаза и увидела плотную черноту.

— Ему кто-то передал?

Та же чернота, и чтобы я её не видела, он закрыл глаза.

— Кто?

Он обнял меня, но ничего не сказал.

— Арно? Почему?

— Не думай об этом.

— Поэтому ты ему не доверял? Подозревал? Поэтому он исчез?

— Ты не должна об этом думать.

Я вспомнила неожиданное смущение Самуила, когда однажды заговорила об Арно, но он, конечно, ничего мне не сказал — приказ командора. Не следует меня беспокоить такими мелочами как предательство. Мне хочется думать, что Арно так поступил вынужденно, что такой страшный лис как Амир нашёл способ воздействия на него, и у Арно просто не было выхода. Но опять же понимаю, что Глеб изначально не доверял ему, согласился принять только когда у него самого выбора не было. Ну, увидел и увидел всё Амир, подумаешь, мне было больно, не ему.

— Ты после этого решил, что ужас и темнота?

— Нет, это мы сегодня говорили.

— Сегодня?

— Ночью.

— А Олег? Он всё слышал? И Лея? А что они сказали, а ты что ему ответил?

— Ты решила топиться раньше, не дослушала.

— Я не топилась.

Глеб сделал такое лицо, что я засмеялась, это была маска какого-то африканского божка с глазами лемура и кривыми губами. Я решительно поцеловала эту маску и заявила:

— Амир может думать всё что угодно, теперь у него много своих забот, вот пусть ими и занимается. Ты лучший на свете муж и мне совершенно всё равно…

— Он прав.

— Глеб, в чём он прав?

— Во всём.

— Хорошо, пусть будет прав. Женщина всегда выбирает сама, да он в этом прав — я выбрала тебя.

Он смотрел на меня, и в его глазах уже не было черноты, но они так и не вернули свою сияющую синеву, мысль о моём выборе почему-то тревожила его.

— Я тебя выбрала в первый момент нашей встречи.

И опять никакой реакции, штормовая синева ни на йоту не изменилась. Я зашевелилась в его руках, но Глеб меня только сильнее обнял и прижал к себе. Ну что ж, сейф так сейф, лодка так лодка.

— Ты меня сразу из бассейна в лодку отправишь? Или подождёшь, пока Андрей её усовершенствует? А Лея тоже сразу со мной поедет? А вдруг Нелли с Арни такие же? Я же их призвала, значит, они такие же, их тоже придётся в лодку сажать. Будете иногда нас доставать, поцелуете и опять на дно.

— Катя… я… не знаю…

И глаза закрыл, плотно сжал веки, я не удержалась, коснулась кончиками пальцев этих удивительных ресниц.

— Глупый, ты такой умный и такой глупый невозможно какой. Вот почему ты не поверил мне, когда я тебя ревновала к Мериам?

— Как ты можешь сравнивать себя и Мериам?

— Как это — как? Такая красота, я таких даже в кино не видела, и она ваша, с ней никаких проблем, и умная и добрая и…

— Я никогда не любил её.

— А я что, почему ты решил, что раз я выбираю сама, обязательно должна выбрать кого-то другого? Амира, например?

Глеб тяжело вздохнул, но опять закрыл глаза и сжал губы.

— Я действительно не смог помочь тебе, он чувствует твою энергию лучше, в этом он прав.

— Ну и что? Он столетиями спасал свою дочь, весь его организм на это настроен. И вообще, мало ли что кто-то другой делает лучше тебя? Он всё равно не ты. Глеб, любовь — это что-то такое, что или есть или нет. И всё.

— Во всём, что касается тебя, я должен быть лучшим.

Вот в чём проблема, вот откуда ноги растут. Ревность чувство страшное, она всегда найдёт повод, назовёт этот повод причиной и начнёт военные действия. Глеб сделал себя сам, прошёл невероятные испытания судьбы, боролся со своей сущностью, спасал многих, тех, кого сама природа сделала изгоями, спас меня и продолжает спасать всех, людей в том числе. Он сам сделал себя лучшим во всём их мире. И Амир это всегда понимал, именно он и понимал, что Глеб выделяется собой, своим характером и поведением в их жестоком мире, поэтому он всегда должен быть сильнее и умнее всех, чтобы побеждать. А когда появилась я, эта необходимость быть лучшим увеличилась на порядки только для того, чтобы меня спасти. И Амир это тоже в нём просчитал, эту ответственность Глеба, постоянную необходимость характера быть лучшим. Особенно когда заявился другой доминирующий соперник. Ну, это Амир помог ему так решить, что он уступает, что он может проиграть в борьбе за мой выбор. Кто знает, какие тайны хранит память Амира-человека, какой личный опыт у Амира — мужчины, ведь если рассуждать, например, по опыту Олега, то доверять женщинам нельзя, они всегда могут изменить свой выбор. А так как с ревностью у Глеба всегда было очень просто и ясно — все, кто мужского рода подозрительны, то Амиру не пришлось сильно стараться. И опять Глеб нашёл самый простой способ, дал мне возможность самой услышать, откуда повод ревновать проявился, мол, не сам придумал. Правда сразу предупредил, что подводную лодку уже готовит, не очень обращая внимания на мой якобы свободный выбор.

— А ты для меня всегда лучший, всегда-всегда. Я люблю тебя и буду любить только тебя.

Глеб поцеловал меня и прошептал:

— Прости меня.

Он всё помнит, вспоминает мои ужасы каждый раз и страдает, сам не даёт себе возможности простить себя. Я смотрела в эту темноту и думала лишь о том, что никогда не прощу Амиру этих глаз, заполненных тёмной болью.

— Никогда. Ты так долго не говорил, какая я красивая, я из-за этого мучилась, переживала, даже худела. И в любви тоже никак не признавался, сам говорил, что без меня тебе жизни нет, а почему непонятно…

Глеб сначала превратился в статую после моих первых слов, потом в глазах стали проявляться синие всполохи, он улыбнулся и страстно поцеловал меня.

— Конечно, теперь целуешься, а раньше слова не скажет, посмотрит мрачно и исчезнет. Знаешь, как тяжело было, я тебе уже сто раз в любви призналась, а ты никак, ну никак, уже и так я к тебе и сяк, а ты сразу исчезать. И плакала уже и приставала неприлично…

Глеб расхохотался, сверкнул синевой глаз, закрыл мне рот ладонью и стал описывать различные части тела, и, конечно, начал с моих изумительных ножек. Продолжалось действо недолго, сил не хватило просто ограничиться перечислением моих красот, руки затребовали участия, быстро глазами наелся.

Мы возвращались уже почти ночью. Глеб предложил остаться ночевать здесь, но телефон уже звонил несколько раз, и я заметила, что его взгляд сразу менялся, значит, едем домой. Выходной прошёл очень быстро.

Глеб принёс меня в комнату, поцеловал и сразу ушёл, сказал лишь:

— Отдыхай.

Не было его и утром. Я искупалась в бассейне с розами — васильки, видимо, реже встречаются в Италии, чем розы — и пошла завтракать. В столовой сидел Олег и грозно с кем-то говорил по телефону, я никогда не слышала такого тона, ну кроме того случая, когда он рассердился на меня за булку в тесте. Он кивнул мне, но глаза опустил, не хотел, чтобы я их видела, значит, действительно что-то случилось. Осторожно опустившись на стул поближе к нему, я замерла в ожидании окончания разноса кого-то. Олег быстро посмотрел на меня и закончил разговор, но взгляд поднял не сразу, успокаивался. Амир, я только головой покачала, можно даже не сомневаться в причине такого раздражения Олега, вряд ли он мне расскажет, но и так понятно. Наконец, он посмотрел на меня ясным взглядом и уже совершенно спокойным голосом поздоровался:

— Доброе утро.

— Привет. Амир?

— Он.

— Война?

— Нет, так, мелкие стычки.

— И ты так рассердился?

— Нервы.

Ага, у него и нервы, я вопросительно на него посмотрела, а он мне ослепительно улыбнулся, всё ясно, сейчас скажет — не волнуйся, лучше иди поспи, отдыхай от отдыха.

— Катя, не волнуйся, всё хорошо…

— Ну да, сейчас Самуила позовёшь, чтобы я пару суток поспала и не мешалась вам под ногами.

— Хорошая мысль.

— Я лучше пойду погуляю, можно в сад?

— Можно. Я с тобой.

И протянул мне Диану с камешком — всё ясно, что дело сумраком пахнет. Я хмыкнула, но спорить не стала, неизвестно где Глеб, да и разговор у меня к Олегу сложный, не будем сразу сердить, хотя всё равно рассердится.

Я не позволила Олегу нести меня на руках, радостно помахала боевикам под его недовольным взглядом, потом взяла за руку и усадила на скамеечку. Он усмехнулся, но подчинился мне, посидел рядом пять секунд, не выдержал и пересел на дорожку передо мной.

— Говори.

— Глеб когда вернётся?

— Скоро.

— Амир нас видит?

— Уже нет.

— Пытался?

— Пытался.

— А можем сделать так, чтобы он нас видел?

— Что ты придумала?

Я ответила вопросом на вопрос:

— Что ты ему сказал?

— Ты слышала запись.

— Нет, я… в общем, не смогла.

— Топилась?

— Нет! Олег, не важно, не слышала и всё.

— Значит, топилась.

— Олег! Не топилась, сбежала на дно. Вот.

Он не понял разницы, долго смотрел на меня вопросительно, но я не стала вдаваться в подробные объяснения, опустила глаза и закусила губу. Олег громко хмыкнул, но ответил:

— Я ему популярно объяснил, что полностью с ним согласен, он во всём прав.

— Как прав?! Олег, что ты говоришь?

— Я? Это он всё сказал.

— И ты с ним согласился?!

— Конечно, ты у нас такая и есть.

Олег смеётся надо мной, глаза светятся, ослепительная улыбка. Я постучала пальцем ему по лбу.

— Олег, что ты ему сказал?

— Что богиня сама выбирает, кого любить.

— Олег!

— Катя, я так и сказал. Правда, потом ещё чуток объяснений добавил, чтобы уже всё понял.

— Богиня требует подробностей.

— Катя, я так ему и сказал, что тебя нельзя сравнивать с обычными женщинами, ты ни под какое сравнение не подходишь.

Рассмеялся негромко, голову опустил, даже своими саженными плечами повёл, как будто ими объяснял Амиру, как меня нельзя сравнивать ни с кем. Потом поднял голову, хитро на меня посмотрел и решил договорить своё объяснение:

— Катя, я ему сказал, что ты кого-то любишь не за что-то, а потому что. И картинку показал, как ты меня убеждала, что я достоин новой жизни и от всех клятв освободила. Всё показал.

Значит и рассказ о себе тоже? Олег кивнул, показал.

— Тогда почему он… зачем Амир сейчас пакостит?

— Пытается обратить на себя твоё королевское внимание.

Ну да, один синеглазый тоже очень оригинально действовал. Олег рассмеялся, взял меня за руку и признался:

— Ну, было, все мы мужчины одинаковые, пока поймём, много ошибок успеем наделать. Лея молодец, умная стала.

— А она что сказала?

— Катя, понимаешь, Лея сейчас счастлива, вот она своё счастье на него и вылила, Амир в нём чуть не утонул.

— Как это?

— Лея сказала, что ты её из никому не нужного мутанта счастливой женщиной сделала, относилась как к ребёнку, настоящему человеческому ребёнку и любить научила. Заставила забыть все свои ужасы детских воспоминаний и увидеть Андрея, которого она ни на кого никогда не променяет, на него тоже.

— Так и сказала?

— Да. Сказала, что в любви не важно, каков ты, главное, что ты кого-то любишь. Ребёнок любит своего родителя не за «что», а «почему». Что ты её просто любила и защищала, как человека, понимала всегда. И ещё…

Олег неожиданно замолчал, странно на меня взглянул, даже на какое-то время опустил голову, но что-то решил для себя и со значением посмотрел на меня.

— Лея сказала, что ребёнок всегда чувствует настоящую любовь своих родителей, в данном случае отца, ему не нужны доказательства, он просто эту любовь чувствует. Как сейчас Мари своим сердцем чувствует отношение к ней Сержа и Ильи, их искренность, открытое сердце. Как она сама всегда чувствовала твоё к ней отношение. И Амиру придётся научиться так любить свою дочь.

Я долго думала, Олег не мешал мне, только внимательно на меня смотрел. Всё правильно, это могли сказать только они, именно Олег и Лея. Рассказать и показать то, через что придётся Амиру пройти, чтобы заново заслужить любовь своей дочери. Только очистившись, переборов свою сущность хищника, рассказав всё своей дочери, он сможет её заново полюбить так, как любил когда-то в своей человеческой жизни. Кстати, о человеческой жизни.

— А что известно о его жене?

— Ничего. Виктор уже много раз искал везде, где только мог, никаких документов и упоминаний о существовании такой семьи. Понятно, что Амир не его настоящее имя, судя по имени, настоящего имени Мари, его самого звали иначе. Я тоже пересмотрел все возможные варианты, но сейчас язык уже практически утрачен и документов сохранилось слишком мало. Да и сам Амир мог уничтожить любое упоминание о себе настоящем — человеческом.

Опять задумавшись, я проговорилась:

— Осталось всё выяснить экспериментальным путем.

— Катя.

— Олег, только разобравшись в его прошлом, можно понять его нынешнее поведение.

— Объясни.

— Как он относился к своей жене, любил ли он её, может быть, она его предала, а может, наоборот, сильно любила его, и он перенёс своё отношение к жене на отношение к дочери. Да может быть много вариантов, но сейчас именно его прошлый человеческий опыт довлеет над ним. Ну, конечно, с учётом его нынешнего положения.

— И как ты собираешься это выяснять?

— Очень просто, по основным возможным вариантам отношения к жене: любил или не любил. Ты знаешь, у меня ощущение, что он не был простым человеком. Он слишком умён и опытен для простого земледельца, он был каким-то руководителем… ну, в смысле царём или военачальником, поэтому смог стать таким и в вашем мире, одним из сильнейших.

— Возможно, ты права.

Подумал и утвердительно кивнул головой:

— Ты права. Но документов практически нет, мы не нашли ничего…

Неожиданно замолчал, что-то вспомнил, посмотрел на меня и сказал:

— Тебе пора отдохнуть.

— Олег, подожди.

Уже поднявшийся Олег, мрачно посмотрел на меня, но всё же опустился обратно.

— Катя, без разрешения Глеба ты не будешь ничего делать.

— Нет, конечно, нет. Олег, пойми, только я могу сказать Амиру, что у него нет никакого шанса как-то повлиять на меня и Глеба. Судя по тому, как он продолжает пакостить, это уже не просто разведка, или как вы там называете такие выходки, это стремление что-то нам доказать. Ведь его ничего уже не останавливает — ни то, что его дочь здесь, ни то, о чём вы говорили — он продолжает изводить Глеба, ищет его болевые точки. Даже если вы и найдёте что-то в его прошлом, только я могу высказать ему все свои претензии.

— Претензии?

— Конечно, он же мне что-то доказывает.

Олег так усмехнулся, что мне пришлось даже постучать по его лбу кулачком, он не стал отворачиваться, уже открыто улыбался — идея Виктора о доминирующем самце как-то уж очень всем местным мужчинам нравится. Я поймала себя на мысли, как Олег изменился в последнее время, смеётся, так шутит, что Виктор в обморок падает, он неожиданно стал подчёркивать важность отношений мужчины и женщины, именно чувственных отношений. Как будто в нём, наконец, проснулся обычный мужчина, который смотрит на меня совершенно иначе, не так как смотрел раньше, настоящим мужским взглядом. Арни! Он знает, что его ждёт его женщина, будущая жена.

— Олег, а где Арни? Ты её хоть иногда видишь?

— Вижу.

— Живьём? Ну, в смысле ездишь к ней?

— Пока нет, опасно.

— Передай ей от меня привет.

— Хорошо.

И совершенно другие глаза, ясные, очень добрые. Он улыбнулся, хитро на меня посмотрел и признался:

— Платье готово.

— Молодец, Арни уже видела?

— Нет, но мне очень нравится.

Ну да, свадебное платье тоже для мужа, невеста прилагается. Я расхохоталась, Олег сначала напрягся от моего смеха, но понял мои мысли, тоже улыбнулся:

— Виктор ещё выбирает, никак не может остановиться, а в украшениях Нелли уже не сможет стоять.

Всё-таки они удивительные: осада Амира, ежедневные разборки, а они и платья уже выбрали для своих невест и драгоценностей где-то нашли. Олег вдруг стал серьёзным, поцеловал мне руку и сказал каким-то притихшим голосом:

— Ритуал через два дня.

— Уже? А осада, а Амир этот?

— Глеб решил, что главы кланов сейчас готовы объединиться и будут согласны, тень Амира нависла над всеми. Аарон познакомил его с Норой уже как с будущей своей женой.

Он тяжело вздохнул, печально покачал головой:

— Так их легче защитить.

— Арни любит тебя.

— Я знаю.

— Ты будешь ей настоящим мужем.

— Достойным?

— Самым лучшим на свете.

— Я буду держаться.

— Олег, о чём ты говоришь? Нора уже легко прошла всё, только слабость, это у меня всё было ужасно, но сам понимаешь, это я такая…

— Не говори ничего, если бы ты не прошла всё за нас…

— Олег…

— Катя. Я сказал Амиру, что обязан тебе своей жизнью и счастьем, ты — это не только Глеб, ты — это ещё и мы все.

— Хорошо, пусть будет так. Но как-то он никаких выводов не делает, как-то уж очень по-своему всё понимает.

— Понимает, как умеет, мы тоже не сразу тебя понимали. Глеб вернулся, пойдём в дом.

Я опять помахала боевикам, которые даже не пытались прятаться, они мне улыбнулись, но Олег сделал лицо, и они исчезли.

Глеб стоял на ступеньках крыльца и улыбался, только выражение лица поменять ещё не успел и знак власти как-то опасно сверкал на галстуке, очень воинственно. Весь в чёрном, только красный пламень камня, он стоял так, что казалось, он кому-то себя демонстрирует, всю свою силу — ещё немного и взовьется грозным мечом, за которым не в состоянии уследить глазу. Я опять не позволила Олегу нести меня на руках и даже остановилась в какой-то момент, так была впечатлена позой Глеба. Шёпотом спросила Олега:

— Что-то случилось?

— Он с Амиром встречался. Катя, ты одумайся хоть на пару часов.

— Я этого… сама на ленточки.

Неожиданно Глеб засмеялся, конечно, он ведь слышал мои слова. Ослепительно улыбнувшись и помахав ему рукой, я заявила Олегу:

— Провожай командора и его жену в столовую на обед.

Как Олег удивился, смотреть не стала, быстро пошла к Глебу и кинулась ему на руки, сразу поцеловала.

— Привет, я так соскучилась, пойдём меня кормить, Олег обещал до столовой проводить.

— Проводить?

— Да, я жена командора, мне нужны провожатые.

— А я?

— А ты командор, муж.

Муж и командор ничего не понял, посмотрел на Олега, тот только плечами пожал, даже не будет пытаться меня понять, но уже хорошо, что ушли с опасного открытого пространства под защиту дома.

В столовой Олег сел на диван, а я притянула Глеба к себе, заставила сесть рядом, он не сопротивлялся, уже с интересом смотрел на меня, ясно, что я что-то придумала, осталось выяснить, чем ему это грозит. Особенно после моего заявления, что я порву Амира. Я не понимала, что ела: мысли двигались так быстро, казалось, я даже не успеваю их подумать, но уже точно знала — где-то там в моей умной голове они встанут стройными рядами и независимо от меня смогут чётко и ясно выразить всё, что собираюсь сказать. Глеб спокойно курил и ждал, иногда они переглядывались с Олегом, но ничего не говорили. Наконец, я осознала — можно говорить, закурила сигарету и спросила:

— Глеб, скажи, ты помнишь тот день, когда я ещё без сознания лежала в твоём доме?

— Я всё помню.

— Только сейчас я поняла, что полюбила тебя уже тогда, я же улыбнулась тебе, я уже видела тебя, ещё ничего не понимала умом, он ещё спал, а душа уже увидела тебя и полюбила. Тогда на тебя моя одинокая душа смотрела, она увидела твои страдающие глаза, твою боль, твою мечту.

Глеб вздрогнул, медленно взял меня за руку, едва коснулся губами.

— На самом деле я тогда тебя выбрала, в санатории только мысль появилась, а потом душа решила. Только ты долго не мог мне поверить, и всё боялся, что не сможешь меня любить, себе не верил, думал, как это — разве можно тебя любить, разве можешь ты сам любить. Поэтому нам пришлось все эти испытания пройти, закон нам помогал понять друг друга, поверить в себя.

— Катя, это ты…

— Это мы вдвоём, мы в этих испытаниях стали единым существом, всем едины, кровью, энергией, душой и телом. Ты даже захотел меня в себе носить, помнишь? Только то и остановило, что я секреты твои командорские узнаю. Небось, уже и с Самуилом обсудил?

Тот звук, который произнёс Глеб, определению не подлежит, а я быстро посмотрела на Олега и увидела статую с широко открытыми глазами — это мне и надо, молодец я. Что ж, идём дальше:

— А сначала так меня боялся, прямо ужас. Скажи мне, сколько раз ты пытался от меня сбежать?

— Катя, я…

— Мне перечислить? Мало того, что как только чуть что с энергией, так сразу бежать, совсем не думал, что я это от тоски энергию теряла, ведь ты внимания на меня никакого не обращал. Ты вспомни, какой ты был мрачный тип, увидишь, что я с Виктором или Олегом в столовой смеюсь, так сразу и разгонишь всех по делам, прямо на ходу придумаешь разных дел, только чтобы я в одиночестве сидела.

Глеб как-то странно посмотрел на Олега, а тот кивнул и очень серьёзно подтвердил:

— Постоянно, ты нас разгонял так, что было страшно с Катей оставаться. Мы тогда все дела на год вперед переделали.

— Вот-вот, букет тайно ночью поставишь на столик у кровати, и сразу бежать. Если бы я истерику не закатила, то ты бы меня в Париж никогда не повёз, а если бы не Лиза — то и в Норвегию бы никогда не поехала. Ты что думал, если драгоценностями меня увешал, рядом на командорских совещаниях поставил и всё, на этом наши отношения и закончились как мужа и жены? Сколько раз я тебя пыталась поцеловать? Только на лестнице в Париже и решился, боялся, что упаду на глазах у всех гостей, и тебе стыдно будет. Олег, ведь правда, скажи ему, только когда память потерял, тогда и увидел, какая рядом с ним женщина, жена, между прочим.

Олег смотрел на нас сияющими глазами, понял, к чему моя тронная речь, может какую мысль уловил. Глеб обнял меня и тихим голосом извинился:

— Прости меня за всё.

— Простить? Я ещё не всё сказала, у меня такой список твоих грехов, что некоторые при Олеге говорить даже нельзя.

— Каких?

Олег спросил таким голосом, что Виктор бы не смог этого пережить, ему так уже не повторить, Глеб поднял на него глаза и грозно отрезал:

— Никаких.

— Ага, никаких, Олег вот тебе и скажу, это я его…

Продолжить я не успела — Глеб мне закрыл рот ладонью, подождал минуту и уже спокойно спросил:

— Что ты задумала?

Я весело на него посмотрела и помычала, что ответить не могу. Глеб вздохнул, но деваться некуда, надо как-то выяснить, что стоит за моей выходкой, вот уж об этом мы давно не говорили, я не просто так всё вспомнила, да ещё и Олега в свидетели призвала. Он осторожно убрал свою ладонь, в полной готовности снова закрыть мне рот, если вздумаю продолжить раскрывать перед Олегом наши семейные тайны. А я засмеялась и заявила:

— Олег, передавай от меня привет Амиру.

6

Наступила напряжённая тишина, Глеб смотрел на меня тёмным взглядом, ничего хорошего не предвещавшим. А я уткнулась ему в грудь и прошептала:

— Глеб, ну Глеб, он должен понять, что шансов у него нет, никаких шансов. Я выбрала тебя навсегда, сама выбрала и добилась твоей любви. И ты должен это понять, не поддаваться на его провокации, он уже осознал, что ты не допустишь нашей встречи, поэтому и нападает, напоминает о себе, а заодно и тебя изводит. Амир должен узнать моё мнение обо всём, он же это мне доказывает, что он самый достойный теперь, в смысле самый сильный и всякое такое. Мне надо ему сказать, что он мне совсем не нужен, ни сейчас и ни когда-нибудь потом, что ему не обо мне думать надо, а о той, которую должен искать.

Глеб внимательно слушал меня, но взгляд оставался тёмным и напряжённым.

— Он услышит только меня, ты для него соперник, он воспринимает то, что ты говоришь только как информацию обо мне. Я для него интересная и полезная игрушка… не так, я для него надежда на будущее, которого у него и не было никогда — он всегда жил своим человеческим прошлым, он за него все эти столетия боролся, так правильно.

Замерла на мгновение, какая-то мысль никак не могла сформироваться, я даже головой помотала, чтобы эту мысль осознать.

— Амир же видит, какими вы стали все, только ошибается, думает, что это я, никак не понимает, что это вы сами такие, вы готовы уже были поменяться. Он свою сущность… он врос в неё, и она его теперь душит, и с дочерью из-за неё не может по-настоящему начать общаться, и жить хочет уже иначе. Только он всё это связал со мной, не понял, что он сам должен сначала измениться.

Олег задумчиво произнёс:

— Катя, это как с Аароном, только сложнее.

— Похоже ты прав, только Амир сам по себе значительно сложнее и страшнее своей болью.

Командор, наконец, вышел из своей мрачной задумчивости и спросил:

— Ты думаешь, если Амир увидит твоё… то, что ты сейчас наговорила, он сразу всё поймет?

— Не сразу, но зерно сомнения в нём уже прорастёт. Он слишком умён, он поймёт, я не просто так ему эту картинку посылаю, а ты её разрешил ему послать.

— Кровь.

— Да, Олег, кровь.

— Я…

— Глеб, я твоя, понимаешь, только твоя половинка, в тебе моя кровь, моя энергия, моя жизнь. И я тебе её отдала сама, это он тоже знает.

Взгляд Глеба посветлел, он повёл губами, и они образовали усмешку, жёсткую, решительную.

— Твоя кровь, энергия и борьба за любовь.

— Да, моя борьба за твою любовь.

— Моя.

— И твоя тоже, наша борьба за любовь. Чтобы он совсем всё понял, можно ещё что-нибудь добавить.

— Документ.

Олег что-то вспомнил, вскинул голову и посмотрел на командора, тот кивнул, и он исчез. Я вопросительно подняла глаза на Глеба и увидела ясную синеву и ослепительную улыбку — от удивления даже рот открыла, прикрылась вопросом:

— А какой документ?

— Катя, ты пугаешь меня своим умом и проницательностью.

— Вот-вот, бойся, а то думал, я только посудой могу кидаться. Запомни — страшнее женщины зверя нет, особенно когда она за свою любовь борется, попробуй только в сторону посмотреть.

— В какую сторону?

— Ни в какую.

Глеб какое-то время удивлённо смотрел на меня, потом вспомнил, что сам когда-то так мне сказал, и захохотал, обнял меня, чмокнул в макушку и, сквозь смех, произнёс:

— Ты неподражаема, да кто же с тобой сравниться может?

В столовой появился Олег с листом бумаги в руках, встал перед нами и что-то прочитал на языке Амира, я сразу его узнала по напевности звучания. Положил лист на стол и перевёл:

— Здесь говориться о госте города, вожде одного из соседних племён, живших в глухих лесах, который приехал выбрать себе жену. С этими племенами жители города старались не враждовать, слишком они были сильны и таинственны, о них практически ничего не было известно, как и о судьбе тех женщин, которых вожди выбирали себе в жены. И женщин они выбирали странно — просто ходили по улицам, смотрели, иногда брали за руку, а потом указывали на кого-нибудь и забирали с собой. Правда, выкуп платили большой, поэтому никто не спорил, да и опасно было спорить.

— То есть они энергию у этих женщин проверяли, раз за руку брали?

— Видимо они искали свою энергетическую половину.

— Но ведь его дочь — человек, значит, он тоже был человеком и жён они выбирали из людей. Как это? Он же не из вашего мира, он потом таким стал, чтобы свою дочь спасти. Тогда кто он? Значит, он уже тогда сам был непонятно кто?

Олег покачал головой, я задала слишком много вопросов, чтобы он смог хотя бы на один успеть ответить. Ответил Глеб:

— Это могли быть люди, которые уже тогда управляли энергией, понимали её и пользовались своими возможностями. Поэтому их никто и не мог победить.

— А куда они потом делись? Ведь с их возможностями они должны были жить вечно, ну долго, то есть, раз их невозможно было победить…

— Болезнь.

Олег положил ладонь на лист бумаги и повторил:

— Их всех уничтожила болезнь Мари, она последняя в их роду, единственная из всего народа.

Я даже руками взмахнула, вот оно объяснение — она не только его дочь, она единственный чистый представитель его народа! Остались только они, но Амир уже не настоящий, вирус сделал его великим и почти бессмертным, но его кровь уже не человеческая. Он её никогда не обратит, она последняя из древнего таинственного народа, который уже в те века умел управлять энергией. И она умеет ею управлять — не захотела уезжать и всё, пожалуйста вам, сразу потеря сознания. А что будет дальше, когда она осознает себя?

— Катя, не выходи из дома. Андрей пост один, Олег…

— Глеб, подожди, дай мне сказать!

— Катя.

— Я всё понимаю, и никуда не буду выходить, пусть будет пост этот, только дай мне сказать!

Глеб мрачно посмотрел, а Олег тоже вскинул на меня строгие глаза. Я решительно поднялась и заявила:

— Мне нужно с Амиром поговорить! Глеб, пусть мои слова Олег ему пошлёт! Вместе с той картинкой, как сопроводительное письмо.

Металлическим голосом командор спросил:

— И что ты ему хочешь сказать? Он сейчас весь мир перевернёт, только чтобы тебя вместе с Мари забрать. Ты человек, и ты передала ей свою энергию, значит, ты для неё энергетическая половина. Поэтому он и не настаивает, чтобы забрать Мари. При тебе она восстанавливается. Как человек, умеющий управлять энергией.

Я тяжело опустилась на стул, Глеб прав — если Мари умеет управлять энергией, а судя по документу должна уметь, освободившись от своей болезни она вспомнит свои навыки. Уже вспомнила, решила не уезжать и заставила себя потерять сознание. Хотя почему, почему мы сразу обвинили маленькую девочку в злостных намерениях? А может она просто не хотела уезжать?

— Глеб, ты меня послушай, потом решишь, отправлять моё послание Амиру или нет.

Желваки прошли раздражённой волной, он плотно сжал губы, но видимо война с Амиром могла подождать несколько минут, и он кивнул головой.

— Говори.

Олег опустился на диван и внимательно стал на меня смотреть, строго, но очень внимательно. Я тяжело вздохнула и села за стол, мне понадобилось время, чтобы собраться с мыслями.

— Амир, мы узнали кто вы с Мари, и теперь понимаем твоё стремление спасти её любым способом. Ты прав, только став таким ты смог её спасти. Она единственная выжила и теперь здорова и счастлива. Я не знаю ваших настоящих возможностей по использованию энергии, кроме того, что вам тоже нужен человеческий энергетический донор. Судя по документу, такими донорами были для вас женщины. Мари маленькая девочка, она не использовала донора, хотя ты думаешь, что этим донором была я. На самом деле я просто пожалела Мари, забрала её болезнь на себя, но и только, всё сделал Илья. Он поделился своей энергией, оказалось, что её было нужно очень много, но не столько для Мари, а для того, чтобы разрушить твою многолетнюю защиту, тот кокон, которым ты её обернул. Ты сказал, что я сама выбираю, кому помочь, да, ты прав, я решила тебе помочь в твоей боли, но только помочь, а не отдавать себя, как я отдала всю себя Глебу. Во мне действительно много разных чувств, но надеюсь, ты помнишь из своей человеческой жизни, что жалеть — это не значит любить. Сейчас в твоих руках жизни многих, Мари в том числе. Мари пока маленькая девочка, которая учится жить в новом для неё мире, ей просто хорошо с теми, кто её сейчас окружает, она только готовится стать представительницей вашего народа. Научить её стать настоящей можешь только ты. Я очень надеюсь, что ты поймёшь меня, вместе мы сможем ей помочь, а в войне погибнем все.

Тяжело вздохнув, я уже хотела сказать, что всё, но решила всё-таки высказать свою претензию:

— Амир, ещё один момент. Ты силен, красив, умен и ещё много что интересного, но ты никогда не будешь для меня кем-то хоть как-то равным Глебу, никогда. Запомни мои слова — я умру, но никогда не стану твоей, не трать свои и наши силы, пытаясь обратить на себя моё внимание разными выходками, слишком глупо для такого как ты. Если я пожалела твою дочь, это ещё не значит, что пожалею тебя. Прощай, хотя мне хочется сказать до свидания, и только от тебя сейчас зависит, как я с тобой попрощалась.

Кивнула Олегу — тронная речь закончилась. Молчание длилось долго, я не смотрела на Глеба, ведь всего лишь просила выслушать, теперь сам решай, что с этим делать. Наконец, командор приказал:

— Передавай.

А сам подхватил меня на руки, и мы оказались на этаже Глеба. Ну да, заварила кашу, теперь посмотри, что из всего получится, может только топор и останется, этот — томагавк. В своей задумчивости я не сразу увидела, что в зале мы не одни. Замерев от удивления и внутреннего ужаса, я рассматривала тех существ, которые стояли за столами, висели у потолка, и как-то находились или висели над полом. Командор всё-таки решил показать тех, кто меня охраняет. Надо отдать должное, на меня лишь мельком посмотрели, никаких внимательных и удивлённых взглядов, которые бы меня сейчас смутили, и скажем откровенно — напугали.

Глеб подвёл меня к экрану на стене, и на нём сразу появилось лицо Амира. Странное ощущение, мне казалось, что Амир должен был как-то отреагировать на картинку, которую ему послал Олег, но никакого движения на лице, даже глаза не изменились. Я посмотрела на Глеба и увидела жёсткую усмешку, сразу решила уточнить:

— Олег ему ещё не успел ничего послать?

— Успел, Амир демонстрирует себя, значит, понимает, что мы за ним наблюдаем.

Но неожиданно Амир вскинул глаза и стал смотреть куда-то вверх, как будто наблюдал за облаками. Я шёпотом спросила:

— Что с ним? Ему Олег так передаёт?

— Амир видит картинку сразу, он так на тебя смотрит.

И опять на лице Глеба появилась жёсткая усмешка, даже губы скривились. Ага, ещё нимб нарисовал и крылья на спине прицепил. Судя по выражению лица Амира, мы оказались правы: он страшно побледнел, кожа на лице натянулась, а на месте глаз оказались страшные провалы, череп, обтянутый пергаментом. Маска ужаса смотрела в небо, и даже рот раскрылся в безмолвном крике, я вздрогнула и прижалась к Глебу, он погладил меня по волосам, тихо произнёс:

— Ничего не бойся.

— Я не боюсь, он должен понять.

— Должен.

Но тон командора был таковым, что стало ясно — если не поймёт, то ему же хуже будет. Амир понял, насколько принял, ещё предстоит выяснить, не всё сразу, поступки покажут, но он едва слышно прошептал:

— До свидания, Катя.

Его лицо постепенно приобрело нормальный вид, кожа стала светлой, глаза приобрели яркий жёлтый цвет. Он длинно вздохнул и громко сказал:

— Командор, я прошу официальной встречи.

Я посмотрела на Глеба, он смотрел на экран и думал, не отрывая глаз от Амира. Шёпотом спросила:

— Ты будешь с ним встречаться?

— Встреча не со мной.

— Со мной?

— Кланами.

— Зачем ему кланы?

— Он может только что-то просить у Совета или предложить. Амир не входит ни в один Совет, собственно, ему и не нужно моё, как командора, разрешение, его может привести любой глава клана.

Глеб посмотрел на меня, и мы оба подумали об одном:

— Ритуал.

— Глеб, он их не тронет, не посмеет.

— Он не может запретить ритуал, может попытаться его отменить.

— То есть уговорить глав не идти на ритуал?

— Да.

— Нет, Глеб, нет, он бы тогда не стал тебя предупреждать. Он сказал «до свидания», значит, надеется встретиться со мной, если он отменит ритуал — я никогда с ним встречаться не буду, он это точно знает. А когда Совет?

Амир стоял, не двигаясь, сложив руки на груди, и ждал ответа — опять спокойное лицо, ни одной эмоции, маска восточного шейха.

— Перед ритуалом.

— Он хочет участвовать в ритуале.

Командор с таким сомнением посмотрел на меня, даже хмыкнул, что я обиделась.

— Скажи, если он появится на ритуале, это как-то, ну не знаю, это будет иметь значение для тех, кто женится, ну, и тех¸ кто присутствует?

— Он наравне со всеми должен поклясться, что будет их охранять.

— Как Аарон? Но он же не касался моей руки?

— Он вёл церемонию, значит, принимал вместе с тобой их клятву, в случае нарушения должен первым наказать виновного.

— Но ведь ты сам тогда этих глав, которые…

— Я всегда всё делаю сам.

Ну да, Амир тоже должен понимать, что Глеб просто так ни одного удара без ответа не пропустит, и кто знает, что он сам уже продумал и организовал в защите меня и нашей любви. Глеб плотно сжал губы, аж побелел весь, посмотрел на меня и приказал:

— Связь.

У Амира зазвенел телефон, и он сразу ответил:

— Глеб.

— Амир. Совет перед ритуалом, тебе сообщат время и место.

— Я знаю. Я прошу у тебя разрешения участвовать в ритуале.

Вот это да, я даже дышать перестала на мгновение и неожиданно для себя громко сказала:

— Амир, это Катерина, жена командора.

Наступила тяжелая пауза, я умоляюще смотрела на Глеба, а он молчал, и его взгляд стал таким серым и ледяным, что я опустила голову, взяла его ладонь и закрыла себе рот. Пальцы были мраморными, холодными и почти недвижимыми, поэтому я вздрогнула, когда услышала спокойный голос Глеба:

— Амир, жена командора с моего разрешения будет говорить с тобой.

Не сразу я смогла поднять взгляд на экран, Амир стоял как статуя. Удивительная у меня способность влезать в мужские разборки, ну зачем? И Глеба рассердила, и неизвестно как себя Амир сейчас поведёт. Хотя, принял моё условие, значит, заслужил королевское внимание.

— Амир, я рада, что ты понял меня, только от тебя сейчас зависит, каковы будут у нас всех шансы на нейтралитет в отношениях.

— Нейтралитет?

— Да, пока так. Я не боюсь тебя, когда-то очень давно, я уже умерла, поэтому смерти не боюсь. Но я думаю о другом — сейчас наступил момент, когда от нашего решения зависят жизни многих и многих, вас и людей. Как мы сможем понять друг друга, такова и будет их жизнь. Ритуал соединит тех, кто готов стать другим, новым представителем двух миров, как бы громко это не звучало. Ты уже видел Аарона и Нору, понял, что совершает любовь в законе передачи энергии. Я на самом деле лишь инструмент в руках нового закона, того, который даёт вам всем, тем, кто готов, уникальный шанс, и только от вас самих зависит, воспользуетесь ли вы этим шансом. Амир, где-то на земле живёт та, которая создана природой для тебя и твоей Мари, именно создана новым законом, закон он и есть закон, он всё давно приготовил, всех нашёл, только… сделать всё надо самому, соответствовать правилам нового закона. Вот и всё, что я хотела тебе сказать, до свидания, Амир.

— До свидания, жена командора. Глеб.

— Амир.

Я сразу опустила глаза и прижалась к Глебу, уткнулась ему в грудь. Все сомнения рухнули на меня, наговорила всего, конечно, они действительно меняют свой мир, Олег и Виктор, они самые достойные. А вдруг я ошибаюсь, и Амир совсем не как друг собирается идти на этот ритуал? Я ему поверю, и Глебу придётся опять непонятно как обеспечивать сам ритуал, этих глав уговаривать, а Амир будет стоять и хихикать: вот, смотрите, я сильнее вас всех, как я обманул эту дурочку!

Погладив меня по голове, Глеб чмокнул в макушку, неожиданно рассмеялся:

— Олаф прав, ты кого угодно заставишь поверить, что чёрное это белое, хотя кроме тебя этого никто не видит.

— Глеб, ну Глеб, я должна была попытаться.

— Я понимаю, ты, это — ты, с этим уже ничего не сделать, да и очень даже нравишься именно такая.

— Правда?

— Катя, я всегда говорю тебе правду.

— Ну да, всегда, а когда не хочешь говорить, то просто молчишь так, что меня волной относит на другой берег моря.

— Или бассейна.

— Ага.

Глеб поцеловал меня, а я сразу смутилась, вспомнила, что кругом есть живые существа, но оглянувшись, поняла, что мы в зале одни, больше никого не было.

— А где все?

— Я их убрал. Андрей.

Амир продолжал стоять на экране, смотреть в одну точку, он совсем не двигался, и я решила, что это уже просто выключенное изображение, но вдруг он поднял голову и что-то сказал. Голос Олега произнёс:

— Он назвал женское имя.

Олег стоял в дверях и удивлённо смотрел на меня, покачал головой, ну, конечно, всё слышал, произнёс сакраментальную фразу:

— Катя, может, ты отдохнешь?

И засмеялись оба, командор тоже качал головой, ну что с такой женой делать, во всё лезет вперед батьки. Только Виктора здесь не хватает, вот бы резвился надо мной, но появился Андрей и отчитался Глебу:

— Всё готово, главы согласны. Они будут говорить с Амиром.

— Глеб, ты что, их уже предупредил?

— Я на всякий случай их предупредил о возможном появлении Амира.

— Значит… я…

— Ты Амиру правильно сказала. Я не знал, будет ли он пытаться попасть на ритуал, но предупредил глав о такой возможности.

Я растерянно смотрела на Глеба, а он только улыбнулся мне:

— Катя, ты права, Амир слышит только тебя, и он тебя сейчас услышал. И главы готовы с ним говорить, что бы он ни сказал.

Он защитит всех и всегда, всё продумает и защитит. Моё спонтанное выступление не помешало ему, надеюсь, что Амир действительно понял меня, услышал. Олег хитро на меня посмотрел, спросил ласково:

— А Амиру ты кого уже нашла? Или просто пока пообещала?

Гордо оглядев всех, я заявила непререкаемым тоном:

— Невесты у вас есть? Есть, значит, я ничего просто так не говорю, надеюсь, ну где-то же она есть. И вообще, пусть ищет, надо же его чем-нибудь занять.

Последнюю фразу я произнесла уже не таким уверенным тоном и три громогласных хохота потрясли дом, боюсь, что никогда ещё этот зал не слышал такого хохота командора, да вообще самого смеха. Они смеялись, но ни у кого не было и намёка на издёвку в адрес Амира — хоть он и был врагом, хоть и доставил массу неприятностей и тревог, они на самом деле будут за него рады, если вдруг произойдёт очередное чудо и Амир встретит ту женщину, которую я ему обещала. Потому что шансы пока только единичные, и значит каждая встреча очень значима для всех. Слишком невероятен этот шанс, на который никто из них не рассчитывал в своей страшной одинокой жизни, даже боялся мечтать о таком повороте судьбы, когда ты вдруг становишься не один, с тобой твоё счастье и любовь. И также как Аарону они будут помогать Амиру в его борьбе за своё счастье, и никто и никогда не упрекнёт его в том, что он натворил, пока ничего не понимал и ни на что не надеялся. Например, то, что он пытался меня купить и захватить, пленить в общем.

Отсмеявшись, Глеб заявил:

— До ужина ты можешь поплавать в бассейне, нам кое-что…

— Хорошо, я всё поняла: не мешаться под ногами, молчать как рыба.

— Ты уже и так много наговорила, Амир два дня переваривать будет.

Что с Олегом творится? Виктору срочно нужно возвращаться, а то не узнает мрачного типа с книжкой.

— А где Виктор?

— Дела.

И зачем спросила, пора уже привыкнуть, что всегда один и тот же ответ, можно самой себе отвечать.

В бассейне я утонула. Слабость наступила так неожиданно, что я только успела схватиться за розы, но они меня не удержали, и я медленно стала опускаться на дно, наблюдая за тем, как цветы меркнут под толщей воды, вот уже почти не видны. Если бы я попыталась крикнуть, то утонула бы сразу, наглотавшись воды, но сил на крик не было, и я просто из последних сил удерживала остатки воздуха в легких. Уже теряя сознание, увидела большую тень, стремительно рванувшуюся ко мне, и всё — темнота.

Меня спас Андрей, он проходил мимо бассейна и услышал странный всплеск, это когда я последний воздух из себя выпустила, а так как он всегда настороже, то сразу ринулся в бассейн и не увидел меня. В чувство меня уже приводили все, Глеб сразу появился на крик Андрея, потом Олег и чуть позднее Виктор с Самуилом на руках. Их я уже видела, но звуки произносить ещё не могла. Глеб держал меня на коленях, а Самуил что-то делал со мной, но я ничего не понимала, видела лица как картинки. С трудом пробираясь сквозь спазм, я постепенно начала дышать, со свистом и хрипом, широко разевая рот, но дышать. Наконец, Самуил сказал:

— Глеб, она дышит, теперь немедленно ко мне, надо всё проверить, что-то случилось, мышцы не работают, Катенька, что с тобой, что случилось?

Глеб мгновенно перенёс меня в лабораторию Самуила и уложил на кровать, взял за руку, и энергия полилась горячим потоком по моим венам. Послышался голос Олега:

— Катя, это ты так Амиру жену ищешь?

— Олег, что ты говоришь, у Катеньки сил совсем нет, ты посмотри, что с мышцами делается!

Действительно, Глеб накачивал меня энергией, но силы восстанавливались очень медленно, я так и не могла пока поднять другую руку, и ног не чувствовала совсем, даже сказать ничего не могла, только смотрела на всех и пыталась улыбнуться. Олег взял меня за другую руку и тоже стал делиться со мной энергией. Глеб всё время молчал, только смотрел на меня чёрными тревожными глазами, после слов Олега приказал:

— Олег, передавай Амиру всё: как доставали Катю из бассейна и как спасаем в реальном времени.

Я попыталась что-то промычать, но Глеб остановил меня грозным взглядом и тоном командора:

— Катя, пусть видит, как ты платишь за его шанс.

Мне становилось всё лучше, энергия Олега наполняла меня всё сильнее, и я смогла улыбнуться:

— Уже хорошо…

— Подвигай руками.

Тон Глеба был непреклонен, а мои руки не двигались. Я растерянно посмотрела на всех, неужели опять булка в тесте? Слёзы были готовы выплеснуться из глаз, и я лихорадочно вздохнула, а свадьба? А праздник? Олег с Виктором переглянулись, и Виктор ехидно произнёс:

— Катя, не могла Амиру после свадьбы жену поискать? Теперь что, я Нелли из-за него и поцеловать не смогу неизвестно сколько времени? Учти, Глеб без свадьбы не разрешает. Давай руку.

Он взял меня за руку, и его энергия практически размазала меня по постели, меня придавило так, что я даже дышала с трудом. Глеб резко сказал:

— Достаточно. Андрей.

Энергия Андрея была сильной, но текла по моим венам полноводной спокойной рекой, не давила, как энергия Виктора. Я облегчённо вздохнула, когда он отпустил мою руку, хорошо, и рука чуть двинулась, не сильно, но пальцы поднялись над простыней. Олег странно посмотрел на Глеба и спросил:

— Амир?

— Пусть смотрит.

Олег кивнул и почти сразу у Глеба зазвонил телефон, но он трубку брать не стал, и я поняла — не хочет разговаривать с Амиром, явно это был он. Они долго делились со мной своей энергией, передавали мою руку друг другу, не выпуская её из своих ладоней. И, наконец, наступил момент, когда я стала чувствовать кожей их тепло, ноги согрелись и стали двигаться. Самуил, молча стоявший у изголовья кровати, первым понял, что мне стало лучше, и быстро заговорил:

— Катенька, милая моя девочка, вот и хорошо, вот и молодец, глазки посветлели, и румянец проявился. Зачем, ну зачем ты ему, монстру этому, Олег — пусть видит, пусть всё знает! Ведь каждый раз на последнем дыхании, каждый раз только капелька силы и остаётся, капелька крови последняя, на чём держится непонятно…

— Самуил, да на своей вредности и держится, была бы просто доброй и ласковой не смогла бы, а так вредность придумает и сил много становится.

А сам качнулся, пришлось Андрею его подхватить и вынести из лаборатории, никто из них ни разу так и не выходил. Олег смотрел, как Андрей выводил бессильного Виктора, пусть Амир всё видит, знает, как это — меня спасать. Я едва слышно прошептала:

— Мне уже хорошо, Глеб, вам нужно восстановиться…

— Молчи.

Олег посмотрел на Глеба, тот кивнул и что-то сказал на ассасинском таким тоном, что я сразу поняла — это он Амиру привет передал, и вышел. Я не дала своей руки Олегу, спрятала под простыню и заявила:

— Амир, мне уже хорошо, меня очередной раз спасли. Олег, иди, не могу на тебя такого смотреть, не буду больше у тебя брать энергии, понял? Поэтому иди, востанавливайся, со мной Самуил посидит. Иди, ну Олег, иди, пожалуйста, мне, правда, уже хорошо.

— Раз уже говорить начала, значит, действительно хорошо. Но лучше помолчи пока.

Силы появились, а с ними и мысли: прав Глеб, пусть видит, пусть посмотрит на меня, на них всех, как это дается — новая жизнь. Он всю свою многосотлетнюю жизнь посвятил спасению своей дочери, единственной оставшейся в живых представительницы уникального народа, умевшего управлять энергией. Именно Амир и должен понять, как это на самом деле, чем приходится платить за жизнь — только своей жизнью. Мысли двигались всё-таки пока очень медленно, видимо, до них энергия ещё не дошла, или они просто устали. На этой умной мысли я уснула.

Первое, что увидела, открыв глаза, были чьи-то жёлтые зрачки, я сморщилась, плотно закрыла глаза, подумала, а вдруг это Олаф меня лечит, и решила всё-таки посмотреть, подняла веки и снова их быстро опустила — на меня смотрел Амир.

— Катя, открой глаза, это я, открой.

Глеб, я облегчённо вздохнула, наверное, приснилось, и радостно открыла глаза. Не приснилось — рядом с Глебом, стоявшим на коленях перед постелью, стоял Амир. А за его спиной улыбались Олег и Виктор с Андреем, вся компания. Я просипела:

— Что случилось? Свадьба уже прошла? Без меня?

Глеб закрыл лицо руками, засмеялся беззвучно, только плечи подрагивали, а Виктор даже руками взмахнул:

— Катя, да как без тебя? Олег, давай мы без этого ритуала уже поженимся, Аарон тоже согласен. Ты согласен? А ритуал потом когда-нибудь, когда эта… эта перестанет по каждой мелочи в булку превращаться!

Неизвестно откуда появился Аарон и как-то уж очень облегчённо вздохнул, кивнул головой и тихо сказал:

— Катя, ты так нас напугала.

Переводя взгляд с одного лица на другое и старательно обходя лицо Амира, я пыталась улыбнуться, но ничего не получалось, у всех были такие тревожные глаза, что я даже испугалась. Глеб покачал головой и опустил руки на постель, усмехнулся и с трудом проговорил:

— Катя, ты булкой была всего сутки, ритуал сегодня ночью.

Мне удалось только просипеть:

— Мне совсем хорошо… простите меня… но вы же успеете, Глеб, скажи, успеете?

— Да кто ж тебя теперь бросить сможет? А вдруг ты опять захочешь душой над миром полетать, кто ж тебя ловить будет, чтобы ты снова к нам вернулась? Катя, вот ты мне скажи, зачем так далеко летаешь, могла бы и поближе как-то. Амир, смотри, еле вернули, она за твоей женой как улетела, только за краешек платья и смогли поймать, хорошо, что ты руку помощи протянул, всё-таки твою будущую жену Катя высматривала.

Виктор говорил, а у самого были такие глаза страшные, что казалось, они сейчас прожгут в Амире пару огненных отверстий. Я зашевелилась на постели и ещё раз спросила молчавшего Глеба, который смотрел на меня чёрными глазами и лишь поглаживал мою руку:

— Глеб, неужели теперь из-за меня придётся отменить ритуал? Опоздали, из-за меня опять, Глеб, нельзя, надо чтобы ритуал прошёл, Глеб!

— Катя, я не оставлю тебя одну.

— Мне уже хорошо, Глеб, всё хорошо, я сейчас встану, чтобы ты увидел…

Подняться мне Глеб не позволил, мягко опустил на подушки и грустно на меня посмотрел. Ясно, что спорить с ним бесполезно, я только смогла закрыть руками лицо — всё испортила, так мечтала об этом и всё сама испортила. Послышался спокойный голос Олега:

— Катя, ты не переживай так, не сегодня, так завтра, мы можем сначала человеческий брак оформить. Андрей уже все документы приготовил, поедем в мэрию, боевиков возьмём в сопровождение, чтобы церемония не затянулась, а потом к тебе все приедем, женатые.

Я уже начала всхлипывать от безнадёжности, когда прозвучал голос Амира:

— Вместо Глеба я могу провести ритуал, как самый старший среди глав кланов.

7

Наступила такая тишина, что я боялась вздохнуть, медленно опустила руки и посмотрела на Амира, он был напряжён, стоял, вытянувшись как струна, сверкал яркой желтизной глаз, голубизна совсем исчезла. Глеб медленно поднялся и посмотрел на него, а Олег с Виктором стояли за спиной Амира так, что казалось, достаточно Глебу взглянуть иначе, и они тут же скрутят его в узел. Амир посмотрел в глаза Глеба уверенным взглядом и произнёс голосом с нотками металла:

— Этот закон я не нарушал никогда.

Значит, другие нарушал. Естественно, он мог нарушить любой закон, ему никто не указ, сам по себе всегда был, а этот нарушить не мог, никак не мог, именно этот, потому что его дочь — человек. Глеб перевёл глаза на женихов, усмехнулся и спросил:

— А как сами герои? Согласны?

Я не смотрела на Виктора и Олега, только им решать, им самим, как надумают, пусть так и будет. Веселый голос Олега произнёс:

— Я думаю, Арни не будет против. Виктор, ты Нелли платье купил?

— Купил, красивое.

— А ты?

Вопрос Глеба относился к Аарону, стоявшему у стены, он поднял глаза и кивнул, потом сказал:

— Хорошо, я согласен.

Глеб покачал головой, посмотрел на Амира, неожиданно обернулся ко мне и спросил:

— А как жена командора, твоё мнение?

— Да.

Амир долго смотрел на меня напряжённым взглядом, лишь потом сказал:

— Жена командора, я оправдаю твоё доверие.

— Не моё, их доверие — Олега и Арни, Виктора и Нелли, Аарона и Норы. Мне не нужно ничего доказывать, это твоя жизнь, ты сам ею управляешь, каким будешь, такова и она будет.

Глеб только сверкнул на меня сияющими глазами, повернулся к Амиру и сказал тоном командора:

— Амир, церемония в моём дворце, Андрей предупредит глав.

Амир наклонил голову в поклоне, посмотрел на меня и попрощался:

— До свидания, жена командора.

— До свидания, Амир.

Как только он вышел, я сразу заявила:

— Ритуал ритуалом, но домашний праздник будет! Я сама с девочками поговорю, ну, после того, как вы человеческий брак оформите. А приданое? Вы, небось, забыли?

— Катя, да как такое можно забыть! Андрей нам уже все уши прожужжал: нельзя и нельзя без приданого, а ты представляешь, какие это деньги? Я как узнал, сколько за Нелли в её барханах платят, понял, что я банкрот.

Виктор веселился, подмигивал Андрею, а сам ко мне подошёл и за руку взял, неожиданно серьёзно сказал:

— Катя, мы и без этого ритуала уже счастливы, учти, если что ещё такое придумаешь, я этого… друга сам так женю, что сразу разводиться побежит.

— Виктор! Зато теперь можно уже не волноваться, этот закон он точно никогда не нарушит, да и главы сразу притихнут, как его увидят.

— Одно это радует.

Он отошёл, вложив мои пальцы в ладонь Олега, энергия волной прошла по всему телу и затихла где-то в голове. Олег покачал головой, что-то ему не понравилось, он оглянулся на Глеба, но я затрясла его руку и грозно заявила:

— Олег, со мной всё хорошо, здесь Глеб остаётся. Лея, а где Лея?

— Она здесь, не переживай, охрану обеспечивает.

Андрей сразу засветился счастливой улыбкой — жена, его удивительная жена. А Олег поцеловал мне руку и заявил:

— Если с тобой что-то… мы сразу вернёмся.

— Даже не думай! Я с мужем остаюсь, Олег, не переживай, всё будет хорошо.

Он кивнул и передал мою руку Аарону, я сразу улыбнулась ему и спросила:

— Как Нора?

— Всё хорошо.

— Я бы хотела с ней поговорить, но это потом, на домашнем празднике.

Аарон вдруг побледнел, быстро посмотрел на Глеба, потом резко опустил глаза и тихо спросил:

— Ты нас тоже приглашаешь?

— Конечно, а ты не знал? Прости, но с этим Амиром мы ещё не успели всё обсудить. Так и передай Норе: она обязательно будет петь, представляешь, она, Лея, может, и я чего смогу изобразить. А ещё Нелли поёт очень хорошо, это точно известно, Арни — не знаю, но ничего, и она чего-нибудь споёт, уговорим.

Он склонился над моей рукой и прошептал:

— Катя, прости за всё.

Потом поцеловал её и сразу ушёл. Я вздохнула радостно и грозно затребовала:

— Олег, Виктор, идите уже, я вас благословляю. Андрей, а ты тоже туда уйдешь?

— Да.

И тревожно посмотрел на Глеба — может, ему остаться, но Глеб сложил руки на груди и приказал:

— Иди.

Все вышли, и я сразу опустилась на подушки — оказывается, это тяжёлый труд благословлять на женитьбу, в смысле ритуал. Мы остались вдвоём с Глебом, он сразу присел ко мне и взял за руку.

— Всё хорошо, я просто устала немного. Прости меня.

— Я люблю тебя.

Глеб прилёг рядом со мной, положил голову на подушку и смотрел на меня своими тёмными глазами.

— Глеб, не будет на весь мир.

— Не будет.

— Прости меня.

— Ты не виновата, он не враг, раз ты так решила, значит — Амир не враг.

Я удивлённо посмотрела на него, а он касался моего лица пальцами, провёл по щеке, потом по шее, и снова по лицу, тяжело вздохнул и закрыл глаза.

— Глеб, расскажи.

Он долго молчал, коснулся пальцами моих губ, позволил поцеловать, наконец, сверкнул синевой глаз, улыбнулся и решительно заговорил:

— Я должен был догадаться, сразу понять, что раз ты обещала найти Амиру его половину, и мать для Мари, значит, будешь искать. Он приехал сам, почувствовал, что ты ему энергию передаёшь.

— Ему? А зачем ему?

Глеб тихо засмеялся, даже на мгновение снова глаза прикрыл.

— Наверно ты сомневалась в нём, вдруг сил не хватит найти суженую. Ты потеряла сознание во сне, когда мы вернулись — ты уже была без сознания.

— Ты с Амиром разговаривал?

— Сказал ему пару слов.

Ничего не изменилось во взгляде Глеба, та же тёмная синева, ясно, не будем уточнять, какие слова он ему говорил, теперь уже не важно. Я обняла его, прижалась всем телом, прошептала:

— Я люблю тебя, только тебя.

— Я знаю.

Муж гладил мои волосы, разбирал на отдельные пряди, наматывал кудряшки на палец, поцеловал в макушку.

— Ты слабела, практически не брала энергии, совсем немного, только чтобы не умереть. Даже у твоих верных боевиков.

Едва слышно засмеялся, вот сейчас скажет: они ведь самые сильные, сильнее нас, и то не брала. Но Глеб вдруг замолчал, лихорадочно прижал меня к себе и громким шепотом сказал:

— Мы прошли, слышишь, мы прошли это страшное испытание, о котором говорил Серж.

Я едва смогла кивнуть головой, так он меня к себе прижал. Прошли, наверное, прошли, будем надеяться, что прошли. Глеб ослабил своё объятие, поднял моё лицо ладонями и спросил:

— А почему ты заставила Амира поклясться мне в верности?

— Я?!

— Ты сказала: если не поклянёшься в верности, даже не подходи.

Интересно, может, мне раньше надо было сознание потерять, сразу требовать верности? Я уже открыла рот, чтобы озвучить свой вопрос, но потом передумала — раньше бы этот номер не прошёл.

— И что, поклялся?

— А что ему оставалось делать — ты лежала совершенно без сил, одни глаза и остались, сверкаешь ими и требуешь клятвы. Да ещё и Олег с Виктором своё веское слово сказали.

— А ты?

— Я тоже высказался. Но Амир сам недолго думал, просто увидел тебя… такую, не сразу смог действовать. Так что — Амир теперь мне не враг, клялся настоящей клятвой при свидетелях.

— А ты принял клятву?

— Принял, иначе ты бы не приняла его энергии, его помощи. Ты действовала как опытный аналитик, даже Виктор удивился.

— Ну да, нормальный женский шантаж.

— Только чуть не умерла в своем шантаже.

Чтобы уйти от этой темы я заявила:

— Зато теперь во мне столько энергии, ужас, могу взлететь.

— Не пущу, налеталась уже.

И прижал меня к себе, обнял всем телом, прошептал в ухо:

— Я люблю тебя.

— Глеб, всё закончилось, он изменится, верь ему.

Но он ничего не ответил, нельзя за один день принять многовекового врага, врага очень сильного и хитрого, это не Аарон, уже стремившийся к другой жизни, не очень понимавший своё стремление, но уже готовый к новой жизни. Как, однако, хитро я придумала в своём энергетическом беспамятстве — заставила Амира клясться в верности Глебу, чтобы даже мысли не было нарушить нейтралитет. Глеб поглаживал ладонью мою голову и касался губами лба, нежно и немного грустно.

— Почему ты грустишь?

— Ты страдаешь за нашу жизнь, каждый раз платишь своей за надежду, только за намёк на счастье.

— Я ни о чём не жалею.

— Почему закону нужна такая жертва, именно твоя жертва каждый раз?

— Не только моя. Серёжа сказал, что со мной целый мир, вы мой мир.

Глеб задумчиво повторил:

— Мы твой мир…

Его взгляд начал меняться, синева посветлела, он даже улыбнулся лёгкой улыбкой, нежно поцеловал.

— Ты голодна.

— Ужасно, пора жену кормить, а потом смотреть ритуал. Когда он начнётся?

— Ты его увидишь.

Самуил уже был в столовой и радостно подскочил:

— Катенька, девочка, красавица, всё хорошо, только я тебя проверить должен, посмотреть, как ты себя чувствуешь, такая потеря энергии опять, тебя…

— Самуил, со мной всё хорошо, во мне теперь столько энергии, что могу летать!

— Катенька, милая девочка, подожди летать, я тебе пару уколов должен сделать, покушаешь, и укол. Сердечко твоё надо посмотреть, энергия хорошо, но сердечко надо поддержать, ты красавица, но укол обязательно, слишком быстро ты потеряла столько энергии Ты же не хочешь снова память потерять?

— Нет, ни за что! Столько всего интересного, ритуал, потом надо уже готовить домашний праздник. Представляешь Самуил — сразу три пары, это такая радость, надо что-то такое для них приготовить, такое, чтобы на всю жизнь запомнили.

— Ты умница, я думаю, что ты обязательно что-нибудь для них придумаешь, но ты ешь, совсем ничего не кушаешь, вся бледная.

— Я не бледная, я волнительная.

Глеб сидел на диване и смотрел на меня, пока я была ещё немного слаба и даже вилка в руках покачивалась, но радость переполняла, и вся еда казалась невероятно вкусной. Я не хотела говорить об Амире, хотя и понимала, что он занимает все мысли Глеба, но так и не смогла придумать, чем отвлечь его от этих мыслей. Он улыбнулся мне и что-то сказал Самуилу на английском, Самуил удивился, посмотрел на меня, пожал плечами и согласно кивнул. Я решила сразу выяснить, что он придумал:

— И что вы хотите такого таинственного совершить?

— Катя, тебе нужно поддержать организм, Глеб предложил тебе дать… витамины, потеря энергии… это сложный процесс, организм, он у тебя человеческий, Глеб волнуется, я тебе витаминов немного, надо организм поддержать.

Самуил совершенно не умеет лгать: смутился, глаза спрятал, даже плечами повёл, стал быстро есть, заглотнул чай и торопливо сказал:

— Катенька, ну я вас жду у себя.

И быстро ушёл. Я вопросительно посмотрела на Глеба, интересно и что ты такое придумал? Глеб усмехнулся, оказался у моих ног, взял меня за руку и тихо сказал:

— Я спасу тебя.

— Глеб, всё хорошо, мне уже хорошо, ты не волнуйся.

— Тебя не хватит на весь мир.

— Не нужно на весь мир. Глеб, это только Амир, он самый…

— Ты всегда сможешь придумать, кому нужна твоя помощь и энергия.

Он был спокоен, глаза оставались яркими, синими, но взгляд стал строгим, он что-то для себя решил, а мне только объясняет задачу.

— И что ты собираешься делать?

— Самуил обследует тебя.

— А ритуал?

— Ты его в любом случае будешь смотреть в записи.

— Глеб, я хочу смотреть его сейчас, как там девочки …Глеб!

Он подхватил меня на руки, и мы оказались в лаборатории Самуила. Он уже ждал меня, и как только я оказалась на кушетке, сразу сделал укол, я только успела возмутиться:

— Не хочу спать!

Просыпаться совсем не хотелось, сон лежал на мне тёплым одеялом, никак не отпускал, я даже веки чуть-чуть только приподнимала, а потом снова закрывала. Мысли тоже двигались отдельными словами, но я их укладывала под одеяло и думать не хотела. Тепло, мыслей нет, тело растеклось, и просыпаться не хочет.

— Катя, Катенька, Катюша, просыпайся дорогая, пора уже, свадьбу пропустишь.

Голос Глеба пытался меня достать из-под одеяла, но всё равно просыпаться не хотелось, даже угроза пропустить свадьбу не подействовала. Что-то промычав, я только сильнее прижалась к нему, прикрылась его рукой, буду спать вечно. Он засмеялся, стал меня целовать, сначала едва касаясь губами, потом всё смелее, и уже со страстью, прижимая меня к себе и лаская тело.

Мое лежание на счастливом теле мужа могло длиться вечно, судя по умильной улыбке и затуманенным глазам. Мою попытку сползти с него его руки категорически не допустили, прижали к себе, а, чтобы даже не думала делать больше таких попыток, придавили мою голову очень даже ощутимо. Я прошептала:

— А сам сказал, что свадьбу пропустим. Уже пропустили?

— Она без нас не состоится.

— Без командора?

— Мы с тобой тоже участники.

— Участники? Почетные гости?

— Молодожены.

От удивления я попыталась поднять голову, но муж опять не позволил, прижал к себе, засмеялся счастливо, объяснил:

— Мы с тобой поженились неправильно, без домашнего праздника, без приданого, я даже на колени перед тобой не вставал и не просил твоей руки.

Глеб отпустил меня, я сразу поднялась и спросила:

— Мы снова жениться будем? С ритуалом?

— Ритуал повторять не будем, а вот домашний праздник устроим, с подарками и приданым.

— У меня уже есть твоё приданое.

— Это не приданое, это я тебе как муж передал.

— Но у меня ничего нет.

— Уже есть.

— Бассейн?

Он засмеялся и помотал головой.

— Это просто подарок.

— Вулкан?

— Это тоже подарок.

— Сюрприз?

— Твоё приданое.

— Глеб, я же должна знать своё приданое, говори!

Глаза в какой-то момент потемнели, но сразу стали ясными и почти прозрачными в своей необыкновенной синеве, Глеб улыбнулся и признался:

— Это вилла Адеодаты.

— Это теперь моё приданое?

— Да. Ты там жила тысячи лет в тоске, а теперь замужняя женщина и надеюсь счастлива?

— Да, да!

В столовую мы добрались не скоро, хотя у меня и были попытки выяснить — мне идти на ужин или завтрак? Когда я уже в сотый раз потребовала отчёта о ритуале, Глеб тяжело вздохнул и объявил:

— Совместим.

Что он имел в виду, я поняла в столовой, на стене был закреплен большой экран, наконец, я смогу посмотреть, как проходил ритуал.

— А где все?

— Приданое своим невестам показывают.

— Амир?

— Показывает своей дочери дом, где она будет жить, если захочет. Олаф с ними. Андрей и Лея в доме, Самуил у себя в лаборатории, боевики на постах.

Глеб откровенно смеялся надо мной, отчёт жене командора о своих подчиненных.

— Дом? У него поблизости где-то есть дом?

— Амир договорился с Аароном, если девочке понравится, то он его у него купит.

— Это дом Аарона?

— Мы ему предложили на выбор: я виллу на берегу моря, Аарон дом в лесу. Какой девочка выберет, тот Амир и купит.

Строго посмотрев на Глеба, я задумалась: интересно, сколько я спала, что они успели всё обсудить, приготовить дома, и все разъехаться? Грозно спросила:

— А я сколько спала? Неделю?

— Нет, всего два дня.

— Глеб!

— Твоему организму нужно было отдохнуть.

— Конечно, это вам надо было от меня отдохнуть!

Он не стал дожидаться продолжения скандала, включил экран и на нём появился зал в нашем прежнем доме. Естественно, я сразу замолчала и забыла о еде.

На этот раз зал был ярко освещён, и всё очень хорошо видно: стол в центре, стоящие у стен главы кланов в самых невероятных костюмах, по ним можно было понять — сколько лет владельцу, современных оказалось совсем немного, то есть молодежи, конечно, по их меркам возраста. Отдельно камера показала лица Олафа и Элеоноры. Так интересно, Олаф был в странном костюме, наверное, так одевались викинги, что-то меховое, какая-то накидка и рубашка из кожи. А Элеонора в платье девятнадцатого века сразу стала красивой дворянкой, а не главой клана, воспитывающего мутантов. Рассматривая лица глав, я сразу поняла, что они волнуются — они часто поглядывали в сторону входа в зал и тихо переговаривались, появление Амира в роли ведущего церемонии их явно удивило. Поразило и отсутствие Глеба на ритуале свадьбы своих боевиков ближнего круга.

Прозвучал тихий звук, я даже не поняла, что это, не то гонг, не то какая-то труба и все замолчали, встали ровным строем у стен. В зал медленным, очень величественным шагом вошёл Амир. Да, такому и смокинг не нужен — шейх, у которого в роду были сотни шейхов в предках. Ему нет необходимости ничего изображать лицом, взгляд, спокойный и чуть ироничный, говорил сам за себя, ни тени волнения или беспокойства, уверенность в себе, возведённая в абсолют. А одет интересно: какой-то восточный наряд, чёрный, богато расшитый золотом и серебром, даже пришиты небольшие золотые пластинки, образующие таинственный рисунок по всему краю одежды.

Амир встал в центре стола и что-то сказал, опять прозвучал непонятный звук и в зал вошли Нора и Аарон.

— Глеб, а что, теперь Аарону другое кольцо придётся надевать, да? У него же уже есть одно?

— Ему дадут новые, кольца его брака с Элизабет вернули в хранилище.

Глеб даже остановил изображение, чтобы я всё правильно поняла.

— Хранилище?

— Да, это специальное помещение далеко в горах, их нельзя использовать какое-то время, они сами освобождаются от крови предыдущих владельцев.

— А как?

— Никто не знает — кольца просто помещают в те шкатулки, в которых нашли. Время от времени проверяют, а когда они становятся прежними, их уже могут вручить на ритуале. Или проверить ими степень агрессии.

— А кто этим занимается?

— Хранители.

Всё понятно, хранители так хранители. И я снова посмотрела на экран — какая Нора красавица, от волнения на её щеках горел яркий румянец, а Аарон был бледен до синевы.

— Глеб, а почему у него костюм другой? Не как у тебя?

— Я командор и ещё много кто.

— Кто?

— Всякий кто.

Совсем даже не интересно, даже не буду больше спрашивать. И вообще, красный костюм Глеба смотрится значительно эффектнее, чем синий у Аарона, и золотых букв на нём нет, просто золотой растительный орнамент. А Нора тоже едва несёт своё белое платье — сплошной жемчуг и драгоценности, только ожерелья в шесть рядов нет, хоть в этом облегченье.

— Она тоже босиком?

— Тоже, требование ритуала.

— И он её тоже одевал?

— Тоже.

Я неприлично хихикнула, ну да, я думаю, и румянец от этого одевания стал ярче. Глеб улыбнулся, понял причину моего смеха, выдал страшную тайну:

— Он её за час до начала ритуала уже искупал и платье без шнуровки выбрал.

И мы оба засмеялись от собственных воспоминаний и мудрого решения Аарона. На экране Аарон уже надевал Норе на палец кольцо, она страшно побледнела и растерянно смотрела снизу вверх, неужели ещё сомневается? А вот Аарон уже успокоился, улыбался ей очень доброй и ласковой улыбкой. Он неожиданно обнял её, что-то прошептал на ушко, нарушив тем самым строгость ритуала, и подвёл к стулу с высокой спинкой, а Нора уже тоже улыбалась — что-то хорошее сказал, смог успокоить, молодец.

Посмотрев на Глеба, я поняла, что он уже всё видел и сейчас с удовольствием наблюдает за моей реакцией. На мой взгляд выдал комментарий:

— Опытный мужчина, всё-таки второй брак.

Хмыкнув, я кинула в него вилкой и подняла глаза на экран. Вот это да! В зал входили Олег и Арни. Король и королева, мудрый король и юная экзотическая королева. Поразительно, как такое возможно: всегда одетый в тёмные, чаще всего чёрные костюмы и рубашки, в ярком красном камзоле с золотыми надписями и мантией на плечах, Олег превратился в настоящего себя — сильного, мудрого, пережившего все возможные страдания, не забывшего их, а ставшего только сильнее. А рядом с ним шла юная, но тоже мудрая королева — бриллиантовая диадема, на удивительным образом убранных волосах Арни, только подчеркивала это ощущение. Волосы, чёрные как смоль, в этой прическе казались специальным обрамлением этого украшения, временно заменившего корону. И платье смотрелось королевским нарядом, несмотря на простоту и практически отсутствие украшений. Красное, под цвет костюма Олега, подчеркнуло фигурку Арни и лишь изумительное, состоящее только из маленьких светящихся бриллиантов украшение — не знаю как назвать этот шедевр ювелирного искусства — обрамляло изящную шейку и грудь будущей королевы. Или уже настоящей, судя по гордому взгляду Арни. Хотя, как догадываюсь, гордость пока от страха действия ритуала, я тоже очень гордо шла рядом с Глебом. Неожиданно меня пронзила мысль: это украшение очень похоже на то, которое мне подарил Глеб — маленькие капельки дождя на золотой паутине. Олег действительно любит свою Арни, экзотическую и уже очень мудрую, любит, но всегда будет помнить меня, ту, которая заставила его в это поверить, что она у него появится. Я лихорадочно вздохнула, и сразу послышался голос командора:

— Ты для них навсегда останешься первой любовью.

Блюдце Глеб тоже поймал и положил рядом с вилкой на край дивана. На экране громадный Олег надевал Арни на руку кольцо, и камера специально для меня показала, что кольца другие, не такие как у нас с Глебом и у Аарона с Норой. В центре в обрамлении золотых лепестков лежали два камня: синий и зелёный, как бы вошедшие друг в друга. Глеб внёс свой очередной комментарий:

— Это было предложение Виктора. Я согласился.

— А что, кольца можно выбрать самому?

— В их случае — да.

Ну да, агрессию же не надо проверять. Камера неожиданно показала крупным планом Амира — спокойный взгляд, ни одной эмоции на лице — он смотрел куда-то перед собой и явно никого не видел, думал о чём-то своем.

— А что, камерой Андрей управлял?

— От тебя ничего не скроешь.

Теперь понятно, почему такое внимание на знакомые мне лица и возможный интерес. Олег подвёл Арни к такому же стулу, почти рядом с Норой, помог сесть, кивнул Аарону и встал рядом с Арни, поцеловал ей руку и оставил её в своей ладони.

— А клятву когда им… всем сразу, да?

— Всем.

Я смотрела на Глеба и удивлялась его глазам, он улыбался, и эта улыбка светилась в синеве, превращала глаза в настоящее зеркало души. Он посмотрел на экран, рассмеялся и нажал кнопку на пульте:

— Это зрелище надо смотреть отдельно.

Бедная Нелли! Кадры пошли в замедленном темпе, и я смогла внимательно рассмотреть молодожёнов. Когда Олег сказал, что она не сможет нести драгоценности, я, конечно, поверила, но представить такое количество всё-таки не могла. Сам Виктор был в белоснежном костюме и такой же рубашке, и лишь из нагрудного кармана виднелся уголок красного платочка, а вокруг шеи невероятным образом повязан алый шейный платок, закреплённый огромным бриллиантом в золотой оправе! Артист, ну артист, никто и представить себе никогда не сможет, что этот в белом костюме боевиков готовит и гоняет как сидоровых коз. А Нелли едва шла, хоть Виктор и держал её под локоток, двигалась она с трудом. Завёрнутая в непонятный бурнус красного цвета, это единственное слово из восточной одежды, которое я смогла вспомнить, она была увешана невероятным количеством различных ожерелий из золота со сверкающими всеми цветами радуги камнями, жемчужными нитями, ещё и какие-то золотые монеты или просто золотые кругляшки были нашиты прямо на ткань. А голова покрыта таким же красным платком, по краям которого тоже были нашиты драгоценности и золотые подвески, и на руках множество золотых колец и браслеты с бриллиантами. Я смогла только прошептать:

— Как же она идёт, бедная.

— Он уже признался, что теперь банкрот — все деньги на приданое ушли.

Глеб откровенно расхохотался над Виктором, нажал кнопку, кадры уже пошли нормальным ходом и Виктор, получив кольца от Амира, надел себе на палец и единственный свободный от колец палец Нелли. Она радостно села на стул и робко посмотрела на Виктора в надежде, что когда-нибудь это мучение закончится. Кольца были такие же — зелёный и синий камни в обрамлении золотых лепестков. Я уже ждала слов Амира о начале церемонии, когда камера показала ещё одну входящую пару, и я замерла, смогла лишь прошептать:

— Глеб…

— Я предложил, Амир меня поддержал, и главы согласились.

Настойчиво, наверное, предлагал, да и Амир постарался — в дверях стояли Андрей и Лея. Лея была в простом белом платье в пол и тонком ожерелье из маленьких зелёных камешков в золотой паутине. Волосы она просто распустила, и они тяжелой светлой волной лежали на плечах — покрывали её как королевская мантия. Удивительная красавица, просто удивительная, огромные глаза светились счастьем и уверенностью, никакого страха. А рядом шёл Андрей в светлом костюме и на галстуке сверкал большой зелёный камень в платине. Я не могла оторвать от них глаз — кто бы мог подумать всего год назад, что они станут вот такими прекрасными в своей любви, невероятной парой в невероятном мире. И главы кланов этого страшного мира примут их союз, примут благодаря такому Глебу и ставшего таким Амиру. Я посмотрела на Глеба и, несколько раз вздохнув, чтобы выровнять дыхание, тихо сказала:

— Спасибо.

— Это ты.

Амир вручил кольца Андрею, и он, надев своё, медленно надел кольцо на руку Лее, такое же — синее с зелёным.

Я плохо видела, как главы подходили к новобрачным, только радостную улыбку Элеоноры и светящиеся глаза Олафа. Как всё удивительно, просто невероятно, такие все счастливые, на самом деле счастливые, это не спрятать, не прикрыть никаким самообладанием. Ничего не может с собой поделать Аарон — его взгляд всё время направлен на Нору, он пытается увести его и посмотреть на Амира или глав, но глаза сами возвращаются к Норе и её протянутой руке. Такое чувство, что он ласково поглаживает своим взглядом её волосы и руку.

А Олег, раньше мрачный и немногословный, крутой, наполненный невероятной силой, бывший страшный глава страшного клана, так и держит руку Арни в своей руке — ей от этого легче, юной королеве, одна рука протянута главам кланов, а другая счастливо лежит в ладони любимого. Он будет всегда бояться за её жизнь, изо всех своих гигантских сил удерживать себя в жажде, ещё не зная, что всё пройдёт легко. Не так, он всегда будет бояться именно своей силы рядом с ней, такой маленькой и хрупкой, такой любимой. Хотя рядом с ними и я маленькая и хрупкая.

Вот Виктору всё нипочем — артист, он и есть артист — счастлив открыто, ярко. Всем показал, как любит Нелли, учел всё, даже традиции её народа: всё, что на ней, это её приданое, чтобы она знала, ему нужна она сама, камушки, которыми он её всю обвесил, это ей подарок за неё саму, ему для неё ничего не жалко. И чтобы она навсегда запомнила — он её никогда и никому не отдаст, не вернёт в барханы, не заставит голодать в коробке.

Они всё для них сделают, для своих любимых женщин, тех, которые — мечта, несбыточная многие столетия, и так неожиданно сбывшаяся. И Лея с Андрюшей тоже мечта, настолько они друг другу подходят, оба такие чистые, добрые, что даже трудно представить, что есть ещё кто-то такой в этом мире, в обоих мирах. Прав Глеб: кланы должны понять, что и мутанты, которые в их мире никто и звать никак, такие же личности, и так же имеют право на счастье и любовь. И он эту любовь защитит. И вышло так, что вместе с Амиром защищать будут, вот такой интересный оборот получился. Да, было о чём Амиру на этом странном ритуале подумать, странном во всех отношениях хотя бы потому, что он невероятным образом стал защитником тех, кто были для него врагами и девушки-мутанта, когда-то так жестоко им пленённой. А может, думал о женщине, которую я ему обещала, и он в эту встречу поверил, раз я так неожиданно для него отдавала за неё свою жизнь. Чего только не сделает любовь, даже просто мечта о ней.

8

Глеб смотрел на меня и улыбался, а я думала свои мысли, подперев щёку и рассматривая последний кадр, на котором он остановил демонстрацию ритуала. На весь экран улыбался Амир. Он улыбнулся совершенно неожиданно, когда уже все главы прошли, и в зале остались только новоявленные мужья и жены. Длинная фраза на ассасинском и ослепительная улыбка, которую я даже не могла представить на этом красивом, но жёстком лице. Глеб уточнил:

— Красив?

— Ага, такой шейх восточный.

Зазвонил телефон, и Глеб сразу ответил:

— Амир.

Долго слушал и сказал лишь короткую фразу на ассасинском.

— Мари выбрала виллу на берегу моря и решила уже сегодня там остаться со своими новыми друзьями. И бассейн ей тоже очень понравился.

— Дорого будешь продавать?

Я почему-то совсем не удивилась, что Мари решила выбрать виллу на берегу моря, а ещё ей должен очень нравиться огонь. Глеб усмехнулся и опустил голову, спросил:

— Хочешь подарить?

— Нет, просто спрашиваю.

— Цену определяет Андрей.

— Вот пусть и будет та цена.

Широко открытые глаза выдавали явный вопрос, и я на него ответила:

— Амир не бедный, пусть платит.

Глаза стали ещё больше и мне пришлось объясниться:

— Он должен понять, что тратить деньги на свою дочь очень приятно и радостно. Ты же тратишь на меня… даже не сосчитать сколько. На одни цветы, наверное, миллион потратил.

Глеб улыбнулся, какое-то время пытался держаться, потом расхохотался. Наступила моя очередь удивляться, и теперь уже я повесила перед ним вопрос — это о чём он так веселится? Отсмеявшись и продолжая улыбаться, Глеб признался:

— За картину, как ты выплываешь из воды с васильками на голове, стоит потратить миллион.

— Я была такая смешная?

— Ты удивительная, самая удивительная женщина.

Вскочил с дивана, подхватил меня на руки и поцеловал, уже собрался идти в спальню, но я его остановила:

— Подожди целоваться, я ещё не все выяснила, садись на диван.

Глеб вздохнул и безропотно устроился на диване со мной на коленях.

— Спрашивай.

— А кого вы в друзья к Мари выбрали?

— Лея с Олафом выбирали. Мне сначала показалось, что выбор несколько… странноват, но оказалось, что Лея была права.

— И кого она выбрала?

— Двоих мальчиков, которые внешне от людей ничем не отличаются, только энергетическими способностями, девочка-змея…

— Как у Олафа тогда была?

— Похоже, у неё развиты руки как у обычного ребенка, а всё остальное тело как у змеи, ног нет совсем. Мальчик-слухач, ты его видела.

— Этот с корнями?

— Да, агрессия практически отсутствует, очень хорошо рисует и поёт, так сказала Лея. Девочка и мальчик как Али. Выбирали из школ Олафа и кланов Элеоноры.

— Кланов? А что, их несколько таких?

— Их было три, один из них ты видела, сейчас пять. И две школы Олафа.

— Уже две?

— Да, тех, кто участвовал в защите нашего дома, Олаф решил отделить от остальных, так как у них проявились уже другие способности, которые он теперь изучает вместе с Самуилом.

— Глеб, пять кланов, это столько детей с вирусом?

— Не только, есть просто мутации, обычные генетические, их в отдельные кланы перевели. И ещё часть тех, кому можно помочь хирургически, тоже в отдельный клан вывели, ими Самуил занимается с командой врачей. А тех, кому надо учиться управлять энергией, забрал к себе в школу Олаф.

Вот что стоит за одним коротким словом «дела», когда кто-то исчезает из дома. А я дуюсь и возмущаюсь, что, видите ли, мне не рассказывают, кто куда уехал. Конечно, отправляют спать сутками, чтобы не мешалась под ногами эти дела делать. Чтобы не думать о своей бесполезности, я вздохнула и стала спрашивать дальше:

— И как Мари? Она не испугалась таких друзей?

— В шоке был Амир.

Муж засмеялся с лёгким привкусом ехидства, но решил дальше тему не развивать и сказал уже серьёзно:

— Олафу Мари понравилась своей выдержкой, она, конечно, постояла пару минут в состоянии ужаса, но подошла к ним сама и представилась своим настоящим именем. Они, в отличие от тебя, это имя могут произнести правильно, и через несколько минут все уже весело бегали и ползали по саду.

— А на каком языке они разговаривают?

— На своём.

— Как это?

— Говорят на разных языках, но каким-то образом понимают друг друга. Олаф очень доволен, сказал, что надо подумать о смешанных группах мутантов и детей с вирусом, вообще детей с разными физическими отклонениями.

— А как теперь Серёжа? Раз Мари уехала, он же будет скучать без неё.

— Ему некогда скучать.

— А ему что ты придумал?

— Илья готовит его как боевика.

И улыбнулся таинственно, хитро на меня посмотрел, увёл глаза и стал рассматривать Амира на экране, а я длинно прошипела:

— Кого? Боевика? С ума сошли, мальчик совсем, слабенький…

— Ну, не такой и слабый, бегает хорошо.

— Глеб! Что с ребёнком делаете?

— Они его всяким приемам начали обучать, сама говорила, что только мальчику с боевиками и жить.

Командор засмеялся, чмокнул меня в макушку, понажимал кнопки на пульте, и во всю ширь экрана появился Илья, держащий Сережу в вытянутой руке, а тот махал руками и ногами, пытаясь ударить его палкой, при этом Илья как змея выворачивался, чтобы мальчик не смог его коснуться. Глеб внёс комментарий:

— Скорость один, нет, тридцать процентов.

Это чтобы Серёжа заметил движения Ильи. И оба довольны, Илья улыбается, а Серёжа вообще радостно хохочет. Появилось ещё одно изображение: Серёжа кидается чем-то в двух боевиков, а они с улыбкой на лице ловят всё, не двигаясь, вернее, я не замечаю их движений, Серёжа естественно тоже, но старается, аж губу прикусил. А следующий кадр меня ввёл в шок — Илья практически свернул Серёжу в узел, всё тело было переплетено, и в центре этого клубка из рук и ног торчала очень довольная физиономия мальчика. Да, мужские игры, не до девочек. Неожиданно строгим голосом Глеб сказал:

— Мальчик меняет энергию боевиков, я приказал им заниматься с мальчиком отдельно от всех, пока не выясним степень изменений.

— Он по-прежнему живёт у Вердо?

— Да, так удобнее, Вердо готовит ему еду, следит за сном и отдыхом.

И кадры спящего мальчика на диванчике у окна с фиалками, а рядом сидит громадный Вердо и поправляет одеяльце, ну совсем папаша с сыном.

— Ты такой мудрый, всё так устроил, так всё правильно. А Вердо не может и мне вкусностей приготовить, ну, Серёже и мне заодно?

— Нет, пока мальчик у него, для тебя он готовить не будет.

Всё ясно, никакой, совершенно никакой связи мальчика со мной: вдруг чего-нибудь не так, вдруг связь какая-то энергетическая, вдруг ещё что-нибудь непонятно что, но на всякий случай — никак. Я посмотрела на Глеба и поняла, что довела его своими энергетическими потерями до крайней точки кипения и безнадёжности, очередной безнадёжной безнадёжности. Он так грустно на меня смотрел, что казалось, просто ждал уже, когда я очередной раз рухну в энергетический коллапс, из которого ему придётся меня доставать всеми возможными и невозможными способами. И самое страшное, что это может произойти в любой момент, просто от одной моей мысли или неосторожно брошенного слова. Или специально сказанного, как произошло с Амиром, но я свои слова уже не помню, сказала и сказала, а потом они меня спасают, потому что за словом идёт действие закона, изрекла намерение — исполняй. Так красиво сказала про закон, мол, он всё уже продумал и нашёл, а что я сама иногда исполняю волю закона и плачу своей жизнью за его исполнение, об этом я совсем забываю, а они меня спасают и спасают, своими жизнями платят за моё спасение. И сразу вспомнилась картинка, как Андрей выводит, практически выносит Виктора, такого сильного и ироничного, именно он в тот момент больше всех отдал мне своей жизни. А на самом деле отдавал её Амиру, потому что я всю силу Виктора передавала ему, врагу, который когда-то чуть его не убил. А ведь был момент, когда даже я сама поверила, что никогда и никому никакой энергии уже не отдам.

На экране Серёжа радостно смеялся и пытался поймать Илью и Вердо, они старательно сдерживались, но скорости иные и мальчик просто терял их из виду. Но странное дело — он всегда их находил, встанет, подумает несколько секунд, потом побежит именно в том направлении, где за деревом стоит Илья или Вердо. Я спросила Глеба:

— А у Серёжи есть какие-то отклонения в энергии, в смысле, он сам стал чем-то отличаться от людей?

— Нет, Олаф его постоянно проверяет, да и Илья контролирует — обычный мальчик, хорошо развит физически, но и только.

— Но как-то же он меняет боевиков, почему они именно при нём меняются?

— Олаф решил, что это ты.

— Я? Глеб, да я его больше и не видела после той встречи.

— С ним те боевики, которые тебя спасали, в них твоя энергия, Серж как-то её усиливает просто своим присутствием. У тех, кто не получал твоей энергии, ничего не происходит.

Ну да, я бы на месте Глеба тоже себя к мальчику не пустила — кто знает на самом деле, вдруг я и ему решу ещё добавить, просто постою рядом и рухну, а им меня опять спасать придётся. Я тяжело вздохнула и прошептала:

— Глеб, я постараюсь больше никому ничего не обещать. И искать никого не буду, пусть сами ищут себе половинок.

— Ты уже Олафу пообещала.

— Она сама найдётся.

Сказала это очень быстро и сразу спряталась у него на груди, точно, а я уже и забыла. Теперь наступила очередь вздыхать Глебу: конечно, найдётся, только неизвестно, как я в этом процессе участвовать буду, и ему это во что обойдётся.

— Лизе я сказала, что её сыновья ещё не готовы.

— Хоть это радует.

— Больше никому.

— Ты пока больше никого и не видела.

— А на ритуале Лизы не было?

— Нет, она передала подарки, но сама приехать не смогла.

— Сыновья?

— Да, проблемы.

— А на наш домашний праздник она тоже не сможет приехать?

— Не знаю, мы его ещё не назначили.

— Надо посоветоваться с новоявленными мужьями и женами.

— Они ждут твоего слова.

— Моего так моего, давай завтра подумаем, придёт утро, придёт умная мысль.

Глеб так на меня посмотрел, что я стукнула его по груди, ну не так же, иногда по утрам меня посещают умные мысли.

Но утром мысль никак не хотела меня посещать, тем более что Глеб старательно мешал ей просто появиться в голове. Казалось, что слово «молодожёны» ему всё и объяснило, то есть — молодая жена. Я уже пять раз ему сказала, что пора меня доставить хоть куда-нибудь, я уже была согласна на что угодно, и на бассейн, и на столовую, а он только смеялся, прижимал меня к себе и никуда не отпускал.

— Ты красавица.

— Голодная красавица, которая ещё и поплавать хочет.

И опять смеётся, целует и ласкает моё молодожённое тело, так и заявил — молодожённое.

— Глеб, так не говорят, молодожёны, это оба, и мужчина, и женщина.

— Я тоже молодожённый.

И откуда таких слов набрался? Раньше говорил чисто, но очень правильно, как все, кто учит чужой язык, а теперь резвится как может, даже считает возможным менять слова, как ему нравится.

— А ты в отпуск молодожёнов отпустил?

— Отпустил.

— Глеб, а…

— До завтра.

— Это же…

— Хватит.

Понятно, спорить бесполезно, хорошо хоть вообще отпустил.

— А Лею с Андрюшей?

— Они уже были в отпуске.

— Аарону хоть повезло — он сам себя в отпуск отправляет.

Глеб хмыкнул, но комментировать не стал, опять поцеловал и много что позволил руками. До бассейна я добралась только к обеду, а обедала уже ближе к ужину.

Раз все в отпуске, то и себе Глеб устроил выходной: никто не появлялся, телефон куда-то исчез, до гардеробной я добраться не успела, сразу оказалась в бассейне.

— Глеб ты неприлично себя ведёшь.

— Я муж.

— Но…

— Грозный феодал, тиран и монополист.

От хохота я чуть не утонула, пришлось Глебу меня из воды доставать, но я продолжала хохотать и махаться руками даже в столовой. Никакие объяснения он не принимал, сказал лишь:

— Я всё равно монополист тебя.

А ещё говорит, что у меня голова никогда в порядок не сможет прийти — узнал разных слов и во всю оперирует ими как захочет, какой-нибудь филолог уже давно бы в обморок упал. Ужин просто отменился, потому что мы до столовой так и не добрались. Счастливый день отпуска.

Утром я проснулась одна и не знала, что думать, беспокойства не было — только удивление. Но мало ли какие дела могут образоваться у командора. Звать никого я не стала, полежала немного, подумала и решила пойти в бассейн. По дороге мне тоже никто не встретился, и я уже стала беспокоиться, потому что жители этого дома всегда слышат моё сердце и знают, когда я просыпаюсь. Подойдя к бассейну, услышала музыку и решила, что Глеб очередной раз приготовил мне сюрприз, сидит и ждёт меня у воды. Но его там тоже не было, и я загрустила, свечи и розы уже не радовали меня, даже музыка навевала грусть.

Глеб вошёл стремительно и сразу улыбнулся:

— Привет.

Точно, уезжал куда-то, чёрный костюм и знак власти на чёрном галстуке. Я опять наивно спросила:

— Привет, где ты был?

— Дела.

От досады я даже нырнула, зачем спрашиваю, всё равно не скажет, ясно -кланы, опять кланы и ещё раз кланы. Глеб дождался, когда я вынырну и спросил:

— Хочешь прогуляться?

— Конечно, хочу, прямо сейчас?

— Прямо.

Даже позавтракать не дал — заявил, что по дороге, значит, недалеко. Одевалась я по команде и приказу, или наоборот, как-то так, то есть очень быстро. А на крыльце остановилась и удивлённо посмотрела на Глеба — шикарная белая машина с открытым верхом, длинная, с мягкими кожаными сиденьями тоже ослепительного белого цвета.

— Прошу, жена командора.

Теперь понятно, почему он заставил меня надеть яркое красное платье, непонятным образом появившееся в моём гардеробе, и ожерелье из капелек. Но сам почему-то не переоделся, так и остался в своём командорском одеянии.

— Глеб, а что… мы уже совсем… уже мне можно на белый свет?

— Можно.

— А почему ты знак власти оставил? Встреча?

— Встреча.

А сам улыбается ослепительно, синевой глаз сверкает, руку так подал, что стало ясно — граф, а может поэт, или ещё кто-то там из неизвестного века. Боевики небось сознание потеряли от такого жеста своего грозного командора. И сопровождали нас лишь два обычных джипа, причём держались от нас на достаточном расстоянии. Но ремень безопасности был таким широким, что почти прикрыл меня всю, я сразу возмутилась:

— Глеб, я как припечатана к креслу.

— Это и требуется.

Вот вам и всё объяснение — крыши же нет, значит, привязать так, чтобы никак не могла никуда улететь. Какое удовольствие в жаркий день ехать в открытой машине на такой скорости, впервые видеть окрестности не сквозь тонированные окна, а собственными глазами, любоваться яркими красками садов и лесов, окрашенных в невероятные оттенки домов и вилл, весёлыми туристами и местными жителями, занятыми самыми разнообразными делами. Мы проносились на бешеной скорости, слегка притормаживая в населенных пунктах, и я удивлялась, что некоторые туристы махали нам руками и что-то кричали в след.

— Что они нам говорят?

— Поздравляют со свадьбой.

— Нас?

— На нашей машине написано «молодожёны».

Я долго на него смотрела, не могу определить это чувство, даже не удивление, восторг, который светился в глазах Глеба, не передать никакими словами. Восторг и счастье, исполнение очередной его мечты — нестись со мной в белоснежной открытой машине и не бояться за меня, полностью отдаваясь волшебству скорости, солнца и ветра. И моря, мы выехали на берег и поехали вдоль невероятно синего огромного пространства, где-то вдалеке соединяющегося с яркой голубизной неба, без единого облачка, лишь пронизанного лучами царственного солнца. Я даже дышать перестала от этой красоты, подняла руки и замахала ими, приветствуя всех сразу и море, и солнце, и небо.

Машину Глеб остановил у небольшого домика. Это был даже не настоящий дом, а как бы сборный из каких-то деревянных конструкций разных размеров, сложенных друг на друга и невероятным образом сохраняющих ровные стены без окон. Крышей служил купол цвета индиго, похожий на цирк-шапито, с ярким золотым конусом в центре. Я уже хотела спросить Глеба, это что, ресторан такой, меня кормить будем, посмотрела на него и замерла — куда делся молодожён, вновь проявился командор и маршал всех войск, даже во время истории с Амиром такого выражения лица я у него не видела.

Глеб вздохнул, какое-то время смотрел на непонятное сооружение, потом сказал:

— Ты ничего не боишься.

— Я должна… не так, я могу чего-то испугаться?

— С тобой захотели встретиться… их называют Хранителями.

Опять надолго замолчал, взял меня за руку, поцеловал её и поднял на меня глаза, синие, но тревожные. Я ждала продолжения и положила на его руку свою ладонь — говори, раз надо с ними встретиться, значит, ничего не будем бояться. Он чуть пожал мою руку и тихо сказал:

— Они обладают всеми возможными физическими и энергетическими способностями, существующими в нашем мире, но никогда не вмешиваются, они хранят тайны и артефакты.

— Кольца у них?

— Да. И не только кольца, много всего. Иногда они просто собирают информацию о них, знают, но оставляют…

— Браслет, да?

— Да. Тогда владелец артефакта находится под их наблюдением.

— Значит, и за тобой они тоже наблюдали?

— Наблюдали.

— Это ассасины?

— Нет, они отдельно созданы природой. Они не люди, но и не совсем мы, они другие, но существуют в нашем мире и питаются кровью.

— Как боги, которые требуют кровавых жертвоприношений?

— Что-то в этом духе, но сложнее, значительно сложнее.

— А что им от меня нужно? Забрать к себе как артефакт?

— Нет, ты человек и моя жена, они признали тебя моей женой.

— А я и есть твоя жена, разве их признание что-то меняет?

— Меняет, ты первая жена-человек, которую они признали равной мужу. Поэтому решили с тобой познакомиться официально, они тебя знают, наблюдают давно, и наблюдают не только за тобой, но и за всеми, кто тебя окружает. Изменения, которые происходят с теми, кто окружает тебя, их удивляют, но они их приняли.

— А если бы не приняли? Тогда опять война?

— Которую мы бы не выиграли.

— Они бы меня убили?

— Меня.

— Почему тебя, это же я виновата?

— Ты воздействовала на наш мир через меня, мы опасны только вдвоём. Это как с твоими богами — они хотели забрать мою силу через тебя. Удивило Хранителей и то, что тебя спасали наши, а меня люди в борьбе с твоими богами. Я думаю, твои боги — это тоже какие-то энергетические сущности, которые таким образом воздействовали на людей, принимая привычный для них образ животного. Они питаются энергией человека, а вкупе с моей, которую они никак не могли получить, стали бы значительно сильнее.

— А эти боги не могут сейчас что-то с тобой сделать?

— Нет, сейчас уже нет.

— Ты всегда знал, что Хранители за тобой наблюдают?

— Хранители предупреждают владельца артефакта о своём внимании. Но они никак не проявлялись до последнего времени.

— Они никогда никому не помогают?

— Не мешают и не помогают, просто наблюдают. Если что-то происходит с владельцем, они появляются чтобы забрать артефакт.

— Отдай им браслет.

Глеб улыбнулся, но отрицательно покачал головой:

— Хранители сказали, что он остаётся у меня. Пойдём, они нас приглашают.

— Они всё слышали, о чём мы сейчас говорили?

— Да.

Ну и хорошо, пусть знают, какая я есть. Глеб поцеловал меня и этим показал мне, что ему тоже всё равно, что они подумают — любит свою жену и всё, как хотите к этому относитесь, господа Хранители.

Мы вышли из машины, сразу часть стены домика просто исчезла, растворилась в пространстве, и образовался проход. Глеб взял меня за руку и повёл внутрь дома, я лихорадочно вздохнула и улыбнулась ему, мне с ним ничего не страшно.

Их было семь, этих странных существ, внешне очень похожих на людей, которые стояли у противоположной стены. Высокие крупные мужчины лет пятидесяти, с короткими бесцветными волосами, не седыми, а именно бесцветными, и такие же бесцветные лица с бесцветными глазами. Казалось, ни одной краски нет на лице — просто линии, обозначившие контуры черт лица, и едва заметная тень на месте глаз, носа и губ. И одежда была прозрачно-серой, современные костюмы, вернее контуры одежды и тела. Совершенно непонятно, почему я решила, что им около пятидесяти лет, но именно столько. А на самом деле может быть несколько тысяч. В первый момент мне даже показалось, что это в зеркалах отражается один и тот же мужчина, настолько они были внешне похожи друг на друга. Да и стояли они как бы в каком-то отдельном пространстве, воздух вокруг них так ощутимо загустел, что казался вязкой субстанцией, внутри которой едва поблёскивали огоньки.

Глеб провёл меня в центр помещения, встал за моей спиной и положил руки на плечи. Я сразу почувствовала давление, казалось, что меня пытаются поставить на колени, вот уже и ноги задрожали, готовы были подогнуться, но я чувствовала руки Глеба и гордо подняла подбородок, сжала кулачки — буду стоять, пока смогу. Глеб, видимо, тоже чувствовал это давление, потому что произнёс странным глухим голосом:

— Моя жена Катерина.

Ни звука не прозвучало в ответ, лишь усилилось давление, вот я уже начала подрагивать всем телом, ещё немного и упаду, превращусь в лужицу крови. Крови? Так им нужна моя кровь? Им тоже? Ах, так, жертва вам нужна, хотите меня как курицу заставить без головы по двору бегать, разбрызгивая вокруг капли крови?! Почему именно такая картинка возникла в голове — неизвестно, но что-то во мне поднялось такой тёмной волной гнева против этих серых фигур, что я даже перестала чувствовать давление и гневно посмотрела в бесцветные глаза ближайшей ко мне фигуры. И что-то в этой фигуре изменилось: сначала мне показалось, что стал ярче цвет глаз, не так, сначала проявился зрачок и потом сверкнул лёгким оттенком жёлтый цвет. А я продолжала гневно смотреть в эти глаза и думала лишь об одном — не позволю поставить на колени, не позволю и всё! Это в их мире можно кого угодно давить и ставить на колени, а я женщина, человеческая женщина, ни перед кем на колени не встаю! Особенно перед этими серыми, непонятно кто вообще, ни здрасьте вам, ни пирожков, мол, проходите гости дорогие! Я даже не пыталась думать, просто отпустила все мысли, поддерживала в себе этот гнев, даже если читают как открытую книгу, пусть читают, такая, какая есть, и всё тут! Сразу вспомнила, как перед Олафом учинила скандал Олегу и разошлась совсем, скандал, так скандал, даже глаза прищурила, вы ещё не знаете, как человеческая женщина может, но ничего сказать не успела, прозвучал металлический голос:

— Катерина, человек, жена командора.

И что? Я гордо посмотрела в эти уже совершенно жёлтые глаза — да, жена, и люблю, и муж любит, и ничего вам с этим не сделать. Глеб погладил меня по плечам, значит, тоже смог побороть давление, и таким образом пытается поддержать. Тот же металлический голос произнёс:

— Катерина, твоя энергия уникальна, мы возьмем её на хранение.

Что?! Но ничего сделать или сказать я не успела — темнота накрыла меня, и в ней лишь мгновенной вспышкой сверкнул яркий жёлтый блеск глаз серого.

Большие жёлтые глаза преследовали меня везде, в полной боли темноте они светились, и боль от этого света становилась сильнее и сильнее, как будто наполнялась от этой желтизны. Когда мне удавалось хоть немного отвести взгляд от этих глаз, боль немного утихала, но глаза снова находили меня, и боль начинала терзать тело ещё сильнее. Я не поняла, когда в этой жёлтой боли проявилось слово, вернее сначала буквы, такие маленькие буквы, они проскальзывали среди лучей желтизны красными линиями и пытались собраться в слово. Но желтизна опять заполняла всё пространство и буквам снова приходилось с трудом продираться сквозь неё. Я пыталась сфокусировать взгляд на этих красных линиях, понять какие это буквы, и снова жёлтые глаза вставали перед ними и закрывали их своим светом боли. И вдруг что-то произошло, какой-то звук неожиданно пронзил меня, жёлтые глаза вдруг остановились и буквы мгновенно собрались в слово «Глеб». Глеб! Я закричала тонким звуком, постепенно переходящим в звериный рык, невозможный для человеческого горла. И полная темнота — совершенно ничего, ни глаз, ни букв, одна чёрная боль.

Когда ушла боль, я не осознала, темнота стала просто темнотой, обычной темнотой, глухой, без единого проблеска света. Темнота заполняла меня всю — я не чувствовала ни рук, ни ног, ни вообще самого тела. Потом проявился очень тонкий, едва различимый звук, он расширялся, превращался в какую-то мелодию, и она зазвучала в темноте сначала просто звуком, а потом и голосом, нежным женским голосом. Песня моря Анжелины, молитва ушедшим в море.

И опять боль, невероятная, обжигающая изнутри, горящая снаружи всполохами, но в этом пламени боли я стала осознавать сначала руки, потом и всё тело. А Анжелина пела и пела, и её голос гасил огонь боли, он постепенно стал затухать и скоро угас совсем, проявляясь лишь иногда в отдельных местах небольшим всполохом. Стала рассеиваться и темнота, она посерела, и в ней проявились лучи, сначала отдельными полосками, а потом ярким мощным потоком солнечного света.

Судя по звуку прибоя, я лежала где-то рядом с морем, на чём-то очень мягком и воздушном, но не могла пошевелиться, не двигался даже мизинец, и глаза не открывались, хотя сквозь веки проникали яркие лучи солнца. Прозвучал нежный голос Леи:

— Катя пришла в себя.

— Катя, попытайся открыть глаза.

Как всегда, Олаф был деловит и спокоен, какое счастье услышать его голос, но тело меня не слушалось, и мне пришлось долго стараться, чтобы хоть приподнять одно веко.

— Вот и молодец, полежи немного, я пойду Глеба посмотрю.

Не тратя силы на открывание глаз, я просипела:

— Глеб… что…

— Жив, можешь не страдать, полежит немного, отдохнёт от тебя и скоро встанет. Лея, работай, я тебе всё объяснил, пока только так. Амир вернётся, тогда подумаем.

— Амир…

— Катя, молчи. Я тебе всё расскажу.

Лея взяла меня за руку, тёплый поток энергии стал постепенно подниматься по моим рукам, медленно, но верно двигаясь к сердцу. И начала свой рассказ:

— Глеб не мог даже предположить, что Хранители захотят взять твоей энергии, они её никогда не хранили, вообще ею не занимались. Но Олаф сразу его предупредил, что Хранители не просто так хотят с тобой встретиться, что-то им от тебя нужно. Они с людьми обычно не общаются.

Она замолкла на мгновение, и кто-то другой взял меня за другую руку.

— Катя, всё хорошо, ты принимаешь энергию, значит, понимаешь, что делаешь. Наряды поделить опять не успела, драгоценности тоже не раздала никому, и подарки нам на свадьбу не подарила, ты думаешь, я дам тебе умереть без подарков? Да никогда! И Глеб тоже ещё ничего не подарил, Лея с Андреем хоть на вулкан летали, а мы с Нелли только дом и успели посмотреть. Ну, поцеловались немного, да и так… женатые всё-таки, уже можно.

Виктор, неугомонный, неподражаемый Виктор, я сразу представила его на свадьбе и прошептала:

— Ты был хорош, только Нелли уж очень сильно обвешал камнями, еле шла девочка.

Энергия Виктора неслась по моей руке и уже бушевала где-то в голове, вихрилась и очищала мозг от темноты. Он сразу заявил:

— А ты как думала, вдруг Нелли соберётся со мной разводиться? Скажет, давай половину богатств, а я ей сразу и отвечу: по вашим законам, что на тебе, то твоё, а остальное не трогай. Как ты думаешь, на булавки хватит?

— Хватит. Что с Глебом?

— Ну, всё, оживаешь, если интересуешься мужем, значит, всё хорошо, делиться драгоценностями не будешь. Лея, я только что вернулся, не очень в курсе.

— Ему Олег с Андреем помогают, он уже пришёл в себя, только пока двигаться не может. Скоро Амир приедет, они с Олафом и решат.

— Что решат?

— Да что с вами делать.

— Виктор, всё так плохо?

— Как раз всё хорошо, Катя, всё так хорошо — что разобраться бы. Хранителя вы так послали, что он до сих пор в себя прийти не может. Он уже целый час с Амиром разговаривает, плачет на его плече, слёзы утирает: отдайте, говорит мне Катю, а тот ему доказывает, что никак нельзя, она даже ко мне не пошла, верна Глебу, а ты его обидел, она теперь и смотреть на тебя не будет.

— Так ему всё-таки я была нужна?

— Вы оба, вернее ваша объединённая энергия. Они решили её в банку положить на хранение, или шкатулку, я не понял, говорят — пусть полежит.

9

Наконец, я смогла открыть глаза и увидела бледного до синевы Виктора и такую же Лею, с огромными синяками под удивительными глазами, ставшими от этого ещё больше.

— И давно я, мы, так…

— Катенька, совсем немного, всего несколько часов, ещё только вечер, а ты не завтракала, голодная совсем. Скоро Вердо приедет, накормит тебя, заодно и Сержа накормит, когда тот с Амиром явится.

— Серёжа у Хранителей?

— Ага, вместе с Мари.

— Виктор… а они их…

— Нет, не переживай, они им не нужны, они так, силовое подкрепление Амира.

— Силовое?

— А ты как думаешь? Амир не дурак, понимает, что самое главное в жизни — дети, вот с собой и взял их, как прикрытие. Ну да, поставил перед собой и из-за спин выглядывает, с Хранителями только так — вдруг чем выстрелят.

— Виктор…

— Катя, да не знаю я, о чём он с ними разговаривает! Только когда уже стало понятно, что вы живы назло всем, и Олаф оказался прав, всё получилось, как он задумал, так Амир сразу Мари с Сержем в машину посадил и рванул к Хранителям разборки учинять.

— А как мы живы?

— Олаф вас с Глебом энергетически соединил со всеми.

— Лея, как это со всеми? С кем это со всеми?

— А всеми нами, кто хоть раз тебя коснулся и получил твоей энергии, все мы: боевики, мутанты, Нелли, Арни, Нора, Анжелина, да много кто.

— Катенька, я же говорю, Хранитель в обморок упал, когда столько получил всего. Представляешь, он такого насмотрелся, один Али чего стоит, да эта с головой, Наташа, тоже тот ещё подарок. Он только вас с Глебом и хотел, а получил весь зверинец.

— Зверинец?

— Естественно, он думал, красавицу все свои столетия будет наблюдать …твоей энергией, ну Глеба ещё, а тут ему и мы все. Али, боевики тоже всяких рож ему настроили, а потом уже и Наташа, да ещё все эти, которые на технических этажах дома. Конечно, Нелли с Норой и Арни, но я думаю, он тогда уже совсем плохо понимал, всё перемешалось в голове. Я Нелли так и сказал: ты ему такое что-нибудь скажи, чтобы запомнил, она обещала.

— Я не поняла, как это, они что, и мысли мои с энергией получили?

— Ну да, память твоей энергии, последние дни, подробности ты у Олафа спроси.

Я засмеялась, Лея тревожно посмотрела на меня, а Виктор даже лоб пощупал, вдруг от недостатка энергии с ума схожу. Пришлось объяснить свой смех, пока какой-нибудь укол не сделали для успокоения:

— Первое, что этот серый увидел, была курица с отрубленной головой, которая по двору бегает.

Виктор не понял, кивнул головой, но всё-таки странно на меня посмотрел, может ещё тогда с ума сошла, когда у Хранителей была. Но кто-то понял, послышался громкий мужской смех, последовало несколько слов на итальянском, и его поддержал весёлый женский хохот. Олег, это он понял и, наверное, ещё кому-то сказал. Мне не удалось поднять голову, чтобы посмотреть, где они, но я облегчённо вздохнула — Лея сказала, что Олег рядом с Глебом, значит, совсем близко. И послышался слабый голос Глеба:

— Ну вот, теперь они точно будут знать, что ты и без головы можешь бегать.

Я попыталась подняться, но Лея меня остановила:

— Лежи, Глеб в пяти метрах от тебя, вам пока нельзя рядом находиться, Олаф вас отделил друг от друга энергетически.

— Зачем?

— Чтобы Хранителям помешать, да и защищать вас по отдельности нам легче.

— Они и сейчас пытаются?

— Уже нет, но на всякий случай.

Лея слабо улыбнулась мне и качнулась, Виктор вопросительно взглянул на меня — смогу ли я полежать одна, я кивнула, и он мгновенно исчез с Леей на руках. Но одну меня не оставили, рядом сразу появился Олаф, взял за руку, и энергия опять полилась горячим потоком.

— Как ты себя чувствуешь?

— Уже хорошо, а как Глеб?

— Скоро сможет встать, уже пытается, но Олег его держит.

— Олаф, расскажи, как мы здесь очутились, как всё произошло, я ведь сразу сознание потеряла.

— И хорошо, что потеряла, твой умный мозг его выключил.

— Я только всё время жёлтые глаза видела, они так боль усиливали.

— Так ты опять всё чувствовала? Всю эту сумасшедшую боль?

— Да, а почему так больно? Ведь он энергию забирал, ослабла бы и всё, а так больно было, он что, через свои глаза как-то энергию забирал?

— Может быть, они вообще тайна, никто не знает их настоящих способностей, энергию они ещё ни у кого не забирали, по крайней мере, я о таком не слышал.

— Но мы были внутри дома, как вы нас достали?

— Глеб тебя вынес, Хранители энергетический щит установили, и я его не смог преодолеть. Как он ушёл от Хранителей непонятно, но песня Анжелины помогла, она рядом со мной стояла и вдруг запела, сначала тихо так, едва слышно, а потом всё громче и громче, и вдруг щит спал, почти сразу Глеб вышел с тобой на руках. Тогда я уже и послал ему энергии от всех, кто соединён был к вам.

— Значит, нас спасла песня?

— Получается, что так. Щит спал, как только она запела, видимо, Хранители отвлеклись на неё, и Глеб смог тебя вынести, а дальше уже совсем просто — я поток через вас и послал.

И засмеялся таким смехом, что я тоже усмехнулась — прав Виктор, тот ещё подарок получили Хранители, если им свои мысли посылали те, кто за нас с Глебом переживал и был готов отдать свою жизнь. Да и курица моя тоже веселья добавила.

— А Амир зачем к ним поехал? Мы теперь далеко от них, Хранителей?

— В десяти километрах. Катя, дальше не получилось, да и Хранителям любое расстояние, сама понимаешь, не значит ничего, они перемещаются быстрее мысли. А вас срочно надо было спасать, ты уже синеть начала, да и Глеб тоже… побледнел.

— Ты не ответил, зачем Амир к ним поехал, да ещё и детей взял?

— А я не знаю.

— Как это?

— А так. Он появился неожиданно, Глеб не хотел, чтобы он был… ну, в смысле своей энергией к нам подключался, а тот заявился, да ещё и Мари привез. Схватил за руки Сержа и Мари, мне на ногу наступил, чтобы хоть как-то меня коснуться, так и стояли вместе. Катя, он нам сильно помог, щит так потом и не опустился, уж, не знаю, что он сделал. Это он предложил вас друг от друга положить подальше, лучше увезти в разные стороны, но Глеб не позволил. А когда уже стало ясно, что вы оживаете, он и тебя и Глеба восстанавливал, вы совсем как пустые шарики были.

— Огонь, после темноты вдруг во мне всё загорелось, прямо заполыхало, а потом уже стало хорошо.

— Это он, у тебя даже румянец появился, только кричала сильно, еле Глеба удержали, хорошо, что Амир с тебя начал. Ну, а потом и Глеба за руку взял, сказал, что потом с ним разбираться будет, когда у того силы появятся.

Неожиданно Олаф замолчал, отпустил мою руку и как-то прошипел:

— Катя, лежи, глаза закрой и лежи.

— Что? Олаф, что случилось?

— Лежи и молчи, что бы ни случилось — молчи.

Я не успела больше ничего сказать, как вдруг какая-то сила подхватила меня и поставила вертикально, только я не стояла, а висела над землей в коконе энергии, и передо мной стоял Хранитель. Олаф висел рядом в таком же коконе, руки прижаты вдоль тела и только глаза горят жёлтым светом гнева и бессилия. Крик Глеба услышала как будто издалека:

— Катя!

Хранитель даже не обернулся на его крик, стоял и смотрел мне в глаза, только уже не жёлтым, а каким-то зеленоватым взором. И несмотря на кошмар состояния недвижимости, я вдруг подумала — ага, заразился зеленью моих глаз. И всё: сразу успокоилась, страх неожиданности от появления этого серого ужаса ушёл, я улыбнулась ему спокойной уверенной улыбкой. Неожиданно рядом с Хранителем проявился Амир с Сержем и Мари на руках. Он медленными движениями поставил детей на ноги и, растягивая звуки, произнёс:

— Энергия меняется постоянно.

Видно было, что Хранитель давит на него своей энергией, но Амир как-то справляется с ней, хотя это сопротивление даётся ему с большим трудом. Хранитель ничего ему не ответил, только повернул к нему голову, потом наклонил её и тронул Мари рукой, вернее коснулся пальцами её волос, а она подняла лицо и что-то ему сказала на своём певучем языке. И удивительно — она двигалась легко, не чувствовалось никакого сопротивления, казалось, что Хранитель её не давит своей энергией. Спокойно стоял и Серёжа, даже неприлично шмыгнул носом, утёрся рукавом и радостно улыбнулся мне, мол, не переживай, я с тобой. Я тоже улыбнулась ему, непроизвольно кивнула головой, оказалось, что могу ею двигать в этом коконе, правда, только головой, руки оставались прижатыми к телу очень плотно.

Хранитель опять посмотрел на меня, поднял руку, двинул пальцами, и я почувствовала сильную боль в сердце, такую, что едва сдержалась, чтобы не закричать, однако боль почти сразу прекратилась. На лице Хранителя появилось нечто похожее на улыбку, и он сказал:

— Катерина, человек, жена командора, мы оставляем твою энергию до завершения процесса изменения.

И кокон исчез, я сразу рухнула на землю, но не ударилась, Амир успел подхватить меня на руки и прошептал:

— Молчи.

А я и не могла ничего сказать, спазм сдавил горло, и лишь умоляюще посмотрела на него, Глеб. Он положил меня на что-то очень мягкое и исчез, а рядом оказался Олаф и тоже сказал:

— Молчи, он Глеба поднял.

Я замерла, а Олаф, чтобы я не сделала чего-нибудь, закрыл мне рот ладонью и очень ощутимо надавил, сказал молчать, значит — молчать, он лучше знает. Не было слышно ни одного звука, как будто вокруг меня опять образовался кокон, ну да, Олаф постарался, чтобы не волновалась и не мешала своим волнением Глебу, да и всем, Амиру, например. Зажмурив глаза, я только повторяла про себя: Хранитель его не тронет, у него тоже постоянно энергия меняется, Глеб уже стал совсем другим, он всегда рядом со мной, значит, каждый день меняется, одни скандалы чего стоят. Олаф медленно снял свою ладонь с моих губ и повторил:

— Молчи, не открывай глаза и молчи.

Так я и лежала, крепко зажмурив глаза и плотно сжав губы, пока не услышала голос Глеба:

— Любимая, посмотри на меня.

Сразу распахнув глаза, я увидела, что Глеб стоит рядом, поддерживаемый Олегом и Олафом. Андрей приподнял меня, и я заплакала, моя рука едва шевельнулась, и жеста не получилось, от этого слёзы полились ручьём. Олаф моих слёз выдержать уже не смог, поэтому заявил:

— Ну, всё, опять рыдать, пора домой, а то утонем все. Виктор подгоняй машину.

Успокоиться у меня никак не получалось, слёзы лились и лились, омывая щёки тёплыми ручейками. Андрюша взял меня на руки, смог только прошептать:

— Катя, уже всё закончилось, домой едем.

Какой он стал, я посмотрела на него и ужаснулась: маска с ввалившимися глазами, даже руки слегка подрагивают, сам едва держится, а несёт меня. Слёзы у меня сразу высохли, и я попыталась пошевелиться:

— Андрюша, я сама…

— Нет.

Больше я не успела ничего сказать, подъехала наша машина, та самая, с открытым верхом и надписью «молодожёны». За рулём сидел Виктор и ослепительно улыбался:

— Катя, я тоже такую машину хочу, я же молодожён.

— Дарю.

Глеб первым сел в машину, едва двигаясь и сощурив глаза от напряжения, было видно, что едва держится, но он сразу протянул ко мне руки и Андрюша положил меня на них. Олег с Олафом отошли от машины, и мне показалось, что они тоже едва стоят на ногах, но оба мне улыбнулись, а Олег сказал Виктору:

— Бери, пока командор дарит, я потом тоже с Арни покатаюсь.

Уже в машине, прижимаясь к груди Глеба, я заметила, что недалеко стоят Анжелина, Амир, Мари, Серёжа и ещё много кого — целая толпа, много разных лиц. Я попыталась помахать им рукой, показать, что всё хорошо, и я им благодарна, но сразу потеряла сознание.

Самуил лечил меня за всех сразу, за себя тоже. Его не взяли на операцию спасения нас с Глебом, хотя Олаф его подключил энергетически, но приказал оставаться дома и готовиться к нашему возвращению. Вот он и подготовился. Когда я пришла в себя, то даже не поняла, где нахожусь, так как вся была обвешана различными проводками и в обе руки поставлены капельницы. Как только я открыла глаза, он радостно наклонился надо мной и заявил:

— Катенька, девочка моя дорогая, всё хорошо, тебе только полежать надо, просто полежать.

Я попыталась спросить его, где Глеб и почему я так лежу, но он только замахал на меня руками:

— Пока молчи, у тебя всё хорошо, но пока помолчи. Глеб скоро приедет, у него всё хорошо, он только день и пролежал, потом совсем восстановился.

Мой вопрос в глазах был таких размеров, что Самуил его сразу понял и погладил меня по руке, успокаивая:

— Катенька, Виктор вас обоих без сознания привёз. Амир помогал, Олаф тоже сам едва держался, они даже толком восстановиться не успевали, всех боевиков собрали, они со всеми энергией делились. Глебу даже…

Самуил махнул рукой, и я поняла, что даже кровь не могла восстановить силы Глеба. Я крепко зажмурила глаза, тяжело вздохнула и опять вопросительно посмотрела на Самуила. Он догадался, о чём я хочу его спросить, тоже вздохнул и ответил:

— Девочка, у всех так проходило восстановление, кто к вам энергетически был подсоединен, Хранители эти как-то очень сильно на всех повлияли. Я Лею не знал уже… не понимал, что делать, а она только улыбается, говорит: Самуил, не волнуйся, я справлюсь сама.

Самуил осознал, что нельзя же мне такие страсти рассказывать, натянуто улыбнулся, весёлым голосом произнёс:

— Но сейчас уже всё хорошо, все уже себя хорошо чувствуют, только тебе ещё надо пару дней помолчать и полежать.

Я уже грозно посмотрела на Самуила, об этом подробнее: почему это мне надо опять молчать и лежать? Он вздыхал, гладил меня по руке, трогал проводки, отворачивался к окну, опять вздыхал, и я уже собралась спросить не глазами, а голосом, когда он решился ответить:

— Катенька, Хранитель что-то с твоим сердцем сделал, оно работает странно, очень непонятно. А иногда оно останавливается, поэтому тебе пока надо помолчать и полежать.

Тяжело сел на стул рядом с конструкцией, на которой я лежала: постелью это назвать нельзя, кресло космонавта, напичканное техникой, такой же космической. Теперь наступила очередь вздыхать мне: да, боль была ужасной, когда Хранитель двигал пальцами, он что-то сделал с моим сердцем, осталось только выяснить — что. Самуил погладил мою руку, встал, подошёл к столу, накапал какой-то жидкости в маленький стаканчик и выпил, криво сморщившись. Я испуганно подняла глаза, впервые увидела, чтобы Самуил пил какое-то лекарство, значит, совсем плохо. Он обернулся ко мне и слабо улыбнулся:

— Катенька, не переживай, всё хорошо, девочка, люди медленнее восстанавливаются. А я оказывается ещё человек… может уже и не совсем, конечно, но дольше чем они восстанавливаюсь.

И сразу я подумала о девочках, Анжелине, Вердо, людях, которые тоже нас спасали. Самуил догадался о моих мыслях, замахал руками:

— Катенька, у них всё хорошо, к ним сразу боевиков приставили, на всякий случай, они и помогли энергии восстановиться. Только Анжелине не потребовалось — она будто и не почувствовала ничего, все слабели, а она нет, только песни пела тихонечко про себя. Да, Катенька, она про какую-то курицу рассказывала, смеялась очень.

Значит, это ей Олег про курицу рассказал, и она как женщина из деревни очень ярко это представила. Я улыбнулась, и Самуил тоже обрадовался, вот и хорошо, девочка улыбается, она повеселела, и жизнь как-то наладится. Он, наконец, убрал капельницы, опять тяжело вздохнул, но ничего сказать не успел, в лабораторию стремительно вошли Глеб, Амир и Аарон. Глеб подошёл ко мне, нежно поцеловал и спросил:

— Как ты себя чувствуешь? Только молчи.

Интересно, а как я молча отчитаюсь о состоянии здоровья? Я покивала головой, улыбнулась и пожала плечами, понимай, как хочешь, как спросил, так и ответила. Он тоже улыбнулся, взял за руку и приказал:

— Амир, Аарон.

Они тоже подошли ко мне, поздоровались, лишь обратившись ко мне по имени, чтобы лишних слов не тратить. Амир взял меня за другую руку, а Аарон положил свою ладонь мне на грудь и улыбнулся:

— Катя, всё будет хорошо.

Удар их совместной энергии приподнял меня над креслом, я выгнулась и даже не успела вскрикнуть, как Аарон надавил своей рукой и опустил моё тело обратно. Я уже потеряла счет собственных полетов — казалось, что моя спина давно сломалась, хотя никакой боли не чувствовала — когда прозвучал спокойный голос Амира:

— Сердце заработало.

И я потеряла сознание, последнее, что услышала, был возглас Глеба:

— Получилось!

Что получилось, мне объяснили только через несколько дней. На мой вопрос, сколько я спала, Олаф усмехнулся и заявил:

— Выспалась, уже хорошо.

А сам держал меня за руку и смотрел тревожным взглядом. Я сразу напряглась, вот сейчас заявит, молчи и спи дальше, но он улыбнулся и спросил:

— Кушать хочешь?

— Хочу.

Олаф улыбнулся, явно ждал от меня взрыва возмущения, но я видела его напряжение и не стала ничего говорить, может, опять что-то не так во мне функционирует. Он что-то произнёс, и сразу появилась Лея с подносом:

— Доброе утро, Катя.

— Лея, как хорошо, что ты пришла, расскажи мне всё, а то Олаф…

— Катя! Лея, немедленно унеси поднос! Катю кормить не будем, пока не ослабнет настолько, что сможет помолчать… хоть несколько минут.

Но Лея лишь улыбнулась, не обратила на его слова никакого внимания, как-то непонятно устроила поднос на космическом кресле и ответила мне:

— Скоро приедут Глеб с Амиром, они тебе всё расскажут.

Я грозно посмотрела на Олафа, а он хитро улыбнулся и сел на стул рядом со мной.

— Катенька, между прочим, это была моя идея тебя разбудить, Глеб хотел ещё дать тебе время на лечение твоего золотого сердца.

Так как я очень вкусно поедала всё, что было на подносе, то не смогла достойно ему ответить, лишь мрачно посмотрела, чем доставила ему ещё больше удовольствия, он ослепительно улыбнулся и заявил непререкаемым тоном:

— Лежать тебе ещё три дня.

— Школько?

И даже замерла в своем поедании вкусностей, трудно разговаривать с полным ртом, а Олаф расхохотался, хлопнул ладонью по своему колену, и обратился к Лее:

— Лея, давай устроим Кате…

— Нишего не уштроим!

Наконец, я прожевала еду и уже могла говорить достаточно громко и внятно:

— Олаф, я отлично себя чувствую, поела, теперь уже можно плавать и гулять в саду.

Но взгляд Олафа опять стал серьёзным, улыбка исчезла, как стёрлась с лица, и он признался:

— Тебя спасли, но пока мы не знаем последствий этого спасения.

— Хранители?

— Да, они решили, что тебе достаточно прожить в спокойном состоянии какое-то время и твоя энергия закончит процесс изменения, поэтому тебе и дали жизни несколько дней, твоему сердцу.

— А вы его опять запустили. И что теперь?

— Амир с Глебом пытаются найти выход, но Хранители так и остались на прежнем месте, установили энергетический щит. Анжелина не может теперь на него влиять, всё поёт, а он уже на её песни не реагирует.

— А Глеб?

— Они его не трогают, и к себе не пустили, когда он пытался… ну, в общем, не пустили.

— Он хотел вместо меня…

— Катя, он им не нужен, не переживай, а тебя мы спасём, что-нибудь придумаем. Я поэтому и решил тебя разбудить, вдруг ты что-то в своей прекрасной головке надумаешь, ты же у нас умница.

Внутри меня всё превратилось в лёд, даже пальцы сразу замерзли, чашка стала падать из рук, но Лея успела её подхватить. Олаф сразу вскочил и взял меня за руки:

— Ты так не переживай, Глеб сейчас вернётся, может у них с Амиром что-то уже получилось.

— А Амир… он…

— Катя, да он постоянно здесь, Аарона только отпустили, он защитой женщин занимается. Они с Глебом… ты очень правильно затребовала от Амира клятвы верности, он стал такой… не узнать совсем. Иногда как посмотрит — прямо жуть, но подчиняется Глебу во всём. А когда уж совсем в себе уверен, это когда в энергии дело, всё-таки шестьсот лет, Глеб его слушает.

— А что он тогда Хранителям сказал, зачем Серёжу с Мари с собой брал?

— Пока щит не закрылся, он к Хранителям пошёл, показал свою дочь и человеческого ребёнка, показал им тех, кто меняется от твоей энергии и уже сам меняет всех, кто их окружает. Хранители потом смотрели боевиков, Илья еле выжил, совсем выкачали его. А Мари их не испугалась, пошла вместе с Ильей, да собственно она его и спасла — встала перед ним и руки протянула, долго что-то им говорила, мол, хватит, они и оставили его в покое.

— А как Амир её отпустил?

— Это уже их тайна, она ему слово сказала, и он сразу руки опустил, только глаза сверкали.

— Так Хранители…

— Они по твоему саду гуляли, как по своему парку. И Вердо тоже… ну, теперь уже нормально, уже ходит.

— Так они всех опять?!

— Нет, не всех. Подойдут, посмотрят и выбирают. Но ты знаешь, всех оставили в живых, как Мари их с Ильей остановила, так и всё — упадет кто-нибудь, и они отходят, не добивали никого.

— И в дом заходили?

— Нет, в дом даже не пытались, сама понимаешь, мы бы их не смогли остановить.

— Поэтому меня усыпили?

— А как ты думаешь? Спит и спит принцесса, они тебя и не беспокоили, явно чувствовали твоё сердце.

— И сейчас они в саду?

— Нет, ушли ночью. Поэтому я тебя и рискнул разбудить.

Лея слушала наш разговор, иногда кивала головой, но мне показалось, что она что-то хочет мне сказать и я вопросительно посмотрела на неё.

— Катя, они реагировали на тебя, слушали сердце, но у меня возникло ощущение, что они как-то воздействовали на тебя.

— Лея права, они иногда медленно прохаживались мимо этих окон, Глеб решил тебя перенести в другое помещение, так они сразу стали гулять там. Даже на второй этаж поднимали — не помогло, пришлось вернуть сюда, всё-таки здесь удобнее Самуилу.

Закрыв глаза, я откинулась на подушку, руки постепенно согревались, и я удивительным образом успокоилась, что-то в рассказе Олафа было такое, что мне нужно понять, именно в этом решение, только что? Мари может с ними разговаривать — они её слышат, больше никого знать не хотят, она как-то смогла их убедить хотя бы не убивать. Однако энергию они продолжали забирать у тех, которые…

— Олаф, а у кого они забирали энергию?

— Очень странный выбор. Понимаешь, Катя, они Илью практически высосали всего — одна шкурка осталась, до сих пор ходит плохо. А зачем им был нужен обычный боевик, который появился-то всего ничего, пару месяцев назад, он тебя только видел, даже не касался никогда, он только энергией делился и то не с тобой, мы так и не поняли.

— А с кем?

— Он Вердо помогал восстановиться, тот ведь тоже как Самуил, много чего на себе перепробовал, то есть человек, конечно, но не совсем.

Резко поднявшись, Олаф походил вокруг меня, долго смотрел в окно, потом спросил Лею:

— Лея, скажи, кто тебе помогал восстановиться, ну, Андрей понятно, ещё кто?

— Боевики и Самуил. А второй раз я сама восстановилась.

Олаф кивнул, видимо, то, что Лея может восстанавливаться сама, его не удивляло. Я с ужасом посмотрела на Лею, она лишь улыбнулась мне и тихо сказала:

— Катя, не переживай так, всё уже хорошо.

— А Андрей?

— Они его второй раз совсем не тронули, он даже специально в сад пошёл, так они его энергией ударили и всё.

— А что, они били тех, кто им мешал в саду?

— Нет, только Андрея и Глеба.

— Это когда он вместо меня пошёл?

— Да.

Какая-то мысль возникла и сразу исчезла, я даже головой помотала от досады, что-то такое простое, но очень значимое, однако, мысль больше никак не проявилась, и я разочарованно вздохнула. Получается пока только две странности, и я подняла глаза на Олафа и Лею:

— Боевики со странной для них энергией, ведь она у них поменялась, Олаф?

— Да, она уже была другой, не совсем обычной. Но и у нас всех она благодаря тебе уже другая, у всех, кто хотя бы тебя коснулся. Не говоря уже о тех, кто делился с тобой своей энергией.

Я кивнула головой, это уже всем понятно, но зачем тогда им тот самый боевик, который вообще меня не трогал, только издали видел? Значит, и у него уже была другая энергия, только — чья?

— А с кем он общался, ну, этот боевик?

— Мы тоже думали об этом. Совсем немного с Сержем, он только вёз его из Парижа, Серж тебя ещё тогда даже не видел. Этот боевик вообще из внешней охраны другого дворца был, Илья его натаскивал в Париже на охрану. И Серж обычный ребенок. Катя, я его смотрел постоянно — обычная человеческая энергия. Даже после встречи с тобой он остался обычным ребёнком. Только Илью спас.

— Катя сама его послала к Илье, значит, он не может быть обычным ребёнком.

Голос Амира был как всегда спокоен. Они стояли в дверях вместе с Глебом и смотрели на меня. И — что? Если бы я ещё сама понимала, в чём его необычность. Ну, будем считать, что послала Илью спасти, и что? После этого он так и оставался обычным ребёнком.

И посмотрела на Глеба — вот, лежу неделю, а он даже не подошёл, не поцеловал, стоит, смотрит непонятным взглядом, неужели я опять что-то совершила во сне, такое, что так его удивило? Наконец, Глеб улыбнулся, мгновенно оказался рядом со мной и… чмокнул в нос! От удивления я даже рот открыла, а он засмеялся и заявил:

— С пробуждением.

Ага, ну и вот, ну и проснулась, и что? Олаф расхохотался, а Амир улыбнулся и опустил голову. Я оглянулась на них и сказала Лее:

— Может мне ещё неделю поспать?

Амир сразу успокоил меня:

— Спать не нужно. Олаф прав, что разбудил тебя. Пожалуй, мы нашли выход.

Как он изменился, этот грозный шейх — такая неожиданная, почти смущённая улыбка, когда я возмутилась на чмок Глеба, казалось, что он любовался нашими отношениями мужа и жены, такими откровенными в проявлении своих чувств. И ещё как-то удивлённо посмотрел на Олафа, когда тот засмеялся, любуясь моим растерянным лицом. Амира всё поражает: наши такие для него странные отношения, не только наши с Глебом, но и то, как ведёт себя Олаф, и, конечно, Виктор с Олегом, Андрюша с Леей. Наверное, и все остальные, которые уже давно изменились рядом с нами.

Амир смотрел на меня своими пронзительными глазами и что-то пытался сказать, но сам себя останавливал, а может, стоящий рядом со мной улыбающийся Глеб.

— Какой выход?

Олаф посмотрел сначала на Амира, потом на Глеба, его тонкости поведения Амира совсем не волновали, главное — жену командора спасти. Глеб взял меня за руку и объяснил:

— Катя, Хранители ждут окончания изменений твоей энергии, а она будет меняться у тебя всегда.

— Как это?

— Полосами.

— Чем? Какими полосами?

Позволил себе подойти поближе к моему космическому креслу и Амир, но Глеб так демонстративно поправил на мне одеяло, что он сразу остановился и даже сделал два шага обратно к двери. Ясно, одно дело борьба с Хранителями, а жена на постели, в смысле в кресле больной — это совсем другое. Я подняла глаза на Амира и озвучила мысль, которая наконец-то созрела в моей голове:

— Серёжа и Мари.

Нравится мне мужчин поражать своими талантами — все трое так и встали соляными столбами, Амир и Глеб от неожиданности моей догадки, а Олаф от полного непонимания. Только Лея ничему не удивилась, она уже предполагала, что я думаю какую-то мысль, и мои вопросы Олафу касались именно этой мысли. А на самом деле догадка пришла ко мне совсем неожиданно, всё сложилось после чмока Глеба — видимо возмущение подстегнуло мыслительный процесс. Я удобнее устроилась и затребовала подробностей:

— Рассказывайте. Амир, когда ты понял, что Серёжа, ну, что в нём ваша кровь, вашего с Мари народа?

Амир опустил глаза и покачал головой, а Глеб тихо засмеялся, коснулся губами моего лба и прошептал:

— Я люблю тебя.

— Что? Серж — он ваш?

Олаф недоумённо смотрел то на Глеба, то на Амира, такого поворота он совсем не ожидал. Амир поднял на меня глаза и ответил:

— Да, у Сержа кровь нашего народа.

10

Всё правильно, Амир не встречался с Серёжей до разборки с Хранителями. Как и мы, он считал его обычным человеческим мальчиком, подверженным моему энергетическому влиянию. Я вопросительно посмотрела на Амира, и он продолжил:

— Ещё во время разговора с Хранителями у меня закралось подозрение, что он непростой человеческий ребёнок.

Опустил глаза, но всё-таки решил мне сказать своё мнение обо мне:

— Катя, я считал, что это ты так на него влияешь своим присутствием, просто нашла для Ильи такого ребёнка, чтобы спасти его от гибели. А потом он уже стал меняться рядом с тобой.

— Почему у Хранителей ты в нём засомневался?

— Они не могли воздействовать на Мари — в этом особенность нашего народа, на нас никто не может влиять энергетически. И Серж никак не реагировал на энергию Хранителей. Но тогда я не совсем осознал… из-за воздействия Хранителей на себя, едва мог держаться.

Амир говорил так, как будто он оставался человеком своего народа, именно человеком, и лишь последние слова выдали его муку — человека, ставшего иным, не человеком. Олаф кивнул, понял, что Амир в тот момент совсем не думал о том, что он уже иной и шёл к Хранителям как вождь народа, который не боится энергетического влияния.

— А почему ты тогда решил взять с собой именно его?

Он как-то горько усмехнулся, но ответил:

— Я считал, что Серж как ребёнок, человеческий ребёнок, может быть интересен Хранителям, ведь он меняет боевиков своей обычной человеческой энергией… как ты.

— Ты хотел отдать Серёжу вместо меня?!

— Да.

— Как ты мог! А если бы они его…

— Я понимал, что они могли его убить, забрать всю его энергию.

Амир всё решил тогда за мгновения: отдать Серёжу вместо меня, доказать Хранителям, что моя энергия постоянно меняется и просто выиграть время. И только потом — когда понял, что Серёжа тоже его кровь, кровь его народа — осознал, что мог тогда совершить. Он так и стоял, опустив голову, казалось, что вся фигура стала меньше, сжалась от ужаса возможных последствий своего поступка. Но Олафу было не до его страданий, он спросил:

— Катя, подожди сердиться на него. Амир, всё-таки объясни, как ты понял, что Серж ваш?

— Сказала Мари.

Глеб, в отличие от Олафа, дал Амиру возможность прийти в себя, всё-таки они изменились оба: Глеб принял его, простил все предыдущие прегрешения, он теперь ему действительно не враг. Совместное противодействие Хранителям объединило их, ну и борьба за мою жизнь. Лея утвердительно кивнула головой и сказала:

— Мари сразу его почувствовала, поэтому они так понимали друг друга, и Серж тоже что-то понял в ней, видимо, это и был зов крови, единой крови.

Амир уже смог посмотреть на девушку, как всё просто и сложно в этой жизни — он чуть не убил её, а она спасала его дочь, помогала Мари адаптироваться в новой жизни, и поняла её, как мудрый мутант. Лея спокойно выдержала его взгляд и продолжила:

— Серж сразу стал относиться к ней как к… у людей это называется родственник.

— Родной.

— Да, Катя, он ведь не отходил от неё, всё время был рядом, и Мари было хорошо с ним.

— Глеб, а что, Мари так и сказала, что Серёжа одной с ней крови?

— Она сказала, что они одинаковые.

Амир уже смог говорить и даже подойти ближе ко мне. Он встал почти рядом с моим креслом, взял за руку, видимо, проверить мою энергию, и продолжил:

— У тебя всё хорошо с энергией и сердцем. Мари сказала, что Серж такой же как она, она это знает. И я вчера проверил его на энергию, нашу энергию.

Медленно опустил мою руку, даже не погладил, а едва коснулся, потом резко отошёл и сказал:

— У Сержа достаточно высокий процент нашей крови, она не совсем чистая… за века она изменилась, но на удивление сохранилась.

— Амир, но тогда получается, что среди людей смогли остаться представители вашего народа, я думаю, что Серёжа не один такой.

— Катя!

Строгий взгляд Глеба остановил меня, и я вздохнула — он прав, мне нельзя ничего Амиру обещать, кто знает, как закон прореагирует на мои слова. Я полежала с закрытыми глазами, потом посмотрела на Амира и изрекла:

— Амир, ты должен их найти. И в этом тебе помогут Сережа и Мари, он ведь может этому научиться, чувствовать, как Мари, ты его научишь.

Глеб повернулся к Амиру и жёстким голосом произнёс:

— Мы обсудим это позже.

— Да, Глеб, ты прав, нельзя допустить, чтобы Катя хоть как-то имела к этому отношение, я всё сделаю сам.

— Глеб, а теперь объясни, что за полосы, я так ничего и не понял.

Олаф сразу решил перевести разговор, на всякий случай, чтобы я думать не начала о поиске остатков народа Амира и Мари. Глеб тоже готов был переключить моё внимание на более насущную проблему — как защититься от Хранителей.

— Катя, мы будем постоянно менять твою энергию. Каждый день ты будешь получать энергию от нас и от людей.

— А как от людей?

— Амир будет тебе её через себя передавать, у него есть такое умение.

— Как я сам не догадался! Правильно — полоса человеческой, полоса нашей.

Олаф даже театрально стукнул себя ладонью по лбу от возмущения на самого себя, свою недогадливость.

— И полоса моей энергии, она отличается от всех.

Глеб какое-то время мрачно смотрел на Амира, ну куда деться от ревности, уже вроде и доверяет ему, а мужское всё-таки берет верх над логикой. Я решила сразу вмешаться и прервать эту мрачную задумчивость, протянула свою руку Амиру:

— Начинай, пусть Хранители почувствуют, что я опять меняюсь. Буду энергетическим хамелеоном.

Зато Олаф радостно засмеялся, но встал рядом со мной и сверкнул желтизной глаз:

— Ну, Катенька, давай поразим этих серых, пусть удивляются.

— А ты их тоже так называешь?

— Да ты в бреду…

Под взглядом Глеба Олаф замолчал и, почти как Самуил, затеребил края одеяла. Всё понятно, опять массу разных секретов о себе рассказала. Хотя, какие могут быть секреты в этом мире — просто Глеб делает вид, что позволяет их мне иметь. Амир решительно взял меня за руку и сказал:

— Катя, всё хорошо, это не больно.

Но потом опустил глаза и воспользовался моментом, тихо попросил прощения:

— Тогда я волновался, слишком сильно направил энергию тебе, поэтому и был огонь, прости.

Да, горело тогда у меня всё сильно, прямо полыхало, но что теперь вспоминать, тогда он меня спасал. И я улыбнулась ему:

— Всё правильно, Амир, я благодарна тебе.

— Амир.

Тон и взгляд командора, Амир кивнул, и тёплый поток медленно стал двигаться по моей руке, постепенно заполняя всю меня. А Глеб улыбнулся мне мягкой улыбкой, как будто и не было строгого взгляда и тона командора — это всё для Амира, чтобы он точно понимал: спасать разрешено, конечно, но поведение в границах, установленных командором. От этой улыбки и тепла во всём теле я успокоилась и заснула.

Мягкие губы целовали меня и тихо приговаривали:

— Любимая, самая любимая, единственная в мире, удивительная моя женщина, я люблю тебя.

Глеб сразу улыбнулся, как только я приоткрыла глаза:

— Привет.

— Привет. Давно я сплю?

— Не очень, несколько часов, энергия Амира пошла тебе на пользу. Самуил сказал, что твоё сердце стало совсем хорошо работать, уверенно.

Глеб сказал это и глаза не изменили свой изумительный цвет, значит, согласен, раз пошла на пользу энергия, то пусть будет. Даже если это Амир.

— А Хранители?

— Пока не проявлялись.

Повозившись в руках Глеба, я тяжело вздохнула, всё равно когда-нибудь придётся сказать Глебу то, что я надумала — Сережа и Мари были не единственными в моих мыслях. Раз проснулась с этой мыслью, значит, надо её озвучить, видимо, пока я спала, мозг думал и сделал выводы. Глеб сразу напрягся и спросил:

— Катя, что ты придумала во сне?

— Хранители не успокоятся, им нужна я. И Лея сказала, что они как-то воздействовали на меня, как бы узнать, что они со мной сделали?

— Мы тебя проверили, никто ничего не нашёл в твоем организме, никакой чужеродной энергии. Амир её чувствует, энергию Хранителей, да и Лея тоже.

— Значит, не энергия, что-то другое.

— Самуил тоже ничего не нашёл, все процессы как у обычного человеческого тела, только очень красивого и любимого.

Я ещё несколько раз вздохнула, погладила его по груди, прошептала:

— Глеб, они… чувствуют любовь.

— Чувствуют любовь?

— Да. Ты решил отдать свою жизнь за меня, и они её не приняли, ударили тебя. Так?

— Да.

— Сильно?

— Ощутимо.

— Так вот, они ведь и Андрея ударили, он хотел Лею защитить, поэтому и в сад пошёл, они его тоже ударили, не приняли его жертвы. И больше никого не били, просто забирали энергию, и тогда как раз и могли убить, если бы их Мари не остановила.

Глеб надолго задумался, глаза потемнели, но оставались яркими в своей синеве. А я придумала ещё вопрос:

— Нора, Арни и Нелли, они где?

— Они далеко, Олаф решил их не привозить, просто соединил их энергии с Олегом, Виктором и Аароном. Ты хочешь сказать, что Хранители как-то чувствуют нашу любовь?

— Да, и любовь Андрюши и Леи. И поэтому… они её у нас первых почувствовали, поэтому и хотели энергию нашу забрать, посчитали, что с ней и наши чувства получат, нашу любовь. А потом и Лею с Андрюшей почувствовали, поэтому ушли.

— Ушли, потому что почувствовали ещё одну любовь?

— Да, и притом другую, энергетически другую, понимаешь, я — человек, а Лея -мутант. И вы с Андрюшей тоже разные, энергетически разные.

Глеб замер, потом резко встал с постели и произнёс тоном командора:

— Олег, Виктор срочно выяснить состояние Нелли и Арни. Предупредите Аарона о Норе. Андрей, местоположение Хранителей.

В ужасе я закрыла рот ладонями, вот об этом я подумать не успела, Глеб прав — кто знает, как Хранители видели, вернее, что они видели в этом нашем общем потоке энергии. Вдруг они смогли почувствовать и любовь девочек? Хранители не тронули нас с Леей, а их? Не так, они ничего не сделали со мной, а Лею тронули, ещё как тронули. А вдруг и у меня начались какие-то изменения, которые мы пока не можем определить, но они уже что-то во мне меняют? Наверное, Глеб подумал ту же мысль, потому что позвал Олафа и Самуила, а сам отвернулся от меня и стал смотреть на беседку. Я встала и подошла к нему, обняла мраморную статую и прошептала:

— Глеб, я знаю, что им нужно.

— Твоя кровь.

— Да. Я поняла ещё тогда, только осознала сейчас.

И вдруг прозвучал счастливый голос Самуила:

— Правильно, девочка моя, правильно, им нужна твоя кровь, которая всё меняет!

Глеб очень медленно повернулся, а я от удивления только повернула голову и увидела, что в двери стоит Олаф и держит на руках радостного Самуила. Мрачным голосом Глеб спросил:

— Что ты предлагаешь?

— А мы им её дадим! Катину кровь!

Олаф на всякий случай поставил Самуила на ноги и прикрыл собой — вдруг его сдует непонимание командора. Я тоже встала перед Глебом и спросила:

— Олаф, объясни, что хотел сказать Самуил? Вы предлагаете меня разобрать на составные части и продать Хранителям?

— Катенька, что ты говоришь, какие части! Глеб, у меня есть кровь, я немножко собирал, оставлял от анализов, даже есть чуть-чуть той, помнишь, Катенька, когда на нас нападали, у меня есть твоя кровь! Я не всю тебе влил после бассейна, оставил, не знал, что с тобой ещё может произойти, хранил эту драгоценность!

Самуил выглядывал из-за спины Олафа, а тот его удерживал рукой и только внимательно смотрел на Глеба, какова будет реакция, вдруг он не так поймёт и придётся мгновенно исчезать из поля зрения разгневанного командора. Но Глеб только длинно вздохнул, положил мне руки на плечи и повторил свой вопрос:

— Что ты предлагаешь?

Самуил выскочил, именно выскочил резким движением, из-за спины Олафа и объяснил:

— Мы можем предоставить Хранителям кровь Кати с первого дня её появления, показать изменения в её крови. Только изменений никаких нет — вот в этом проблема.

— Как это, никаких изменений? Самуил, что ты говоришь? У Кати совершенно другая энергия! Я помню, когда смотрел её в первый раз и сейчас, в ней уже столько перемешано, она конечно, человеческая, но иная — в ней энергия Глеба очень сильно проявляется! Да и вообще, её энергия меняется постоянно! А камень власти? Ты видел, что он делает, хотя Глеб и Катя его только пальцами коснулись?

— Олаф, я говорю о химическом составе крови, а он никак не изменился!

Мы с Глебом переглянулись, пожалуй, этот спор может затянуться на пару веков. Неожиданно Олаф и Глеб посмотрели друг на друга, и Глеб резко сказал:

— Самуил, всю информацию по крови Кати, Олаф со мной.

И они исчезли, а мы остались с Самуилом вдвоём, оба в полной растерянности. Наконец, я догадалась — это Андрей отчитался Глебу о местоположении Хранителей, просто мы с Самуилом этого не услышали, и я сказала ему об этом.

— Катенька, пойдём ко мне в лабораторию, я возьму немного твоей крови. Глеб будет сердиться, но я думаю, всё к этому идёт, придётся Хранителям немного её отдать, твоей крови. Ты прости меня, девочка.

— Самуил, дорогой мой, я тоже так думаю, а кровь, она что, снова образуется.

На переодевание у меня времени ушло совсем немного, Самуил лишь успел понаблюдать за беседкой, повздыхать несколько раз и грустно сказал:

— Катенька, такая красота, а погулять совсем некогда, да и серые эти… как ты правильно сказала — серые они, нет в них жизни. Ну, пойдём, девочка моя, какая ты красавица стала, хотя, что я говорю, ты всегда была красавица.

— Самуил, ты так не шути, я ведь точно помню свой возраст…

Самуил вдруг встал посередине коридора и задумчиво посмотрел на меня, затребовал повторить мои слова:

— Ты о чём сейчас сказала? Возраст! Вот оно решение!

И сразу побежал в лабораторию, я от удивления постояла немного и тоже побежала за ним, явно его посетило какое-то озарение, но причем мой возраст? Когда я его догнала уже в лаборатории, сразу потребовала объяснений:

— Самуил, объясни, почему возраст?

— Катенька, ты такая умница! Надо немедленно сказать Олафу! Всё правильно, так и должно быть!

— Что?

Голос Глеба сразу остановил Самуила в его стремительном движении между столами и различными аппаратами, он так и встал с колбой в руках, которую зачем-то прихватил со стола. Командор подошёл к нам и уточнил свой вопрос:

— Самуил, что должно быть?

— Глеб, кровь Кати совсем не изменилась за это время, понимаешь, ни один показатель не изменился, хотя возраст, прости девочка, у неё такой, когда всё должно меняться, а она только становится моложе! По химическому составу она молодая! Она к нам пришла с организмом, который был моложе её календарного возраста, и он не меняется! И сердце её молодое! Понимаешь, она становится моложе от этой энергии! Смотри!

Самуил повернул экран компьютера, на котором были совершенно непонятные мне диаграммы и цифры, которые быстро передвигались по правой стороне. И что это? Глеб тоже не очень понял, куда смотреть, поднял глаза на Самуила и потребовал объяснений:

— Одной фразой то, что на экране.

Но Самуил так не умеет, поэтому он задумался, почесал нос, потом затылок, вздохнул решительно и чётко произнёс:

— Глеб, мы можем отдать Хранителями целый ряд образцов крови Кати, по которым будет понятно, что её кровь не менялась за всё время, совсем не менялась. Поэтому она им не может быть нужна.

— А как мы им докажем, что это не сегодня у меня взяли?

— Энергия крови.

Это уже Олаф появился, решительно подошёл ко мне, взял за руку, выставил средний палец и протянул его Самуилу:

— Бери образец.

Но командор также решительно положил свою ладонь мне на руку:

— Олаф.

Олаф понял, что погорячился и сразу отпустил мой палец, даже отошёл на пару шагов, но счёл возможным высказаться:

— Хранители поймут по энергии крови, когда её взяли у Кати. Три дня её жизни навсегда в ней запечатлены, а может быть и дольше, мы на самом деле не знаем, насколько далеко видят Хранители по крови и энергии.

Глеб, удерживая мою руку в своей, повернулся к Самуилу и спросил:

— У тебя есть образцы крови Нелли, Арни и Норы?

— Да, я оставил у всех… но Глеб…

— Подготовь всё.

Я не успела ничего спросить, как он подхватил меня на руки и перенёс в комнату. Мы стояли и смотрели на беседку, ярко освещённую солнцем. Большие белые цветы расцвели на вьющихся зелёных ветвях и превратили её в прекрасный домик доброй волшебницы. Глеб обнимал меня и целовал волосы, касался их губами и шептал:

— Я люблю тебя, единственная и неповторимая, самая прекрасная в мире женщина. С самого первого момента нашей встречи я ношу твой образ в своей памяти, твои глаза и улыбку, твой смех, твои объятия, твои песни и твою любовь. Каждый момент рядом с тобой. И твою боль, и твой крик, твои слёзы и…

— Глеб…

— … и твои раны. Я люблю каждый твой вздох, каждое движение твоего тела, каждый твой взгляд. И всего мира нет, если в нём нет тебя. Меня нет без тебя. Без тебя нет ничего. Я люблю тебя.

Глеб не давал мне возможности поднять голову и посмотреть на него, мягко, но достаточно плотно прижимал мою голову к своей груди.

— Катя, для меня ты единственная на весь мир. И я прошу тебя лишь об одном, что бы ни случилось со мной…

— Нет! Глеб, нет!

Не обращая внимания на мои крики, прижал к себе ещё сильнее и прошептал:

— Что бы ни случилось со мной, ты должна жить, слышишь — жить. Тебя спрячут, ты уйдёшь с Амиром, он уже ждёт тебя. Поклянись мне, что ты будешь жить и…

— Нет! Глеб…

Он взял моё лицо в ладони и посмотрел в глаза жёстким и решительным синим взглядом:

— Катя, ты уйдёшь с Амиром и будешь слушаться его, что бы он тебе…

— Нет! Я люблю тебя! Глеб, нет!

— Катя, всё будет хорошо, всё у нас получится, но тебе надо уйти с Амиром, он тебя спрячет так, что Хранители не смогут найти.

— Я останусь с тобой, Глеб, я никуда не…

Но договорить не успела — чьи-то пальцы коснулись меня, и я сразу потеряла сознание.

Темнота, я открывала и закрывала глаза, но ничего не менялось — полная темнота. Может, я ослепла? Руки и ноги двигаются, лежу на чём-то очень мягком и удобном, но встать не могу: как только начинаю подниматься, сразу тону в этой мягкости. В этой полной темноте нет времени, невозможно определить, сколько прошло минут с того момента, как я пришла в себя, или часов? Я покричала, но никто мне не ответил, даже эха не было, лишь вязкая абсолютная тишина, которая поглотила мои крики. Сразу вспомнилось всё, что говорил мне Глеб, но и Амир тоже не проявился, полное тёмное глухое одиночество.

Слёз не было, только отчаяние, болью отзывающееся в каждой частичке моего тела, оно горело огнём в груди и билось молотом в голове. Они что-то придумали, они все, вся компания, что-то такое, на что идёт Глеб, и это что-то очень опасно — он подставляет себя вместо меня и девочек, вместо нас всех. Я старалась не думать, даже не пытаться понять, что он собирается совершить. Если он доверил меня Амиру, не так, он поручил меня Амиру, не просто охранять, а… нет, даже думать об этом не буду. Я существую, пока жив Глеб, Амир это уже понимает, поэтому объявляем охрану меня на период военных действий с Хранителями. Глеб — командор, сотни лет воевал, сейчас силы неимоверной, с ним его друзья, они теперь не соратники, не просто боевики ближнего круга, Олег, Виктор, Андрюша, они его друзья, близкие друзья. Те, кто пойдёт на всё, чтобы его спасти. И всех нас, их любимых женщин.

Я повторяла себе эти слова как молитву, не уговаривала, а именно убеждала себя в этом, пыталась привести организм в хоть какое-то состояние — не спокойствия, какое там спокойствие, а просто состояние… состояния.

Спокойный голос Амира произнёс:

— Катя, открой глаза.

Вздрогнув всем телом, я открыла глаза, но сразу прикрыла их, свет был слишком ярким после абсолютной темноты. Полежав какое-то время зажмурившись, я чуть приоткрыла веки и увидела, что Амир держит в руке свечу, обычную свечу с маленьким огоньком, который чуть не ослепил меня. Он улыбнулся и спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Никак.

— Я принёс тебе еды.

— Сколько я здесь лежу?

— Сутки. И дороги несколько часов на вертолёте и машиной. Ты голодна.

Амир поставил свечу, протянул мне руку и помог подняться из того, что было моей постелью. Это оказался глубокий, даже не знаю, матрас, не матрас, в общем, непонятная непонятность. Я спросила, указывая на неё:

— Здесь была Мари?

— Да.

Он подхватил меня на руки и перенёс в маленькое помещение, где оказался стол с такой же свечой, и несколько стульев, на один из которых он меня и посадил. На столе стояли большие деревянные блюда с разнообразной едой, кувшин и большая кружка. Амир налил из кувшина тёмную жидкость и подал мне:

— Пей, это настой из трав, он подкрепит тебя.

— Я потом сразу усну?

— Нет, этот настой бодрит. Усыпить тебя я могу в любой момент.

— Амир, а Глеб…

— Он потом всё расскажет тебе сам.

Никакого волнения на лице — спокойный взгляд мудрого шейха и едва заметная улыбка. Я покачала головой, но спорить бесполезно, я это уже поняла, с Глебом в таких ситуациях тоже лучше не спорить, поэтому выпила очень вкусного компота из кружки и начала есть.

— Это же не настой, это компот, в нём даже кусочки фруктов попадаются.

— Да, там есть фрукты, значит это компот.

Ну, конечно, откуда ему знать, чем отличается компот от настоя из трав.

— А кто всё готовил?

— Недалеко есть человеческое селение. Люди знают меня как туриста из Англии, который иногда отдыхает в этих пещерах.

— А как, ведь ты не меняешься столетиями?

— Тех, кто меня хорошо знает… мало.

Я подняла на него глаза, и не стала уточнять, почему этих людей мало.

— А как ты меня смог вывезти, чтобы Хранители не заметили? Манекены, да?

— Мы с Мари закрыли тебя своей энергией. Все увидели только её.

— Так она тоже здесь?

— Нет, пока ты спала, я её увёз обратно. У Хранителей не должно быть никаких подозрений, что тебя нет в доме, вместо тебя теперь там Мари.

Замерев с куском ветчины в руках, я испуганно посмотрела на Амира — как это вместо меня?

— Она знает твою энергию и может какое-то время её излучать. Если Хранители там появятся, то почувствуют тебя. А сердце работает в манекене. Андрей сделал его правильно, учёл все индивидуальные особенности.

— А разве сердце не бьётся одинаково у всех людей?

— Нет, у всех свои особенности. А пока не было Мари, вместо тебя был Серж с манекеном тебя.

— Он тоже уже умеет…

— Умеет.

И на его лице неожиданно проявилось подобие гордой улыбки за этого мальчика, надежду своего возрождающегося народа. Амир странно на меня смотрел: казалось, он фиксировал каждое движение, как я беру кусочек хлеба, пью компот из кружки, смотрю на него, убираю волосы с лица. Неожиданно засмеялся тихим смехом:

— Бассейна здесь нет.

— А жаль. Почему именно в этой пещере ты прятал Мари? Что в ней такого? Просто глубоко под землей?

Я задавала вопросы, только чтобы успокоить внутреннюю истерику, которая опять начала подниматься во мне, и уже проявлялась легким дрожанием рук, я едва не уронила сигарету. Амир чуть опустил голову и предложил:

— Я могу поделиться с тобой энергией, ты вся дрожишь.

Немного подумав, я протянула ему руку.

— Ты не ответил.

— Мы знали о ней ещё тогда, в те времена. Здесь наша энергия восстанавливается, достаточно побыть несколько часов и появляются новые силы. И пробраться сюда практически невозможно — слишком много ответвлений, некоторые я создал сам. Никто кроме меня не сможет пройти в эту комнату. Хранители не смогут тебя здесь найти, пещера закрывает нас своей энергией.

— И ты тоже здесь восстанавливаешься?

— Да, поэтому я смог прожить столько лет.

— И спасти Мари.

— Да. Но я лишь смог сохранить тело, спасла её ты.

— Её Илья спас. Но не будем об этом — жива, счастлива, уже хорошо.

Мне действительно стало легче от его энергии, как-то спокойней и я задала следующий вопрос, который меня очень волновал, и сейчас появилась такая возможность:

— Амир, конечно, если не хочешь, не говори, но мне действительно интересно.

Замолчала и вопросительно посмотрела на Амира, он усмехнулся, но кивнул головой:

— Спрашивай.

— Кто была матерью Мари?

Он был готов к этому вопросу, ничуть не удивился, ничего не изменилось в его глазах, и сразу последовал ответ:

— Я не буду называть тебе её имени, оно ни о чём тебе не скажет. Мы не женились официально, у вас это называется гарем.

— Властью обладали только мужчины?

— Да. Но женщины не были рабынями, если ты это имеешь в виду. Они не участвовали в принятии решений народа, но могли всё высказать своему мужчине.

— А что, как это, то есть девочка сразу становится собственностью мужчины?

— Сначала отца. Если не попадает в гарем — то родственникам по мужской линии. Хозяином дома в некоторых случаях мог стать совсем маленький мальчик.

— У него был опекун?

— Нет. Он становился настоящим хозяином. У нашего народа мальчики воспитывались как мужчины с самого детства.

— А… а энергия? Вы сразу такими рождаетесь?

— Сила энергии проявляется годам к десяти. Она есть, но именно в этом возрасте она становится действенной.

— Значит, Серёжа появился в самое правильное время.

Амир улыбнулся и кивнул головой, самый действенный возраст, когда всё проявляется — вот откуда такой спокойный взгляд у мальчика с улицы. По моей руке неслась волна энергии и действительно, я успокоилась, истерика прекратилась, и внутри растекалось мягкое тепло. Амир слегка поглаживал пальцами мою руку, и я решила остановить процесс лечения:

— Спасибо, Амир, достаточно, мне стало лучше.

Он посмотрел мне в глаза, а я шутливо распахнула их и засмеялась:

— Просканировал? У меня всё хорошо?

— Да.

Но Амир так сказал это «да», что казалось, что все скорби мира собрались в нём, он даже голову склонил, но руку мою не выпустил. Я попыталась вытянуть свои пальцы из его ладони, но Амир лишь плотнее их сжал, поднял голову и прошептал:

— Катя, позволь задать тебе вопрос.

— Спрашивай.

— Как ты узнала о Мари?

— Я не знала о ней — я почувствовала твою боль, человеческую боль. И эта боль убивала тебя.

Амир совсем опустил голову, произнёс странный звук, длинный, состоящий из гласных звуков, потом вздохнул и мягко положил мою руку на стол. Когда он посмотрел на меня, то в его жёлтых глазах плескалась такая боль, что у меня заболело в груди, и я решила его утешить:

— Амир, сейчас всё хорошо, у тебя удивительная дочь, такая красавица, такая умная девочка, она уже стала почти взрослой, а времени ведь совсем немного прошло, как она проснулась. Кстати, а зачем вам нужны были обычные человеческие женщины?

— Свежая кровь и энергия, нужна было женщина, чья энергия подходила нам.

— И они жили в ваших гаремах?

— Да. Мари — дочь такой женщины.

— Ты любил её?

Амир почему-то удивился этому вопросу, даже замер на какое-то время, задумался, потом покачал головой:

— Нет, я не знал любви.

Значит, Мари для него только последний представитель народа, не дочь любимой женщины, просто важный для него ребёнок. Амир резко встал и исчез в темноте. А я почему-то решила, что обидела его этим вопросом, мне уже настолько стало привычным откровенно говорить о любви с Олегом и Виктором, о её значимости в их жизни, что совсем не подумала о совершенно ином состоянии Амира. Я пообещала ему женщину, подразумевая не только мать для Мари, а и новую любовь, но только сейчас задумалась — а вдруг она ему и не нужна? Хотя, по тому, как он наблюдал за нами, интерес был очень явным.

11

Амир так неожиданно проявился в темноте, что я вздрогнула, в руках он держал розу. Я не сразу поняла, что это не настоящий живой цветок, настолько он был тонко сделан. Когда Амир протянул мне её, я чуть не уронила, не ожидая такой тяжести, и он поддержал мою руку. Неужели эти удивительные лепестки сделаны из камня, тонкие, белоснежные, казалось, что они мерцают в темноте своей белизной. Чуть разогнутые лепестки образовали настоящий бутон раскрывшейся розы, а зелёные листья как будто ещё не совсем расстались с солнцем, стремились вверх к его лучам. И ни одного шипа — совершенно гладкий стебель. Но я его едва удерживала в руках, настолько он был тяжёл. Амир это понял и на столе неизвестно откуда появилась тонкая ваза из непонятного, отражающего свет металла, я поставила в неё розу, и она засверкала своими лепестками в мерцающем свете свечи.

— Откуда такая красота?

— Такие цветы делал наш народ. У меня был небольшой сад из таких…

Вдруг замолчал и посмотрел на меня, чуть склонив голову, неожиданно спросил:

— Но тебе нравятся живые? Настоящие?

— Она удивительная, необыкновенная красота, однако ты прав, я люблю живые.

— В бассейне.

— Ты и об этом знаешь? Арно?

Амир усмехнулся, взгляд изменился, стал взглядом хитрого шейха, но я выдержала этот взгляд, и даже умудрилась удержать улыбку на лице.

— Катя, я удивляюсь тебе, ты спокойна, хотя неизвестно, что происходит снаружи, как надолго ты здесь оказалась, чем вся эта история может закончиться.

— А я верю, что Глеб всё сделает правильно и скоро за мной приедет.

— Он не знает, где ты.

— Знает, можешь не сомневаться. А даже если не знает, то найдёт.

— Ты в этом так уверена?

— Да, абсолютно. Я его люблю и верю ему во всём.

— Ты не всегда была так в нём уверена.

И я засмеялась, неожиданно весело и громко, даже рукой замахала, вдруг тоже подумает, что сошла с ума от давления каменных сводов пещеры. Амир удивлённо посмотрел на меня, но ничего не сказал, ждал продолжения, и я поняла — ему на самом деле интересно, что я скажу после своего такого вроде как неуместного смеха. А я добавила из кувшина компота в кружку, выпила и только потом сказала:

— Амир, если бы ты знал все мои мысли, то, наверное, решил, что я вообще никому и ничему не верю, хотя на самом деле это не так. Я верю Глебу, Олегу, Виктору, Андрюше, Аарону, и ещё многим и многим. И тебе верю.

— Мне?

— Тебе. И знаешь, почему?

— Почему?

— Тебе долго со мной не выдержать в закрытом помещении — скоро ты сам меня выведешь на свет и отдашь в руки Глеба. И ещё приплатишь, только бы забрал.

Он не понимал моих слов и моего смеха, удивлённо рассматривал моё лицо, пытался найти логическое объяснение моему поведению и не находил. А я продолжала смеяться:

— Амир, даже не старайся меня понять. Ты… меня не поймёшь уже потому, что никогда не любил, тебе не знакомо это чувство абсолютного доверия любимому существу, кем бы оно ни было. А ты знаешь, что я видела процесс вашего питания? Не только из пакетиков, хотя из них тоже. И ещё, Глеб сам мне показал, как всё было, когда ему влили мою донорскую кровь.

Я выделила слово «донорскую» и совершенно спокойно посмотрела ему в глаза. Ага, этого он не знал, судя по мгновенно окаменевшему лицу. Хорошо, пошли дальше — удивлять, так удивлять:

— Ты знаешь, как Нора появилась? Откуда она?

— Да, её нашёл Глеб в доме с наёмниками.

— С ним была и я.

Амир вскинул на меня глаза — очень странный взгляд, как будто поверх меня, как тогда, когда Олег передавал ему моё послание. Решив не обращать внимания на эту странность, я продолжила:

— Глеб решил показать мне, каков он на самом деле, напугать, но не получилось.

Он долго молчал, а я курила и на него не смотрела, делала вид, что рассматриваю розу, или вазу, тоже хороша. А потом последовал вопрос, совершенно неожиданный для меня:

— Как тебе удалось убедить Нору поверить Аарону?

Мне пришлось сделать вид, что я наливаю себе компот, он понял мою хитрость, судя по ироничному взгляду, но никак не торопил меня с ответом. Выпив всю кружку, я смогла сформулировать ответ:

— Это не я, это сам Аарон.

Амир не поверил мне, усмехнулся так, что я обиделась, ну, ну, шахматы, так шахматы, интеллектуальная игра шейхов.

— Аарон сам рассказал Норе, что такое передача энергии.

Никаких уловок — Амир сразу почувствует даже не то, что откровенную ложь, небольшое искажение правды, полунамёк на отклонение от действительных событий. Тем более, что он многое знает.

— Ты сам видел их отношения. Ритуал всё показал, такое не сыграть, силой не заставить так смотреть друг на друга, чувствовать присутствие друг друга кожей.

И я вдруг вспомнила самое главное, улыбнулась Амиру, но, пожалуй, несколько горделиво:

— А ты знаешь, что Аарон уже получил от Норы энергию?

— Да, он стал очень силён.

— А как это происходило?

Он не стал отвечать, только отрицательно покачал головой, ну да, ему уже некогда было, всего скорее, Мари уже было совсем плохо.

— Она лишь ослабла на пару дней. Совсем чуть-чуть, даже медицинской помощи не потребовалось.

И это тоже правда, Самуил тогда очень уверенно об этом сказал, не покидал наш дом, возле Норы лишь дежурила его бригада скорой помощи. Я весело посмотрела в напряжённые глаза шейха и продолжила:

— И это заслуга их обоих, потому что они старались друг другу помочь. Нора сама готова была отдать свою жизнь Аарону, а он всеми силами оберегал её от страданий. Ты видел их на ритуале и можешь сам оценить поведение Аарона — разве ты заметил хоть какой-то признак жажды?

Взгляд Амира стал неожиданно жёстким: за мгновения глаза практически почернели, и он опустил взгляд, спрятался за веками. Прошло лишь несколько секунд, и на меня вновь посмотрел мудрый шейх, спокойный и уверенный в себе. И я задала этому спокойствию вопрос, который теперь уже он не мог от меня ожидать:

— А как ты сам держишься при мне? Ведь я для тебя на самом деле сейчас лишь…

Продолжить не успела, лицо Амира оказалось перед моим, и жёлтые глаза посмотрели в упор, он медленно произнёс:

— С трудом.

Но я не вздрогнула от страха, не отодвинулась ни на миллиметр, так же спокойно смотрела ему в глаза, и в этом заслуга Ильи — его героического решения показать мне их способ питания и тот страх, который они могут создать вокруг себя. Моё тело не испугалось, Амир это почувствовал, а то, что мой мозг воспринимает всё с опозданием, он знать не мог, поэтому так же мгновенно оказался на своём месте и задумчиво посмотрел на меня. Молчание длилось достаточно долго. Амир смотрел на меня, а я пощипывала то ветчину, то сыр маленькими кусочками, заедая их виноградом и кусочками персика. Странная ситуация и странный выбор еды, хотя на самом деле оказалось очень даже вкусно. А мозг за это время успел испугаться и быстро успокоиться, потому что задумался над необычным сочетанием еды — этот вопрос показался ему более важным, чем сам по себе страх. Понять такое поведение моего мозга, наверное, мог только Глеб, а может, ещё Олег с Виктором, но Амиру это было не дано. Шахматы и женщина — две вещи несовместные, уважаемый шейх, ты этого не знаешь, ну, такая как я, для меня умной игры ещё не придумали. Я мило ему улыбнулась и спросила:

— А сколько тебе было лет, когда ты стал вождём своего народа?

— Пятнадцать.

Амир с трудом разомкнул губы, чтобы ответить мне, жёсткая усмешка свела их так сильно, что проявилась глубокая морщина у рта. Прожевав очередное невероятное сочетание кусочков персика, ветчины и острого перца, вся сморщившись, я задала следующий вопрос:

— А гарем у тебя уже был?

— Был.

Интересно, раннее действительно получается взросление — сразу тебе и гарем, и вождь в таком возрасте, не до мук первой любви. А потом и некогда, сразу ещё один вопрос возник в моей голове, очищенной от всего лишнего острым перцем:

— А сколько тебе было лет, когда ты… стал иным?

— Тридцать.

— Так ты стал отцом в двадцать лет?

— Восемнадцать.

Ну, конечно, какая ему дочь. Он только вождем себя почувствовал, родилась и родилась, подумаешь, очередная девочка в гареме, откуда отцовским чувствам появиться. Пожалуй, Амир уже запутался, кто кого изучает: он меня в своей шахматной партии, или я его в перерывах между поеданием бутербродов из непонятно чего. Он решил перехватить инициативу и спросил:

— Ты отдавала за них свою жизнь, почему?

— Я не отдавала за них своей жизни, я лишь помогла им своей энергией. Жизнь я отдавала лишь Глебу.

— Почему мне решила помочь найти…

— Свою любовь? Ты стремишься к ней, только пока боишься, не умеешь, опыта нет. И твоя любовь — это ещё и жизнь Мари.

Теперь я надолго замолчала, не знала, как ему объяснить, что Мари теперь совсем другая: не безмолвная девочка из гарема мужчины, и уже никогда такой не будет. Хотя, сказала же она что-то такое Амиру, что он замолчал и отпустил её, а ведь мог просто физически остановить. Он не мешал мне думать, а может быть сам пока был не в состоянии что-либо сказать — не так идёт разговор, совсем не так как он про себя рассчитывал, по задумчивым взглядам искоса я так решила. Неожиданно пришла мысль, вернее воспоминание.

В попытке не показать Амиру, что внутри меня каждая клеточка начинает подрагивать от беспокойства за Глеба и всех тех, кто где-то там наверху что-то совершает, пытаясь меня спасти, я устроила небольшой цирк. Я засмеялась, причём совершенно искренне, представляя лицо Амира, когда он услышит мой рассказ, и этот смех хотя бы на какое-то время успокоил моё истерзанное внутренним беспокойством тело. Амир удивлённо вскинул на меня глаза, вот и этого довела, он уже тоже начал бояться, что я схожу с ума время от времени. Я замахала рукой:

— Извини, я тут одну ситуацию вспомнила, ты же понимаешь, что я тут с тобой разговариваю, а сама думаю, что такое Глеб совершает.

— И смеёшься?

— Амир, это для тебя будет совсем непонятно, ты же не знаешь, что такое любовь, поэтому вряд ли меня поймёшь.

Опустила голову, и время от времени продолжала улыбаться очень таинственной улыбкой, даже губу закусила. Мне на самом деле было приятно вспомнить ту ситуацию. Сейчас, когда прошло столько времени и разных событий, я уже иначе на неё посмотрела, осознала очередной раз, что ни одна встреча не бывает случайной. И ни один наш шаг не бывает просто движением, ни одно слово не произносится просто так. Амир не выдержал, резко положил руки на стол и попросил:

— Расскажи.

Какое-то время я смотрела на него и делала вид, что сомневаюсь, потом, что не знаю с чего начать, наконец, улыбнулась и заговорила:

— Хорошо, слушай, я не очень хороший рассказчик, ну, как получится. Ты Лею видел, так вот, она же в школе Глеба была, а историю с Алисой ты знаешь?

Спросила, как бы между прочим — просто уточнить, чтобы не говорить уже об известном — Амир кивнул, молодец, смог признаться.

— Так вот, мы с Глебом потом Лею вместо Алисы в клан выбрали…

— Ты была в школе?

— Да. Глеб мне всё рассказал, и я пошла с ним в школу, девочку выбирать. Так вот…

— Он тебе сам рассказал, что убил Алису?

— Да. И я ему сказала, что верю ему, он поступил, как считал необходимым, и я верю ему. Слушай дальше, когда Нору привезли в дом Аарона, туда послали Лею и Наташу, ещё одну девочку…

— Я знаю.

Совершенно другой взгляд, пронзительный взгляд вождя, который пытается понять, что ему говорит иноземный гость. Даже не просто иноземный, с другой планеты. Конечно, в его голове это уложиться не может, просто не помещается. Я кивнула и продолжила:

— Я уговорила Глеба навестить Нору, посмотреть на ту, которая будет любовью Аарона.

— Ты сразу решила, что они…

— Конечно! Амир, Аарон ждал этой любви, он стремился к ней, но у него тоже не было такого опыта, он ещё этого не понимал, думал, что уже никогда…

— Катя, он любил тебя.

— Он не любил меня. Он хотел любви, но не знал, что это такое, как это — любить на самом деле. Речь не о нём, хотя ты прав, я в какой-то момент вообще решила, что всё — пусть Нора уезжает, куда захочет, Самуил уже набрал достаточно крови Норы по указанию Глеба, вполне хватит…

Продолжить я не смогла, едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, уже хотела спросить у Амира — может ему плохо стало, может чем помочь, такое у него было лицо, и замолчала. Наконец, он прошептал:

— Вы хотели…

— Ну, да, Аарон же тогда уже сел на диету, в смысле перешёл на донорскую кровь, поэтому просто перелили бы ему, а Нору спасли.

Так как всё у Норы с Аароном уже прошло благополучно, то я честно смотрела в совершенно чёрные прищуренные глаза Амира.

— Но Нора, представляешь, поверила ему и осталась, хотя Глеб и предлагал ей дом в Стокгольме, ну, всякое содержание и охрану. Но я не об этом, я же о Лее хочу рассказать. Они тогда очень Норе помогли, она и стала оживать, но, когда я приезжала, ей ещё совсем плохо было. А хочу я тебе рассказать вот о чём. Когда я вошла в комнату, в которой Нора лежала, Лея взяла меня за руку, просто поприветствовать жену командора. Глеб сразу рассердился, а она руки не отпустила, спокойно объяснила грозному командору, что я ему всю энергию уже опять отдала и могу умереть. А ведь она, как обычный маленький мутант из клана, очень боялась его, он для неё был, ну не знаю, как Бог, который решает её судьбу. И когда за Андрюшу молила, тоже не испугалась, на коленях просила, чтобы не Андрюша её убивал, а он, чтобы Андрюша потом жить мог, не сгубил себя своей виной. А Глеб, он мудрый, он всё понял, и когда у Норы были, он тогда всё правильно сделал, Али ко мне привёз, как Наташа сказала, тот мне поток и перекрыл, и я уже не отдавала ему энергии, и с Андрюшей всё понял, Лею в доме оставил. Прекрасная пара получилась, правда? Амир, а как она поёт! Такой изумительный голос, просто изумительный.

Пока я не знаю, чем Амир приплатит Глебу, чтобы тот меня забрал, но то, что платить будет — знаю наверняка. И чтобы уже совсем не сомневался в правильности такого решения, махнула руками и заявила:

— Мы с ней иногда поём, я, конечно, так как она не могу, у меня со слухом полное взаимное непонимание, но самой мне петь нравится, поэтому остальные вежливо терпят. Хочешь, я тебе спою?

И не стала дожидаться от него ответа, смотреть на него тоже не могла: маска божка, сделанная не очень умелой рукой деревенского мальчишки, никак не показала, что она хочет ещё и мои песни слушать — закрыла глаза и запела о тонкой рябине. На удивление, в этой маленькой комнатке внутри неизвестной пещеры, а может, просто в невероятной глубине земного шара, мой голос звучал неожиданно звонко, как-то ярко, что ли, и мелодия удерживалась, хотя я исполняла её в самом медленном темпе, который знала у этой песни.

Конечно, Амир был в состоянии близком к шоку, я не знаю, какой он обладал информацией, но такую интерпретацию событий вряд ли ожидал. Мальчишка, как бы он ни был подготовлен, ставший вождем уникального народа, вымершего при нём от ужасной болезни. Мужчина, принявший страшное решение стать иным, чтобы спасти единственную девочку, продолжение рода, по иронии судьбы оказавшейся его собственной дочерью. О какой любви можно говорить с таким мужчиной? Как ему доказать, что Мари никогда не будет безмолвной тенью гарема, аппаратом воспроизводства представителей пусть и уникального народа — в том случае, если Амир решит, что она должна стать женой Серёжи, или кого-то ещё, кого он сможет найти с кровью своего народа. Мари унаследовала его характер, явно его ум, судя по поступкам, но пришла в себя она в тот момент, когда осознается сила собственной энергии на руках у тех, для кого она просто девочка, умница и красавица.

Запив песню очередной кружкой компота, я спросила:

— А Мари поёт?

— Что смешного было в той ситуации, которую ты мне рассказала?

Я широко раскрыла глаза, удивление было совершенно искренним — неужели думал, не просто анализировал ситуацию, а думал, воспринимал, пытался чувствовать? Или песня на него так подействовала? Мог, между прочим, хоть как-то на неё отреагировать. Мне пришлось опустить глаза, чтобы Амир не увидел, как они заблестели, рано ещё ему мою радость видеть.

— Понимаешь, я тогда на Глеба совершенно иначе посмотрела, а смотрела я… когда просилась в сейф.

— Сейф?

— Это комната такая, особо укрепленная, это о ней Олег говорил, что ему меня иногда хотелось туда поселить.

— Ты просилась сама?

— Да. Я тогда решила, что если меня изолировать от вашего мира, то никто не пострадает. Смешно, да? А то Глеб всех спасает, кланы создал для этого, а как я появилась — так одни проблемы. Тогда главы шли меня похитить, а Андрюша отвлёкся с Леей, они, конечно, до меня не дошли, он их… ну, в общем, не дошли. А по законам кланов Глеба виновник должен быть казнен, и казнить Лею должен был Андрей. Вот Лея и кинулась Андрея спасать.

Амир не понял, смотрел на меня чёрным взглядом, пожалуй, он бы их обоих наказал. Чётко выговаривая слова, я произнесла:

— Глеб понял меня — нельзя губить их жизни, он меня услышал, лучше посадить меня навечно в сейф для безопасности остальных.

Опять улыбнулась и тихо добавила:

— Они уже были такие влюбленные, такие удивительные в нарождающейся любви.

А потом рассмеялась счастливо:

— Глеб тогда был такой… такой… сам был удивительный.

Но справиться со своей тревогой и грустью я не смогла, смех оказался коротким и закончился вздохом. Я начала водить пальцем по краям лепестков розы, красиво, но так холодно, никакой жизни в яркой красоте. Наступила тяжёлая тишина, пусть думает, я рассказала историю Леи так, чтобы было понятно, что всё в ней — любовь, крутой боевик с невероятными способностями, это тоже любовь, она стала такой именно из-за своей любви. Девочка, переступившая свой страх перед командором, поверившая в свой шанс и свою любовь. Однако, посмотрев на Амира, поняла — нужны объяснения. Жёсткий взгляд и плотно сжатые губы. Но руки, удивительно, руки так и лежали на столе, его лицо менялось, взгляд то чернел, то совсем исчезал куда-то в прищуре, а они так и не двинулись с места. Как там, в психологии: тело уже осознает, руки стремятся познать, понять, а голова отстаёт, всё сомневается и ищет аналогии в прошлом опыте. Я тяжело вздохнула и решила сказать всё откровенно, без примеров. Амир услышал, что мне и требовалось, а думать самому.

— Амир, так получилось, что Мари теперь уже не просто часть твоего народа, она уже… даже не знаю как сказать, совершенно самостоятельная личность. Она не помнит своей прошлой жизни, Самуил сказал, что с памятью проблемы, слишком много лет она провела во сне. А проснулась среди тех, кто относился к ней как маленькой девочке, красавице и умнице, она это почувствовала, всем своим сердечком почувствовала, поэтому и теряла сознание, не хотела уезжать от них. Дети чувствуют отношение к себе, просто чувствуют всем организмом, а тем более, такая как Мари, она же всё одновременно ощутила в себе: проявление этой вашей невероятной энергии и любовь окружающих. Любовь, направленную именно на неё.

Я не смотрела на Амира, пыталась чётко сформулировать свою мысль, а маска на его лице отвлекала меня, поэтому я опять коснулась каменного цветка, но уже металла, из которого был сделан стебель. Интересный металл — он в отличие от лепестков сразу как-то теплел в месте касания, казалось, принимал моё тепло, мою энергию и сам нагревался от неё. Амир молчал, он понял, что я ещё не всё сказала, и ждал, уже хорошо, значит, хочет услышать.

— Ничто не может сравниться для ребёнка с тёплыми и ласковыми руками Самуила, который гладит Мари по голове и постоянно называет её «моя девочка» со слезами на глазах, потому что каждый раз вспоминает свою Сару. И Мари ассоциируется именно с ней — его погибшей дочерью. Мари видит эти слёзы и всей кожей чувствует его нерастраченную любовь.

— Самуил — человек.

Глухой голос Амира выдал его волнение, вот и правильно, что-то сдвинулось в его душе, я надеюсь, что сдвинулось, а не просто ход шахматной фигуры.

— Человек. Ты тоже был человеком, ещё помнишь себя — тридцать лет, время осознания и взросления. А Лея — не человек, и Илья тоже, да и Вердо уже не совсем, судя по прошлому опыту наёмника и всему, что он перенёс в жизни. Я с ней ни разу так и не встретилась, можешь поверить, Глеб не позволил. И Серёжу больше так и не видела. Только один раз — когда его привезли, и он передал мне слова.

— Слова? Какие слова?

— Это я его послала, сама, представляешь? Правда, я этого не помню, во сне, наверное.

— И что ты сама себе сказала? Кроме того, что он должен спасти Илью?

— Про Илью это мы потом поняли, когда выясняли, зачем всё-таки я его послала. Ну, кроме слов, конечно.

— Так что ты сказала?

— Чтобы я не боялась ничего — со мной целый мир.

— Ты сама себя предупредила о Хранителях?

— Я не знала, что меня ожидает, поняла только то, что у меня впереди какие-то испытания. А о Хранителях я вообще ничего никогда не слышала.

Амир задумчиво повторил:

— Весь мир.

Он рассматривал меня, и маска постепенно исчезала — на меня опять смотрел мудрый шейх. Почему я подумала «мудрый шейх»? Потому, что взгляд стал внимательно-задумчивым? Он слушал и слышал? Или понял, что у него нет выхода, кроме как попытаться меня понять? Неожиданно он улыбнулся, даже глаза сверкнули яркой желтизной, и сказал:

— Я теперь понимаю, почему ты сказала, что я сам тебя отдам Глебу, даже приплачу.

Мне осталось только поднять брови в удивлении — слишком смелое заявление:

— И что ты понял?

— Ты на самом деле удивительная женщина.

— Это я уже слышала, и в чём же моя удивительность?

— Ты женщина, ты думаешь, как женщина, но при этом всё понимаешь, как мужчина.

Странный вывод, даже не знаю, как относиться к такому сомнительному комплименту. Амир менялся на глазах: теперь предо мной сидел красивый, даже очень красивый мужчина, настоящий восточный шейх, умный, властный, знающий себе цену… как мужчина. И смотрел на меня уже не хозяин гарема, которому по большому счету всё равно, какую девушку ему приведут, а мужчина, который хочет понравиться женщине. И знает, как это сделать. Интересный поворот, вот этого я не ожидала, одно дело — когда он точно просчитал Глеба в его страхах, что собственно и не должно удивлять, другое — что-то изображать мне, какая-то очередная серия Санта-Барбары. Но ведь я почувствовала его, как женщина почувствовала, и он это понял. Что ж, опять шахматы, ход конем, но учти, великий Амир — королева всегда бьёт коня. Ну, по крайней мере, в моих правилах игры в шахматы.

Я не очень поняла, что изобразила на своём лице, когда томно оперлась на свою руку, поставив локоток на стол, но Амир улыбнулся, хитро посмотрел на меня и тихо произнёс:

— Ты ошибаешься, я не буду приплачивать Глебу. Это он мне заплатит, чтобы я вернул ему тебя.

Правильно я подумала про королеву, сразу определила отношения: если внутри себя женщина уверена, что она королева, она заставит остальных в это поверить. Ну что ж, надо хоть цену определить:

— И что ты с него затребуешь? Я хоть узнаю, сколько стою. Глеб так и не сказал мне, сколько Аарон предлагал, и сколько командор из Норвегии хотел заплатить, тоже не сообщил. Надеюсь, что ты скажешь, какова мне цена. И ещё вопрос, цена в чём? Явно не в деньгах, значит — услуга. Как это называется, сейчас вспомню… да, непредупрежденная услуга, я правильно сказала, в переводе?

Амир не удивился, лишь усмехнулся, а взгляд стал даже веселее.

— Я тебя тоже пытался купить.

— Глеб сказал. И что предлагал?

Он не стал отвечать, лишь покачал головой. Пожалуй, удивился, что Глеб мне об этом сказал, усмехнулся, неожиданно оказался рядом со мной и подхватил на руки:

— Тебе пора отдохнуть.

И я была рада оказаться в этой непонятной постели, даже пусть в полной темноте, как-то устала от этого разговора, спаситель тот ещё — с таким держи ухо востро. Интересно, а что я могу сделать? Только думать и говорить. Но думать не удалось: темнота давила, слишком тёмная темнота, и главное, даже невозможно никак повернуться, всё тело как бы тонуло в этой непонятности. Немного поворочавшись, я обнаружила, что это не постель, а какая-то жидкость, очень вязкая, она полностью обволакивала тело, к одежде не липла, однако двигаться не позволяла. Ага, вот он настоящий сейф — темнота и недвижимость, мечта Олега. А темнота продолжала давить, я уже знала, что и звуки в этой темноте глохнут, кричать бесполезно. Немного подумала и стала петь все песни подряд, потом стихи читала. И странное дело, совсем успокоилась, казалось, что жидкость как-то влияет на меня, укачивает как ребёнка, значит, воспользуемся моментом и поспим. И почему такая усталость, видимо, на самом деле организм хочет спать. Всё лучше, чем с Амиром разговаривать.

Ветер шевелил волосы, а солнце ласково касалось своими лучами, поглаживало по щеке, едва касалось губ. Глеб! Я распахнула глаза и увидела жёлтые зрачки Амира. Разочарование на моём лице было таким выраженным, что он усмехнулся и сказал:

— Глеб скоро появится, он уже едет.

Я облегчённо вздохнула, и поняла, что лежу в объятиях Амира. Он тихо засмеялся, коснулся моих губ своими губами и прошептал:

— Дорого придётся заплатить Глебу.

— Ты определился с ценой?

Всё что угодно: криков, попытки вырваться из его рук, чего-то такого, но не спокойного холодного тона ожидал от меня Амир. Глаза потеряли свою яркую желтизну и постепенно стали темнеть, он каким-то свистящим шёпотом спросил:

— Тебя интересует цена?

— Да, всё-таки интересно, что тебе нужно от Глеба настолько, что ты готов меня убить.

Глаза стали чёрными щелочками, он замер и отодвинулся от меня, уже спокойным голосом сказал:

— Я не собираюсь тебя убивать.

— Как это? А вдруг Глеб не сможет за меня заплатить, слишком окажется велика цена, и я сразу умру. Или ты сможешь ему доказать, что я изменила ему и он от меня откажется, тогда я тоже умру. Ты не знаешь, что такое любовь, тебе этого не понять. Я без него не буду жить. А цена — это всего лишь цена тебе.

Амир долго молчал, но руки ослабли в твёрдом объятии, именно твёрдом, он меня не чувствовал, я это сразу поняла. Игра, передвижение шахматных фигур. На самом деле он ничего не ощущает — ни моей кожи, ни моих губ. Только воспроизведение движений, попытка вспомнить. Наконец, он произнёс:

— Ты это можешь.

— Могу. Я всегда найду возможность от тебя уйти. Глеб сейчас нас видит?

— Да.

— Ну что ж, помаши ему рукой.

— Зачем?

— Но я же не могу.

Амир махать рукой не стал, резко поднялся и взял меня на руки как ребёнка. Постоял молча несколько минут, прижимая меня к себе, потом сказал:

— Глеб, Катя очень слаба, наша энергия сильно на неё повлияла, торопись. Я ей помочь не могу.

Я зашевелилась в его руках, но он только сильнее прижал меня к себе.

— Катя, тебя он сейчас не услышит.

— Почему?!

— Я послал энергию, её уловит Мари или Серж, они передадут. Глеб может только видеть, он поймёт.

И неожиданно высоко поднял меня на руках, как будто показал Глебу, что я жива, и он меня ему возвращает. Я попыталась махнуть рукой, но у меня ничего не получилось, рука просто не поднялась. Амир заметил моё движение и сразу опустил меня на землю.

— Катя, ты действительно очень слаба, когда я вернулся, ты была без сознания.

— Но ты же меня лечил?

— Вспомни, ты плохо ходила от моей энергии, она тебе мешала, а здесь ты её получила очень много. То, что спасло Мари, может тебя погубить.

— Сколько у меня времени?

— Глеб успеет.

Я даже кивнуть не могла, слабость уже полностью мной овладела, только посмотрела на Амира и улыбнулась — Глеб жив, теперь всё хорошо. Амир взял меня за руку, и стало чуть легче, совсем немножко, но можно уже вздохнуть. И, естественно, я сразу спросила:

— Когда ты перестал чувствовать?

Амир уже не удивился моему пониманию, только помрачнел сразу, вздохнул и тихо ответил:

— Давно.

— Ты её найдешь, только честен будь, без своих шахматных ходов с ней говори. Мы сейчас с тобой от скуки игры разума устроили, а в жизни только стремление, настоящее, может помочь достигнуть всего, а любви в особенности. Ты знаешь, как Глеб со мной намучался? Я чем только в него не кидалась, ужас, всю посуду в доме перебила, а однажды целую комнату в пух и прах разнесла, где вам, подумаешь, клыки и когти, я стену в бассейне на мелкие кусочки, которую Виктор не мог сломать!

Амир слушал меня и смотрел каким-то тоскливым взглядом, полным невысказанной боли, такой острой, что я почувствовала эту боль в своём сердце.

— Она успеет появиться, ты её найдёшь, и все у вас получится. Мари тебе поможет, она мудрая девочка, верь ей.

Он кивнул, но взгляд не изменился, остался таким же тоскливым, и я торопливо продолжила:

— Ты только верь в это, ищи её, она давно ждёт тебя, вам только встретиться надо, это главное — встреча. Судьба вас столкнет, ты только позволь это сделать.

— Как это — позволить?

— А ты давно среди людей был?

Амир задумался, действительно, какая может быть случайная встреча у такого как он — люди для него имеют несколько иное значение. Взгляд изменился мгновенно, и он расхохотался, неожиданно громко и так же неожиданно облегчённо. Я дождалась, когда он успокоится в своём смехе и вопросительно посмотрела — что, уже твоя очередь сходить с ума наступила? Закрыв лицо руками, он глухо сказал:

— Катерина, жена командора, я благодарен тебе.

— За что?

— Ты удивительным образом перевернула меня, вывернула наизнанку и заявила — а теперь иди по новому пути.

— Иди-иди, ты умный, шестьсот лет как-никак, всё сам понимаешь, только решиться никак не мог, так я тебе и помогла немножко.

Амир вскинул глаза и тихо сказал:

— Глеб летит.

Я тоже посмотрела в небо, но так ничего и не увидела, мы были на какой-то скале, которая далеко вытянулась из горы, больше ничего так и не увидела, даже входа в пещеру не обнаружила — только скалы вокруг. Амир заметил моё беспокойство:

— Глеб летит на вертолёте, ты его пока не видишь.

— А как на вертолёте сюда, площадки же нет?

— Ему не нужна площадка.

Ну да, он и на вертолёте летит, потому что экономит энергию, ему, пожалуй, даже быстрей было проноситься на своих ногах. Или ещё как-нибудь, скорее уже на чём-нибудь, увидеть бы, прижаться к нему, заглянуть в эту синеву, услышать любимый голос. Амир взял меня за руку:

— Отдохни.

И всё потемнело в глазах, звуки исчезли, как накрыли одеялом — темнота.

12

Как странно, темно и тело не двигается, неужели Амир вернул меня в эту пещеру? Обещал вернуть Глебу и передумал? Но вдруг как сквозь вату голос Леи сказал:

— Илья, Катя пришла в себя.

— Теперь я, держи руки.

Я хотела открыть глаза, но они не открылись, и сказать ничего не могу, вообще ничего не могу, никаких сил нет, пустая оболочка, но уже дома — Лея, Илья, какое счастье! Значит, и Глеб рядом! И я едва слышно застонала, как смогла, так и произвела звук, чтобы поняли, что я их слышу. Илья сразу сказал:

— Катя, молчи, всё хорошо, немножко потерпи, сейчас будет больно, я надеялся, что ещё не придёшь в сознание, теперь терпи.

И стало больно, ужас как больно, горит всё, но какое счастье, что больно — жива, вся жива и всё понимаю. Они энергию Амира из меня выводят, Лея с Ильей. Но боль очень скоро прекратилась и Лея погладила меня ладошкой по щеке:

— Катя, совсем чуть-чуть осталось, потерпи.

Боль сверкнула так резко и быстро, что я задохнулась на мгновение, а потом задышала уже спокойно. Но глаза так и не открывались, я пыталась двинуть головой, но и она меня не послушалась, никакого движения, тело отказывалось двигаться. Бодрый голос Ильи заявил:

— Жена командора, полежи немного, сейчас командор вернётся, и полетим.

— Катя, Глеб близко, он с Амиром говорит, вот уже идёт, но двигаться тебе пока нельзя.

Конечно, нельзя — ничего и не двигается. Глеб — это он меня взял на руки, ну почему я на него посмотреть не могу?! И сказать ничего не могу, двинуться, прижаться к нему сама, ну почему?! Глеб нёс меня на руках и прижимал к себе очень нежно, касался губам лица и что-то шептал, но я никак не могла понять слов, всё как через какой-то туман. Илью услышала, его бодрый громкий голос и звонкий Леи, а слова Глеба не слышу!

Он куда-то сел и стал меня укачивать на руках как ребёнка, так и прижимал к себе, пока голос Олега не сказал:

— Взлетаем.

Глеб прижал меня к себе сильнее, так и держал, пока поднимались, не позволял даже воздуху на меня давить. Когда самолёт загудел ровно и полетел домой, Глеб наклонился к моему уху и отчетливо сказал:

— Катя, я люблю тебя.

А я только слегка застонать смогла! Но он сразу коснулся моих губ и громко сказал:

— Молчи, у нас долгий путь. Виктор.

Я только догадалась, что Виктор взял меня за руку — и энергия полилась огненным потоком. Он не сказал ни слова, неугомонный и весёлый Виктор не мог говорить — интересно, неужели я так ужасно выгляжу, что он даже ничего не может сказать, только держит меня за руку. Однако через какое-то время он всё-таки не выдержал:

— Катя, нельзя тебе под землей, никак нельзя, тебе на солнце надо, море какое-нибудь или океан, и солнышка побольше, солнышка, совсем бледная стала.

И вздохнул тяжело, руку мою погладил, но двумя руками остерёгся держать, вдруг совсем меня сдует его огненный поток. Ещё раз вздохнул, грустно сказал:

— Тебе Нелли привет передаёт, переживает за тебя.

Я уже смогла что-то промычать, но Глеб сразу пресёк мои попытки:

— Молчи. Андрей.

Виктор отпустил мою руку, её сразу подхватил Андрей, и поток энергии стал ещё сильнее. Мне показалось, что я стала чувствовать тело, но как-то непонятно, частями — одна нога и часть руки. Попыталась подвигать пальцем, но Андрей сразу попросил:

— Катя, не двигайся, совсем ничем не двигай.

Помолчал, тоже вздохнул и признался:

— Мы без тебя скучали.

Ну да, скучно, небось, вздохнуть некогда было из-за этих Хранителей, вот нет чтобы мне рассказать, как всё у них происходило, пока энергией занимаемся, молчат. Ну да, мне уже лучше — голова работает, вопросы рождаются один за другим. Конечно, прав Глеб, пользуется моментом, пока я говорить не могу, тишиной наслаждается. И я улыбнулась, глубоко вздохнула, но глаза пока не открылись, энергии не хватило. Глеб опять наклонился ко мне и чётко произнес:

— Молчи, сил у тебя нет совсем, не двигайся, потом всё узнаешь.

Ага, догадался о моих муках. Но ничем помочь не хочет, так и молчит, приду в себя, и только скажет: всё хорошо, мы их победили. Андрей отпустил мою руку, так же как Виктор нежно погладил её и сразу прозвучал спокойный голос Олега:

— Катя, не переживай, всё хорошо, мы победили.

Я смогла хихикнуть, ну что-то около того, звук уже был похож. Олег взял меня за руку и всё — ни о чём я думать уже не могла, энергия забушевала во всём организме, носилась по венам и заполняла собой все клеточки. Неизвестно сколько это продолжалось, энергия заполняла меня, и я начала ощущать своё тело, проявились руки и ноги, даже веки дрогнули, но глаза пока так и не открылись. Постепенно движение вихря стало успокаиваться, и энергия уже просто лилась горячим потоком из рук Олега. Глеб коснулся моего лба губами, я почувствовала жар его губ, улыбнулась и едва слышно просипела:

— Глеб…

— Молчи, пока молчи.

Весёлый голос Олега произнёс:

— Катя, как же без тебя было тихо и спокойно, скучно совсем.

— А… ни…

— Передаёт тебе привет и ждёт в гости, они с Нелли готовят домашний праздник. Они пока обе в одном месте находятся, Арни учит Нелли русскому языку. Виктор уже волнуется, что заговор организуют.

— Катя, ты пока молчи, дай пожаловаться. Я Олегу так и сказал: две женщины в одном доме — это уже опасно, вот Катя одна была… ну, в общем — опасно.

И смех, даже послышался звонкий голосок Леи, какое счастье этот смех, даже Глеб смеётся, прижимает меня к себе и смеётся. Олег поцеловал мне руку, подержал её в своих ладонях, вздохнул и признался:

— Как же нам без тебя было плохо.

Неожиданно обратился к Илье:

— Сколько?

— Мало. Она её теряет, отдает кому-то.

— Катя!

Голос Глеба был таким, что я смогла зажмурить глаза, голос Леи произнёс:

— Катя отдает тебе.

Глеб вздрогнул всем телом и прижал меня к себе, стал быстро говорить:

— Катя, со мной всё хорошо, у нас получилось, Хранители ушли, они поняли, что процесс необратим, он не зависит от тебя, сейчас он уже не зависит от тебя. Получилось у Олега, Виктора, Андрея, даже у боевиков. Олаф встретил свою женщину, как ты и обещала. Катя, у нас всё получилось, тебе не нужно никому отдавать свои силы, слышишь, всё получилось. У меня всё хорошо, милая моя, любимая, всё хорошо.

— Катя, да он теперь такой сильный стал, чуть Хранителя на молекулы не разнёс, потом свои уже остатки подобрали. Ты бы видела — Глеб один раз только и размахнулся, а Хранителя уже сдуло! Мы с Олегом так, на припевках и были, ну Аарон малость помог, вот они и поняли, что с нас взять, у нас кругом свои. А боевики, Катя, эти так совсем стали такие, что и не остановить, что ты с ними такое сделала, они теперь вообще стали такие сильные, ничего не боятся, как встали перед Хранителями, такой строй, Катя, и откуда столько набежало, у нас столько и не было.

Наконец, я смогла поднять веки и увидела Глеба, склонившегося надо мной, моргнула несколько раз, а он их поцеловал:

— Любимая моя, все хорошо, я силен, очень силен, у нас все получилось. Теперь только ты — тебе нужно восстановиться, я очень силен, Хранитель не смог ничего со мной сделать.

— Катя, Виктор правду сказал, мы только успели встать перед Хранителями, а Глеб уже их на нейтрино разбирал, вздумали на нас нападать.

Я смотрела сквозь полураскрытые веки на Глеба и не очень верила такому бравурному рассказу, но, наконец, осознала, что всё получилось, действительно всё получилось и Глеб силён. Олег опять взял меня за руку и очень строго сказал:

— Катя, Глеб с тобой последним будет делиться энергией. Олаф так рассчитал, поэтому молчи и копи в себе, не делись энергией, тоже нашла кому — Амир его уже боится, а ты его самым слабым назначила, обидела мужа.

И я поняла, что мой страх из пещеры преобразовался в страх за Глеба, и я сразу стала отдавать ему себя, свою жизнь. Энергия Олега разливалась жарким потоком, неслась по моим венам, и я сразу стала чувствовать себя лучше, почти сразу глаза открылись, и я увидела прекрасные синие озёра полные любви, вот оно — счастье.

Они делились со мной своей энергией под строгим взглядом Глеба, который пресёк мои попытки что-то сказать, заявив непререкаемым тоном:

— Катя, если ты скажешь хоть одно слово, Олег тебя усыпит.

А сам смотрит на меня таким взглядом, от которого у меня в груди поют все птицы мира, и самой хочется петь или кричать, просто издавать хоть какие-то звуки. Но Глеб приложил к моим губам палец, и это означало — что как издам звук, то сразу расстрел, в смысле спать неизвестно сколько. Как только я смогла двигать губами, сразу поцеловала этот любимый палец, и Глеб не выдержал, страстно поцеловал меня и прошептал:

— Любимая, Катенька, я так счастлив, ты жива, теперь всё хорошо, мы вместе.

И я заплакала, слёзы лились таким потоком, что сразу намокло лицо, Глеб улыбнулся, приложил палец к губам и попросил:

— Катенька, прости меня, молчи, плачь, но молчи.

Я плакала и молчала, только позволяла себе иногда всхлипывать, пока Илья не заявил весело:

— Жена командора, тебе уже лучше.

И только я радостно вздохнула и подняла руку, как передо мной появилось лицо Олега, и он сказал:

— Отдохни, Катенька.

Что?! И опять темнота, полная темнота, я лишь какое-то время ощущала свои мокрые щёки, а потом и они потонули в темноте.

Солнце пробивалось сквозь веки и будило меня, я попыталась открыть глаза, но сразу закрыла — свет был настолько ярким, что стало больно. Кто-то закрыл мне глаза ладонями, и я прошептала:

— Глеб…

— Привет.

— При… вет.

Я поняла, что лежу на его руках и это он прикрыл мои глаза от солнца. Послышался какой-то звук, и Глеб погладил меня по щеке.

— Можешь открыть глаза.

Глеб, это он, это его синие озёра, такие счастливые, такие… такие, но он не позволил мне долго на себя смотреть, поцеловал нежно, едва касаясь губами, казалось, что он боится причинить мне боль. Потом он целовал мне лицо, не давая слово сказать, сразу мягко целовал, улыбался, и опять целовал глаза, брови, щёки, лоб, губы. Потом вздохнул и прошептал прямо в губы:

— Плыви, рыба-килька.

И я оказалась в воде, теплой, ласковой, совершенно прозрачной. Глеб держал меня на руках и непонятным образом плыл. Я обняла его за шею и спросила:

— Где мы?

— На вулкане.

— На вулкане? У нас отпуск?

— Отпуск.

Я прижималась к нему и лихорадочно дрожала, слёз не было, только внутренняя дрожь. Наконец, вздохнув, я спросила:

— Всё? Совсем всё? Их уже не будет?

— Не будет.

— Ты мне расскажешь?

— Да. Но ты ещё слаба, пока отдыхай. Поплаваем, и я буду тебя кормить.

Глеб долго плавал со мной на руках, потом отпустил меня, и я сама немного поплавала, но совсем плохо держалась на воде, сил действительно не было. Он не выдержал и сразу достал меня из воды, завернул в полотенце и перенёс в наш домик. Только сейчас я поняла, как только смогла озираться вокруг, пока Глеб меня обтирал от воды, да — вулкан, место нашего счастья, значит всё хорошо, значит, это счастье и есть. Никого вокруг, тишина и полное безлюдье. И чему удивляюсь, стою голая и удивляюсь.

Я сидела за столом и смотрела на еду — так много всего вкусного, а аппетита нет, совсем не хочу есть. Глеб взял меня за руку, но не удержался и посадил к себе на колени, стал делиться со мной энергией всем телом.

— Я что, так и продолжаю тебе отдавать?

— Нет, уже нет, но ты ещё совсем слаба, мы прилетели несколько часов назад.

— Значит, я не спала сутки?

— Нет, меньше. Олег прав, во сне ты лучше восстанавливаешься.

— Амир где?

— Вернулся к Мари.

Мне стало легче, и еда уже выглядела значительно привлекательней. Я потянулась за вилкой, но Глеб не позволил, так и кормил меня, как ребёнка, а мне оставалось только указывать пальчиком на блюда. Но я очень быстро устала и стала засыпать, Глеб перенёс меня на постель, обнял всем телом, нежно коснулся щеки губами и прошептал:

— Спи моя любимая, я с тобой.

Так я и проснулась в его объятиях, немного повозилась в его руках, улыбнулась и снова уснула. Совсем проснуться я смогла только тогда, когда голод уже возопил во мне, и сразу заявила Глебу:

— Хочу есть.

Он засмеялся едва слышно и покачал головой.

— Катя, пожалуй, ты уже пришла в себя.

— А сколько я спала?

— Два дня.

— Вот видишь, настоящее голодание, оздоровительное.

И прижал к себе так, что я даже пискнуть не могла, но быстро отпустил руки и страстно поцеловал, опять прижал к себе и прошептал:

— Любовь моя, счастье моё, ты жива, и ты со мной.

Хитро посмотрев на него, я рассмеялась и чмокнула его в нос:

— Я Амира сразу предупредила, что он сам меня тебе отдаст и ещё приплатит, только чтобы ты меня забрал.

Глеб посмотрел на меня удивлённо, а потом начал хохотать. Прижимал меня к себе и хохотал, никак не мог успокоиться, я даже стукнула его кулачком по груди, он кулачок поцеловал, но продолжал смеяться. Наконец, сквозь смех проговорил:

— А я понять… не мог… что за доплату… он мне вручил.

— Вручил? Так и сказал «доплата»?

— Вручил и сказал.

А сам смеётся довольный, аж глаза светятся. Однако, каков оказался Амир. Я решила поинтересоваться, что за доплата за свою свободу от меня:

— И что вручил?

— Букет…

— Точно, из камней, розы, одна белая.

— Три белые розы из очень редкого камня, я не знаю названия, он практически сейчас уже не встречается. Такие цветы делал его народ.

Глеб продолжал улыбаться и хитро смотреть на меня, видимо, всё-таки волновался, но если сразу предупредила, то значит, довела, судя по букету — точно довела. На всякий случай я решила поменять тему разговора:

— Кормить, немедленно кормить жену!

Я поедала всё подряд, а Глеб сидел напротив на диванчике и любовался процессом, так как я категорически отказалась сидеть у него на коленях.

— Понимаешь, я хочу своими руками всё брать и класть в рот, не вилкой, а руками, я так голодна, что руками вкуснее!

Глеб уже не возмущался, после объяснений процесса поедания глазами он со мной не спорит в вопросах принятия еды. Уже закурив сигарету, я поинтересовалась:

— А где все?

Он покачал головой, улыбнулся и ответил:

— Олег с Андреем здесь, Виктор вернулся присмотреть за жёнами, Олаф и Самуил в нашем доме. Лея с Ильей тоже здесь.

Немного помолчав, добавил:

— Нора с Аароном у себя.

Я облегчённо вздохнула, сыта, выспалась, можно и поговорить. Но Глеба такой вариант совсем не устраивал, не дав мне и слова сказать, он перенёс меня в спальню и заявил:

— Тебе нужно много спать, ты ещё плохо двигаешься, завтра устроим Совет.

— Какой Совет?

— Отчет перед женой командора о проделанной за время её отсутствия работе.

И опять смеётся, светится весь, даже головой покачивает из стороны в сторону от выражения моего лица. Я возмутилась:

— Глеб! Я не хочу спать! Опять спать, всё время спать! А кто она, женщина Олафа?

— Я отвечу тебе только на этот вопрос, один, а потом спать.

Пришлось героически согласиться, понимала, что позовёт Олега и всё — вопрос решен.

— Хорошо. А как он её встретил, ведь кругом были Хранители?

— Это уже второй вопрос.

— Глеб!

Он обернул меня в себя, обнял руками и ногами, прижал к себе, а я растеклась по его гигантскому телу, прижалась к нему и тихо прошептала:

— Счастье, какое счастье. Я люблю тебя.

— Катя, всё хорошо, всё уже прошло, только тебе нужно восстановиться.

— А почему я так ослабла? Это из-за энергии Амира, ну, его народа, он говорил, что они в этой пещере восстанавливались, значит, она там очень сильна?

— Да, энергия, что сохраняла Мари, она как бы консервировала её тело, а твоё разрушала.

— Что? Как это разрушала?

Глеб замолчал, сразу спрятал глаза, а я замерла: тогда в самолёте Виктор так странно себя вел, да и остальные тоже. С трудом разомкнув губы, прошептала:

— Это так ужасно? На меня теперь даже посмотреть нельзя?

Но муж только улыбнулся, посмотрел на меня своей невероятной синевой:

— Уже можно. Катя, на самом деле ты не так страшно и выглядела, Амир вовремя достал тебя из пещеры на солнце и прикрыл собой.

— Собой?

— Своей энергией, а потом уже и не понадобилось, мы победили и сразу полетели за тобой.

Значит, он меня тогда на скале обнимал, чтобы собой прикрыть от ока Хранителей, прятал от них. Глеб погладил меня по голове, поцеловал в макушку. А я задала самый насущный вопрос:

— Уродина?

— Катя, ты прекрасна, ты самая красивая женщина в мире, всегда такой была, а сейчас стала ещё прекрасней. У тебя после пещеры кожа стала совсем синюшной… так, кажется, говорят, она была почти прозрачная — сосуды видны сквозь синеву кожи. И ты не видела от этой энергии, глаза пострадали. Сейчас уже всё нормально, ты красавица.

— Там так темно, так темно, такая вязкая темнота, её даже потрогать можно, в ней все звуки пропадают, я песни пела, а их даже рядом со мной не было слышно. А это… это, в чём я лежала, тоже как темнота: вязкая, не липнет, но двигаться совсем нельзя, как-то сразу тонешь.

Глеб гладил мое лицо пальцами и вздыхал, в какой-то момент даже губу прикусил, глаза стали темнеть, и я быстро спросила:

— И где Олаф её встретил? Когда успел?

Темнота в глазах посветлела, он хмыкнул, но улыбнулся и опять чмокнул меня в макушку:

— Вспомни, когда мы ездили в Париж, ты обедала…

— Да я помню хозяина, он нас приходил от моих богов спасать.

— Приходил. Олаф его позвал к нам, и он приехал с дочерью.

— Это его дочь? Этого хозяина?

— Да. Она приемная дочь. Валери, тридцать лет, разведена, детей нет, работала в этом кафе официанткой.

— Официанткой? Ты её видел раньше?

— Видел. Она знает — кто мы. Валери приехала к отцу после развода, а так занимается историей искусства.

— И Олаф её почувствовал?

— Да.

— И как она? Он ей сказал?

— Ей сказал отец. Оказалось, что он много знает о нас, и как только я начал с ним разговор, он сразу всё понял.

— А Олаф?

Глеб засмеялся тихим смехом, в котором проскальзывали ехидные нотки, и я поняла — молодой жених потерял всякую способность разговаривать с женщиной. Думаю, разговаривать вообще.

— И что она?

— Пока она ничего не ответила, хотя понимает всю сложность… отец ей всё откровенно рассказал.

— И развод совсем недавно.

— И развод. Но она интересная женщина, я думаю, у Олафа есть шанс.

— Интересная?

— Сама увидишь.

— Она сейчас у отца?

— Нет, её пригласила Арни, они все вместе.

И мы оба засмеялись: конечно, Виктор волнуется, их вообще трое, это уже угроза восстания, а не просто заговора. Глеб смотрел на меня сияющими глазами, коснулся моего лица и прошептал:

— Катя, ты удивительная, настоящая волшебница. Олаф скоро сам будет на тебя молиться, он пришёл ко мне и так долго ничего не мог сказать, только твоё имя повторял, я уже решил, что с тобой что-то случилось, а он это почувствовал. Пришлось привести в ясное сознание.

Даже не буду уточнять, как Глеб приводил его в сознание, но не выдержала и засмеялась:

— Ну да — то ведьма, то знахарка, то богиня, а теперь ещё волшебницей заделалась.

— Ты и так богиня, Нелли сразу тебя узнала.

— Я простая замужняя женщина, влюблённая в своего мужа. Вот ты командор, кстати, ты говорил, что ещё много кто, и кто ещё?

— Влюблённый в свою жену муж. Я обещал тебе ответить только на один вопрос. Ответил, а сейчас спать.

Я попыталась изобразить на лице обиду, но Глеб меня поцеловал, и обида испарилась, придётся спать. Какое счастье, он рядом и счастье.

Совет удалось провести только через два дня. Утром пришёл Олег, радостно приветствовал меня, потом позвал Илью и тот изрёк, что жена командора ещё слаба. Я затребовала Лею, и она тоже сказала — да, ещё очень слаба. Закончилось всё тем, что меня накормили, и Олег, не слушая моих воплей, усыпил меня.

На следующий день всё повторилось: я только успела спросить Олега — он тоже научился действовать как Амир? Он спокойно ответил:

— Я вспомнил.

Улыбнулся, поцеловал мне руку, и я снова уснула.

Вот так всегда, спать и спать, ничего не рассказывает, утром радостно чмокнул меня в нос, сказал, полежи пока, а сам исчез. Но моё возмущение было реакцией мозга, а тело счастливо валялось на постели, переворачивалось с одного бока на другой, лениво тянулось из стороны в сторону, в общем — блаженствовало. На самом деле я только этим утром полностью ощутила своё тело: оно было настоящим, радостно проснувшимся, когда удовольствие доставляло каждое движение. И, наконец, ушло состояние тяжёлой усталости. Всё-таки Олег был прав, хотя признаваться в этом и не хотелось.

У постели появился Глеб с огромным букетом удивительных роз — белоснежных до отблесков синевы на лепестках, а запах волной аромата коснулся моего лица.

— Доброе утро, любимая.

— Привет. Откуда такая красота?

Я касалась губами лепестков, опускала лицо внутрь букета, вдыхала блаженство всей кожей, так и оставила букет на лице. Но Глеба это не устроило, он отвёл цветы и поцеловал меня.

— Виктор прилетел.

— Совет?

— Сейчас Олег тебя посмотрит, и тогда решим.

Я сделала грозное лицо, но входивший Олег только улыбнулся.

— Катя, если ты мне не веришь, можно позвать Илью и Лею.

— Я чувствую себя хорошо, понимаешь — хорошо! У меня ничего не болит, нигде и ничего, я совсем здоровая, я хочу плавать, загорать, есть много и вкусно!

— Хорошо, отдыхай, плавай, а Совет мы проведем через….

— Сейчас! Глеб!

Они хохотали так, что, пожалуй, вулкан может проснуться. Я хотела кинуть в них цветами, но стало жалко такую красоту ломать, и только прикрылась ими от этих хохочущих тиранов. Наконец, Глеб сквозь смех спросил:

— Ты голодная будешь Совет вести, или всё-таки поешь?

— Я поплаваю, поем и потом Совет.

Заседание Совета состоялось в гостиной нашего домика, благо количество диванов и пуфиков это позволяло. Пришли Олег, Виктор, Андрюша, Лея, Илья. Муж усадил меня на колени и заявил:

— Спрашивай.

— Что вы придумали такое, зачем меня в пещеру с Амиром послали?

Глеб ответил сразу:

— Они готовы были забрать тебя.

— Как это — забрать?

— Законсервировать твоё тело, как основной источник изменений.

Олег усмехнулся и пояснил:

— Как артефакт.

— Я — артефакт?

— Еще какой! Катя, ты воздействуешь на всех, браслет что, эти, как это… семечки, вот ты — да! Энергии столько, что им пришлось бы тебя в ковчег положить. Или шкатулку.

Виктор смотрел на меня своими пронзительными глазами и ослепительно улыбался. А Глеб продолжил:

— Когда они меня ударили энергией, Олег уловил картинку о тебе, видимо они в этот момент общались между собой. Мы её не сразу поняли, но потом всё сложили, и стало ясно, что они тебя всё равно заберут. Амир предложил использовать ту пещеру, в которой лежала Мари. Хранители не могут преодолеть энергию этого места.

— А где эта пещера? Я видела только какие-то скалы.

— В центре Атласских гор, на севере Африки.

— А ты знал, где это место?

— Да.

— Амир сказал…

— Он не знал, что я знаю. Я спросил у Мари, и она указала место.

— А она откуда это знает? Она же всегда была без сознания, спала всё время?

— Она её чувствует.

— Да, Катенька, непростая это девочка, ой, непростая. Олег с ней немного поговорил и практически все свои силы вернул. Ты его силы разбудила, а Мари всё как подняла — нас всех чуть не сдуло.

Олег усмехнулся и кивнул головой- вернул, вот что значит слово «вспомнил», Мари чем-то спровоцировала такой всплеск силы.

— Ты вернул все свои силы?

— Вернул. И ещё добавил.

— Как это? Олег… подожди… не может быть… а как Арни?

— Катя, с ними всё хорошо.

— С ними? Нелли?!

Виктор так сверкнул глазами, что я удивлённо посмотрела на Глеба — он улыбнулся и кивнул головой.

— Катя, всё так странно сложилось, что я всё время оглядывался, явно ты где-то рядом стояла или со скалы всем управляла.

— Виктор, я ничего не поняла, кроме того, что Арни и Нелли успели, а когда они успели? Вы что, почувствовали…

Я не смогла произнести слово «жажда», оно никак не могло иметь к ним отношение со стороны Виктора и Олега. Но Олег и не дал мне такой возможности — как только я запнулась в невозможности произнести это слово, он быстро сказал:

— Мы почувствовали силу, неожиданный дополнительный очень мощный поток энергии в бою.

— В бою?

— Катя, не переживай, ты всё равно ничего бы не увидела и не поняла. Ну постояли чуток, пока Глеб Хранителю… помогал понять, что мы все такие, не ты одна, ты, конечно самая-самая, но мы же это ему не стали говорить.

— А как… а кровь…

— Нам её перелили перед встречей с Хранителями.

Олег спокойно смотрел на меня, а я даже дышать не могла — вся окаменела от ужаса, Глеб это заметил и сразу забеспокоился:

— Катя, дыши, всё закончилось, у девочек всё хорошо.

Он разминал мне спину, а Олег схватил за руки, его энергия помогла мне прийти в себя, я, наконец, задышала, и через какое-то время смогла просипеть:

— А как вы держались?

— Хорошо держались, спокойно. Катя, всё началось именно тогда, когда потребовалось по сценарию.

И опять Олег смотрел спокойным взглядом, даже стала проявляться лёгкая улыбка. Глеб погладил меня по голове и объяснил:

— Хранителям надо было доказать, что все изменения, которые происходят в нашем мире уже не зависят только от тебя, мир меняется без твоего участия.

Кивнув, я прижала пальцы к губам, опять кивнула и беспомощно посмотрела на Глеба:

— А девочки…

— Всё хорошо, никаких изменений самочувствия. Они были под постоянным контролем бригады Самуила и друзей Али.

— Друзей Али?

— Катя, понимаешь, некоторые родственники Али вдруг стали чувствовать энергию, ну те, которые наш дом охраняли. Ты их тоже обнимала?

Я только помотала головой — кроме Али ни к кому не приближалась. Виктор пожал плечами:

— Ну, значит, сами такими стали или с Али обнялись.

— Глеб, он шутит так, да?

— Нет, не шутит, я думаю, что теперь уже сам Али так на них воздействовал своей энергией, изменённой тобой. И Мари с ними какое-то время общалась.

И я поняла, почему Глеб ничего мне не рассказывал, пока я хоть немного не пришла в себя физически — столько всего произошло за эти дни моего лежания в пещере, что сразу осознать невозможно. Олег вдруг усмехнулся и посмотрел на меня совершенно больным взглядом:

— Катя, ты за нас все муки прошла, поэтому всё так.

Глеб сразу прижал меня к себе, как будто я опять могу рухнуть в это состояние булки в тесте, а я хотела сказать, что это они сами к этому шли, но Олег не дал мне даже рот открыть:

— Катя, с этим лучше не спорить, слишком много свидетелей.

13

Я решила уйти от этой темы: что бы ни сказала — с Олегом спорить совершенно бесполезно, поэтому кивнула и спросила:

— Ты сказал сценарий, как это — сценарий?

— Детально разработанный план командора по проведению боевой операции.

Сам командор смотрел на меня своей небесной синевой и улыбался, чмокнул в нос и весело сказал:

— Катя, всё получилось.

— Ты с ними… дрался… в смысле боролся?

— Хотелось определить свои возможности, так, на всякий случай.

— Определил?

— Определил.

И всё! Я оглядела всех присутствующих участников событий: Лея улыбалась, Олег с Виктором смотрели на меня чистым ясным взглядом, а Андрей с Ильей опустили глаза — поняли, что такой чистоты и ясности им не изобразить. Оставался ещё один вопрос, который хоть как-то мог помочь мне разобраться в событиях:

— А зачем ты этого… ну, отца Валери пригласил?

— Люди тоже были на встрече с Хранителями.

— Зачем?

— Показать, что они нас не боятся. А Олаф продемонстрировал, что они могут передать свою энергию боевикам без ущерба для себя.

— Очень даже добровольно.

Виктор опять ослепительно улыбнулся и посмотрел на Илью, тот сразу отчитался:

— Человек может сам передать свою энергию боевику, при собственном желании, конечно. И наоборот — боевик может помочь человеку своей энергией.

— Только, Катенька, не каждый, сама понимаешь — процесс коснулся не всех подряд, а только тех, кто готов. Ты же сама так всегда говоришь.

И опять ослепительная улыбка, и сигара невероятных размеров в руке. Олег усмехнулся и добавил:

— Виктор прав, но готовых к новой жизни оказалось достаточно много, больше, чем мы ожидали.

— Больше?

Голос не очень слушался меня, и вопрос прозвучал почти как вздох перед рыданием. Глеб сразу коснулся губами моего лба и тревожно спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Всё хорошо, правда, всё хорошо. Только я не поняла, а люди, они тоже участвовали в бою?

— Нет, в этом не было необходимости. На самом деле это был не бой, мы только остановили Хранителей.

— Катенька, это Глеб у тебя научился, тоже сказал — мы! Да, какое — мы! Глеб как одного из Хранителей в виде молекул отправил над морем летать, тогда мы и встали рядом, Олег тоже пару раз рукой махнул, а я только за их спинами постоял, вдруг Хранители меня заметят, тоже драться придётся.

Илья так посмотрел на Виктора, что стало понятно, как прятался Виктор за спинами, Андрюша даже улыбнулся и покачал головой, тоже удивлялся скромности артиста. А Лея взяла Андрея за руку, и я вдруг осознала — они все стояли стеной перед этими серыми, Андрюша тоже, только он вообще звуков не издаёт, как будто и не был в этом бою. Я посмотрела на него, а он улыбнулся мне ласковой улыбкой и опустил глаза, вот сейчас скажет, что и не был там вообще, связь в доме обеспечивал. Вздохнув, я только сильнее прижалась к Глебу, вот так и расскажут, как Виктор, весело и почти романтично. Олег прервал молчание:

— Катя, на самом деле было страшно.

Я удивлённо подняла на него глаза — Олег и говорит такие слова? Он усмехнулся и сцепил руки на столе. Долго смотрел на меня, иногда поднимал глаза на Глеба, он даже не спрашивал у него разрешения, а как бы советовался — в каком виде мне показать картинку. Видимо, согласие поступило, потому что он продолжил:

— Мы всегда знали, что они сильнее нас, ни у кого не возникало даже мысли им сопротивляться, да они особенно и не вмешивались в наши дела. Но и нам нечего было защищать.

Глеб погладил меня по плечу, едва коснулся губами щеки и сказал:

— Я теперь понимаю, что означает ваше выражение «дома и стены помогают». Мы защищали свой дом, в котором была ты, Арни, Нелли, Нора, Лея. Нам было за что бороться с Хранителями.

— И боялись вы за нас.

— За вас.

Олег кивнул — и ему теперь есть, кого защищать. И Виктору, и Андрюше. А теперь и Олафу. И Амиру. И Аарону. И многим другим. Я лихорадочно вздохнула и прижалась к груди Глеба, всё прошло правильно, ведь девочки знали, куда они идут, Олег с Виктором. Конечно, они им этого не говорили, но любящее сердце всегда чувствует, оно всё понимает, осознает опасность. И думали о них, беспокоились, готовы были жизни отдать за них, а воины встали стеной за свою любовь, за тех, кто появился в их жизни и стал самым важным в судьбе, важнее их собственной жизни. Закон поэтому и отступил, никакой жажды крови, только любовь в сердцах и хищника и жертвы.

Они смотрели на меня так, как будто это я стояла перед Хранителями и боролась за них всех, проливала свою кровь. Олег усмехнулся и произнёс очень серьёзно:

— Катя, если бы ты не проливала своей крови и не переживала таких мук, нас бы не было, таких какими мы стали. И не было Арни и Нелли, Андрея и Леи, Аарона и Норы. И твоих верных боевиков, которые сами уже могут действовать и спасать людей. Ты можешь себе представить это? Боевики спасают людей! А люди сами отдают им свою энергию, я повторяю — энергию, не кровь и жизнь в качестве питания, а энергию жизни.

И я поняла, что мне объяснял Олег: не будет теперь этой непонятной страшной болезни, которая неожиданно убивала их, люди могут их спасать, как Серёжа спас Илью. От этой мысли оглянулась на него, и Илья отчитался:

— Да, Катя, сразу несколько боевиков почувствовали людей, как я Сержа, и я этим людям объяснил, что можно помочь в страшной болезни этим… молодым солдатам. Рассказал, как это сделать, и они согласились. Некоторые поняли, кто мы, некоторые знали о таких, как мы, но никто не отказал в помощи. Они не боятся нас — эти люди не чувствовали страха, как было всегда перед боевиками. А потом Олаф предложил попробовать помочь им, тем людям, кто болен. Среди них был пожилой человек, боевик поделился с ним энергией, и человеку стало значительно лучше. Самуил сказал, что болезнь отступила, и теперь этот боевик будет делиться с ним энергией до полного выздоровления.

— И это всё ты.

Я попыталась возразить — что это Илья, ведь он первым спас девочку после аварии — но Олег опять не дал мне возможности, сразу сказал:

— Если бы ты Илью так не пытала, может, у него и был шанс остаться прежним. Но, увы, ты заставила его слушать себя и выдать нашу страшную тайну, он сдался и теперь сам уже меняет своих боевиков.

— Ага, а для пущей верности, чтобы уже не смог передумать, послала к нему мальчика, который оказался ещё и родственником Амиру. Ты что, уже тогда знала, что придётся породниться с ним?

Виктор дымил своей гигантской сигарой и ждал ответа на свой вопрос. Я тоже потянулась за сигаретой, мне нужен был тайм-аут: слишком много всего, голова не успевает, а как они успевали? И моя рука замерла, я подняла на Виктора глаза и спросила:

— А когда вы всё это успели?

— Так мы же не спим, да и много нас. Всё было очень просто: прибежит кто-нибудь, доложит командору, мол, тут такое произошло, а он сразу приказ — как дальше действовать. Всё просто, Катенька.

Ни тени улыбки на лицах, Олег даже плечами пожал, легко прошло, жена командора. А сам командор только улыбнулся мне и спросил:

— Может заседание Совета закроем, и ты отдохнёшь? Мы уже всё рассказали.

— Всё? И это — всё?

— Катя, а что ещё, главное ты знаешь — мы победили, Хранители ушли…

— А как ушли? Они уже никогда не вернутся? Их мы уже не интересуем?

— Ну почему, очень даже интересуем. Только ведь всё так стремительно меняется, что они так и не смогли решить, что консервировать в банке: то ли Глеба, которого пока поймаешь, уже и не нужен станет, да ещё и сдачи даст так, что ловить некому будет, опасно как-то. То ли тебя искать, опять же пока найдёшь, да неизвестно найдёшь ли, и Глеб может не согласиться отдать — снова драка. А боевиков столько всяких стало, что пока разберёшься: какой такой и чем от другого отличается, голова может не выдержать, да и банок у них на всех не хватит, каждый — как артефакт.

— Виктор, они так друг от друга отличаются?

— Ещё как, Катенька, ещё как. Илья, расскажи.

Илья хитро на меня посмотрел, переглянулся с Леей, и доложил:

— У каждого боевика проявились индивидуальные возможности: один может генерировать энергию, другой — передавать людям, есть способность направленно воздействовать как Лея. Много разных способностей.

Вопросительно посмотрел на командора и добавил:

— Хранители посмотрели всех.

— А людей тоже смотрели?

— Смотрели. Не волнуйся, все живы, Мари стояла рядом.

— Мари присутствовала при встрече?

— Они с Сержем в начале встречи прикрывали людей своей энергией.

— Серёжа уже как Мари?

— Катенька, он уже сильнее её стал, сама понимаешь, на нём отразилось воспитание в среде боевиков. Ты всё правильно тогда решила — мальчик только к боевикам.

Глеб тихо засмеялся после слов Виктора, напомнил наш с ним разговор о Серёже, и что-то сказал Виктору, тот сразу встал и вышел из столовой. Неожиданно прозвучал голос Леи:

— Катя, тебе нужно отдохнуть, у тебя очень неровное состояние, энергия странно двигается, тебе нельзя нервничать.

— Лея, у меня всё хорошо, я только хочу узнать…

— Катя, Совет мы можем созвать в любой момент. Назначаю перерыв.

Муж мгновенно перенёс меня в спальню и уложил на постель, сам улёгся рядом и обнял. А я категорически заявила, что спать не буду, на что он улыбнулся и ответил едва слышно:

— А кто говорит о сне?

Он поцеловал меня нежно-нежно, как тот цветок, который выжил на поле боя, гнулся под вихрями, мёрз и тонул, уклонялся от ног и танков, сберёг свои лепестки в огне, сохранил свой свет в полной темноте. И это я о себе? Почему вдруг такие мысли, почему такой страх, когда все живы и Глеб целует меня? Он почувствовал мою внутреннюю дрожь и с тревогой посмотрел на меня:

— Что с тобой?

— Не знаю, я чего-то боюсь, сама не понимаю, какой-то ужас внутри. Наверное, это ещё пещера, темнота не вся из меня вышла. Я цветок?

— Удивительный, самый прекрасный цветок на земле. Единственный мой цветок.

— Глеб, скажи, ты совсем …никак …с тобой ничего не случилось тогда…

Я даже не смогла произнести слово «бой», начала задыхаться, горло перехватило в спазме, и Глеб сразу приподнял меня, быстро заговорил:

— Катенька, милая моя, всё хорошо, на мне нет ни одной царапины, со мной ничего не случилось, я его энергией удерживал, а потом ударил, он не выдержал моего удара и действительно упал в море. Катенька, это правда, со мной ничего не случилось. И Олег рядом был, они энергию Арни и Нелли с Виктором в этот момент получили, смогли остальных удержать. И Андрей встал с ними, Самуил ему много чего успел за эти дни сделать, он очень сильным стал, не уступает Виктору.

С трудом продираясь сквозь спазм, я просипела:

— Правда? С вами ничего не…

— Катенька, всё произошло очень быстро, на самом деле прошли секунды, они поняли, осознали нашу силу, а за нами боевики стояли, много, Амир своих тоже послал. И Аарон стоял рядом, своих боевиков второй линией поставил, людей защитить, они бы не смогли пройти мимо нас, никак не смогли. Милая моя, дыши, прошу тебя, не волнуйся за нас, всё уже прошло, не надо бояться, ты свой страх не держи в сердце, отпусти его, поплачь, любимая моя, поплачь…

Он с тревогой смотрел на меня и глаза темнели, а я изо всех сил пыталась впустить в себя хоть глоток воздуха. Наконец, спазм ослабил свою железную хватку, и я хрипло задышала. А потом заплакала, сначала тихо, лишь всхлипывая, а потом зарыдала в голос. Глеб гладил меня по спине, мягко прижимал к себе и всё повторял:

— Любимая, ты плачь, теперь можно плакать, всё закончилось, нет пещеры, нет темноты, я с тобой, мы все с тобой. Ты в своём страхе высоты поднялась ко мне на скалу, а сейчас в своём страхе темноты смогла удержаться, плачь, милая моя, единственная, самый прекрасный цветок, живой, любимый цветок.

И я постепенно стала успокаиваться от его горячего тела, ласковых глаз, понимающих меня в моём страхе темноты, слов любви. Сквозь всхлипы и вздохи я стала выпускать этот гнетущий меня ужас, который я загнала глубоко внутрь себя, потому что был ещё больший ужас страха за тех, кто остался в бою. Я зашептала:

— Глеб, я так… я не знаю… это такая темнота… это как смерть… ни звука… ни дуновения воздуха… как будто ты уже не существуешь, и такая… как будто лежишь… ни в чём… этому нет названия… и не очень чувствуешь, и двинуться не можешь. И звук никуда не двигается — пою, а звука нет, он так в тебе и остаётся, никуда… и вдруг Амир со свечой, так ярко, я чуть не ослепла. И комната эта тоже, стены, так темно, кажется, что это тоже пещера, на столе только одна свеча, и будто стен нет совсем, я её не чувствовала, казалось, что за спиной ничего нет, только темнота.

Мгновенно сняв с себя одежду, Глеб раздел меня и завернул в своё сильное большое тело. Я даже не очень понимала, что он делает, хваталась за его руки и прижималась к нему. Он целовал мне лицо мягкими губами, собирал слёзы и слушал мое шептание.

— Свеча горит, а Амир смотрит на меня, так странно смотрит. Я сразу ему и сказала, что ничего у него со мной не получится, я всё равно сделаю так, что он отступит.

Глеб едва слышно засмеялся, а я сразу вскинула на него глаза:

— Ты мне веришь?

— Верю, я тебе во всём верю, я всегда знал, что ты у меня самая прекрасная и умная жена.

Я опять прижалась к нему и зашептала сквозь всхлипы:

— Так было страшно, я запретила себе даже думать, что с вами происходит, а тело дрожало от страха за тебя. Я разговаривала с Амиром, что-то ему говорила, но сама только и думала — что с вами, как вы, и запрещала себе об этом думать. Глеб, я люблю тебя, я без тебя жить не смогу, слышишь, я там уже готова была, если с тобой что-нибудь случится, я сразу умру, в тот же момент.

— Катенька, любовь моя, всё закончилось, я рядом с тобой, я здесь, ты со мной, всё уже прошло. Я думал о тебе постоянно, каждую минуту, говорил, что-то делал, а сам только тебя видел. Даже когда перед Хранителем стоял, тебя видел — как ты мне улыбаешься, как ты меня целуешь, я с тобой, всё закончилось, теперь только вместе, я с тобой. Плачь, моя красавица, плачь, пусть слёзы унесут твой страх и твою боль.

И мне стало легче, слёзы действительно смывали из моего тела страх, ужас вязкой темноты и внимательный жёлтый взгляд Амира. Немного успокоившись, несколько раз лихорадочно вздохнув, я неожиданно для себя призналась Глебу:

— Мне… у Амира такие же глаза стали, как у Хранителей, когда Хранитель энергию у меня забирал, везде были огромные жёлтые глаза, которые несли с собой боль, куда они — там и боль, я пыталась прятаться, но они меня везде находили. Я, конечно, понимаю, Амир не виноват, что у него стали жёлтые глаза, но когда на столе только свеча, кругом темнота и эти глаза светятся… кошмар.

Глеб прижимал меня к себе, гладил по волосам, прикасался губами к лицу, и я совсем успокоилась, погладила ему грудь ладошкой и сказала:

— Глеб, ты прости меня за мой страх, я сама не понимаю, совсем неожиданно как-то стало страшно, всё уже хорошо, ты рядом, нигде ничего не болит, и вдруг такой ужас внутри.

Он только погладил меня по плечам, провёл рукой по спине, опять стал касаться губами моего лица, точно — температуру тела проверяет, вдруг рухну в омут бессознательности или горячки, прижался щекой к моему лицу:

— Катенька, не было другого выхода, я всё продумал, только Амир мог спрятать тебя так, чтобы Хранители не нашли, только он. Они поняли, что тебя нет в доме только через сутки — у Мари силы закончились держать энергию, и Серж не мог ей ничем помочь. Но ты уже была далеко, в пещере.

— И что… как они…

— Никак. Мы готовились и не обращали внимания на них — ходят и ходят по дому.

— Они заходили в дом?

— Да. Я не стал их удерживать, пусть ищут. Они всю твою одежду пересмотрели, в комнате долго находились, потом встали в саду и долго стояли, не двигаясь, искали тебя.

— А как это — искали меня в саду?

— Твоя энергия, они так могут любого найти, по энергии. Олаф проверил их возможности.

— Как?

— Боевику с новыми способностями приказали исчезнуть подальше, так он только до Индии долететь успел, как его вычислили и вернули.

— А как они его из Индии смогли вернуть?

— Его истребитель просто развернулся и полетел обратно. Значит, там они тоже есть, и, видимо, как-то могут свою энергию объединять, я в подробности не вдавался. Хранители тебя могли найти везде, как бы ты далеко не уехала, надежда была только на пещеру Амира.

— Они рылись в моих вещах?

— В доме ремонт, к нашему возвращению его закончат.

— Так и дом пострадал?

— Нет, я решил, что после таких гостей нужно всё почистить.

Я благодарно прижалась к Глебу, после этих серых точно нужно всё почистить, выскрести веником и солью все следы.

— А сколько мы…

— Сколько будет нужно.

— А…

— Тебе нужно восстановиться, самое важное это — ты, твоё здоровье. Мы будем здесь, пока я не решу, что ты полностью восстановилась.

— Ты?

— Я.

— А праздник?

— Он состоится, когда мы вернёмся.

— А кто его готовит? Девочки?

— И они тоже.

— Но ведь это праздник для них!

— Пусть они и готовят.

Я посмотрела в эти чистейшей воды синие глаза и даже не пыталась понять его логику. Ну да, у нас тоже обычно невеста в курсе всех событий свадьбы, чаще всего сама всё и продумывает. Но я надеялась, что попытаюсь приготовить для них хоть какой-нибудь сюрприз, увы, не получилось по независящим от меня причинам. А с вулкана Глеб меня не отпустит, пока полностью не удостоверится, что я здорова, не чихаю, не кашляю, не бледнею, в обмороки не падаю, истерики не устраиваю, в общем — пока не дойду до состояния вулкана действующего. Облегчённо вздохнув, почувствовала, что уже дышу легко и спросила:

— А что ты шептал, когда меня нёс? Я тебя совсем не слышала, так было обидно, Лею с Ильей слышу, а тебя нет, и сказать ничего не могла.

Глеб улыбнулся, прижал меня к себе и зашептал:

— Милая моя, любимая, ты жива, счастье моё, любовь моя, ты моя жизнь, всё хорошо, теперь всё хорошо, я тебя люблю, только тебя, единственная моя, солнышко моё, ты мой свет, любимая.

И поцеловал нежно-нежно, опять шептал, и целовал всё тело, шептал слова любви и целовал. Вихри от его губ согревали меня изнутри, я вдруг поняла, что мёрзла, пока не могла дышать от спазма, моё тело нагревалось только от тела Глеба, а его поцелуи начали согревать меня своими вихрями, глубоко проникающими в тело. И моё тело вспыхнуло радостью, счастьем, настоящим осознанием, что всё прошло, всё действительно уже закончилось, всё получилось и пещеры, полной темноты уже нет, только свет и любовь. Поцелуи стали жарче, объятия плотнее, и я прошептала:

— Я люблю тебя.

Утро наступило почти в обед, я спала в объятиях Глеба и только сильнее к нему прижималась, открывала один глаз, быстро его закрывала и спала дальше. Но тело уже отдохнуло, и, хотя выбираться их теплого кокона энергии Глеба не хотелось, глаза всё-таки открылись, и он чмокнул меня в нос:

— Привет.

— Привет… день, или уже вечер?

— Ещё утро, тебя ждёт завтрак.

— Сначала…

— Хорошо.

Интересно, Глеб сразу всех разгоняет, назначает время моего возможного просыпания и к этому времени все испаряются? Купалась и обедала я в костюме Евы, чем сильно радовала Глеба. На мои наивные вопросы, а где все — он только улыбался и пожимал плечами, где-то по делам. Его глаза светились синим цветом, улыбка не сходила с лица, а руки прижимали меня к себе.

Когда я уже закурила сигарету, Глеб предложил прогулку:

— Хочешь прокатиться по морю?

— Хочу, только боюсь, что меня может укачать.

— Не укачает.

Уверенно так заявил, что я только кивнула, значит — не укачает, явный сюрприз. Глеб не выдержал, засмеялся:

— Ты не задала ни одного вопроса за всё утро.

— Я их… классифицирую.

— Когда назначать Совет?

— Вот вернёмся с прогулки, тогда и можно поговорить.

— Мы вернёмся поздно, лучше завтра.

— Хорошо.

Он даже головой покачал, такая покорность его уже начала пугать. Зато одежду на прогулку мне выбрал такую, что я сразу спросила:

— Мы на приём к королеве идём погулять?

Тонкое льняное платье удивительной красоты с яркими красными узорами и непонятными орнаментами, или знаками, оказалось всё расшито небольшими бриллиантами, которые сверкали на солнце, и я казалась себе люстрой. Глеб только улыбался, но когда протянул мне ещё и коробочку с новым колье я возмутилась:

— Глеб, говори, куда мы едем!

— На прогулку погулять на солнце. А эти камни специально обработаны Леей так, чтобы насыщать тебя энергией.

— Но я себя хорошо чувствую, зачем ещё?

— На самом деле ты ещё слаба, в любой момент можешь потерять силу, а эти камни тебе помогут восстановиться. Вся твоя одежда такая.

Достал из гардеробной несколько платьев, и я ужаснулась — всё покрыто драгоценными камнями разных цветов, как же я их носить буду? Хотя то, в котором я сейчас, не такое уж и тяжёлое, несмотря на такое количество драгоценностей, камешки маленькие, можно выдержать какое-то время. Я подняла на него глаза:

— Ты ограбил все ювелирные магазины?

— Нет.

И всё, никакого объяснения, стоит, улыбается и сверкает глазами. А сам надел белоснежный костюм, красив как… но ничего — я буду затмевать его блеском бриллиантов.

Когда мы вышли из домика нас уже ожидал вертолёт и представители крутой мафии в лице Олега и Виктора, две одинаковые чёрные фигуры. Я удивлённо посмотрела на Глеба, а он лишь пожал плечами:

— Охрана.

Интересная получается прогулка: меня обвесил драгоценностями, сам впервые надел такой костюм, ещё и Олега с Виктором в обычную охрану поставил. На мои вопросительные взгляды никто особенно не отреагировал — Олег усмехнулся, Виктор ослепительно улыбнулся, а Глеб сделал вид, что совсем моего взгляда не видел. Охрана вытянулась у лесенки, руки по швам, строгие лица, даже глазами охрану изображали, смотрели в одну точку, в смысле друг на друга. Глеб подхватил меня на руки и внёс в вертолёт, охрана мгновенно убрала лесенку, заскочила внутрь и села у двери. Послышалось шелестение винтов, вертолёт загудел и стал подниматься.

Лихорадочно вздыхая от восторга, я смотрела на море: ни дуновения ветра, а море как-то волнуется всем своим гигантским пространством. Волны перекатываются друг за другом, живут своей жизнью и не обращают никакого внимания на крошечный вертолёт в небе.

Летели мы недолго. Среди синевы моря показался небольшой зелёный остров с пальмами и белоснежным безлюдным пляжем, лишь в самом центре островка высилась башня из огромных валунов, и я сразу спросила Глеба:

— Там замок?

— Замок.

И опять сделал вид, что не увидел моего вопросительного взгляда, стал очень серьёзно рассматривать что-то в иллюминаторе. Ну, хорошо, сюрприз, так сюрприз.

Нас встречал эскорт боевиков под тентом. Я не сразу поняла, почему они там стоят, не выходят навстречу, ведь те, которые охраняют наш дом… не боятся солнца! А эти обычные — они не могут находиться под лучами солнца! Обрадовавшись своему открытию, я весело посмотрела на Глеба, и он усмехнулся, а Олег, опуская лесенку на землю, доложил:

— Полдень.

Самое солнечное время. На пляже, где приземлился вертолёт, спрятаться совершенно негде — до пальм далеко, до тента тоже неблизко. Глеб вынес меня на руках, рядом встали Олег с Виктором, последним вышел Андрей с широкополой шляпой в руках и торжественно вручил её мне:

— Катя, надень на голову, она спасёт тебя от солнечного удара.

Глеб засмеялся, опустил меня с рук и долго примерял на моей голове это произведение искусства, тоже украшенное блестящими камешками, а я сама уже ослепла от блеска драгоценностей на себе. Ну, да, я точно как маленькое солнце, кто же из обычных боевиков сможет ко мне подойти, командор всё продумал: полдень, драгоценности по всей поверхности меня и пляж, до тени мы, пожалуй, не дойдём. Я была права, Глеб остановился на половине пути до тента и произнёс:

— Назначенная встреча.

А сам встал рядом и положил мне руку на плечо, за нами стояли как стена Олег, Виктор и Андрей, я физически ощутила сталь в их телах. Значит, опять непростая прогулка.

Как я не упала, не потеряла сознание и не побежала в разные стороны непонятно — между боевиками под тентом появился Хранитель. Прав Глеб, ещё вчера я бы не смогла пережить такой встречи, а сегодня, после Совета, на котором хоть как-то мне что-то объяснили и ночи любви, я смогла устоять на ногах и посмотреть Хранителю в глаза. Пусть не сразу, на какое-то время даже закрыла глаза в ужасе, но глубоко вздохнув, я на него посмотрела и опять увидела эти жёлтые глаза, в которых ничего не было, абсолютная пустота.

Прозвучал голос Олега:

— Прибыли.

Я хотела спросить, кто прибыл, но голос мне не подчинился, я только посмотрела в сторону и увидела чуть позади нас строй боевиков, с них стекала вода, но они спокойно стояли шеренгой по всей видимой мне длине пляжа. И было понятно, что солнце им совсем не мешало.

Хранитель подошёл к нам и остановился в нескольких метрах, а я вдруг поняла, что не боюсь его, совсем не боюсь. Во мне что-то изменилось, я неожиданно осознала, что рука Глеба на плече, сталь за спиной и эта шеренга, вышедшая из воды и невозмутимо стоявшая на берегу — это та сила, которая уже победила. Рассматривая Хранителя, я заметила, что он стал щуриться, его слепил блеск моего платья! Он не может сфокусировать свой взгляд на моём лице, догадываюсь, что камешки на платье и шляпе очень даже непростые, Лея постаралась. Наконец, Хранитель опустил голову и заговорил металлическим голосом:

— Катерина, жена командора, прими знак жены командора.

Практически сразу перед ним возник Олег и протянул свою ладонь — командор дал понять Хранителю, что никакого близкого контакта с его женой не будет, только через охрану, доверия серым нет. Произошла небольшая заминка, но Хранитель всё-таки что-то положил в руку Олега, развернулся и ушёл, а я посмотрела на Глеба:

— А «до свидания» они не говорят?

— Не будет никакого свидания.

Олег к нам не подошёл, что-то сказал и рядом с ним возник боевик с предметом, похожим на коробочку, куда и положили чего-то там, что мне вручили как жене командора. У Олега даже мысли не возникло хотя бы издали этот знак мне показать, боевик с коробочкой исчез в пучине вод моря. Глеб подхватил меня на руки, и мы сразу оказались в вертолёте, Олег с Виктором тоже проявились и вертолет загудел лопастями. Прогулка оказалась очень занимательной.

Я наблюдала в иллюминатор, как боевики единым движением развернулись к морю и спокойным шагом вошли в его воды — как богатыри из сказки о царе Салтане, скоро и голов не стало видно. Тихий маленький остров посередине лазурного моря. У меня возник вопрос, и я его сразу задала Глебу:

— А зачем Хранителю боевики?

— Не ему, этот остров принадлежит клану. Я сам назначил место встречи.

— Твоему клану?

— Нет. Боевикам моих кланов не мешает солнце.

Действительно, те, которые вышли из моря, стояли под прямыми палящими лучами очень спокойно, никакой реакции, хотя я помню, что в первые дни моего появления даже Олег старался не выходить на солнце.

— А какой он, этот знак?

— Большой камень в платиновой оправе.

— Как у тебя?

— Это прозрачный бриллиант.

— Ты мне его покажешь?

— Нет. Никто не сможет определить его возможного воздействия на тебя. Он уже далеко.

— На дне Марианской впадины?

— Почти.

— И никто не узнает, что я теперь какая-то там жена…

— Все знают, что ты моя жена, этого достаточно.

Чистый синий взгляд, с которым совершенно бесполезно спорить, его жена и всё — никакого отношения Хранители ко мне не имеют. Я думаю, что он и привёл меня на эту встречу, чтобы продемонстрировать Хранителям, что я жива, и у них нет никакой возможности до меня добраться, и никогда не будет. Даже если мне придётся всю жизнь ходить увешанной драгоценностями с энергией Леи, а может, ещё кого-нибудь. И боевиков показал, таких, которые уже совсем другие: солнца не боятся, может, и ещё что умеют такое, от чего Хранитель был в обморочном состоянии. Да и мое платье со шляпой сыграли свою роль, сверкали так, что смотреть на меня было невозможно. Виктор хитро взглянул и спросил:

— Жена командора, а почему ты ему ничего не сказала? Ни слова не произнесла, странно как-то, очень тихо встреча прошла.

— Не достоин он моего внимания — не поздоровался, пирожков не предложил, платье не похвалил…

Не знаю, как Андрей удержал вертолёт, такой прогремел хохот, его даже под водой боевики должны были услышать.

14

Мы вернулись на свой вулкан, и Глеб сразу уложил меня спать. То есть дал возможность выпить чашку изумительного чая Олега, который посидел рядом, а потом коснулся моей руки, и я уснула за столом.

Конечно, Совет завтра, Глеб так всё и продумал: вернуться со встречи с Хранителями и сразу меня усыпить, так как проснулась я в обед следующего дня. Я лежала одна, ворочалась с бока на бок и решила не вставать, пока Глеб не появится.

Встреча с Хранителем, такая неожиданная, показала мне, что я на самом деле ещё не совсем пришла в себя. Глеб очередной раз прав, если бы он меня предупредил о такой встрече, я бы не смогла себя держать так, как произошло — волнение захлестнуло бы меня, и истерика поглотила всё, разум в первую очередь. А я в состоянии неожиданности, оказывается, держусь лучше, не успеваю голову подключить, в которой страхи свои храню, и стою столбом, что, собственно, и нужно. То есть Глебу нужно: организованная краткость встречи не позволяет мне открыть рот. И ещё в одном он абсолютно прав — я теперь их не боюсь, Хранителей, совсем не боюсь, увидела и страх ушёл. Во мне уже нет того глубинного страха, как было с темнотой пещеры, уже всё прошло, Глеб рядом, все живы, а я, оказывается, где-то в глубине души страх пещеры спрятала, и он так неожиданно проявился в истерике.

В спальню стремительно вошёл герой моих мыслей и сразу улёгся рядом.

— Привет.

— Привет, где ты был?

— Дела. Хочешь прокатиться?

— Хочу.

Он таинственно улыбнулся, а я даже не стала думать, куда мы поедем кататься, самое страшное уже было, осталась только радость. Но один вопрос я всё же задала:

— А Совет?

— Там и проведём.

— Все поедут кататься?

— Все. У тебя десять минут.

И исчез. А на что у меня десять минут? С кровати встать? Но к возвращению Глеба я даже умылась и причесалась, только одеться не смогла — так и стояла в задумчивости перед этим великолепием, которое висело на плечиках. Вся одежда оказалась увешана бриллиантами, даже купальники. Я, конечно, понимаю, что зачем-то это нужно, но купальник стал неподъёмным — сразу утону в воде.

Глеб усмехнулся, достал халат, блестевший как елка на Новый год, и заявил:

— Купальник там наденешь, а сейчас можешь в халате идти.

— Глеб, и как надолго это безобразие?

Он засмеялся и обнадежил:

— Лея назначит дату твоего освобождения.

Видимо, он заметил, как радостно у меня блеснули глаза в надежде, что с Леей я уж как-нибудь договорюсь, так как сразу добавил:

— Катя, она исполняет мой приказ.

Я только уныло на него взглянула и безропотно надела халат, весь украшенный бриллиантами. Муж засмеялся и обнял меня:

— Любимая, ты удивительная, совершенно невероятная женщина.

— А как я плавать буду?

— Со мной.

— Ура!!

Глеб подхватил меня на руки, нежно поцеловал и заявил:

— Все уже ждут тебя.

Вертолёт доставил нас на большой красивый теплоход, в центре которого сверкал голубизной небольшой бассейн. Не увидев вертолётной площадки, я вопросительно посмотрела на Глеба:

— А как мы туда попадём?

— Попадём.

Улыбнулся, дверь вертолёта открылась, и он со мной на руках из неё …вышел. Я даже не успела испугаться, как мы уже были на борту теплохода. Ну да, Амир же сказал, что Глебу не нужна площадка для вертолёта. Вот они — способности мужа, которые я не вижу даже на скорости один. И, пожалуй, хорошо, что не вижу.

К нам подошёл Олег и поздоровался, Глеб ему кивнул, а я смогла только пролепетать:

— Привет, а я первый раз в жизни вышла из вертолёта в воздухе, впечатляет.

— Катя, для такого подвига ты очень хорошо держишься.

— Ага, с вами приходится.

Они оба засмеялись и пошли к небольшому тенту. Там стояли столики, за которыми сидели все члены импровизированного Совета жены командора, как, однако, я подумала. Виктор подскочил первым:

— Жена командора, ты выглядишь просто ослепительно!

Андрей опустил глаза и улыбнулся, явно моё сияние в бриллиантовом халате его веселило, но он как всегда никак не комментировал мой внешний вид. А Лея посмотрела, как просканировала своими удивительными глазами — настоящий рентген, покруче Олафа будет. Да и Илья тоже не просто посмотрел мне в глаза, ещё один аппарат определения состояния моего ценного организма. Когда все поздоровались, Виктор сразу взял слово:

— Катя, пока ты завтракать-обедать будешь, я тебе всё и расскажу.

— Всё, это — что?

— А как дело двигается.

— Дело?

— Операция по выводу фигуры жены командора из игры, вернее интриги, организованной Хранителями.

— Я — шахматная фигура?

— Королева. Они так и думали, что королеву заберут, всё и станет, как было. Никаких тебе потрясений, скандалов, истерик: тихо жуют все друг дружку, мы людей, друг друга от скуки, лишние от болезней сами исчезнут, некоторых агрессия погубит… ну, или ещё что интересное. А ты появилась и объяснила, что можно жить мирно всем, и даже нам с людьми, да ещё и о любви какой-то заговорила, всем её стала раздавать. Между делом всех клятвами повязала, вздохнуть некогда стало, куда ни посмотришь, каждый другом становится… или даже родственником.

Он торжественно закурил свою гигантскую сигару, и мельком взглянув на Глеба — выяснял правильность понимания приказа командора — продолжил:

— Правда опоздали немного — ты вирусом любви уже успела заразить всё ближайшее окружение. Только сами Хранители пока держатся.

— У них иммунитет.

Как всегда, Олег всё знает, явно медицинскую энциклопедию прочитал, хотя чему я удивляюсь — со мной пришлось. Он улыбнулся, у него не оказалось иммунитета на любовь и поэтому он счастлив. Счастливый Олег — это восхитительная картина, удивительный портрет с сияющими глазами и невероятной улыбкой, которая никак не может покинуть это лицо, уже не имеющее ничего общего с мрачным типом, переполненным грызущей его тоской. Виктор кивнул, тоже знает такое умное слово, аналитик и есть аналитик, и продолжил:

— Катя, теперь Хранителям самим приходится от нас прятаться, слишком быстро вирус распространяется. Лея их напугала, говорит: иммунитет он такой, сегодня есть, а завтра устанет, или витаминов не хватит, и всё — заразились.

Я удивлённо посмотрела на Лею, как это, иммунитет устанет у Хранителей? Она только улыбнулась, а Олег так засмеялся, что засмеялись все и хохот загремел по всему теплоходу. Глеб хитро на меня посмотрел, но комментировать слова Виктора не стал, кивнул Лее, отвечай за испуг Хранителей.

— Катя, в момент получения нашей объединённой энергии что-то произошло с энергией Хранителей — она изменилась. Я это почувствовала уже когда… Глеб с ними потом разговаривал.

— В бою?

— Тогда. Это сложно объяснить, но именно поэтому Хранитель не выдержал удар энергии Глеба, видимо, в нём уже шли процессы изменения его собственной энергии. Сложность для них состоит в том, что они объединяют свою энергию друг с другом, они сами по себе сильны, но действуют единой энергией.

— Они заразились нашей энергией и заразили друг друга?

Виктор даже руками взмахнул:

— Катенька, я же говорю — вирус! А иммунитет ослаб… они думали, что пока ты лежала больная, они на тебя воздействуют, а не понимали, что ты и без сознания им сочувствовала. Кстати, без сознания это у тебя даже лучше получается: как это они без любви живут, серенькие такие, болезные, вот и надумала им вируса любви добавить.

— Это значит, что когда они пытались на меня воздействовать…

— На них воздействовала ты. Поэтому тебе было так долго плохо, ты энергию им направила.

— Я?!

— Они открыли свои каналы энергии, ты это почувствовала и воспользовалась. Я не сразу поняла, что это было, потому что сама… а потом догадалась — они твою энергию забирали, вернее ты им сама направляла. Их воздействие совместилось с твоей передачей, и они заразились.

Лея сверкнула глазами, засмеялась, явно выражение понравилось — заразились любовью, потом продолжила:

— Особенно сильно ты воздействовала, когда тебе восстанавливали работу сердца: к твоей добавились энергии Глеба, Аарона и Амира. Возможно, именно в этот момент и получилось пробить их защиту, а потом ты им просто передавала свою энергию.

И Виктор опять замахал рукой, успокаивая меня:

— Катенька, совсем недолго, ты решила, что хватит, в себя пришла и всё. Но Хранителям хватило.

Глеб смотрел на меня счастливым, синим взглядом и улыбался, тихо произнёс:

— Ты первая сказала, что они чувствуют любовь.

— Конечно, чувствуют, сама заразила, вот они и стали всех вирусных чувствовать.

— Поэтому они и хотели меня забрать? Как вирусоносителя?

— Да, главного виновника событий. Глупые, надеялись, исключат тебя, и все выздоровеют. А Глеб им потом так показал…

Оглянувшись на Глеба, Виктор сразу изменил тон:

— … что все уже заразные не меньше тебя. Да и новый вирус появился, тоже опасный, кто знает, Амир по свету побегает, может ещё каких наберет, у него свой вирусоноситель есть, даже два. Ты кушай, кушай, тебе после твоих подвигов поправляться надо, а то мы никак не можем домашнего праздника дождаться.

Я совсем забыла о еде, смотрела на всех, такие довольные, счастливые лица, и слово «вирус», которое считалось приговором многие столетия, теперь означает для них счастье — вирус любви. Но один вопрос меня тревожил:

— Лея, а тогда зачем я вся как люстра хожу? Тяжело, давай уже я нормально начну одеваться. Хранитель вручил какой-то значок, вы его от всех спрятали, я чувствую себя хорошо…

— Катя, пока неясно, твоя энергия очень неустойчива, а камни аккумулируют её, не дают тебе возможности отдавать. И Хранители ещё близко, от них они тоже тебя защищают.

— От Хранителей?

— В них наша объединенная энергия. Илья с Мари и Сержем её преобразовали и наполнили ими камни.

Илья лишь улыбнулся, и я только сейчас заметила, что он чем-то совсем неуловимым похож на Андрея, наверное, этой молчаливой улыбкой — подумаешь, сделал, ну сделал, ничего такого. Ага, а Хранители в обмороке.

Глеб решил воспользоваться моей задумчивостью и пресёк возможность задавать всякие другие вопросы, заявив:

— Есть возможность поплавать в море.

— В море? Как это — в море?

— С теплохода.

При всех я не стала издавать вопль бедуина и только кивнула головой, все вопросы мгновенно испарились из головы. Глеб приказал:

— Лея, помоги Кате с купальником.

Она провела меня в каюту, такая небольшая и очень уютная, заставленная цветами в маленьких вазочках. Почти всё пространство занимала гигантская кровать. Это был процесс: надевание на меня королевского купальника. Одно дело попробовать на руке такое произведение, другое — надеть на себя, я даже пригнулась:

— Лея! На купальник-то зачем столько, ну спрятали бы где-нибудь пару штук, а то я как якорь пойду ко дну.

— Ты много плаваешь, силы тратишь, а они помогут тебе.

— Ну да, силы на то и уходят, чтобы таскать эту тяжесть.

Но она лишь засмеялась и покачала головой — какая неправильная жена командора, всё пытается от драгоценностей избавиться. Вошёл Глеб и подхватил меня на руки:

— Жена, глубину я определяю сам.

— Метр?

Он расхохотался и позволил больше:

— Два.

Но когда он надел на меня этот аппарат с шариком, который в Норвегии назвал аквалангом, я поняла — плывём, на самом деле плывём смотреть море! Не бассейн, а настоящее море, открытое со всех сторон, настоящее глубокое синее море! И Глеб плывёт вместе со мной!

Плавали мы интересно. Глеб обхватил меня рукой, прыгнул с борта теплохода и как-то сразу медленно поплыл в воде, я думала, ударимся об воду, а он сразу поплыл. Нравится мне муж с такими возможностями. И хотя сорок минут в воде мне не хватило, но, когда Глеб показал рукой, что всё, он уже не может находиться в воде, я сразу закивала головой, мне что — я была с шариком, который акваланг.

Моим восторгам не было конца, я взахлёб начала говорить встретившему нас Олегу, как только Глеб снял с меня маску:

— Там такие рыбы, такие, и меня совсем не боятся, никого не боятся, а красивая, такая яркая, как радуга! Глеб, она так на тебя смотрела, а я чуть не утонула, такая… как змея, как поплыла совсем рядом со мной, а эти маленькие… Олег, там столько рыбы, такие все разные, а красивые, цветные, хвосты как… а наши рыбки? Они никак не пострадали?

— Нет.

— Хотя Хранитель долго стоял перед аквариумом.

— Олег, а зачем?

— Не знаю, но стоял долго.

— Ну и хорошо, может рыбок пересчитывал. А ещё там была такая круглая, вся в шипах, и Глеб меня от неё так быстро уплыл, а я хотела её потрогать…

— Шипы?

— Она сначала была без шипов, я хотела её погладить, а Глеб уплыл, и сразу появились шипы.

После моря есть хотелось ужасно, и я сразу об этом заявила, на что Олег только произнёс волшебное слово и взмахнул королевским жестом в сторону тента:

— Катя, всегда пожалуйста.

— Олег, а ты здесь кто — капитан?

— Андрей капитан на всех судах Глеба, а он владелец.

Как только мы с Леей — я гордо заявила ей, что сама донесу защитный халат и не позволю себя нести — подошли к столикам, я улыбнулась Андрюше и запела:

Жил отважный капитан, он объездил много стран

И не раз он бороздил океан. Раз пятнадцать он тонул,

Погибал среди акул, но ни разу даже глазом не моргнул.

И в беде, и в бою напевал он всюду песенку свою:

Капитан, капитан, улыбнитесь ведь улыбка это флаг корабля,

Капитан, капитан, подтянитесь, только смелым покоряются моря!

Но однажды капитан был в одной из южных стран

И влюбился, как простой мальчуган, раз пятнадцать он краснел,

Заикался и бледнел, но ни разу улыбнуться не посмел.

Он мрачнел, он зудел, и никто ему по-дружески не спел:

Капитан, капитан, улыбнитесь ведь улыбка это флаг корабля,

Капитан, капитан, подтянитесь, только смелым покоряются моря!

Андрюша вскинул на меня удивлённый взгляд, потом опустил глаза и покраснел, ну совсем как мальчишка. А я посмотрела на Лею… она тоже сидела совершенно бордовая! Вот так и открываются тайны семейной жизни: явно первое признание в любви было как в этой шутливой песенке, и спеть ему никто не мог, что надо улыбнуться и всё решится само собой. Ну да, мы-то все за них просто радовались, любовались ими, а им явно было не совсем просто, хотя, мне казалось тогда, что всё очень даже восхитительно с первого момента их встречи. Послышались аплодисменты, я изобразила поклоны и стала есть. Виктор долго молчать не мог:

— Катя, может, мы сегодня маленький концерт устроим?

— Давай, каждый что-нибудь споёт, вот концерт и получится.

Командор сразу приказал:

— За нас будет петь самый младший по возрасту.

Я только собралась возмутиться, как Андрюша вдруг запел своим удивительно проникновенным голосом:

Как много девушек хороших, как много ласковых имён!

Но лишь одно из них тревожит, унося покой и сон, когда влюблён.

Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь.

И каждый вечер сразу станет удивительно хорош, и ты поёшь!

Сердце, тебе не хочется покоя! Сердце, как хорошо на свете жить!

Сердце, как хорошо, что ты такое!

Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить!

Вот за эти лица, смущённые и одновременно гордые, замершие от первых слов этой незамысловатой песенки, за эти невероятные глаза, полные любви, которые сразу увидели своих любимых перед собой, засверкали счастьем, можно было страдать телом, отдавать кровь и энергию. Я не успела додумать свою мысль, как Лея кинулась ко мне и схватила за руки:

— Катя, камни удерживают твою энергию, перестань, нам она сейчас не нужна, всё хорошо.

— Лея.

Голос Олега был спокойным и властным. Лея сразу отошла, села к Андрею поближе, и он обнял её, тревожно взглянув на меня. А я опустила голову и тяжело вздохнула — пожалуй, ходить мне в каменных одеждах ещё долго. Олег что-то сказал на ассасинском, Глеб ответил и сказал мне:

— Катя, Олег просит разрешения поговорить с тобой наедине.

Смущённо приподняв голову, я мельком взглянула на него и опять вздохнула:

— Он что, перекинет меня на другой берег моря?

— Нет, мы останемся здесь.

— Катя, все будут всё слышать, только я… хочу сказать…

— Конечно. Олег, я понимаю, но ничего не могу с собой поделать, я только подумала и опять…

Олег оказался на коленях передо мной и взял за руку. Подняв глаза, я увидела, что никого кроме него не осталось под тентом — все исчезли. Слёзы сами потекли из глаз, и я сквозь всхлипы прошептала:

— Это навсегда, скажи, мне теперь всегда ходить с этим грузом булыжников?

Он едва слышно засмеялся, поцеловал мне руку, коснулся её щекой.

— Катя, я уже не должен тебе удивляться, столько всего произошло с момента твоего появления, но ты продолжаешь меня поражать.

Помолчал несколько секунд, потом поднял голову и спросил:

— Страшно было в пещере?

Я не ожидала такого вопроса и ответила то, что говорить не хотела никому:

— Мне кажется, я там умерла.

Кивнув, Олег опять поцеловал мне руку, погладил её пальцами и поднял на меня глаза, очень внимательные, но спокойные, в них не было тревожности Андрея:

— Амир сказал.

— Он сказал, что я умерла?

— Что ты готова была умереть.

Олег продолжал на меня смотреть своим спокойным взглядом, а я пыталась понять Амира. Он старался меня специально напугать, говорил, как играл в шахматы, провоцировал, наблюдал за мной, спасал, не признаваясь в истинных целях своих поступков и слов. Я мрачно посмотрела на Олега и спросила:

— А зачем он это сказал?

— Восхищался тобой.

— Ну да, тоже нашёл, чем восхищаться, а сам хотел… не важно.

— Что хотел?

Зря я так сказала, ой зря… да и Глеб всё слышит, наверное, тоже глаза изменились как у Олега. Придётся выкручиваться. Вздохнув, я спрятала глаза и скороговоркой выдала:

— Напугать меня хотел. Хотя, понимаешь, я, наверное, его сама спровоцировала, ты же меня знаешь, сама наговорю, а потом удивляюсь. Олег, я тогда со страха…

— Катя, что хотел сделать Амир?

— Олег, он пытался меня понять, просто понять, а я наговорила… Амир сказал, что держится с трудом… при мне. Но я его сама об этом спросила.

Умоляюще посмотрев на Олега, я наткнулась на каменное лицо и строгий взгляд. Он продолжал держать меня за руку, но пальцы стали твёрдыми, и я испугалась этого окаменения:

— Олег, он меня спас, но он же не знает, как со мной обращаться. Он же тогда спрашивал, почему я вам доверяю, не боюсь, вот и решил посмотреть, насколько я его не боюсь.

— И ты не испугалась?

— Не успела, я потом испугалась, но уже говорила что-то, а сам понимаешь — когда я говорю, то…

Я покрутила руками, что мол, когда начинаю говорить, то никакие страхи уже не имеют значение. Олег понял:

— Амир ничего не заметил… твоего испуга.

— Нет. И вообще, весь разговор с ним — это игры разума. Хотя, я тогда плохо понимала, что говорю.

— Ты думала о том, что происходит с Глебом.

— Да, и со всеми вами, я так за вас боялась, что страх перед Амиром как-то померк что ли… какой-то нестрашный стал. Я пыталась о вас не думать, но не очень получалось.

Олег посмотрел на меня уже спокойнее, разборка с Амиром отложилась, и я вздохнула облегчённо. А с Глебом я потом поговорю.

— Катя, поэтому ты решила умереть, чтобы не оставаться с Амиром?

— Олег, о чём ты говоришь?! Как это остаться с ним? Я ему об этом так и сказала, что найду способ от него уйти.

Неожиданно Олег улыбнулся, опять поцеловал мне руку и заявил:

— Это ты можешь. Амир всё понял… только действовал неправильно.

— Да откуда он может знать, как действовать правильно? Мальчишкой стал вождём, женщин вообще только в гареме видел, весь его народ при нём погиб от этой болезни, а потом вообще… только свою дочь и спасал.

— Стал таким как мы.

— Олег, он пока ничего не понимает, совсем забыл всё своё человеческое прошлое.

— Как я.

— Нет, ты не забыл…

Но продолжить я не смогла, увидела его глаза и замолчала, слова потерялись сразу — столько в этих глазах было боли. Но он справился с собой, опустил голову, а потом посмотрел на меня и мягко улыбнулся:

— Ты на самом деле правильно всё подумала.

— Я могу правильно думать?

— Ты всегда думаешь правильно, только нам это не всегда нравится.

И засмеялся, весело так, легко, сверкнул глазами. От удивления я даже рот открыла и руками взмахнула, вот это признание, кто бы мог подумать, что я это услышу именно от Олега. А он посмотрел на меня с такой любовью и нежностью, что я прижала руки к груди. Снова взяв меня за пальцы, он тихо признался:

— Катя, я сейчас так счастлив, так… я никогда не знал такого чувства, у меня в груди всё…

Замолчал и опять опустил голову, посидел так, потом резко вскинул на меня глаза и заговорил:

— Я принимаю твою жертву, все твои страдания. Я умру за тебя, сделаю всё возможное и невозможное, всё…

— Олег, не надо так говорить…

— Ты подумала правильно. Твоя боль, твои слёзы и пролитая кровь сделали нас такими счастливыми. Всех нас.

Он даже закусил губу, но потом встряхнул головой и тихо прошептал:

— Я чувствую Арни, всю чувствую, я не мог себе… что может быть так …счастливо вдвоём. Эти глаза… руки… тело… Катя, твоя боль, твоя жертва…

— Олег! Я ни о чём не жалею, я так за вас рада, я счастлива за тебя, за всех…

— Тебе осталось только в это поверить.

— Как это — поверить?

— Если ты делишься с нами своей энергией, значит — не веришь, что я люблю Арни и мы с ней счастливы как муж и жена.

И так он это произнёс и так на меня посмотрел, что я даже покраснела и опустила глаза, точно — счастливы как муж и жена. Вот оно, то, что хотел мне сказать Олег так, чтобы я поняла и не оглядывалась на присутствие Глеба. Он счастлив с Арни как муж, мужчина и воин, сверхчеловек, который никогда не верил, что у него может быть настоящая любовь человеческой женщины, вообще — любовь. Не просто передача энергии и попытка сохранить жизнь человеческой энергетической половине, а настоящая любовь души и тела, такая, которая заставила его сказать, что он принимает мои жертвы за неё. Послышался весёлый голос Виктора:

— Катя, я тут слушал и решил тоже сказать своё слово. Почему это только он счастлив? А я с Нелли?

Я только подняла на него глаза, как Виктор подвинул Олега, уселся рядом с ним и заговорил бодрым голосом:

— Катя, ты одна сможешь меня понять. Олег, ты не слушай, у тебя всё просто — Арни хоть и не из Европы, но всё же в цивилизации росла. А Нелли же из бархана вышла, там свои законы, полный феодализм, да ещё три раза уже замужем была, ты не можешь себе представить, как я волновался.

Олег улыбнулся, а Виктор вдруг замолчал и вздохнул, подумал и опять вздохнул, только потом тихо сказал:

— Катя, Олег прав, я… а она смотрит на меня такими счастливыми глазами, прильнула ко мне и что-то шепчет, а кожа такая, и руки… Я …и… Нелли меня любит, понимаешь — меня, а я даже дышать при ней боюсь, вдруг передумает, вдруг отвернётся… и жизни нет.

Он взял мою руку, поцеловал её, посмотрел на меня счастливым пронзительным взглядом и медленно произнёс:

— Это ты, твои страдания и боль, твоё безалаберное отношение к своей энергии и жизни, твоя изумительная вредность… я за тебя… Катя, только сейчас я понимаю, как ты… Я принимаю твою жертву, без которой не было бы ничего, не было бы меня с Нелли, нашего счастья. Нелли права — тебя боги послали, она мне рассказала… как её замуж выдавали… она даже хотела умереть, а ты её остановила.

— Как я могла её остановить?

Виктор усмехнулся, посмотрел на меня совершенно больными прозрачными глазами и, глубоко вздохнув, рассказал:

— У них богиня есть, тебе не произнести её имени, так вот, она у них единственная с зелёными глазами. Нелли ей всё время молилась, просила смерти, а та ей только улыбалась, то есть — ты. А однажды приснилась ей и сказала, что придёт мужчина, которого она должна спасти ценой своей жизни, в этом её предназначение.

— А как я могла ей улыбаться?

— Нелли мне показала… это фотография с журнала мод тридцатых годов.

Мы с Олегом замерли, а Виктор так и смотрел на меня своими прозрачными глазами. Каким-то образом журнал мод попал в пустыню, его кто-то из племени Нелли подобрал, а женщины выбрали себе богиню. Которой потом стала я. У меня только получилось прошептать:

— Виктор, ты же понимаешь…

— Катя, я всё понимаю, только ты для Нелли… и для меня …навсегда будешь великой богиней…

И произнёс длинное слово, которое, как я понимаю, и есть имя этой великой богини, то есть — меня. И что мне теперь делать? Я беспомощно посмотрела на Олега, а он только улыбнулся и пожал плечами — богиня, он и так знает, что я богиня. Виктор продолжил:

— Когда ты кровь нам предлагала в кровавом бассейне, я и подумать не мог, что это ты для Нелли стараешься, чтобы она выжила в своих страданиях, удержалась в этой… своей невозможной жизни. Ты знаешь, во сколько её первый раз замуж продавали? В десять лет! Ребёнок совсем! А муж… у него уже было… много жен… девочку… А в третий раз Нелли себе вены вскрывала, Самуил определил по шраму.

В ужасе от рассказа Виктора, не зная, что сказать, я спросила:

— А шрам…

— Я шрам залечил… никакого следа от её прошлой жизни. Только в сердце.

Он замолчал и опустил голову, пальцы сцепил так, что костяшки побелели. Я погладила его по голове и тихо сказала:

— Виктор, а теперь она счастлива, именно с тобой счастлива, вы оба будете счастливы. И ты Олег будешь счастлив с Арни, вы такие все удивительные, такие…

— А ты?

— Я?

Олег смотрел на меня строгим взглядом и требовал ответа на свой непонятный вопрос, как это — я? Что — я? Виктор куда-то посмотрел, и я проследила взглядом направление — на другом конце палубы у бассейна спиной к нам стоял Глеб и смотрел на море. И у меня захолодело в сердце, Глеб казался таким одиноким, даже плечи опустил, сложенные на груди руки округлили спину, казалось, что он низко наклонил голову в тяжёлых думах. Я вскочила и побежала, но халат давил на меня своей тяжестью, поэтому вместо легкого бега получился быстрый тяжёлый шаг уточкой. Глеб почувствовал мое сердце, обернулся, мгновенно оказался рядом со мной и подхватил на руки, беспокойно спросил:

— Что случилось?

— Уф, Глеб, ну Глеб, я так не могу, так тяжело, давай как-нибудь уже снимем с меня это, я… этот… штангист что ли…

Глеб засмеялся, чмокнул меня в макушку и спросил:

— Надо было меня позвать, зачем бегаешь?

— Ага, сказал тоже — бегаешь, да я едва шла, Глеб, может, хоть количество как-то уменьшим?

Но он лишь покачал головой, улыбнулся нежно, хотя грусть в глазах осталась, значит, я правильно поняла — он о чём-то грустил в одиночестве, пока я разговаривала с Олегом и Виктором. Бодрым голосом я заявила:

— Я одну песню вспомнила, хочешь, спою?

Глеб лишь улыбнулся:

— Хочу.

— Это про нас с тобой, всех нас. Отпусти, мне надо где-то стоять.

Он не понял, что я имею в виду, но на ноги поставил. Оглядевшись вокруг, я увидела какое-то возвышение, забралась на него, набрала полные лёгкие воздуха и запела самым громким голосом, потому что мотив помнила уже плохо, но важным был текст, слова, а вот их я как раз и вспомнила, получилось очень вовремя:

Ты помнишь, как всё начиналось, всё было впервые и вновь,

Как строили лодки и лодки звались «Вера», «Надежда», «Любовь»

Как дружно рубили канаты, как вдаль уходила земля,

И волны нам пели, и каждый пятый, как правило, был у руля.

Я пью до дна за тех, кто в море, за тех, кого любит волна,

За тех, кому повезёт и если цель одна и в радости и в горе,

То тот, кто не струсил и весел не бросил, тот землю свою найдёт.

Напрасно нас бурей пугали, вам скажет любой моряк,

Что бури бояться вам стоит едва ли, в сущности, буря — пустяк

В буре лишь крепче руки, и парус поможет идти.

Гораздо трудней не свихнуться со скуки и выдержать полный штиль.

Я пью до дна за тех, кто в море, за тех, кого любит волна,

За тех, кому повезёт и если цель одна и в радости и в горе,

То тот, кто не струсил и весел не бросил, тот землю свою найдёт.

Я махалась руками, орала, как могла, и Глеб не выдержал, подошёл ко мне и придержал за талию, вдруг упаду в песенном порыве. С трудом отдышавшись, я посмотрела на Глеба и спросила:

— Хорошая песня? Тебе понравилась?

А он смотрел на меня штормовой синевой и молчал, потом обнял, снял с постамента и взял на руки, прижал к себе. Каким-то тяжёлым глухим голосом ответил:

— Понравилась.

Сникнув от обиды, я спряталась на его груди, потом решительно подняла голову и спросила:

— Что не так? Почему? Скажи мне, Глеб, почему ты молчишь?

— Хорошая песня.

— Но тогда почему ты такой?

Он постоял минуту, посадил меня на мой песенный постамент, а сам сел напротив. Глеб хотел взять меня за руку, но почему-то передумал, лишь едва коснулся, и сразу убрал свои пальцы. Я удивлённо смотрела на него — и что опять надумал? Озарение пришло мгновенно, всё-таки мне полезно иногда покричать старые студенческие песни, в голове проясняется. Тяжело вздохнув, я прошептала:

— Глеб, не было никакой жертвы, никакой, понимаешь, тебе не нужно об этом думать. Олегу с Виктором тоже… захотели сказать, что ж, я их выслушала, раз им это надо было сказать.

Глеб поднял на меня свои потемневшие глаза и спросил:

— Катя, что было первым?

— Первым?

— Вера, надежда, любовь. Какое из этих…

Я ответила сразу, ни секунды не задумавшись, даже не дав Глебу договорить:

— Любовь.

Ничего не изменилось в его глазах, и я поняла, что надо объяснить, как я понимаю значение этих святых слов:

— Глеб, я полюбила тебя сразу и навсегда, но совершенно безнадёжно — это когда нет надежды. А потом надежда появилась, я поняла, что она на самом деле есть, что ты сможешь меня когда-нибудь полюбить. И поверила. В твою любовь поверила, от слова «вера». Как видишь, у меня, как всегда, всё наоборот.

И что-то изменилось в этих тёмных непроницаемых глазах. Глеб слушал меня очень внимательно, казалось, что впитывал мои слова по буквам. Неожиданно улыбнулся и заявил:

— Это в песне не так, у тебя всё правильно.

Синева победила, сверкнула счастливой звёздочкой, он коснулся моей щеки, провёл пальцем, едва задел губы, вскочил, подхватил меня на руки, голосом командора скомандовал:

— Тебе пора ужинать.

— Подожди. Что ты себе надумал? Скажи мне, будет хуже, если я сама надумаю.

Он странно на меня посмотрел, а я добавила грозным голосом:

— Булыжники сниму.

Серьёзная угроза, судя по ироничному взгляду Глеба — конечно, что ему стоит привязать меня этим халатом к кровати. Хотя, я ведь и с ним могу энергией в разные стороны размахивать.

15

Мы сидели на моём песенном постаменте, Глеб обнимал меня, прижимал мою голову к своей груди и говорил о любви. А я даже плакать не могла, так была поражена его словами, только сильнее прижималась к нему.

— Катя, я люблю тебя, такую, какая ты есть, каждое твоё движение, каждый взгляд, каждое слово… я счастлив каждым мгновением с того момента, как осознал тебя. Тогда в санатории не было даже понимания, только едва уловимое изменение в восприятии, микрон света. Ты не можешь знать, как мы чувствуем и не чувствуем. Я уже практически не осознавал действительности, отдельные картинки, которые иногда всплывали перед глазами, а я только собирал их… пытался собрать. Слова и поступки в тот момент были лишь автоматическим воспроизведением действия. Я специалист по выживанию, всех возможных вариантов выживания и тогда вёл себя в соответствии с этим умением. И людей я не убил потому, что готовил бойцов кланов сдерживать себя в приёме пищи. Все мои действия были направлены на то, чтобы кланы не поняли, что я уже не владею собой, и не уничтожили меня, это тоже лишь выживание: мозг вычислил опасность и пытался её избежать. После ритуала я сказал тебе правду — я мог убить вас всех. И увёз я тебя тоже только потому, что ты являлась орудием выживания.

Глеб говорил спокойным голосом, ничего не менялось, что бы он ни говорил — гладкое течение речи. Он не давал мне возможности поднять голову и посмотреть на него, мягко прижимал к своей груди и гладил по волосам, иногда выделял локон и поигрывал им пальцами.

— В самолёте Олег положил тебя мне на колени, и я вдруг тебя увидел, мгновением ощутил твою кожу на руке, и сразу прояснилось сознание. Ты лежала на моих руках такая спокойная, никакой тревоги на лице, никакого страха, просто спала. И неожиданно ты прижалась ко мне сама, обняла и положила голову мне на локоть.

Он погладил меня по щеке, коснулся губами волос, это не было поцелуем, казалось, он лишь проверял — чувствует ли мои волосы, чувствует ли меня.

— И впервые за долгий период сознание удержалось несколько дней… полное сознание, когда я ощущал себя прежним, обычным живым существом, а не сгустком силы и злобы, едва управляемым остатками чувства самосохранения. Я смотрел на тебя и думал о том, что убью тебя, знал это и только ждал момента, когда возникнет жажда. История с Сарой показала мне, что закон действует всегда, как бы ты не пытался спасти человека, свою энергетическую половину. Значительно позже я понял, что на самом деле я не был в первые два дня в полном сознании, мной руководил лишь опыт выживания. А потом ты улыбнулась и посмотрела на меня.

Прижал меня, завернул в себя и прислонился щекой к моей щеке. Я смогла только прошептать:

— Я люблю тебя.

— Я знаю.

Он помолчал, потёрся щекой и продолжил тем же никаким голосом:

— Запах твоей крови преследовал меня везде… ничего не помогало, никакие ухищрения Самуила не могли заглушить этот аромат. Ты не можешь знать, что это — запах крови, он многослойный, как облака в небе, многослойный и разноцветный. И весь мой организм ощущал его везде… я всегда знал, где ты в доме, что делаешь не только по биению сердца, но и по аромату твоей крови. И на острове Луна я его чувствовал. Сознание иногда прояснялось, и я сразу ехал к тебе.

Он заменил слово «запах» на «аромат», аромат моей крови, который сводил его с ума, а он держался, мог улыбаться мне и как-то существовать рядом.

— Катя, я никогда не смогу объяснить тебе, что означает для меня твой взгляд, твоя кожа, которой я могу коснуться и почувствовать, твои волосы. При тебе ко мне возвращалось полное сознание, и я ощущал себя живым, иногда я даже касался тебя, когда ты спала, но ничего не чувствовал и боялся даже мечтать о твоей любви. Именно тогда, когда ты уже появилась, но я ещё ничего не чувствовал, я осознал, что такое одиночество. Я жил своей жизнью хищника, и никто мне не был нужен, воспринимал всё как единственно возможное существование, лишь с появлением тебя понял, как я одинок. Одинок без тебя.

Я слушала его, боясь вздохнуть лишний раз, никогда Глеб так не говорил, не рассказывал так откровенно о своём состоянии тогда и о том, как он меня ощущал, даже не знаю, как определить его отношение ко мне. А он замер, потом тяжело вздохнул и продолжил:

— Никогда я не знал настоящих чувств… существовал в обычной борьбе за существование, никто не оставлял в моём несуществующем сердце следа. Анна была лишь тенью слов, которые мне сказала мать. А с тобой каждый день познавал себя, ты постоянно требовала поступка, который менял меня, хотя я этого и не осознавал. Ты боролась со мной за меня.

Неожиданно тихо засмеялся и прошептал на ухо:

— Даже совратила старого.

Наконец, он убрал руку, и я смогла поднять голову, он сразу меня поцеловал, зашептал лихорадочно:

— Катя, ты сама чудо, самое невероятное чудо, без которого нет жизни нигде, я без тебя не существую никак, умру сразу, если с тобой что-то…

— Я люблю тебя, не смей так говорить, никогда, слышишь, я люблю тебя, только тебя, никаких подвигов я не совершала, я только за твою любовь и боролась, за тебя, понимаешь?

А он прижал меня к себе, снова зашептал:

— Катя, все твои страдания со мной, они во мне вместе с теми чувствами, которые у меня проявились, я создан тобой, меня без тебя нет, мы одно целое, единое существо… ты это — я, а я это — ты. Если ты…

— Я — это ты? Глеб, что ты сказал? Я — это ты?

Он улыбнулся и кивнул головой:

— Мы с тобой одно существо, как тот кокон, который мы создали в любви.

Я долго на него смотрела, как это — одно существо? Кокон я понимаю, это энергия, мы создали каждый свою, и они объединились. Или не так? Или мы в своей любви создавали сразу такую, единую? Глеб смотрел на меня своими сияющими озёрами и ждал, видел, что я размышляю, даже лоб наморщила от старательности. И я решила уточнить:

— Мы одно существо?

— Одно. Мы это наша любовь, ты создала меня, во мне твоя кровь, твоя энергия, твой ум…

— А во мне твоя энергия.

Про ум я говорить не стала, будем честны — ум только мой, никакой другой в моей голове не поместится, особенно такой, как у Глеба. И сразу возник другой вопрос, такой важный, что я даже вздохнула и побледнела, судя по внезапно возникшей тревожности в глазах Глеба:

— Что с тобой? Что случилось?

Мне даже не удалось сразу его сформулировать, этот вопрос. Я несколько раз пыталась его задать, но лишь мычала и трясла головой, потом махнула рукой и быстро спросила:

— А тогда и красота… ты же красив как бог… а я?

— Ты прекрасная богиня.

Ни тени сомнения в глазах, ясная и уверенная синева, даже улыбка не тронула губы — командор ответил на вопрос жены, очень важный для неё и всех войск заодно, судя по серьёзности ответа. Я кивнула, ну да, как та фотография в журнале мод тридцатых годов. А что, тогда модели были настоящими женщинами, не те, которые сейчас… худенькие, в общем, стройные такие как… бледненькие такие. И Глеб тут же подтвердил руками, что полностью согласен с моим внутренним монологом, мне даже пришлось шипеть и отбиваться:

— Ты что, с ума сошёл, кругом люди, немедленно прекрати!

— Люди?

— Да! И вообще, я есть хочу, и снять с себя этот… это… многотонное сооружение! Тебе что, можешь хоть весь теплоход поднять, а я даже руку с трудом поднимаю.

— Я тебе помогу.

— Что, будешь помогать донести вилку до рта?

— Да.

— Ни за что! Я буду есть сама, всё — я снимаю это безобразие.

— Снимай.

Я удивлённо посмотрела на него и поразилась умильной улыбке и светящимся от радости глазам. Ну, конечно, на мне же больше ничего нет: пожалуйста, снимай, ходи обнажённая по теплоходу, а он всех сразу разгонит, благо они смогут исчезнуть непонятно куда непонятно как. Нет уж, я ещё не всё выяснила. Грозно посмотрев на Глеба, я решительно попыталась встать, но он не позволил, тяжело вздохнул, и мы оказались в каюте. На мой вопросительный взгляд Глеб не ответил, усадил меня на постель, открыл панель в стене и достал обычное платье, на нём не было ни одного камня, простой лён, даже украшений никаких, чистый цвет природы. Мы долго смотрели друг на друга, Глеб строго, а я робко, снизу вверх, не решаясь взять платье из протянутой руки. Он, как всегда, прав, заявила — выполняй. Только одна проблема: насколько я уверена в себе, не придётся ли им меня очередной раз спасать от моей же глупости, которая выплескивается с мыслями и словами. Наконец, я вздохнула и взяла платье, потрогала лен, разгладила несуществующую складку и сказала:

— Глеб, ты сказал, что мы одно существо, я тебе верю. А… Олег и Виктор… они сами… и Нелли с Арни тоже сами.

— А Валери и Олаф? Серж и Мари? Амир? Катя, список большой.

В попытке спрятаться от строгого взгляда Глеба я даже плечи подняла. Он был непреклонен, стоял надо мной как скала и даже не пытался помочь, молчал и ждал моего решения. И я вернула ему платье, склонила голову и тихо произнесла:

— Не будет больше истерик, я буду стараться, правда-правда, только не смотри на меня так, я всё понимаю.

Муж приподнял бровь, демонстрируя сомнение, взял платье, аккуратно повесил его на плечики. Я встала и решительно пошла сама, не позволила взять себя на руки, буду носить эту тяжесть, чтобы каждый момент осознавать свою решимость. Глеб хмыкнул, но настаивать не стал, открыл передо мной дверь и пошёл вслед за мной.

Когда мы вошли под тент, все посмотрели на меня, и я не выдержала этих взглядов, попыталась спрятаться за Глеба, но он этого не позволил, положил руки мне на плечи и заявил голосом командора:

— Катя будет стараться.

Первым не выдержал Виктор, он пытался держаться — всё-таки командор сказал строгим голосом — но ничего из этого не получилось, смех пробивался сквозь плотно сжатые губы и опущенные глаза. Олег даже лицо закрыл, тоже пытался сдерживаться, и у него ничего не получалось, один Илья смотрел на меня в полной уверенности, что я всё могу и с этой проблемой справлюсь. А Лея с Андрюшей только улыбались, они своё сомнение не могли так явно высказывать, надеялись, что может тяжесть одежды как-то поможет мне всё правильно в своей голове разложить. Ну и ладно, ну и пусть! Тоже мне, смеются над богиней, только что сами, а теперь смеются. Гордо прошествовав к столу, я встала как на трибуне и заявила тоном жены командора:

— А теперь, пожалуйста, отчёт о проделанной в моё отсутствие работе.

У Виктора глаза превратились в два блюдца, а Олег мгновенно вскочил, вытянул руки по швам и чётким голосом выдал:

— Враги разбиты, войска в боевой готовности, союзники разогнаны по домам.

От неожиданности я даже на стул упала, хохот грянул такой, что теплоход качнулся. Громче всех смеялся Глеб, он сел за столик и хохотал в полное удовольствие. Я тоже засмеялась, ну вот что с ними поделаешь, никакой дисциплины, хохочут надо мной, и о чём с ними теперь говорить, всё равно ничего мне не расскажут. Виктор первым пришёл в себя и сквозь смех признался:

— Катя, даже мне нечего добавить, такой Олег предоставил полный отчёт.

И весь вечер резвились в том же духе. Даже Илья позволил себе шутки, правда, оглядываясь на командора, который веселился со всеми и посматривал на меня сияющими глазами.

Андрей что-то сказал на ассасинском и Глеб сразу стал серьёзным, посмотрел на меня и приказал:

— Идёт шторм, возвращаемся на вулкан.

— А как мы…

— Вертолётом.

Вертолётом, так вертолётом. Я посмотрела на палубу, вдруг площадка сама по себе появилась, но нет, ничего похожего. Олег улыбнулся и успокоил:

— Катя, ты только глаза закрой, откроешь — а уже в вертолёте.

Я кивнула, но решила, ещё чего, должна же я увидеть эти самые способности своего мужа, хоть просто вот так. Ага, прыгнул из вертолёта на теплоход и обратно, подумаешь, невидаль. Да ещё и со мной на руках.

Могла и закрыть глаза, всё равно ничего не поняла: Глеб не стал шутить и действовать на скорости один, я только что стояла на палубе парохода, Глеб меня обнял… и я уже оказалась на борту вертолёта. Конечно, вертолёт опустился на возможно низкую высоту, я думала, что меня сдует ветром от лопастей, но всё же, такого представить не могла. А потом внутри стали неизвестно откуда появляться все остальные: вдруг в проёме появился Олег, улыбнулся мне и сел на скамеечку, Виктор с ослепительной улыбкой, Лея, Андрюша и Илья.

Зачем-то я спросила Андрюшу:

— А кто остался на теплоходе?

— Команда.

Ну да, Олег же сказал, что Андрей капитан на всех кораблях Глеба, то есть появился — сразу капитан, а потом уехал и остаётся команда. Женским, да просто человеческим умом этого невозможно понять. Как и так называемое общее руководство Олега, лучше даже не задумываться, чем он там занимается. Я кивнула сама себе — вот и умные мысли начали приходить, всё-таки тяжесть булыжников помогает.

Ведь всё вижу: и силу физическую, вернее такую силу, которую даже на скорости один не вижу, и характер, счастье и уверенность в любви, умом понимаю, а телом не очень. А почему? А потому, что они у меня как-то не очень соединены. Сама всегда о себе говорю, что с головой у меня не очень, она всегда опаздывает, не успевает за действиями тела, не осознает, и тем более не управляет. А если чётко заявить себе: голова не мешай, думай правильно, смотри и слушай, начинай понимать, что ты видишь и слышишь. Забудь свой прошлый опыт, это уже пройденный этап, всё изменилось, началась новая жизнь и в этой жизни новые задачи, новые пути, по которым надо идти с полными силами, которых у тебя на самом деле много. Только эти силы надо разложить по полочкам и колбам, не раздавать тем, кому они совсем не нужны, они им мешают на самом деле. Как мне мешала энергия Амира, вот оно — точно, она мне помогла в определенный момент, но потом чуть не убила. Так и я своей энергией только мешаю всем, они вынуждены меня постоянно спасать, тратить свои силы и нервничать из-за моей глупости.

Я вздохнула и посмотрела на Глеба, он сразу улыбнулся мне и нежно коснулся губами волос, догадался, что я о чём-то очень важном думаю. А Олег даже глаза прикрыл, явно мысли мои читает, боится своим взглядом спугнуть такой сложный процесс. И ещё одна картинка сразу всплыла в моей памяти — зарисовка с Глебом на улочке. Тогда я за него испугалась, а ведь прошли сотни лет с того момента, и Глеб был рядом со мной, всеми признанный невероятно сильный командор. И сейчас та же история: он живой и здоровый, сильный такой, что разнёс Хранителя на молекулы, а я переживаю о том, что с ним было в момент боя. А вспомнить демонстрацию Виктором их возможностей восстановления, когда он при мне оторвал кусок мышцы из своей руки и она через пять минут была уже совершенно целехонькой, как-то не удосужилась. Да даже если что и было тогда, тщательно скрываемое всей компанией, вот он, смотри — с вертолёта прыгает как в детской песочнице.

Олег посмотрел на меня и улыбнулся, наконец, умные мысли появились в моей голове, хоть и сказал, что я всегда правильно думаю, явно обрадовался, не ожидал, что так быстро осознаю свои ошибки. А я только скорчила рожицу и показала язык — я вообще самая умная. Отвернулась от него и опять задумалась. И что теперь делать? То есть, как с головой говорить? А так и сказать: теперь задача другая, нужно полностью восстановиться после всех пещер и разборок с Хранителями, на празднике жена командора должна выглядеть соответствующе. Последнее, что я услышала, был крик Олега:

— Глеб, снимай камни, халат!

И темнота, глухая темнота пещеры, в которой царствовали жёлтые глаза Хранителя. А потом за мной гнался монстр, рвал моё тело, а жёлтые глаза отдельно от него жгли меня своим взглядом. Я увязла в черноте, вязкой, липкой, она хватала меня за руки, не давала возможности бежать от монстра и жёлтых глаз, тянулась за ногами и руками, и наконец, добралась до лица, накрыла его собой, и я не смогла дышать.

Воздух колыхался горячим потоком, тяжёлым, едва проникал в лёгкие, давил внутри и не мог насытить тело, я вдруг услышала собственный хрип в попытке сделать хотя бы один полноценный вздох. Кто-то громко крикнул:

— Катя, дыши, слышишь, дыши, ты можешь!

И вдруг холод, такой сильный холод, ледяной, даже кристаллики мешались в горле, царапали его, скапливались внутри, но воздух продвинулся и вместо хрипа проявился свистящий звук, который образовывали эти льдинки. А голос требовал:

— Дыши! Ты умеешь! Ты всё можешь! Дыши!

Что-то легло на моё горло, растопило лед, и воздух смог проникнуть внутрь, добрался до легких, и они развернулись, вздох получился полный, а потом ещё один и я задышала.

Понадобилось много вздохов, прежде чем я смогла открыть глаза. Яркие зелёные глаза смотрели прямо на меня и громкий голос требовал:

— Дыши! Ты можешь! Дыши!

Я дышала, раз за разом вталкивая в себя воздух, и картинка прояснялась — Илья, зелёные глаза это Илья. Он улыбнулся и уже спокойнее сказал:

— Катя, всё хорошо, только дыши, не останавливайся, дыши.

Попытка кивнуть ему, показать, что я его слышу, была неудачной мыслью — я сразу потеряла сознание.

Лучик солнца проникал сквозь веки и радостно будил меня, сверкал всеми цветами радуги, рисовал кружочки и даже вспыхивал звёздочками. Он теребил моё сознание, которое сопротивлялось ему, но никуда от него спрятаться не смогло, и я открыла глаза. Глеб. Он сидел рядом со мной и держал за руку, заметив движение век, сразу сказал:

— Привет, пора просыпаться.

— …иве…

Это было свистящее нечто, то, что я произнесла, но он догадался, поцеловал мне руку и повторил:

— Пора просыпаться.

— С..оль..о с… лю…

— Долго. Самуил постарался.

— Он…

— Здесь, на вулкане.

Коснулся моей щеки губами и прошептал:

— Всё хорошо, любимая, Катенька, всё хорошо, ты смогла.

— …см… ла…

— Молчи, совсем немножко помолчи, твой голос восстановится, это после лечения Самуила так.

Я сделала большие глаза, а Глеб улыбнулся своими невероятной синевы глазами и объяснил:

— Ты дышала плохо, вернее, совсем не дышала, Илья тебя вывел из этого состояния, а потом Самуил после спазма восстанавливал, скоро петь будешь.

Скорчив губы, я с сомнением посмотрела на него, а он едва коснулся моих губ кончиками пальцев и пообещал:

— Скоро домашний праздник, запланировано твоё выступление.

— Катенька, девочка моя, красавица, как я скучал без тебя, так волновался!

Дорогой Самуил, он светился весь, и я поняла, что на самом деле всё хорошо, он не может притворяться, его тревогу выдает всё его тело, даже не нужно темнеющих глаз сверхчеловеков. Я просипела:

— Са… ил я..ада…

— Молчи, девочка, молчи, дорогая, всё хорошо, всё страшное позади. Ты смогла, ты такая молодец!

— ..оде… сьто..

— Катенька, завтра, мы всё тебе расскажем завтра, а пока покушай, девочка, тебе надо покушать и поспать, всё уже хорошо.

Милый Самуил, как я рада его видеть, теперь всё хорошо, раз он говорит покушать, значит — всё действительно хорошо. Он подошёл ближе, деловито потрогал мой лоб, кивнул головой и прокомментировал:

— Всё нормально, девочка моя, температура, дышишь хорошо, сейчас покушаешь, поспишь, голос восстановится. Это я специально горлышко тебе… Катенька, всё хорошо, всё правильно, теперь можно уже не волноваться.

— Вол… н… ся?

Но он не ответил на мой вопрос, смутился, посмотрел на Глеба странно: не то разрешения спрашивал что-то сказать, не то просто волновался сам по себе. Глеб подхватил меня на руки и перенёс в гостиную нашего домика, только на его руках я заметила, что лежала на берегу озера под тентом. И как лучик смог меня разбудить? Наверное, время пришло просыпаться.

Глеб сел на диван, удобнее устроил меня на своих коленях и позвал:

— Лея.

Я подняла руку и поняла, что двигаюсь легко, никакого напряжения в мышцах, посмотрела на Глеба, он нежно коснулся губами моего лба и спросил:

— Всё хорошо, тебе пока только говорить нельзя, сможешь помолчать до утра?

Легко пообещав кивком головы, я просипела:

— Я опять…

— Нет. Ты никому ничего не отдавала.

В комнату вошла сияющая Лея с подносом и радостно сказала:

— Катя, ты проснулась, тебе только теперь…

— ..сть и …ать.

Голос опять пропал и слова не получались, Глеб мне помог:

— Есть и спать. А ещё помолчать.

Лея засмеялась и поставила передо мной поднос, заставленный различными стаканчиками с трубочками. Глеб взял один, а я тут же схватила его, двигаюсь, я двигаюсь сама, всё легко, значит, буду делать всё сама. Лея только покачала головой, ничего во мне не меняется. Она посмотрела на Глеба и, получив разрешение, вышла из комнаты.

Всё было очень вкусно, такая жиденькая кашица непонятного происхождения, но вкусности невозможной. Совсем скоро стаканчики опустели, и я облегчённо вздохнула, теперь можно и поговорить. Я вопросительно посмотрела на Глеба — сам расскажешь, или я начну спрашивать? Он усмехнулся, чмокнул меня в нос и заговорил:

— Наш дом отремонтировали, можно возвращаться. У тебя новая одежда, драгоценности тоже пришлось заменить.

Я вопросительно вскинула на него глаза: а его подарок, ожерелье с капельками? А кольцо с изумрудом под цвет моих глаз? Он понял мой вопрос и сразу успокоил:

— Драгоценности тебя ждут в полной копии.

Вздохнув и немного подумав, я с ним согласилась, камень структура тонкая в организации, может носить много таинственного в себе, один ободок Аарона чего стоит. Глеб прав, кто знает, что Хранители с драгоценностями сделали, могли и какой-нибудь энергией накачать, просто из вредности. И улыбнулась своей мысли — Хранителям такая эмоциональная выходка не знакома. Глеб обрадовался моей улыбке, поцеловал в щёку и доложил:

— Теплоход благополучно уклонился от шторма.

И смотрит на меня своим синим взглядом, даже не улыбается, я важно кивнула головой, хорошо, что команда не пострадала. Муж задумался на минуту, что мне такое рассказать, неожиданно повеселел:

— Здесь Олаф.

Сверкнул глазами и не выдержал, громко засмеялся. Ясно, Олаф такой же, какими были Виктор с Олегом. То есть, не очень понимающий действительность и очень напуганный появлением Валери, о которой так мечтал, ну в смысле мечтал о встрече. А когда она состоялась, всё оказалось страшно и непонятно. Я тоже тихонько засмеялась, прижалась к Глебу, какое счастье, всё хорошо, всё на самом деле хорошо. Вот завтра и поговорим с ним, но неожиданно сам Олаф появился в двери и радостно со мной поздоровался:

— Катя, я так рад тебя видеть. Глеб, я не выдержал, пришёл на Катеньку посмотреть.

И так посмотрел на Глеба, что стало ясно — приказ был не появляться до завтрашнего дня, а Олаф его нарушил, не выдержал напряжения собственной нервной системы, которой на самом деле у сверхчеловеков не должно быть. Я просипела:

— Олас.. я …ада …иде…

— Олаф, у тебя пять минут.

Ну, конечно, разве может быть больше? Олафу надо радоваться, что командор вообще его простил за нарушение приказа, всё-таки понимает, как тяжело ему в состоянии полной неизвестности своей судьбы. Всматриваясь в растерянное лицо Олафа, я никак не могла понять: что-то в нём изменилось, глаза, что-то не так с глазами — они синие! Они опять стали синими, как в первую нашу встречу! В последнее время глаза Олафа почти всегда были жёлтыми, очень напряжёнными от всех этих событий: Сельма, боги, Амир, много всякого, что с нами происходило. А сейчас в глазах опять проявилась природная скандинавская синева.

— .. аса си… ие.

— Что ты сказала, Катенька?

— У тебя глаза стали синие.

Глеб всё понял, заметил, как я разглядываю Олафа, а может, просто лучше всех меня понимает, даже когда я сиплю неизвестные природе звуки. А Олаф тяжело вздохнул и сел напротив меня, посмотрел робким взглядом, ну точно, как эти друзья. И кто скажет, что глава клана и колдун энергии невероятной? Глеб хмыкнул и озвучил вопрос, который я собиралась задать, но никак не могла сформулировать его так, чтобы Олаф понял моё сипение:

— Катя просит рассказать о Валери.

Олаф вздрогнул всем телом, опустил глаза, ещё раз вздохнул, долго думал и неожиданно быстро заговорил:

— Катя, я не знаю, что делать, как с ней разговаривать. Она ведь никак не ответила Глебу, сказала, что подумает, хотя всё о нас знает…

— Минута. Катя просила рассказать о Валери.

Глеб был непреклонен, хотя голос уже звучал не так строго, мне казалось, что он готов улыбнуться. Олаф посмотрел на Глеба, потом на меня, вздохнул и тихо сказал:

— Она очень умная.

Я захихикала, ну это я так думала, хотя звуки были не очень похожи. Мне хватило сил удержать себя и вопросительно посмотреть на Олафа, а что ещё он о ней знает? На этот раз Олаф догадался, а может, понял, что командор время отсчитывает точно, и ответил сразу:

— Валери, она спокойная, улыбается часто. Голос красивый. Катя, она поёт, хорошо поёт, я слышал. Арни учит её русскому языку.

Конечно, куда ей деваться, придётся — русский теперь язык международный, представители всех народов должны его знать, раз жена командора только его и знает, без всякой надежды выучить ещё какой-нибудь. Я улыбнулась и только открыла рот задать следующий вопрос, как Глеб сказал:

— Катя хочет знать, о чём ты сам с ней говорил. Почему ты решил, что Валери умна.

Глаза Олафа округлились, испуганно посмотрели на Глеба, а я опять издала звук, означающий хихиканье. Какой Глеб молодец, почти догадался, о чём я хотела спросить Олафа, немного иначе сформулировал, но смысл верен. Олаф опять вздохнул, опустил глаза, но вспомнил, что минуты тикают и рассказал:

— Валери помогла мне, сразу поняла, что нужно делать и объяснила людям. Ты понимаешь, Катя, она только слово скажет, улыбнётся и всё — люди делают, понимают правильно. Но я не смог с ней говорить потом, когда всё закончилось, Арни её пригласила к себе, а я… даже не подошёл к ней.

— Две минуты. Почему Валери умна?

— Она мне объяснила значение одного документа — о народе Амира, Виктор ещё нашёл, я ломал над ним голову, а она мимо проходила, заглянула в него и объяснила.

— Разговор окончен. Катя, завтра, разговор будет со всеми, тогда Олаф тебе обо всём и расскажет.

Я протянула руку Олафу, и он схватился за неё как за соломинку, мы оба понимали, что с Глебом даже не стоит пытаться спорить — им разрешённые пять минут закончились, даже если их и оказалось меньше, чем по часам. Олаф поцеловал мне руку, вздохнул и попросил:

— Катенька, можно мне будет с тобой поговорить?

— Можно.

Командор разрешил, правда не указал, когда это будет можно, но уже хорошо, что вообще разрешил. Олаф вздохнул и медленно вышел. Я подняла голову и посмотрела на Глеба, а он лишь улыбнулся мне и приказал:

— А теперь спать.

Какое счастье, настоящее женское счастье лежать вот так, завёрнутой в прекрасное большое тело мужа, ощущать на лице его поцелуи и слушать слова любви. Он говорил тихо, перемежая слова поцелуями, и прижимая меня к себе, своему горячему телу:

— Катенька, прекрасный цветок, единственный на весь мир… живой, настоящий. Твои глаза удивительные, неповторимые, пронизанные солнечными лучиками, яркими жёлтыми лучиками. Ты сама как солнышко, единственная на всё небо, царствуешь в нём, согреваешь всех своим теплом, своей невероятной улыбкой. Ты улыбаешься, и мир расцветает. Я люблю тебя, всё во мне существует только рядом с тобой… моё тело живёт рядом с тобой, оно оживает, становится настоящим… оно ждёт прикосновения твоей кожи, такой нежной, такой мягкой. Мои губы каждый момент ждут твоих поцелуев, они первыми почувствовали тебя, осознали невероятную прелесть твоих губ.

— Я…

— Катенька, я тебя прошу, ты же хочешь петь на празднике?

Кивнув головой, я прижалась к его горячей груди, изо всех сил пытаясь сдержать слёзы, готовые хлынуть из глаз. Глеб поцеловал мои волосы и прошептал:

— Любимая моя, ты невероятная женщина, я каждый момент думаю о тебе. Ничего кроме тебя не существует в этом мире, только ты, твои глаза, твой невероятный ум, твоё прекрасное тело. Я сотни лет ждал тебя в своей темноте, чуть не убил собственными руками, едва не вытянул из тебя жизнь и понимаю…

— ..леб…

— Любимая, тебе нельзя говорить.

Страстно поцеловал меня и прижал к себе, а я всхлипнула, утонула в слезах, которые всё-таки вырвались и полились горячей лавиной. А Глеб гладил меня по голове, собирал слезинки и шептал:

— Я люблю тебя, люблю, нет другого слова в твоём языке, которое могло бы… ты для меня и вера, и надежда, и любовь, ты для меня всё. Темнота, из которой я состоял… Катя, ты обещала.

Я закрыла рот, опять кивнула головой, даже лбом уткнулась Глебу в плечо, наконец, поняла, что надо дать ему всё сказать, выпустить из себя эту гнетущую до сих пор тяжёлую темноту, которая страшнее, чем темнота пещеры Амира. Глеб вздохнул, и я оказалась прижата его руками так сильно, что уже готова была пискнуть, но он вовремя одумался и отпустил руки. Коснулся волос губами и продолжил:

— Моя темнота — это жизнь в море крови, когда убийство лишь способ существования и эта жизнь мне нравилась.

Повозившись в его руках, я вовремя одумалась и ничего не сказала, лишь подняла голову и посмотрела на него. Глеб горько усмехнулся и отвёл совершенно прозрачные глаза, в которых даже не было зрачка. Он долго молчал, гладил меня по голове, трогал волосы, касался губами и тяжело молчал. Наконец, решился и продолжил:

— После истории с Анной я долго не был в своём доме, снова попал почти случайно. Хотя случайностей в жизни не бывает… меня туда привела Судьба.

16

Глеб говорил тем же никаким голосом, а я замерла в его руках, прижалась к горячему телу, слушала и пыталась сдержать слёзы.

— Я стоял перед портретом матери и вспоминал её слова. Никакой надежды не было, ни веры, ни любви. Не было ничего, кроме потоков крови за моей спиной. А портрет что-то хотел мне сказать, я всматривался в её лицо и искал это что-то, но не находил. Пока не вспомнил один эпизод из своего детства.

Он надолго замолчал, весь закаменел, но быстро пришёл в себя, хотя говорить сразу не смог. Наконец, тем же никаким голосом сказал:

— Мать иногда давала мне кровь животных, но мне она не нравилась, и я отказывался её пить. А потом понял, откуда берётся кровь и стал добывать себе пищу сам. Мы часто переезжали, но однажды меня нашёл клан, и мать поселилась в этом доме. Я иногда её навещал. Перед смертью она сказала мне эти слова и завещала дом.

Глеб опять надолго замолчал, погладил меня по голове, коснулся губами лба.

— Я ушёл из клана и стал экспериментировать с кровью животных. Но справиться с собой удавалось не всегда, я возвращался к прежней жизни несколько раз. Меня спас Самуил, его талант гематолога и история с Сарой. Без него я бы не смог. Я предлагал ему уйти после гибели Сары, но он решил остаться со мной и заняться вирусом. Благодаря ему появились институты и кровь людей без жертв, донорская кровь. А потом я нашёл тебя.

Он провёл пальцем по моим губам и прошептал:

— Ты всё в себе объединила, и веру, и надежду, и любовь.

Неожиданно улыбнулся и признался:

— Я тебя ещё совсем не ощущал физически, но уже ревновал… одним из первых чувств у меня проявилась ревность.

Страстно поцеловал и опять улыбнулся, глаза посветлели, в них засверкала искорка:

— Никогда не мог даже помыслить, что я могу так ревновать, от одного твоего взгляда в чью-нибудь сторону у меня темнело в глазах… пожалуй, именно ревность и…

Я стукнула его кулачком по груди, а он радостно засмеялся, прижал меня к себе и прошептал:

— Ты удивительная богиня, а я просто люблю тебя, тебя, прекрасную, невероятную женщину.

— ..леб… я…

Но он не позволил мне говорить, опять страстно поцеловал и заявил голосом счастливого командора:

— А теперь спать. Завтра, всё завтра.

Счастливая от поцелуев, объятий и слов любви я быстро успокоилась и заснула.

Утро было таким светлым и таким ярким, что я сразу зажмурилась, и голос Глеба сказал:

— Привет, любимая.

— Привет.

От удивления, что у меня нормальный голос я сразу широко открыла глаза, солнце уже не слепило меня, Глеб как-то умудрился закрыть его своей рукой. Послышался шелест, надо мной появился тент и прикрыл тенью.

— Я могу говорить? Глеб, я разговариваю!

— Катенька, дорогая моя девочка, я точно знал, что всё будет хорошо, я сразу Глебу сказал, что твой прекрасный голос восстановится, ты нам ещё много песен споёшь!

— Самуил, доброе утро. А почему я здесь?

— Тебе солнца много надо, солнышка и моря, дышать морем, плавать. Да, Катенька, я согласен с тобой, плавать и ещё раз плавать, тебе это полезно. И главное солнце, его лучи, твоей нервной системе это очень хорошо, оно тебя…

— Самуил. Кате нужно позавтракать.

Глеб остановил Самуила таким тоном, что я сразу поняла — Самуил мог что-то сказать такое, о чём мне пока не нужно знать. Я вопросительно посмотрела на Глеба, что за тайны опять? Но он лишь улыбнулся и занёс меня в дом. Стол уже был сервирован, но как это есть? На блюдах лежало нечто непонятного цвета, и странно пахло. Сжав губы, я уже собралась изречь своё мнение, но Глеб грозным голосом заявил:

— Очень полезно.

— А я…

— Необходимо твоему организму.

— И что это?

— Потом спросишь у Самуила и Вердо.

— Вердо здесь?

— Да. Он будет готовить для тебя еду. После завтрака плавание.

— В море?!

— Да.

Вопль бедуина распугал всех, Самуил прибежал выяснять, почему я такой крик подняла, но я его успокоила, объяснив причину своего крика. Он сразу заулыбался:

— Катенька, я так рад, так рад, что Глеб привёз тебя сюда, здесь хорошо для… твоего организма.

Он смутился, строгий взгляд командора пресёк его снова, но всё-таки договорил:

— Здесь спокойно, хорошее море, боевики всё кругом посмотрели, они на страже.

— На страже? В море?

Глеб усмехнулся, подвинул ко мне блюдо с непонятностью и приказал:

— Ешь. Пока боевики разгоняют акул и другую опасную мелочь.

Ну да, для них акулы так, мелочь, может только если киты вдруг в пределах видимости появятся, да и тех могут перекинуть на другую сторону моря. Я попробовала кусочек непонятности — оказалось на самом деле вкусно, удивлённо посмотрела на Самуила:

— Это что?

— Водоросли и ещё что-то, что придумал для тебя Вердо. Катенька, ешь, дорогая, тебе сейчас…

— Всё очень полезно.

Самуил вздохнул, посмотрел на меня странно и вышел. Я возмущённо открыла рот, но Глеб не дал мне возможности высказаться, сразу заявил:

— Катя, ешь, а то боевики заждались уже.

— Глеб, что со мной?

— Всё хорошо, тебе нужно восстановиться и всё.

— Ну да, а ты всё время запрещаешь Самуилу что-то мне сказать! Говори теперь сам!

Глеб долго молчал, смотрел на меня внимательным взглядом, потом позвал:

— Олег, Виктор, Самуил.

Немного подумал, опустив глаза, но покачал головой и больше ничего не сказал. Приглашённые появились в дверях и вопросительно посмотрели на Глеба.

— Совет.

Виктор с Олегом поздоровались со мной одновременно, и получился общий добрый день. Все сели напротив меня, и слово взял Олег:

— Глеб, я так понимаю, Катя затребовала отчёт о проделанной работе?

— Говори.

Кивнув головой, Олег внимательно на меня посмотрел, ласково спросил:

— Катя, если не секрет, о чём ты подумала в вертолёте?

— Ты же читал мои мысли.

— Не все, последние до того, как ты потеряла сознание, я не понял.

— Что-то о том, что нужно полностью восстановиться после пещеры и разборок с Хранителями, после всех приключений.

Олег продолжал так же внимательно на меня смотреть, что-то его в моём ответе не устроило, я напрягла память и добавила:

— Ну, и то, что на празднике жена командора должна выглядеть хорошо. А что? Почему ты об этом спрашиваешь? Я же правильно думала.

— Правильно. И твой организм тебя послушался.

— Послушался? Но тогда почему вам это послушание так не нравится? И почему я опять потеряла сознание? И голос куда делся?

Самуил сразу заёрзал, быстро посмотрел на Глеба, но потом решительно сказал:

— Катенька, голос у тебя от спазма пропал, очень у тебя был сильный спазм мышц, Илья едва тебя спас, ты почти не дышала. А потом опять гореть стала вся, и всё про темноту говорила, про пещеру эту, и монстр.

И я всё вспомнила, свой бред, спазм опять свёл мне горло, но как-то мгновенно отпустил, я задышала свободно и легко, тревога в глазах Олега заставила меня покачать головой и успокоить всех:

— Всё хорошо, всё прошло, я дышу. А почему этот спазм, если я думала правильно? А ноги?

Я попыталась достать и посмотреть ноги, но Глеб быстро ответил за меня:

— Катя, они совершенно здоровы, ни одного шрама, с ними всё в порядке.

— А тогда что? Почему всё так?

Олег переглянулся с Виктором, на удивление молчавшим всё время и, вздохнув, признался:

— Катя, в твоём организме что-то меняется, и мы не можем понять, что с ним происходит.

Виктор не выдержал:

— Катя, ты никому не отдаёшь энергии, но и не берёшь ни у кого. Мы все пытались, Олаф даже своих учеников привозил, Амир был.

— Почему?

Я сначала задала вопрос, и только потом поняла, что это они у меня хотят узнать: почему я опять отказываюсь у них принять помощь.

— Но я же правильно подумала, ноги это подтвердили. А спазм, почему я дышать не могла?

Неожиданно в гостиную влетел Олаф и громко заявил:

— Я понял, я всё понял!

Командор мрачно на него посмотрел, но останавливать не стал: пусть доложит, что он понял, может, чего путного скажет, несмотря на своё невменяемое состояние. Олаф обратился ко мне с неожиданным вопросом:

— Катя, скажи, когда ты Илью увидела, когда он показывал тебе наше питание, ты не испугалась?

Я вздрогнула, оглядела всех и по лицам поняла, что Олафу сильно достанется за этот вопрос, поэтому быстро заговорила:

— Испугалась, простите меня, Глеб, прости, но я действительно в первый момент испугалась. А потом представила, как ты меня целуешь, и сразу стало не страшно, совсем, правда-правда.

Прозвучал голос командора:

— Илья.

Все замерли, закаменели, и никто не смотрел на меня, Олаф стоял как статуя, а Самуил даже лицо руками закрыл, почти не дышал. Глеб тоже на меня не смотрел, и я не знала, как мне себя вести, хорошо, что Илья появился почти сразу и встал в дверях. Чтобы Глеб не успел ничего сказать, я быстро заговорила:

— Илья, скажи им, я ведь потом успокоилась, я же потом уже не боялась, скажи им!

— Жена командора испугалась лишь в первый момент изменения, потом боялось только тело. Весь организм пришёл в норму через две минуты, жена командора овладела собой, и страха не было.

— Вот видишь, Глеб, я правда не боялась, простите меня за этот страх, но я…

Олаф прервал меня, спросил:

— А Хранителя? Ты испугалась Хранителя?

— Этого серого я не боялась, ещё чего. Хотя… Олаф, я его уже сейчас испугалась, когда мы значок летали получать… как увидела его среди боевиков… в первый момент вообще чуть сознание не потеряла, а потом поняла, что вы ведь их уже победили, поэтому совсем и не страшно. А почему ты спросил?

— А пещера Амира? Чего ты там больше всего боялась?

— Я… там…

— Олаф, чего ты добиваешься?

Голос командора был таким, что Олаф даже голову опустил, но решительно сказал:

— Это страхи Кати, те, которые…

— Я там больше всего боялась этого… то, на чём лежала, такая вязкая темнота, она тянется за рукой, хотя и не липнет, такая странная темнота, в которой лежать приходилось. Мне даже казалось, что она… живая, какая-то… сама по себе темнота.

Глеб пересел ко мне, посадил на колени и прижал к своей груди. А я задрожала всем телом, и почему меня эта пещера никак отпустить не может, уже и истерика была, и все рядом и победили, а я её продолжаю бояться. Олаф длинно вздохнул и повторил:

— Это страхи Кати.

— Объясни.

Пальцы Глеб гладили меня по голове, но были твёрдыми и тон уж очень командорский. Олаф долго на меня смотрел, и глаза опять стали жёлтыми и тревожными, но обратился он к Глебу:

— Глеб, мы уже настолько привыкли к подвигам Кати, что совсем забыли, что она обычный человек, человеческая женщина. Она постоянно вынуждена находиться в экстремальных для человеческого организма условиях, суперэкстремальных. Катя в своей борьбе загоняла свои обычные человеческие страхи внутрь себя и ещё всякие страдания физические терпела. Всему есть предел, её возможностям тоже. Мы можем дать ей хотя бы энергии, но она решила, опять же из-за своих страхов за нас, что мы этого не должны…

— Олаф, что ты говоришь, я прекрасно себя чувствую…

— Катя. Олаф, продолжай.

Тон командора относился теперь ко мне, я уткнулась ему в грудь и обиженно замолчала. Олаф кивнул головой, понял, что Глеб внимательно его слушает.

— Поэтому и спазм. Катя правильно подумала, что нужно восстанавливаться, но эти глубоко загнанные внутрь страхи не дают организму нормально функционировать, сбивают весь процесс. И ещё один момент…

По лицу Олафа прошли желваки, он нахмурился, но мне показалось, что это было отражением сильной внутренней боли, которую он не хотел показать. Олег догадался, о чём хотел сказать Олаф:

— Эмоции.

— Да, эмоции. Катя просто физически не успевала их восстановить в полной мере.

— Олаф, как ты прав! Катенька, он совершенно прав, мне теперь всё понятно, почему твой организм так реагирует на лекарства, не воспринимает их, отторгает. Только солнце и море, ты и пришла в себя после того, как полежала на солнце несколько дней, просто солнце и море.

— Огонь и вода…

Все посмотрели на меня, и в их глазах опять появилась боль, такая пронзительная, что я не смогла договорить, ведь всё теперь хорошо, я буду загорать и купаться, вот всё само и пройдёт. Олег мрачно ответил на мои мысленные рассуждения:

— Не пройдёт.

— Олег, ты прав, не пройдёт, нужны не только огонь и вода, нужны эмоции.

— Да их у меня…

— Катя, этого недостаточно, тем более что энергии ты у нас не берёшь.

— Домашний праздник, вот и эмоции, Глеб, это же радость, я на всех посмотрю, и будет много положительных эмоций!

Но Олаф только покачал головой, что, и этого будет мало? Я вопросительно посмотрела на Самуила, он человек и врач, уж он должен понять меня — я хорошо себя чувствую, мне только на девочек посмотреть, их радостью насладиться — но он лишь вздохнул. Прозвучал голос Олега:

— Катя, вы не были с Глебом в медовом месяце.

— У нас был отпуск.

Олег с Виктором только улыбнулись, а Олаф слегка побледнел, любое напоминание о семейной жизни пока приводило его в шок. Глеб неожиданно засмеялся, и громко заявил:

— Командор с женой уезжают в отпуск, медовый.

Вскочил на ноги и приказал мне:

— Жена, у тебя десять минут.

— На что?

— Мы улетаем в отпуск.

— А сейчас мы где?

— На вулкане.

Не дав мне возможности больше сказать ни слова, перенёс в комнату и напомнил:

— Десять минут.

А сам исчез. Я постояла в недоумении, пожала плечами, а на что мне десять минут? Как догадываюсь, он сейчас сам проявится, скоростным методом оденет меня во что-нибудь и неизвестно куда отвезёт в отпуск, который медовый. Какие могут быть эмоции с такой жизнью? Но зашёл Олег и весело спросил:

— Катя, ты уже готова?

— Вот скажи, что я смогу сделать за десять минут? Собрать вещи? Так ведь неизвестно куда едем, надолго ли, может на Северный полюс?

Но он лишь улыбнулся и ответил на самый главный с его точки зрения вопрос:

— Ты много можешь сделать за десять минут.

— И что?

— Одеться, большего от тебя и не требуется. Там, куда вы едете всё уже готово к встрече королевской четы.

— И куда мы едем?

— Отдыхать.

И этот туда же, я только рукой махнула и отвернулась от него, сделала вид, что выбираю платье. Но Олег не ушёл, встал рядом и тихо спросил:

— Скажи, как на самом деле ты себя чувствуешь?

И я вдруг тяжело опустилась на постель, неожиданно для себя призналась:

— Не знаю.

Что-то действительно со мной происходило, но я настолько привыкла больше обращать внимание на состояние других, что осознала правоту слов Олафа только после вопроса Олега. Он сел на пол передо мной и внимательно посмотрел в глаза:

— Пещера?

Я кивнула, потом лихорадочно вздохнула и закрыла лицо руками, прошептала:

— И глаза Хранителя, от них так было больно, они тогда, в бреду, в пещере тоже появились вместе с монстром. Олег, ты меня прости, я видела и не боюсь, верь мне, ничего не поменялось в моём к вам отношении, прости меня.

— Катя, не надо просить прощения, никогда не говори так, я знаю, что ты не изменилась после этого знания. Я показал Арни.

От неожиданного признания Олега я вздрогнула, опустила руки и с ужасом посмотрела на него:

— Олег…

— Она тоже в первый момент испугалась, но потом подошла ко мне и сказала, как ты: что видела, но это ничего не меняет. Её отношение ко мне не изменилось.

— Она любит тебя.

Вот и хорошо, вот и молодец, смог, Олег смог показать себя настоящего, учёл мою истерику с монстром и откровенно показал себя, такого, каким его создала природа. Он больше никогда этого при ней не сделает, но теперь знает, что Арни на самом деле его любит, и уже никогда не испугается, если вдруг увидит подобное. А увидеть ей всего скорее придётся многое, учитывая так называемое общее руководство, которым Олег занимается. То, что Арни будет интересоваться всем, не вызывает никаких сомнений. Я смотрела на Олега и радовалась этим счастливым глазам и улыбке, не сходившей с лица. Он понял мои мысли и только кивнул — в Арни он не сомневается, будет интересоваться всем. Ну да, пригласила же она Валери к себе, помочь понять Олафа и законы жизни того мира, в который она попала. Юная королева.

— Ты королева.

— Олег, ты лучше всех знаешь, что я кто угодно, но только не королева. Платье с камнями…

Он засмеялся сразу, после первых слов, кивнул — знает, мне бы в холщовой рубахе у мужа под боком или в бассейне. Я только вздохнула и опять махнула рукой, не королева, просто жена.

— Для нас это самое главное, ты настоящая жена. Жена командора.

Олег внимательно посмотрел на меня, и я догадалась — сейчас скажет что-то очень важное для меня, то, что я должна осознать и принять. Олег улыбнулся и кивнул, правильно:

— Катя, мы победили, но сама понимаешь — за победой начинается жизнь, обычная жизнь.

— А сейчас что? Почему нельзя мои эмоции восстановить здесь? Я буду загорать и купаться, слушать, как вы легко и весело победили Хранителей.

— Легко, ты зря в это не веришь. Провели подготовительную работу, организовали всё по приказу командора и легко, за несколько секунд всё расставили по местам. Некоторым место оказалось в море, но ничего, потом свои подобрали, отряхнули и с собой увели.

Я даже посмотрела на дверь, вдруг Виктор пришёл, никак не могла поверить, что это говорит Олег. А он ослепительно улыбнулся и заявил:

— Катя, я тебе говорю правду, ты же знаешь, мы не умеем обманывать.

И действительно сверкает глазами — никакой темноты, всё просто и ясно. Я тоже улыбнулась, постучала пальчиком по лбу и спросила:

— Ты ведь не просто так пришёл, говори.

Он сразу перестал улыбаться, глаза потемнели и взгляд стал пронзительным, даже строгим. Поджав губы, я сложила руки на коленях, опять в чём-то виновата.

— Катя, твои страхи могут проявиться у Арни и Нелли.

Я удивлённо посмотрела на него — как это?

— Конечно не в такой форме и в таком объёме, но им тоже пришлось многое пережить уже в нашем мире. Они обычные женщины, человеческие женщины.

Олег задумчиво на меня смотрел, наблюдал за моей реакцией на свои слова. Видимо проявившееся волнение на моём лице его удовлетворило, и он продолжил:

— На самом деле мы не знаем людей. А женщин в особенности, то есть совсем. Ты — первая человеческая женщина, которая появилась в нашем мире, и мы тебя увидели, научились с тобой общаться. Хотя ты до сих пор нас удивляешь каждый день.

Он замолчал, как-то потерянно склонил голову и вздохнул. Я не знала, что сказать: с одной стороны, многие мои страхи никак не касаются девочек, у них такого и быть не могло, тех приключений, которые я перенесла, с другой Олег прав — им тоже досталось немало. Само их появление сразу было экстремальным существованием в доме, и их будущие мужья тогда не сразу проявили к ним чувства, да ещё и возможное будущее по полной программе продемонстрировали на моём примере. Зрелище, мягко говоря, не очень радостное. И это после их прошлой жизни, наполненной унижениями и страданием. Олег прав, кто знает, когда и как может проявиться их страх, загнанный тогда глубоко в их маленькие сердца. Я подняла голову Олега ладонями и спросила:

— Что мне нужно сделать?

— Помочь себе… если получится у тебя, получится и у них. Олаф прав — мы совсем забываем, что ты человек. Ты, конечно, богиня, но тело у тебя человеческое, прекрасное женское тело, которое нужно холить и лелеять.

— Олег.

Глеб стоял в дверях и мрачно смотрел на нас. Олег мгновенно вскочил и доложил командору:

— Жена командора ещё не выбрала дорожного платья.

И исчез. А Глеб поднял бровь на невозможную высоту и склонил голову, хорошо, что хоть ничего не изрёк, просто не успел, я быстро спросила грозным голосом:

— Интересно и куда это мы поедем? Или полетим? Или поплывем? Как я могу готовиться к поездке, если даже не знаю направления движения?

Муж никак не реагировал на мой грозный тон, продолжал мрачно на меня смотреть, только бровь чуть изменила свой резкий изгиб. Я вскочила с кровати и обняла его, зашептала:

— Глеб, не сердись, мы просто поговорили с Олегом, он за Арни беспокоится, что и у неё могут страхи выйти, которые она загнала…

— Катя, но — холить и лелеять?

— Так он же тебя имел в виду, он же про медовый отпуск и сказал! Глеб не смей к нему ревновать! У него есть Арни, а у меня ты!

Даже ножкой топнула, убрала руки за спину и гордо на него посмотрела. И почему он так меня именно к Олегу ревнует? Видимо, никак не может простить то, что он собирался увозить меня в истории с Агатой, если ещё слово скажет, я ему её и вспомню. Но Глеб промолчал, ещё раз мрачно посмотрел, вздохнул и подхватил меня на руки. Вот и не понадобилось переодеваться — в медовый отпуск я лечу в халате.

Мы действительно сначала долго летели вертолётом, и я с удовольствием наблюдала за теплоходами и военными кораблями, которых оказалось много и такие интересные, взъерошенные какие-то, наверное, мне так показалось от обилия всяких пушек и антенн. Олег не полетел с нами, и Виктора тоже не было, Самуил с Олафом проводили нас с напутствием хорошо отдохнуть. Я не стала спрашивать Глеба, кто ещё с нами летит, раз такой мрачный в отпуск медовый летишь, значит, сам себя и развлекай. Но нас сопровождали ещё вертолеты, и я понимала, что с нами всё-таки кто-то летит, надеюсь, что и Лея там.

Я смотрела в иллюминатор и думала о том, как они изменились, Олег с Виктором. Счастье, которое их сейчас переполняет — светящиеся глаза и постоянная улыбка на лице, удивительное зрелище — никак не мешает им быть преданными друзьями и крутыми сверхчеловеками. Олег говорил со мной об Арни и его глаза, несмотря на строгость взгляда, были человеческими, с искоркой где-то в глубине. Уже в вертолёте я поняла, что он, конечно, беспокоится об Арни, но это ещё и повод лишний раз попытаться мне доказать, что я должна думать о себе. Пусть даже таким образом, заставив думать о ком-то, но и обратить внимание на себя, своё состояние тела. А как сказал, и откуда знает такие слова, может уже и стихи пишет? Я улыбнулась своей мысли, Глеб заметил, сразу взял меня за руку:

— Любимая, прости.

— Ты же сам признался, какое из чувств проявилось у тебя первым. Только учти, я с ним буду бороться.

— Как?

И такой был неподдельный интерес в глазах, что я засмеялась:

— Найду способ.

Вот и появилась первая задача в отпуске: продемонстрировать мужу, что ревность не то чувство, которое следует проявлять по отношению к своей жене. Глеб продолжал ждать от меня ответа, но я лишь плечиком повела, ещё чего, так я и раскрою тебе свои женские секреты.

Мы прилетели на какой-то остров, я только успела потянуться на свежем воздухе и начала рассматривать красоты в виде пальм и каких-то домиков, как Глеб подхватил меня на руки и куда-то мгновенно переместился. Оказалось — к самолёту, и мы опять полетели, но только в большом красивом салоне я заметила, что это не тот самолет, на котором мы летали в Норвегию. На мой вопрос Глеб невозмутимо ответил, что он же обещал мне поменять самолет на более быстрый, вот и поменял. Я решила сразу уточнить:

— И куда мы летим?

— Отдыхать.

Ну, хорошо хоть не в гости, хотя кто его знает, прилетим куда-нибудь, а окажется, что к королеве. Исходя из того, что я так и осталась в халате, то одежда где-то запланирована. Манекенам хватит, но ведь уже нет никакой опасности, значит, и манекены не нужны. Или нужны? Выглянув в окно, облегчённо вздохнула — истребителей не было.

Летели мы недолго, и я решила, что обедать буду уже на земле. Но оказалось, что не совсем. То есть на земле, только очень высоко в башне, почти среди облаков. Какая это страна, я так и не поняла, а спрашивать у Глеба не стала — отдыхать, так отдыхать, он существо мира, ему границы не мешают, буду и я такой.

Мы долго ехали по узкой грунтовой дороге среди древних хвойных деревьев, практически закрывающих дорогу своими ветвями от света солнца, здесь царил вечный сумрак, который не давал возможности расти кустарникам и даже траве. Гиганты стояли в своей гордой красоте, но в полном одиночестве — только они, никаких чужаков растительного мира. Совершенно неожиданно в этой плотной зелёной массе проявилось пространство, заполненное солнцем, и встала стена невероятных размеров, перекрывшая дорогу, а перед ней глубокий ров, заполненный водой. Только узкий мостик связывал эту стену с дорогой, у которой больше не было пути, только вперед, или с трудом развернувшись назад. Когда машина остановилась, Глеб сразу предупредил меня, что мы здесь будем только ночевать, а завтра поедем в другое место.

Настоящий средневековый замок, произведение искусства времени, когда защита была самым важным двигателем строительства. Причиной и следствием. Стены высоко поднимались надо рвом и терялись где-то среди тумана, лежащего плотным одеялом на покрытых густым лесом холмах. Бойницы были такими узкими, что мне не верилось, как можно из них стрелять, только рука с луком и могла поместиться в этой едва заметной с земли щели в стене, построенной из гигантских камней. Удивительно, но размер камней не менялся по мере строительства стены: такие же огромные валуны виднелись и на высоте нескольких метров, а туман не давал возможности разглядеть верхнюю часть. Возможно, вся стена или даже весь замок были построены таким образом.

Лестница проходила внутри стены, Глеб так и вошёл в неё через широкую дверь, которая почему-то оказалась снаружи замка. Высокие каменные ступеньки и факелы на стенах с двух сторон, расположенные настолько высоко, что даже Глеб до них не доставал. Совершенная тайна, как их зажигали, но горел настоящий огонь, который чадил и чуть колыхался от непонятно как попадающего сюда ветра. Камни в стенах были так сложены, что ни один из них не выделялся среди остальных, как будто камни-близнецы, один равен другому, почти ровная поверхность, даже пространство между ними было минимальным. И никакого следа соединяющего материала — почти как в пирамидах Египта, положили эти камни друг на друга и лежат они так столетия, охраняют жителей замка. Глеб шёл спокойным шагом, поэтому у меня и была возможность рассмотреть всё вокруг. Иногда в стене проявлялась маленькая дверца, изготовленная из дерева и мелкого камня. Опять же, непонятно: как дверь сделана, как камни держатся на этом сооружении, чем закреплены таким образом, что острые углы не дают возможности не только ударить по двери плечом, в попытке выбить её, но даже прислониться к ней. Я попыталась потрогать одну из таких дверей, но Глеб чуть повернул плечом, и моя рука проскользнула мимо. Ясно — ничего не трогать.

Когда мне уже стало казаться, что ещё немного, и мы выйдем прямо на поверхности Луны, перед нами появилась настоящая высокая и широкая дверь, вся инкрустированная металлическими вставками в виде фигурок фантастических животных. Глеб что-то сказал на асассинском и она сама открылась навстречу нам, совершенно бесшумно, как по волшебному слову. А я открыла рот в изумлении — так, наверное, выглядит Эдем.

Мне понадобилось много времени, чтобы рассмотреть хотя бы часть помещения, в центр которого Глеб меня торжественно поставил и объявил:

— Апартаменты для тебя.

Я так и стояла, только поворачивалась вокруг себя. Первым я, конечно, увидела небольшой бассейн, очень голубой, как яркий совершенно круглый голубой бриллиант, обрамленный синим камнем со ступеньками по кругу. Вокруг него стояли небольшие пальмы в широких узорчатых деревянных кадках, рядом с которыми по обеим сторонам расположились скамеечки со спинками из какой-то плотной ткани, вышитые по всей поверхности золотым узором. И множество подушек и подушечек, вокруг бассейна и на скамейках. Немного повернулась направо и обнаружила круглые столики, изготовленные из какого-то металла, похожего на серебро, а вокруг них лежали несколькими слоями матрасы, очень яркие, всех цветов радуги, положенные друг на друга и образовавшие собой сплошной круглый диван вокруг каждого столика. Ещё немного повернувшись, я увидела постамент, весь застланный коврами, с трех сторон украшенный высокими опахалами из перьев павлина и возлежавшего на нём Глеб. Он смотрел на меня загадочным взглядом и улыбался невинной улыбкой шутника, получавшего удовольствие от своей шутки. Таким же голосом, с лёгкой долей самодовольства он спросил:

— Тебе нравится?

Кивнув, я только немного переставила ноги, чтобы посмотреть картину дальше. А дальше был сад. Настоящий сад с экзотическими растениями и птицами. Деревья и кусты росли в кадках, а птицы сидели в золотых клетках, только заметив этот сад, я услышала пение птиц. Они, наверное, и раньше пели, только мой мозг, получивший удар от первого взгляда на этот Эдем, звуки не услышал. Насколько велик этот сад я решила не выяснять: деревья виднелись по всему направлению взгляда, казалось, что они уходили в тот же туман, который обволакивал весь замок. А между ними на полу стояли великолепные вазы и вазоны, в которых росли цветы таких расцветок и таких форм бутонов, которые я никогда не видела, да вообще представить не могла.

17

Глеб произнёс какой-то звук, нечто среднее между восклицанием и хихиканьем, и спросил:

— Обедать будешь?

— Ага, не мешай.

И сразу увидела витраж. Как правильно я стояла, он был таким большим, что подойди я ближе, то увидела бы просто цветные стёклышки, а с расстояния увидела весь сюжет. Именно сюжет, состоящий из нескольких сцен, отделённых друг от друга стеклом, украшенным многоцветным растительным орнаментом. Их было двое, огромных мужчин, воинов с мечами. И было понятно, что это отец и сын, мудрый седой отец и молодой сын с яркими глазами и весёлой улыбкой. А на следующем витраже была изображена женщина, очень красивая, с рыжими волосами и большими зелёными глазами. Дальше можно было даже не рассматривать подробно, всё стало понятно. Женщина сначала была изображена с отцом, потом с сыном. И закончилось всё боем, в котором отец убил сына и женщину. А на последнем витраже был этот замок, ну, я так решила, судя по валунам в основании. Я тяжело вздохнула, сюжет не нов, известен во все времена. Голос Глеба рядом объяснил:

— В этом замке они скрывались, но он их нашёл.

— А как он смог этот замок захватить?

— Сына предала его охрана.

Жёсткий взгляд и лицо командора. Его охрана бы так не поступила, она боролась за нас, отдавала свои жизни, но не отступила в бою. Я подняла на него глаза и спросила:

— А витраж?

— Его Андрей заказал, когда восстанавливал замок.

— Восстанавливал?

— Катя, да здесь только основание и осталось, его взорвали во время очередной войны. Виктор боевиков тренировал, они все камни в округе подобрали.

Вот тебе и тайна строительства средневековых мастеров, а я удивляюсь. Глеб улыбнулся на моё изменившееся лицо и решил рассказать подробнее:

— Замок восстанавливали по законам строительства подобных строений рыцарями-тамплиерами. Виктор нашёл чертежи, по подобию восстановили. Теперь Андрей использует как финансовый гений.

— Сюда приводят туристов?

— Нет. В замке много других помещений. Это всё для тебя.

Я растерянно взглянула на него, кивнула, и стала осматриваться дальше. А посмотреть было на что. За витражом последовала невероятных размеров диванная, как раз для таких гигантов, как Глеб. Обычных людей на таком диване могло поместиться человек пять. Но красоты диваны были невероятной. Этот восточный шёлк в широкую золотую полосу, перемежающуюся с настоящим бордовым цветом, тем истинным оттенком, который могли использовать в своей одежде только лица королевской крови или султаны. И круглые подушки, разложенные везде, расшитые золотой и серебряной нитью, с длинными кистями, забранными в тугой узел. Перед каждым диваном стоял узкий, в длину дивана серебряный столик, уставленный посудой из того же серебра. Диваны располагались вокруг небольшого коврового постамента с несколькими низкими креслами, перед которыми уже был накрыт большой стол, и посуда сверкала золотом и драгоценностями. Стол правителя.

Глеб взял меня на руки и объявил:

— Потом посмотришь.

Посадил меня за стол правителя и придвинул блюдо с той же зелёной непонятностью из водорослей. Я очередной раз удивилась:

— А как она здесь? Еда с нами летела?

— Вердо летел.

— А когда успел?

— Успел.

И зачем каждый раз спрашиваю? Давно пора привыкнуть, что организация моей жизни, это тот вопрос, который Глеб никогда объяснять не будет — он её просто организует. Причем организует так, что я и знать не буду, что, как и откуда появляется. Это как с карманами, не нужны и всё, лучше сразу принять и больше не волноваться, и не приставать с вопросами. Кстати, с поездками тоже — не важно, куда и насколько, всё объясняется одним словом «отдыхать», остальное мне знать не положено. Пока я что-то себе буду думать, он уже успеет всё организовать. Поэтому думать мне тоже не положено, раз командор так решил. Я размышляла об этом и поедала зелёную непонятность, которая мне очень полезна. Глеб смотрел на меня и улыбался радостной улыбкой, почти как Самуил — девочка кушает, значит всё хорошо. И естественно я решила сразу уточнить очень важный для себя вопрос:

— А в этом бассейне можно купаться?

— Можно, даже нужно.

— Почему?

— Это вода из какого-то озера, для тебя очень полезно.

Подумал немного и решил уточнить:

— Самуил так сказал.

— А если так полезно, то может…

— Там, куда мы поедем, эта вода тоже будет, её уже отправили.

Проследив, чтобы я съела всё, что мне было положено на золотом блюде, Глеб милостиво разрешил искупаться в голубом бассейне. Скинув халат, я медленно стала входить в воду. Она была на самом деле очень голубой и какой-то плотной, нырять совершенно невозможно, сразу всплывала как поплавок. Мои безнадёжные попытки нырнуть очень веселили Глеба, боюсь, что он уже подумывал заполнить такой водой бассейн в нашем доме. Или тот, который мой отдельный, счастливый. Наконец, бросив всякие попытки достать до дна, я просто лежала на воде и наслаждалась спокойствием, которое меня охватило в этой голубой воде.

Разбудил меня поцелуй и тихий шёпот:

— Милая, просыпайся нам пора ехать.

— Привет. А я что, так и уснула в воде?

— Почти, я достал тебя из воды практически спящую.

Мы лежали на гигантской кровати, прикрытые многослойным прозрачным пологом. Глеб обнимал меня и мягко касался губами лица, тихо приговаривал:

— Моя любовь, ты моё счастье, я любовался тобой всю ночь. Ты так красиво и спокойно спала.

— Мне даже ничего не снилось, так хорошо, так спокойно. А что это за вода такая? Я из-за неё так спала?

— Самуил сказал, что тебе обязательно нужно купаться в этой воде.

Я посмотрела в синеву глаз и догадалась, что Глеб не очень и разбирался в том, что говорил об этой воде Самуил, полезно и всё, этого достаточно. Поэтому везде, где я буду останавливаться на так называемом отдыхе, организуется такой бассейн или на крайний случай ванна. И очень полезная непонятная зелень на завтрак.

— Глеб, я что, это теперь всю жизнь есть буду?

— Как Самуил скажет.

Ну вот, то драгоценности килограммами, двигаться невозможно, то зелень на первое, второе и третье. Пришлось есть, но месть Самуилу я уже придумала, вот только вернёмся домой — я ему устрою.

Уже когда мы спускались вниз по лестнице, я попросила Глеба остановиться и прошептала:

— Мне нужно снова попасть в эту пещеру.

— Катя, зачем?

Глеб тревожно смотрел на меня в слабом мерцающем свете факелов.

— Посмотрю и не буду бояться. Глеб, ведь сейчас туда уже можно пойти с огнём? Такими факелами? Или с фонариком.

Прижалась к нему и совсем тихо повторила:

— Посмотрю, и не буду бояться.

Он ничего не ответил, только мгновенно оказался у нашей машины. Так больше и не сказал ни слова за всю дорогу, лишь изредка посматривал на меня тем же тревожным взглядом. А я вжалась в кресло и только вздрагивала иногда, хотя страха не было, только память тела — оно так реагировало на воспоминание о пещере. Значит, надо туда попасть.

Уже в самолёте, прижимая меня к себе, Глеб спросил:

— Неужели ты сможешь туда войти?

— Я не хочу бояться всю жизнь.

Глеб тяжело вздохнул, нежно погладил меня по волосам и мрачно сказал:

— Катя, я не смогу туда пойти вместе с тобой. Энергия, я чувствовал её даже в воздухе. И неизвестно как сейчас она на тебе…

— Амир, он пойдёт со мной. Или Мари.

Я умоляюще посмотрела на Глеба — выхода другого просто нет, страх будет преследовать меня, если я не найду способ его победить. Он опять долго молчал, прижимал меня к себе, поглаживал по плечам и думал. И я тоже молчала, спокойствие, которое я испытала в голубом бассейне, лишь подтвердило, что проблема глубоко внутри меня. Как только я оказалась в тёмном, освещённом лишь огнём факелов, проёме лестницы, страх вернулся, охватил всё тело, и мне даже показалось, что я опять в той пещере и темнота где-то совсем рядом.

Наконец, Глеб принял решение.

— Катя, отдохни, нам ещё долго лететь.

То есть — поспи, дорогая. В этом самолёте все оказалось устроено так, чтобы было удобно мне, именно мне. Глеб что-то нажал в диване, и он приподнялся так, чтобы я могла лежать и смотреть в иллюминатор. Я думаю, ему самому такой комфорт совсем не нужен, судя по предыдущему самолету, да и отдых как таковой не нужен. Он нежно коснулся моих губ и повторил:

— Отдыхай.

Я смотрела на облака и слушала, как Глеб говорит с кем-то по телефону на ассасинском, потом ещё с кем-то на английском, а потом я уснула.

Облака также плыли за окном, а Глеб продолжал говорить по телефону, видимо, я спала не так уж и долго. Пещера странным образом аккумулировала собой все мои самые страшные страхи. Хранители, монстр и темнота. Хранители и темнота мне понятны: те самые ужасы, в которых объединился и страх за Глеба и всех остальных с самим страхом. Но почему опять монстр? Я же тогда уже всё видела и не боялась, почему он опять возник во мне? Может просто поднялся вместе с этими двумя самыми страшными страхами? Но это означает, что на самом деле я его не изгнала из себя и продолжаю бояться? Бояться кого, Глеба? Вот о чём мне пытался сказать Олег! Он показал себя Арни, каким он может быть, и теперь на примере меня понимает, что и у неё может проявиться этот страх. И у Нелли, Валери, у тех женщин, которые обязательно найдутся для других, тех, кто готов жить новой жизнью, объединяющей два наших полярных мира. И я должна этот страх из себя изгнать, раз я была первой, самой первой на этом пути, соединяющем эти миры, мне и показать всем, как от этого страха избавиться. И какое-то значение в этой борьбе со страхом имеет пещера Амира. Или Хранители. Или они все, или просто страх. Я так глубоко задумалась, что не услышала, что Глеб что-то мне сказал, он взял меня за руку и спросил:

— Катя, что случилось? Ты меня слышишь?

— Извини, я задумалась.

— О чём? Скажи, о чём ты думала?

Я лишь улыбнулась, самый страшный страх — это мои мысли, судя по тому, как на них все реагируют.

— Олег прав, мне надо что-то делать с моими страхами, нельзя допустить, чтобы у девочек он тоже проявился, никак нельзя. И успокоительными ваннами от них не избавиться, увы.

Глеб смотрел на меня сразу потемневшими глазами, и в них опять проявилась боль, он понял, о чём я думала, страх перед монстром, которым является он. Все они. Я обняла его за шею и притянула к себе, коснулась губ и прошептала:

— Любимый, ты давно меня не целовал, я соскучилась.

Нельзя ему позволить так думать, нельзя допустить этой боли, которая съедает его изнутри страшнее, чем все мои страхи вместе взятые. Он целовал меня, и я чувствовала его внутреннее сомнение, его страх, что я когда-нибудь отвернусь от него, монстр во мне победит любовь. Надо его срочно отвлечь от таких тяжелых мыслей. Я сразу затребовала обед в твёрдой уверенности, что сейчас появится Олег со своим чаем и судками пусть даже еда будет зелёного цвета. Но неожиданно из кабины пилота вышел Илья, и я вопросительно посмотрела на Глеба, он сразу превратился в командора и сказал:

— Илья командир боевиков.

Что означало — управляет всем, что двигается, кроме саней, конечно. Илья поздоровался со мной, открыл какой-то шкафчик и достал судки с едой, уже хорошо, значит, не одна морская зелень. Но первое, что заставил меня съесть Глеб, это ту самую зелень. Я кривила губы, отворачивалась, но он строго смотрел на меня, а Илья улыбался. Тяжело вздохнув, я поковырялась в ней, но всё-таки есть пришлось, так как Глеб взял вилку и грозно потребовал:

— Открой рот.

Так и кормил, кусочек за кусочком, как ребёнка, не обращая никакого внимания на мои попытки увернуться. Илья внимательно наблюдал за удивительной картиной, как грозный командор кормит жену-человека, используя свои удивительные возможности, чтобы она не успела закрыть рот или увернуться. Вот Виктор не видел, разговоров бы хватило на многие столетия, в таких случаях даже строгий взгляд командора его не останавливает. После целой порции зелёной непонятности в меня уже ничего не помещалось, я грустно посмотрела на остальную еду и попросила Глеба:

— А когда мы в пещеру полетим? Очень хочется нормальной еды.

— Я говорил с Амиром, он категорически против твоей затеи, энергия этого места слишком сильно на тебя воздействовала, неизвестно, что может с тобой случиться.

Неожиданно Илья встал и обратился к командору на ассасинском с явной просьбой разрешить что-то сказать, и Глеб позволил ему говорить. Несколько фраз Ильи заставили Глеба удивлённо приподнять бровь и внимательно посмотреть на меня. Я немедленно затребовала объяснения:

— Илья, что ты такое сказал?

Он посмотрел на Глеба и тот кивнул, разрешил говорить:

— Жена командора, я почти не реагирую на энергию пещеры. Могу в ней находиться достаточно долго.

— А когда ты успел в ней побывать?

Илья лишь улыбнулся:

— Успел.

И что странно: пожалуй, командор не в курсе, что Илья в этой пещере был, судя по удивлённому взгляду. Илья понял, что необходим отчет и доложил:

— Жене командора было уже лучше, и я летал к Мари, поговорил с ней. Мы вместе с ней были в пещере.

Вытянулся в струну и обратился к командору:

— Я могу сопровождать жену командора в пещеру Амира и прикрывать её своей энергией.

— Хорошо, летим к Амиру.

Это был выход, настоящий выход из положения, так как Амир не мог мне помочь в пещере, наверху он сам признался в этом и торопил Глеба. А если рядом со мной будет Илья, то он и прикрыть меня сможет своей энергией и, если что — сразу спасёт. Илья исчез в кабину пилота, а я спросила:

— А зачем к Амиру? Может, сразу в пещеру?

— Катя, это его территория. И он пойдёт вместе с вами.

А сам сразу достал телефон и долго говорил на ассасинском с Амиром. Самолёт развернулся и полетел куда-то в другую сторону. Я успела только выпить очередную зелёную жидкость, даже спорить не стала, раз в пещеру летим, значит, скоро всё закончится, и закурить сигарету, как самолёт стал снижаться. Глеб, который о чём-то очень серьёзно думал всё это время, посмотрел на меня и спросил:

— Ты пойдёшь смотреть дворец Амира или сразу полетим в пещеру?

— Полетим.

И ему мой ответ понравился, глаза сверкнули звёздочкой — конечно, зачем его жене видеть чьи-то дворцы, у неё свой дом есть. Я любовалась его радостью, такое всё человеческое в нём стало: и эта радость, что я не хочу смотреть дворец Амира, и это самодовольное лицо, когда он возлежал на ложе правителя и наслаждался моим удивлением в замке, и даже эта ревность к Олегу, такая настоящая мужская. Мы смотрели друг на друга, и я вдруг поняла — да, я его жена, его женщина, а он мой мужчина, муж. Глеб взял меня за руку и тихо сказал:

— Я люблю тебя моя жена.

— Я люблю тебя мой муж. Всё будет хорошо, я справлюсь.

Он поцеловал мне руку, коснулся её щекой, посмотрел снизу вверх своей невероятной синевой и спросил:

— Ты уверена?

— Да. А я туда в халате пойду?

Муж весело хмыкнул и достал неизвестно откуда появившуюся коробку. Ну конечно, как это я перед Амиром в халате появлюсь: одно дело холщовая рубаха, а халат, это слишком домашнее одеяние, почти интимная вещь. Ну да, а в ночной рубашке на улицу вынести, чтобы Амиру меня показать — это как? Хихикнув, я ничего Глебу объяснять не стала, сразу попыталась открыть крышку коробки, но Глеб не позволил и открыл сам. И я очередной раз замерла: Илье придётся нести меня в пещеру на руках. Значит, всё-таки у компании оставалось во мне сомнение, если они такое одеяние для меня придумали. Подняв глаза на Глеба, я спросила:

— И куда я должна была в этом пойти?

— Гулять по саду.

— В этом?

— Со мной.

Длинное платье с короткими рукавами практически состояло из драгоценностей, даже цвет сложно определить. Я только покачала головой и спросила грозным тоном:

— Ты точно не грабил ювелирные магазины?

Глеб расхохотался на весь небосвод и честно признался:

— Нет. Я многие годы, практически столетия, коллекционировал драгоценности.

Подумал пару секунд, даже головой покачал, вздохнул и странно посмотрел на меня.

— Глеб, признавайся, что натворил?

— Мне этими бриллиантами кланы платили за подготовку боевиков.

Я провела ладонью по камням, некоторые даже пальчиком погладила и подняла на него смеющиеся глаза.

— Мой муж отличный специалист. Я горжусь тобой.

Самолёт коснулся земли, и Глеб не успел ничего мне сказать, только обнял и прижал к себе, он для меня ремень безопасности, всегда и везде, навсегда.

Скоростным методом муж надел на меня платье, успев при этом страстно поцеловать. Когда Илье было разрешено выйти из кабины пилота, он так улыбнулся, что Глеб сердито на него посмотрел, как, однако, они все стремительно меняются. Представить это пару месяцев назад было совершенно невозможно, в наш первый с ним разговор у Ильи была маска, а не лицо. Хотя, пожалуй, я тогда тоже его удивила заявлением, что люблю Глеба и сама ему предложила свою кровь.

Амир ждал нас у трапа, величественный шейх со свитой, состоящей из нескольких боевиков, одетых во всё чёрное, даже лица чем-то замотаны. Появилось ощущение кадров из старого фильма о приключениях в пустыне, только верблюдов не хватает. Тем более, что сам Амир был одет в длинный чёрный халат и мягкие сапоги из тонкой кожи. Непонятно, зачем ему боевики в сопровождение, если он теперь друг, почти родственник, как позволяет себе шутить Виктор. Я не разрешила Глебу нести меня на руках — королева, так королева, будем нести груз ответственности за свои поступки в виде платья невероятной тяжести. Почему Глеб не прихватил с собой холщовую рубаху, в ней я выгляжу тоже поразительно, зато мне самой значительно удобнее. От этой мысли я даже остановилась на ступеньке трапа, Глеб сразу подхватил меня на руки и спросил:

— Что?

— Мне нужно поговорить с Амиром.

Глеб пожал плечами, так вот он стоит, ослепительно улыбается в ожидании меня. Амир услышал мои слова, сразу подошёл к трапу и поздоровался, чуть наклонив голову:

— Приветствую тебя, Катерина, жена командора.

— Здравствуй, Амир.

Кивнул Глебу и снова стал смотреть на меня, шейху повезло — солнце уже зашло, и я не сверкала всеми возможными цветами, просто поблёскивала при каждом движении. Я повозилась в руках Глеба, он догадался и опустил меня на ковер. Вот это красота, невероятных размеров и невероятных цветов произведение ткацкого искусства с очень сложным узором золотой нитью. Амир жестом пригласил нас пройти к машинам, но Глеб сказал голосом командора:

— Амир, мы сразу летим в пещеру.

— Это я попросила сразу лететь туда. Но, Амир, у меня к тебе просьба…

Замявшись, я опустила голову, даже руки к груди прижала, но решительно вздохнула и подняла на него взгляд, он внимательно смотрел на меня сверху вниз своими жёлтыми глазами, и спросила:

— Помнишь, ты тогда назвал меня вашей ведуньей?

— Да, ты тогда была очень на неё похожа.

— Одеждой?

— И одеждой тоже.

— А ещё чем?

Амир задумался, быстрым пронзительным взглядом посмотрел на Глеба, усмехнулся какой-то своей мысли, но всё же ответил:

— Катерина, у тебя невероятный цвет глаз, очень необычный, он зелёный, но в нём много солнца. Особенно когда ты улыбаешься… у нашего народа женщины с такими глазами были…

И он произнёс красивое слово, которое обозначает их ведуний и получается, что меня. Теперь все встало на свои места: темнота действительно живая, она меня перепутала с их ведуньями, я обычный человек, а должна быть женщиной их народа, и соответственно она передавала мне энергию по полной программе, как Мари. Я подняла глаза на Глеба и тихо сказала:

— Жаль, что моей холщовой рубахи здесь нет.

— Есть.

— Она здесь?!

— В самолёте.

Глеб был спокоен как скала, яркие синие глаза и абсолютная уверенность в том, что со мной никогда ничего просто так не бывает, поэтому он должен быть готов ко всему. А в его понимании это означает, что все сопутствующие моим предыдущим подвигам предметы должны быть всегда рядом со мной, вдруг пригодятся. Я кинулась его обнимать:

— Какой ты молодец, Глеб, теперь всё хорошо, я всё смогу, понимаешь, теперь всё просто!

Он вопросительно посмотрел на меня, переглянулся с Амиром — вдруг шейх что понял, но тот тоже не осознал значимости поступка Глеба, потому что спросил:

— Катерина, а зачем тебе нужна такая одежда?

Обернувшись к нему, я объяснила:

— Амир, ваша пещера приняла меня за этих… ну, которые ваши ведуньи!

— Катя, как пещера могла принять тебя за кого-то другого?

Глеб совсем ничего не понял, Амир, кстати, тоже. Я лишь махнула рукой и затребовала:

— Объясню по дороге, Амир, а далеко отсюда лететь до пещеры?

— Несколько часов.

— Тогда сразу и вылетаем.

Вопросительно посмотрела на них и поняла, что, если я сейчас им хоть в двух словах не объясню, что происходит, они с места не двинутся. Командор и шейх вопросительно смотрели на меня и даже не шевельнулись. А я вдруг поняла, ведь они чем-то, таким едва уловимым похожи друг на друга, скалистостью что ли, два равных не противника, нет, а две такие мощные скалы в буре. Что бы ни происходило на море, всякие волнения и штормы, они так и будут стоять до конца в борьбе с волной и ветром. Амир так все свои столетия простоял в стремлении сохранить жизнь единственному представителю своего погибшего народа, а Глеб в борьбе за свою мечту, которой оказалась я. Переводя свой взгляд с одного на другого, я осознала — они как близкие друзья, нет, почти как братья. Двоюродные, всё-таки очень уж внешне отличаются друг от друга. Взяла каждого за руку и заявила:

— Понимаете, она живая, эта темнота.

— Живая?

Глаза Амира стали как два жёлтых прожектора, сверкнули ярким светом, а Глеб потянул меня к себе, живая темнота пещеры его волновала меньше, чем то, что я сама взяла Амира за руку. Но я устояла и не поддалась движению Глеба, продолжила:

— Амир, это живая энергия, я не могу это объяснить, я так её чувствовала. Вернее, я это сейчас поняла. И она меня зовёт. Мне с ней поговорить надо, я не хочу её всю жизнь бояться. Она все мои страхи поднимает, достает всё…

Не смогла договорить, вырвала руку из его ладони и уткнулась Глебу в грудь, он сразу обнял меня, и я оказалась в самолёте. Глеб сидел на диване, прижимал меня к себе и тихо приговаривал:

— Любимая моя, всё хорошо, нет темноты, я с тобой, нет никакой пещеры.

А я вздрагивала всем телом и прижималась к нему изо всех сил, всхлипывала, но слёз не было, это так спазм мешал дышать, не пропускал воздух в лёгкие. Появился Илья и положил руки мне на плечи:

— Катя, дыши, ты можешь, дыши.

Его энергия потекла горячим потоком по моему телу, и действительно стало легче дышать. Я ещё несколько раз всхлипнула и прошептала:

— Глеб, скажи Амиру…

— Он тебя слышит.

— Амир, мне нужно в эту пещеру.

Глеб сразу ответил:

— Он уже в самолёте.

— Нашем?

— Своём. Тебе лучше?

— Да, Илья, давай уже полетим, мне хорошо, правда, я хорошо себя чувствую.

Он ещё немного подержал свои руки на моих плечах, видимо, определял, насколько я себя действительно хорошо чувствую, только потом произнёс:

— Летим.

Я так и сидела, обнимая Глеба, время от времени засыпая от тепла его тела и тихих ласковых слов, он говорил и говорил о своей любви, и мне казалось, что только эти слова и держат меня сейчас, не дают рухнуть в ужас и темноту.

Глеб меня разбудил поцелуем и прошептал:

— Любимая, скоро мы пересядем в вертолёт, тебе нужно переодеться.

Он сам меня одел и обмотал ноги так же, как было в ту встречу с Амиром. Я совсем проснулась и затребовала нормальной еды, а не этой зелени, кто знает, сколько времени мне придётся провести в пещере. Глеб улыбнулся и сам достал судки с едой, не стал звать Илью.

Поедая всё подряд, я восхищалась вкусностью, а Глеб сидел напротив и смотрел на меня тоскливым взглядом. Мне пришлось заявить:

— Глеб, я подавлюсь, не смей так на меня смотреть. Не переживай, всё будет хорошо, со мной будет Илья, да и Амир тоже.

Он долго на меня смотрел, глаза потемнели, и он спросил:

— Почему ты говоришь, что эта темнота живая?

— Она на самом деле живая… я сейчас поняла. Понимаешь, она вроде и не липнет, а как-то непонятно тянется за телом. Я во сне на это обратила внимание, и она всю меня закрыла, я из-за этого дышать не могла, она во мне была, эта темнота.

Замерла и внимательно посмотрела на Глеба, он тревожно спросил:

— Катя?

— Я поняла, всё поняла! Глеб, я не боюсь монстра! Эта темнота все мои прошлые страхи достала! Понимаешь? Прошлые! Я теперь могу бояться всего — высоты, темноты, глубины!

— Так может тебе и не нужно в эту пещеру идти?

— Надо! Обязательно! Я именно там от всех своих страхов и освобожусь, или как там правильно говорится, надо вернуть остатки темноты обратно в пещеру, она во мне осталась как в этой… их ведунье. Мне темнота силу дала, энергию, но я обычный человек, мне с ней не справиться, надо её, эту силу, вернуть.

От возбуждения, что всё наконец поняла, я махнула вилкой и та улетела, но Глеб успел её поймать и торжественно вручил мне со словами:

— Катя, если ты умеешь разговаривать с рыбами, то уж с темнотой у тебя всё получится.

Покрутив вилку в руках, я закусила губу и опять задумалась, ещё какая-то мысль была в голове, но на радостях от понимания всего процесса освобождения от страхов, я её пропустила. Надо эту мысль вспомнить, она очень важная, и как-то связана с Глебом. Я опять внимательно на него посмотрела, интересно, что же это, но это не монстр, что-то другое, что же сейчас такого очень важного, что связано с пещерой — энергия! И я крикнула:

— Глеб! Я ещё поняла! Глеб, энергия!

— Энергия?

— Я из-за этой силы темноты, пещеры этой у вас энергию и не принимаю! Это она не позволяет!

— Но Амир…

— Он же из этого народа, который всегда ею управлял, пользовался всю жизнь, она ему родная, это его сила! А я обычный человек, просто человек, и она меня от вас защищает! Не даёт возможности принимать от вас вашу силу!

— Поэтому тебе было так плохо в пещере, в тебе есть наша энергия.

— Да! Она из меня этими страхами вашу энергию и изгоняет, достала мои страхи и заставляет от вашей энергии избавиться, и не принимать совсем. Это не я решила, это она во мне действует. Подожди, а Илья? А он как может? Почему он может?

— Может — и хорошо.

Глеба этот вопрос пока не волновал — главное во мне разобрались. Но, судя по последовавшему затем вопросу, не совсем:

— Но Лея и Илья…

— Глеб, они не могли всю — она другая, они умеют энергию Амира, а у темноты она иная. Ну, я так думаю.

Неожиданно послышался голос Ильи:

— Я думаю, что Мари мне помогла принять энергию пещеры.

В своих рассуждениях я совсем не заметила, что самолёт уже приземлился, и Илья стоит передо мной. Он повторил:

— Во мне что-то изменила Мари, поэтому я не реагирую на энергию пещеры.

Всё правильно, Илья спасал Мари, делился с ней энергией, а потом общался как с простой человеческой девочкой, спасал её возрождающуюся душу, помогал ей осознать себя. И эта девочка от такого отношения доброго и спокойного молодого мужчины ожила, стала настоящей представительницей своего таинственного народа, получила его необычную силу и отблагодарила ею своего спасителя. А ещё она видела, как Илья относится к Серёже, мальчику её возраста, наблюдала за их мужской дружбой, обычной человеческой, как бы странно это не звучало по отношению к такому как Илья. Нет случайностей в жизни, все они закономерны, всё началось с той самой девочки, которую когда-то уже давно спас Илья. Обычную человеческую девочку, погибавшую в автомобильной аварии. Он, монстр и кровопийца, смог совладать со своей сущностью хищника и спас маленького ребёнка-жертву. Я улыбнулась ему и сказала:

— Всё у нас получится, с тобой мне ничего не страшно.

Мы ещё долго летели на вертолёте, и я с удовольствием наблюдала в иллюминатор, как скалы сверкали в лучах восходящего солнца самыми невероятными цветами, а Глеб смотрел только на меня. Для него это очередное испытание, отпустить меня в неизвестность, опасную и таинственную, в которую ему путь заказан. И опять судьба испытывает его мной, вся его мощь ничем не может помочь мне, он вынужден доверить меня своему бывшему врагу и командиру охраны. Правда, враг уже не враг, а командир охраны тоже не совсем простой боевик.

Вертолёт неожиданно завис над каким-то выступом, и я поняла — прибыли на место, где-то здесь и находится пещера. Глеб сильно прижал меня к себе, едва коснулся губ и тихо сказал:

— Я люблю тебя.

Я не успела ответить, как он опустил меня на сиденье и ушёл в кабину пилота. Сразу вышел Илья и подошёл ко мне, уверенным голосом доложил:

— Жена командора я готов доставить тебя к пещере.

— Прыгаем?

— Опускаемся.

Взял меня на руки, ещё раз улыбнулся и вышел в открытый люк, через мгновение мы уже стояли на выступе. Сразу рядом с нами оказался Амир.

18

Вход в пещеру оказался прикрыт высоким плоским камнем, и со стороны казалось, что кругом сплошная стена. Амир посмотрел на меня и спросил:

— Жена командора, ты готова?

— Да.

Он кивнул Илье и вошёл в пещеру первым. В руке Амира появился большой фонарь, который освещал тёмные каменные стены и свод, уходящий далеко вверх. Как только мы вошли в пещеру, я вся сжалась в руках Ильи, он это почувствовал и сразу спросил:

— Жена командора, тебе плохо?

— Я… страшно…

Амир сразу остановился и обернулся ко мне. Я чувствовала, что энергия Ильи покрывает меня, казалось, что даже воздух вокруг нас вибрирует, но страх был внутри меня и через несколько шагов я уже с трудом дышала. Амир посмотрел мне в глаза и приказал:

— Назад.

Мгновение — и мы снова оказались на площадке перед пещерой, где-то в вышине виднелся вертолёт. Я с хрипом дышала, и слёзы лавиной хлынули из глаз. Илья с тревогой смотрел на меня, а Амир встал рядом и хотел взять меня за руку, но я вцепилась в Илью и не дала своей руки. Илья доложил:

— Глеб требует вернуться в вертолёт.

— Нет… я войду, сейчас успокоюсь и войду. Простите меня. Всё, уже хорошо, я войду.

Амир отошёл на несколько шагов, сказал фразу на ассасинском и долго молчал, видимо, слушал, что ему говорил Глеб. А я вдруг успокоилась, несколько раз глубоко вздохнула и потребовала:

— Илья, Амир, идём, я готова.

— Глеб против.

— Я знаю, но мы всё равно туда пойдём.

Неожиданно Амир улыбнулся, подошёл к нам и кивнул, а Илья предложил:

— Катя, в прошлый раз ты пришла в себя уже в пещере, может и сейчас так же повторить — сразу оказаться там?

— С фонарём?

— Да.

— Хорошо, я закрою глаза.

И сразу зажмурилась крепко-крепко, даже лицо руками закрыла. Я странно чувствовала движение Ильи — не так, как обычно двигается Глеб — и не сразу поняла, что это он меня своей энергией так прикрывает. Но при этом не было ощущения кокона, я как-то чувствовала наружное пространство, была связана с ним невидимыми нитями. Пещера, она тоже меня почувствовала, она меня звала.

Илья остановился за миг до моего крика. Я билась в его руках и кричала, что темнота меня зовёт, она внутри меня и уже поглотила всю. Он удерживал меня, прижимал к себе, но я успокоилась только от рук Амира, он неожиданно сильно схватил меня за голову и громко сказал:

— Катя, смотри на свет, открой глаза, смотри!

И я замерла, несколько раз всхлипнула и приоткрыла глаза. Яркий свет ослепил, и я снова зажмурилась, потрясла головой и прошептала:

— Свет…

Прошло несколько минут, прежде чем я смогла открыть глаза. Амир убрал свои руки с моей головы, мягко положил их мне на плечи и едва слышно прошептал:

— Катя, посмотри… нет темноты.

Когда я немного успокоилась, Амир направил свет фонаря на стены пещеры, и оказалось, что она на самом деле не такая уж и большая. Совершенно гладкие стены, нигде ни одной щербинки, и такой же потолок, ровным полукругом образующий купол. Непонятный камень, абсолютно чёрный, лишь в местах соприкосновения со светом фонаря слегка проявлялся отблеск. Амир провёл лучом фонаря по всему пространству пещеры несколько раз, и только потом показал то место, где я лежала.

Она действительно живая, эта темнота. Естественная каменная ванна была наполнена некоей субстанцией, такой тёмной, что казалось, она образовала собой дыру в пространстве. Свет фонаря уткнулся в неё и пропал, не отразил ничего, будто его разрезали ножом. А я замерла, как только увидела эту темноту, во мне всё окаменело, превратилось в абсолютное ничто. Илья что-то почувствовал:

— Катя, что случилось?

Я посмотрела на него, и, едва разомкнув губы, прошептала:

— Не отдавай меня ей.

Амир сразу встал между нами и темнотой, но я продолжала чувствовать притяжение и даже протянула руки в сторону ванны. Амир произнёс несколько слов на своём языке, но и это не помогло, я продолжала тянуться в сторону темноты и даже перестала чувствовать руки Ильи, ничто полностью меня заполнило. Мысли лихорадочно проносились в голове: думаю, значит, не всё потеряно. Это не темнота, это мой страх перед ней, это я сама стремлюсь к ней. Она меня позвала, и то, что во мне от неё осталось, стремится на этот зов. Как избавиться от этой энергии, как показать темноте, что я не нуждаюсь в её силе, что я сама сильна и могу её силу вернуть обратно. Я представляла богов своего мира, Хранителей, Глеба в виде монстра, ничего во мне на эти образы не отозвалось, значит, этого на самом деле я уже не боюсь. Тогда почему я их боялась наверху, в своём мире, а здесь уже никаких эмоций? Потому, что это темнота так меня звала, сопротивлялась энергии Глеба. А Илья? Я посмотрела на него и увидела, что Илья борется, глаза напряжены, и губы плотно сжаты. Прозвучал голос Амира:

— Катя, нужно уходить, долго ты так не выдержишь.

— Нет.

Помотав головой, пытаясь вернуть голос, я повторила уже не шипящим звуком, а чётким голосом:

— Нет. Я должна понять, что ей от меня нужно, пойму и перестану бояться.

Несколько минут мы так и простояли в тяжелой тишине: я думала, Илья боролся, а Амир пытался закрыть меня от воздействия темноты. Наконец, он спросил:

— Ты человек, зачем ты нужна нашей энергии?

Значит, он тоже ощутил, что она живая, думающая. Как интересно, я сама назвала её живой, но не поняла, что она думающая, в этом всё и скрыто. Думает, действует, выбирает. Почему выбрала меня? При этом так выбрала, что заставила вернуться к себе. Определила все самые действенные страхи, а почему страхи? Почему именно страхи? Потому, что они меня губят. Я посмотрела на Амира и выдала свою мысль:

— Она не разрушала меня, она боролась с моими страхами. На физическом уровне.

Илья хмыкнул, длинно вздохнул и согласился:

— Твой организм едва вынес эту борьбу, но что-то в этом есть.

— Илья, опусти меня в… туда.

Амир был категорически против:

— Нет. Катя, мы не знаем, что может произойти, как ты…

— Опускай. Илья!

Илья посмотрел на меня мрачным взглядом, ну совсем как командор, потом на Амира и кивнул:

— Хорошо, ты права, жена командора.

Он медленно опускал меня в темноту, а я цеплялась за него руками и плотно закрыла глаза, неожиданно для себя крикнула:

— С головой!

Илья резким мгновенным движением опустил всю меня в эту вязкую темноту, сразу достал, прижал к себе и отошёл от ванны. А я хватала воздух широко разинутым ртом и пыталась открыть глаза. Амир прижал свои руки к моей спине и прошипел:

— Сумасшедшая.

Приоткрыв один глаз, я сказала то, от чего Глеб приходит в состояние командора:

— Всё хорошо, у меня всё получится, сделаю, и не буду бояться.

Немного подышав, я изрекла:

— Ещё раз и… дольше.

— Катя, ты можешь задохнуться.

— Ты меня спасёшь.

Амир ничего не сказал, лишь смотрел яркими жёлтыми глазами. Я глубоко вздохнула и приказала:

— Илья.

Он подошёл к ванне и опустил меня с головой в вязкую темноту, и я не стала закрывать глаз. Как только темнота сомкнулась надо мной, перед глазами замелькали картинки моей прошлой жизни, я даже не сразу поняла, что это мои воспоминания. Илья вытащил меня в тот момент, когда я осознала эту мысль. Ещё даже не успев отдышаться, я попыталась объяснить свое видение:

— Она… меня… мои… воспоминания… темнота… смотрит …. Илья опусти меня обратно.

— Дыши, глубоко дыши.

Покорно кивнув, я несколько раз вдохнула и спросила Амира:

— А ты видишь что-нибудь, когда там бываешь?

— В пещере?

— Нет, в ванне.

— Я никогда в ней не был. Только Мари. И ты.

Илья так посмотрел на него, что я сразу зашевелилась в его руках и затребовала:

— Опускай, я попробую в ней дышать.

— Катя!

— Илья, она хочет меня узнать, она мои воспоминания смотрит, понимаешь, я там картинки вижу из своего прошлого. Всё хорошо, если начну задыхаться дерну тебя за руку. Опускай.

Илья понял, что со мной бороться бесполезно и подчинился, но по глазам было видно, что он сам будет определять степень опасности для меня.

Картинки появились сразу, как только я оказалась в полной темноте. Но удивительно — она не была вязкой, тяжёлой, как раньше, а какай-то прозрачной полной темнотой, в которой я смогла дышать. Осторожно вздохнув в первый раз, я осознала, что дышу легко и свободно, как снаружи, никакого напряжения. Картинки моего прошлого мелькали так, как это было в аппарате Андрея, когда восстанавливали мою память и физические возможности. Всё было спокойно до картинок в санатории и появления Глеба, темнота сразу стала вязкой, и я чуть не задохнулась, импульсивно дернула Илью за руку, он мгновенно достал меня.

Очередной раз пытаясь отдышаться, я прошептала:

— Она… на Глеба среагировала… я дышала свободно …. А как Глеб появился что-то изменилось.

— Почему Глеб?

— Воспоминания санатория. Илья опусти меня на ноги, я похожу, подумаю.

Он сразу опустил меня, но руки положил на плечи, энергию проверять и удивлённо сказал:

— Ты ничего не теряешь, полна энергии и силы.

Переглянулся с Амиром и как-то медленно предположил:

— Может твои эмоции тогда…

— Не знаю, может быть.

Я подошла к стене и коснулась её рукой, холодный камень. Чтобы хоть немного успокоиться я прислонилась к нему лбом, и сразу замелькали картинки воспоминаний: Неаполь, наш разговор с Глебом, Самуил… и вдруг отлетела от стены. Это Амир не выдержал и схватил меня на руки.

— Катя, что с тобой?

— Не надо в… кастрюлю, стена тоже…

Ну, конечно, энергия везде, вся пещера заполнена этой энергией, я даже на пол посмотрела, может, я уже и через ноги могу картинки передавать этой невероятной энергии? Амир прижимал к себе и тревожно смотрел на меня.

— Катя, нужно возвращаться, уходить отсюда.

— Подожди. Я сейчас подумаю немного, совсем немного, только пойму, почему она так на Глеба реагирует? Именно на него?

Илья подошёл к стене и коснулся лбом чёрного камня, постоял несколько секунд, но разочарованно покачал головой — ничего. Темнота не стала с ним общаться. Он вопросительно посмотрел на меня:

— Может мне тоже в ванне полежать?

— Нет, видимо только я. А почему?

— Ты человек.

— Ну и что? Амир, а Мари ничего такого не говорила?

— Она почти всегда была без сознания.

— Но ведь я в прошлый раз лежала в этой темноте, ничего подобного не было, просто лежала.

Илья поднял на меня глаза и тихо сказал:

— Страх. Ты тогда волновалась за Глеба.

— Поэтому сейчас такая реакция именно на него?

— Возможно. Поэтому и Хранители.

— Но я же волновалась за Глеба именно из-за Хранителей!

— А энергии всё равно, оба чувства тебя разрушали.

— Так надо ей всё объяснить!

Амир издал такой звук, а Илья так на меня посмотрел, что я уткнулась ему в грудь и закрыла лицо руками. Ну, конечно, как чистой энергии, даже думающей, объяснить разницу в страхах. Хотя, если она думающая, можно попытаться. Я решительно посмотрела на Амира:

— Амир, ты можешь, как Олег, картинки показывать?

— Нет.

— Тогда… тогда… Илья, ты же был в этом бою с Хранителями?

Илья промолчал, но взгляд потемнел, и в этом взгляде совершенно чётко проявился приказ командора рассказывать мне о весёлой прогулке по берегу моря, подумаешь, Хранитель чуть не утонул. Я сама себе кивнула головой, и сама себе сказала:

— Был. Так вот, я хочу показать разницу в своём отношении к этим двум страхам.

— Катя, а как ты это собираешься сделать?

Амир решил отвлечь меня от мыслей о бое с Хранителями, тоже подумал о приказе командора. Они оба сразу поняли, что при любом способе моего разговора с тёмной энергией — а то, что я собираюсь показать ей разборки с Хранителями, было ясно — я могу увидеть сам бой. Я посмотрела на Илью, подняла голову и взглянула в жёлтые глаза Амира:

— Дело не только во мне, надо всё ей объяснить, чтобы она знала от кого защищать твой народ.

— Но мы… Серж и Мари не реагировали на энергию Хранителей.

— Пока они им не были нужны. А ты уверен, что Хранители не захотят взять Мари как артефакт? Как меня?

Илья мрачно согласился со мной:

— Катя права, Хранители раньше никогда не вмешивались в нашу жизнь, а история с энергией Кати показала, что мы их теперь интересуем. Все.

Амир превратился в статую. Действительно, Мари очень активно участвовала во всех разборках с Хранителями, не позволила им убить Илью, вообще никого убить. Пока она не интересовала Хранителей, но кто знает, вдруг они решат забрать её к себе, раз меня не смогли, а способ придумают. Или Сережу, или ещё кого-нибудь, кто найдётся в будущем. Наконец, справился с собой и спросил у меня:

— Как ты собираешься показать им бой?

Он говорил открыто, никаких экивоков, видимо осознал всю значимость моей попытки говорить с тёмной энергией. А может — светлой? Мы её так видим в пещере, в которую никогда не попадал ни один лучик солнца. Но она всегда защищала народ Амира, давала ему силы, и сейчас пытается освободить меня от моих страхов, и, возможно, этим спасти его народ. Действительно, ничего не бывает случайным в этом мире, ни одна встреча: я должна была попасть в эту пещеру не только для того, чтобы самой освободиться от страхов, но и чтобы обеспечить безопасность народа Амира в будущем. Как я подумала, однако, теперь осталось придумать, как это сделать. Я вздохнула и решила признаться:

— Она чувствует только меня, значит, надо как-то вам через меня послать ей картинки боя с Хранителями.

Только как это сделать? И я беспомощно посмотрела на Илью, а он неожиданно улыбнулся и заявил:

— Твоя энергия. Ты вспомни что-нибудь очень важное для тебя, эмоциональное, а я буду держать тебя за руку, почувствую всплеск твоей энергии и попытаюсь послать через тебя свою. Она поймёт.

Он так уверенно это сказал, что я только кивнула и попросила Амира отпустить меня. Почему-то я была уверена, что как только коснусь пола ногами, то сразу пойдут картинки, но нет, с моими ногами темнота разговаривать не стала, потребовала головы. Вот и наступило время, когда всё зависит от головы, а то ноги были умнее, иногда руки, а теперь вот голова. Я постояла, подумала, вздохнула и подошла к стене, дрожащими пальцами коснулась гладкой чёрной поверхности, взмолилась про себя: услышь меня чистая энергия, почувствуй мою любовь.

Картинки проносились в голове с такой скоростью, что я даже не выделяла фигуры и цвета: сплошной поток ярких полос и пятен, изредка вспыхивали какие-то отблески ощущений, но и их я не успевала осознать. Время исчезло, я сама исчезла, перестала ощущать тело, превратилась в сплошной поток энергии.

Как всё болит, каждая клеточка стонет от невыносимой боли, полыхает огнём и болью. Никакой возможности уйти от этой боли, уходить некуда, только боль, ничего кроме боли. Но любовь — это боль, значит, я люблю эту боль. Я это знаю, это уже было, любовь и боль. Пройдя через боль, созидаешь любовь. Так правильно, они не едины, счастье любви побеждает боль. Как только эта мысль пробилась сквозь пелену огня и боли, они стали утихать, боль уходила, а огонь остывал. Осталась только прозрачная темнота.

Солнечный лучик играл со мной, теребил меня как котёнок, ласкался, прижимался тёплым бочком, трогал мягкой лапкой. Он пробивался сквозь веки, сверкал искорками, цветными кругами, требовал внимания к себе. Я глубоко вздохнула и посмотрела на него. Яркое солнце сразу ослепило, и мне пришлось снова закрыть глаза, спрятаться от него, слишком резко оно меня приветствовало. Тихий голос сказал:

— Катерина.

Даже сквозь веки я ощутила, что свет потускнел, потерял свою пронзительность, и открыла глаза. Амир. Он сидел рядом со мной и смотрел странным взглядом, полным вселенской тоски. На всякий случай я сощурила глаза и спросила:

— А Глеб? Что случилось? Где я?

— Катенька, девочка моя, всё хорошо, Глеб скоро вернётся, он в пещере.

— В пещере? Зачем?

— Они все там были… и Олег, и Виктор, Андрюша с Леей, скоро Глеб вернётся.

Самуил светился, глаза сверкали радостью — девочка жива, разговаривает, может и не такая синяя, раз он так радуется. Самуил трогал мой лоб, щупал пульс, гладил по щеке, и, хотя смущался такого проявления своей радости, был совершенно счастлив. Но почему Амир так смотрит на меня? Я подняла на него глаза, и он улыбнулся, тихо спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, ничего уже не болит. А что случилось?

Он смотрел на меня и так тяжело молчал, что Самуил не выдержал и быстро заговорил:

— Катенька, ты во дворце Амира, он ближе всего от пещеры, поэтому тебя сюда и привезли, а мы вас здесь уже ждали все…

— Вы нас ждали?

— Глеб всё обсудил с Амиром, ты же понимаешь, он такой, а ты такая, Катенька, ты же всегда, вот зачем ты так, опять привезли совсем… ты уже три дня без сознания.

— Три дня? Амир, что случилось в пещере?

Амир так и смотрел на меня тоскливым тяжёлым взглядом. Самуил вздохнул несколько раз и уже собрался дальше на меня возмущаться, как Амир неожиданно сказал:

— Жена командора, ты потеряла сознание в пещере.

— Да, Катенька, тебя совсем без сознания Глеб привёз, синяя такая была, ужас, кричала так сильно потом.

Самуил погладил меня по руке, вздохнул и продолжил:

— Ты всё говорила, что любовь — это боль, и ты эту боль любишь, потом вдруг замолчала, так замолчала, я уже не знал, что делать, а Глеб тебя на руках носил, ходил по дворцу, и всё тебя на руках, никого не допускал. А ты вдруг стала его энергию принимать! Представляешь, сама вдруг, я всё за ним ходил, уговаривал, может что-нибудь попробовать, ну, из лекарств может, а он вдруг остановился и шепчет, что ты энергию у него берёшь. А теперь всё хорошо, ты здорова, ты уже сутки просто спишь, сладко так спала, я так и любовался тобой, такая красавица!

И я всё вспомнила, весь свой бред в прозрачной темноте.

— Пройдя через боль, созидаешь любовь.

— Как ты сказала? Через боль созидаешь любовь… как интересно, это ты хорошо сказала.

— Я так подумала.

Он вдруг замер и робко на меня посмотрел, тихо спросил:

— Катенька, это ты опять всё вспомнила в пещере? Всем телом вспомнила, поэтому опять, как тогда?

— Темнота все воспоминания из меня достала, значит и это тоже.

Я прислушивалась к себе, осталось ли у меня воспоминание о боли, но никакого следа не было, хорошо отдохнувший организм лишь требовал вкусной еды. Улыбнувшись, я спросила Амира:

— А у тебя во дворце есть бассейн?

— Для тебя залили одно помещение.

— Катенька, Амир для тебя такой зал залил морской водой, будешь плавать среди скульптур и зеркал.

— Зал? Ты залил морской водой зал?

— Я хотел порадовать тебя.

И такой странный взгляд, казалось, что-то гложет его изнутри, и он уже не может сдерживать свою боль. Я решила больше не спрашивать, что случилось в пещере, но он рассказал сам. Амир резко встал и отошёл от моей постели, я подняла глаза и увидела комнату, в которой лежала, вот это красота! Все стены и пол в коврах, ярких, совершенно необычных расцветок, растительный орнамент ковра на одной стене переходил плавной линией на другую. А окна! Сплошной цветной витраж, лишь изредка встречался кусочек простого стекла, вот в один из них и проник лучик, который меня разбудил. И никакой мебели, кроме постели на которой я лежала и нескольких пуфиков вокруг неё. На потолке тоже весёлый растительный орнамент на ярком голубом фоне.

Амир терпеливо ждал, пока я осматривала комнату, стоял у стены и наблюдал за мной пронзительными глазами. Когда я посмотрела на него, он сразу подошёл к моей постели и сказал:

— Жена командора передала тёмной энергии свои и наши воспоминания.

— И ваши? Значит, всё получилось?

— Получилось.

— А зачем Глеб сейчас там?

Но Амир молчал, и Самуил опять заволновался, повздыхал, но так ничего и не сказал, погладил меня по руке и вышел. Я повторила свой вопрос:

— Зачем Глеб в этой пещере?

— Он спас тебя в пещере.

— Глеб? Но ведь он не мог в ней находиться, энергия не пускала его туда?

— Он шёл спасти тебя и преодолел тёмную энергию.

— Спасти? А как он узнал?

— Он чувствовал тебя.

И опять отошёл к стене, крепко сжал кулаки, опустил голову и постоял так несколько секунд, потом посмотрел на меня и спросил:

— Кто ты?

Удивлённо вскинув брови, я не знала, как ему ответить, не совсем поняла, что он имел в виду своим вопросом. Амир мгновенно оказался рядом со мной и опять спросил:

— Кто ты, Катерина, жена командора Глеба?

— Человек.

Подумала немного, не опуская глаз с жёсткого лица Амира, и добавила:

— Человеческая женщина.

Но Амира такой ответ не устроил, он наклонился ко мне и сказал свистящим шёпотом:

— Люди так не могут.

— Не могут — что?

— Как ты.

— А что я опять натворила?

Я задала вопрос весёлым голоском и мило ему улыбнулась. Амир мгновенно оказался у стены, даже прислонился к ней, вжался всей спиной. Уже другим тоном я задала более насущный для себя вопрос:

— Ты не ответил, зачем Глеб пошёл в пещеру?

— Говорить с энергией. Она его приняла.

— Амир, расскажи всё.

Он долго смотрел на меня, чуть опустив голову, казалось, что мысли слишком быстро проносятся в его голове, и он не может их выстроить в одну генеральную линию. Вот это я подумала о мудром шейхе! Я чуть не хихикнула, крепко сжала губы и попыталась изобразить серьёзный взгляд. Получилось плохо, потому что он опять оказался рядом со мной и жёстким тоном спросил:

— О чём ты подумала?

— О тебе.

— Скажи.

— Нет. Пока ты мне не расскажешь о том, что произошло в пещере.

Пожалуй, с ним так говорю только я. Хотя Мари тоже уже ему может сказать совсем не как девочка из гарема. Амир неожиданно усмехнулся, опустил голову и глухим голосом сказал:

— Ты настоящая жена командора.

— Да, я жена командора. Говори.

И тон мой был таков, что Амир вскинул на меня совершенно чёрные глаза и неожиданно опустился на колено перед моей постелью. Мы долго смотрели друг на друга, человеческая женщина и шейх, сверхчеловек и вождь. Наконец, он заговорил:

— Илья прикоснулся к тебе первым, когда ты прошептала имя Глеба. Через минуту он потерял сознание, а ты так и стояла, упираясь руками в стену. А потом я коснулся твоих рук на стене.

Он вскочил, но быстро справился с собой и смог мне улыбнуться, глаза вернули свой жёлтый цвет и слегка сверкнули. Через какое-то время он продолжил:

— Меня в сознание привёл Глеб. Уже наверху.

Я вся сникла, опять Глебу пришлось меня спасать, заодно Амира и Илью.

— А Илья?

— Он пришёл в себя уже здесь.

Лихорадочно вздохнув, я не выдержала и закрыла лицо руками. Тело всё вспомнило, всё, что со мной происходило, поэтому была такая боль. Мягкие пальцы отвели руки от лица. Амир посмотрел на меня и спросил:

— Как ты смогла это выдержать? Я всё видел, то, что ты показывала темноте.

Я лишь пожала плечами, выдержала как-то. И сразу возник вопрос: значит и я видела, то, что показывал темноте Амир? Он понял мои мысли и жёстко усмехнулся, прикрыл глаза, подумал и ответил на мой невысказанный вопрос:

— Ты вряд ли сможешь вспомнить образы, которые прошли через тебя. То, что передавала ты, я посмотрел позже, прокрутил в замедленном темпе. Ты знаешь, что мы помним всё.

И он будет, так же как Глеб, смотреть мои подвиги. Я опять пожала плечами: его дело, хочет смотреть, пусть смотрит, запретить этого я ему не могу. Амир мягко коснулся моей руки, и спросил:

— Что ты подумала обо мне?

— Ты растерян. Я подумала, что ты впервые за многие столетия чувствуешь себя неуверенным. И что-то тебя гложет изнутри, какая-то мысль.

Амир не удивился, посмотрел на меня взглядом полным тоски и повторил мои слова:

— Пройдя через боль, созидаешь любовь.

Медленно взял меня за руку, погладил её пальцами, долго смотрел на неё и сказал:

— Тёмная энергия подчинилась Глебу. Его любви.

— А зачем он сейчас там?

— Он почувствовал её зов, как ты.

— Страхами?!

Он усмехнулся и покачал головой, командор и страхи, нет, такого не может быть.

— Глеб почувствовал её зов энергией. Тебе уже было лучше, и он решил посетить пещеру, пока ты спишь.

— А остальные, почему они там были?

— Когда Глеб вынес тебя наверх, там уже ждали Олег и Виктор. Потом Глеб возвращался за нами. Мы улетели, а Олег решил остаться поговорить с тёмной энергией. И у него получилось.

Значит, тёмная энергия всё поняла по моим воспоминаниям, и я облегчённо вздохнула. И по мыслям Амира и Ильи, она всё увидела, почувствовала мою любовь. И любовь Олега и Виктора, Андрея и Леи. И Глеба. Но почему его до сих пор нет?

— Амир, а Глеб…

— Он уже летит сюда.

В комнату стремительно вошёл Виктор и радостно заявил:

— Катя, здравствуй, ну вот, уже опять красавица, а то всё в темноту да темноту, синева тебе не к лицу, солнышко, я же говорил, солнышко тебе нужно. Амир, а ты бассейн подготовил? А то наша Катенька без воды сердитая становится, даже торты не помогают. Кстати, там тебе Вердо какое-то… я, конечно, не знаю, не ем человеческой еды, но там такое стоит, такое, говорит, что для тебя. Очень вкусное и полезное для твоего организма. Самуил уже кругами ходит, но я ему категорически запретил прикасаться. А ты ещё и купаться будешь, он может не выдержать, откусит самую красоту.

Поцеловал мне руку и посмотрел на Амира так, будто и не тот хозяин дома, а так в гостях, да и ведёт себя неприлично. Пожалуй, Виктор сердит на него, что Амир в пещеру меня привёл, а то, что это была моя очередная сумасшедшая идея, он в расчёт не берёт. Я не могу быть ни в чём виновата — в этом он абсолютно уверен. А к Амиру у него большой счёт, поэтому и этот грех будет приписан ему.

Я сразу затребовала купальник и бассейн в виде зала, а потом есть много и вкусно кулинарные произведения Вердо. Амир кивнул Виктору и исчез. Виктор опустился на колено рядом и приложил щёку к моей руке, грозно спросил:

— Катя, вот ты можешь хоть иногда вперёд мужчин пропустить? Пусть бы Амир сам со своей темнотой разговаривал.

— Так она с ним не говорила, она же темнота, энергия, женский род, только с женщиной и может разговаривать. И вообще, у них, у народа Амира, женщина никогда не имела никакого значения. Представляешь, как она может с ним говорить, если у него гарем был?

— Гарем? Ужас, никакого уважения к женщине. Лея!

Лея появилась и радостно улыбнулась мне:

— Катя, ты уже хорошо выглядишь, энергия в норме.

Виктор поднялся и приказал:

— Глеб уже летит, на купание…

— Сколько захочу! Там целый зал! Лея плывём!

19

Купальник в восточном стиле: красный брючный костюм с широким халатом, который закрывал меня всю — от горла до щиколоток. Я покрасовалась перед зеркалом под умильным взглядом Виктора, который явился лицезреть моё купание. Хотя, я думаю, что был однозначный приказ командора контролировать, контролировать и контролировать. Тем более во дворце Амира. Виктор молчать не мог от радости, что я жива и совершенно здорова сразу, без длительной борьбы за мою жизнь:

— Катя, ты как восточная принцесса, нет — шахиня! Надо у Амира спросить, как у них королевы называются. Хотя, раз у них был гарем, то и королев не было. Ты будешь первой. Ой, что сказал…

Мы с Леей засмеялись над ним, а он сделал такое лицо, что стало понятно, запись ведётся, и Глеб это увидит. Я решила его спасти:

— Виктор, я жена командора, а у Амира будет своя королева, которая первая.

Лея время от времени касалась меня рукой, всё проверяла энергию. Моё состояние ей нравилось, она даже несколько раз удивлённо посматривала на меня. Я решила уточнить, что же так её удивляет, и она сразу ответила:

— Твоя энергия опять изменилась, тёмная энергия дала тебе силу.

— А она, эта сила… снова не будет…

— Нет. Она как-то меняется, соединяется с твоей, как энергия Глеба.

— Расскажи, как ты была в пещере.

— Катя, иди уже мокни, а то Глеб прилетит, а ты вся в воде. Лея веди.

Виктор решил ускорить процесс, понимая, что я так и буду всех расспрашивать, что и как было без меня. Он открыл двери, и мы прошли две удивительные комнаты, такие же, как и та, в которой я пришла в себя — в коврах и с витражами на окнах. Ни одного изображения человека, даже стилизованного, только сложный растительный орнамент, очень красивый и многоцветный.

Этот бассейн Виктор не видел, судя по выражению лица, видимо сам только появился во дворце Амира. Лея открыла перед нами высокую резную дверь, и волна встретила меня яркой голубизной прямо у порога. Действительно зал, Амир залил морской водой зал и убрал потолок, чтобы можно было войти с верхнего этажа. Сквозь прозрачную воду виднелись ковры на стенах, какие-то статуи, пуфики и диваны, даже можно полежать в воде. Лея с улыбкой надела на меня аппарат с шариком, который акваланг, в нём я могу спокойно рассматривать подводные красоты зала. Виктор упёрся об косяк двери плечом и мрачно попросил:

— Катя, ты хоть помни о вкусностях Вердо, а то Самуил не выдержит и откусит кусок. Или всё съест.

Я посмотрела на него честными глазами и кивнула. Но я зря радовалась, Лея взяла меня за руку и прыгнула в воду вместе со мной. Контроль, контроль и ещё раз контроль.

Лея так и держала меня за руку всё время, пока я плавала. Она могла мягко, но настойчиво отвести меня от понравившейся скульптуры какого-нибудь олимпийца с диском в руке, или ковра на стене, украшенного мельчайшим узором невероятных цветов. А окна! Как это получается, что вода никуда не утекает, и в окно видно пространство за домом, какие-то скалы вдали и сад с фруктовыми деревьями, даже шатёр с яркой крышей цвета индиго. Хранители. Это не шатёр, это то самое сооружение, в которое мы с Глебом заходили, и где они меня хотели поставить на колени. Лея настороженно посмотрела на меня, вдруг утону от неожиданности, испугаюсь и запаникую. Но я прислушалась к себе и поняла: никаких чувств, совершенно никакой эмоции не вызвала у меня мысль о Хранителях и том дне, просто картинка воспоминания. Я радостно помахала Лее рукой, всё хорошо, не волнуйся, я их не боюсь ни капельки, и она облегченно кивнула, чуть пожала руку, всё-таки волновалась за меня.

Она с трудом достала меня из воды, только мысль, что я-то с шариком, а она без него, заставила меня выплыть под возмущённое ворчание Виктора:

— Катя, если Самуил всё съел, то виновата сама. Я с тобой плавать не буду, вдруг утопишь. Хорошо, что Нелли из бархана, они не плавают.

— А ты спроси у неё, вдруг…

— Катя, даже не думай!

И так возмущённо на меня посмотрел, что я хихикнула, вот и выяснился ещё один повод для шантажа. А что, Глеб же теперь плавает со мной, Виктору тоже придётся научиться. А Лея только улыбнулась и напомнила:

— Катя, тебе нужно поесть.

— Да! Много и вкусно.

Когда Лея мне подала платье, я поняла, что Глеб на этот раз не успел привезти мой гардероб. Это был наряд восточной принцессы, почти как свадебный костюм Нелли. Алое в пол платье, покрытое золотым шитьём по всей поверхности, и накидка из тончайшей ткани, так же вся расшитая золотой нитью. Я с ужасом посмотрела на Лею:

— Может мне свою рубаху надеть?

— Она сгорела.

— Как это сгорела?

— Когда Глеб тебя привёз, на тебе были только обгорелые кусочки ткани.

— А я? На мне же нет ожогов, или уже залечили?

— Твоя кожа не была поражена, только одежда. Это от потока энергии, одежда не выдержала, сгорела, и, хотя энергия проходила через тебя, ты не пострадала.

Внимательно посмотрела на меня и призналась:

— Но я не понимаю, почему так произошло.

А я пожала плечами и решила об этом не думать, главное, что кожа у меня нормальная, не хотелось бы иметь шрамы от ожогов. В дверь постучали и крайне возмущённый голос Виктора потребовал:

— Глеб уже подлетает, а ты всё ещё голодная! Немедленно есть!

Самуил даже рот открыл от удивления, когда я вошла в то, что называется столовая. А Амир встал и очень величественно изобразил поклон головой — шейх пришёл в себя. Видимо, приближение Глеба выровняло мысли в генеральную линию.

Я осмотрелась и поняла, что Амир строил этот дворец как одинокий мужчина: у него не было мечты, это не дом, это место, где можно просто остановиться, провести встречу за большим круглым столом из непонятного чёрного дерева, посидеть на диванах. Но не жить. Жизни в этом доме нет. Многочисленные ковры — это не жизнь, и статуи в зале-бассейне тоже лишь часть музея, который называется «дворец Амира». Ясно, что Мари сюда привозить нельзя, это не место для девочки, другое дело вилла на берегу моря. Усаживаясь за стол, я спросила Амира:

— Как Мари? Ей нравится в новом доме?

— Она его выбрала сама.

Виктор сидел на диване и курил свою гигантскую сигару, он лишь повёл глазами в сторону Амира, но ничего не сказал. В это момент открылась дверь, и вошёл совершенно счастливый Вердо, толкая перед собой столик на колёсиках. Столик, ну да, стол, заставленный всякими блюдами и кастрюльками, а в центре каким-то образом удерживался постамент с чем-то, и это что-то явно было изготовлено из желе, так как колыхалось и сверкало отблесками разных оттенков. Не обращая внимания на грозный взгляд Виктора, Вердо подошёл ко мне, поцеловал руку и сказал, слегка коверкая слова:

— Приветствую тебя Катерина, я счастлив, что ты здорова.

— Здравствуй, Вердо. Я очень люблю еду, которую ты готовишь, всё очень вкусно. И полезно.

Вердо радостно заулыбался, но его словарный запас закончился, и он начал ставить передо мной блюда с едой. Я замахала руками:

— Вердо, это нам вместе с Самуилом не съесть никогда, слишком много!

— Кушай.

Он опять улыбнулся, рад, что может уже сам со мной разговаривать, без такого переводчика, как Виктор.

До произведения искусства из желе очередь дошла тогда, когда в нас с Самуилом уже ничего не могло поместиться, хотя я и посматривала на него, уговаривала себя оставить место для этой красоты и вкусности. Но еда Вердо — это что-то совершенно волшебное, как чай Олега, с непередаваемым вкусом, даже оттенками вкуса, которые неповторимы и у других поваров просто не могут быть. Мы с Самуилом переглянулись, тяжело вздохнули и взяли самые маленькие ложечки, невозможно добровольно отказаться и хотя бы не попробовать это сооружение. Я посмотрела на Виктора и увидела ехидную улыбку, он же предупреждал — меньше бы купалась, влезло бы больше. Я только показала ему язык, скорчила рожицу и попробовала то, что колыхалось на ложечке. Как Вердо так может? Из чего он эту еду изготавливает, если сам уже непонятно кто. Самуил однажды сказал, что Вердо тоже уже не совсем человек, столько разного на себе попробовал, а так готовит обычную еду. Сказала тоже — обычную, да ни в одном ресторане мира так никто не сможет приготовить. А сам герой стоял у стола и только умильно улыбался, почти как Самуил: кушает девочка и хорошо, всё хорошо. И кто скажет теперь, что именно он когда-то организовал нападение на дом Глеба, чтобы похитить меня. Я задумалась, даже забыла достать ложку изо рта, вот что делает любовь с теми, кто готов её понять и принять. Когда-то Олег спас его, как когда-то спас самого Олега Глеб, поверил, правда под жёстким контролем, что не ударит Вердо ножом в спину и Вердо оценил этот поступок, благодарен за спасение и уже друг. Хотя, я посмотрела на Виктора и поняла, уж ему-то Вердо совсем не друг, он всё помнит и бдит.

Амир молчал, сидел на диване у стены и внимательно наблюдал за мной напряжённым тёмным взглядом, слушал наше с Самуилом восхищение едой Вердо, иногда посматривал на бдительного Виктора, курившего свою гигантскую сигару. Безнадёжно пытаясь себя остановить и не брать больше ни кусочка желейной вкусности, я спросила:

— А где Олег с Андрюшей? С Глебом поехали?

— Андрей с Глебом, а Олег с Хранителями разговаривает.

Я так и замерла с ложкой у рта, посмотрела на Виктора, но ответил Амир:

— Хранители теперь ничего ему сделать не могут, в нём тёмная энергия. Она его от них защищает.

И естественно Виктор не смог промолчать:

— Олег им популярно объясняет: нечего к нам приставать с разными глупостями, хотите браслет, так забирайте, он нам и не сильно нужен. Значок жены командора тоже можем вернуть, Катя у нас личность известная, без вашего камешка все знают.

— Олег там один?

— Так я ему предлагал пойти вместе, а он говорит: чего уж, я сам, ты лучше жену командора останови в очередном подвиге, это задача посложнее будет. Только тебе и доверяю, пока Глеба нет рядом.

Ну, вот опять! Аналитик есть аналитик, что-то понимает в состоянии Амира такое, чего не вижу я, и дело не в обычном недоверии, как с Вердо. Здесь что-то другое, судя по жёсткому пронзительному взгляду. И я осознала, вернее очередной раз подивилась своей наивности — Амир питается не из пакетиков, единственный в моём ближайшем окружении на данный момент. Поэтому Виктор так стремительно появился, когда Самуил так же наивно оставил меня одну с Амиром, хотя, что он мог сделать? Я посмотрела на Амира, и он ответил такой тоской и болью во взгляде, что я не выдержала и опустила глаза. Вот почему он так отходил к стене, подойдёт ко мне и снова как прилипнет к ней, даже кулаки сжимал, неужели ему так сложно держаться при мне? А как тогда в пещере? Ведь Илья бы с ним не справился, но Глеб ему меня доверил, значит, рассчитывал, что Амир сможет себя держать. Почему же сейчас Виктор так волнуется, и почему в глазах Амира такая боль и тоска? Я спросила раньше, чем полностью осознала мысль:

— Амир, тебе сложно держаться при мне?

Он вздрогнул всем телом, Виктор сразу оказался передо мной, а рядом с ним встал Вердо. Самуил удивлённо посмотрел на меня и спросил:

— Катя, ты Амиру не доверяешь?

— Доверяю. Но почему-то Виктор не доверяет, и я это вижу.

— Катенька, а я вообще такой, никому не доверяю. Правда, некоторым больше не доверяю.

Поднявшись из-за стола, я обошла Виктора и взяла его за руку:

— Объясни мне, почему ты Амиру не доверяешь? Он меня спас в пещере.

— Катенька, понимаешь…

— Виктор прав. Мне нельзя доверять.

Амир встал с дивана и посмотрел на меня, тоски в глазах уже не было, появилась жёсткая усмешка, такая, что всё лицо изменилось. Передо мной стоял жестокий шейх, у которого гаремы, войска и битье палками инакомыслящих. Интересное сравнение вызвала у меня усмешка Амира. Я думала, что он сразу исчезнет, но Амир решил, что шейх не может просто так уступить женщине, признаваясь в недоверии себе. Раз он согласился с Виктором, что ему нельзя доверять, значит, действительно сам себе не доверяет. Амир медленно подошёл к нам, но я удержала Виктора за руку, не позволила встать передо мной, и он подчинился мне, догадался, что я не боюсь Амира и не хочу демонстрировать ему своё недоверие. Тем более находясь в его доме. Амир встал передо мной и спросил:

— Ты меня боишься?

— Нет.

— Нет. Я не чувствую твоего страха, ты никогда меня не боялась. Но Виктор прав, доверять мне нельзя.

— Почему?

Он побледнел, опустил глаза и прошептал:

— Я чувствую твою кровь. С каждым днем всё сильнее. Прости.

И сразу исчез, я даже не сразу поняла, что его уже нет. Беспомощно посмотрев на Виктора, я пролепетала:

— Амир …он же не…

— Катя, Олег тебе говорил, Лею показывал, даже сам на диету садился, а ты… ты наивная дурочка!

— Жена, что ты успела ещё совершить?

В дверях стоял Глеб и ослепительно улыбался. Я кинулась к нему, он сразу подхватил меня на руки, страстно поцеловал и прошептал на ушко:

— Я люблю тебя.

Мы оказались на диване, Глеб прижал меня к себе, обнял всем телом и приказал Виктору:

— Вылетаем домой.

Виктор облегчённо кивнул и исчез, Самуил с Вердо тоже ушли собираться. Я спряталась на груди Глеба и только повторяла про себя, что всё, теперь всё хорошо, он рядом, он со мной, он любит меня.

— Как ты?

— Я люблю тебя. Поехали домой скорее, хочу домой.

Глеб вскочил, и мы почти сразу оказались в самолёте, я заметила лишь смазанное изображение фигуры Амира у трапа, Глеб не стал останавливаться, и я была рада этому.

Я лежала на диване и смотрела в иллюминатор, наблюдала за разговором Глеба с Амиром у трапа самолета. Судя по напряжённым лицам, разговор был тяжёлым для обоих. Неожиданно Амир закрыл лицо руками и покачал головой, резко опустил руки и посмотрел на меня пронзительным взглядом. Я выдержала его взгляд, но думаю, что мои глаза выразили больше, чем я бы хотела показать. Амир отвернулся, кивнул Глебу и исчез. Но Глеб не стал сразу заходить в самолет, стоял и смотрел в небо, чёрная недвижимая фигура, памятник безнадёжности. Но почему он и безнадёжность? Я села и уже собиралась идти к нему, как он оказался рядом со мной и приказал:

— Домой.

Он обнял меня, посидел так, но потом посадил к себе на колени, приложил мою голову к своей груди и поцеловал в макушку. Слёзы, наконец, хлынули у меня из глаз, и я сквозь всхлипы пролепетала:

— Глеб, я его не боюсь… я не ожидала… Виктор прав.

— Прав.

— У него это… из-за наступающей агрессии так, да?

— Он так чувствует только тебя.

— Только меня? Как это?

Глеб прижимал меня к себе, гладил волосы, целовал кудряшки и молчал. Самолёт уже взлетел, облака клубились за окном, иногда прояснялось чистейшее небо, а Глеб молчал. Слёзы высохли, я пыталась заглянуть ему в лицо, но он не позволил, прижал мою голову к себе, и наконец, я бросила всякие попытки получить ответ на свой вопрос. Почему только меня так чувствует Амир? Энергия тёмной пещеры? Но в нём она тоже есть, может именно поэтому? Она заставляет Амира чувствовать мою кровь? Но ведь она теперь есть и у Олега и Виктора, у Леи тоже. И у Глеба. Я попыталась заглянуть Глебу в глаза, и опять он не позволил, что-то в его глазах я не должна видеть, что-то, с чем он не может справиться в себе после разговора с Амиром. И это что-то связано со мной.

Мы так и сидели, Глеб прижимал меня к себе, гладил по волосам, теребил кудряшки, целовал в макушку и молчал. Все вопросы, которые у меня возникли с того момента, как я пришла в себя, испарились и я уже забыла их, всё равно Глеб расскажет мне только то, что посчитает нужным. И вообще, в последнее время проявилась явная тенденция представлять мне всё в виде водевиля: несколько арий, прошедших жесточайшую цензуру командора и пара откровений, которые тоже рассказаны с позволения того же автора либретто, то есть — командора. Никакого волнения, беречь, холить и лелеять, как и определил Олег. Но разговор с Амиром выбил Глеба из равновесия настолько, что он не может со мной разговаривать, прижимает меня к себе, а сам остаётся как статуя безнадёжности, и что-то спрашивать совершенно бесполезно.

Надо подумать самой, хотя мне никогда не понять их отношений, скажем так, сложных изначально, а с моим вмешательством превратившихся в клубок невозможных в их мире противоречий. Да ещё и таким приключением, как разговор с тёмной энергией в пещере. Но доверил же Глеб меня Амиру в этой самой пещере, значит, ещё не знал, что Амир так меня чувствует. Но Виктор уже был напряжён как клинок, следил за каждым его движением, даже взглядом, а Самуил спокойно оставил меня с ним. И о чём всё-таки разговаривал с Хранителями Олег? И где они все, ведь в самолете мы вдвоём с Глебом, пилотом, наверное, Андрюша, даже Леи нет. Летят другим самолетом? Или остались с Хранителями и Амиром? Зачем?

Но из кабины пилота вышел Олег и предложил свой чай, на мой удивлённый взгляд спокойно сказал:

— Катя, самолёт дорогу домой знает. Хорошо выглядишь.

— Как Хранители?

— Пирожками не угощали.

И улыбнулся ласково. Глеб опять коснулся моих волос губами, пересадил за столик, а сам сел на диван и кому-то позвонил, говорил долго и только на ассасинском, я почему-то решила, что с Амиром. Олег принёс мне чай и сел напротив, весело посмотрел на меня:

— Во дворце Амира искупалась?

— Да.

Опустив глаза, я на него решила не смотреть и ничего не обсуждать — не говорите ничего и не надо, молчать буду. Даже губы сжала и стала громко болтать ложкой в чашке, и ничего спрашивать не буду. Олег всё понял и спросил:

— Что ты хочешь знать?

Продолжая греметь ложкой, я молчала: а ничего и не хочу, пусть будет так, как вы решили, водевиль так водевиль. Олег даже головой помотал, не понял моих мыслей, не выдержал и уточнил:

— Какой водевиль?

— А ваши рассказы весёлые о Хранителях.

Он усмехнулся, посмотрел на меня хитрым взглядом и отчитался:

— Поговорили, как жить дальше будем, решили, что мирно. Они к нам претензий не имеют, мы тоже им простили прежние недопонимания. Артефакты, в том числе и тебя, отдавать не будем.

— И они согласились? А верить им можно?

— Согласились. Верить нельзя. Но мы и это обсудили.

И опять мягкая улыбка, и светящиеся глаза, спокойные, без какого-либо напряжения, помнит, что только холить и лелеять.

— Условия жёсткие, но вполне выполнимые. С обеих сторон.

— А артефактам что делать?

— Жить спокойно.

Я кивнула, спокойно, так спокойно, волноваться не будем. Олег вопросительно на меня посмотрел, неужели больше ни о чём спрашивать не буду. А вот не буду и всё, я опять сжала губы, а он рассмеялся и решил сам рассказать, так легче, без моих опасных наводящих вопросов:

— Когда Глеб тебя из пещеры вынес…

Олег опустил голову и сжал руки на столе, не в кулак, а как-то странно вдавил в стол, даже вмятина осталась на поверхности, но быстро успокоился и поднял на меня потемневшие глаза:

— Ты такая синяя была, и одежда вся сгорела, клочками на тебе висела. А потом Глеб и Амира с Ильей вынес без сознания. Только они не выглядели как ты, просто без сознания, Амир почти сразу пришёл в себя, а Илью только во дворце Амира смогли привести в чувство.

Это я уже знала и ждала продолжения, Олег понял и кивнул, будет продолжение:

— Моя сила вернулась ко мне, я получил энергию Арни. Когда Глеб вынес тебя из пещеры, я понял, что должен туда войти, раз ты смогла, человеческая женщина. Конечно, ты необычная женщина, королева и богиня, но…

— Давай пропустим мои регалии, уже хорошо, что синева прошла. Представляешь, розовая была, полосатая тоже…

— Синей ты уже была.

Глеб закончил свой разговор и пресёк нашу беседу с Олегом — взял меня на руки и снова уселся на диван, а Олег сразу ушёл в кабину пилота. Я возмущенно посмотрела на Глеба: может дома сразу меня в сейф посадить, чтобы я ничего не знала, ни к кому с вопросами не приставала, между прочим, Олег сам решил мне рассказать, я вообще ни о чём его не спрашивала. Глеб спокойно выдержал мой гневный взгляд и сказал:

— Все узнаешь дома, отдыхай.

А сам опять прижал меня к себе, завернул в себя, как будто вот прямо сейчас на меня нападает кто-то и он меня от этого непонятного кого-то защищает. Я обиженно надулась и заворочалась в его руках, но он лишь плотнее меня к себе прижал и прошептал на ушко:

— Любимая моя, мы летим домой, всё хорошо.

— А дома ты меня в сейф посадишь?

— Нет.

Но это «нет» так прозвучало, что я удивлённо посмотрела на него — получается, что очень хочется? И вдруг он мрачно кивнул мне, понял мой взгляд и честно признался. Я прошептала:

— Но почему?

— Амир едва держится.

— Глеб объясни мне, что случилось? Он в пещере был совершенно спокоен, никакой угрозы, всё пытался меня из неё вывести, был с тобой согласен, ну, что ты против того, чтобы я туда заходила. И потом, когда я пришла в себя…

И замолчала, вспомнив его стремительные прилипания к стене, сжатые кулаки, странные взгляды и боль, невероятную боль в глазах. Глеб вздохнул и прижал мою голову к своей груди. Но я решительно вырвалась из его рук и посмотрела в потемневшие глаза:

— Почему? Глеб скажи мне, это из-за тёмной энергии?

— Что-то случилось, когда его энергия… его воспоминания проходили через тебя. Он увидел твои… и что-то случилось.

— Но ведь он был сначала спокоен, и Самуил…

— Амир сам попросил Виктора прервать встречу с Хранителями и вернуться во дворец. Ты ещё спала.

— И Виктор смог бы его удержать?

Я не знаю, почему задала этот вопрос, может быть из-за того, что они долго считали Амира самым сильным врагом, или потому, что так думала сама. Глеб лишь усмехнулся, хитро на меня посмотрел и очень уверенно ответил:

— Смог.

А я вдруг осознала — и хитрый взгляд и усмешка для меня, это игра, водевиль продолжается. Не стал бы Глеб так стоять статуей безнадёжности у самолёта и молчать так плотно, если не было реальной опасности для меня. И Виктор шёл ко мне с твёрдым намерением погибнуть, но остановить Амира. И не зря несколько раз повторил, что Глеб уже близко, скоро будет здесь. И Вердо встал передо мной, хотя отлично понимал, что Амиру он как картонка перед бульдозером. А с Хранителями мог остаться только Олег, он сейчас самый сильный, они его тронуть не могли. Вот откуда боль и тоска в глазах Амира — страшная сущность хищника рвала его душу, которая уже родилась в его сердце и готова была идти новым путем. Я растерянно посмотрела на Глеба и прошептала:

— Он сможет.

Только никакой уверенности не было ни в моём голосе, ни во взгляде, и я не понимала, почему во мне такое сомнение, которого не было в случае с Аароном. Глеб кивнул, и в его движении тоже не было уверенности, водевиль не получился. Неожиданно всплыла мысль, которую я подумала: жестокий шейх, у которого гаремы, войска и битье палками инакомыслящих. Что-то я уже чувствовала в нём, поэтому такая мысль и нарисовалась. Слишком сложный процесс, ещё один этап толком не сформировался, а его уже жестоко проверяет судьба — сможешь ли сам себя удержать? У Аарона был сад Элизабет, который он берёг столько лет, храня воспоминание о ней, хотя и не любил её. А у Амира нет такого опыта, вообще никакого опыта, кроме вечной войны со всем миром. И силы немереные, и жажда.

Всё-таки я смогла задать Глебу этот страшный вопрос, на который боялась получить ответ:

— Почему я? Ведь дело не только в том, что он увидел мои воспоминания.

— Не только.

— Глеб, только не молчи, ты уже и так молчал всю дорогу.

— Катя, Амир сказал, что чувствует тебя уже давно. С первой встречи. Но после пещеры всё изменилось, он стал чувствовать тебя иначе.

— Что?! Этого не может быть!

— Не может.

— Глеб, это что-то другое, я для тебя, только для тебя.

— Для меня.

А сам смотрит на меня чёрными провалами глаз и обнимает каменными руками. Конечно, статуя безнадёжности, и говорить со мной не мог, на весь мир меня не хватит, закон так поступить не может! Вот она — тёмная сила! Она решила нас соединить! Посмотрела, что я перенесла и решила отдать меня представителю своего народа, спасти его в наступающей агрессии. Тем более, что во мне энергия Глеба и ещё много чего. Ну, уж нет! Я решительно заявила Глебу:

— Пусть Амир сам со своей агрессией борется без меня. Ему нужно на диету сесть, ослабнет, поумнеет, тогда и разберётся, кого он должен чувствовать. Это энергия из пещеры так решила, Глеб это она, поэтому и призвала меня, соединить с Амиром. Я думаю, она ещё в первый раз на меня посмотрела, а Амира решила спасти мной, потому что кроме Мари в этой ванне больше никого и не было, ей выбирать не из кого.

— Катя, он сказал — с первой встречи, тогда ты ещё в пещере не была.

— Но эта энергия же в нём есть? Есть. Она помогала ему эти сотни лет существовать, а теперь борется за его выживание. И вообще, эта тёмная энергия потому меня и выбрала, что я ему сопротивляться могла, вот! Она силу вашу во мне увидела и решила, что этой силой его спасёт. А ему надо свою женщину искать, свою!

Глеб смотрел на меня и руки его постепенно смягчились, а в глазах стала проявляться синева. Он погладил меня по волосам, завернул на палец локон и прошептал:

— Ты моя любимая жена, единственная, только для меня навсегда.

— Только для тебя. Я только твоя, твоя, твоя.

Он нежно меня поцеловал, прижался ко мне, именно сам прижался всем телом, потерся щекой о волосы:

— Я люблю тебя.

Мы так и сидели обнявшись, когда у Глеба зазвонил телефон и он ответил на звонок. Я тревожно смотрела на него, явно Амир, а ведь там Виктор, а может и Андрюша. Глеб ответил лишь одной фразой на ассасинском, сразу улыбнулся:

— Амир садится на диету.

— Вот и пусть думает!

— Какое-то время он думать совсем не сможет.

— Тем более!

Глеб засмеялся и чмокнул меня в макушку, а я сразу заволновалась:

— Виктор там? Андрюша с Леей?

— Они летят другим самолётом.

— Ну и хорошо. А… ты будешь его… как Аарона…

— Нет. У него есть свои возможности. И его клан не входит в Совет кланов, я не несу ответственности за него. Возможно, Олаф поможет ему и Самуил.

Как-то облегчённо вздохнул, провёл пальцами по моей щеке, едва коснулся губ, страстно поцеловал и прошептал:

— Жена, я люблю тебя. Единственная моя, прекрасная моя Катенька.

И снова целовал, обнимал, руки освободились от внутреннего напряжения и тоже приняли активное участие в радостном ощущении меня. Я хихикала и отбивалась, но получалось не очень. Глеб радостно засмеялся и опрокинулся на диван. Тщательно уложив меня на себя и закрепив руками, вдруг качнусь, он заявил:

— Командор в отпуске, домашнем.

Я хохотала так — и мои нервы затребовали выхода — что Глебу приходилось прижимать меня к себе, чтобы я не скатилась с него, с трудом произнесла:

— Пока… мы… ещё… только летим… домой…

— Самолётном.

Невероятно синие глаза, счастливая улыбка и словотворение, резвится как мальчишка. Напряжение последних часов, страшные мысли, которые он тщательно скрывал, и появившаяся возможность избежать опасности для меня, всё это выходило из него сейчас в глазах, улыбке и словотворении.

Весёлый голос Олега предупредил:

— Самолёт идет на посадку. Скоро будем дома.

И мы с Глебом оба изобразили вопль бедуина, от которого самолёт качнулся, я думаю, Олег тоже нас поддержал.

Нас встречали. Я удивилась, что Глеб не взял меня на руки, а предложил руку подняться с дивана. Пытаясь накинуть на себя сброшенную золотую накидку, я вся запуталась в ней, и Глеб не выдержал, решительно свернул её и бросил на диван. Судя по взгляду, он пожалел, что в самолёте не предусмотрен мой гардероб и я всё ещё в наряде Амира. Он критически осмотрел меня, но делать нечего, придётся выходить в виде восточной принцессы. Олег вышел из кабины пилота и тоже критически на меня посмотрел, а я только удивлённо переводила взгляд с одного на другого — и что? Почему вдруг такая реакция, всего-то сесть в машину и доехать до дома. Олег хмыкнул и в его руках неожиданно появился какой-то острый предмет, которым он стремительно обрезал мне подол платья чуть ниже колен, я даже вздрогнуть не успела. Судя по одобрительному взгляду Глеба, получилось самое то, обычное красное с золотом платье жены командора. Полюбовавшись на своё творенье и, оглянувшись на Глеба, Олег ещё раз взмахнул рукой и вместо длинных рукавов появились распахнутые половинки до локтя. Никакого намёка на восточный наряд, кокетливое платье современной модели. Довольный Глеб подал мне руку и вывел из самолета.

Я замерла на пороге: перед нами стояла армия. Ну да, в наряде восточной принцессы жена командора смотрелась бы несколько странно. Хотя раньше такие мелочи Глеба не волновали, почему сейчас ему это важно? И только когда к трапу самолёта стали подходить крупные мужчины с жёсткими властными лицами и пронзительными строгими глазами, я догадалась — нас встречали главы кланов со своими полками, или как там ещё называются ряды войск.

Глеб положил мне руку на плечо и объяснил ситуацию:

— Жена командора, тебя приветствует Совет кланов.

— Глеб…

— Они понимают, что только благодаря тебе у Совета нет проблем с Хранителями и Амиром.

— Почему… только я…

— Они всё правильно поняли.

Подняв на него глаза, я увидела совершенно честный синий взгляд, и мне открылась страшная тайна появления синевы в нужный момент — Глеб свято верит в то, что говорит. Такие же честные глаза Олега подтвердили слова командора. О том, как главам кланов помогли это понять, синева мне рассказывать не будет.

Главы подошли к трапу самолёта и встали полукругом, от волнения я не могла понять, сколько их, несколько рядов, очень высокие, почти как Глеб, крупные, они образовали собой широкий щит. Правильно подумала, они теперь не враги, это щит, который тоже будет защищать нас, нас всех.

Командор чуть подтолкнул меня, и я стала медленно спускаться по ступенькам трапа, не имея никакого представления о том, как себя вести и что говорить. Как всегда, Глеб доверил мне самой выпутываться из ситуации, ни о чём не предупредив. Даже если бы я его спросила, он, мило улыбнувшись, сказал бы, что я сама всё знаю и всегда говорю правильно. Несмотря на то, что по глупости я однажды забрала боевиков в его клан.

Но всё обошлось: когда я ступила на землю, главы мгновенно выстроились так, что образовался широкий проход, и встали, чуть склонив голову и положив руку на большой нож у пояса. В полной тишине я шла по этому проходу, как по узкой тропинке среди высоких дубов. Не сразу осознала, что Глеб убрал свою руку с моего плеча и идёт чуть позади. Он это сделал специально — главы вынужденно приветствовали меня лично, отдельно от него, хорошо, что я догадалась и не стала оборачиваться. И мысль о щите тоже помогла, на самом деле в первый момент я чувствовала себя очень неуютно в этом коридоре ножей и огромной мощи гигантских тел, хотя страха не было, лишь ощущение себя маленьким зверьком неопределенной породы среди огромных волкодавов.

20

Только в машине я смогла облегчённо вздохнуть. Глеб помог мне сесть в длинную черную, похожую на пантеру машину, закрыл на все замки и долго разговаривал с несколькими главами. Я смотрела на него и думала о себе. Самое удивительное чувство в мире — любовь, во всех мирах. Она рождается независимо ни от чего, просто рождается: от взгляда, от слова, от ощущения, просто рождается. И эта любовь не обращает никакого внимания на то, что она связывает невидимыми нитями маленького серого трусливого кролика и огромного тигра удивительной красоты, мощи и богатства. Не просто связывает этими нитями, но и заставляет обоих совершать невероятные поступки, невозможные с точки зрения обычной жизни кролика и тигра.

Глеб стоял чуть в стороне от глав, и я любовалась его значительной фигурой и властным лицом. Он говорил спокойно, ничего в его позе не выдавало напряжения, но мне было понятно, что каждое его слово означало для глав действие, хотя и они тоже тигры не слабые. Не так, они слабее Глеба, у них нет силы любви, двух сил, любви самого Глеба и моей. Как, однако, я о себе. А правильно, только так: Глеб это и я, маленький серый кролик, которого сейчас приветствовали главы кланов сверхчеловеков. Это моя безоглядная любовь сделала Глеба таким, каким он стал, сначала получив мою энергию, а потом поверив в мою и свою любовь. Интересно, когда мы с Глебом вдвоём, я верю в его любовь, могу вести себя как капризная куколка, хихикать и кокетничать, а когда вижу его со стороны, во мне всегда возникает сомнение — как такой как он может любить меня? Глеб как почувствовал мои мысли, посмотрел на меня, улыбнулся и закончил разговор с главами.

Когда Глеб уже открывал дверцу машины к нему подошёл один из глав и что-то спросил на ассасинском, даже среди незнакомых звуков я разобрала своё имя — он говорил обо мне. Глеб опять закрыл меня на все замки, и его лицо превратилось в маску командора. Они отошли от машины, и Глеб продолжал слушать главу с тем же непроницаемым лицом. Каким-то седьмым чувством я сразу поняла: то, что говорил глава клана, Глебу категорически не нравилось, и действительно, его лицо становилось всё жёстче, и во всей фигуре почувствовалось напряжение. К ним стали подходить ещё главы, но Глеб остановил их движением руки. Значит, этим главам тоже не нравился разговор. И неожиданно тот, с кем говорил Глеб, распался на две кровавые половины и эти половины упали на землю. Я зажала рот рукой, но не отвела взгляда от ужасного зрелища, просто не смогла двинуться, мгновенно окаменела. Из-за своей недвижимости я и увидела, как Глеб встал перед главами, окружившими его, что-то стал говорить, и маска командора превратилась в маску жестокого бога, наказавшего преступника. Глеб говорил, и вся его поза олицетворяла силу и власть, он их демонстрировал, чтобы все осознали каков он, на что способен. И что их ожидает в случае неповиновения. А я только осознала — это Глеб его так на части невидимым для меня движением разрубил, хотя в его руках ничего не было, значит, своей энергией. И моей энергией тоже.

Наконец, я смогла дышать и сразу появилась мысль, а где Олег? Лихорадочно обернувшись вокруг, я увидела Олега около машины, он стоял с моей стороны у дверцы в совершенно расслабленной позе и смотрел на Глеба. Заметив моё движение, он сразу наклонился и внимательно смотрел меня, как я перенесла такое зрелище. Видимо мой вид его встревожил, потому что он открыл дверцу, нажав на пульт в руке, и спросил:

— Как ты?

Я несколько раз глубоко вздохнула и смогла прошептать:

— Как… жена командора.

Олег ещё несколько секунд смотрел мне в глаза, определяя моё истинное состояние, потом кивнул — соответствует, и закрыл дверцу. А я именно в этот момент поняла: да, я жена командора. Я только что думала о своей любви, как она изменила Глеба, сделала его сильнее, так будь же и сама сильной, соответствуй ему в его стремлении защитить любовь.

Когда Глеб подошёл к машине, я спокойно сидела и разглядывала боевиков, стоявших ровной шеренгой недалеко от нашей машины, и никак не отреагировавших на поступок командора. Значит, были на его стороне. Как только я услышала щелчок открываемой дверцы, сразу повернулась к нему и улыбнулась:

— Все всё поняли?

Глеб не ожидал от меня такого вопроса, сидел, обернувшись ко мне, и долго смотрел на меня, пытаясь понять, о чём я говорю. Его чёрные глаза постепенно вернули свою изумительную синеву, и маска разгневанного бога уступила место удивлённому командору. Я коснулась его руки и сказала:

— Глеб, я люблю тебя, верю, понимаю и поддерживаю во всём. Ты прав.

Он длинно вздохнул, опустил глаза и всё же сказал:

— Прости, ты не должна была видеть…

— Глеб, я уже много видела такого, от чего… не важно, видела и уже не боюсь. И вообще, сильный муж — это моя мечта. Ты моя мечта.

И посмотрела на Глеба такими же честными глазами, какими они с Олегом смотрели на меня в самолёте. Он понял, усмехнулся и облегчённо засмеялся тихим смехом. Ему было очень нужно моё понимание таких действий командора, жёстких проявлений его мира, от которого он меня защищает. И не важно, о чём говорил этот глава клана, командор посчитал недопустимыми его слова и наказал. В назидание всем остальным, тем, кто его не понимает и пытается встать на его пути.

Мы неслись на обычной сумасшедшей скорости, закреплённая ремнём безопасности, я только очередной раз удивлялась, как вообще возможно так ездить. Конечно, я уже привыкла к такому способу передвижения, обычная скорость мне покажется почти пешеходной, но всё-таки — неужели их никогда никто не останавливает, никакие службы безопасности на дорогах? Я решила уточнить этот вопрос и заодно вывести Глеба из состояния задумчивости:

— Неужели во всей Италии нет ни одного полицейского, который бы вас осмелился оштрафовать за превышение скорости?

Глеб косо на меня взглянул, хотел отмолчаться, но я решительным образом попыталась отодвинуть коленку, насколько позволил это сделать ремень безопасности, можно подумать он так не сможет её достать своей рукой, и ему пришлось отвечать:

— За определённое вознаграждение некоторые номера машин полицейские не видят. И аварий с нашими машинами никогда не бывает.

— Мафия.

— Нет.

— Вы круче.

— Страшнее.

И опять плотно замолчал. История с убитым главой продолжала волновать Глеба, но я не знала, чем ему помочь в его думах, поэтому только вздохнула и отвернулась к окну. Мимо проносились сады, иногда проявлялось море, синее-синее и сверкающее яркими солнечными бликами, видимыми даже на таком расстоянии.

Неожиданно он остановил машину и что-то сказал, машины сопровождения уехали вперёд, только один джип остановился недалеко от нас и уезжать не собирался — Олег. Глеб повторил свои слова, потом покачал головой и усмехнулся, видимо услышал ответ. Я с интересом смотрела на него, как он отреагирует на такое поведение своего боевика ближнего круга, который отказывается выполнить его приказ. Видимо, даже не пытается оправдаться, сказал, что останется и всё. И это после того, как сам наблюдал убийство главы клана командором. Что-то тревожит Олега, раз он пошёл на прямое нарушение приказа, и это что-то связано опять со мной. Олег хочет знать, о чём со мной будет говорить Глеб, практически присутствовать при разговоре — почему?

Я не выдержала молчания Глеба и спросила:

— Глеб, что случилось? Олег, раз ты не уехал, приходи сюда. Всё равно ты всё слышишь.

Олег сразу вышел из машины и подошёл к нам, Глеб только вздохнул и предложил:

— Подышим воздухом.

Дверцу машины для меня Олег открывал с таким лицом, что я поняла, разговор ему изначально не нравится. Значит, догадывается, о чём собирался со мной говорить Глеб. И точно, подавая мне руку, он сказал:

— Катя, ты у нас умница, все поймёшь правильно.

— Что я должна понять?

— Сомнения командора.

— Ты и мои мысли читаешь?

Да, пожалуй, командор слегка рассердился, тон и взгляд были таковы, что Олег должен был вытянуться в струнку, но он этого не стал делать, лишь взглянул на своего командора как на очень больного человека. Ответил спокойным уверенным голосом:

— Я сам через эти сомнения прохожу. Поэтому знаю твои мысли.

Подхватил меня на руки и заявил:

— А Катя у нас всех единственная, она твоя жена, но и для всех нас единственная.

Я с интересом посматривала на обоих, что такое хотел мне сказать Глеб, и что за сомнения Олег проходит. Сомнения в чём? Олег отнёс меня к деревьям у дороги и посадил на пенёк, дерево было спилено так аккуратно, что я сидела как на табуретке. Сложив руки на коленях, я посмотрела на мрачного Глеба и спросила:

— Глеб, ты во мне сомневаешься?

— Нет.

Он странно посмотрел на меня и присел на корточки, Олег устроился рядом. Смешная картинка, если бы кто видел со стороны: два гиганта рядом с женщиной на пеньке. Глеб плотно замолчал, и я опять спросила:

— В себе?

— Я… ты не должна была это видеть. Нельзя, чтобы ты… знала, как я…

— Почему?

— Что почему?

— Почему я не должна знать, как ты защищаешь меня и нашу любовь?

Глеб опустил голову и тихо произнёс:

— Катя, ты человек, женщина, тебе…

И снова замолчал. Я хотела ответить ему, но не успела, Олег заговорил, чётко произнося каждое слово:

— Женщина не должна видеть такое зрелище. И плох тот мужчина, который это допустил. Но ты уникальная женщина, я видел тебя, твой ужас, а ты вдруг сказала, что ты жена командора и сразу стала ею, настоящей женой командора, которая понимает действия мужа. Глеб, то, как понимает нас Катя, всё понимает, всё, что мы совершали и совершаем, принимает это в нас, говорит о том, что она любит нас, тебя как мужа, а нас… просто любит.

Он ослепительно улыбнулся, хотя глаза потемнели, мельком посмотрел на Глеба, который поднял голову, но смотрел на меня глазами, полными боли, и продолжил:

— Катя, мы не можем совсем защитить тебя от нашего мира, он проявляется постоянно…

— Но это и мой мир, теперь это и мой мир. То, что сегодня сделал Глеб, говорит как раз об этом, что вы меня защищаете, постоянно защищаете от всего на свете. Глеб, я должна была это увидеть, понимаешь — должна! Я увидела в тебе мужа и командора, который пойдёт на всё, чтобы защитить меня, спасти от очередной напасти, кто знает, что бы он сделал, этот… этот дурак! И я счастлива, что ты у меня такой сильный, такой единственный на весь мир, что никто не может с тобой сравниться ни в чём. Вы самые-самые все!

Глеб посмотрел на меня тёмными глазами и спросил:

— И тебя не пугает моя сила? Мои возможности?

— А почему они должны меня пугать? Ты же не со мной борешься, ты с врагами и дураками разбираешься. Да и не успеваю я заметить ничего даже на скорости один.

Вот оно сомнение, о котором говорил Олег, то через что он проходит с Арни. Мы настолько слабы и хрупки по сравнению с ними, что они рядом с нами начинают бояться своей силы, что она испугает и этот страх отвернёт нас от них. И особенно Глеб, который когда-то не мог справляться со своей сущностью и ломал меня в страсти. Я таинственным шепотом сказала:

— Как вы не понимаете, каждая женщина мечтает о таком муже, таком сильном, на которого можно положиться в любой момент, о котором она точно знает, что он всегда её защитит, просто сможет это сделать физически, потому что на самом деле силен. А вы вообще мечта каждой женщины — красивые, сильные, единственные на весь мир.

Не поднимая глаз, Глеб взял меня за руку и сказал:

— Катя, прости меня…

— Ты командор, поступил как командор. Я счастлива, что у меня такой муж. Между прочим, ты обещал отпуск, домашний отпуск. И этих молодоженов тоже надо отпустить к их женам. Я, конечно, единственная для всех, но у вас теперь есть свои единственные, самые-самые единственные. А я… я эта… которая… ну, в общем я вас благословила.

Глеб вздрогнул, когда я сказала, что я единственная, страх, что я на весь мир преследует его, и, пожалуй, долго ещё будет преследовать, но продолжение моей фразы несколько успокоило, хотя тень Амира продолжала оставаться на его лице. Чем больше у Глеба проявляется человеческих чувств, тем чаще у него проявляется страх, страх за меня. Значит страх — это часть любви. И у Олега те же сомнения и этот же страх: за Арни, и за меня, за тех человеческих женщин, которые появились в его жизни, эту жизнь перевернули и делают его человеком.

Я умоляюще посмотрела на обоих и затребовала:

— Давайте уже поедем домой, хочу искупаться в бассейне, походить по дому, поесть, наконец, разных вкусностей. И снять с себя этот наряд непонятный.

Глеб стремительно встал, подхватил меня на руки и приказал:

— Домой.

Мы проносились чёрной стрелой по дороге, к нам неизвестно откуда присоединились машины сопровождения, а я думала о том, что разговора на самом деле не получилось — Олег помешал, и сделал это специально, он почему-то не хочет, чтобы Глеб что-то мне сказал. Какое-то сомнение, и дело не только в его силе и возможностях, это что-то другое, что гложет Глеба, но говорить ему об этом Олег не позволяет. Значит, на это есть очень важные причины, холить и лелеять вряд ли, напугать? И чем? Что я и для Амира? Это мы уже обсуждали, и Олег разговор слышал. Может поэтому не хочет допустить разговора, чтобы я об этом не думала? Но он меня уже достаточно знает и понимает, что я всё равно буду думать: почему так закон допустил, с чем это связано и почему именно Амир. Но Олег при всех изменениях, связанных с появлением Арни, всё же остается Олегом, пусть не таким мрачным как раньше, но не поглупевшим от своей любви, а ставшим от неё только сильнее. И я додумалась только до того, что Олег что-то хочет сказать Глебу до того, как он будет говорить со мной о каких-то своих сомнениях, что-то очень важное, что может изменить мнение командора или совсем отменить сам разговор со мной.

Глеб изредка посматривал на меня и неожиданно улыбнулся:

— Олег прав, я не должен с тобой это обсуждать.

— И что ты со мной не должен обсуждать?

— Не должен и всё. Я твой муж, силён и богат, командор и красавец.

И ни тени сомнения в светящихся синевой глазах. Впервые Глеб так говорил о себе, да ещё и красавцем обозвал, ну, значит, совсем плохо, если вслух себя уговаривает. А я решила уточнить неожиданно появившуюся мысль:

— Это что, продолжение о доминирующем мужчине?

— Нет.

Глеб ответил раньше, чем я договорила вопрос. Скорее бы домой, снять с себя платье Амира, смыть всё произошедшее, поплавать среди цветов, прижаться к нему в постели и забыться. А на утреннюю голову продумать и выяснить.

Мой дом, это мой счастливый дом, и что бы здесь не происходило, он остаётся счастливым. Это наш с Глебом настоящий счастливый дом, в котором наша любовь и радость навсегда. Внешне в нём ничего не изменилось, дом так же гордо стоял, светился своей белизной и окнами, беседка и озеро радостно встретили меня отблесками солнца на воде и яркими белыми цветами. Олаф и Самуил замахали руками на крыльце, как только мы появились в пределах видимости. Самуил сразу заговорил:

— Катенька, наконец, ты дома, Вердо там что-то вкусное уже готовит, Глеб, мы завтра Катеньку обследовать будем? Пусть сегодня отдохнёт после дороги.

— Катя, как я рад тебя видеть, ты хорошо выглядишь.

Олаф хотел взять меня за руку, но я не далась, сразу заявила:

— Олаф, я тоже рада тебя видеть, но никакой энергии, у меня всё хорошо, всё просто отлично, я полна до …до… крышки на голове всякими видами энергии, и тёмными, и светлыми, ужас, ничего не хочу! Хочу посмотреть свой дом, искупаться в нормальном своём бассейне и вкусно поесть в своей столовой! Своей! С рыбками поздороваться!

Он кивнул, посмотрел на Глеба и изрёк:

— Нагулялась.

Глеб ничего не сказал и повёл меня в дом. А я действительно уже была на грани нервного срыва, чем ближе мы подъезжали к дому, тем сильнее я волновалась, мне хотелось даже прислониться к стене, так, оказывается, соскучилась.

Как прав Глеб, что ничего не изменил в доме: те же цвета и те же гобелены, те же диванчики и пуфики. И та же моя спальня. Я встала посередине и радостно вздохнула — я дома. Глеб спросил:

— Может, нужно было что-то изменить?

— Нет, ты прав, я бы тогда вернулась в другое место, а сейчас я дома, понимаешь — дома!

Я покрутилась у окна, помахала беседке рукой, упала на кровать и замерла от мысли, сведёнными губами едва смогла спросить:

— А камешек родонит?

— Он под тобой.

— Ты не забыл! Глеб, я люблю тебя!

Он улыбнулся:

— Я люблю тебя.

И исчез. Как потом оказалось для того, чтобы всем объявить домашний отпуск командора. Когда я уже переоделась из платья восточной принцессы, он неожиданно появился, снял с меня купальник, и, не слушая моих возмущённых воплей, мгновенно перенёс в бассейн. Когда я увидела, во что он его превратил, то даже не смогла изобразить вопль бедуина, только рот открыла в изумлении и прошептала:

— Глеб…

В воде плавал дельфин, настоящий живой дельфин, а вместо стен поблёскивала пещера из Норвегии, где летали светлячки. Они сверкали многочисленными огоньками, некоторые даже передвигались непонятным образом. И всё пространство освещали лучи заходящего солнца.

Утром я проснулась одна и долго лежала, вспоминая вчерашний вечер. Глеб создал для меня сказку, осуществил мою мечту, напомнил счастливый отпуск в Норвегии и перенёс его в наш дом. Он даже в ситуации битвы с Хранителями не забыл камень родонит, маленький камешек, который должен сохранять наше счастье, наш семейный очаг.

А дельфин! Настоящий живой дельфин радостно подплыл к моим ногам, как только я смогла подойти к бортику, свистнул, закивал головой, приглашая поиграть с ним. И ведь действительно играл со мной, носился по бассейну, толкал своим боком и выталкивал из воды, когда я пыталась нырять. А потом я взялась за плавник, и он катал меня кругами по всему бассейну, оказавшемуся для нас двоих маловатым. Глеб сидел на камне, который скамеечка, улыбался, иногда покачивал головой на мои крики счастья и требования немедленно присоединиться к нам с дельфином. Он курил сигарету за сигаретой и смотрел на меня влюблёнными глазами. Я согласилась выйти из воды только после клятвенного обещания Глеба ещё когда-нибудь привезти дельфина, прекрасно понимая, что он в таком бассейне жить постоянно не может.

Мы ещё долго сидели в обнимку на скамеечке и смотрели, как дельфин показывал нам разные прыжки и кульбиты, ему явно нравилось наше общество. Я так и сказала Глебу:

— Мы ему нравимся, ты посмотри, что он вытворяет, а откуда ты его привёз? Из океанариума? Или из цирка?

— Боевики поймали в море.

— Так он совсем-совсем дикий?

— Совсем. Это ты ему нравишься.

Глеб грустно посмотрел на меня, и я поняла, что на самом деле ему самому очень хочется поплавать с дельфином, пусть в нелюбимой им воде, но он этого не будет даже пробовать. Я хотела возразить, что он уже может гулять среди людей, значит, и с дельфинами может плавать, но вдруг поняла — животные иначе чувствуют опасность силы, и неизвестно, как бы отреагировал дельфин, если бы Глеб подошёл близко к бортику. И я решила сменить тему, отвлечь его от грустных мыслей о своей страшной сущности хищника и спросила о том, как светлячки в пещере появились. Глеб сразу улыбнулся:

— Это Андрей постарался. Называется оптическая иллюзия.

— Иллюзия?

— Да. Завтра будет другой бассейн.

Не выдержав, я вскочила с колен Глеба, решив проверить эту самую иллюзию. И прошла сквозь пещеру и светлячков. У меня было такое лицо, что как Глеб ни старался сдерживаться, у него не получилось, и он расхохотался на весь дом. Он подхватил меня на руки, и мы оказались на нашей супружеской постели.

Ужинала я когда-то ночью под умильным взглядом мужа. Глеб сел напротив меня и комментировал каждое моё движение, изображая знатока человеческой еды. Особенно досталось ветчине, которую я поедала вместе с виноградом. Странно, но после того не то ужина, не то обеда в пещере Амира, мне стали нравиться всякие разные опыты с едой. Глеб даже обернул для меня кисть винограда в несколько кусочков ветчины и вручил как букет. Я так и ела, отрывала то кусочек ветчины, то виноградинку.

Вставать мне не хотелось, и я переворачивалась с бока на бок, а от воспоминаний ночи вся покраснела и спряталась под одеяло с головой. Как Глеб меня любил, целовал и шептал слова страсти, а глаза сверкали в темноте яркой звёздочкой, подтверждая каждое слово. Моя кожа и моя мягкость стали для него олицетворением женщины, её сути, как человеческого существа. Он мог целовать моё тело часами, и улыбка освещала его лицо и глаза светились. Его удивительной красоты тело, наполненное невероятной силой, не поддающейся человеческому пониманию, млело от одного прикосновения к моей коже, наслаждалось моей мягкостью. Мне даже иногда казалось, что его кожа прирастала к моей, когда он укладывал меня на себя и оборачивал всем своим телом. В эти моменты наши энергии соединялись в одну, и мы становились единым существом.

Я бы так лежала ещё долго, вся в воспоминаниях о страстной ночи, если бы не появился Глеб и не достал меня из-под одеяла со словами:

— Любимая, дельфина ещё не увезли.

Я только успела взвизгнуть, как оказалась в бассейне, где меня приветствовал мой новый друг дельфин. Удивительно, но дельфин был мне действительно рад, он кружился вокруг меня, издавал какие-то свистящие и щёлкающие звуки, видимо, о чём-то рассказывал, прижимался ко мне своим гладким бочком, качал головой, подставлял плавник, чтобы я ухватилась за него, и он смог меня покатать по этому маленькому морю.

Почти рыдая от расставания, я пять раз попросила Глеба ещё привезти моего друга, которого назвала Альфом. Он только каждый раз говорил:

— Если Альф захочет к тебе вернуться. Или ты предлагаешь посадить его…

— Нет, ты что, нельзя лишать его свободы, пусть плавает, где захочет. Но Глеб, ты ведь привезешь его ещё когда-нибудь?

И так раз за разом. На завтрак я собиралась долго, выбирала разные варианты одежды, а так как ещё грустила по Альфу, мне ничего не нравилось, пока не появился Глеб и не заставил надеть тонкое льняное платье, украшенное красивой красной вышивкой. Помогая мне его надеть, Глеб объяснил свой выбор:

— Инесса сшила это платье из такого же материала, как то, которое сгорело в пещере.

— Она видела рубаху?

— Я отправил ей кусочек и приказал сшить такое же.

У меня сразу возник вопрос:

— А эти с бриллиантами? Я их носить не буду.

— Они отдельно висят, ты не увидела. Пусть остаются.

— Такие мне больше не понадобятся, у меня всё хорошо.

Но он так на меня посмотрел, что я опустила глаза и обняла его:

— Глеб, всё будет хорошо. Во мне теперь столько всякой энергии, даже энергия дельфина есть. Альф со мной игрался, делился своей энергией, так что, я теперь как морская царевна. А наши рыбки будут её поддерживать.

Муж приподнял бровь и с сомнением посмотрел на меня, как-то не очень поверил в энергетические способности наших рыбок. Я решила ещё оправдаться:

— И твою энергию я же теперь беру, Самуил сказал.

— Берёшь.

И вдруг так улыбнулся, и так сверкнул синевой глаз, что я покраснела и уткнулась ему в грудь, ну да, ну да, кокон энергии, не зря я подумала о едином существе. А Глеб прижал меня к себе и едва слышно счастливо засмеялся, ему нравится моё смущение, оно доставляет ему какое-то отдельное удовольствие. Он поцеловал меня и прошептал:

— Любимая моя жена.

— Голодная жена.

— Немедленно кормить.

В столовой сидели Олаф и Андрей, они что-то очень весело обсуждали, и радостно меня приветствовали:

— Добрый день, Катенька.

— Добрый день, Катя.

Глеб усадил меня за стол, а я помахала рукой рыбкам и передала им привет от дельфина. Олаф покачал головой:

— Катя, скоро Лиза к нам собирается в гости, будет удивлена тобой очередной раз.

— Это Глеб молодец, Олаф, ты не представляешь, Альф со мной так играл, так играл, я думала, что он из цирка. А он прямо из моря, значит, они все такие, да, дельфины?

— Они разные. Это он с тобой такой.

Андрей кивнул головой и согласился с Олафом:

— Дельфин хищник, боевики его едва смогли поймать.

— Альф хищник?

— Да. Это с тобой он превратился в домашнюю рыбку.

Глеб даже не улыбался, посмотрел на меня совершенно серьёзно и продолжил:

— Дельфин в море очень даже серьёзный хищник. И людей дельфин не всегда спасает, как пишут в газетах. А на нас в воде могут напасть целой стаей. Хотя и боятся.

Поэтому была грусть в его глазах, когда я резвилась с Альфом в нашем бассейне, ведь в море дельфин бы от него уплыл сразу, или напал вместе с другими, всей стаей. Я не стала поддерживать этот разговор и весело заявила:

— А можно будет погулять по саду, хочу сама какое-нибудь яблоко сорвать, или персик. У нас в саду растут персики?

Спросила всех сразу, только чтобы не продолжать разговор о хищниках, не важно, где они существуют, в море или на суше. Слишком опасно говорить на эту тему, разговор по пути домой я ещё не обдумала и не была готова обсуждать такой сложный, неожиданно опять ставший сложным, вопрос. Глеб не ответил, продолжал смотреть на меня тёмными глазами, Олаф и Андрей переглянулись и улыбки исчезли. Андрей, видимо, понял, что хочет сказать мне Глеб, и опустил голову, спрятал мгновенно потемневшие глаза. Но Глеб тряхнул головой, передумал говорить о хищниках, ослепительно мне улыбнулся и предложил:

— Можем прогуляться по саду.

И я облегчённо вздохнула, почему-то испугалась этого разговора. История с главой, которого Глеб убил, что-то всколыхнула в нём так сильно, что он с трудом сдерживается. И даже ночь любви не может отвлечь его от этих тяжёлых дум.

Но сразу пойти в сад не удалось, в столовую вошёл Самуил и радостно заявил:

— Катенька, ты уже поела, вот и молодец, теперь ко мне, обязательно надо всё проверить, ты так много всего пережила опять, всё надо проверить. Я всё приготовил, аппаратура готова.

Я умоляюще посмотрела на Глеба, но он был неумолим:

— Катя, мы потом с тобой погуляем. Самуил.

С трудом доев вкуснейший пирожок Вердо, я безропотно пошла вслед за Самуилом. Пока он навешивал на меня всякие разные проводки, я спросила:

— Самуил, скажи, Амир сможет…

— Катенька, Амир… он такой таинственный. О нём ведь на самом деле очень мало что известно. Ну, то, что вы поняли про его народ, это хорошо, но вопрос этой их энергии… я был категорически против, чтобы ты туда шла, категорически!

— Но ведь у него во дворце ты чувствовал себя совершенно спокойно?

— Да, удивительно, но… да, там было спокойно. Катенька, девочка, он так о тебе переживал, так… Глеб ведь его к тебе не допустил, сам с тобой на руках ходил, а Амир… он, понимаешь, встал… странно так смотрел на вас. И я ведь совсем не понял, старый глупый дурак! Понимаешь, я не понял, что у него жажда началась! И даже когда Виктор появился, крикнул на меня, что я вас оставил вдвоём, я тоже не понял, что случилось. Амир был так спокоен, сидел, смотрел, как ты спишь, Глеб ведь поэтому улетел в эту пещеру, уверен был! А он, оказывается, сам Виктору позвонил, позвал его, сказал, что ему трудно… рядом с тобой.

Самуил тяжело присел на стульчик рядом со мной и как-то робко посмотрел на меня, тяжело вздохнул:

— Катенька, я не понимаю, совсем ничего не понимаю, что с ним. Он ведь очень сильный, конечно, Глеб сейчас совсем другой, уже не сравнить, но Амир… его никто победить не мог, никогда. И так он к тебе странно относится. А ты, когда тебя в эту пещеру с ним отправили, я совсем духом пал, всё понимал, что иначе нельзя, верил тебе, но, если бы это был не Амир…

— Самуил, всё уже прошло, да и Амир вёл себя крайне прилично, даже накормил меня и букет подарил. Правда Глеб мне его так и не показал.

— Конечно! Девочка моя, тебе нельзя его смотреть, прикасаться нельзя!

— Но почему? Я ведь в пещере цветок трогала, он мне один сразу принёс.

— Ты его трогала?!

— Самуил, я в самой пещере вообще потом чуть от энергии не сгорела, что может сделать мне обычный каменный цветок?

— Там энергия везде, даже в воздухе!

— Я знаю, потом даже в кастрюлю не пришлось ложиться, только к стене прикоснулась…

— Так она на тебя, энергия эта через цветок и говорила!

— Ага, да я перед этим почти сутки в ней самой лежала, в луже с энергией.

Но Самуил был непреклонен, посмотрел на меня строгим взглядом и заявил:

— Этих цветов в доме нет, и никогда не будет.

— Вместе со значком хранителей на дно Марианской впадины опустили?

— Не знаю куда, но их в доме и не было, Глеб сразу их куда-то отправил.

Я только рукой махнула, отправил и отправил. Но этот невинный жест неожиданно рассердил Самуила:

— Катя, ты совсем не хочешь понимать, что Амир — это самая страшная тайна, и Глеб сейчас очень за тебя волнуется, мы все волнуемся.

— Он сел на диету, ослабнет, поймет всё. А ты ему будешь помогать?

— У него свои службы.

— Но ведь у него нет такого специалиста как ты по выводу… по переходу на пакетики.

— Есть. У него очень сильная медицинская служба. И это ещё одна тайна Амира.

— Но ведь эта служба занималась Мари, а сейчас ему нужен тот, кто поможет сесть на диету.

— У него и такая служба есть, часть его клана питается донорской кровью.

Моё удивление очень порадовало Самуила, и он засмеялся:

— Я же говорю, Амир — тайна. Никто толком не знает, чем занимается его клан, он никогда не вмешивался в дела других кланов… появлялся, забирал то, что ему было нужно, и опять исчезал.

И так на меня посмотрел, что я замерла, даже за подлокотники кресла схватилась, но потом покачала головой:

— Нет, Самуил, нет… за мной он не придёт.

21

Я сидела в своей комнате и смотрела на беседку. Пока Самуил меня обследовал, Глеб куда-то уехал, и я ушла к себе его ждать. Вернее, подумать в одиночестве. Самуил рассказал много интересного о секретах Амира, хотя и говорил, что тот сплошная тайна. Итак, что мы имеем. Половина клана питается донорской кровью, причём у него своя служба, как сказал Самуил, серьёзная медицинская служба. Значит, помощь Глеба в переходе на пакетики ему и не нужна совсем. Идём дальше, непонятно, чем вообще занимается его клан, одно ясно: самые разнообразные способности всех возможных и невозможных мутаций. И невероятная сила самого Амира. Ситуация с Мари и история с Хранителями столкнула нас и заставила из врагов стать, скажем так, почти… нет, не друзьями, но теми, кто доверяет друг другу. И в центре всего — я.

То, что ему со мной интересно, я увидела сама. Но это и понятно, женщин, имеется в виду человеческих, он и не помнит совсем. А может и вообще, никто ни разу не упомянул, что у него кто-то был, а если был, то никто этого знать не может, раз вокруг него всё покрыто тайной. И эта энергия, которая непонятно какая, то ли тёмная, то ли светлая, тоже таинственная. И разумная, это ясно, раз она решила мной спасти Амира. Я сказала об этом Глебу в полной уверенности, что права. А сейчас подумала — только ли в этом дело?

Самуил странно на меня посматривал и пытался что-то сказать, но страшным образом смущался и замолкал, пока я прямо его не спросила, что такое он скрывает от меня. И он решился:

— Катенька, ты умница, ты любишь Глеба, ты всё понимаешь, только…

— Самуил, говори.

— Глеб же всё видит…

— Что он видит?

Совсем смутившись, Самуил начал теребить проводки, я грозно на него посмотрела, и он быстро сказал:

— Он любит тебя.

— Я знаю, что Глеб…

— Не Глеб.

— Самуил, я тебя не понимаю. Амир?

— Амир.

Я сделала такое лицо и так посмотрела на Самуила, что он вздохнул и погладил меня по руке.

— Девочка, он так на тебя смотрел, пока ты спала…

Повздыхал, пока я пыталась прийти в себя, ещё раз погладил по руке робким движением и тихо проговорил:

— Да и когда ещё с Хранителями разбирались тоже…

— Самуил, просто он женщин давно не видел. Лет пятьсот.

Но Самуил не принял моего игривого тона и смотрел на меня больными глазами. Покачав головой, я сказала:

— Нет, этого не может быть.

— Он почувствовал тебя.

— Ну и что! Я только для Глеба, это всё энергия пещеры, она его хочет спасти мной, никакой любви нет. Самуил, это смешно. Амир и я, о чём ты говоришь.

А сама вспомнила глаза Амира, полные боли и тоски, невероятной тоски, которая ломала его изнутри. И то, как он сразу позвал Виктора, предупредил, что может не сдержаться. Даже мне смог сказать. Но не уходил, мучился, едва себя держал, но не уходил, пока не пришёл Виктор. Только теперь я поняла, о чём они говорили с Глебом у самолета, Амир ему во всём признался — вот откуда безнадёжная безнадёжность. И вот о чём думал всю дорогу Глеб.

Разглядывая беседку, я пыталась понять: почему Глеб так воспринял признание Амира? И почему о своей сущности хищника пытался со мной говорить. Он уже прошёл всё то, что предстоит пройти Амиру, он просто любит меня, не ломает и не завоёвывает. Или продолжает завоёвывать?

Смотреть в окно надоело, я легла на пол и стала рассматривать потолок. Как он всё устроил вчера, всё продумано до мелочей, которые на самом деле очень важны для меня. И камешек родонит, и пещера со светлячками. Я и так была счастлива вернуться домой, но он устроил настоящий праздник души и тела. Что-то ему ещё Амир сказал такое, что потрясло Глеба, не только о своей любви ко мне и жажде. И это что-то имеет отношение к сущности Глеба… да ещё получилось так, что ему пришлось убить главу клана у меня на глазах, то есть эту сущность показать наглядно. А Олег слышал весь разговор с Амиром и не дал возможности Глебу это что-то со мной обсуждать, вообще говорить.

Лежание на полу не принесло больше никаких умных мыслей, и я встала. Даже если Олег и в доме разговаривать с ним бесполезно — мне он ничего не скажет. Я походила по комнате, полежала на постели, но так ничего нового не придумала и пошла снова к Самуилу. Он сидел в своей лаборатории и смотрел в окно.

— Самуил, как мои дела?

— Всё хорошо, Катенька, ты совершенно здорова.

А глаза совсем грустные, такие безнадёжные.

— Почему ты грустишь?

— Понимаешь, ваша любовь, такая невероятная, такая чистая… такая счастливая…

— И что с ней?

Неожиданно для себя я спросила таким жёстким тоном, почти как командор, видимо размышления у окна так на меня подействовали, что Самуил удивлённо поднял на меня глаза:

— Катенька…

Таким же тоном я повторила вопрос:

— Что с нашей любовью? Почему ты так говоришь?

Самуил опустил голову и вздохнул так тяжело, что даже для него это было странным.

— Что Глебу сказал Амир? Ты знаешь, говори.

— Он не знает, ты зря его пытаешь.

Так Олег на меня ещё никогда не смотрел, он смог даже однажды крикнуть на меня, но, чтобы вот так, как генерал всех войск и командор, ещё не было. Но и я изменилась, тоже стала другой — женой командора, сам сказал. Я встала перед ним и посмотрела в глаза, спросила хриплым от волнения голосом:

— Так что с любовью?

— Катя, я предлагаю чаю попить. Глеб только к вечеру приедет, успеем поболтать.

Подхватил меня на руки, и мы оказались… в сейфе. От удивления я даже не смогла звук произнести, а Олег сразу исчез и закрыл дверь. Вот и поболтали.

Постояв в удивлении, я пожала плечами, вздохнула как Самуил и приготовилась сидеть в сейфе до приезда Глеба, но Олег вдруг появился с подносом в руках:

— Вот и чай.

— А почему сейф?

— Мы же тайну Глеба будем обсуждать.

— Тайну?

— Ты же хочешь знать, что ему сказал Амир?

Я только кивнула, Олег как всегда прав, никто не должен знать, о чём мы будем говорить. А Глеб? Он ведь узнает, что мы с Олегом заседали в сейфе.

— Ты ему потом всё скажешь.

Налил мне в чашку чай и сел напротив. Я пила чай и не смотрела на него, молчаливая болтовня получается. Неожиданно он засмеялся тихим довольным смехом и спросил:

— На сколько чашек хватит твоей выдержки?

Я только мрачно посмотрела на него и налила себе ещё чай. Он опять засмеялся и решил сдаться:

— Хорошо, можешь не мучиться, я всё тебе расскажу.

— Я не мучаюсь, твой чай мне всегда нравился.

Но взгляд на него подняла, говори, я слушаю. Глаза Олега сразу потемнели, от улыбки не осталось и следа.

— Амир предупредил Глеба, что и его настигнет жажда.

— Глеба? Почему? Он уже всё это прошёл, уже давно!

— И нас с Виктором тоже. Всех.

Он так смотрел на меня, что я смогла только прошептать:

— Почему?

— Любовь — это тоже энергия.

— И что?

— Наш организм затребует её всю. Вместе с кровью.

— Основа всего… это кровь?

— Да. Для нас.

— Но вы же её уже получили!

— Любовь меняет её и нас… появление жажды только вопрос времени.

Говорить я уже не могла и едва просипела:

— Но ведь можно опять вам её…

— Катя. Это бесконечный процесс, пойми, наконец… и неизвестно, как вторичное переливание скажется на вас. В особенности — на тебе.

Олег закрыл лицо руками, потом резко отвёл их и продолжил:

— Чем больше силы, тем больше она требует энергии.

— Откуда Амир это знает? Почему вы ему поверили?

Неожиданно я успокоилась, ужас схлынул, остался холодный разум.

— Амир нашёл продолжение пророчества. И в нём есть он.

А вот это уже серьезно — Амир такими вещами шутить не будет. Я вжалась в кресло, но смогла посмотреть на Олега, и он объяснил:

— Появится новый вождь, который возродит свой народ, получив кровь первой человеческой женщины, спасшей большого человека и оставшейся живой. А большие люди будут пить кровь у выживших маленьких людей многократно.

Я обмерла и с ужасом смотрела на него, получается, что Амир сможет возродить свой народ, только получив моей крови? Олег кивнул, получается так. Поэтому такая боль в глазах, вот оно — он так стремительно почувствовал жажду моей крови, что был к ней не готов, хотя знал пророчество. Но если знал пророчество, значит, он всё понимал, должен был быть готов!

— Олег, если он знал пророчество, то…

— Он почувствовал тебя в первую встречу.

Олег вскочил и стал ходить по комнате, но ему места явно не хватало, и он опять сел за стол. Сцепил руки и продолжил:

— Он всё знал, понимал, что ты первая и ему нужна именно твоя кровь.

— Почему он не воспользовался моментом тогда, в пещере?

На этот вопрос у Олега не было ответа, как и на другой — почему сейчас Амир решил сесть на диету? Я коснулась пальцами сжатого кулака Олега и сказала единственное, что пришло в голову:

— Серёжа, он появился неожиданно для него без моей крови.

— Ты его сама к нам послала.

— Вот именно.

И что это объясняет? А ничего, жажду Амир всё-таки почувствовал. Я вспомнила, как он в пещере признался мне, что держится с трудом, теперь понятно, почему ему было так тяжело. Он всё знал, ему было всего-то нужно — убить меня тогда и этим возродить свой народ, а Глебу… а что Глебу? Придумал бы что-нибудь, да и неизвестно ещё было, кто кого победит. А он держался и пытался что-то понять из того, что я тогда наговорила.

— Глеб уже от меня сбежал?

Олег усмехнулся, но покачал головой:

— Он скоро вернётся.

Я кивнула и ждала обычного ответа, мол, дела, но неожиданно Олег решил всё мне сказать:

— Глеб уехал в школу Олафа с Леей и Ильей. Посмотреть новых мутантов, очень интересные появились экземпляры.

Только чтобы отвлечься от тяжелых дум я спросила:

— И чем они такие интересные?

— Удивительная энергия, Олаф говорит: очень сильная и странная, такой ещё не было.

— Вирус мутирует?

— Мутирует.

Он взял меня за руку, погладил пальцы, обнял её обеими ладони и поцеловал.

— Катя, я сейчас так счастлив, ты дала нам всем такое чудо, такую невероятную любовь, что я готов отдать все свои столетия за эти дни…

— Не смей! Слышишь, не смей так говорить! Мы что-нибудь придумаем, сам говорил, что я волшебница и колдунья! Я что, зря Серёжу послала? Всё не просто так, он должен помочь… не знаю — чем, но должен!

Олег странно на меня посмотрел, резко встал, посмотрел на меня сверху вниз, сел и опять взял меня за руку:

— Мари, нам может помочь Мари.

— Мари?

— Она смогла говорить с Хранителями и никак на них не реагировала, и Амир не мог ею управлять. Я видел, он пытался её остановить, но она преодолела его энергию, даже на миг не остановилась, прошла сквозь неё, как будто сквозь обычный воздух.

— А Серёжа стал сильнее её.

— Да. Надо…

— Послать их к Амиру. Если они смогут ему помочь справиться с жаждой, значит, помогут и вам.

Олег засмеялся и поцеловал мне руку, поднял светящиеся глаза:

— Амир прав, ты видишь всё как женщина, но у тебя мужской ум.

— Ещё чего! Вот это комплимент, а откуда ты это знаешь? Он что, тебе тоже так сказал?

— Сказал, он восхищён тобой… умом и красотой.

Дверь открылась, и вошёл Глеб, не так — вошёл разгневанный командор. Олег вскочил, но не успел ничего сказать, так как я сразу заявила:

— Глеб, я пытала Самуила, а Олег его спас. Я всё знаю. Теперь можешь меня наказывать.

Я тоже встала, подошла к Олегу и взяла его за руку, Глеб мрачно смотрел на нас и молчал. Наконец, опустил глаза и произнёс:

— Олег, свободен.

Дёрнув Олега за руку, я кивнула — уходи, я с командором сама разберусь. Он только улыбнулся мне, странно посмотрел на Глеба, но ничего не сказал и ушёл. Мне стало обидно, что Глеб так рассердился на Олега, и я высказалась:

— Глеб, ты не прав, я должна знать, что с тобой происходит, ведь я тоже к этому имею отношение.

Он ничего не ответил, подошёл ко мне, руки в карманах и строгий взгляд. Так мы и стояли, смотрели друг на друга: он мрачно, а я с обидой. Наконец, я не выдержала и попыталась его обойти, вернуться в свою комнату, не хочет говорить и не надо. Но Глеб не позволил, подхватил на руки и сел на диван. Я сразу прижалась к нему и зашептала:

— Ты пойми меня, я же вижу, что тебе плохо, но не знаю почему и страдаю от этого. И Самуил так странно сказал о нашей любви, конечно, я к нему стала приставать, а Олег решился говорить со мной.

— Что сказал Самуил?

Голос Глеба был глухим и напряжённым, он весь как-то сжался.

— Он ничего особенного не сказал, немного о клане Амира, и что… он, Амир, меня любит. Я знаю, что это не так, просто слишком сильно пришлось ему меняться за последнее время, он и не выдержал, решил, что это из-за меня.

— Из-за тебя, он действительно тебя любит.

— Ну, это он тебе так сказал, но сам ещё не очень понимает, что с ним. Да и жажда ему мешает всё воспринимать реально.

Глеб погладил меня по голове, нежно коснулся губами волос:

— Катя, что бы ни случилось…

— А ничего не случится. Надо Серёжу с Мари к Амиру послать, если они смогут ему помочь с жаждой справиться, то значит и вам помогут.

— Они поехали к Амиру с Олафом и некоторыми мутантами из его школы.

— Ты их уже послал? Ты догадался, сам так подумал?

— Подумал.

— А почему мне ничего не сказал?

— Я уже в школе Олафа решил, что нужно попробовать энергию Мари и Сержа, а когда посмотрел новые экземпляры, стало ясно…

Не докончил фразу, прижал меня к себе и долго молчал, а я облегчённо вздохнула, Глеб уже всё решил, нашел выход. У нас всё получится, если мы сразу втроём об одном и том же подумали, значит, это правильно. Однако Глеб продолжал тяжело молчать, и я забеспокоилась, попыталась на него посмотреть, подняла голову, он сразу меня поцеловал:

— Прости меня.

— За что?

Но он не ответил, прижал к себе, только гладил волосы и касался их губами. И я решила не торопить его, раз остался в сейфе, значит, что-то должен сказать. Глеб провёл пальцами по моей щеке, по губам, но поцеловать не позволил, резко поднялся и посадил меня за стол, а сам сел напротив. Я попыталась взять его за руку, но он и этого не допустил, убрал руки на колени.

— Катя, ты моё счастье, невероятное и недостижимое никогда.

Глухой и напряжённый голос, тяжёлый взгляд исподлобья так удивили меня, что я даже не смогла ничего сказать. Глеб повёл губами и продолжил:

— Недостижимое никогда, потому что я хищник, и таким останусь, даже твоя любовь этого не сможет во мне изменить. Я люблю тебя, но и моя любовь не может ничего изменить. В любой момент я могу не сдержаться и убить тебя.

Вот чего он боится — жажды, этого страшного желания моей крови! Я вскочила и крикнула:

— Ты — мой! Слышишь, ты только мой! Ты принадлежишь только мне! Моей любви! Никакая жажда ничего не сможет со мной сделать! Запомни это навсегда, на все свои тысячелетия, я не позволю этой…

И даже не успела понять, что случилось, только увидела тревожные глаза Глеба и темнота накрыла меня.

Странное состояние невесомости, нигде и никак, тела тоже нет, ничего нет. Но это нигде и никак заполнено чем-то, только я это не чувствую, но откуда я это знаю? Просто знаю. Как только я осознала эту мысль, звуки рухнули на меня, и я практически оглохла от крика Глеба:

— Катя, дыши, только живи, живи!

— Она дышит, Катя начала принимать энергию, держи за руки!

Я пыталась открыть глаза, но у меня ничего не получилось: веки не слушались, губы тоже, тело стало тяжёлым, за мгновение превратилось в кусок бетона. Первым я почувствовала мизинец, он сначала потеплел, потом стал чувствовать чью-то руку. Затем все пальцы левой руки и почему-то правая нога, но никакой боли, только тяжесть и тепло. Глеб продолжал повторять:

— Катя, держись, я молю тебя, только живи…

Я пошевелила ожившими пальцами руки, Глеб сразу поцеловал их, и я почувствовала горячие губы. Его энергия горячим потоком билась о бетон моего тела и сантиметр за сантиметром разрушала скованность мышц, я уже чувствовала почти всю руку. Ещё чья-то энергия стала пробиваться в голове, раздвигала темноту, но в какой-то момент вспыхнули искры, и я потеряла сознание.

Зелёный листок мешал солнечному лучику коснуться моего лица, он поворачивался то в одну сторону, то в другую и лучик никак не мог обойти его. Листок гордо расправлялся во всю свою ширь и закрывал от лучика моё лицо, лишь на мгновение иногда позволял тонкой линией едва коснуться меня, а затем снова прятал в своей тени в твёрдой уверенности, что он меня защищает. Я наблюдала за их игрой и улыбалась, так интересно рассуждает мозг, он решил, что и листок меня защищает.

Я лежала на кушетке в нашем саду, а Глеб сидел рядом, держал меня за руку, поглаживал пальцы и улыбался. Солнечные ванны мне прописал Самуил, и это единственное из списка процедур моего лечения, что я принимала с удовольствием. Бассейн был категорически исключён, он шёл первым номером в длинном перечне запретов. Вместо него меня иногда помещали в ванну с голубой водой из таинственного озера, для успокоения нервной системы, где я почти сразу засыпала.

А вот и сам эскулап, счастливый, судя по широкой улыбке и радостным глазам, небось очередную гадость несёт в стакане.

— Катенька, девочка моя, это тебе для горлышка, очень полезно, Аарон передал.

Узнав зелёную гадость, я застонала, но Самуил был непреклонен, и, конечно же, Глеб его поддержал:

— Катя, ты должна петь на домашнем празднике.

— Если ты выпьешь это лекарство, Катя, всего один стакан, только один, то уже вечером я позволю тебе говорить.

Собственно, говорить я могла, но Самуил запретил мне издавать какие-либо звуки так же категорически, как и бассейн. В какой-то момент я вообще решила, что эскулап просто пользуется редким случаем полного подчинения Глеба всем его способам восстановления моего ценного организма. О том, что меня каждый день накачивали энергией, я даже не говорю, и это тоже были приятные моменты в лечении.

Мое бессознательное состояние бетонной плиты длилось на самом деле совсем недолго, всего около получаса, но имело очень серьёзные последствия для организма. Оказалось, что я за мгновения отдала Глебу всю тёмную энергию пещеры Амира, и этим заглушила у него все признаки жажды. Вот о чём он пытался, но не смог со мной говорить в сейфе. Вернее, не успел сказать. Жажду Глеб почувствовал уже по дороге из школы Олафа домой, понял всё, а так как знал, сколько у него времени, решил всё сказать мне и уйти. Он тоже терял сознание, всего на несколько минут, когда получил от меня этот удар энергией. Так и сказал — удар энергией. К счастью, Олег что-то почувствовал, он появился в сейфе в тот самый момент, когда мы с Глебом упали без сознания.

Самуил внимательно следил за тем, чтобы я выпила всю зелёную гадость и не оставила ни капельки.

— Молодец, девочка, молодец, я так рад за тебя, скоро совсем будешь здорова. Совсем немножечко потерпеть осталось.

На мой мрачный взгляд и перекошенное лицо развёл руками и парировал:

— Что поделаешь, лекарство таким и должно быть, тебе бы только вкусности, ан, нет, красавица, кисленькое даже полезнее.

Послышался смех Олафа и голос Виктора возмутился:

— Самуил, ты зачем нашу Катю обижаешь? Подумаешь, Аарон что-то намешал в стакане, может, там ничего полезного и нет, кислость одна.

Но Олаф встал на сторону Самуила:

— В прошлый раз тебе это лекарство помогло, значит, и сейчас полезно.

Они сели рядом со мной на скамеечку и вопросительно посмотрели на Глеба, отчитываться при мне или потом, за закрытыми дверями сейфа. Командор решил, что я какую-то часть тоже могу услышать, чтобы потом не приставала с вопросами:

— Говорите.

Первым слово взял Олаф:

— Амир получил энергию от Мари, она практически здорова, врачи лишь констатировали временную слабость. А Серж только коснулся его руки и всё, сказал, что энергии Амиру уже достаточно. Пока Амира поместили в закрытое помещение, на всякий случай.

Я посмотрела на Глеба, и он ответил на мой немой вопрос:

— С Амиром ситуация сложная, так как он находится в состоянии перехода на донорскую кровь.

Олаф кивнул головой:

— С ним вообще происходило что-то странное, всё слишком быстро, все признаки ускорились по времени.

Внимательно посмотрел на меня, но решив, что раз Глеб разрешил, то можно говорить, продолжил:

— Амир успокоился, только когда к нему зашла Мари, а так его едва удерживали.

Я показала пальцем на себя, и Олаф кивнул — Амир стремился ко мне, за моей кровью. И что теперь? Олаф лишь пожал плечами:

— Катя, теперь только ждать.

— Катенька, у него сильная служба, я, правда, только медицинскую часть клана знаю, но она очень сильна, они ему помогут, у них большой опыт.

— Кстати, Самуил, ты ещё одной новости не знаешь — перед тем, как Амир перестал осознавать действительность, когда ещё Катя была в его дворце, он приказал весь клан постепенно переводить на донорскую кровь. У них теперь работы много.

Глеба эта новость тоже удивила, он качнул головой и усмехнулся, действительно стремительно развиваются события. Виктор решил внести свой комментарий:

— Удивительный у него клан, дисциплина железная, я бы даже сказал — каменная. И дело не в страхе перед Амиром, в принципе всегда можно уйти, сбежать наконец… там что-то иное. Его боевики и перед Хранителями почти как наши встали, стеной. У них единственный изъян в броне.

Хитро на меня посмотрел и замолчал, мне пришлось сделать вид, что я в него стаканом кину, только после этого он заявил:

— У них нет тех возможностей, которые проявились у наших боевиков после общения с тобой, жена командора. Да у Амира и жены-то нет.

Все дружно засмеялись, я тоже улыбнулась, женатый Виктор ещё интереснее стал. Он едва коснулся моей руки и сразу улыбнулся:

— Вот и хорошо, теперь нам опять ничего не страшно, ты полна сил, только больше не планируй подвигов, а то мы никак домашнего праздника не можем дождаться.

Командор посмотрел на него, и Виктор продолжил отчёт о поездке в клан Амира:

— Нам показали действительно много, Амир успел отдать приказ. Мы им не уступаем, но и не очень впереди. Даже техника близка нашей по возможностям, Андрей там сильно удивлялся, всё пытался понять, как и откуда они такую взяли. Оружие тоже показали и специалистов, я конечно уже имел представление, но некоторые подробности впечатлили. Катя, если бы не ты, то, пожалуй, туго бы нам пришлось.

И только после этих слов я поняла, что Глеб берёт на себя ответственность за клан Амира. На мой немой, но очень выразительный вопрос он только кивнул — берёт. Виктор тоже понял меня и весело заявил:

— Катенька, да это же мечта, такой клан курировать, это тебе не разбойники Аарона! Они сами себя так контролируют, что нам и делать ничего не надо, Глеб на Совете только пару раз отчитается и всё: мол, так и так, не стоит беспокоиться.

Глеб тоже решил меня успокоить:

— Совет согласится с моим предложением, им проблемы с кланом Амира не нужны, а он скоро придёт в себя.

Поцеловал мне руку и предупредил:

— Я сейчас уеду и к ужину вернусь.

Все эти дни Глеб не покидал меня, уходил только на несколько минут восстановиться, всё время был рядом, я засыпала и просыпалась в его объятиях. И только теперь, когда я уже чувствую себя достаточно хорошо, даже Самуил это подтверждает, и когда он получил информацию о состоянии Амира и его клана, он может себе позволить ненадолго уехать. Нельзя постоянно держать мужа у своего подола, особенно такого как Глеб… ну я и подумала! Мне хватило разумения не хихикнуть над своей мыслью, а только улыбнуться и кивнуть головой. Глеб нежно коснулся моих губ и ушёл с Виктором, понятно, что не всё о клане Амира можно было говорить при мне, женщинам лишняя информация не нужна, особенно таким как я — с мужским умом. Олаф понял мои мысли и усмехнулся:

— Катя, твоё любопытство, конечно, иногда сильно нам помогает, но всё-таки есть такие мужские дела, которые…

— Я всё понимаю.

— Катенька, тебе нельзя ещё говорить, до вечера нельзя, иначе неизвестно, сможешь ли ты петь, а мы очень все ждём твоих песен. Олаф, она такая непослушная пациентка.

Самуил возмущённо махнул рукой, а я широко раскрыла глаза и замычала, плотно сжав губы. Олаф засмеялся, уж он-то это знает. Он встал и тоже хотел уйти, но я его остановила, умоляюще посмотрела и протянула к нему руку, неужели он ничего мне не расскажет, ну хоть чуть-чуть, хоть о чём-нибудь чего-нибудь. Олаф понял меня, снова сел на скамеечку, взял за руку, проверил состояние энергии и удовлетворённо кивнул:

— Энергия у тебя практически восстановилась. Самуил, ты волшебник, гений медицины человеческого тела.

Самуил гордо улыбнулся:

— Ну, я ведь всё-таки врач, не только вирусом занимаюсь. Вот если бы Катенька хоть иногда…

Я уже возмущённо открыла рот и собралась очередной раз нарушить строжайший запрет говорить, но Самуил сразу решил уйти от греха подальше, если что — виноват в нарушении режима будет Олаф.

— Олаф, мне нужно посмотреть кое-что, ты посиди с Катенькой, ей ещё сорок минут принимать солнышко… полезно, ей это очень полезно.

И быстро ушёл. Мы с Олафом переглянулись, и он расхохотался:

— Бедный Самуил, какая у него пациентка неправильная, ни одну болезнь так толком не долечила, всё бы ей подвиги совершать.

Отмахнувшись, я скривила лицо, некогда всякими мелочами заниматься, да и чувствовала себя всегда очень даже неплохо. Но Олаф покачал головой:

— Катя, он прав, ты не успеваешь полностью восстановиться, слишком часто теряешь энергию, практически постоянно и кардинально. Ты человек, твоему организму по природе не свойственно так энергию свою разбрасывать. Хотя ты явление уникальное, обычной логике не поддающееся.

Ну вот, и он туда же, меня Самуил с Глебом каждый день воспитывают, как себя беречь нужно, уже скоро дышать буду по указанию врача и мужа. Олаф засмеялся моим мыслям:

— Дышишь ты самостоятельно, и, к счастью, уже нормально.

Он взял меня за руку и как-то загрустил, я тревожно подняла на него глаза, но он лишь усмехнулся:

— Всё хорошо, теперь только ждать. Ты спасла Глеба и показала нам путь, как избавиться от жажды.

Олаф вздохнул и спрятал глаза, даже голову опустил, а я схватила его за руку, уж он-то должен меня понимать, я сделаю для них всё, что потребуется и знаю точно — они не виноваты в этой жажде. Он кивнул, но глаз не поднял, заговорил тихим голосом:

— Катя, ты упорно продолжаешь за нас бороться, каждый момент своей жизни пытаешься изменить нас, а мы… мы лишь хищники, страшные хищники и убийцы.

— Нет! Не смей так говорить!

— Катя, молчи. Я же хочу услышать твоё изумительное пение.

Он попытался улыбнуться, но получилась лишь кривая улыбка и тяжёлый вздох. Я потрясла его руку и заявила:

— Олаф, это вы сами боретесь с собой, каждую секунду, а я лишь инструмент в этой борьбе! И вообще — я борюсь за любовь, не с вашей сущностью там какой-то, а за свою любовь! И ты тоже за любовь борешься.

— Я?

— Конечно! Ты сейчас свою душу к любви готовишь, чтобы она смогла эту любовь настоящую понять и принять, осознать её значение. Ты мне лучше о Валери расскажи, я совсем ничего о ней не знаю, она сейчас где, всё ещё у Арни?

Выражение лица Олафа сразу изменилось, он почему-то совсем не ожидал от меня такого вопроса и сразу растерялся: взгляд изменился, синева проявилась так ярко, что я даже хихикнула про себя, ага, хищник тоже мне — влюблённый олень. Красиво подумала, нельзя ему допускать такие мысли, иначе он будет ждать жажду, думать только о ней, а ему сейчас нужно все свои мысли направить к Валери. Он справился и смог произнести:

— Ну, …она уже не там.

Как-то робко на меня посмотрел и признался:

— Она в моей школе.

— У тебя в школе? С мутантами?

— Я ей всё показал, экскурсию провёл. Катя, она сама попросила показать, чем я занимаюсь.

И такие у него стали глаза, что я не выдержала и засмеялась, ну да — хищник.

22

Олаф говорил и говорил, наконец-то он смог сказать мне то, что томилось в его душе и требовало выхода. А я смотрела на него и любовалась, влюблённый викинг это зрелище, которое описать словами невозможно. К женатым Олегу и Виктору я уже как-то привыкла, а влюблённый Олаф мне ещё только открывался. Почему-то вспомнились его тоскливые глаза в первый день нашего знакомства, когда от него только ушла жена, не просто ушла, а стала такой, как он. Вот она стала хищницей, когда человек сам хочет стать иным, не вынужденно, как Амир, а добровольно, из-за силы и необычных способностей, это для меня означает, что и в человеческом обличье он был хищником. А Олаф всю свою сознательную жизнь, родившись таким, боролся со своей сущностью, спасал несчастных мутантов, давал им возможность просто выжить в этом страшном мире. Не только в их мире, но и мире людей, который иных тоже не признаёт, делает их изгоями. Или подопытными животными.

Олаф влюблён, в нём уже родилось то самое чувство, от которого горят глаза и замирает сердце. Я ещё не видела Валери, но уже восхищена ею, видением её глазами Олафа.

— Понимаешь, Катя, она всем интересуется, ей на самом деле всё о нас интересно. Она и к Арни поехала, чтобы с ними поговорить, узнать, как они, человеческие женщины так смогли, как они их полюбить смогли, Олега и Виктора. Именно полюбить, она и мне откровенно говорила, что сразу поняла — Нелли и Арни на самом деле их любят.

Олаф вскочил, походил вокруг меня несколько кругов, опять сел на скамеечку:

— Я ведь тогда совсем растерялся, когда понял, что чувствую её, испугался невероятно, никогда такого страха не было. И Хранители, совсем непонятно было, чем закончится бой, погибнуть могли все…

Он понял, что проговорился, нарушил приказ командора рассказывать о весёлой прогулке по берегу моря с Хранителями, и сразу замолк, робко посмотрел на меня. А я сделала вид, что совсем не осознала ужаса сказанных им слов, кивнула и улыбнулась:

— Глеб рассказывал, что ты говорить даже не мог.

— Да, сейчас уже смешно вспоминать, но я ведь тебе тогда не поверил, когда ты мне пообещала жену. И почувствовав Валери, совсем перестал осознавать действительность, на несколько часов выпал из жизни. Но Глеб прав, он тогда меня заставил за неё бороться.

— Заставил бороться?

— Да, так и заявил, что ты из-за меня чуть не погибла, энергию отдала, и если я окажусь недостоин…

— Олаф, это не так, зря Глеб так сказал…

— Он прав. Ты нам свою жизнь отдавала, чтобы мы стали настоящими, шанс любви дала, чтобы не быть зверем, а человеческое почувствовать… и этому шансу надо соответствовать. Я только тогда Глеба понял, как он себя к встрече с тобой готовил. И как ты мне помогала к встрече с Валери измениться.

— Олаф, ты всегда был таким, достойным её, ты всегда был настоящим.

— Нет, я таким не был. Я жил какой-то своей жизнью, и только встретившись с тобой, начал понимать, что на самом деле это возможно, когда человек и мы можем существовать рядом и любить, понимаешь — любить! Я как глаза его увидел, когда мы с Глебом смотрели твои дни боли, вот тогда начал что-то понимать в тебе. Ну, а некоторые твои подвиги я уже сам наблюдал.

— И участвовал в моём спасении, если бы не ты…

— Катя, ты никак одного понять не хочешь… да каждый из нас готов был за тебя свою жизнь отдать, только чтобы уберечь от этих страданий. Закон жесток, он именно тебя заставил всё пройти, то, что человек выдержать не может, а нас заставил это увидеть и захотеть умереть за тебя, только тогда и дал нам этот шанс. Я от одной мысли, что с Валери что-то подобное может произойти…

Закрыл лицо руками, а я сразу торопливо заговорила:

— Олаф, с ней всё будет хорошо, у вас так не будет…

Он сразу посмотрел на меня совершенно чёрными глазами:

— Катя, именно потому, что ты через всё это прошла я готов за тебя умереть в любой момент. За каждую из вас, и за Валери.

— Всё теперь хорошо, всё у нас получилось, тебе сейчас о Валери думать надо. А ты ей уже сказал, что не только из-за энергии она тебе нужна?

— Нет.

— Боишься?

— Боюсь.

И я не выдержала, когда увидела бледное и измученное лицо с прозрачными глазами, расхохоталась, сквозь смех едва смогла произнести:

— Олаф …хищник… она… Валери… она… уже ждёт… сама к тебе… в школу пошла, а ты никак… понять не можешь… да… она… она тобой интересуется, глупый!

— Мно… о..й?

— Ага. Ты что, на самом деле подумал, что она только мутантами интересуется? А кто мутантами занимается, жизни им спасает? Что, ты так ничего и не понял?

— Катенька, как ты можешь говорить, когда я тебя предупреждал, Глебу с тобой запретил говорить, Олаф, о чём ты думаешь, Катеньке нельзя говорить! Немедленно в дом! Олаф, как ты мог, ты совсем… я так восстанавливал ей связки на горлышке, а ты позволил ей говорить!

Олаф весь сжался под грозным окриком Самуила, небось представил, как явится командор и… лучше не представлять. А я опять засмеялась:

— Самуил, да я после этого зелёного ужаса уже совсем здоровая, я обязательно скажу Аарону, что только благодаря твоим стараниям, твоим Самуил, и его… в общем его лекарства я так хорошо пою.

— Катенька, тебе нельзя петь!

— Самуил, я не понял, как это Кате нельзя петь? Что ты говоришь? А я только уговорил Арни песню с ней исполнить.

— Олег, спаси меня, Самуил запрещает мне всё, бассейн нельзя, разговаривать нельзя и петь нельзя! Всё, восстание здоровых женщин! Свободу женщинам!

Я попыталась встать, но этой вольности Олег мне не позволил, сразу подхватил на руки и заявил:

— Восстание свободных женщин подавлено превосходящими силами мужчин. Петь ты будешь, раз так громко уже можешь изъявлять свои желания, но ходить я тебе пока не позволяю.

— Вот так всегда, пользуетесь этой вашей превосходящей силой, давите на корню всякое свободомыслие.

— Это у тебя задавили? Да ты как танк проехалась по нашему миру, переманила на свою сторону все войска, даже Хранителей в горы загнала, в море покидала. Тиранов заставила сесть на диету, и после этого безобразия ты говоришь, что тебя задавили?

Всю эту тронную речь Олег выдал по дороге в столовую, мне даже некуда было слово вставить. Олаф шёл за нами и только согласно головой кивал, вот она — мужская солидарность. Самуил пытался продолжать ворчать на меня за нарушение его строгой рекомендации молчать, но махнул рукой и только молча соглашался с Олегом.

Вердо кормил меня какими-то очень полезными вкусностями, к счастью уже не зелёными водорослями, но совершенно непонятно из чего. Я пыталась выяснить ингредиенты, но Олег, как всегда, ограничился объяснением, что мне эта еда очень полезна. Поедая эти самые полезные вкусности, я спросила:

— А что Арни будет петь?

— Этого я не знаю, она пока просто согласилась.

Непонятно, когда Олег умудряется встречаться с Арни, но то, что он виделся с ней, я замечала каждый раз: он появлялся таким домашним и счастливым, что смотреть на него было одно удовольствие. А у Виктора после каждой встречи с Нелли глаза становились такими пронзительными, аж светились, и улыбка не сходила с лица. Но никто не говорил: вот я к жене съездил, или дома был, а теперь на службу к командору приехал. Они оставались для нас с Глебом преданными друзьями и соратниками, для которых мы часть их жизни.

Мы ни разу не говорили о случившемся в сейфе, мне рассказали только то, что я передала Глебу тёмную энергию, и когда он пришёл в себя, у него пропала жажда моей крови. Теперь у них у всех появился шанс таким же образом, получив эту энергию через Мари и Сержа, избавиться от жажды, если она у них возникнет. Я понимала состояние Глеба, однажды он уже с ней боролся, и почувствовав её снова — когда считал, что всё, он уже просто любит меня, он уже для меня не хищник, а любящий и любимый муж — его жизнь перевернулась и он был готов уйти, хоть умереть, но не позволить ей его победить и погубить меня. Не так, я никогда не смогу этого понять на самом деле, я понимаю лишь состояние ужаса и мрака в его душе. И Глеб всё время моего лечения сидел или лежал рядом со мной, обнимал и держал за руки, смотрел на меня пронзительной синевой. Они с Самуилом так меня лечили, что мне иногда казалось — запрет говорить они придумали вместе, чтобы я меньше возмущалась на такое лечение.

Устроившись на диване, Олег закурил сигарету и неожиданно предложил:

— Катя, хочешь завтра прогуляться?

— Прогуляться? Хочу! А куда?

— Есть одно интересное место, тебе понравится.

— Олег, что ты говоришь! Куда это ехать, да…

— Самуил, я тебе обещаю, что Катя ходить не будет, плавать не будет. Вот разговаривать, пожалуй, я не смогу ей помешать.

— А Глеб?

— Он тоже с нами поедет.

Самуил не удержался, хотя и понимал, что без предварительной договоренности с командором Олег бы такую прогулку мне не стал предлагать, ехидно спросил:

— А Глеб что, так сразу и согласился? Катя ещё ходить не может…

— Я всё могу, и ходить, и говорить, вообще — всё!

— Слышишь, Катя всё может. Ходить она не будет, а говорить, сам понимаешь, ей запретить сложно. И так долго терпела.

Олег засмеялся надо мной, а я кинула в него ложечкой, он её поймал, положил рядом с собой на диван и прокомментировал:

— Вот видишь, Самуил, она уже вполне здорова.

Молчавший всё это время Олаф издал звук, похожий на хихиканье, и добавил свой комментарий:

— Нужно выпустить Катю на волю пока она только ложками кидается.

Я грозно на него посмотрела, но кидаться ничем больше не стала. Возмущение Самуила длилось весь обед, я пыталась с ним бороться, а Олег только головой в такт покачивал, но в паузах говорил, что меня долго нельзя держать в недвижимом состоянии — я на воле сразу начну подвиги совершать, и им это дорого обойдётся. Олаф с ним был полностью согласен.

После обеда Олег перенёс меня в спальню, уложил на кровать, а сам сел рядом и взял за руку.

— Ты хочешь что-то мне сказать?

— Хочу.

И продолжал молча на меня смотреть, вернее, рассматривать яркими глазами. Я решила дождаться, когда он сам решится мне сказать то, о чём надумал, и тоже стала его рассматривать. Олег изменился, даже внешне изменился, стал ещё крупнее, шире в плечах. Он и раньше был почти одного роста с Глебом, а сейчас стал ещё выше. Энергия Арни сделал своё дело: физическая и энергетическая мощь увеличились, но самое главное — это выражение лица. Оно стало, как бы это сказать, живым, не маска тоски или просто маска недвижимости, а живое лицо человека. Вот оно, они теперь и лицом стали как люди, всё-таки у человека на лице больше эмоций всяких разных, потому что он всегда находится в состоянии переживаний, не важно каких — хороших или плохих, но он всегда что-то чувствует. И у Олега стало такое лицо и такие глаза, они показывают всю гамму ощущений, которые он теперь чувствует. Не просто многоцветный мыслительный процесс, а нюансы внутренних переживаний. Вот и сейчас его глаза, оставаясь светлыми и лучистыми, постоянно менялись, не темнели, а именно чуть меняли оттенок, в зависимости от внутренних ощущений.

Олег коснулся губами моей руки, потом прислонился к ней лбом, посидел так несколько секунд, и, не поднимая головы, сказал:

— Катя, ты обычная человеческая женщина, жена командора и ведьма.

— Я? Ведьма?

— Да.

Поднял на меня сияющие глаза, чуть качнул головой и продолжил:

— Несколько кланов решили перейти на донорскую кровь. У Самуила будет много работы.

Я откинулась на подушки и закрыла глаза рукой, а Олег сразу стал мне передавать энергию. Он держал мою руку, и я чувствовала горячий поток, который помогал мне пережить такую потрясающую новость.

— Катя, в одном мы очень долго были единственными в мире — кланы Глеба создавались сразу такими. А теперь уже в разных местах планеты стали появляться такие кланы, не отдельные странные личности, а целые кланы, для которых человек не является пищей. И теперь ещё некоторые кланы Италии. Даже в Америке такой появился.

Олег тихо засмеялся, а я смогла только прошептать:

— Они поняли.

— Они услышали тебя.

Я убрала руку и посмотрела на Олега полными слёз глазами, неприлично шмыгнула носом, и он подал мне красивый тонкий платок.

— Меня?

— Катя, ты никак не хочешь осознать, что на тебя всегда смотрели сотни глаз, не только мы.

— Как это?

Почему-то вспомнился технический этаж, куда меня приводил Глеб, чтобы посмотреть на Амира. Но Олег стал перечислять других зрителей:

— Главы и представители кланов, перед которыми ты выступала, боевики из чужих кланов, которые всегда наблюдали за тобой, когда Глеб позволял тебе иногда выйти на белый свет. А Париж? А Норвегия?

— В Норвегии никто меня и не видел, только этот… у которого вы потом жену умыкнули.

Он усмехнулся и объяснил:

— А космическое наблюдение? А поход по огненному лабиринту? Амир записи долго пересматривал, сам признался. И не только он. Арно не только ему их продал, как выяснилось.

Неожиданно помрачнел, но поднял на меня светлые глаза:

— А Сельма?

— Что — Сельма?

— Она многим о тебе рассказала, только результат получился совсем не тот, на который она рассчитывала.

Полюбовался моим ошалевшим выражением лица и продолжил:

— А твои любимые боевики? А мутанты из клана Элеоноры? А девушки из гарема?

Олег с удовольствием засмеялся, поцеловал мне руку, видимо то, как я на него смотрела, даже говорить не могла от удивления, теперь поражало его самого.

— Неужели ты ни разу не задумалась, что твои поступки видит весь наш мир? А то, что ты говоришь?

И уже расхохотался, не выдержал, видимо, что-то очень интересное вспомнил. Да, наговорила я много, вот уж о том, что говорю, где и при ком, никогда не успевала задуматься: слова вылетали раньше, чем голова осознавала. На всякий случай уточнила:

— Это ты о том, что я Аарона собиралась убивать?

— Ну, это не самое страшное. Хотя — да, охрана долго в себя приходила, а потом ещё и о пощёчине вспомнили.

— Кто мог о пощёчине боевикам рассказать?

— Те, кто тогда в живых остался.

И весело посмотрел на меня, тогда он целую ночь с бойцами Аарона бился, и это тоже охрана должна была помнить.

— Катя, тот бой был обычным выяснением отношений в нашем мире. А вот твоя пощёчина Аарону это уже серьёзно. Я уже не говорю о том, как ты его при Норе воспитывала.

Ну да, боевиков тогда я и не заметила совсем, даже не помню, были ли они во дворе. Олег чуть сощурился и уточнил:

— А то, что говорила, ты уже не помнишь совсем.

— Ну почему…

Но подробностей действительно вспомнить не смогла, только то, что Аарон должен сам рассказать Норе о передаче энергии.

— А разве боевикам это так важно? Ну, сказала и сказала, я же это Аарону говорила.

Олег только покачал головой и вздохнул, совершенно безнадёжно со мной говорить на эту тему.

— А твой разговор с Норой, вообще все твои разговоры с ней? Глушителя в комнате не было. Глеб не стал его устанавливать, чтобы всегда можно было знать её состояние.

— И боевики всё слышали?

— Конечно, мы вообще все хорошо слышим.

И сидит, улыбается, хитро смотрит на меня, веселится над моей забывчивостью. Он отпустил мою ладонь, видимо энергии уже было достаточно, и я сразу взмахнула обеими руками:

— Олег, я же ничего такого не говорила, ну и что, ведь ничего криминального?

Он захохотал и тоже махал руками, потом лицо закрыл, чтобы моего растерянного взгляда не видеть. Немного успокоившись, попытался изобразить серьёзное выражение, но у него ничего из этого не вышло, опять засмеялся и едва смог спросить:

— Катя, а ты представляешь, что было с боевиками, когда ты Норе рассказывала, какой Аарон… белый и пушистый?

Тут уже я сама засмеялась, да смешно получилось, наговорила я тогда много в своём желании настроить Нору на встречу с Аароном. Но Олег вдруг перестал смеяться и серьёзно посмотрел на меня:

— И это говорила человеческая женщина о главе клана, который… достаточно известен в нашем мире. Ты человек и говорила другому человеку, что его можно любить.

Он какое-то время рассматривал меня, моё растерянное лицо и беспомощный взгляд, только потом продолжил:

— Своими словами ты им дала шанс на возможность любви, настоящей, ведь они всё слышали и видели. Они вас с Глебом видели, ваши отношения, слышали ваши слова и… глаза, самое главное твои глаза, которые не лгут и ничего не боятся.

Ну да, боевики — это элита, те, которые думают, прежде чем сделать. Маленькое государство в разрушении. Или в созидании. Олег кивнул:

— В созидании. Поменялись те, кто услышал тебя, через себя твои слова пропустил, стал другим. Один Илья чего стоит.

Тут уж я гордо подняла голову и хотела заявить, что Илья уже сам был такой, раз согласился мне показать их питание. Но Олег понял мои мысли и сразу возразил:

— Он таким не был никогда. Отличный специалист, не зря его Глеб командиром внешней охраны дома назначил. А ты должна понимать, что такое специалист в нашем мире.

Дождавшись от меня поникшего состояния души, которое его удовлетворило, потому что я опустила голову и ничего не сказала, он неожиданно улыбнулся и продолжил:

— Катя, я, когда увидел, как ты внешней охране говорила, что веришь им, и сама смотрела каждому в глаза в полной готовности защитить его от любого нападения, то сразу понял, всё — им конец. А Илья там был.

— Это они меня защищали.

— Ну да, но Лею ты не отдала, красиво так, но достаточно понятно всем. И вообще — даже нас боевикам доверила. Но это уже совсем друга история. Твои подвиги они тоже видели, участвовали в некоторых как энергетическая поддержка. И ты разошлась совсем, раскидалась своей энергией, чтоб всем досталось.

— Олег, я…

— А твои песни? Тебе не понять, что для нас значат твои песни. Олаф прав, в них энергия, человеческая энергия.

Он усмехнулся, и эта усмешка остановила меня в попытке что-то возразить, она была такой доброй, какой-то удивлённой, он даже плечами пожал.

— Катя, всё вместе называется… революция в умах.

Олег неожиданно тихо и счастливо засмеялся, и я удивилась этому счастливому смеху, говорит о революции в умах и так смеётся, даже глаза ярко блеснули. Но когда он заговорил, всё стало понятно:

— А потом появились Арни и Нелли.

Вот за этот тихий счастливый смех и эти удивительные глаза можно пройти всё, по сравнению с ними ничего не значат никакие страдания физические. За счастливые глаза Глеба, когда он смотрит на меня, когда прижимает к себе и шепчет о своей любви. Я лихорадочно вздохнула и только смогла произнести:

— Олег, я так рада за вас.

— Отдыхай, Глеб скоро вернётся.

Неожиданно нежно поцеловал меня в щёку и прошептал на ушко:

— Милая революционерка.

И исчез. А я так и осталась совершенно ошалевшая, и что только с этими сверхчеловеками делает счастливая любовь.

Я лежала и думала о том, как всё неожиданно счастливо происходит. Разве могла я думать, покуривая в неизвестности и тоске на балкончике с видом на Неаполь, что так всё получится, так невероятно, просто немыслимо. Именно немыслимо, у меня даже мысли не могло возникнуть, что такой Глеб — не монстр, я почему-то совсем не воспринимала его монстром и убийцей, сразу относилась к нему сквозь призму своей безоглядной любви — будет любить меня и бороться за мою любовь. Да я и ко всем в доме сразу стала относиться с точки зрения своего видения их поступков на данный момент и совершенно не воспринимала все те ужасы, которые они о себе говорили. Может быть именно потому, что они сами так о себе говорили, ничего не играли, не пытались меня в чём-то обмануть: мол мы такие хорошие, а все остальные плохие, но при этом относились ко мне как к лучу света в их тёмном царстве, я и видела их настоящее сердце, даже если его и нет физически. Хихикнула над словами Олега, тоже сказал — революционерка, только о любви и думала, то с собой боролась, то с Глебом, то со всей компанией, как-то совсем на революцию не похоже. А оказалось, что все на меня смотрели и каждое моё слово, о, ужас, воспринимали с точки зрения своей жизни. Лучше не вспоминать подробностей некоторых разборок, которые я учиняла, ведь совсем не задумывалась, что все всё слышат и видят. Ну да, и ещё мысли читают.

Мне так и не удалось уснуть, мысли роились в голове, всплывали различные воспоминания, некоторые вызывали улыбку, от некоторых я пряталась под одеяло. Из-под него меня и достал Глеб:

— Дорогая, почему ты не спишь? Самуил на тебя уже пожаловался.

— От тебя ничего не скрыть.

— Ничего, что тебе на ушко Олег сказал?

Мгновенно разделся и забрался ко мне под одеяло. Я прижалась к нему и призналась:

— Представляешь, обозвал революционеркой.

Муж расхохотался и чмокнул в то место моей щеки, куда коснулся губами Олег. Хорошо хоть ревность не стал изображать, явно всю запись нашего разговора просмотрел и согласился с доводами Олега о моей роли в революционном процессе.

— А куда мы завтра поедем?

— Почему ты нарушила запрет Самуила разговаривать?

— Я же революционерка, вот и подняла восстание здоровых женщин. А Олег его сразу подавил превосходящими силами. Ну, я ещё и ходить хотела, а он моё восстание подавил, я только и смогла, что разговаривать.

Глеб помолчал, видимо рассчитывал про себя, во что ему обойдётся восстание, и решил, что лучше что-нибудь одно разрешить, чем бороться со мной по всем направлениям, и согласился:

— Зелёное лекарство Аарона ты героически выпила, будем считать, что голос восстановился.

Он смотрел на меня своим синим взором и улыбался, пожалуй, сам уже рад, что я могу разговаривать с ним. Я повозилась в его руках и заканючила, пользуясь хорошим настроением:

— А почему вы мне ходить не разрешаете, я же хорошо себя чувствую. Почему столько всего нельзя, бассейн нельзя, ходить…

— Ты пока ещё слаба.

— А вот Олаф сказал, что я практически восстановилась!

— Энергетически. А твоё прекрасное тело ещё требует лечения.

И чтобы не слушать моё возмущение сразу поцеловал. Только с третьей попытки мне удалось высказать своё мнение:

— Да если Самуилу позволить, то он меня вообще всю мою жизнь от чего-нибудь будет лечить! Всю медицинскую энциклопедию на меня повесит и по буквам начнёт…

— Катя, о тебе ещё не придумали энциклопедии. Аналогов во всём мире нет, только ты такие подвиги совершаешь. Поэтому будь добра — слушайся.

И так на меня посмотрел, что я сразу уверилась: точно, вместе придумали мне молчание, чтобы уже от всего сразу и на все времена.

Мы за все дни моего восстановления не говорили о его жажде, вернее меня заставили молчать и рассказывали о чём угодно, но только не об этом. И только сейчас я поняла, как Глеб был прав, что не говорил о своём состоянии тьмы. Это был тот самый случай, когда я не должна была даже намёком ощутить тот ужас, который царил в его душе в тот момент, когда я потеряла сознание от выброса энергии, а он ещё был в сознании и знал, что его жажда только начинает усиливаться. Никогда я не смогу забыть этот его крик, чтобы я жила. Он со мной прощался тогда, готов был уйти и умереть, а от меня требовал стремления жить во что бы то ни стало, что бы с ним не случилось. И сейчас от меня требует полного подчинения в лечении именно поэтому, он помнит всё: каждый момент моих всяческих потерь и страданий, которые я сама уже не помню, потому что не хочу и не думаю о них. А ещё себя винит в том, что я в очередной раз из одного состояния потери энергии практически сразу попадаю в другое. Только-только из пещеры Амира всю синюю достали и почти сразу ужас убийства главы клана, а потом и бетонное состояние энергетической пустоты.

Глеб обнимал меня и делился энергией, я чувствовала жар его тела в каждом месте соприкосновения кожи и ощущала силу, вливающуюся в меня горячим потоком. А он смотрел на меня и улыбался, радовался этой возможности делиться со мной своей силой, не бояться за меня, что снесёт от размаха мизинцем, а помогать мне в моей человеческой слабости.

Он чмокнул меня в нос и заявил:

— Олег прав, ты совершила революцию в нашем мире.

— Я только за любовь боролась, никакую революцию не делала.

— А твоя любовь и совершила революцию. Совет поддержал меня, и я теперь отвечаю за клан Амира по его переходу на донорскую кровь. И ещё нескольких кланов.

— Олег сказал, я… они поняли, они всё поняли, Глеб, теперь есть возможность мирно существовать людям и вам. Другие тоже поймут, они поймут.

— Поймут.

— У Самуила теперь будет много работы, а я совсем здоровая, совсем-совсем! Меня уже не надо лечить! Пусть он сразу этими кланами занимается, а… крови хватит… на всех, ведь вы же не думали…

— Хватит. У Самуила всегда был запас, да и у Амира оказалось несколько институтов. Судя по количеству в банке крови, он предполагал переход всего клана на донорскую кровь.

— Значит, он готовился?

— Готовился.

Глеб поцеловал меня, а я почему-то решила, что он не хочет говорить об Амире, и этот поцелуй попытка уйти от разговора. Так и получилось, он тихо засмеялся и прошептал:

— Любимая моя жена, я счастлив завтра сопровождать тебя на прогулке, я счастлив, что ты уже можешь говорить, хотя Самуил и категорически против, и совершенно счастлив, что выздоравливаешь.

— А куда мы едем?

— Отдыхать.

Сверкнул синевой глаз и добавил:

— Тебе понравится.

За ужином они так таинственно разговаривали с Олегом, что я даже Самуила спросила, а куда это мы завтра едем, но он лишь обиженно пожал плечами:

— Катенька, я категорически против всяких поездок, категорически. А ты ещё и разговаривать вздумала.

— Самуил, я уже практически здорова, Олаф сказал…

— Катя, девочка моя, я твой врач, только я могу решать, насколько ты в себя пришла после такой тяжёлой потери энергии, ты едва…

— Самуил, а ты мне так и не сказал, почему мой организм так отреагировал на эту потерю? Ведь это всего лишь энергия пещеры… та, которую я там получила?

Самуил тяжело вздохнул и так на меня посмотрел, что сразу стало понятно, почему он так категорически против, чтобы я разговаривала. Водевиль продолжить не удалось.

— Катенька, дело в том, что эта энергия… она как бы… она с твоей… весь твой организм был пронизан ею, она всю тебя…

— Катя, это была уже твоя энергия.

Глеб был готов к моему вопросу, и Олег тоже был готов, они смотрели на меня тёмными глазами, полными боли.

— Как это — моя?

— Энергия пещеры проникла в твою и растворилась в ней. Твой организм за мгновения передал её мне, что привело к нарушению всех функций. Ты почти умерла на несколько минут.

Я беспомощно посмотрела на них, потом на Самуила, а он только сжался весь и опустил голову, тихо сказал:

— Всё так, мы тебя потом едва спасли, хорошо, что Олег успел, и ты стала принимать от них энергию, она остановила процесс.

Вот откуда состояние невесомости, а потом бетон, тяжесть невероятная и крик Глеба.

— Он это уже потом кричал, когда в сознание пришёл и тебя увидел. А мою энергию ты брать не хотела, никак на неё не реагировала, пришлось сначала Глеба в чувство приводить.

Олег посмотрел на меня странными глазами, в которых был вопрос, и он его задал:

— Катя, ты в бреду сказала, что была полна чем-то, но не знала — чем, и это тебя спасло. Ты вспомнила?

Я настолько была потрясена, что даже не сразу поняла, о чём говорит Олег, только растерянно пожала плечами. Но подумав немного, действительно вспомнила, да промелькнула такая мысль: что только надо вспомнить, это не невесомость и сразу услышала крик Глеба. Прошло много времени, но никто не тревожил меня, все только смотрели и ждали. А я напряглась всем телом, даже морщила лоб, действительно, что-то мелькает, какое-то воспоминание, что-то с невесомостью и чем-то ещё, чем-то очень приятным и почему-то связано с болью.

Глеб не выдержал тяжёлого молчания, подошёл ко мне и взял на руки, едва коснулся губами моего лба, и я сразу вспомнила:

— Я поняла! Я вспомнила! Глеб, я вспомнила! Это ты! Понимаешь, это — ты, твоя энергия!

Мы сразу оказались на диване, Олег взял меня за руку, энергию восстанавливать, и по глазам было видно, что пожалел о заданном вопросе, слишком сильно я среагировала на воспоминание. Но я руку вырвала и стала ею размахивать, обращаясь к Самуилу, который тревожно смотрел на меня:

— Это когда я себя ломала, ну, после слов Сельмы, как это… когда после бала я себя ломала… раздор энергий! Глеб, тогда только частичка твоей энергии и спасла меня, ты тогда… ну, в общем, целовал и я помню вихри от твоих поцелуев. Всё тело как невесомость и вихри эти! Тогда только это и сохранилось во мне! И сейчас, Глеб, это твоя энергия, которая во мне, вот почему я должна была вспомнить… всё ушло, всякая энергия, моя тоже, а твоя во мне осталась! Вот что я вспомнила, и сразу услышала тебя в пустоте невесомости, твой крик, чтобы я жила!

Лихорадочно вздохнула, прижалась к нему и смогла только прошептать:

— Мне только и надо было вспомнить, что ты во мне, что я не пустота, что твоя энергия меня заполняет…

Никто не смог ничего сказать, все молча смотрели на меня, а я прижималась к Глебу, который гладил меня по волосам и продолжала лихорадочно шептать:

— Нет пустоты, там ты, там твоя сила и энергия, нет пустоты…

Истерика уже начинала проявляться в дрожании пальцев рук и слезами на глазах, когда прозвучал чёткий голос Олега:

— Катя, посмотри на рыбку, смотри, какая красивая, вся золотая.

23

Непроизвольно я посмотрела на аквариум и увидела нашу королеву, шикарную золотую рыбку, которая гордо плавала среди водорослей и своей свиты из рыбок поменьше и поскромнее. Она остановилась и посмотрела на меня, помахала своими плавниками, как будто приветствовала, что-то сказала на своём рыбьем языке, в твёрдой уверенности, что я её поняла, а потом гордо удалилась. Глеб уже стоял рядом с аквариумом и держал меня так, чтобы я могла касаться стекла. Я поводила пальцем по тому месту, где была золотая королева, и там сразу появилась маленькая кругленькая зелёная рыбка, стала что-то быстро говорить и махать удивительно яркими синими плавниками. Тут же к ней приплыли всякие другие рыбки и тоже стали мне рассказывать свои секреты, золотая королева не выдержала такого своеволия своих подданных и немедленно явилась в окружении длинных чёрных охранников, которые всех разогнали. Королева повернулась ко мне боком и возмущённо посмотрела своим жёлтым глазом: как это я могу слушать эту безмозглую толпу, как это я так забылась и слушаю их россказни. И я улыбнулась, покачала головой, какая у нас высокомерная золотая рыбка, совсем не ценит своих подданных, вот о чём они мне говорили, жаловались на свою королеву. Я щёлкнула пальцем по стеклу, королевы так не должны себя вести, королевы служат своему народу, в аквариуме наши рыбки, значит — им, а не только величаво плавать в окружении такой охраны. Золотая рыбка испугалась и сразу юркнула в водоросли, за ней исчезли и длинные чёрные охранники.

Уже ночью, прижимаясь к Глебу, я призналась:

— Во мне всё время оставалась Пустота. Все мои страхи, это не пещера, это Пустота. Прости меня.

— Катенька, любимая моя, это я должен всегда просить у тебя прощения, никогда, слышишь, никогда не проси у меня прощения. Я виноват перед тобой, навечно виноват, ты мне всю свою жизнь отдаёшь, страдаешь из-за меня, а я ничем не могу тебе помочь.

Он обнял меня и прижал к себе, завернул в своё тело, и энергия полилась горячим потоком по всем моим мышцам, по всей мне. Я попыталась сказать ему, что на этот раз уж точно он меня спас, но Глеб меня поцеловал, закрыл мне рот своими губами, не давал возможности звук издать. А потом тихо произнёс прямо в ушко:

— Я люблю тебя, единственная моя женщина, самая прекрасная и удивительная. Мы теперь одно целое, нет пустоты.

— Нет пустоты.

Глеб гладил моё тело нежными движениями, едва касаясь, и целовал, он тоже помнил то время, когда лечил мою полную поломатость. Как он тогда сказал — целой косточкой была только голова. И сейчас всеми своими силами пытался эту пустоту заполнить.

Утром я объявила, что уже ходячий больной, вернее совсем здоровый, но Глеб в ответ очень ответственно заявил, что я — больной рукастый.

— Какой?

От удивления я даже приподнялась на подушке, а Глеб опять меня на неё уложил и выдал своё понимание этого слова:

— Ты больной ходячий на моих руках.

Никакие уговоры не подействовали, я смеялась над таким определением, приводила настоящее значение слова, Глеб кивал головой и тут же пояснял:

— Правильно, я умею тебя носить на руках, значит, я — рукастый.

Глаза синеют, улыбка сверкает, руки обнимают, никакой возможности сопротивляться решению мужа. Я даже попробовала махать ногами в доказательство своих ходячих возможностей, но Глеб сразу подавил восстание ходячих больных, и, завернув меня в одеяло, заявил со вздохом, что такую красоту ему пока показывать нельзя, надо дождаться полного выздоровления. Ага, а всю ночь прижиматься ко мне в голом виде значит можно? Я хихикнула, но решила не бороться, не хочет, чтобы я ходила, мне же лучше — на его руках могу хоть полмира обойти. Глеб чмокнул меня в щёку, и опять в то место, куда коснулся Олег, заявил:

— Любимая, пора вставать и собираться в дорогу.

— А это далеко?

— Нет.

Ну да, у них всё близко, как однажды сказал Самуил. Удивительный у меня муж, у него всё близко, всё готово и это всё — для меня. Он меня сам помыл в ванне, пытаясь сохранить серьёзное выражение лица, но это у него получалось плохо, явно был прав в своём признании, что рано ему ещё мои ножки демонстрировать. Потом скоростным методом одел в лёгкое льняное платье, не очень обращая внимание на мои желания, что я сама хотела бы надеть. Озвучил лишь приказ:

— Тебе так будет удобнее.

Мне удобнее? А почему удобнее? Но мои вопросительные взгляды полностью игнорировались строгим выражением лица, которое он всё-таки смог изобразить.

Завтракала я почти в одиночестве. Глеб принёс меня в столовую, но сразу ушёл, явно кто-то его позвал: он замер на секунду, приподнял бровь, чмокнул меня в нос и заявил:

— Завтракай, я сейчас вернусь.

Тут же появился Олег с телефонной трубкой в руках, улыбнулся мне и сел на диван. Он не произнёс ни слова, только внимательно слушал. И ни разу больше на меня не посмотрел, значит, не хотел, чтобы я видела его глаза. Самуил на завтрак не пришёл, может уже уехал кланам помогать, не стал дожидаться, когда я соизволю встать. Я съела пару изумительных пирожков с вишней, запила чаем, подумала и съела ещё один — вишня скоро отойдёт и таких пирожков уже не будет. Добавила себе чая, подумала-подумала: вишня же отойдёт, и съела ещё один пирожок. Мне можно, Глеб меня и с таким количеством пирожков сможет носить на руках.

Олег скосил на меня глаза, но так, чтобы я не смогла определить цвет, смешной, именно по его такому поведению я и поняла — что-то случилось.

— Олег, можешь не конспирироваться. Глеб срочно чем-то там пошёл заниматься, а ты старательно на меня не смотришь, значит, что-то случилось. И я даже не пытаюсь узнать, что произошло.

Он поднял на меня тёмные глаза, изобразил улыбку, но ничего не сказал, продолжал слушать кого-то по телефону. Я вздохнула, ну, вот, а ещё королевой обзывают, подумала и взяла ещё один пирожок, раз нельзя плавать и ходить, буду есть пирожки, вдруг моя мягкость уйдёт. Олег засмеялся, и оказалось, что он уже не говорит, вернее, слушает телефон. Но он не успел ничего сказать, в столовую вошёл Глеб и с двери спросил:

— Ты готова? Олег, едем.

Олег кивнул и, проходя мимо меня, тихо сказал:

— Выглядишь хорошо. Ничего не случилось.

Глеб хмыкнул, подхватил меня на руки и стремительно перенёс к машине. Сопровождение оказалось впечатляющим, и я вопросительно посмотрела на Глеба.

— Прогулка.

И что это значит? Боевикам прогулка? Или моя прогулка с боевиками? А почему опять такое сопровождение? На мои вопросы, заполнившие всю машину, Глеб отвечать не стал, сразу понёсся как вихрь. Счастье в глазах и рука на коленке, он улыбался мне и ничего не говорило о неожиданных проблемах, которые он только что решал. Холить и лелеять, пожалуй, сейчас начнётся водевиль.

— Катя, ты зря пытала Олега, ничего не случилось, мелкие дела.

Я с сомнением посмотрела на него, ага, а Олег даже не стал со мной здороваться: то, что говорил его собеседник на той стороне провода, было очень важным, таким, от чего у него совершенно потемнели глаза. Амир.

— Амир?

— Нет. О нём пока нет никакой информации.

— Кланы?

— Катя, мы едем отдыхать.

Значит, кланы. Ну, конечно, не все могут принять то, что некоторые переходят на донорскую кровь, нельзя допустить такой вольности. Как это — посмели стать другими, решили выделиться, поэтому надо придумать какую-нибудь гадость. Глеб был всегда странным, да и сила была такова, что приходилось терпеть, а потом просто ждать, когда агрессия его убьет. А получилось так, что и жив остался, да ещё мощнее стал, и на свою сторону стал перетягивать неожиданно ставших странными некоторых сверхчеловеков.

— И что они придумали?

— Мелочи, ничего страшного. Боевики сами с ними разберутся.

И улыбнулся так, что сразу стало понятно: он им, боевикам, уже объяснил, как с кланами разобраться. Чтобы я уже совсем успокоилась, Глеб добавил:

— Катя, они поняли задачу.

Мне осталось только кивнуть, и что я опять из себя начальника штаба изображаю: выясняю у мужа, который командор и сверхчеловек, что боевики, которые государство в разрушении, будут делать на обычной межклановой разборке. Угомонись уже, лучше быстрее выздоравливай и люби мужа, готовь домашний праздник.

— Глеб, я уже совершенно здоровая, ну абсолютно, давай…

— Жена, ты когда-то клялась мне, что будешь во всём слушаться. Ты свою клятву ещё помнишь?

И чего это он вдруг её вспомнил? Я подозрительно сощурила глаза, какой такой сюрприз меня ожидает? Но Глеб лишь улыбнулся и поцеловал меня на ходу.

— Слушайся мужа.

Ну да, такого не послушаешься, даже не успеваю заметить его передвижения в пространстве на скорости один. И сразу вспомнила глаза Амира, когда он улыбнулся перед пещерой: Глеб против, а я заявляю, что войду. Знаю сразу, что муж против, но решение своё не меняю. Но и Глеб тогда принял моё решение, если бы захотел, то забрал в свой вертолёт, я бы даже глазом моргнуть не успела.

Мы остановились на крутом берегу моря, и я радостно замахала руками, приветствуя его:

— Здравствуй море! Я люблю тебя!

Солнце ярко светило и сверкало бликами на воде, ни одного облачка, чистейшей голубизны цвет неба, невероятный в своей прозрачности. Глеб вынес меня из машины, и я увидела, что машины сопровождения встали совсем у края берега, из них выходят боевики и сразу солдатиком прыгают вниз. Берег был очень высокий, и я схватила Глеба за руку:

— Глеб, что они делают? Зачем? Ты их в море послал тренироваться?

— Катя, хочешь в море поплавать?

— Хочу! Они акул отгоняют, да?

— Да.

Глеб подошёл к самому краю обрыва, и я заметила небольшой заливчик среди яркой зелени, к нему вела узкая тропинка.

— А боевики уже в море?

— В море.

Рядом встал Олег и прокомментировал:

— Они сейчас живность разгонят, и ты сможешь спокойно поплавать в море.

Мой вопль бедуина боевики, наверное, услышали даже глубоко в воде, а Глеб только засмеялся:

— Катя, Олег вчера обещал Самуилу, что ты плавать не будешь.

— Но мы же ему об этом не скажем! Олег, полная дискриминация, ничего нельзя, а море мне очень полезно, полезнее всего!

Они весело рассмеялись, и Глеб стал медленно спускаться по тропинке. Как красиво, удивительное сочетание жёлтого камня по крутому берегу, яркой голубизны воды и узкой полоски пышной зелени вдоль залива. И ещё там оказался маленький домик с ослепительной белизны стенами и крышей из красной черепицы. Олег шёл впереди на несколько шагов и ворчал:

— Катя, я пошёл на нарушение рекомендаций твоего лечащего врача, гения медицины только для того, чтобы ты свои ножки помочила в морской воде.

— Неправда, ты сам сказал, что меня нельзя долго держать в недвижимости. Ты прав, вы оба совершенно правы, море меня от всего вылечит, вот поплаваю, и всё пройдет, я уже совершенно здоровая.

Они оба засмеялись, Олег даже оборачиваться на меня не стал, только широко взмахнул руками, что с такими жёнами сделаешь, точно, он смотрит на меня и учится с Арни справляться.

— Олег, как там Арни?

— Хорошо.

И так плотно замолчал, что я сразу поняла — ага, началось воспитание. Но всё равно счастлив, мыслями своими о ней, пониманием, что она есть, она ждёт, она его любит. А разборки, что ж, он их на мне прошёл по полной программе. Ну и скоро поймёт, как сладко мириться.

Домик оказался не таким уж маленьким, несколько комнат и большая кухня. Такое же светлое всё внутри, сверкает белизной, как и снаружи. Уют добавляли яркие занавески и множество вышитых салфеточек на столах, зеркалах и камодиках, маленьких таких, совершенно антикварных, сплошной восемнадцатый век. Глеб ходил по комнатам, давая мне возможность всё подробно рассмотреть, иногда наклонялся, чтобы я могла пощупать и погладить рукой что-нибудь уж очень для меня интересное.

— А кто здесь живет?

— Люди.

— Понятно, что люди, а где они сейчас?

— Уехали.

И почему я всегда задаю риторические вопросы? Это из той же серии, что и обеды в ресторанчиках по пути — никаких свидетелей моего появления.

— А купальник?

— Ты не будешь плавать. Я зайду в море вместе с тобой.

— Как это не буду плавать?!

— Не будешь.

И сразу вышел из домика, прошёл по саду, иногда поглядывая на меня, ждал моего возмущения, но я надулась, плотно сжала губы и скрестила руки на груди. И что такого Олег нарушил?! Это… это просто намокание меня морской водой, можно было и в ванне с таким же удовольствием меня намочить.

Но пока Глеб шёл по саду, я отвлеклась от своего мрачного настроения, такая вокруг была красота. Хозяева очень любили свой сад, любовно ухаживали за растениями, всё кругом так аккуратненько, чисто, цветы на клумбах ярко сверкали различными бутонами, а кусты и деревья были так подстрижены, что казались геометрическими фигурами.

А когда Глеб вышел к заливу, я совсем забыла возмущаться, глубоко вздохнула неповторимый аромат моря и подняла руки:

— Здравствуй, море, я скучала без тебя!

Глеб усадил меня на песок и приказал:

— Погрейся на солнышке пока нежарко.

И куда-то исчез, а рядом со мной оказался Олег.

— Ага, обманул меня, сказал, что…

— Ты будешь плавать на руках у Глеба.

— Олег, скажи, почему мне всё нельзя?

— Тебе перечислить твои подвиги?

— Всё уже прошло…

— Пока не будет ясности с Амиром, ничего не прошло.

Мрачно наклонил голову, спрятал глаза и тихо признался:

— Да и с нами тоже.

— Но у Глеба же сейчас уже нет никакой жажды, совсем, и у вас не будет. Олег, всё получится.

— Вот когда всё получится, тогда и поплывешь.

Я подняла глаза и увидела, что передо мной стоит обнажённый Глеб. Он подхватил меня на руки и медленно вошёл в воду. Не стоит спрашивать, почему я в платье, он теперь меня даже перед боевиками в купальнике не выпустит. Кстати, а где они? Ни одной головы я так и не увидела на поверхности, но раз Глеб вошёл в воду, значит, уже всех разогнали и даже медуз в заливе выловили.

Какая тёплая вода, температура настоящего комфорта для тела, никакой волны, совершенная гладь по которой Глеб медленно плыл непонятным для меня образом. Он держал меня на руках и медленно двигался, давая возможность самой изображать движения руками, даже несколько раз нырнул достаточно глубоко под воду. Неожиданно он остановился и внимательно посмотрел на меня:

— Ты его позвала?

— Кого?

Я только ещё фыркала водой во все стороны после очередного ныряния и совсем не поняла его вопроса.

— К нам плывут дельфины.

— Альф? Ура! Он нашёл меня, это ведь он, правда?

Но Глеб сразу помрачнел и сказал несколько слов. Решив, что он приказал боевикам не пропускать дельфинов, я возмутилась:

— Ну почему?

— Катя, это может быть не он.

Я сразу вспомнила рассказ о том, что дельфины нападают на них целой стаей и поняла, что беспокоит Глеба: я у него на руках и неизвестно как дельфины себя поведут. Он посмотрел на меня грустным взглядом, опустил глаза и произнёс фразу на ассасинском. Мы были достаточно далеко от берега, хотя я понимала, что для него это не расстояние, да и боевики рядом, но всё же чувствовала напряжение Глеба.

Они появились целой стаей, но близко не приближались, медленно кружились вокруг нас. Глеб внешне был спокоен, и я не ощущала энергии силы, он просто держался на воде, лишь иногда посматривал на дельфинов пронзительным взглядом. А я прижалась к нему и уже была готова согласиться с ним и вернуться на берег, когда из общего круга вдруг отделился один дельфин и быстро стал к нам приближаться.

— Альф! Ты меня нашёл, Альф, это я!

Удара я не почувствовала, Глеб вдруг что-то сказал и стремительно стал двигаться, практически вылетел из воды, и я оказалась на берегу. Он посадил меня на горячий песок, и только тогда я увидела, что у него правый бок весь в крови.

— Глеб!

— Не волнуйся, для меня это не страшно.

Рядом опустился Олег и успокоил:

— Катя, ты не переживай, смотри, уже всё зажило, это Глеб сам решил не сопротивляться, дал себя покусать.

— Сам?

— Ну, конечно, ты же хотела со своим другом встретиться…

— Это Альф?!

— Катя, у меня всё хорошо, смотри.

Глеб сел рядом со мной и показал нормальную кожу на боку, лишь небольшой шрам остался там, где его так страшно ударил дельфин. Я тронула это место дрожащим пальцем и попыталась встать, но Глеб не позволил:

— Катя. Для меня это не страшно, я даже не почувствовал.

— Как он мог!

— Он хищник и я хищник.

— Нет!

И вдруг послышался тонкий писк, оказалось, что недалеко от нас Альф практически лежал на песке и качал головой. Я опять попыталась встать, и опять Глеб мне этого не позволил, взял на руки и подошёл к дельфину. Альф несколькими резкими движениями вернулся в воду, но не стал уплывать, кружился на месте и издавал странные звуки. Олег философски вздохнул:

— Тебя с собой зовёт, боится за тебя… волнуется, что ты с такими страшными монстрами рядом находишься. Спасти тебя хочет. Смотри, а стая-то далеко не уплывает, не бросила своего.

Действительно, дельфины плавали недалеко от берега, хоть и не приближались так близко, как Альф. Я посмотрела на Глеба и тихо спросила:

— Ты сможешь ещё раз войти в воду?

— Зачем?

Синева в глазах была полна иронии, на самом деле ему, конечно, не страшно войти, дельфин ему действительно не опасен, прав Олег — он это для меня сделал, всё-таки надеялся, что Альф не станет нападать. Олег тоже удивился моей просьбе, посмотрел с такой же иронией:

— Хочешь подружить?

— Хочу.

Глеб хмыкнул, пожал плечами, ну что ж, раз не поняла один раз, посмотри ещё, и стал входить в воду. Альф сразу рванул в сторону, но вдруг остановился, покружил, посвистывая, несколько раз даже хвостом ударил так, что нас забрызгало водой. А я обняла Глеба за шею и прижалась к нему всем телом, пять раз вздохнув, сказала, чётко произнося слова:

— Я его люблю, глупый, я его люблю.

Никакого буйства энергии, Глеб стоял по грудь в воде и никак не проявлял своей силы, хотя я понимала, что второго удара от дельфина он не потерпит. Альф продолжал издавать странные звуки и постепенно приближался к нам, но очень медленно, никакой стремительности, значит, не собирается нападать. Я протянула руку и чуть похлопала по воде:

— Альф, это я, хочешь, я тебя поглажу по спинке?

Глеб произнёс звук, очень похожий на тот, который издавал Альф, а Олег не стал сдерживаться и откровенно захохотал. И дельфин подплыл к моей руке! Он посматривал на Глеба, откровенно боялся его, но смог коснуться своим носом моей руки, даже головой слегка потёрся.

— Альф, дружок, ты молодец, ты не бойся их, я же не боюсь, я его люблю, понимаешь — люблю.

Я погладила его по плотной гладкой коже, дёрнула за плавник, и он стал кружиться вокруг нас, как делал это в бассейне, когда приглашал меня поплавать вместе с ним. Потом снова подплыл совсем близко, закивал головой, даже несколько раз ткнулся носом мне в ноги, делая вид, что Глеба совсем не замечает. Робко взглянув на Глеба, я попросила:

— Можно я с ним поплаваю?

— Нет.

— Глеб, он меня не тронет, ничего мне не сделает.

— Катя, нет, рядом стая. Это не бассейн.

А стая к нам постепенно приближалась, только после слов Глеба я осмотрелась вокруг и увидела, что дельфины как бы окружают нас, на приличном расстоянии, но почти уже взяли в кольцо. Глеб наблюдал за ними напряжённо, но силу не стал демонстрировать, никакой энергии опасности, берег совсем близко, он одним прыжком может оказаться вне досягаемости стаи. А дельфины всё приближались, даже Альф отплыл от нас и тоже вошёл в этот круг. Я зашевелилась в руках Глеба и попросила:

— Они что-то хотят нам сказать, никакой опасности, я ничего не чувствую. Давай подождём.

— Подождём, пока никакой агрессии.

Так мы и стояли в воде, а стая нас постепенно совсем окружила, голова к голове, и Альфа среди них я уже не смогла выделить. Удар энергии я почувствовала всей кожей: сильный, но никакой боли, только ощущение, что сквозь меня прошли какие-то лучи. Я чуть вздрогнула и сразу прошептала:

— Всё хорошо, не уходи.

И Глеб удержался, силу не стал демонстрировать, лишь прижал меня к себе плотнее. Следующий поток энергии я уже восприняла без ощущения удара, сильно, но уже спокойно, она просто прошла сквозь меня волной. Энергия исходила от дельфинов волна за волной, и наступил момент, когда я поняла, что она остаётся во мне уютным ощущением тепла, заполнившего меня всю. Дельфины видимо тоже почувствовали, что я уже полна их энергией, потому что стали постепенно отдаляться от нас, друг за другом выходя из круга и уплывая в море. Наконец остался один, и я поняла, что это Альф. Он подплыл к нам, и я погладила его по голове:

— Альф, ты молодец, спасибо тебе, я тебя люблю, ты помни обо мне и приплывай, мы с тобой будем плавать. И их не бойся, они тебя не обидят.

Альф покивал мне головой, поплыл вокруг нас, и Глеб тихо сказал:

— Он коснулся меня в месте удара.

А дельфин вдруг высоко выпрыгнул из воды, совершил кульбит и с шумом и брызгами упал, окатив нас водой. И всё, исчез, я даже не увидела плавника, ровная гладь моря. Глеб обеспокоенно спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, правда, мне стало хорошо.

Он выходил из воды очень медленно, прижимал меня к себе и касался мокрых волос губами. А Олег даже ничего сказать не смог, только пожал плечами и развёл руки. Опустив меня на песок, Глеб ушёл одеваться, заявив, что моё платье скоро высохнет на солнце. Олег тут же примостился рядом, взял за руку и спросил:

— Катя, и ты ещё говоришь, что ты не богиня?

— Они же спасают людей, дельфины почувствовали, что я болею… ну, не совсем здорова, вот и решили мне помочь.

Но он только покачал головой:

— Ты продолжаешь меня удивлять. Понятно, что дельфины тебя спасали, но, чтобы вот так, свой извечный страх перед нами перебороть, а главное — не напасть стаей, когда Глеб им это позволил…

Олег даже не смог продолжить фразу, только опять руками развёл. И отпустил мои пальцы, значит, с энергией всё в порядке.

— Катя любого хищника в котёнка превратить может. Или в рыбку аквариумную.

Глеб стоял рядом, уже полностью одетый, смотрел на меня весёлым взглядом, и в нём читалось удовольствие: впервые его добровольно коснулось живое существо, практически извинилось за нанесённый удар. Но самым важным для него было то, что я получила энергию дельфинов, которая должна помочь заполнить пустоту во мне. Олег сразу доложил:

— У Кати появилась новая энергия, очень сильная.

— Я уже точно превратилась в энергетического хамелеона, теперь вот и энергия дельфинов добавилась.

— Потому что ты постоянно отдаёшь свою, она не успевает восстановиться.

— Зато я красивая становлюсь от всяких энергий!

— Как Али?

— Олег!

И они оба засмеялись, потемневшие глаза Глеба засветились яркой синевой, он начинает верить, что есть надежда заполнить эту энергетическую пустоту во мне, которая постоянно образуется из-за него. Стоит, смотрит на меня сверху вниз, невероятно красив в своём наряде от Малибу. И где только такие рубашки берёт, хорошо хоть в джинсах, а не шортах. Ему удивительным образом идёт любой наряд, ну, а в обнажённом виде с него можно лепить статую абсолютной мужской красоты. Олег хмыкнул неопределенным звуком, и я покраснела, вечно я забываю, что он читает мои мысли. Глеб вопросительно скосил глаза, и Олегу пришлось объясняться:

— Ты очень нравишься Кате… в общем её устраивает твоя фигура.

— Устраивает?

Стукнув Олега по плечу, я покраснела до красной пелены перед глазами, что-то пролепетала и оказалась на руках у Глеба:

— Устраивает?

— Ага, устраивает.

Замужняя женщина, жена командора, а опять смущаюсь как юная девица! Я спряталась на груди Глеба, а он едва слышно засмеялся, прижал к себе:

— Надо потренироваться.

— Тебе?!

Я широко раскрыла глаза от удивления, а Глеб с усмешкой посмотрел на Олега и тот слегка побледнел, вот так, нечего жену командора в краску вводить и тайные мысли разглашать. Всё-таки удивительные у них стали отношения, представить раньше такой разговор между ними даже бы мысли не возникло. Очеловечились совсем, ведут себя как мальчишки перед девочкой, перья прямо распускают, особенно грозные командоры. А Глеб действительно расправил плечи, грудь колесом и гордый взгляд, неужели сомневался, что мне его фигура может не нравиться? Хорошо, что моя мягкостью прикрыта, а он уже признался, что нравится моя мягкость, теперь деваться некуда — приходится восхищаться. А Олег? Кто бы мог подумать, что он так будет обращать внимание на чувственную сторону любви, это больше на Виктора похоже, казалось бы, мрачный тип с книжкой, а стал такой мачо, прямо глаза горят. Хотя, не зря же именно его Глеб так сильно ревнует, теперь целует именно то место на моей щеке, которого коснулся Олег. Ох уж эти доминантные отношения, пожалуй, достанется Олегу на тренировке.

Глеб решительно объявил, что я уже высохла и голодна, немедленно едем домой. Вот откуда он знает, голодна я или нет? Даже не оглянулся на мою реакцию, мы сразу оказались в машине. Лиза права — кто ещё кроме меня сможет такое терпеть?

Я смотрела на проносящиеся мимо виды и думала о том, что они так изменились все, не говоря уже о герое моих мечтаний на балкончике с видом на Неаполь. Хотя не так, я тогда ещё мечтать не смела, даже надеяться не могла на такой поворот событий. Вот что так удивляло Амира, даже не я — он допускал странности в моём поведении как у человеческой женщины, ну, я так думаю — а вот именно поведение Олега и Виктора, ясно, что при нём Глеб оставался грозным командором. А уж в том, что они резвились по полной программе, сомневаться не приходится. Особенно, когда действовали по приказу командора. Всего скорее именно тогда что-то и произошло в сознании шейха, он посмотрел совершенно другими глазами на всю ситуацию со мной и решил перевести весь свой клан на донорскую кровь.

Пока я так рассуждала, мы уже вернулись домой и первое, что мне сказал Олег, усевшись на диване, так как Глеб сразу ушёл говорить по телефону, была грозная фраза:

— А ты, значит, совсем не причём с Амиром? Вообще молча в спальне лежала, даже не видела ни разу. Опять ты стрелки на нас переводишь.

— Ты что, и по дороге мои мысли можешь читать?

— Катя, ты очень громко думала. Но направление твоих мыслей мне понравилось — мы изменились.

И так мне улыбнулся, что я обернулась, вдруг Глеб эту улыбку нечаянно заметит, не оправдаться никак будет. А Олег только засмеялся:

— Если что не нравится, то виновата во всём ты сама.

— Я?

— А кто нас такими сделал?

Я чуть не подавилась — я из Олега мачо сделала? Смех перешёл в хохот, который привлёк Олафа.

— О чём смеётесь?

— Да Катя не очень довольна моим преображением.

— Олаф, он во всём обвинил меня, представляешь?

— В чём?

И я поняла, что не смогу Олафу объяснить, что так меня поразило в преображении Олега. Моё растерянное лицо ещё больше развеселило Олега:

— Ты Аарона давно не видела, я-то что, вот он изменился.

Я сразу решила думать о чём-нибудь совершенно нейтральном, вовремя вспомнила, что Олаф тоже мои мысли читает как открытую книгу. Немного помычав и красочно представив Альф, я изрекла:

— Да так, ни в чём, а я сегодня с дельфинами плавала.

— Катенька, какие дельфины, как плавала? Олег, ты мне обещал!

Вошедший в столовую Самуил грозно смотрел на Олега, требуя немедленно отчитаться в нарушении строгих медицинских рекомендаций. Олег сразу стал серьёзным, моим здоровьем шутить нельзя, и чётким голосом отчитался:

— Катя плавала на руках Глеба, мы ничего не нарушали.

В столовую стремительно вошёл Глеб, подмигнул мне, чмокнул в щёку, ясно куда, и сразу всем надавал приказаний:

— Самуил, Олаф, надо проверить состояние Кати по полной программе, ей сейчас дельфины энергию передавали. Олег, мы уезжаем.

— Глеб, я не понял, какие дельфины?

Олег таким же чётким голосом выдал:

— Олаф, есть такие морские аквариумные рыбки, дельфинами называются, так они теперь не только лучшие друзья Кати, так ещё и у Глеба тоже, ну, почти в друзьях плавают.

Самуил тяжело опустился на стул, а Олаф растерянно посмотрел на Глеба. Глеб кивнул — плавают, но не удержался и радостно сообщил:

— Правда он сначала меня ударил, но Катя ему объяснила, что я хороший, и дельфин извинился.

— Извинился?

Олаф совсем потерял способность понимать, Глебу пришлось объяснить:

— Коснулся того места, куда ударил.

— Он тебя коснулся?

— Да. Вся стая плавала вокруг нас и не стала нападать, передавала Кате свою энергию, я тоже её чувствовал.

24

Глеб с Олегом уехали, а мне пришлось несколько раз с подробностями рассказать ситуацию с дельфинами, удивлению Олафа и Самуила не было конца.

— Катенька, как это — дельфины, да все животные чувствуют силу, опасность, которая исходит от них. Никогда, понимаешь, девочка моя, ни одно животное не могло перебороть свой страх перед ними. Дельфины да, нападали, но только если целой стаей на одного, но так, никогда, чтобы стая и не напала, да ещё когда Глеб свою силу не… а как он позволил дельфину на себя напасть?

И по кругу, потом, если успевал, начинал задавать вопросы Олаф:

— Катя, а как это получилось, почему дельфины к вам приплыли?

Я заново начинала рассказывать и понимала, что ещё немного, и уже сама буду как дельфин готова от них уплыть куда-нибудь в море. Первым одумался Самуил:

— Олаф, надо Катю немедленно посмотреть, энергия дельфина, кто знает, как она на ней отразилась.

— И Глеба тоже надо проверить, он сказал, что тоже почувствовал их энергию.

Олаф сразу меня стал успокаивать:

— Катя, не переживай, они никак не могут причинить ему зла, я думаю, он стал ещё сильнее.

— Почему?

— Никогда, понимаешь, никогда ещё ни одно животное добровольно не передавало таким как Глеб своей энергии.

И вдруг странно посмотрел на меня, глаза стали стремительно темнеть, он сказал Самуилу несколько фраз на английском. Тот тоже встрепенулся и даже сел на стул у моей постели.

— Что? Олаф, что, почему ты так смотришь? Что-то может случиться с Глебом?

— Ничего, Катя, совсем не стоит беспокоиться, с ним всё будет хорошо. Меня… мне нужно позвонить.

Он стремительно вышел, а я грозно посмотрела на Самуила.

— Самуил, это дельфины, просто дельфины, мне от их энергии хорошо, понимаешь, и Глеб доволен. Что вы придумали?

— Катенька, ты совсем не успеваешь восстановиться, свою энергию восстановить, никак не получается, вот Олаф и волнуется. Теперь вот энергия дельфинов, тёмная энергия пещеры, всякая другая, Катенька, тебе бы полежать…

— Ни за что! У дельфинов светлая энергия, это энергия моря! Я не буду лежать, я пойду гулять в своём саду! Вот сейчас позову боевиков, и вы не сможете меня остановить!

— Зови.

Олаф так же стремительно вошёл и встал передо мной. Я скрестила руки на груди и теперь на него грозно посмотрела.

— Глеб уже дал указание боевикам.

— Указание?

— Пост один.

— Зачем?

Он встал передо мной и так же скрестил руки на груди:

— А чтобы ты глупостей не наделала.

— Олаф!

— Катя, девочка моя, тебе нужно полежать, уложить в себе все виды энергии, не трясти ею, вдруг…

— Объясните мне, что опять случилось?

— Ничего.

А сам стоит как памятник тревоги: глаза тёмные, почти чёрные, никакого проблеска синевы. Самуил воспользовался тем, что я разговариваю с Олафом, подошёл ко мне и сделал укол, я только ойкнула и почти сразу уснула.

Я проснулась одна, и мне стало грустно, Глеб куда-то уехал, и его всё ещё нет, раз он ко мне не пришёл. Но грустила я недолго. Повалявшись на постели и помахав ногами в качестве зарядки, я решила воспользоваться моментом и встать наконец на ноги, пока никто не видит. Но успела дойти только до гардеробной.

— Привет.

И снова оказалась на постели, наивная — когда это я остаюсь в этом доме без наблюдения? Глеб устроился рядом со мной и сразу поцеловал.

— Привет. А ты где так долго был?

— Я в доме.

— А почему ко мне не пришёл?

— Я приходил, ты спала.

— Это Самуил! Глеб, скажи….

— С тобой всё хорошо, со мной тоже.

И ни капли сомнения в глазах, яркая синева со звёздочкой-смешинкой.

— А тогда почему вы не позволяете мне вставать?

— Чтобы твоя энергия образовалась, не набор всяких, а — твоя.

— Лежа?

— Почему? Ты сейчас позавтракаешь, и мы поедем купаться.

— В море?

— В море, Альф тебя уже ждёт.

— Ура!!!

На берегу было зрелище не для слабонервных. Когда мы приехали к заливчику, вдоль берега уже стояли боевики и сразу прыгнули в воду. Глеб подошёл к самому краю, и я увидела, что они поплыли в сторону стаи дельфинов. Я смогла только прошептать от удивления:

— Они к дельфинам плывут…

— Смотри.

Стая не рассыпалась в разные стороны и не поплыла к морю, а продолжала медленными кругами двигаться по заливчику. Таким же шёпотом я спросила:

— Они не боятся боевиков?

— Боятся, но не уходят.

Боевики проплыли мимо стаи и исчезли в море.

— Глеб…

— Они ждут тебя.

— А зачем боевики?

— Катя, а акулы всякие, а монстры из глубин? Вдруг кто помешает твоему свиданию с рыбками аквариумными, которые дельфины? Вчера мы их от одного такого спасли, так они теперь и боевиков спокойно пропустили в надежде, что опять оберегать будут.

Виктор стоял рядом и улыбался своей неповторимой ослепительной улыбкой.

— Ты вчера тоже сюда приходил?

— Глеб нам предложил искупаться… говорит, я командор и со своей женой плаваю, а вы… совсем от рук отбились.

— Катя, мы так… немного потренировались, навыки вспомнили.

Рядом встал Олег и на меня не смотрел, значит, вот в чём состояла тренировка — Глеб и их заставил с дельфинами познакомиться! И видимо первым был Олег, чтобы чётко осознал, когда можно читать мысли жены командора, а когда их совсем не замечать. Да, ничего не оставляем без ответа.

— А от кого вы вчера спасли дельфинов?

— Да, понимаешь, такая смешная акула, она может ничего плохого и не хотела, мимо плыла себе, а Глеб говорит… надо отогнать, ну мы и… сюда уже точно никогда. А сейчас боевики красные флажки установят, мол проход закрыт, только дельфинам и разрешено, и всё, никто даже и замечать не будет этого места, где жена командора плавает.

Что за флажки я не стала уточнять, посмотрела на Глеба, а он только усмехнулся радостно, это мечта, ещё одна его мечта сбылась — их не будут бояться животные, они перестанут быть самыми страшными монстрами в мире.

Внизу нас ждал Андрюша, вот он доволен, улыбается радостно:

— Доброе утро, Катя.

— Привет-привет. А ты плавать будешь? Лея тоже здесь?

— Да. Лея уже купается.

Сразу оглянувшись на море, я увидела её, она помахала мне рукой и поплыла в сторону дельфинов. Андрюша радостно доложил:

— Они приняли Лею сразу, подплыли все и что-то долго ей говорили, свистели и головой качали.

Глеб тоже улыбнулся и добавил:

— В ней они человека почувствовали.

— А нас, Катя, они долго нюхали, всё мы как-то не так пахли.

Виктор притворно вздохнул, даже губами повёл обиженно.

— Только когда акулу… отогнали, тогда только и позволили по спинке погладить.

Радостно прижавшись Глебу, я облегчённо вздохнула: приняли, они их приняли, дельфины поняли меня, услышали мою просьбу. Виктор тяжело вздохнул и признался:

— Катя, Нелли понравилось купаться.

Я расхохоталась, такое у него было лицо, столько в нём было страдания, ведь теперь тоже самому придется мокнуть.

— Вы…

— Да, нам с Арни тоже понравилось.

Нам? Олег склонил голову и опять на меня не стал смотреть, ох, сильно ему на тренировке досталось, командор напомнил всем, что он везде самый главный.

— Глеб, может и Аарону с Норой предложить?

— Они сюда вечером приедут.

— А дельфинам это не вредно, столько энергии всем отдавать?

— Они не делятся с нами энергией, только разрешают к себе приблизиться.

— Как это, вчера же они…

— Сейчас и проверим.

Глеб не стал раздеваться, так и вошёл в одежде в воду. Ну да, Лея же рядом. Я хихикнула про себя, представить раньше, что командор будет стесняться обычного мутанта, даже не то, что стесняться, вообще замечать присутствие, было невозможно.

Лея подплыла к нам, в ярком цветном купальнике она была необычайно красива: длинные волосы окружали её в воде светлым ореолом, а глаза просто светились от счастья.

— Лея, ты такая красавица, и плаваешь так хорошо.

— Я не умела, только вчера первый раз попробовала.

Командор ей что-то приказал, и она взяла меня за руку:

— Всё хорошо с энергией. Катя, я буду ждать тебя у берега.

И быстро поплыла от нас в сторону берега.

— Глеб, я так счастлива, теперь все…

— Катя, все — это только дельфины. Лошадь вчера от меня очень быстро убежала, наверное, до сих пор ловят.

Я вздрогнула, а он едва слышно засмеялся, и синева осталась радостной:

— Дельфин — хищник, а лошадь нет. Тигр не убежал.

— Ты и к тигру ходил?

— Встретились.

Вот что такое — встретились? Где — встретились? Но я не успела задать свои вопросы, к нам подплыл Альф и радостно засвистел, приглашая поплавать. Глеб вдруг отпустил меня с рук:

— Плыви, морская королева.

Альф сразу подставил свой бочок, и я схватилась за плавник. Мы плавали достаточно далеко от Глеба, я даже в какой-то момент испугалась — вдруг дельфин унесёт в открытое море, но героически помахала ему рукой, а он мне только улыбнулся, наблюдая за нами пронзительным взглядом. Стая держалась в стороне, никак не проявляя интереса, я лишь изредка видела плавники других дельфинов над водой. Поэтому, когда Альф неожиданно резким движением вырвался из моей руки, я не испугалась, только удивилась и стала оглядываться вокруг. Они окружили меня как вчера — плотным кольцом голова к голове. Глеб оказался за этим живым ограждением и не делал никаких попыток приблизиться ко мне, только ободряюще махнул рукой. Я не сразу поняла, что он не хочет мешать мне своей энергией, даже руки на мгновение заледенели и перестали двигаться. Но я справилась с собой и смогла улыбнуться Глебу, ответила взмахом руки.

Дельфины неожиданно нырнули в воду и исчезли, я только растеряно обернулась вокруг, и куда делись? Движение было таким мягким, что я даже не испугалась, только посмотрела в воду и заметила тёмную фигуру, проплывающую мимо меня. Они касались меня в воде, и я каждый раз чувствовала поток энергии, который заполнял меня. Это уже была не общая энергия стаи, теперь каждый дельфин делился со мной лично своей энергией, своей жизнью. Почему я так подумала? Зачем они мне отдают свою жизнь? Я подумала — жизнь, не энергия… значит, она мне понадобится. Они не зря появились, закон зачем-то прислал их ко мне, не просто восстановиться после моих приключений в пещере, а для того, чтобы я пережила что-то, что меня ещё только ожидает. Эти мысли молнией пронеслись в голове, а тело радовалась этим касаниям, наполнялось силой. Дельфины предупредили меня о грядущем. Вчера, когда рядом со мной был Глеб, они не могли этого сказать, его энергия и беспокойство за меня мешало им. Или они не хотели, чтобы он о чём-то догадался. Правильно, ему нельзя знать, только я, как орудие закона.

Глеб сразу появился, как только дельфины начали от меня уплывать. Они ему показали, что уходят: всё кружились под водой, а потом поднялись на поверхность, и он увидел плавники. Альф попрощался со мной кульбитом и тоже исчез. Задавленная пониманием неизбежности будущего испытания, я почти тонула, когда Глеб подхватил меня на руки.

— Что с тобой? Тебе плохо?

Моих сил хватило только прошептать:

— Всё хорошо… всё правильно… так и должно быть.

Видимо я потеряла сознание, потому что пришла в себя уже на берегу. Они все держали меня за руки и остальные части тела, но лица были очень напряжённые. Виктор сразу спросил:

— Катя, ты чего решила нас пугать?

— Я не пугаю… устала.

— Ты и в воде устала? Что случилось?

Голос и тон командора, Глеб волновался и не мог скрыть это даже за своими командорскими замашками. Я прикрыла один глаз и попыталась улыбнуться, надо как-то спрятаться от всевидящего внутреннего ока Олега, представила Альфа в кульбите и весело защебетала:

— Они такие смешные, щекотно было, они прямо под водой меня касались… вот я и устала.

— Катя.

— Олег, ничего не случилось, всё хорошо, просто я никак к их энергии не могу привыкнуть. Наверное, она сейчас во мне так интересно… переваривается.

В мою попытку изобразить честный взгляд никто не поверил. Глеб смотрел своими чёрными провалами и грозно молчал, а Лея голову опустила и только касалась края моего платья. Я сразу поняла, что она что-то почувствовала, но показывать командору не хочет, раз я так этому сопротивляюсь. И совершила ошибку, видимо ещё не совсем пришла в себя от осознания своего будущего, спросила её:

— Ты в воде была?

Она кивнула, и Олег понял: она что-то знает о моём молчании, понимает, но не говорит из-за меня. Он быстро взглянул на Глеба и предложил:

— Может действительно Кате надо пообедать, всё и пройдёт. Мы её на растерзание Самуилу отдадим, пусть он разбирается, почему вдруг она устала от воды.

Они таинственно переглянулись, и я осознала свою ошибку, но делать нечего, пришлось радостно кивнуть, вроде как голодна.

— Мне всегда еда помогала, поем, лягу спать, всё и пройдёт. Усталость пройдёт.

Глеб согласно кивнул, и мы почти сразу оказались в машине. Чтобы отвлечься от своих мыслей о неизбежности испытания и не дать возможности Олегу их увидеть, я тихонько запела:

Море вернулось говором чаек, песней прибоя рассвет пробудив.

Сердце, как друга, море встречает, сердце, как песня, летит из груди.

О, море, море, преданным скалам ты ненадолго подаришь прибой.

Море, возьми меня в дальние дали парусом алым вместе с собой.

Грустные звёзды в поисках ласки сквозь синюю вечность летят до земли.

Море навстречу им в детские сказки на синих ладонях несёт корабли.

О, море, море, преданным скалам ты ненадолго подаришь прибой.

Море, возьми меня в дальние дали парусом алым вместе с собой.

С собой…

Только как я ни старалась весело мурлыкать, мелодия держалась плохо, получилось как-то уж очень тоскливо, и я даже не допела песню до конца, последние строчки проговорила грустным шёпотом. На Глеба я смотреть не могла, сразу отвернулась к окну и ждала вопросов, но он молчал, только рука на коленке время от времени замирала.

Когда мы приехали домой, не выходя из машины, я прошептала:

— Глеб, не надо спрашивать Лею… она только… я сама расскажу.

Судя по штормовой синеве в глазах, он всё равно будет её спрашивать, какую бы правду я не сказала. Я только вздохнула:

— Позови её.

— Лея.

Она сразу оказалось у машины, и я тихо попросила:

— Лея, расскажи, что ты почувствовала.

— Дельфины делились с тобой энергией жизни.

Напряжённым голосом Глеб переспросил:

— Жизни?

— Да, они отдавали Кате свою жизнь.

— Свободна.

Лея исчезла, а Глеб медленно вышел из машины и взял меня на руки, так же медленно вошёл в дом. Я ни на кого не смотрела, закрыла лицо руками и спряталась на груди Глеба. Простите меня, дельфины, я не смогла сохранить наш секрет.

В столовой Глеб сел напротив меня, а компания на диван и пуфики, потому что он позвал всех.

— Что ты поняла? Для чего дельфины отдают тебе жизнь?

— Глеб… я не знаю, что меня… нас ожидает.

— Тебя.

— Ну, раз жизнь дельфины …мне отдают… то меня.

Не могла ни на кого смотреть, сидела, опустив голову, и теребила свои пальцы, всё пыталась понять, как я могла так сразу рассказать. Странно как-то получилось. Неожиданно прозвучал голос Олега:

— С тобой целый мир.

Он был совершенно спокоен, смотрел на меня светлыми глазами и улыбался:

— Катя, с тобой не только наш мир, с тобой — весь мир.

— Как это, весь …мир?

Я уже шмыгала носом, и Глеб подал мне платок, достав его из глубин своей очередной невероятной рубашки. Самуил сразу подскочил:

— Катенька, тебе же Серж так и сказал: ничего не бойся, с тобой целый мир, понимаешь — целый! Не половинка, не кусочек, а — целый!

Слёзы от неожиданности так и не пролились из моих глаз, остановились в лёгком дрожании, и я выдохнула:

— Дельфины… это… другая половинка?

— Глеб, нужно немедленно проверить на других животных.

Олаф уже всё продумал и требовал действия. Глеб посмотрел на него задумчиво, потом озвучил приказ:

— Завтра. Свободны. Сезам.

Он так и не сказал ни слова, пока я делала вид, что ем. Я ковырялась в еде, вздыхала, шмыгала носом, утиралась платком, а он молчал. С трудом я смогла поднять на него взгляд и увидела синие глаза и мягкую улыбку. И слёзы полились неудержимым потоком, Глеб уже перенёс меня в спальню, а я всё рыдала.

— Катенька, всё хорошо, раз ты смогла сказать, значит, всё получится.

— Ска… а… за..ать?

— Ты поверила мне, смогла сразу рассказать. Нет пустоты.

— Н..не..т пус… то..о… ты…

— Поплачь, милая моя, любимая, выпусти из себя всё, я с тобой.

— Со… мн… о… ой

— Мы все с тобой, даже дельфины.

— О… они… жи… и..изнь сво… о… ою мне…

— Они часть этого мира, всего мира. Катенька, теперь закон не только для нас, он для всех, закон всего мира. Меняется весь мир.

— Ми… ир? Ве… есь? По… оче… му?

— Ты пришла и изменила его.

— Я… я?

— Ты.

— Я… я… все… е..го ли… ишь же..же..енщина…

— Прекрасная женщина, самая моя любимая женщина, невероятная женщина.

— Тво..о… оя?

— Моя, единственная моя женщина.

Глеб прижимал меня к себе, но не сильно, давая возможность поднимать голову и смотреть на него, хвататься за ворот рубашки, который уже совсем намок от моих слёз. Мы сидели на полу у окна, он посадил меня к себе на колени и чуть покачивал как ребёнка, гладил волосы и смотрел ярким сиянием глаз. Он губами собирал с моего лица капельки слёз, пытался остудить горячечность кожи, а я рухнула во тьму истерики и никак не могла успокоиться. Глеб тревожно смотрел на меня, и я уже сама не понимала, что со мной происходит. Истерика длилась и длилась, слёзы были уже настолько горячими, что обжигали кожу, руки не просто дрожали, а тряслись, всё тело вздрагивало резкими движениями. Я чувствовала энергию Глеба, она неслась по венам, но никак не могла меня успокоить. Наконец, он не выдержал и перенёс меня на постель, разделся сам и с меня снял всю одежду, обернул в себя.

— Катенька, милая моя, всё хорошо, закон на нашей стороне, ничего не бойся, он хочет тебя спасти.

— Я… не… не… бо… ю..юсь… я… не… не… по..они..има..маю…

— Это боль твоя выходит, пустота, всё выйдет, и будешь только ты сама, только ты.

— Я… я…и…ты… ы…

— Я с тобой. Мы с тобой. Все мы.

— Вс… е… все…

— Весь мир. Закон спасает тебя, ты всё сделала правильно, и теперь сам закон решил сохранить тебе жизнь в испытании. Я верю, что он спасёт тебя.

— За… а… акон? Ты ве..еришь?

— Верю. Он специально к тебе дельфинов послал.

— Ты А..альфа при… и… вез.

— Поэтому и привёз. Закон мне мысль послал.

— Мы… ысль?

— Да.

И я постепенно успокоилась, только мелко вздрагивала всем организмом и смотрела на него узкими щёлками опухших от слёз глаз. Глеб улыбнулся своей мягкой улыбкой, такой необычной на его лице.

— Любимая моя, верь мне.

Несколько раз лихорадочно вздохнув, я спросила уже близким к нормальному голосом:

— Всех животных будем на мне проверять?

— Нет, в Антарктиду не полетим.

И я засмеялась, продолжая всхлипывать и подергиваться. По тёмной синеве поняла, что Глеб волнуется, непонятно, чем закончится этот смех, может очередной истерикой. Но я смеялась недолго, ещё повздыхав, попросила лихорадочным шёпотом:

— Не уходи, полежи со мной.

— Я никуда не уйду. Поспи моя любимая, я рядом с тобой, пустоты нет. Мы вместе, все вместе.

Он говорил о своей любви, нежно обнимал меня, касался губами моего опухшего заплаканного лица, обнимал всем телом и делился своей энергией.

Проснувшись, я никак не могла понять — где я и что со мной. Муж улыбнулся и нежно коснулся губ.

— Привет.

— Привет. А что случилось?

— Почему случилось? Всё хорошо.

— Хорошо? А почему я плакала?

— Ты не помнишь?

Я задумалась, но сразу вспоминалось лишь купание с дельфинами. Мне понадобилось много времени, чтобы вспомнить всё, попытаться сложить вместе странные обрывки своих мыслей и какой-то страх, но который меня сейчас почему-то уже не пугал. Глеб внимательно наблюдал за моим мыслительным процессом.

— А чего я боялась?

— Ты ничего не боишься.

— Глеб, страх, какой-то совершенно невероятный страх. И чего я боялась? Испытания, да? Да.

Спряталась у него на груди и закрыла его рукой себе голову, прошептала:

— Прости меня.

— Любимая моя, единственная, я самый счастливый мужчина на свете, самый-самый. Я так тебя люблю, что у меня щемит в груди и хочется плакать. Но я не умею, природа не научила.

— Тебе хочется плакать?

Я даже привстала от удивления. Видимо у меня был очень смешной вид, потому что Глеб засмеялся и поцеловал меня в широко раскрывшиеся глаза.

— От любви.

— Утонем, я одна такие реки слёз… Глеб, я не боюсь, пусть будет, что будет, я всё пройду ради нас, вас всех….

— Я знаю.

— Совсем не понимаю, что вчера со мной произошло, почему я так плакала, я не понимаю… но я не боялась, правда, я не боялась, но почему-то слёзы совсем меня не слушались… почему такая истерика была…

— Ты выпустила из себя свои волнения, энергия дельфинов как-то воздействовала на тебя. Олаф сказал, что после неё у тебя начала образовываться твоя энергия.

— Как это — моя? Я же живая, во мне всегда была моя энергия, ну, вы мне помогали, твоя есть во мне. Ещё Олега, Виктора, Леи…

И поняла, что перечислять придётся долго, Глеб прав, во мне столько всего перемешано, что концов уже не найти. То есть не добраться до моей, настоящей моей энергии. Глеб обнял меня, прижал к себе и тихо заговорил:

— Когда ты отдала мне свою жизнь, то восстанавливалась только физически, энергию ещё очень долго отдавала мне и не только мне.

Он со значением посмотрел на меня, и я быстро спряталась на его груди, подумаешь, нашёл что вспоминать, было и прошло, давно это было. Немного подумала и решила признаться самой себе — не так уж и давно. Глеб продолжил:

— И всё время восстанавливалась чужой энергией, ты практически существовала на чужой энергии.

— Она не чужая, она твоя.

— Не только моя, но и моя не восстанавливала твою, лишь помогала тебе оставаться в живых. Я забрал твою жизнь, а вернул лишь часть энергии.

— Глеб, я…

— Я знаю. Дельфины, делясь с тобой своей жизнью, восстановили часть жизненной энергии, но только часть. Закон даёт нам шанс спасти тебя.

— Но я же хорошо себя чувствовала!

— Время от времени. Тебе все твои подвиги перечислить?

— Да не было никаких подвигов!

И Глеб сначала тихо, потом всё громче начал смеяться, прижимал меня к себе и смеялся.

— Глеб! Почему ты надо мной смеёшься?!

А он уже откровенно хохотал, откинув голову на подушку и прижимая меня к себе. Я попыталась вырваться из его рук и стучала кулачками по его груди:

— Смеёшься, да, о каких-то подвигах говоришь, а сам смеёшься!

Он меня не отпустил, прижал к себе и поцеловал, потом зашептал на ушко:

— Катенька, единственная моя, как ты прекрасна в своём возмущении. Разве это подвиги, так пошутила в огненном лабиринте, да всех богов, своих и моих, непечатно послала… далеко.

— Да я….

— Ты, ты, милая моя, любимая моя жена!

И поцеловал, и прижал к себе, и шептал слова любви и страсти, чтобы я поняла, самое главное во мне — это любовь, любовь и тела и души. С душой всё было понятно, а по телу соскучился, по мягкости моей, по коже невероятной, по губам и рукам, по мне.

На завтрак, вернее уже на обед, я шла своими ногами. Глеб милостиво разрешил мне ходить после длительной борьбы словами, руками и ногами. Он изображал из себя грозного мужа: закатывал глаза, мычал, отбивался от меня, ага, отбивался, старался, чтобы я не поранилась, когда пыталась его ударить. И эта борьба доставляла ему удовольствие, как он сам сказал — глазам и рукам.

Самуил сразу возмутился:

— Катенька, Глеб, как ты мог разрешить…

— Самуил, я совершенно здорова, уже не рыдаю, истерика прошла, хожу нормально и энергии во мне много. Своя тоже образуется.

— Когда-нибудь.

Олаф кивнул в подтверждение своих слов, но улыбнулся и хитро на меня посмотрел.

— Образуется, Катя, образуется. Когда едем? Все нас ждут.

— Олаф, Кате надо сначала энергию дельфинов в себе уложить, а вы опять придумали ей испытание!

— Это не испытание, это обычная разведка.

Глеб улыбнулся и только покачал головой, что поделаешь, жена командора, вот и нахваталась разных слов.

— Катя, девочка моя, о чём ты говоришь, какая разведка! Да после дельфинов у тебя вчера вот что было, а если…

— Никаких если!

— Я же говорил, всё пройдёт, смотри, уже и командует в полный голос. Глеб, может, мы сразу с акулы начнём?

Виктор улыбнулся мне весёлой улыбкой, а Олег только плечами пожал: а что жене командора, ей ничего не страшно, даже собственная истерика. Самуил рукой махнул, командор тоже сошёл с ума, не хочет понимать его тревоги за здоровье жены. А я замерла, как-то вот акула у меня в списке возможных претендентов на передачу энергии не значилась. Но Олаф только засмеялся:

— Я тут с более мирными животными пока договорился, акулу оставим на сладкое.

С мирными животными не получилось. Никто на меня не реагировал, я тоже. Никакие коровы, овцы и другие травоядные делиться со мной жизненной энергией не собирались. Пробовали самые разные варианты, с Глебом без ощущения силы не получилось, так как они его всё равно чувствовали и боялись. Животных ко мне стал подводить Валентино, но они только продолжали жевать, или блеять, или ржать, чувствуя опасность из-за дома в лице Глеба и компании, или не обращая внимания ни на кого, на меня тоже.

У Валентино во дворе, в собачьей конуре, размерами чуть меньше дома кто-то скулил от страха, и я спросила:

— А кто там плачет?

Все долго смеялись, даже Валентино, которому Олег перевёл мой вопрос. Но чтобы мне показать уже всех обитателей хозяйства, Глеб с остальными отошёл на достаточное расстояние, а Валентино потянул за цепь и вывел из конуры гигантского волкодава чуть меньше его ростом. И вот тогда я вспомнила об акуле, потому что волкодав вдруг встал в стойку, тряхнул головой так, что Валентино отлетел от него, и сразу кинулся на Глеба, прикрывшего меня собой. Глеб силы не показал, лишь схватил меня на руки, повернулся к собаке спиной и… позволил себя укусить. Всё повторилось как с дельфинами: покусанный Глеб и собака гигантских размеров, одним прыжком пролетевшая от конуры на расстояние всей длины невероятной толщины цепи.

Глеб передал меня на руки Олегу, а сам отошёл в сторону и снял с себя остатки рубашки, которая сразу окрасилась кровью. Олег завернул меня в свои руки и отвернулся от Глеба:

— Тебе не стоит на это смотреть.

— Глеб…

— Ему ничего не сделается, он переодеться к машине пошёл. Уже возвращается.

Действительно, я ещё не успела восстановить свое дыхание, как передо мной встал совершенно нормальный Глеб уже в костюме и спросил:

— Как ты?

— Всё хорошо, и что теперь?

25

Волкодав, это не радостный дельфин Альф, и мне пришлось долго уговаривать всех, что я смогу к нему подойти, и он ничего мне не сделает. Все понимали, что не зря собака так себя повела и теперь изо всех сил тянется ко мне, но разум не хотел видеть очевидное. Наконец я привела последний аргумент:

— Вы сами говорили, что дельфин хищник, значит, мне энергию должны отдавать хищники. Виктор, ты был прав, предлагая сразу встретиться с акулой.

Виктор только сильнее побледнел и беспомощно посмотрел на Глеба, он уже второй раз попадает прямо в точку, если вспомнить залив у нашего бального дома. Тогда он сам предложил горючее туда залить для моего очередного подвига, и практически сразу у меня появилась возможность подвиг совершить. Глеб, как-то растягивая звуки, произнёс:

— Ты свою жизнь отдавала хищнику, теперь хищники должны тебе её вернуть.

Я только вздохнула и опустила глаза, получается так. Валентино, которого уже привели в чувство после такого неожиданного поведения собственной собаки, умоляюще посмотрел на Глеба и что-то быстро заговорил. Глеб перевёл:

— Он говорит, что собака никогда так не вела себя, он очень удивлён и не понимает, почему она напала.

— Правильно, теперь собака должна выполнить свой долг, передать мне свою энергию. Глеб, ведь Валентино может со мной подойти к этому другу.

Олег только хмыкнул и покачал головой, ничего себе дружок, полбока Глебу отхватил. Но поддержал меня:

— Катя права, и у меня предложение. Судя по развитию событий, хищник сначала должен удостовериться, что Глеб свою силу не использует, готов собой пожертвовать и пролить кровь ради Кати, по тому, как его бил дельфин и кусала собака. Но я же не должен свою силу прятать. Ты свою жизнь отдавала… ты страдала за всех нас.

— Действуй.

Почему Глеб так сразу согласился с Олегом, я поняла только потом, в этот момент была рада просто тому, что он уже не сопротивляется, и я могу подойти к волкодаву. Собак в своей прошлой человеческой жизни я не боялась, кроме маленьких шавок, у которых весь разум умещался на кончике хвоста, и его хватало только на тявканье и брызганье слюной. Хотя, я их и собаками-то не считала, так, недоразумение какое-то, что за собака, которая меньше кошки. Правда к таким гигантам я ещё не подходила, пожалуй, вообще таких размеров не видела, только в фильме о собаке Баскервилей.

Олег не стал близко ко мне вставать, явно не потому, что боялся, не хотел мешать чистоте эксперимента. А Валентино грозно что-то говорил собачке, даже руками махал, стоя рядом со мной. Я взяла его за руку и отрицательно покачала головой: не надо его ругать, он лишь исполняет волю закона. Но Валентино замолчал только после нескольких слов Олега, видимо он ему перевёл мои мысли.

Мы какое-то время смотрели друг на друга — слабая человеческая женщина и гигантский хищник, он даже в сидячем положении смотрел на меня почти глаза в глаза. Взгляд собаки был напряжённым, он несколько раз скосил глаза на Олега, но кидаться не стал, только перебрал лапами и бил хвостом по земле. Сделав несколько шажков к нему, я протянула руку — почувствуй мой запах, в нём нет опасности, я твой друг. Я медленно подходила и, наконец, коснулась пальцами мокрого носа, который смешно шевелился, впитывая информацию вокруг. Нельзя гладить незнакомую собаку по голове, я это точно знала, это непозволительно по каким-то их внутренним правилам, но он так опустил глаза, а потом и голову, что я свое знание тут же забыла и стала слегка почесывать ему между ушей, как всегда делала у кошек.

Думаю, эту картинку некоторые сверхчеловеки тоже будут часто пересматривать, а ещё своим возможным недругам показывать. Волкодав улёгся на землю, а я сначала села рядом, а потом вообще прилегла на его жёсткий от мышц бок. Поглаживая его по голове, я рассказывала, что никогда не боялась собак, потому что они умные и всегда всё понимают, а злыми становятся от непонимания и жестокости людей. А ещё я призналась ему, что сама люблю хищника, очень сильного, но он тоже любит меня и никогда не обидит собак, да волкодав его давно знает, ведь Глеб сюда часто приезжал. И волкодав, который опустил голову на лапы и внимательно слушал меня, вдруг оглянулся на Глеба и посмотрел на него, действительно ли он тот и есть, о ком я говорю. Энергия лилась в меня горячим потоком, не волнами, а полноводной рекой.

Лея раньше меня почувствовала, что поток энергии собаки ослабевает и что-то сказала Олегу, который стоял в нескольких метрах от нас. Но спасать меня не пришлось, как только энергия иссякла, волкодав зашевелился подо мной, я сразу встала, и он спокойной рысцой вернулся в свою будку. Правда сама двинуться с места не смогла, так и стояла, смотрела, как волкодав уходит. Глеб оказался рядом и подхватил меня на руки.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не знаю как, хорошо, ничего не болит. И рыдать не хочу.

Никто не улыбнулся, только Виктор облегчённо вздохнул — пронесло. Валентино предлагал мне поужинать, но Глеб, хотя и перевёл слова, отказался.

— Мы едем домой.

А сам тревожно смотрел на меня, пытался понять, как отразилась энергия собаки на мне. Я прислушивалась к своим ощущениям, но ничего особенного не происходило, лишь тело помнило тепло от потока энергии. Дома Глеб уложил меня на постель, и я сразу уснула.

Мой организм благополучно переварил энергию собаки за сутки сна. Я проснулась весёлой до хихиканья и активной до махания руками и ногами от избытка физической радости организма. Глеб сначала несколько удивлённо наблюдал за моими телодвижениями, потом не выдержал и спросил:

— И куда ты бежишь?

— Куда-нибудь, Глеб, я такой себя не чувствовала с детства, во мне всё бурлит. Давай сегодня куда-нибудь поедем, я хочу плавать, давай опять к дельфинам, я с Альфом поплаваю. Представляешь, я его обгоню в море!

— Они ушли.

— Как это ушли?

— После того, как там побывали Аарон и Нора, стая ушла в море и пока не вернулась.

Неожиданно он улыбнулся:

— Норе тоже понравилось плавать с дельфинами.

Я хохотала долго и радостно, ага, вот вам, сверхчеловеки тоже мне, не плавают они, будете, ещё как будете. Глеб поддержал мой смех и радостно прижал к себе:

— Катенька, любимая моя жена, как я счастлив!

— А ты тоже не любил плавать!

— Не любил.

— Альф ко мне приплывёт, я его позову, и он сразу появится!

Но сразу поехать не удалось, Самуил категорически затребовал обследования моего счастливого организма. Я едва сидела в кресле, когда они с Олафом обвесили меня проводками и о чём-то спорили между собой. Меня спас Виктор, и я подозреваю, что его Глеб послал, сам не пришёл, потому что Олаф ему тоже сказал, что со мной никогда не бывает просто, поэтому надо меня обследовать. И ему как мужу нельзя игнорировать сложности процесса и т. д. и т. п. А Виктор изобразил совершенно невинный взгляд и заявил:

— Катя, ты всё ещё здесь? Там тебя стая давно ждёт. Олаф, их два дня не было, рыбок этих, а сегодня опять прибыли, Катю ждут. Скоро уже вечер, вдруг уплывут снова? Где я их потом искать буду, море большое.

И Олафу с Самуилом пришлось меня отцепить от всех проводков и под моё радостное хихиканье передать в руки Виктора. Энергия во мне продолжала бурлить, и Глеб только улыбался, наблюдая, как я махала руками машинам сопровождения, кричала, пением это назвать нельзя, всякие морские песни, больше похожие на вопли пиратов после бочонка рома.

Она появилась неожиданно — большая белая акула. Альф резвился со мной, стая практически никак на меня не реагировала, дельфины плавали недалеко от нас, но не подплывали ближе какой-то ими определенной границы. Глеб тоже с нами плавал, Альф даже позволил ему взяться за его плавник и сделал один круг, но потом резко ушёл в воду, и Глеб его отпустил. Он был счастлив, синева глаз просто слепила, а улыбка не сходила с лица. Глеб обхватил меня руками, воспользовавшись тем, что Альф ещё не выплыл из глубины, и поплыл, иногда опускаясь под воду, изображал мое ныряние. Я едва успевала набрать воздух в легкие и убрать волосы с лица, как Глеб снова опускался под воду. Неожиданно он замер в движении, мгновенно оказался на поверхности, дождался, когда я отдышусь, и сказал:

— Появилась большая белая акула, и она плывет сюда. Дельфины ушли.

Вся в пылу своей физической активности я только радостно кивнула головой — акула так акула. Глеб посмотрел на меня задумчивым взглядом, потом приказал Олегу, неожиданно появившемуся из глубины.

— Как договорились.

Я успела только удивлённо посмотреть на него, о чём договорились, как сильный удар практически нас утопил. Какое-то время я болталась в воде, мне так показалось, потом неожиданно выскочила на поверхность и почти сразу оказалась на берегу. Выяснилось, что это Олег вынес меня на берег. Он посадил меня на песок, а сам стал внимательно смотреть в море, и я осознала, что там Глеб… он же не использует свою силу! Страх рухнул на меня, мгновенно заледенил душу и тело, я задрожала так, что даже не смогла разжать губы, только тонким голосом застонала. Виктор присел передо мной, закрыл собой все пространство залива и успокоил:

— Катя, ты так не переживай, Глеб …вообще сильный, уже выплывает, только ты туда не смотри.

И не дал возможности бежать и спасать Глеба, сразу поймал и прижал к себе:

— Тише, жена командора, с командором всё нормально, только видеть тебе этого нельзя, он не любит, когда его без одежды кто-то… ты конечно жена, тебе-то можно, только Лея вот рядом, а он её стесняется. Лея, отвернись.

А сам прислонил мою голову к своей груди, не позволил даже мельком увидеть Глеба, который без своей громадной силы встретился с акулой и позволил ей себя покусать. Большой белой акуле. И каким он смог выплыть из воды, или каким его достали. Я билась в руках Виктора и что-то кричала, но он меня не отпустил, прижимал к себе и тихо приговаривал:

— Тише, Катенька, не кричи… с ним скоро всё будет нормально, он же командор… тише, Катенька, всё хорошо…

Видимо Глеба уже занесли в дом, потому что Виктор ослабил свою железную хватку и стал гладить меня по голове:

— Всё хорошо, скоро он к тебе выйдет, с ним Лея, Олег, Андрюша тоже рядом, всё хорошо, не переживай.

Я вся дрожала и хваталась руками за ворот рубашки Виктора, наконец, смогла прошептать:

— Зачем, не надо было… я дурочка, Виктор, можно было собак собрать, тигра, наконец. Ой, не надо тигра… кошки тоже хищники. Правда, они ведь хищники?

— Ещё какие, только маленькие очень, всех пришлось бы собрать.

И так тяжело вздохнул, что я снова испугалась:

— Скажи, как он?

— Жив, а остальное приложится, в смысле зарастёт. Катя, мы ведь не люди, нам долго не надо лежать на кроватке, пять минут и всё. Это тебя довели, никак не давали возможности восстановить свою энергию… но ты сама виновата, разбрасываешься ею, вот зачем кинулась Амиру жену искать? Сам бы и бегал по миру, у него вообще гарем был, вот пусть и ищет себе наложниц. Ты что, ему все двадцать штук искать собираешься?

— Почему столько?

— Откуда я знаю, сколько их у него было? Это я так, для себя представил, ну, сколько бы я…

— А Нелли ты об этом не говорил? О своей мечте, маленьком таком гаремчике?

Глеб стоял передо мной и слабо улыбался, а я от ужаса даже рот ладошкой прикрыла. Если бы на его месте был человек, то всё, остатки так и разошлись по морю кусочками, столько на нём было ярких красных шрамов — практически все тело располосовано. Он опустился рядом со мной, обнял и успокоил:

— Катя, скоро заживёт.

Прижавшись к нему, я погладила ладошкой шрамы, плакать не могла, только вздыхала.

— Она меня ждёт?

— Ждёт.

— Я не боюсь.

— Я знаю.

— Олег, ты близко не подходи, кто её знает, меня она не тронет, а вот на тебя может напасть.

Виктор сразу изобразил обиду:

— А почему ты думаешь, что на Олега она, значит, нападёт, а меня совсем и не заметит?

— А ты тоже с нами поплывешь?

— Конечно, мы вообще втроём, ещё Андрюша с нами, говорит скучно мне, только машинки да машинки, хочу живого дела. Лея тоже просится, но мы женщин на такую пирушку не берём, ты вот жена командора, тебе ничего сказать не можем, хотя я бы…

— Она со мной пришла поговорить, значит… будем говорить. А вы не мешайте нам, близко не приближайтесь.

— Ну, акула держись, Катя в гневе… это то ещё зрелище. Топись сама.

И весело засмеялся на весь залив. Олег только улыбнулся и кивнул подошедшему к нам Андрюше:

— Пошли, пока акула не утопилась.

Я коснулась губами шрама на груди Глеба и хотела встать, но он поднялся и взял меня на руки:

— Глеб, я сама…

— Сама. Я посмотрю издали.

Акула, это вам не собака — холодный, совершенно ничего не выражающий взгляд. Глеб передал меня на руки Олегу где-то посередине залива и остался там посмотреть издали. Хотя я понимаю, если что случится, и мы с акулой не найдём общего языка, то он окажется рядом со мной, даже потратив на это остатки своих сил. Я решила, что она должна подплыть ко мне сама, сама и всё тут! В десятке метров от треугольника плавника я решительно заявила Олегу, чтобы он оставил меня здесь, а сам отплыл подальше. Он кивнул, отплыл не большее трёх метров и ослепительно мне улыбнулся, справа в нескольких метрах появилась голова Виктора, а слева улыбался Андрей. Я глубоко вздохнула и повернулась лицом к плавнику: давай знакомиться, подруга.

Какая акула огромная я поняла только тогда, когда она практически вся выплыла из воды. Подводная лодка средних размеров. Мне потребовалась вся моя воля для того, чтобы протянуть ей свою руку навстречу, но пальцы не дрожали, сама удивилась — красивый королевский жест. Акула сразу повернулась ко мне своей жуткой мордой и чуть приоткрыла гигантский рот, весь усыпанный острыми зубами. Не знаю, что в этот момент удержало меня на плаву, всего скорее обида за Глеба: почему она его так покусала, как посмела тронуть прекрасное тело своими жуткими зубами. Как только я представила шрамы, сразу успокоилась, видимо во мне уже вздыбили свои загривки дельфин и волкодав.

Энергия акулы обернулась вокруг меня и медленно приподняла над водой, я вспомнила ситуацию с Хранителями, единственное, что отличало от состояния в том момент, так это то, что могла двигаться в коконе энергии. По всему телу проносились маленькие звёздочки, они вихрились и расходились в разные стороны, снова собирались и проносились по коже сверкающими проблесками. Я потрогала кожу на руке, попыталась поймать один из вихрей и поразилась её плотности, почти как у Глеба, даже не смогла ущипнуть себя. Может я теперь как сверхчеловек, уже не простая человеческая женщина? И в этот раз никакой боли, только уютное тепло и состояние невесомости, я даже ногами помахала, так интересно висеть над водой …и сразу рухнула, видимо энергия акулы закончилась и кокон исчез. Но я даже не успела захлебнуться, как меня достали из воды и почти сразу уложили на горячий песок. Это оказался Олег, рядом встали Глеб, Виктор и Андрюша. На теле Глеба уже не было ни одного шрама — чистая гладкая кожа, по которой стекали капли воды.

— Как ты себя чувствуешь?

Глеб опустился рядом со мной, но не выдержал и усадил к себе на колени. Я не смогла сразу ничего произнести, слишком быстро всё произошло. Только после того, как убрала мокрые волосы с лица, несколько раз вздохнула, смогла сказать:

— Не знаю… всё хорошо, я ничего не чувствую…

Сразу вспомнила о том, какой странной была моя кожа в коконе и ущипнула себя. Так больно, от страха, что, если моя кожа уже не станет такой мягкой, Глеб меня сразу разлюбит, я перестаралась и на руке проявилась краснота, которая скоро превратится в синяк. Я ойкнула, и Глеб удивлённо спросил:

— Катя, зачем ты это сделала?

Кожа оказалась нормальной, обычной, я облегчённо вздохнула и попыталась объяснить:

— Энергия акулы как-то влияла на меня, кожа была такая странная… почти как у тебя, вот я и испугалась. Ты бы меня сразу разлюбил?

Глеб издал какой-то бульк, потом задумчиво спросил:

— Не знаю, а мягкость осталась?

И стал меня щупать под громогласный хохот трех гигантов, Виктор схватился за голову, а Олег сел на песок, даже Андрюша не смог сдержаться и весело смеялся над женой командора. И что нас сможет испугать? Какая акула, подумаешь — зубы, вот нежная кожа и мягкость, это да, из-за этого можно испугаться. Виктор сквозь смех признался:

— А я… никак понять… не мог… зачем Нелли… ванна масла…. Из этих… как…. Катя скажи, зелёненькие….

— Оливки.

— Точно — оливки …. Теперь понял…. Красота!

И Олег кивнул головой, но ничего сказать не смог, явно Арни его тоже чем-то подобным удивляла. А Глеб с умильной улыбкой продолжал меня ощупывать, и мне пришлось бороться с его руками:

— Глеб, прекрати! Всё у меня осталось, мягкость тоже!

— Тогда домой?

И такой взгляд, что я стала краснеть и только зашипела:

— Ещё чего, я хочу поплавать, а то акулы тут всякие мешались.

И опять смех, который Глеб поддержал, хотя и с лёгкой грустинкой в глазах, он бы, конечно, лучше сразу домой уехал, к жене под бочок.

Мы долго плавали все вместе, к нам присоединилась Лея, и оказалось, что она умеет такие кульбиты в воде выделывать, что Альф бы ей позавидовал. А эти, которые сверхчеловеки, придумали игру, в которой я была мячиком, и они меня перекидывали друг другу, мягко принимая на руки и умудряясь при этом не утонуть. Удивительное состояние полета над водой, я широко разводила руки и представляла себя птицей. И носились со мной на руках как торпеды, куда там какой-то большой белой акуле. Андрюша сплавал, хотя это не то слово, которым можно описать его движение, на берег и вручил мне маску с шариком, который акваланг, и мы всей компанией исследовали дно заливчика. Когда я нашла какой-то непонятный предмет и торжественно вручила его Глебу, он кивнул, похоже на что-то из древности.

Уже ночью, полеживая на счастливом теле Глеба, я спросила:

— Всё закончилось, да? Тебе больше не нужно… ну, чтобы кусали тебя, акула и всё? Правда? Мне уже хватит энергии.

Он долго молчал, поглаживал меня по спине мягкими движениями, потом обнял, завернул в свои руки и прошептал:

— Катя, я счастлив, что могу это делать.

— Как это, Глеб, они же тебя кусают, рвут твоё тело!

Я попыталась подняться, но он не позволил, прижал мою голову к своей груди.

— Ты столько раз спасала меня, терпела такие страшные муки, отдавала за меня свою жизнь и свою кровь, и сейчас я могу вернуть тебе хоть маленькую толику, совсем немножко, несравнимо с тем, что отдавала мне ты. Закон прав, прежде чем вернуть тебе энергию жизни, он требует от меня готовности…

— Готовности — чего?! Зачем этот ужас? Ты чуть не погиб… я же понимаю, Виктор специально не давал мне возможности увидеть…

— Катя, я не чувствую боли и восстанавливаюсь не как человек. Ты сама видела.

— Видела, но всё равно так страшно. Мне хватит, я уже такая стала…

— Какая?

И такая сверкнула в синеве звёздочка, что я только радостно хихикнула, но ничего не успела сказать, он поцеловал меня и зашептал на ушко какая такая, я от этих слов покраснела и вспыхнула всем телом.

Всё-таки мой организм как-то перерабатывает полученную от хищников энергию — я опять спала сутки. Но после энергии акулы я проснулась без этого физического буйства и эмоционального сумасшествия, как было после энергии собаки. Видимо сказывается характер животного. Тогда получается, что дельфины самые эмоциональные, раз у меня была такая истерика. Я проснулась одна и лежала, пытаясь понять, как себя чувствую. Спокойно и хорошо, ну да, гигантский морской хищник это вам не весёлая собачка, эмоций практически нет. Ага, а что тогда было ночью?

Глеб нашёл меня под одеялом, куда я спряталась от воспоминаний ночи, и сразу перенёс в бассейн, выделив на купание лишь полчаса. На мой вопрос лишь ответил, что у нас мало времени и исчез. И ведь заявился, грозно затребовал выходить из воды.

— Глеб, что случилось? Куда мы торопимся?

— Ты спала сутки.

— Сутки?

— Поэтому обедать и к Самуилу.

— Глеб, я не хочу…

— Катя.

Сопротивляться было бесполезно, и я тоскливо подчинилась. Вердо приготовил для меня разных вкусностей и гордо произнёс целую речь о том, как полезна для меня эта еда, говорить со мной ему нравилось, но язык явно давался с трудом, так как я не все слова понимала. Глеб только усмехался, покуривая сигарету на диване, контроль и только контроль.

Самуил радостно навешал на меня множество проводков, практически замотал к креслу, и Глеб смог оставить жену на его попечение. А я решила узнать новости, так как командор опять только улыбался на все мои вопросы.

— А где Олаф?

— Он уехал к Амиру.

На всякий случай Самуил насторожился, но видимо не поступало грозного приказа о полном информационном молчании, и он, несколько раз вздохнув, ответил на мой вопросительный взгляд:

— Катенька, пока рано говорить совсем уверенно, Олаф и поехал его посмотреть, вот приедет и всё расскажет.

— Так Амир уже…

— Ну, он сам Глебу вчера позвонил. Катенька, девочка, пойми, он…

— Самуил, я помню — он весь тайна. Я просто рада, что он справился с собой, своей жаждой, что всё получилось.

— Так он с тобой встретиться хочет! Глеб к нему…

И замолчал, понятно, информация уже на грани, которую определил командор. Естественно, командор сразу и появился. Я решила оправдаться, чтобы не нагнетать обстановки:

— Глеб, как ты решишь, так и будет, разрешишь, я с ним встречусь, не захочешь, значит…

— Амир здесь.

Самуил так и сел на стул, совсем оказался не готов к такому решению командора. Глеб встал передо мной и вопросительно посмотрел на Самуила:

— Как обследование?

— Глеб, мы только начали, но вот…

Пришлось Самуилу встать и посмотреть на монитор, он покачал головой и пожал плечами:

— Есть некоторые странности, но общая картина совершенно нормальная.

— Странности?

— Глеб, понимаешь, это может быть энергия акулы или собаки, кто знает, но организм Кати… меняется.

— Самуил, дорогой, а я не превращусь как в сказке в этого, ну кого-нибудь…

И вдруг с ужасом вспомнила, как у меня кожа менялась, может быть это только начало, и скоро зубы вырастут и нос как у акулы!

— Это как в сказке, да? Про козленочка, я стану как акула, да?

— Какого козлёночка?

Ну да, Глеб же сказок не читал, и я уже сквозь вздохи начала рассказывать. Самуил, как только понял, о чём я говорю, засмеялся:

— Катенька, что ты, девочка, ты не превратишься ни в кого, просто твой организм… он клетки меняет. Надо с Олафом поговорить, он тебя тоже должен посмотреть, а я только могу сказать, что у тебя всё хорошо, ты не переживай, девочка. Энергия таких хищников очень сильная, вот она на тебя и действует, ты никак не успевала восстановиться, а сейчас твой организм что-то с собой делает.

А потом решительно посмотрел на Глеба:

— Глеб, вот Катя сейчас с Амиром встретится и что? Кто знает, что может произойти, ты же должен понимать, она ведь что угодно придумать может, ей же верить совсем нельзя.

— Самуил!

— Сейчас мы это и проверим.

Глеб был на удивление спокоен, глаза оставались синими, даже без намёка на шторм, только легкая усмешка тронула губы. Я посмотрела на него обиженным взглядом, хотя понимала, что он вообще-то прав, наша последняя встреча с Амиром было достаточно эмоциональной и неизвестно, как я сейчас на него отреагирую. А как большая белая акула. Или как волкодав, а вот если как дельфин, тогда хуже. И я расхохоталась от собственных мыслей, Самуил тревожно посмотрел на меня, вдруг у меня сразу истерика начнётся.

— Самуил, Глеб, какой вариант моего поведения вас больше устраивает: акула, волкодав или дельфин?

— Как ты.

И даже не улыбнулся, так и стоял передо мной, сложив руки на груди, статуя командора. Но какая-то мысль неожиданно пронеслась в его глазах тёмной рябью, и он резко передумал, повернулся к Самуилу и приказал:

— Полное обследование. У тебя три часа.

Мы с Самуилом только переглянулись, но не успели ничего сказать — Глеб уже исчез. Я пожала плечами:

— Самуил, я вся в твоём распоряжении.

И безропотно терпела всё, что посчитал нужным сделать эскулап. Самуил сначала удивлялся моему такому поведению, посматривал на меня, а я только изображала совершенно честный взгляд: да всегда такая послушная. На самом деле я даже была рада, что Глеб передумал сразу встречаться с Амиром, оказалось, что сама не готова к разговору. Какой-то вопрос возникал время от времени в мыслях, но я никак его не могла обдумать из-за встреч с хищниками. Потом просто забывала, а сейчас поняла — он очень важен в моём разговоре с Амиром. Осталось только вспомнить, какой вопрос.

— Самуил, скажи, а как клан Амира переходит на донорскую кровь, всё получилось? То, что у Амира всё хорошо, это я поняла, а клан?

— Девочка моя, зачем тебе это надо знать?

— Просто интересно.

— Я уже как-то говорил, что у Амира очень серьёзная медицинская служба, у него оказались все службы такие, Виктор так удивлялся, так удивлялся…

Неожиданно замер и странно на меня посмотрел.

— Самуил, говори.

— Катенька, оказывается, Амир давно планировал перевести свой клан на донорскую кровь.

— Глеб говорил, что у него половина клана уже была такой.

— Да-да, но самое главное, он создал институты, в которых уже ведётся работа по изучению вируса. А я не знал, никто не знал, Лиза тоже. Я же говорю — он тайна. И бойцы у него такие, странные…

— А в чём их странность?

— Они как-то энергией управляют, но не так, как ученики Олафа.

— Самуил, скажи честно… мы бы смогли его победить?

Он тяжело сел на стул и посмотрел на меня больными глазами, несколько раз вздохнул и признался:

— Катенька, Глеб тогда такие силы поднял, да и сам он уже очень силён стал, Олег с Виктором, и Андрюша тоже. Но тебя бы пришлось очень прятать, очень, девочка моя.

— Но я ему нужна была очень и очень добровольная.

— Да, я всё думаю, я теперь это стал думать… Глеб был прав, что тебя тогда услышал, хотя конечно всё так странно. Амир ведь тебя давно уже пытается, пытался, хотел…

— Я знаю — купить, умыкнуть и всякое такое. Но не стал же он этого делать.

— И я всё об этом тоже думаю. Он уже тогда, раньше о тебе думал, когда всякую информацию получил.

— Арно.

— Да, девочка моя, но вот что я думаю…

И замолчал надолго, пять раз вздохнул, посмотрел на двери, потом на окно, но решился:

— Катенька, хорошо, что он всё увидел, он тебя увидел, он понял тебя. И потом только для Глеба свою силу показывал. Ну, может… и тебе тоже. Но нападать не хотел, совсем бы не стал.

— Пророчество.

— Да, только вот в чём дело, Катенька, он ведь мог твою кровь получить… но не воспользовался.

— Как это? Мою кровь без меня?

— Девочка моя, у него была возможность забрать твою кровь, которая находилась у меня. Оказывается, Глеб как-то узнал, что разведчики Амира были в моей клинике, где твоя кровь хранилась, но он их отозвал, запретил брать. А потом я её уже сюда привёз, а отсюда сама понимаешь, он её не мог никак получить. Он что-то про себя понял, когда твои страдания смотрел.

И замолчал, плечи опустил и закрыл лицо руками. Я испугалась этого внутреннего отчаяния, не поняла его, кинулась обнимать, оборвав все проводки:

— Самуил, не переживай, я же всегда рядом, у меня всегда можно насобирать запас. Хочешь, прямо сейчас возьми литр?

Он сразу встрепенулся и замахал на меня рукой:

— Что ты, что ты, не говори так, совсем нельзя, никак нельзя!

— Но почему?

— Да потому что с ней вся твоя энергия и уходит из твоего организма, твоя жизнь! Я только граммы на анализы! Глеб сразу запретил, сказал — ни капли больше никогда! Ты что, да мы даже представить не можем, что с тобой могло случиться, если бы её перелили кому-нибудь! И чужую тебе тоже нельзя, ты тогда в бассейне этом столько крови потеряла, а я ничего не мог сделать, только часть твоей и смог тебе перелить, и всё, понимаешь — всё! А ты уже перешагнула порог, Олаф прав, он тогда, как всё увидел, сразу сказал… люди с такой потерей крови не живут!

— Самуил, дорогой мой, всё уже прошло, я жива, у тебя получилось, всё уже прошло, не переживай так. Я теперь как акула, а ещё собака и дельфин! Представляешь, сколько во мне сил, мне теперь ничего не страшно. Сам говоришь, что у меня организм меняется, он и раньше был сильным, а теперь стал совсем-совсем! И всё благодаря тебе, ты самый лучший в мире доктор, только ты мог терпеть все мои… всякости, непонятности, и всё равно меня любишь, правда? А я тебя очень люблю!

Самуил посмотрел на меня уже веселее, и я поцеловала его в щёку, обняла и, наконец, смогла сказать то, о чём давно думала, но никак не могла решиться признаться ему в этих мыслях:

— Дорогой мой Самуил, это Сара дала мне шанс… она свою жизнь Глебу и мне отдала, чтобы у нас получилось, без неё мы бы не смогли.

Он вздрогнул всем телом, а я прижалась к нему и зашептала:

— Сара дала силы Глебу, чтобы он смог дождаться меня, она тебя с ним связала, и ты смог меня спасти.

26

Самуил побледнел до полной прозрачности кожи и весь сжался в моих руках, попытался что-то сказать, но у него так дрожали губы, что слова не получались. Я гладила его по плечам и пыталась успокоить:

— Самуил, ты единственный человек в доме, только ты понимал меня в моих сомнениях в первые дни. Ты даже представить себе не можешь, как я была счастлива, когда ты вместе со мной обедал, просто тем, что ты ел рядом со мной. И ты, вспоминая Сару…

— Катенька, девочка моя, я так всегда за тебя боялся, казалось, разум терял, постоянный ужас с тобой, постоянный, вдруг ты не выдержишь, вдруг погибнешь как моя Сарочка. Я ночами спать боялся, может с тобой что-нибудь опять случилось, хорошо теперь Глеб с тобой…

И осёкся, смутился до яркой красноты, а я рассмеялась и поцеловала его в щёку, милый Самуил. Прошептала ему на ухо:

— Я счастлива, я так счастлива. Теперь всё хорошо, ты не бойся за меня больше, даже акула со мной энергией делилась. Глеб сказал, что это закон хочет меня спасти, что я всё правильно сделала и теперь всё будет хорошо.

Он немного пришёл в себя от смущения и тяжело вздохнул, погладил мою руку, странно посмотрел и задумчиво произнёс:

— Ты мне… я теперь понял, когда ты сказала, всё так и есть… Сара… она… как жертва перед чудом, чтобы это чудо случилось…

— Самуил, без тебя у нас тоже бы ничего не получилось, ты очень помог нам и сейчас помогаешь, нам всем, мне, Глебу, Олегу с Виктором и Андрюшей. А девочки? Без тебя они бы не выжили, а Нора? Ты же её совсем из ничего собрал и вылечил! И эти сверхчеловеки? Да они без тебя и твоих научных опытов разве стали бы такими? А Лея? Такая красавица стала…

— Да, Катенька, она такая стала прекрасная…

— Ты не бойся за нас, всё теперь будет хорошо, и Амир никого не тронет, у него теперь много своих дел неотложных. Кстати, а как Мари с Серёжей? Глеб вообще мне ничего не рассказывает.

Самуил совсем забыл о приказе командора и его глаза радостно блеснули:

— Они стали совершенно удивительными, Катенька, они такими стали сильными, Мари ведь у Амира совсем недолго и была, так потом и уехала. Ты знаешь, у неё своя охрана, Амир к ней приставил своих, а она их посмотрела и отказалась, так и сказала, что у неё будет своя охрана. И ты знаешь, кого она выбрала?

— Нет, не знаю.

Всё-таки удивительная девочка, то, как она пришла в себя после своего жуткого больного сна, определило её характер и поведение. Даже проявление в ней этой их таинственной энергии хотя и значимо, но не решающе. Она проснулась в любви и ласке, и теперь она её защищает, эту любовь, которую ощутила с первого момента, как открыла глаза, почувствовала энергию доброты. Самуил гордо поднял на меня свой взгляд и таинственно произнёс:

— Мутантов из школы Олафа.

— Мутантов?

— Да, Катенька, да, она ходила по школе и касалась рукой, так и выбрала себе десять представителей разных мутаций. А потом попросила Илью их тренировать.

Я удивлённо покачала головой, стремительно девочка характер свой проявляет.

— Илье некогда было… ну он… вот, так он их боевикам поручил. Ты бы видела, что они вытворяли, один раз движение посмотрят и уже повторяют, я немного помог, мы с Олафом чуть-чуть совсем, так они теперь на равных с боевиками. Глеб их видел, тоже удивлялся. Мы решили, что это её энергия так на них подействовала. А Серж! Я даже не знаю, что и сказать… Глеб сказал, что это ты предложила, чтобы он с боевиками жил?

— Так получилось, я только не хотела, чтобы его в клан отправляли.

— Он такой стал, силы столько, всё на лету схватывает.

Насторожившись от таких слов, я спросила:

— А он не изменился? Он человек?

— Конечно! Только так энергией стал управлять, не каждый боец с ним справится, он чему-то учит боевиков Амира, представляешь?

— Боевиков?

— Да, девочка, да, Олаф посмотрел и даже ничего сказать не мог. Они с Глебом решили….

И тут до него дошло, что слишком много он мне рассказал в пылу радости и замолчал, даже губы поджал. Я сразу успокоила:

— Решили и решили, это дело командора. Самуил, командор сам знает, что ему делать, это его епархия, я только интересуюсь, чтобы знать, что с ними всё хорошо, с Серёжей и Мари, они очень важны в жизни Амира…

Я говорила, а в голове бился тот самый вопрос, который я должна была для себя понять, прежде чем говорить с Амиром. Самуил расставил все точки: почему Амир не воспользовался возможностью в пещере, зная о пророчестве, почему не убил меня? И получается, что и раньше, до нашей встречи, он этой возможностью тоже не воспользовался, не стал забирать мою кровь в пробирке, или пакетике, где она там лежит у Самуила.

Мой взгляд Самуилу не понравился категорически, пожалуй, они все теперь читают мои мысли.

— Катенька, боюсь спросить, что ты такое надумала?

— Моя кровь теперь здесь в доме?

— Да, а почему… нет, Катенька, нет, ты даже об этом не думай, Глеб не позволит, нельзя, совсем нельзя!

— Катя, что ты придумала?

Глеб стоял в дверях и строго смотрел на меня. Вот почему сразу недоверие и такой взгляд, как будто я собираюсь совершить что-то уж совсем криминальное?! Опять раньше времени появился, а сам, между прочим, три часа на обследование выделил.

— Глеб, а если попробовать дать Амиру мою кровь из пакетика? Ведь теперь у меня совсем другая кровь, она всё равно изменилась, энергия крови изменилась. Самуил, я понимаю, что химически она такая же, но энергия-то поменялась.

Я смотрела на Глеба и понимала, что требую от него принять очень сложное решение, однажды я уже отдавала свою жизнь Амиру и они едва меня спасли. Но и Амир мне дал несколько шансов выжить, даже не стал забирать мою кровь, уже понимая, что, прими он её из пакетика, реакция моего организма может оказаться совершенно непредсказуемой. Самуил хотел что-то сказать, но вдруг опустил голову и промолчал, понял мои мысли — это единственная возможность возродиться народу с уникальными энергетическими способностями. То, что сейчас происходит с мутантами удивительно, если судить по капле информации, рассказанной мне Самуилом, но это не возрождение народа, это только маленький эксперимент закона.

Командор так долго молчал, что я не выдержала и высказала ему все свои мысли и сомнения. Сомнения касались только меня, но Глеб внимательно их выслушал, только глаза темнели с ужасающей скоростью. И вдруг я поняла: он тоже об этом думал, или подозревал, что я к этой мысли всё-таки приду. Ну да, поэтому информационный вакуум, всё, что угодно, кроме того, что творится за окнами нашего дома. Чтобы ни намёка, ни искры, от которой мой мозг начнёт возгораться очередным подвигом. Как, однако, я о себе подумала, это всё Олег со своим революционным движением.

И неожиданно Самуил меня поддержал, поднял на Глеба грустные глаза и тихо сказал:

— Катя справится, это её предназначение, судя по пророчеству, которое нашёл Амир. Мы можем смешать кровь, немного той, которая есть у меня, и добавить ту, которая образовалась сейчас… с энергией хищников.

Он впервые произнёс это слово в присутствии Глеба, и при мне никогда его не употреблял, не хотел напоминать об их страшной природной сущности, а сейчас наступил тот момент, когда они уже не являются ими, хищник — это акула. И говорил он голосом мудрого учёного, нет, мудрого человека, который всё видит уже без внутреннего ужаса, а с пониманием неизбежности происходящего. Даже речь изменилась, что-то в нём перевернулось от осознания роли Сары во всём, что происходило с этим миром, со всеми нами. Самуил погладил меня по руке, неожиданно поцеловал её, я даже не успела как-то отреагировать, и повторил:

— Глеб, Катя справится.

И вышел из лаборатории. А Глеб медленно освободил меня от остатков проводков, взял на руки и, так ничего не сказав, перенёс в столовую. Амира не было. Я не стала задавать риторический вопрос, куда он делся, если в доме был, и решила спокойно пообедать, пока командор думу думать будет о моём опять неясном будущем.

Появился Олег, поздоровался со мной и тоже сел на диван рядом с Глебом, судя по взгляду, разговор слышал и не удивлён. Когда пришёл Виктор, я уже закурила сигарету и просто ждала решения генералитета.

— Катенька, вот скажи, добрый день, и почему это так, никакого спокойствия с тобой. Тебе бы только спасать кого. И ведь для меня такую же жену нашла. Ты знаешь, что Нелли придумала?

Я только усмехнулась, а Виктор сделал уморительное лицо, посмотрел на двоих, которые только понимающе ему кивнули, и заявил:

— Она в школу Олафа вздумала ездить, как меня в доме нет, так сразу туда исчезает. Видите ли, там ей интересно, она мутантов всяких, к которым и подойти страшно, песням учит, понимаешь — поёт с ними!

— Арни тоже туда ездит.

Олег притворно вздохнул и опустил глаза. А я хотела сказать, что чаще с женами надо видеться, но вовремя одумалась — из-за меня они всё время должны рядом с командором находиться, ну ещё и всякие другие командорские приказы исполнять. Олег ухватил мою мысль и сразу ответил:

— Катя, да я уже сколько раз приезжал, а жены дома нет, охрана говорит, что она по делам уехала.

А Глеб так мрачно на меня посмотрел, что я сразу поняла: вот такой вольности он мне никогда не позволит. Тень сейфа привычно нависла надо мной. В столовую стремительно вошёл Олаф, значит все в сборе, даже тяжелую артиллерию привлекли. Самуил уже высказал своё мнение и его как отступника не стали приглашать. Но Олаф неожиданно для меня поддержал Самуила:

— Катя, я так понимаю, что ты немного пришла в себя и уже рвёшься совершать очередной подвиг? Ну что ж, пожалуй, пора, по крайней мере, этот мы сможем контролировать.

Он решительно повернулся к троице на диване и отчитался Глебу:

— Амир категорически отказался, чуть в ужасе не утопился в нашем пруду.

— Амир отказался?

— А ты как думаешь? Он же слышал весь ваш разговор с Самуилом.

От удивления я чуть чашку не уронила, но Глеб никак не показал своего отношения к поступку Амира, глаза опустил и на меня не смотрел, думал. И Олег только плечами пожал, когда я удивлённо смотрела на него и пыталась понять, почему Глеб позволил Амиру слушать весь наш разговор с Самуилом. Уже знал, что я додумаюсь до подвига и соберусь спасать народ Амира? Ну, конечно, как он мог не заметить мои, пусть и недолгие, но задумчивые состояния, проанализировал последние события и сразу понял, о чём таком я думаю. А я даже этот волнующий меня вопрос только в лаборатории и вспомнила! Правда сразу и заявила, а он уже опять к нему готов: Амира пригласил, заставил его самого всё услышать и принять решение. И чему я удивляюсь? Он командор, влюблённый в свою жену, но всегда остающийся командором, который всё видит и слышит, всё понимает и ко всему готов. Ко всему, что касается мира, в котором он живёт и борется сотни лет. И который так стремительно меняется, но он и в этом изменении остаётся командором, единственным в своём роде, уникальным явлением. Олег только улыбнулся и кивнул головой, ну наконец-то начала ценить собственного мужа.

А этот самый муж, наконец, поднял голову и посмотрел на меня ясным, синим взглядом, понятно, всё обдумал и принял решение. Властным тоном, от которого я уже отвыкла за последние дни, позвал:

— Амир.

Прошло достаточно времени, я почему-то решила, что Амир явится сразу, а он не приходил и не приходил. Глеб смотрел на меня и неожиданно улыбнулся мягкой домашней улыбкой, и куда делся командор, почти сразу в двери появился Амир. Ну, конечно, они же друг друга чувствуют, командор подготовил подходящую обстановку для разговора. Я с улыбкой посмотрела на Амира и поразилась тем изменениям, которые с ним произошли. Он был так же высок и силён, не стал тоньше в кости, как было с Аароном, но что-то его изменило кардинально: взгляд и выражение лица. И я поняла — у него глаза стали голубого цвета! Небесного голубого цвета! На фоне чёрных волос с сединой по вискам и густых ресниц они смотрелись удивительно ярко, прямо сверкали и лучились. Он встал у двери, опустился на колено и склонил голову, поздоровался глухим напряжённым голосом:

— Приветствую тебя, Катерина, жена командора.

— Здравствуй, Амир. Я рада видеть тебя в добром здравии… у нас так говорят, когда всё хорошо со здоровьем. У тебя стали удивительные глаза, очень красиво. Это твои настоящие глаза, какими они были до обращения?

Амир встал и вытянул руки по швам как солдат, чёрный костюм только подчеркнул позу воина, и посмотрел мне в глаза:

— Да.

Он и раньше был красив, а сейчас стал выглядеть просто ослепительно с такими яркими глазами, настоящий восточный шейх, не хватало только красного халата и дивана с коврами. Ну и гарема.

Послышался властный голос командора, оказалось, Глеб уже стоял рядом со мной:

— Амир, расскажи моей жене о нашем предложении.

Я удивлённо посмотрела на него — нашем предложении? Они что-то уже придумали, поэтому Глеб так спокойно пригласил Амира, зная, что я собираюсь совершить. Амир сделал несколько шагов к столу и остановился в нерешительности, практически на полушаге, но я решила быть хозяйкой дома, а не только женой командора в память о том, как он принимал меня в своём доме.

— Присаживайся к столу, Амир, в ногах правды нет.

Даже не стала оглядываться на Глеба, ты, конечно, командор, но Амир меня спасал и всё меняется в этом мире, а с твоей ревностью я боролась, борюсь и буду бороться всегда. Глеб коснулся пальцами моего плеча и сел рядом со мной, Амир напротив, стол переговоров, а на диване штаб. Но, прежде чем обсуждать таинственное предложение, Амир всё-таки уточнил:

— В ногах нет правды?

— У моего народа есть такое выражение, лучше обсуждать вопросы, удобно сидя друг перед другом, чем напряжённо стоять у двери. От усталости можно сделать неправильный — в котором нет правды — вывод в разговоре или совершить поступок, о котором потом пожалеешь. Вам легче, вы никогда не устаёте. И за столом все равны ростом, в нашем случае все, кроме меня.

Амир улыбнулся, понял мой намёк на равное положение, ну почти, с командором, он гость дома, а гостей встречают с уважением.

— Я слушаю тебя, что такое вы придумали с моим мужем.

— Ты получаешь энергию от хищников, а у меня есть небольшой зверинец.

Я сразу оглянулась на Глеба — зачем, хватит, мне достаточно энергии — но сказать ничего не успела, он произнёс непререкаемым тоном:

— Необходимо проверить всех хищников. Пока они будут делиться с тобой энергией, мы будем продолжать.

— А всех… это кого? Каких ещё акул?

— Не акулы. Тигры и львы.

— Амир, а зачем тебе тигры и львы?

— Боевиков тренировать.

— Они домашние… в смысле дрессированные?

— Нет. Они живут свободно, но на ограниченной территории.

С ужасом посмотрела на Глеба, а он лишь улыбнулся мне, не бойся ничего, жена, всё будет хорошо. Неожиданно Олаф подскочил с дивана и подошёл к столу, Глеб приподнял бровь и вопросительно взглянул на него.

— Глеб, Амир, я нашёл выход, я понял, что нужно сделать!

— И что?

— Глеб, ты сейчас отдаёшь Кате свой долг крови и энергии, и этим закон пытается сохранить Кате жизнь, сам закон.

Олаф замолчал и в задумчивости потер свой нос, потом как-то лихорадочно взъерошил свои отросшие волосы. Я только обратила внимание, он их отращивает, скоро будет кожаным ремешком подвязывать или заплетать в косы, как делали древние викинги. Командор напомнил ему, что мы все ждём услышать его озарение:

— Говори.

— Но ведь и Амир может также поступить! Я же знаю Катю, если она что-то задумала, то нам легче помочь ей, чем сопротивляться, она всё равно придумает, как нас всех обмануть. Если она решила возродить народ Амира, то обязательно найдёт способ это сделать, а нам останется только очередной раз её спасать.

Тут уже подскочили и Олег с Виктором, Олег сразу спросил:

— Но тогда и я могу?

— Я тоже… за появление Нелли.

Амир побледнел до прожилок на лице, пальцы сами сжались в кулак, и, казалось, воздух загустел от напряжения. Он пронзительно посмотрел на меня, а я облегчённо вздохнула и прошептала:

— Олаф, ты прав.

— Амир, готовь зверей. Первым будет Аарон.

— Да-да, по очереди… Аарон, потом эти друзья, я и ты, Амир. Все, кому Катя… а Илья?

— И боевики и мутанты. Зверей может не хватить. Начнём с Аарона.

Командор принял решение и озвучил приказ. Глеб встал, сразу поднялся Амир и обратился ко мне:

— Катерина, мне нужно поговорить с тобой. Глеб, я прошу у тебя разрешения.

— Завтра мы прибудем к тебе. Ты можешь поговорить с Катей в саду. Олег.

И всё, мило улыбнулся мне и подал руку, помогая встать со стула. Глеб поцеловал мне руку и вложил её в ладонь Олега, а сам вышел из столовой, за ним вышли все остальные, Олег взял меня на руки.

— Амир, у нас красивая беседка, Катя там переговоры проводит.

От удивления я только глаза распахнула: ну да, с Глебом ничего даже не смогли сказать друг другу в истории с Агатой, а после разговора с Сельмой… лучше не вспоминать.

Мы сидели с Амиром в беседке, а Олег прогуливался у берега, делая вид, что не мешает приватному разговору. Ещё неизвестно сколько боевиков в округе и вся компания ничего не видит и не слышит. Я только улыбнулась своим мыслям, подняла глаза на Амира:

— О чём ты хотел говорить?

Голубизна глаз поражала, совершенно прозрачная, с чёткой точкой зрачка в центре, она была яркой, как солнечное утро у моря. Амир смотрел на меня, положив руки на стол, и я очередной раз поразилась, какие у него длинные изящные пальцы музыканта. Невозможно представить, что они могут держать сверкающий клинок и в них невероятная сила. И энергия.

Амир прикрыл веками глаза и произнёс глухим голосом:

— Катерина, ты спасла меня.

— Мари к тебе Глеб послал.

— Глеб. Да.

Надолго замолчал, почему-то сжал губы, и желваки прошли по лицу, но руки оставались спокойными, ни намёка на движение. Я не поняла его реакции, смотрела на него и ждала объяснений. Наконец, он поднял на меня взгляд и начал говорить:

— Я бы смог выкрасть тебя у Глеба и получить твою кровь.

— Самуил мне сказал. Почему ты не стал этого делать?

Амир не удивился моему спокойствию, и сам был готов к разговору. Но опять долго молчал, как-то странно рассматривал меня, взгляд прошёлся по лицу, волосам, потом резко опустился и остановился на вырезе платья, оставался там неприлично долго. Я с трудом удержалась, чтобы не прикрыться ладонью, но неожиданно поняла: он смотрит на то место, где бьётся моё сердце.

— Твоё сердце.

— Что с моим сердцем?

— Ты его отдала. А Глеб сделал всё, чтобы его тебе вернуть. Я бы не смог, я не был готов к встрече с тобой, а он ждал тебя всю жизнь.

— Глеб любит меня.

— Любит. А я любви не знаю.

Хорошо хоть не стал говорить, что любит меня, что-то понял, пока на диете сидел. Он как будто услышал мои мысли, неожиданно улыбнулся и сказал почти шутливым тоном:

— Ты покорила меня как женщина, но это не любовь, я всё понял, можешь не переживать. Глебу я об этом тоже сказал.

— Она найдётся, эта женщина, единственная и неповторимая, только для тебя. Ты её обязательно найдёшь.

Амир кивнул головой — найдёт, он теперь её будет искать, возможно, и на донорскую кровь перешёл ещё и поэтому, чтобы появилась сама возможность встречи. И зная его организаторские способности, я думаю, что он её уже ищет всеми возможными способами.

— Я понял, о чём ты говорила в пещере. Любовь меняет любое существо, человека, мутанта и даже таких монстров, как мы. Преодолевает страх.

И вдруг его руки зажили какой-то своей жизнью, пальцы вытянулись, и ладони придвинулись ко мне на несколько сантиметров. Амир, не отрываясь, смотрел мне в глаза, а руки продолжали сантиметр за сантиметром сокращать расстояние между нами. Это не было стремлением мужчины к женщине, что-то совсем другое, не чувственное. Он действительно хотел коснуться меня, страшно боялся, судя по побелевшим глазам, боялся не реакции Олега, внимательно следившего за нами, или гнева Глеба, а моей — смогу ли я выдержать его прикосновение после событий в его доме, после того, как он признался в своей жажде моей крови. И я протянула свою руку ему навстречу, Амир вздрогнул всем телом и убрал руки под стол. Я расхохоталась так, что Олег мгновенно проявился рядом.

— Олег, я Амира напугала, представляешь?

— Ты можешь.

— Амир, не сердись на меня, давай мириться.

И протянула ему руку. Амир был бледен до синевы, никакой голубизны в глазах, совершенно прозрачные глаза, даже зрачка не видно, как два провала в другое пространство. Ему понадобилось время, чтобы прийти в себя, он смотрел на мою протянутую ладонь и не мог двинуться, руки явно не слушались его, так и оставались под столом. Помог Олег, он всё понял, хмыкнул достаточно громко, потом изрёк:

— Амир, лучше соглашайся, а то Катя ещё и трясти тебя начнет, плавать заставит, куда там твои львы. Мы на днях с акулой плавали, так она вообще сама потом утопилась.

Амир поднял на него глаза, по его лицу прошла судорога, но он справился с ней и протянул мне руку. Олег сразу решил внести ясность:

— Катя, осторожней со словами, а то наговоришь чего-нибудь…

И так на меня посмотрел, что я осознала: а вдруг Амир не хочет, чтобы его освобождали от клятв, я ведь действительно хотела сказать те самые слова. Пришлось одуматься и всего лишь сказать обычную в таких случаях фразу, ну, надеюсь, за ней ничего не стоит:

— Не сердись, давай дружить.

Я сама коснулась его мягких горячих пальцев, которые сразу обхватили мою ладонь. Олег остановил себя в движении в сантиметре от наших рук, всего лишь показал, что всё под контролем. Наверное, со стороны казалось, что мы втроем держимся в едином рукопожатии. Но никакой энергии, Амир на самом деле только коснулся меня своей кожей, которая стала чувствовать.

— Амир, ты чувствуешь?

— Да, я чувствую тебя. Я чувствую твою кожу.

Он отпустил меня и сразу обхватил свою ладонь другой рукой, как бы пытаясь сохранить моё тепло. Олег встал за моей спиной, так, на всякий случай. Амир вдруг вскинул на меня потемневшие глаза и быстро сказал:

— Но у меня нет стремления к твоей крови, я просто чувствую тебя, твою кожу. Во мне нет агрессии, я проверил кольцом.

Конечно, кто бы сомневался, поэтому Глеб и позволил нам поговорить в беседке, видимо на это и ушло то время, которое он дал Самуилу на обследование меня. Кольцо всё показало, Амир поклялся, что будет вести себя прилично, Олег на страже. И сам командор где-то за углом.

— Я не боюсь.

Амир опустил голову и тяжело вздохнул, опять разговор пошёл не так, как он для себя просчитал. Я почему-то решила, что стремление коснуться меня было спонтанным, это было желанием тела, не ума. Его разум продолжает пытаться существовать в привычных канонах, которые сформировались за столетия борьбы. А тело уже чувствует всё иначе, оно стремится к неизведанному им прежде ощущению, тому, которое осознает у других тел, тех, которые живут уже по другому закону — закону любви. И я подумала: а ведь действительно, они все стремились коснуться моих рук, садились на пол и брали меня за ладони, просто держали, не так, они как бы держались за мои пальцы, чтобы снова не рухнуть в свою темноту безнадёжности. Эти прикосновения подтверждали их отношение ко мне, именно ко мне, как личности, а не как куску мяса и литрам крови. Видимо, то же происходит сейчас и с Амиром, но ему пока не за кого держаться, только самому. За моей спиной послышался голос Олега:

— Катя, это счастье невиданное нами никогда… ты нас удерживала своими прекрасными ручками.

Они смотрели друг на друга поверх моей головы — тот, который уже счастлив и прошёл свой путь понимания, и тот, который только вступил на эту очень сложную дорогу.

Амир опустил глаза и спросил меня:

— Почему ты хочешь пожертвовать собой и спасти мой народ?

— Я ничем не жертвую, Олаф всё продумал…

— Ты говорила до Олафа.

Он же слышал мои слова, значит, придётся объясниться:

— Амир, помни всегда — я не хочу, чтобы вы с Глебом были врагами. Вы сейчас самые сильные, равных вам нет, а мир стремительно меняется, и только вместе вы сможете в этом новом мире жить, не существовать и бороться друг с другом, а жить. И если есть хоть маленький шанс, не важно, какой ценой…

— Важно.

— …вернуть твой народ в этот новый мир, дать ему новую жизнь, то я это сделаю. Для вас обоих, для Глеба и для тебя. Мари и Серёжа, пока единственные представители твоего народа, настолько взаимосвязаны со всеми… боевики, мутанты и люди, все оказались в едином энергетическом эксперименте закона, что разделить их уже нельзя. Закон даёт такой уникальный шанс существовать всем вместе, единой семьей, помогать друг другу, что цена уже не важна. И только вы, Глеб и ты, сможете обеспечить в этом новом мире те отношения, которые позволят и дальше развиваться этому эксперименту, который когда-нибудь станет единым законом для всех.

Я хотела сказать несколько иначе, проще, но получилось вот так, как на заседании штаба, как на самом деле я думаю где-то внутри себя. Может быть, я не могу сказать Глебу так, потому что люблю его, он мой муж и командор, и в наших отношениях наконец поняла, что я всего лишь жена. Я могу думать что угодно, но не могу высказать свои мысли теми словами, которые сейчас сказала Амиру. Но получилось и Глебу тоже, он явно слушает наш разговор.

Наступила тяжёлая тишина, Амир замер, его руки, так и объединенные в попытке сохранить моё тепло после пожатия, лежали на столе и не двигались, лишь пальцы побледнели. Я не могла посмотреть ему в глаза, что-то сдерживало меня, может, понимание, что шейх ещё не готов слышать такое из уст женщины. И опять Олег спас, он как-никак уже привык к моим поступкам, не говоря о словах, которые из меня вылетали значительно раньше, чем успевал что-то подумать мозг. Он длинно вздохнул, явно пожалел, что Виктора нет рядом, и ему самому пришлось произнести сакраментальную фразу:

— Катя, женщинам думать вредно, таким как ты особенно.

— Сам сказал, что я революционерка.

— Ну да, а нам что теперь делать?

— Вы революцию уже совершили, осталось защитить её завоевания. Именно этим вы и займётесь. Вместе с Амиром и его народом.

Пожалуй, шейху опять нужно время, чтобы переварить всё, что я ему наговорила. Он смотрел на нас, переводя свой совершенно непроницаемый чёрный взгляд то на меня, то на Олега и пытался сложить в своей премудрой голове мои слова и моё поведение. Сложно перенести такое, когда женщин видел только в гареме, всего скорее, безмолвных. Как рыбы, по сравнению со мной. Он на самом деле пытается меня понять и самое главное — принять моё поведение. Скорее бы уже нашёл свою вторую половинку, и ему легче, и, пожалуй, Глебу тоже.

Наконец, Амир справился с собой и встал.

— Катерина, я благодарю тебя за встречу. Встретимся завтра. Олег.

И исчез. Олег сразу сел на его место, мрачно посмотрев на меня, спросил:

— Значит, не важно — какой ценой?

— Олег, всё будет хорошо, всё получится, сил у меня много. И зачем Глеб это придумал, зверинец этот? Я понимаю, Амиру это необходимо, чтобы получилось с моей кровью. А вам зачем, да и Глебу тоже? Всё уже прошло давно…

— Нужно. Мы должны вернуть тебе твою энергию, которую ты отдала, чуть не погибнув при этом. Нелли и Арни. Без тебя их бы не было в нашей жизни.

— Олег…

— Мы не будем это обсуждать.

И такой взгляд, и такой тон, что я только опустила голову и вздохнула. Ага, королева, хоть бы кто меня слушал. Олег и не стал, подхватил меня на руки и перенёс в спальню.

— Отдохни.

Уже у двери обернулся:

— Катя, теперь всё хорошо, ты не бойся за нас больше. Мы все теперь сильные.

Ослепительно улыбнулся и исчез. Я постояла в недоумении у постели, и зачем он это сказал, но что-то знакомое в словах, где-то я это уже слышала. Ну, конечно, это же я сама Самуилу сказала! Надо пойти к нему и всё рассказать, как прошёл разговор с Амиром, да и с Глебом поговорить.

Но оказалось, что никого нигде нет, пустой дом. Пришлось звать всех подряд, пока не появилась Лея и не сказала мне, что все в сейфе.

— Как это — все?

— Глеб, Олег, Виктор, Андрей, Олаф, Самуил, Аарон, Амир.

— И Аарон здесь?

— Он приехал с Амиром.

— И давно они там?

— Как вернулся Олег.

Ясно, выслушали мой разговор с Амиром и ушли заседать штабом по организации, как бы правильнее выразиться… борьбы со мной. Спокойно, они крутые, вообще самые крутые в этом мире, пусть и заседают. Только как они все там поместились?

Я устроилась в столовой в твёрдом намерении посмотреть на Аарона, я так давно его не видела, и Олег сказал, что он очень изменился после женитьбы. Аарон не должен исчезнуть, не встретившись со мной. Да и спасибо ему нужно сказать за зелёный ужас, который очередной раз меня спас, ведь благодаря ему Глеб разрешил мне разговаривать.

Прошло много времени, а никто не появлялся: я поужинала, покурила, поговорила с рыбками, погуляла по коридорам, трижды спрашивала Лею, а они всё так и сидели в сейфе.

— Лея, они же там задохнутся.

— Работает система кондиционирования.

От нечего делать я улеглась на диване в столовой, сделала замечание королеве аквариума, она на меня обиделась и уплыла, а я уснула.

Всё утро я возмущенно приставала к Глебу — почему он меня не разбудил, когда они закончили заседать:

— Глеб, я вас весь вечер ждала, хотела посмотреть на Аарона, а ты, вот почему не разбудил?

— Аарон тебя видел.

— А я?!

— Если не будешь плавать до обеда, то скоро увидишь.

— Спрашивать, что вы там решили бесполезно?

— Ты сама всё определила в разговоре с Амиром. Мы только разработали детали.

И сияет синевой глаз, улыбается, но ничего не рассказывает. Его не было всю ночь, заявился утром, чмокнул в нос и выделил мне время на бассейн и завтрак.

27

Мы ехали машиной, летели самолётом, потом опять машиной. По наличию сопровождения я поняла, что не всё так просто — что-то волнует Глеба в обеспечении моей безопасности. Кланы. Сразу вспомнился глава, которого убил Глеб, он не постеснялся — хотя это не то слово, которое определяет их отношение к человеку — при мне и всех остальных заявить Глебу что-то такое, что тот был вынужден убить его у меня на глазах. И теперь опять неизвестность со мной, хотя он стал сильнее всех и Амир уже не враг, но моё тело настолько хрупкое, что его нужно охранять везде и всюду от всего на свете.

Глеб практически не выпускал меня из своих рук, даже машину вёл Олег. Я не выдержала и спросила:

— Что-то случилось?

— Нет.

Чистый синий взгляд и улыбка на всё лицо.

— Я соскучился.

— Поэтому такое сопровождение?

Он только хмыкнул, но ответить не успел, Олег придумал ответ раньше:

— Да мы сразу и их львам на съедение отдадим.

— Так вы об этом вчера так долго говорили?

— Всё хищников считали, никак цифры не сходились. То одних не хватает, то других.

И о чём с ними разговаривать? Собрались таким составом и так долго что-то обсуждали, а мне, которая революционерка, только водевиль и расскажут. Ну и что, вчера сама себе призналась, мол только жена и всё, а теперь требуешь полного отчета, желательно в письменном виде, чтобы хоть что-нибудь понять. Они командоры и главы, сверхчеловеки, а ты кто? Слабая человеческая женщина, которая их мир так и не узнала, да и никогда не узнаешь, что поняла, так этому и радуйся. А ещё помни, что это они такие, есть ещё и другие, которые в подвалы сажают и заковывают в кандалы. Почему я об этом подумала, зачем вспомнила тот ужасный случай? Я посмотрела на Глеба и лихорадочно вздохнула, он меня любит, вот главное — любовь, которая смогла поменять мир. Глеб сразу заволновался:

— Что с тобой? Ты чего-то боишься?

— Нет. Хотя со львами и тиграми знакома только по телевизору.

— А мы? Разве не похожи?

— Вы котята.

Задавая вопрос, Олег явно не ожидал такого ответа, поэтому в машине на несколько секунд наступила тишина, потом грянул хохот, всего скорее поддерживаемый из других машин. А что он надеялся услышать? Хищник — это акула.

Амир ожидал нас у въезда в какой-то лес, стоял возле своей машины, сложив руки на груди. Чёрная статуя шейха. Они перекинулись несколькими словами с Олегом, на меня он даже не посмотрел, и наши машины на той же скорости понеслись в лес. Проехав несколько километров, мы оказались на краю большой поляны, огороженной металлической решёткой.

Львы нас ждали. Так выстроиться в ряд сами по себе животные не могут, ну я так думаю, это же не цирк, где их этому годами обучают. Они стояли у решётчатого ограждения и смотрели на нас без агрессии, но очень внимательно следили за каждым движением. Только львы, ни одной львицы — сплошные гривы и мощные тела. Глеб прижал меня к себе и спросил:

— Сможешь выйти?

— Да.

Он помог мне выйти из машины, я не позволила ему взять на руки, решительно подошла к ограждению… и на нас кинулись все львы.

В сознание я пришла уже в машине где-то в лесу. Прижимаясь к Глебу, я спросила:

— Почему они сразу все… ограждение выдержало?

— Да.

— Глеб, не надо со львами… я смогу и без них.

— Ты боишься?

— Не знаю… а как же Олег и Виктор? Они же их совсем загрызут.

— С ними ничего не случится.

— А можно по одному? Надо как-то их разделить…

— Посмотрим. Поехали.

Мы снова выехали к ограждению, и я только увидела, что других машин нет, только наша. Львы так и стояли у ограждения и смотрели на нас в той же напряжённой позе. Я посмотрела на Глеба, но не успела ничего сказать: он вышел из машины, плотно прижал меня к себе и перепрыгнул через ограждение, мы сразу оказались в центре поляны. Послышался ужасающий рык, и я поняла, что львы бегут к нам. Глеб схватил меня на руки и высоко кинул, где-то в воздухе меня поймали, и практически сразу я оказалась на земле. Олег прижал меня к себе и закрыл глаза ладонью, кто-то сзади закрыл уши. Я пыталась освободиться, но ничего не получалось, только хриплый крик и стон.

Сколько мы так стояли, неизвестно, но силы меня покинули, и я просто повисла на руках Олега. Он подхватил меня на руки и прижал к себе, кто-то невидимый так и держал ладони на моей голове, и я ничего не слышала, только вздрагивала всем телом. Мои глаза опухли от слёз, и я ничего не видела вокруг. Олег стал покачивать меня как ребёнка и невидимый кто-то, наконец, убрал свои руки, и я услышала, как Олег что-то сказал на ассасинском.

— Гл… леб…

— Катя, он жив. Ты успокойся, тебе ещё с хищниками надо встретиться, ведь не зря же Глеб на это пошёл.

— По… о… оче… ему?

— Как выяснилось, львам нужен только он.

Наконец я смогла приподнять веки и сквозь пелену слёз увидела, что рядом стоит Амир и смотрит на меня чёрными провалами глаз.

— Эт… ти где о… они?

— Лежат.

— Я по… о… шла.

— Куда?

— К… к… ни… им.

Амир кивнул, посмотрел на Олега и предложил:

— Здесь источник.

Ноги меня не держали, и Олег сел со мной на руках в небольшой водоём, который образовался из бьющего где-то на дне ключа, так как вода была совершенно ледяной. Он умывал мне лицо и приговаривал:

— Ты у нас красавица, а теперь ещё красивее будешь. Это же колдовской источник, правда, Амир?

— Правда.

Амир опустился рядом на колени и умывал мне руки, которые продолжали дрожать и подергиваться. Наконец холодная вода сделала своё дело, и я успокоилась, несколько раз лихорадочно вздохнула и заявила:

— Всё, я готова. Не ходите со мной, я сама.

— Сама, конечно, сама.

Олег поднял моё лицо, внимательно посмотрел в глаза и утвердительно кивнул головой:

— Местами жена командора уже проявилась, можешь идти.

— Почему местами?

— Глаза сверкают.

Встал и медленно пошёл к едва различимому среди деревьев ограждению. Амир шёл рядом с нами и продолжал держать меня за руку, его пальцы были такими горячими, что я согрелась от внутреннего оледенения.

— Спасибо вам… Олег, не надо со мной ходить. Амир, вы постойте тут.

— Катя, мы рядом.

Амир не стал шутить, смотрел на меня чёрными глазами и не собирался как-то уговаривать, сказал — будет рядом, значит, обсуждению не подлежит.

Медленным шагом я вошла в проём ограждения, которое Амир прорубил невидимыми мне движениями, и пошла прямо, не имея никакого представления, где находятся львы. Они нашли меня сами, стали подходить с разных сторон и постепенно взяли в кольцо, как дельфины. Ни одной мысли в голове, только решимость. Я должна сделать это, получить энергию от этих хищников. Ни тени сомнения в необходимости действия, ни капли страха, ни в душе, ни в организме.

Совершенно спокойно я наблюдала, как львы окружают меня и просто ждала, когда кольцо сомкнётся. И неожиданно что-то произошло, мгновенная боль в голове и темнота. Но темнота живая, проходящая волнами сквозь меня, как сквозь пустоту, создающая в этой пустоте сгустки плотности, постепенно заполнявшие меня и образующие боль в месте этой плотности. Когда я вся наполнилась этой болью, произошел взрыв, и всё прекратилось — ни боли, ни пустоты, одна темнота.

Мягкое тепло. Как тепло может быть мягким? Странный вопрос родился в голове, и темнота отступила. Я вздохнула и вместе с воздухом в тело проникла мягкая теплота. Сквозь закрытые веки я ощущала мягкий свет. Почему же всё такое мягкое, даже свет, надо посмотреть. Пришлось сразу закрыть глаза, да, сквозь веки свет был мягким, а в глаза ударил с такой силой, что засверкали цветные круги и звёздочки. Мягкий тихий голос произнёс:

— Катя, теперь можешь открыть глаза.

С трудом я приоткрыла глаза и увидела кого-то, очень похожего на Аарона.

— Аарон?

— Приветствую тебя, жена командора.

Красивые светло-карие глаза улыбались мне с лёгкой хитринкой. Эти глаза изменили всё в лице Аарона, африканские корни оставались, но стали мягче, как-то изящней, да и цвет кожи как будто посветлел. Совершенно другое лицо, прав Олег.

— Где я?

— В доме Амира.

Оглянувшись вокруг, я поняла, почему всё мне показалось мягким. Это даже не кровать, а гигантский пуховой матрас, я практически утонула в нем, ну, может не пуховой, но очень мягкий. А все стены и даже потолок покрыты каким-то жёлтым прозрачным камнем с тонкими тёмными прожилками, янтарь? Солнце в комнату проникало через окно, в котором вместо стекла был тот же жёлтый камень. Поэтому всё пространство комнаты пронизано тёплым мягким светом.

— Глеб?

— Он приводит… помогает восстановиться Олегу и Амиру.

— Что?!

— Катя, не волнуйся, они живы, только львы с ними очень серьёзно поговорили.

— Львы? Но они же Глеба…

— А потом и их. Ты потеряла сознание, и Амир решил тебя забрать у них, а они не позволили.

— Амиру?

— Он решил не использовать свою силу. И Олег тоже. Досталось обоим. Тебя с поля боя вынесли Андрей и боевики Амира.

— Боевики? Андрей?

— Мы с Олафом и Виктором тогда ещё не восстановились.

Я схватила его за руку и торопливо заговорила:

— Аарон, я прошу тебя, расскажи мне всё, пожалуйста. Придёт Глеб, и ничего мне не будет рассказывать, скажет — всё хорошо, и всё. От чего вы не восстановились? Что произошло?

Аарон улыбнулся и сверкнул глазами, да, сильно он изменился, такого взгляда я у него даже представить себе не могла. И такой улыбки тоже. Он медленно взял меня за руку, погладил её пальцами и поцеловал.

— Катя, я сейчас так счастлив, что тигры поняли меня и помогли.

— Тигры?! Аарон, какие тигры?

— Тигры Амира.

— Немедленно рассказывай!

— Нора.

— Что Нора?

— Я за Нору тебе так благодарен… за то, что ты нас заставила увидеть друг друга, понять нашу любовь.

И вдруг засмеялся счастливо, опять поцеловал мне руку и приложился к ней своей щекой.

— Катя, мы каждый день ссоримся. По всякому поводу и даже без повода, как говорит Нора — потому что.

И так радостно на меня посмотрел, хитро так, значит, есть за что с обеих сторон, да и мириться слаще. А моё выражение Нора запомнила и использует. Кто бы мог подумать, что их сложные отношения превратятся в такую счастливую семейную жизнь. Ну да, я же сама Норе говорила, что ссорюсь с Глебом по десять раз на день. И Аарону такие отношения явно нравятся, он по своему характеру должен постоянно преодолевать препятствия, а Нора их ему обеспечивает. Но я смогла только улыбнуться, и сразу спросила:

— Я так рада за вас, но ты мне о тиграх сначала расскажи. А как Андрей? С ним что?

— С ним всё хорошо, его никто не тронул, ни тигры, ни львы. Расстроился ужасно.

— Расстроился? Это вы специально, да? Это вы вчера решили, всем подставиться этим львам?

— Катя, решить-то мы решили, только львы нас никак не хотели знать, никакой реакции. Им только Глеб и нужен был.

Я вздрогнула, но Аарон сразу пожал мне руку и успокоил:

— Не переживай, он уже сам помогает Амиру и Олегу. Так вот, пока Глеб тебя в чувство приводил, и было понятно, что львам кроме него никто больше не нужен, мы пошли с тиграми знакомиться. Катя, мы только смотрели площадку для Глеба, чтобы ему было удобнее с ними встретиться.

Аарон помолчал пару секунд, внимательно посмотрел на меня и опять поцеловал руку.

— Когда львы атаковали вас с Глебом, тигры кинулись на нас.

— И вы… позволили им…

— Позволили. И потом Олег с Амиром тоже позволили.

— Чтобы… чтобы… я во всём…

— Катя! Да мы все готовы хоть со всеми тиграми мира встретиться, и то никогда не сможем…

— Аарон, мне уже хватит этой энергии, не надо больше ни с кем… вы всегда меня спасали, столько своей энергии мне отдали, ты моё сердце…

Вырвала руку у Аарона и закрыла лицо, но он сразу отвёл мои ладони и тихо произнёс:

— Ты меня из такой тьмы достала, жить заставила, объяснила мне, что такое любовь и Нору для меня спасла. Неужели ты думаешь, что я, который восстанавливается мгновенно, ради тебя не погавкаюсь с тиграми?

От удивления у меня сразу высохли слёзы, и я переспросила:

— Погавкаюсь?

— Так же говорят… ведь собаки гавкают, когда дерутся? А я сильнее собаки.

Наверное, это теперь их общее заболевание, словарный запас восполняется из современных фильмов, явно не из классических книг. Ясный взор и милая улыбка. Я смотрела на Аарона и пыталась понять, что это? Тактика вывода меня из истерики, разработанная психологом и аналитиком, во главе с командором? Или они действительно настолько поменялись, а может это их отношения с Норой так на него повлияли? Аарон смотрел на меня и тоже думал какую-то свою мысль. Наконец, он решился её озвучить:

— Катя, меня всегда поражала в тебе именно эта особенность характера. Ты за нас переживаешь, как за людей. Я даже не говорю о том, что мы хищники и монстры.

Он не дал мне произнести даже слово, покачал головой и так посмотрел, что я не смогла ничего сказать.

— Ты знаешь о наших способностях восстанавливаться и всё равно так волнуешься.

Усмехнулся и добавил:

— Нора тоже за меня волнуется.

— Она любит тебя.

— Любит.

Я хотела взъерошить ему волосы, и вдруг поняла, что руки у меня побаливают, не сильно, но достаточно чувствительно. И вообще, почему я лежу на этом матрасе?

— Аарон, а почему я здесь? Потому что потеряла сознание?

— Ты кричала от боли, и Амир приказал доставить тебя сюда.

— Но он ведь уже с тиграми боролся?

— Он всё успел, кстати, эту комнату он заранее для тебя приготовил. Она непростая.

— А что за камни? Это из-за них она непростая?

— Да. Это янтарь, он аккумулирует энергию. Чтобы ты сохранила энергию хищников. Скоро придёт Олаф и проверит тебя. Самуил уже в пути.

— Зачем?! У меня всё хорошо, посплю пару суток и…

— Но руку ты поднять не смогла.

— Странно, после дельфина у меня была истерика, после собаки много сил и эмоций, после акулы… всё было хорошо. Почему сейчас появилась боль?

— Придёт Олаф и расскажет.

— Обязательно.

В дверях стоял Глеб и улыбался. Я протянула руки, и он сразу оказался рядом. Аарон кивнул ему и исчез.

— Глеб…

— Я люблю тебя. Со мной всё хорошо, я уже полностью восстановился.

Действительно, ничего в его внешности уже не говорило, что он встретился со львами в неравной схватке. Чистая кожа на руках, явно поэтому рубашка с короткими рукавами, чтобы я увидела отсутствие шрамов, что всё уже зажило, и он совершенно здоров. Глеб взял мои руки и поцеловал каждый пальчик, а я прижалась к его голове и облегчённо вздохнула. Прав Аарон, я никогда не перестану бояться за них, умом всё понимаю, но бояться буду всегда.

Глеб поднял на меня глаза и спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, правда-правда, только руки почему-то побаливают. Странно, не было же боли, почему так со львами?

— Скоро придёт Олаф и всё объяснит. Он Олегу с Амиром помогает.

— Как они?

— Решили немного красоту навести.

— Чтобы я не испугалась?

— Да.

И засмеялся легко, он на самом деле обо мне думает, как я пережила это испытание, и сейчас радуется, что я жива, почти здорова и не утонула в истерике. Глеб всё решил ещё вчера, обдумали вместе с компанией все возможные варианты развития событий, и были готовы ко всему. Он был готов и к тому, что ему одному придётся бороться и с тиграми, и со львами, судя по тому, как он вышел из машины и не дав мне возможности испугаться, сразу прыгнул в центр этой поляны. А Олег с Амиром уже приготовились меня спасать и не позволить мне услышать и увидеть бой Глеба со львами. И Аарон с Виктором и Олафом на самом деле не площадку смотрели, они ещё ночью туда ездили, а специально пошли к тиграм в надежде, что они на них среагируют. И те среагировали, как сказал Аарон — они его поняли. Они воины, настоящие всегда и везде. Поэтому сейф, поэтому не было встречи ни с кем, всё под девизом: «Спи дорогая, всё будет хорошо, ты только не волнуйся».

Мы смотрели друг на друга и не могли насмотреться, держались за руки и улыбались.

— Катенька, дорогая моя девочка, как всё прошло, Глеб, мне нужно срочно всё проверить. Скажи мне, девочка моя, как всё было?

— Всё хорошо, Самуил, только почему-то руки болят.

— Глеб, я говорил, что мне нужно с вами ехать!

— Говорил.

Глеб встал и уступил место Самуилу и двум боевикам, которые уже разворачивали какой-то гигантский медицинский аппарат устрашающего вида, а Самуил сразу взял меня за руки и стал щупать пульс. Меня обвешали проводками, подключили аппарат, но удивительно — боевики никуда не ушли, наравне смотрели в экраны и что-то обсуждали с Самуилом на английском. И я догадалась, что это специалисты медицинской службы Амира. На мой вопросительный взгляд Глеб, молча стоявший рядом со мной, только кивнул и продолжил внимательно наблюдать за всем действом. Наконец, Самуил повернулся ко мне и радостно заявил:

— Катенька, с тобой всё хорошо, а руки у тебя болят потому, что процесс продолжается.

— Какой процесс?

Глеб встал рядом, но Самуил ответить не успел, вперед вышел один из боевиков и чётким голосом объяснил:

— Жена командора продолжает получать энергию от кого-то, очень мощный поток, поэтому боль в мышцах.

— От кого? Глеб, вы же уже все здесь, львы и тигры успокоились? Ведь уже всё прошло?

Самуил только растерянно пожал плечами, Глеб взял мою руку, но видимо ничего не почувствовал, потому что взгляд потемнел, и он спросил:

— Как определить — кто передает энергию?

— Крокодил.

— Кто?

Я смогла только просипеть свой вопрос, потому что спазм сжал горло. Олаф практически проявился передо мной и взял мою руку из ладоней Глеба.

— Андрей обследовал ближайшую территорию и нашёл крокодилов. Ну вот, поток уменьшается, значит, они уже всё обсудили. Ты, Катенька дыши, он не один, я с ним боевиков послал, да и Амир всё под контролем держит. Глеб, я тебя не успел предупредить, да и Андрей не был уверен, что получится.

Боевик, который отчитывался Глебу, повернулся к аппарату и нажал несколько кнопок, потом обернулся к нам и доложил:

— Это действительно крокодилы.

Олаф удивлённо посмотрел на него:

— Вы и направление потока определить можете?

— Я ввёл энергетическую составляющую крокодилов и данные организма жены командора, они совпали по нескольким показателям.

— Кро… окодил? Я — крокодил?

— Катенька, акулой ты уже была, чем крокодил хуже? Это Глебу и нам надо волноваться…

Виктор не успел договорить, Олаф расхохотался во весь свой корабельный голос, и неожиданно для меня его поддержал Глеб, даже Самуил весело засмеялся. Только боевики растерянно смотрели на эту странную компанию, которая заливается смехом, видимо не совсем понятным для них. Виктор ослепительно мне улыбнулся и спросил:

— Амир спрашивает — ужин подавать?

— Да, Катенька, тебе обязательно надо покушать, сразу легче будет.

— Ну да, главное мягкость сохранить, а то худой крокодил…

Взгляд командора остановил Виктора и тот только плечами пожал, ему что, Нелли хоть тоннами еды корми мягкости не добиться, уже проверено. А я почему-то подумала: вот Нелли родит тебе пару ребёнков, тогда и превратится в мягкую красавицу мамашу, я даже представила её пухленькую. Виктор сразу заволновался, как будто понял, о чём я думаю и настороженно спросил:

— Катя, ты уже придумала мне месть за крокодила?

— Да. А где еда?

Сразу вошёл молодой человек с большим столом в руках, за ним ещё несколько с пуфиками и креслом, для меня? А затем появился гарем.

Глеб взял меня на руки вместе с одеялом, посадил в кресло, аккуратно поправил одеяло на груди и сел рядом на пуфик. Когда стали входить девушки с подносами, одетые в невероятные почти прозрачные восточные одежды, у Виктора глаза превратились в два блюдца, а Олаф хитро улыбнулся. Только Самуил никак не отреагировал на зрелище, сел на пуфик и сразу стал что-то накладывать на своё блюдо. Боевики собрали медицинский аппарат и вышли. А я открыла рот от удивления и рассматривала девушек, они были представителями разных национальностей — блондинки, брюнетки, даже была девушка с рыжими волосами. И все красавицы удивительные, а фигуры как у фей, тонкие и очень изящные. Глеб напомнил мне, что нужно поесть, мы скоро поедем домой, я кивнула, но продолжала рассматривать девушек, тогда Глеб сказал несколько слов на ассасинском, и девушки исчезли.

— Зачем? Такие красавицы удивительные…

— Они мутанты.

— Ну и что, всё равно красавицы.

Виктор не удержался от ехидного замечания:

— Катя, ты в клане Амира революцию не учиняй, восток есть восток, здесь свои законы.

— Какая революция, я сижу тихо, мирно. Так вкусно, только непонятно, что это, Самуил, а что это такое?

— Не знаю, но очень вкусно. Ты ешь, девочка, нам долго ехать.

Что-то с мясом и овощами, остро и очень вкусно, какие-то непонятности в тесте, тоже очень вкусно, тесто такое тонкое-тонкое, но при этом имеет собственный изумительный вкус. И тот самый компот, который я пила в пещере. Я тут же объявила об этом Самуилу, и он как волшебник достал из кармана баночку с крышкой и налил туда немного жидкости, даже ложечкой достал из графина кусочки фруктов и тоже положил в баночку.

Я стала засыпать прямо за столом, только успела сказать, что руки больше не болят и надо Андрея проверить. Ответ Глеба я уже не услышала.

Энергия такого количества львов, тигров и крокодила буйствовала в моём организме несколько дней. Это буйство сопровождалось истерикой с криками и рыданием, усиленным аппетитом с поеданием в основном мясных продуктов, утоплением в бассейне от переедания, благо Глеб меня не оставлял ни на минуту и сразу спас. И ещё многими всякими разнообразными проступками, о которых мне даже не стали рассказывать. Самым ужасным было то, что я не засыпала ни на минуту. То есть я спала всю дорогу домой, неожиданно для всех проснулась в машине почти у дома, и началось всё самое интересное. К счастью, я всего этого не помню, так как была в невменяемом состоянии, то есть в сознании без оного.

А потом я на ходу уснула. Так длилось несколько дней: меня будили накормить, а потом я снова засыпала. И этого я тоже совсем не помню.

Когда я уже совсем пришла в себя и начала приставать к Самуилу с уточнениями, он уходил от ответа:

— Катенька, красавица, зачем тебе знать, сколько это продолжалось, ты сейчас совсем здорова, все показатели в норме. Энергия сильная, Олаф несколько раз тебя проверял, приезжал Амир со своими, тоже тебя смотрели, всё с твоим организмом хорошо.

— А как Андрей?

— Да он уже в тот день бегал, они все быстро восстановились, они же восстанавливаются практически мгновенно. Глеб тогда был…

Самуил осёкся, внимательно на меня посмотрел, но решил ничего не утаивать, я взрослая женщина, сама там была и могу представить, как происходила битва Глеба со львами. И остальных с тиграми и крокодилом. Он похлопал меня по руке и продолжил:

— Глеб и без своей силы очень силён физически, да и опыт военный тоже много значит. Хотя, десять львов это много на одного, даже такого как он.

— Десять?! А я ведь вообще тогда ничего не замечала, представляешь, только гривы и тела, такие большие рыжие тела.

— Я смотрел на записи, ты молодец, так спокойно к ним пошла.

— Записи?

— Девочка моя, Амир снимал всё, там было столько камер, что по секундам можно смотреть во всех ракурсах.

— И как я в луже сидела?

Самуил рассмеялся и хитро посмотрел быстрым взглядом, сразу отвёл глаза и наклонился, делая вид, что снимает с меня проводки.

— Рассказывай, ужас, да? Страшная совсем?

— Ты знаешь, как называется этот источник?

Таинственно закатил глаза и, растягивая слова, произнёс:

— Дар Солнца и Луны, источник вечной красоты и вечной любви.

Самуил даже поднял руки к небу, но смутился своего жеста и уже серьёзным тоном продолжил:

— Он возникает раз в несколько десятков лет, никто не знает, когда вода придёт вновь, она появляется и исчезает по каким-то своим законам. В этой воде нужно умыть лицо, руки и ноги, тогда красота и любовь никогда не покинут тебя.

И так на меня посмотрел, что уже я смутилась, ну да, ноги были сами по себе в воде, лицо умывал Олег, а руки Амир. И делал он это с очень серьёзным лицом, интересно, потому что ко львам должна была идти, или потому — что красота и любовь? И ведь сам предложил, да и Олег сказал, что источник колдовской, точно, он тогда так и сказал, что я буду ещё красивее! Значит, знал о нём? Надо будет у него спросить, когда они с Глебом вернутся.

Я вздохнула, и Самуил сразу стал меня успокаивать:

— Катенька, они скоро приедут, ты не переживай так, он командор и сейчас много дел с кланами, которые переходят на донорскую кровь. Хорошо, что службы Амира подключились к этому процессу.

— А их стало больше, таких кланов?

— Да, ты знаешь, Аарон свой клан перевёл уже практически весь, на Совете несколько раз выступал. Их слушают, Катенька, Олег там тоже выступал, да и Амир обещал помочь таким кланам.

— А его клан?

— Там процесс прошёл очень быстро, я там был. Мы с Олафом смотрели, удивительные результаты, просто удивительные. Да, странный он, этот Амир, и клан у него тоже странный. Кстати, он, с разрешения Глеба, конечно, здесь оставил своих специалистов, помнишь, они тогда со мной пришли?

— Да, помню, два боевика.

— Они специалисты высочайшего уровня, высочайшего, я с ними говорил, и оказалось, что они вирусом уже много лет занимаются. Но, Катенька, с гордостью могу признаться, что результаты у нас примерно на одном уровне.

— Я всегда знала, что ты у нас гений.

— Гений не гений, но всё-таки они много интересного мне рассказали. Да и человеком они тоже занимались. Я думаю, что из-за Мари.

— Как она?

— Она так быстро меняется, я даже подумывал, что надо её проверить на вирус, но всё нормально, она человек, только быстро растёт, уже совсем девушкой стала. Может, это у них так из-за их таинственной энергии? Да и Серж тоже возмужал, высокий юноша. Лея с ними часто встречается, они энергией занимаются, Олаф сказал, что ему за ней уже не угнаться… за Ильей, впрочем, тоже.

И опять радостно засмеялся, ему очень нравятся все изменения, которые происходят с ними всеми, это счастье для него, и немаловажную роль в достижении этого счастья сыграла жертва его дочери Сары. Понимание этой роли очень изменило его, он стал спокойнее и увереннее, стал напоминать себя прежнего, до всех этих ужасов со мной.

— Глеб так и не позволит мне встретиться с ними?

— Нет, Катенька, я думаю, что нет. С тобой всегда неясно, пока не произойдёт то, к чему тебя готовит закон, а мы даже представления не имеем, что это, то вряд ли. И я с ним полностью согласен.

— А когда Амиру мою кровь переливать будете?

— Катя, ты только пришла в себя, а уже на подвиги потянуло? Дай нам вздохнуть хоть немного, дела переделать, сил же на тебя никаких не хватит, даже наших. Самуил, немедленно усыпи её, укол какой-нибудь сделай, пусть ещё поспит хоть несколько дней.

Виктор говорил, а сам присел возле меня и взял за руку, посмотрел больным взглядом.

— У меня всё уже хорошо, видишь, мебель в доме цела, даже стену в бассейне не сломала.

— Ага, потому что Глеб успел тебя остановить. Самуил, а эти двое так и останутся здесь?

Недоверие Виктора к Амиру никак не уменьшалось, несмотря на последние события, вот не верит ему и всё, не враг ему, но и не друг. Так и не простил ему той истории, когда Самуил его из ничего собирал после их встречи. Хотя признаёт за ним все его организаторские способности, ценит помощь, но всё равно не доверяет. Самуил, понимая всю подоплеку вопроса, всё же ответил в соответствии со своим пониманием отношений с Амиром:

— Вот вернётся Глеб, тогда и решим, они помогают мне контролировать состояние Кати.

Виктор сделал лицо, но комментировать остерёгся, раз Глеб согласен, придётся ему терпеть их присутствие в доме. Я решила уточнить для себя:

— А где они?

— Хорошо хоть на техническом этаже.

И тут же в дверь вошли те самые, которые должны быть на техническом этаже.

— Приветствуем тебя, жена командора.

28

В доме Амира я не очень их увидела, боевики и боевики, да и состояние организма было скажем так не совсем соответствующим, поэтому сейчас, после характеристики Самуила, с интересом рассматривала. Первое, что бросилось в глаза, это интеллигентность взгляда. Когда-то очень давно, ещё в школе, у меня сформировалось такое определение взгляда человека. Совершенно необязательно, чтобы человек имел высшее образование, в принципе какое-нибудь, в моём определении интеллигентности оно не имеет никакого значения. Это состояние души, истинное внутреннее внимание к собеседнику. Интересно, а я ведь думаю о них уже этим словом — человек, всё понимаю, точно знаю, что они по своим физическим параметрам не люди, а думаю так. Они для меня все люди, настоящие люди.

И сейчас передо мной стояли два высоких молодых мужчины, очень похожие друг на друга как братья, оба темноволосые, коротко стриженые, с жёсткими правильными чертами лица и яркими серыми глазами с ноткой голубизны.

— Здравствуйте, рада вас видеть. Как вас зовут?

Представился тот, который в доме Амира определил, что я получаю энергию ещё и от крокодила:

— Меня зовут Вито, он Дарио.

— Вы итальянцы?

— Да.

— Вы очень похожи, вы братья?

— Да.

Дарио улыбнулся мягкой улыбкой, которая удивительным образом украсила его жёсткое лицо. Он явно моложе своего брата, поэтому и стоял молча, и в доме Амира не произнёс ни слова. На Виктора улыбка никак не подействовала, он поднялся и расправил плечи, вид соответствовал вопросу — и чего заявились? Вито его понял и доложился:

— Необходимо сравнить наши данные и цифры Самуила.

— А вы что, отдельно меня как-то…

— Аппаратура и наши способности позволяют наблюдать за твоим организмом с большого расстояния.

Естественно, Виктору это совсем не понравилась, глаза потемнели, и лицо напряглось, но делать нечего, раз Глеб в курсе, придётся смириться. Вито подошёл ко мне и взял за руку:

— Жена командора, я хорошо знаю твою энергию, всегда смогу найти тебя даже под землей и в стальном сейфе. И скопировать её на сутки, возможно больше.

— Как Мари сделала, когда меня хранители хотели забрать?

— Да, она нас этому научила.

Виктор сразу уточнил:

— И сколько вас таких? Или только ты?

— Пока мы двое, но при необходимости может быть десять боевиков. Я посчитал, что в этом сейчас нет необходимости.

— Правильно.

Пришлось Виктору хоть в этом согласиться, да и сама возможность подставить Вито вместо меня в случае необходимости ему понравилась. Ну и то, что меня теперь даже в стальном сейфе можно найти, я думаю, тоже. Вито и Дарио подошли к Самуилу и заговорили на английском, ну конечно — зачем мне-то знать, что с моим организмом происходит. Виктор сразу задумался и внимательно на меня посмотрел, затем поделился своей мыслью:

— Надо наших так же подготовить.

Самуил, который был занят разговором с Вито, тут же обернулся:

— Так Илья с Леей умеют.

Виктор только руками развёл:

— Катя, ты видишь, что делается? Я даже новости о мутантах не успеваю узнать, а ты опять собралась подвиг совершать, полежи, отдохни, я хоть побегаю вокруг, поспрашиваю, кто, что, где и… чем занимается!

— Ты лучше расскажи, как Нелли поживает, кроме того, что мутантами в школе Олафа занимается.

Как же у них с Олегом лица сразу меняются: только что грозный глава клана, а сейчас умильная улыбка тронула губы, и взгляд стал такой нежный, одно удовольствие на него такого смотреть.

— Катенька, может Глеб когда-нибудь тебе разрешит к нам в гости приехать, ведь можно без Нелли…

— Подожди, я не поняла, а почему без Нелли?

И сразу тоска во взгляде и бледность на лице, он опустил голову и не сразу ответил:

— Мы не знаем пока, как ты сейчас можешь на них отреагировать, Нелли и Арни.

— Мы же всё проверили, никому и ничего!

— А сейчас?

— А сейчас во мне весь зверинец!

— Закон к чему-то тебя готовит, поэтому зверинец, это, так сказать, на будущее.

— А за прошлое ты к тиграм входил!

— Нет, это на будущее, закон мне только разрешил тебе немного помочь, не расплатиться за прошлые долги, а наперед помочь в твоём предназначении.

— Это тебе тигры сказали?

— Они.

— Виктор!

— Катя, так и сказали — клялся три раза, вот и держи слово.

И смотрит пронзительным чёрным взглядом, я только рукой махнула, с вами говорить, и спросила:

— Так что в вашем доме?

Но Виктор ответить не успел, в дверях появился Глеб и приказал что-то на ассасинском, а сам меня на руки подхватил и перенёс в спальню.

Когда я пришла в себя после львов и тигров, Глеб пробыл со мной только день, а потом сразу уехал с Олегом, видимо дела совсем поджимали. И его не было целых два дня, один я благополучно проспала стараниями Самуила, а второй провела в его лаборатории практически без возможности говорить. Только сегодня он стал отвечать на мои вопросы. Я говорила с ним, а сама ждала, каждая клеточка моего организма ждала Глеба, его прекрасных глаз и любимых рук, которые теперь меня обнимают.

— Я так скучала без тебя.

— Я люблю тебя.

— Ты побудешь дома? Не уедешь сразу?

— Нет. Завтра мы поедем гулять.

Но его взгляд слегка изменил цвет, и я поняла, что прогулка непростая.

— Какой зверь?

— Не зверь, я хочу тебя кое с кем познакомить.

И встреча эта его волнует, он смотрел на меня, гладил по волосам, нежно касался губами, но глаза продолжали темнеть.

— С кем встреча?

— Я… разный…

— Серобуромалиновый?

Он тихо засмеялся, прижался ко мне всем своим прекрасным телом и прошептал:

— Моя маленькая жена, как я тебя люблю, ты самая невероятная женщина в мире, самая удивительная.

— А представляешь, теперь во мне ещё удивительность дельфина, тигра, акулы, а ещё льва и ….

— Катя, ты сама по себе удивительная, и всегда такой была.

И взгляд посветлел, он поцеловал меня, предложил отдохнуть, пока он займётся делами.

— Я рядом.

Командор что-то приказал всем, дал время приготовиться к заседанию штаба по подготовке завтрашней встречи. И эта встреча очень важна для него, а значит и для меня, раз он рискнул меня с кем-то познакомить сейчас, когда я только начала приходить в себя после получения энергии хищников. Или меня показать. Защищает очередной раз от какой-то одному ему известной опасности? И почему он сказал, что он — разный? Я чего-то о нём не знаю? Конечно, не знаю, и никогда не узнаю всех его тайн, которые он тщательно от меня скрывает, и, пожалуй, я начинаю понимать, что он прав в этом. Может это мудрость тигра или льва, а может крокодила?

Я завернулась в одеяло, хотя в доме тепло и на улице лето, какой-то холод прошёл по всему телу. Непонятная встреча, Глеб впервые предупредил меня о ней, обычно я просто оказывалась где-нибудь перед кем-нибудь, а он наблюдал за мной, как себя поведу. Конечно, он всегда был рядом, и всем было понятно — что бы я ни сделала и сказала, вся его мощь на моей стороне.

Цветы на столике были необыкновенными, нежными многоцветными лепестками они образовали совершенно круглый шар в невысокой широкой вазе. И ваза соответствовала — медный цвет, а может и настоящая медь, только подчеркивал это многообразие оттенков, удивительная красота. И тонкий нежный аромат, уже заполнивший всю комнату, тоже казался многоцветным в ощущении. Я задумалась о том, что за этот год я столько встретила необычайного, совершенно невероятного, будто оказалась на другой планете, которая живёт своей жизнью, невидимой обычным людям. Как эти цветы, жизнь на самом деле такая — очень многоцветная. Только это надо увидеть, хотя бы попытаться, а не закрываться в своём коконе, прикрывшись заявлением: я этого не знаю, не понимаю, значит, этого просто не существует. Как правильно тогда сказал Глеб — о нас все знают, только называют легендами.

А я ведь действительно была готова встретиться с такими как они, Глеб, мутанты и другие удивительные создания природы. Мне всегда было интересно всё необычное и почему-то я точно знала, сразу наивно верила, что оно есть, существует на самом деле. На меня смотрели как на немного не в себе все эти взрослые нормальные люди, занятые настоящей жизнью, в которой главенствовали другие ценности: работа, семья и добывание денег, очень важные, но не приемлющие всякие странности. Как правильно я подумала — они деньги добывали, охотились за добычей, той, которая давала им определенное материальное благополучие. И очень часто любовь в семье тоже зависит от этой добычи, если есть, то и любовь существует, именно существует в семье, а если добычи мало, то и любовь куда-то исчезает.

Я встала и подошла к окну, какая красавица беседка, всё лето покрыта большими белыми цветами, как настоящая невеста. Удивительно, но я совсем не боюсь этого нового испытания, которое мне предназначил закон. Если раньше всё происходило неожиданно, просто начинался процесс, и мне оставалось только пытаться выжить, то сейчас иначе — я сама себя предупредила. Не сама, всё-таки это закон сделал, только облачил своё выступление в мою внешность, чтобы уже точно все поняли. И он не меня предупредил, на самом деле он им сказал, этому миру, что обратного пути уже нет, только вперёд. Теперь новая жизнь уже только от них зависит, я инструмент и в их силах дать мне действовать дальше или всё рухнет. Если раньше закон только наблюдал за ними, на что они способны, как они стремятся меня спасти даже ценой собственной жизни, а теперь уже смотрит, как они могут эту новую жизнь организовать, заранее готовясь к последнему испытанию. Я вздрогнула от этой мысли: последнему, самому важному, самому последнему. Лихорадочно вздохнула и вынуждена была сесть на пол, ноги подогнулись, не выдержав внутреннего напряжения.

Всё правильно, всё так и должно быть, последнее и самое важное, то, что определяет дальнейшее существование нового мира. Дети. Не зря я о Нелли вспомнила, представила её пухленькую и подумала — вот такой она будет, когда родит Виктору детей. Поэтому самые разнообразные хищники всего мира, их мира, самых сильных хищников, водного и земного. И все они, те, кто начинал бороться с первого дня, и тот, кто возрождает свой народ. Амир, сам спасшийся и сделавший всё, чтобы сохранить единственного представителя, положивший на это жизнь. Он теперь может так же участвовать в процессе создания нового мира вместе со своим народом, который возродится благодаря моей крови и будет существовать наравне со всеми в этом новом мире. Поэтому последнее — всё сразу.

Глеб стремительно вошёл в комнату и сразу подхватил меня на руки:

— Что с тобой?

— Я не знаю… устала.

— Катя, говори, что ты надумала?

Он уложил меня на постель и завернул в себя, прижался лицом к моим волосам и прошептал:

— Я спасу тебя, любимая моя, всё сделаю, но спасу.

— Всё будет хорошо, ты уже всё сделал правильно.

— Скажи, о чём ты думала?

— Я думала правильно. Всё так и должно произойти.

— Как?

Неожиданно для него я засмеялась, он сразу отодвинулся и посмотрел на меня — почему смеюсь, а я чмокнула его в нос и призналась:

— Это испытание последнее, совсем-совсем последнее. Больше не будет никаких. Потом только вам работать. А ты самый главный, ты — командор, у тебя будет много работы, совсем будешь редко…

— Что ты подумала?

Я спряталась у него на груди и пыталась что-нибудь придумать такое, чтобы отвлечь его от своих собственных мыслей. А ещё как-то их скрыть от Олега и Олафа, и кто знает, может быть ещё от кого-нибудь.

— Последнее, потому что Амир и его народ, столько изменений вокруг, я же понимаю, что ты мне специально ничего не рассказываешь, но я ведь не совсем дурочка.

— Катя, о чём ты подумала?

Мягкая улыбка, ласковый синий взгляд. И я осознала — вот оно испытание, испытание нашей любви и понимания друг друга. Только Глеб сможет мне помочь сделать так, чтобы действительно всё получилось, а для этого он должен принять, что это моё предназначение и выхода другого просто нет.

— Глеб, а Олег с Виктором в доме?

— Да.

— Позови их в сейф.

— Зачем?

— Ты же хочешь знать, о чём я подумала, вот там и скажу вам.

— Почему в сейфе?

— Каприз.

Как смогла я изобразила улыбку, получилось плохо, но Глеб понял: только так и только с ними — Олегом и Виктором. Хорошо бы ещё и Аарона позвать, но, пожалуй, я с ним потом поговорю. Или поручу командору.

Но судьба решила иначе, все так все. В сейф я шла в платье из льна и босиком, ноги категорически отказались что-либо надеть, даже тапочки, и я поняла — всё правильно, так и должно быть, так было всегда, когда закон диктовал свои условия. И Глебу сказала, что не надо меня нести, я пойду сама. Он побледнел, тоже видимо вспомнил мои героические поступки, которые я совершала на босу ногу, но подчинился, подвиг так подвиг. А по дороге мы встретили Аарона, который перед тем, как уйти решил со мной поздороваться, значит, закон затребовал, чтобы он тоже всё узнал сразу. Я посмотрела на Глеба, и он всё понял.

— Аарон, я рада тебя видеть и у нас к тебе дело. Пойдём с нами в сейф.

Я не знаю, о чём они смотрели друг на друга, два бывших друга-врага, но Аарон только кивнул и пошёл с нами. Олег и Виктор уже стояли у двери, и никто не смог ничего сказать, уж меня они совсем не ожидали встретить на совещании, которое назначил командор. И естественно сразу напряглись, да ещё и Аарон в придачу, это совсем плохо. Олег открыл передо мной дверь, но я встала у порога и обернулась к Глебу:

— Андрея позови.

Он проявился сразу, Глеб ещё только раздумывал, звать его или сначала всё-таки уточнить, зачем мне понадобился такой сбор. Андрей был бледен как полотно и посмотрел на меня странным больным взглядом, значит, что-то почувствовал. Лея, она почувствовала и сказала Андрюше. Правильно, вот так и нужно, закон лучше понимает, кто должен знать, я лишь должна озвучить его волю. Не хватало только Самуила, но он пока и не нужен, у него потом будет много работы.

Глеб решительно взял меня на руки, вошёл в комнату и сел на диван, остальные устроились вокруг нас. Я тоже решительно вздохнула и начала свою тронную речь, которая получилась очень короткой:

— У вас скоро родятся дети.

Наступила такая тишина, что я поняла — точно сейф, никакого звука, полный вакуум. Четыре недвижимые фигуры, замершие в практически одинаковых позах. И я в руках такой же статуи. Совершенно ледяной, у меня от этого холода даже мурашки по коже пошли.

— Глеб, так должно быть и так будет. Вам это только нужно всем принять, осознать и приготовиться. Они должны родиться, значит — родятся.

Олег превратился в чёрную фигуру отчаяния, глаза совершенно провалились, а лицо превратилось в маску, на которой даже трещины пошли по коже. Я понимала, что ему труднее всех, смерть сына он себе так и не простил. Но и Виктор выглядел ненамного лучше, тот же чёрный провал вместо глаз и поза безнадёжности. Мне ничего не оставалось, как применить последний довод:

— Со мной ничего не случится, вы же мне наперед энергию хищников передали. Глеб, ты сам сказал, что закон хочет меня спасти, значит… спасёт. И Амир спасёт, вместе со своим народом. Он не зря появился, такие уникальные энергетические способности…

Первым в себя пришёл Виктор и громким шёпотом заявил:

— Да с тобой что было, когда Нелли с Арни появились, ты этого уже не помнишь?!

— Помню, но сейчас всё иначе.

— Да. Иначе.

Я никак не могла посмотреть на Глеба, ледяной обхват рук не позволял даже головы поднять и его металлический голос привёл меня в состояние внутреннего шока. Попытавшись погладить его по руке, я поняла, что мрамор мне сейчас не согреть и только прошептала:

— Глеб, я люблю тебя, самого прекрасного в мире человека…

— Я не человек!

Вся сжавшись от его окрика, я повторила:

— Человек, для меня лучший в мире человек.

И неожиданно Глеб успокоился, руки помягчели, лёд растаял, и он погладил меня по голове. Я встрепенулась и взяла его за руку, хотела сказать, что всё получится, как прозвучал голос Аарона:

— Катя, их может и…

— Они родятся! Они обязательно родятся! И вы их будете любить с первого дня их существования, ещё в животиках ваших жен! Это любовь! Понимаете, это и есть — любовь! Нет ничего дороже этого, этому нет цены…

— Есть. Твоя жизнь.

— Олег, ты лучше всех знаешь, что…

— Знаю.

— Вот и совершите свой подвиг! Спасите этих детей! Закон дал вам такое счастье, дал такой дар — любить и быть любимым, родить детей и жить счастливо. А от вас всего то и надо… бороться за это счастье.

Я сникла от собственного крика и смогла лишь прошептать:

— Как я за свою любовь боролась.

Опять наступила напряжённая тишина, я не могла ни на кого смотреть, уткнулась в грудь Глеба, а он гладил меня по голове механическими движениями. И неожиданно в этой вязкой тишине прозвучал голос Андрея:

— Катя права, дети должны родиться, иначе закон решит, что эксперимент не удался.

Он замолчал, лихорадочно закрыл лицо руками и глухим голосом продолжил:

— И тогда он Катю может убить.

— Объясни.

Голос Глеба был таким же металлическим, и рука не остановилась в своём движении.

— В последнее время появилось много странных мутаций. К нам стали попадать женщины-мутанты, взрослые, у которых рождались дети. Те, у кого… не рождались по разным причинам, умирали. Просто выключались все функции организма, и мы не могли их спасти. Они просто умирали. Надо поговорить с Леей и Олафом.

— Андрей, подожди, я не поняла, значит, если женщина-мутант не могла родить ребёнка, то умирала?

— Да. А ты связана со всеми, с Норой, Нелли и Арни. И с Леей.

— Так и они могут…

— Да.

Вот, значит, как, жесток закон: раз создали новый мир, то и детей для продолжения существования этого мира рожайте. Не хотите — заставим. Мужчинам такие тонкости понять очень сложно, но уже хорошо, что осознали, что им теперь не только за меня нужно будет бороться, но и за своих любимых тоже.

— Вы первые, самые первые, кого закон выбрал, значит и детей вам придётся родить. Мутанты, это лишь часть эксперимента, скажем так, поддержка для понимания или осознания своей роли.

Ужас на лицах стал ещё больше, а я вдруг совсем успокоилась, облегчённо вздохнула и заявила:

— Вот и хорошо, всем всё понятно, осталось детали разработать. Ну, это уже не ко мне, тут вам Олаф с Самуилом объяснят всё. Глеб, ты меня проводишь?

Он не смог сразу встать, так и гладил меня по голове теми же механическими движениями, неожиданно спросил:

— Катя, кто?

— Нелли. Я о ней подумала.

Виктор даже привстал с пуфика, и я его сразу попыталась успокоить:

— Я не знаю, кто будет первым.

Но он бледнел всё сильнее, пока Олег не сказал таким же металлическим голосом:

— Нора, Лея, а потом Арни и Нелли.

А я вдруг расхохоталась на весь сейф, чем спокойствия, конечно, не добавила, Глеб прижал меня к себе, но не стал ничего спрашивать, а я сквозь смех только и смогла сказать:

— Ну …да… планируйте… конечно… но …ребёнки …сами… решат…

— Что решат? Кто решит?

— Глеб, да дети сами решат! В этом вопросе закон ничего не может решать, они сами, понимаешь — сами!

Это было уже слишком, непонимание сменило ужас на лицах, но непонимание такого уровня, что ещё немного и они совсем потеряют способность что-либо соображать. Они же вообще не имеют никакого представления, что такое дети. Зато их жены, они человеческие женщины, значит — понимают.

— Ваши жёны всё знают, они всё сами сделают, вы только любите, помогайте, слушайтесь их во всём. Андрюша, Лея тоже всё знает.

Совершенно ошалевший Андрей только кивнул мне — наверное, раз я так говорю. Глеб вздохнул тяжело и приказал:

— Ждите.

В спальне он долго обнимал меня, но ничего не говорил и не позволял ничего сказать, приложил палец к моим губам и покачал головой — молчи. Я прижалась к нему и только вздыхала, ничего уже не изменить, но мы всё пройдем, и у нас всё получится. Неожиданно Глеб улыбнулся и очень весело заявил:

— Ну что ж, Катенька, вот и наступило время нам совершать подвиг, а то всё ты за нас делала.

— Подвиг?

— Ты сама сказала — совершайте.

— Глеб, я…

— Всё правильно. А теперь отдохни, а я со счастливыми будущими отцами поговорю.

Ужинала я в одиночестве, Лея сказала, что они все в полном составе куда-то уехали, и тревожно посмотрела на меня, но я лишь пожала плечами, раз Андрей ей ничего не сказал, я тоже пока промолчу. Чтобы не проговориться, я сказала, что хочу побыть одна, и она ушла.

Я ходила по дому и запрещала себе думать о том, как они будут готовиться к рождению детей. Убеждала себя, что поступила правильно, сказав всё Глебу и дружной компании. Правильно подумала, они друзья, настоящие, какие только могут быть в природе. Каждый из них это уже доказал всем, мне в том числе. Они знают мир, в котором прожили свои сотни лет, и только они смогут защитить нас всех и своих детей тоже. Тех, ради которых, собственно, и стал меняться мир, и закон, который будет этим миром управлять. А мне надо замотаться куском скотча, чтобы не вмешиваться в процесс и не мешать им делать это свое самое важное дело. Ну вот, всё вернулось на круги своя — опять только скотч. Хотя, пожалуй, Глеб мне в этом поможет, судя по тому, как он действует в последнее время, изолировав меня от внешнего мира.

Они вернулись лишь утром. Я поплавала в бассейне, попыталась выплывать из роз, так же как из васильков, но ничего не получилось, розы расходились в разные стороны и на голове не держались. Мне стало грустно, но я себя остановила в этой грусти мыслью: кто ещё кроме меня купается в бассейне полном роз под звуки божественной музыки и мерцанием огоньков свечей, и грусть сразу прошла. Завтракала я уже почти в весёлом настроении, Глеб обещал прогулку, и даже какую-то встречу, в общем — выход в люди. Даже если это мутанты или ещё кто-нибудь.

Глеб появился после завтрака очень довольный чем-то, но раскрывать тайну не стал, только расхохотался, поцеловал меня и заявил:

— Жена, мы едем в гости.

Сам выбрал платье и точно знал, что ему нужно. Интересно, он до сих пор сам мне выбирает одежду? Потому что я не знала, что такое есть в моём гардеробе. Когда он его надел на меня и подвёл к зеркалу, я себя не узнала: длинное в пол, с высоким воротником и широкими свободными рукавами. На белоснежном фоне ткани по всей поверхности нарисованы красные письмена на неизвестном языке, но не ассасинском, я уже могла его определить по написанию букв. Какие-то знаки, очень напоминавшие изображения животных, а окончание предложения, ну, это я так решила, обозначала фигурка человека. Я пыталась подробнее рассмотреть фигурки животных — уже решила, что цапля это буква «г», а пантера, укусившая свой хвост это «о» — но Глеб подхватил меня на руки и сказал, что нас уже ждут, а ехать далеко. Никаких драгоценностей, я только взглянула на Глеба в гардеробной, указывая на многочисленные коробочки, но он покачал головой — не нужно. Мне легче.

Мы ехали действительно долго, несмотря на сумасшедшую скорость, которую развил Илья. Я, конечно, удивилась, когда он встретил нас у машины, но ничего не стала спрашивать, сопровождения было несколько машин, и я решила, что может быть Олег в одной из них. Но уже в пути пришла мысль, что Глеб им всем что-то поручил, всем участникам заседания штаба в сейфе, поэтому Илья за рулём нашей машины. Хотя это тоже непонятно, обычно Глеб сам ведёт машину, но в последнее время машину вёл Олег. А сам командор сразу усадил меня к себе на колени и обнял, прижал к себе, иногда касался губами волос, но так и молчал всю дорогу. От тепла его тела и монотонности движения я уснула. Мы останавливались только один раз в маленьком ресторанчике по пути, где меня очень вкусно накормили рыбным обедом, и Илья развлекал разговорами о местных достопримечательностях, когда Глеб куда-то выходил. Тоже непонятно: никогда ещё Глеб не оставлял меня и никого не допускал во время обедов по дороге куда-нибудь.

Местом встречи оказался обычный дворец, состоящий из нескольких больших зданий в три этажа. Я почему-то решила, что он очень старый, может быть из-за фигур химер на крыше, как-то в более современных зданиях их не очень используют. Хотя сами здания выглядели очень ухожено, никаких трещин по стенам и побелке, светлые большие окна с витражами выглядели даже немного торжественно. Более подробно рассмотрев фасад центрального здания — Глеб не мешал мне осматриваться, стоял рядом и держал за руку, ждал — я увидела, что здание украшено действительно только фигурами ужасающих фигур химер различного размера и львов с разинутой пастью. Несколько волчьих голов только добавляли мрачности в общую картину. Да, даже витражи как-то померкли.

На лестнице в несколько широких ступеней у входа во дворец нас ожидали четверо мужчин в набедренных повязках, уже интересно. Удивлённо посмотрела на Глеба и увидела напряжённое властное лицо командора, значит, встреча уже началась. Краем глаза заметила идущего рядом Илью, видимо, он тоже будет участвовать.

Мужчины, молодые и очень высокие, всё тело покрыто многоцветной татуировкой, провели нас внутрь дворца и вниз по лестнице. Пройдя несколько коридоров, я вдруг ощутила, что мои ноги опять не могут идти в обуви, и на ходу скинула туфли. Глеб оглянулся на мои движения и кивнул, понял, что я что-то почувствовала.

Перед небольшой дверью мужчины остановились и что-то спросили, Глеб ответил, и они открыли дверь. Зал был огромен, просто невероятных размеров, я даже не увидела его границы в лёгком сумраке, так как свет из узких высоких окон не мог осветить всё пространство, терялся где-то на полпути. Огляделась вокруг — тёмные стены из гигантских камней, никаких украшений, только камень и рамы окон из металла. Если бы не было окон, то это была бы пещера гигантских размеров с куполом, теряющимся где-то на невероятной высоте.

Мы встали в центре зала, Глеб произнёс несколько фраз, очень чётко произнося слова, и эхо повторяло их в неизменном виде. Из сумрака бесшумно стали появляться фигуры таких же мужчин в набедренных повязках, как те, которые встретили нас у входа. Их оказалось много, целая толпа, и среди них я не сразу заметила несколько женщин, тоже в набедренных повязках и открытой грудью. Они были такими же высокими и очень сильными, судя по мышцам на руках и стройных ногах, а волосы доставали почти до колен, очень густые и красивые.

Из общей массы вперёд вышел седой мужчина с резным посохом в руке и подошёл к нам. Он долго разглядывал меня своими почти прозрачными глазами, неожиданно протянул руку, но сразу же её отдернул и удивлённо что-то сказал Глебу. И только тогда я заметила лёгкое марево перед собой, энергия, они с Ильей закрыли меня своей энергией. Глеб ответил одной фразой и повернулся ко мне:

— Катя, познакомься, Атон, вождь леканов. У вас их называют оборотнями.

Я широко распахнула глаза, но успела остановить открывающийся рот, даже губу прикусила. Оборотни, настоящие оборотни! А чему я удивляюсь, собственно говоря, мутантов видела, один Али чего стоит с друзьями, почему бы и не быть оборотням. И улыбнулась:

— Здравствуйте.

Но вождя леканов почему-то очень удивила моя улыбка, он даже отступил от меня на несколько шагов и слегка насупился. Постояв так, он сказал фразу на том же неизвестном языке, все леканы выстроились вдоль стен, и мы оказались в центре пустого пространства, а сам Атон отошёл и сел на стул у стены, очень похожий на трон. Я взяла Глеба за руку, это движение вызвало у Атона недовольное движение губами, и он спросил на чистейшем русском языке:

— Тёмный, а она видела тебя настоящего?

— Нет.

— Покажи.

Он даже рукой с посохом махнул в нашу сторону каким-то первобытным жестом. Может из-за этих набедренных повязок и полуобнажённых тел у меня сложилось такое впечатление, но я сразу представила Атона в волчьей шкуре и с черепом волка на голове. Ну да, он же волк, человек-волк.

Глеб медленно повернулся ко мне, и я утвердительно кивнула головой, молодец Илья, как же я тебе благодарна за твою решимость тогда, теперь я готова. Прошло какое-то время звенящей тишины, и я заметила, что на мгновение марево передо мной исчезло и сразу же появилось вновь. Это Глеб передал меня под охрану Илье.

То, что потом произошло с Глебом, поразило меня, хотя я смогла сохранить спокойный взгляд и гордый вид. Но я не знаю, как бы себя повела, не увидев раньше метаморфозы с Ильей. Глеб отпустил мою руку и стал отходить к стене, леканы сразу освободили пространство и внимательно наблюдали за ним. Неожиданно вся его одежда разлетелась на куски, и на его месте оказался гигант, значительно выше и мощнее, с буграми мышц по всему телу, огромными руками и длинными когтями на пальцах. Лица не было — круглый оскал с множеством острых зубов и чёрные провалы на месте глаз. Рык, который он произвёл, эхо повторить не смогло, разлетелось непонятными звуками, а я качнулась. Именно это движение и привело меня в чувство, в голове пронеслась сумасшедшая мысль, что и эти как Хранители, тоже хотят поставить меня на колени, увидеть мой страх, а вот не бывать этому! Я сжала кулаки, гневно посмотрела в глаза Атону, быстрым шагом подошла к Глебу и взяла его за то, что было раньше рукой, всей моей ладони хватило только на то, чтобы обхватить его палец с когтем и громко заявила:

— Я люблю тебя, ты мой муж, и я люблю тебя. Целуй!

29

С невероятной высоты на меня посмотрели яркие синие глаза, и Глеб стал уменьшаться в размерах: мышцы, когти и клыки уходили куда-то внутрь организма, и вот уже передо мной стоял обычный Глеб. Он лихорадочно вздохнул и взял моё лицо слегка подрагивающими пальцами, хрипло прошептал:

— Я люблю тебя.

Поцелуй был нежен и страстен одновременно, и меня так плотно обхватила его энергия, что я почувствовала её всей кожей. По залу пронёсся звук, похожий на вздох, это леканы выпустили из себя воздух, настолько были поражены происходящим. Когда Глеб обнял меня, и мы повернулись в сторону вождя, они все стояли у его трона и удивлённо смотрели на нас. Поражен был и сам Атон, возможно он ожидал совсем не такой реакции от человеческой женщины, или сам Глеб его удивил тем, что решился показать мне себя настоящего, но взгляд вождя стал задумчивым и как-то устремленным внутрь себя.

Атон молчал долго, ни одного движения не было во всей массе оборотней, они так и стояли совершенно недвижимо и смотрели на нас. Наконец он встал и мгновенно оказался передо мной, в сантиметре от марева энергии. Внимательно посмотрев мне в глаза, он спросил:

— Катя, ты готова принять нашу энергию?

— Да.

Потом он поднял свой взгляд на Глеба:

— Тёмный, ты просил поединка… его не будет. Мы сами отдадим ей свою энергию.

Почему-то Глеб вздрогнул, а я похолодела, он хотел с ними бороться без своей силы, с оборотнями, они ведь свою бы использовали! Я сразу обернулась к нему и спросила:

— Ты хотел с ними поединка?

— Атон, я не знаю… может не получиться, Катя может не принять вашей энергии.

Он даже не посмотрел на меня, только прижал к себе сильнее и ждал ответа вождя. Тот лишь усмехнулся, правда, непонятно на что: на моё волнение, или на слова Глеба.

— Трон для королевы.

Два лекана принесли настоящий трон с высокой спинкой, мягкими подлокотниками и сиденьем, отделанными алым бархатом. Глеб посадил меня на него, присел на корточки и взял мои руки в свои ладони.

— Катя, нам придётся отойти, чтобы наша энергия не мешала. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя и ничего не боюсь.

Глеб поцеловал мои пальцы, резко встал и отошёл к трону вождя, где уже поставили такой же для него. Илья встал рядом с ним.

Я ожидала такого же действа, как было со львами — что они возьмут меня в кольцо, но всё оказалось совершенно иначе, и, честно говоря, значительно страшнее. Лекан выходил из общей массы, подпрыгивал вверх и мгновенным движением тела превращался в гигантскую собаку, вернее волка. Только волка без шерсти, совершенно голое тело. Когда-то я видела такую кошку, кажется, они назывались сфинксами, но это маленькая кошка, хотя тоже ужас. И этот голый волк, огромная голова и тело, состоящее из одних мышц, обтянутых тёмной плотной кожей, подходил ко мне и подавал лапу размерами с лопату. Когда первый лекан подошёл ко мне, я вдавилась в спинку трона, не знала, что делать, но потом протянула дрожащую руку, и он положил на неё свою лапу, закрыв ею ладонь и придавив её на мои колени. Я не сразу почувствовала энергию, казалось, что ничего не происходит, но потом появилось легкое дуновение в пальцах, превратившееся в горячую волну магмы. Хорошо, что длилось это не долго, иначе я бы уже кричала от огня, образованного этой лавой во мне. За время, которое уходило на то, чтобы очередной лекан превратился в волка, я успевала немного остыть. Последним ко мне подошёл вождь, обернулся в невероятных размеров волка с кожей цвета седины, и я загорелась всем телом от потока его энергии. Свой крик я услышала как сквозь туман и потеряла сознание.

В чувство меня привели лёгкий ветерок и шум воды, тихий шелест ручья по гальке. Я лежала на какой-то мягкой кушетке в тени деревьев, рядом сидел Глеб и держал меня за руку.

— Привет. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Нигде не болит.

Голос где-то рядом спросил:

— Катя, пить хочешь?

— Хочу.

Я подняла глаза и увидела вождя, одетого в светлый костюм и яркую рубашку. Приятный мужчина средних лет, кто бы мог подумать, что он только что был вождём первобытного племени и гигантским волком. Атон подал мне высокий хрустальный стакан с водой, который я не смогла удержать в руке, и Глеб помог мне, чтобы я смогла пить. Он тоже переоделся в белоснежный костюм, расписанный такими же красными буквами, как мое платье.

Атон внимательно наблюдал за тем, как я пью воду и мне стало не по себе от этого взгляда, он это почувствовал и сразу отвернулся. Он действительно похож на волка, этот поворот головы, чуть скошенный в сторону взгляд, хотя это я сейчас вижу схожесть с поведением хищника, в обычной жизни никто бы не обратил внимания, отвернулся и отвернулся. Глеб вопросительно на меня посмотрел, хватило воды или ещё налить, но я покачала головой, велик стакан, достаточно.

Присев на низкий стульчик рядом со мной, Атон спросил Глеба:

— Как определить, что Кате достаточно энергии?

— Не знаю, надо ещё на ком-нибудь попробовать.

— Глеб, мне уже хватит, тебе не нужно больше ни с кем…

— Катя, ты видела, каков твой муж и продолжаешь за него волноваться?

— Да, и буду волноваться всегда, зачем ему…

— За тебя. Я видел записи, ты же тогда не думала о себе. Сейчас он думает о тебе. Кстати, ты знаешь кто он?

— Как это — кто он?

Я оглянулась на Глеба, а он только усмехнулся:

— Ты сама сказала, что я серобуромалиновый.

Атон расхохотался, даже руками взмахнул, хлопнул в Глеба по плечу:

— Я теперь знаю, как тебя называть.

— Атон, а почему ты Глеба называешь тёмным?

— Мы так называем его народ. Они хозяева темноты, это сейчас некоторые солнца не боятся.

— Самуил нашёл возможность. Мне солнце никогда не мешало.

— Да, ты всегда был силён. Катя, а ты знаешь, как мы познакомились? Он меня почти убил.

— Как это?

— Мы встретились с Атоном и немного поспорили.

— Но он добивать меня не стал, а рискнул принести в мою стаю.

— Рискнул?

— Наши народы враждовали. Прийти одному Тёмному, даже ему, в стаю равнялось самоубийству.

— Мы договорились.

Глеб спрятал глаза, но усмешка выдала его, как-то странно они договаривались, интересно, вся ли стая осталась в живых после этих переговоров? И Атон не выдал тайну:

— Ещё никогда ни один Тёмный не спасал жизнь волку. Да ещё и в стаю добровольно пришёл ради этого.

Помолчал немного, посмотрел на меня хитрым взглядом.

— Глеб единственный Тёмный, для кого в стае есть место.

И я вспомнила — стул, который трон, на котором сидел Глеб, был равен трону Атона. Но сам Глеб об этом говорить явно не хотел, тронул меня за руку и спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, можно ехать домой.

Повернулся к Атону и что-то сказал, я поняла только имя Элеоноры и задергала его за рукав:

— Это мутанты волков, да? Они в клане Элеоноры?

Атон засмеялся и спросил Глеба:

— Катя всегда такая любопытная?

— Сегодня она нема как рыба.

И тоже засмеялся, действительно, всего лишь два вопроса, но видимо и их много для Атона. Но всё-таки решил удовлетворить моё любопытство:

— Да, появились новые мутанты, Глеб говорит, что очень похоже на леканов. Я приеду посмотреть.

Неожиданно спросил:

— Катя, можно мне коснуться тебя?

— Можно.

И протянула ему руку. Опять ощущение жара от пальцев вождя леканов, не такая магма, как была во время передачи энергии, но тоже очень горячо.

— Теперь каждый волк моей стаи будет знать твой запах и твою кровь.

— Вам не нужно касаться каждому члену стаи?

— Нет, я передам информацию.

Но при этом продолжал держать меня за руку, кто знает, что может чувствовать волк в таком рукопожатии. Наконец Атон мягким движением положил мою руку на кушетку и задумчиво произнёс:

— Катя, чего-то в твоей энергии не хватает.

— И чего?

— Глеб, я поговорю с аму.

— А кто это?

— Катя, это медведи.

— Тоже оборотни, только медведи.

— Человек может превратиться в медведя?

— Глеб, и ты говоришь, что Катя нема как рыба?

— Абсолютно.

Атон так на меня посмотрел — что же тогда, когда я начинаю говорить? А Глеб тихо засмеялся, ему явно нравилось удивлять мною Атона, и решил сам ответить на мой вопрос:

— Человек не может превратиться в медведя, это медведь может быть иногда похожим на человека.

— Как мы. Волка в нас больше, чем человека. В медведе ещё больше, он только внешне меняется, внутренне он остается медведем. А абсолютного хищника ты сегодня видела.

Внимательно на меня посмотрел и медленно проговорил:

— Глеб, нам не нужен аму.

— Нам никто не нужен, больше никаких хищников! Глеб, мне уже достаточно, всё получится само по себе! Я теперь не одна, они все будут бороться, все, понимаешь!

Я остановилась в своей гневной тираде, даже рот ладошкой прикрыла, глупая, чуть не проговорилась, Атон явно не знает, зачем мне нужно столько энергии. Будем надеяться, что он решит: Глеб меня так восстанавливает после пройденных подвигов, раз записи показал. К счастью, они оба никак на мои слова не отреагировали, сделали вид, что это моё волнение за жизнь Глеба так проявляется. Атон только улыбнулся, я веду себя совсем не так, как он видимо привык, и пока не знает, как на такое поведение женщины реагировать. А Глеб лишь усмехнулся немного грустно и попытался успокоить:

— Катя, не волнуйся за меня, ты же теперь видела какой я монстр, мне никто не страшен.

— Ты не монстр! Я люблю тебя такого, какой ты есть.

— Серобуромалинового?

— Да! Ты же не отказался от меня, когда я была …всякой непонятной.

Атон расхохотался и опять хлопнул Глеба по плечу, слово это ему явно нравилось:

— Глеб, я приглашаю вас к себе, Кате надо поесть, дорога у вас дальняя.

И не дожидаясь ответа, сразу исчез. Я тут же стала приставать к Глебу:

— Глеб, не надо больше никого! Волки в большом количестве…

— Почему ты не принимаешь моей энергии?

— Я постоянно…

— Нет, Катя, ты не принимаешь моей энергии, только чуть-чуть, совсем немного, и она в тебе не остаётся. Ты меня жалеешь каждый раз, но иначе закон не срабатывает, только через мой поединок с хищником, чью энергию ты должна получить. Атон прав — я абсолютный хищник… но я не знаю, кто должен быть… кто должен выйти со мной на поединок… как сделать, чтобы передать тебе свою энергию!

Глеб резко встал и сжал кулаки, опустил голову, мрачно посмотрел на меня. А я только вздохнула:

— Глеб, значит, ты должен быть …должен нападать на меня?

Он кивнул, но сразу признался:

— Я не знаю, как это сделать, не могу даже представить… как я…

— Катенька, мой дом в твоём распоряжении, Глеб, всё готово. Вы задержитесь совсем ненадолго.

Атон весело посмотрел на меня, радушный хозяин, приглашающий гостей на обед. Он никак не показал, что слышал слова Глеба и увидел его мрачное лицо, стоял и смотрел на нас с хитрым прищуром. Интересный волк, как из сказки, явно всё понимает, но делает вид, что он весёлый и добродушный серый котенок. Делать нечего, надо действительно что-то поесть, неизвестно, как на мне скажется гигантское количество энергии стольких леканов-оборотней. Глеб вздохнул, взял меня на руки и пошёл за Атоном, он почему-то тоже решил, что можно воспользоваться приглашением вождя такого народа. Хотя мог и уехать, не особо обратив внимание на приглашение посетить этот странный дом, не так — привести меня туда.

Но в дом мы так и не вошли. Когда Глеб увидел женщину на крыльце, то сразу поставил меня на ноги и закрыл своей энергией, рядом из пространства появился Илья и встал рядом. А женщина была невероятной красоты, просто ослепительной, и я сразу поняла, что она человек. Невысокого роста, с длинными русыми волосами, густой волной лежащими на плечах, она была закутана в серебристый плащ, не скрывавший, а только подчеркивающий её стройную хрупкую фигуру. Светлые карие глаза обрамлены густыми ресницами и имели ту самую форму, которую называют миндалём, даже цвет соответствовал, прямой тонкий нос и яркие пухлые губы. Но при этом она выглядела очень естественно и обладала тем обаянием красоты, которое кукольное лицо превращает в совершенство. Атон оказался рядом с ней и ослепительно нам улыбнулся, весело представил её мне:

— Катя, познакомься, Ливия. Глеб, вы ведь встречались?

Глеб тоном командора ответил:

— Встречались.

Такой голос мог быть только у ангела, нежный, очень мелодичный, какой-то прозрачный, казалось, он плывет ароматной волной и это впечатление усиливала мягкая улыбка. Ливия обратилась сразу ко мне:

— Катя, я счастлива наконец тебя увидеть. Глеб, почему ты скрываешь свою прекрасную жену? Где ты смог найти такую красоту? Просто поразительно, как вы смотритесь рядом.

Она говорила, мило улыбаясь мне, а я чувствовала, как напрягается Глеб, всё его тело превратилось в кокон энергии, который обволакивал меня слой за слоем, ещё немного и я буду как за бетонной стеной. А голос Ливии продолжал ворковать о моей красоте, настоящем великолепии королевы:

— Катя, никогда не думала, что простая человеческая женщина может быть такой, совершенно невероятной, настоящей королевой, да ещё в таком возрасте. Катенька, я ведь ведьма, всё вижу, знаю, сколько тебе на самом деле лет. Глеб, мы давно не виделись, почему ты совсем меня забыл? Да и дела совсем забросил, ни разу не появился…

— Я был занят.

— Ты не хочешь при жене обсуждать свои дела? А мне говорили, что ты ничего от неё не скрываешь. Катенька, ты ведь ещё и умна, талантлива во всём, ты понимаешь Глеба как никто другой, правда? Он, конечно, и Сару спасал, он такой, он всех спасает, мутантов и леканов. Поэтому он и тебя спас, иначе как объяснить, что он… а ты знаешь какой он?

— Знаю.

— Катенька, ты знаешь о нём всё?

— Достаточно.

— Достаточно? Для чего?

— Я люблю его и принимаю в нём всё.

Ничего не менялось в нежности и мелодичности голоса, в ласковых глазах и милой улыбке, хотя было понятно, что она очередная удивлённая женитьбой Глеба влюблённая в него женщина. Проблема только в том, что она — ведьма. А Глеб всё окутывал и окутывал меня своей энергией, я думаю, что и Илья занимался тем же, скоро я уже не буду видеть прекрасную Ливию за колыхающимся маревом их объединенной энергии. Она засмеялась серебристыми колокольчиками:

— Ну, конечно, ты же любишь его. И Глеб тебя любит, он только тебя и мог полюбить, такую… кругленькую красоту. Он даже свои дела забросил, на Круг…

— Ливия.

Угроза явно витала над всем пространством вокруг нас, и Глеб эту угрозу уже демонстрировал.

— Глеб, я всего лишь любуюсь твоей прекрасной женой. Ты же не просто на Кате женился, правда? Сельма говорила, что она меняет всех вокруг себя, вот ты и полюбил её чтобы всё поменять, скука заела. Ты же знал, что Хранители не оставят тебя в покое после того, что ты совершил, ты не рассказывал ей? Нет? А то, как ты Великого Зверя победил, тоже не рассказал? Катя, у тебя очень интересный муж, он всё просчитывает наперед, в этом ему нет равных, он всё всегда знает, его кланы боятся, он столько всего успевает сделать, а ты что можешь? Ах, да, меняешь всех вокруг, ну да, что тебе ещё остается, ведь ты его любишь.

— Люблю.

Она чего-то добивается, только не могу понять, чего же ей от меня нужно. Или от Глеба? Она как будто плетет некую паутину, в которую мы с Глебом должны попасть и запутаться, а она как маленький яркий паучок потом из нас высосет жизнь. Но в её сети могу попасть только я, на Глеба колдовство не может действовать. Или может? Почему мне кажется, что всё это она говорит именно ему? Только зачем ей это, о себе он и так всё знает, если только не хочет, чтобы я что-то знала. Но что может это знание изменить в моём к нему отношении? Или хочет раскрыть ему глаза на меня? И что? Он меня видит каждый день, видел во всех видах, что-то здесь не так, что-то неправильно, только — что?

А Ливия продолжала говорить, и уже совершенно откровенно:

— Глеб, неужели ты думаешь, что сможешь меня обмануть, доказывая всем, что ты, ты — Великий Тёмный, который смог уйти от всех в нашем и человеческом мире, попробовал все возможные и невозможные во всех мирах развлечения, полюбил, слово какое странное для тебя, эту… кругленькую человеческую…

— Ливия, меня не интересует твоё мнение ни о моей жене, ни о себе. Атон, мы уезжаем.

— Глеб, а Катя знает, что ты всё равно её убьёшь? Как всегда было, ты всегда добивался своего, ты и здесь всё просчитал, все её способности, даже те, которые могут открыться в будущем. Сельмой расплатился, только чтобы твоя жертва все свои возможности раскрыла для тебя. Ты и Хранителей с её помощью смог победить, даже Амира на свою сторону руками этой глупышки перетянул. Катя, он тебя всю расчленит, по кусочкам использует… он всё о тебе ещё по пророчеству просчитал, искал всю жизнь и, наконец, нашёл свою волшебную палочку, использует и съест на завтрак после ночи любви…

Она его провоцирует на что-то, поэтому и говорить стала очень быстро, смотрит ему в глаза пронзительно, как бы держит его своим взглядом, я её на самом деле не интересую, Глеб — вот её цель. Но зачем? Это была моя последняя мысль, что-то взорвалось яркими искрами, последовал невероятной силы удар в грудь, и я потеряла сознание.

Космос, тёмный космос, в котором нет ничего: нет звёзд, нет ветра, и нет воздуха. Я пыталась открыть рот, чтобы вздохнуть, но онемение охватило тело, и у меня ничего не получалось. Темнота стала вязкой, давила на меня и только усиливала ощущение онемения мышц. Лёгкие прикосновения я почувствовала не сразу, попытка вздохнуть отвлекала от всех остальных ощущений, и только когда движения стали жёстче и появилась боль, я их осознала.

Громкий голос неожиданно проник в космос и затребовал:

— Дыши, Катя, дыши!

А чем дышать, если кругом космос, безвоздушное пространство? Но голос продолжал требовать:

— Дыши, ты можешь, ты всё можешь, дыши! Глеб, уйди, ты мешаешь, я сама сделаю, уходи!

Это уже было, когда-то Олаф также выгонял Глеба, я потом в море плыла, так холодно в воде зимой. Тело мгновенно вспомнило ледяной ужас того заплыва, и я смогла вздохнуть со свистом и хрипом. Голос сразу обрадовался:

— Дыши, только дыши.

Воздух проникал в лёгкие с трудом, но я широко разевала рот и, наконец, смогла наполнить их для полного вздоха. И почувствовала мягкие пальчики на своей груди, они разминали меня и заговорили ласковым голосом:

— Катя, дыши, Глеб рядом, но ему пока нельзя, его энергия ещё неустойчива в тебе. Атон, Глеб должен уйти, он мешает своим волнением. Пусть Илью спасает.

Где-то в глубинах космоса начал проявляться тоненький луч света, но я пока его плохо различала, только намёк, небольшое сияние. Глеб рядом, а голос, я его уже слышала, мягкий нежный голос — Ливия. И это воспоминание, так же как холод моря, сразу освободили меня от вязкой темноты и онемения тела, я вздохнула уже полной грудью.

— Вот и хорошо, дыши, Катя, дыши. Глаза пока не открывай, они всё равно ничего не видят, я тебе скажу, когда будет можно.

После недолгого молчания, видимо Ливия прислушивалась к моему хриплому и лихорадочному дыханию, она повторила:

— Дыши, теперь тебе только дыхание нужно восстановить.

Прошло достаточно много времени, прежде чем я смогла нормально дышать. Ливия подала мне воду, объяснив тем, что она мне поможет. Действительно, стало легче, может быть ещё и потому, что она коснулась моих губ своими нежными пальчиками. Неожиданно она засмеялась, и колокольчики её смеха совсем разогнали темноту космоса во мне, свет уже проникал сквозь веки и вихрился многочисленными звёздочками. Я попыталась открыть глаза, но Ливия сразу прикрыла их своими ладонями:

— Катя, нельзя, подожди немного, пусть глаза восстановятся.

Я смогла только просипеть:

— Са..сем?

Она сразу поняла, о чём я спрашиваю, ответила весёлым голоском:

— Энергия. Тебе была нужна энергия Глеба.

— Катя, когда Глеб появился у меня и потребовал поединка со всей стаей, я, конечно, удивился, но отказать ему не мог. Только задумался — а зачем ему этот поединок, если уже были тигры и львы с акулой? Значит, энергии тебе не хватает для очередного подвига.

Атон засмеялся радостным смехом удачной шутки, но резко замолчал и продолжил:

— В то, что энергия нужна тебе только для восстановления я не поверил, уж больно весёлая жизнь у вас сейчас. Катя, что ты такое задумала, если тебе не хватает силы моих волков?

— Посему я?

— Глеб, конечно, экземпляр интересный, на многое способен, но такое, что сейчас происходит, даже он бы не смог придумать.

— Атон, удержи Глеба, пока ему к Кате нельзя.

— Посему, я хол… хорошо…

— Катя, я сейчас в тебе удерживаю его энергию, а как только он появится, ты ему её обратно и отдашь. Нужно время, чтобы твое тело её приняло.

Наступила тишина, видимо Атон ушёл, а Ливия молчала. В этой тишине я пыталась правильно думать и убедить свой организм быстрее принять энергию Глеба, чтобы закончился весь этот кошмар с поединками.

Ливия заговорила неожиданно грустным, каким-то поникшим голосом:

— Катя, прости меня, я должна была…

— Я понимаю.

Послышался неожиданно тяжёлый вздох, и Ливия сказала совсем тихо:

— Глеб действительно такой… и он любит тебя.

Я остановила себя и не задала вопрос, который уже родился в голове: что такого связывает их, Великого Тёмного, командора Глеба и ведьму Ливию? Такое ужасное, если он сразу напрягся, увидев её, и стал прикрывать меня своей энергией. И не хотел, чтобы я её слушала. Но исчезнуть сразу не смог, что-то его удерживало, ведь мог уйти, подхватить меня и мгновенно переместиться далеко от этого места.

Ливия вдруг зашептала очень быстро, почти взахлёб:

— Я действительно долго не верила, что он на самом деле тебя полюбил. Таким как он любовь неизвестна, природа так установила, они чувствуют что-то, говорят, что любовь, только это не так. Хотя и к человеку может быть, ты знаешь, Олаф тоже считал, что любит свою жену, на самом деле это не настоящая любовь. Да и бывает такое, только когда питаются неживой кровью, тогда меняется в них что-то, хищник в них отступает куда-то вглубь, но и тогда лишь… а тебя Глеб полюбил, я вижу, совсем другой стал, ему теперь только ты и нужна… всё делает для тебя.

И засмеялась неожиданным хриплым смехом, каким-то кудахтаньем, никаких колокольчиков, я с трудом удержалась, чтобы не открыть глаза и посмотреть: может быть, она, так же как Сельма, уже превратилась в безобразный портрет своей ненависти, таков был этот смех. И вдруг она почти всхлипнула в порыве странного откровения:

— Ты человек, обычная женщина, только кровь и плоть, а Глеб весь меняется при тебе, я вижу, у него тело меняется, энергия другая.

Ливия опять засмеялась, и такой смех уже не удивил меня, это её женская обида выходит, она не может с ней справиться. Ливия говорила Глебу то, что на самом деле думала, это была не игра, не притворство, а действительное отношение к его чувству, невозможность принять такого Великого Тёмного, которого она всего скорее боготворила. Именно так, это даже не любовь сильной ведьмы — ведь она в первую очередь всё-таки женщина, а потом уже ведьма, которая видела силу, характер и красоту своего идола — она возвела его на пьедестал недостижимости для себя. И вдруг появляюсь я, только кровь и плоть, шницель, старенький такой шницель, и этот идол, на которого Ливия смотрела всегда снизу вверх, высоко вверх, вдруг превращается в обычного мужчину, влюблённого в этот самый шницель. Не просто влюблённого, а любящего страстно и пылко, изменившего всего себя из-за этой старой тётки, готового на всё ради сохранения её жизни. Правильно подумала — страстный влюбленный, она это почувствовала своей человеческой женской сущностью, что он меня всем своим великолепным телом любит, поэтому и сказала, что съест после ночи любви. И, пожалуй, что-то Ливия уже пыталась сделать против этой любви своего идола, судя по тому, как Глеб отреагировал на её появление. А Атон чётко просчитал: и отношение Ливии к Глебу и его возможную реакцию, вот всё и получилось, его разгневанная энергия, которую Ливия каким-то способом передала мне.

Странное спокойствие разлилось по всему телу, хотя нет, это не было спокойствием — безразличие, вот правильное слово, мне вдруг стало всё равно на всё. Ливия почувствовала моё состояние и громко позвала:

— Глеб!

Они появились сразу все: Глеб, Атон, Илья и встали вокруг меня, но я смотрела только на Глеба. Он сразу склонился передо мной:

— Катя, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

Но ему мой взгляд совсем не понравился, он взял мою руку и спросил:

— Что с тобой?

— Ничего. Всё хорошо.

Я смотрела в эти яркие синие глаза, которые стали темнеть от беспокойства, и пыталась понять: он любит меня, и я люблю его, почему же меня волнует только один вопрос — что же между ними было? Это ревность? Но она не может быть такой холодной, ревность это буйство эмоций, а я совершенно спокойна. Глеб взял меня на руки и приказал:

— Домой.

— Подожди. Отпусти меня, я хочу поговорить с Ливией.

Но мои ноги сразу подогнулись, и Глеб уложил меня на кушетку. Ему не понравилась моя идея поговорить с Ливией, но он почему-то согласился, и взял меня за руку. Я подняла глаза на Ливию и спросила:

— Ты пыталась убить меня?

Она вздрогнула всем телом и посмотрела на Глеба, он опустил голову, и я почувствовала жар от его энергии в пальцах. Хриплым голосом Ливия ответила:

— Пыталась.

— Зачем? Ты хотела, чтобы Глеб полюбил тебя? Почему не боролась?

— Боролась?

— Да, почему ты не боролась за его любовь? Убить легко, но разве ты бы стала ему нужна после моей гибели? Ты видела, как он меня защищал от всех… можно было стать другом. Быть всегда рядом и помогать.

— Как Амир.

Это уже Атон вступил в наш разговор, он поддерживал Илью, который слегка покачивался, но пытался стоять ровно. Я взглянула на него и даже указала рукой:

— Посмотри на Илью. Он едва стоит, однако сразу явился меня спасать. Однажды Илья нарушил приказ командора и помог мне, я ему за эту помощь очень благодарна, он теперь мой друг, настоящий друг.

Илья рухнул на колени и сказал глухим от напряжения голосом:

— Катерина, моя жизнь принадлежит тебе.

Атон подхватил его, и они исчезли. А я подняла глаза на Ливию:

— Любовь, это когда ты отдаёшь всё: кровь, энергию, жизнь. И ничего не просишь взамен. А ты хотела лишь получить, даже не попытавшись сама хоть немного измениться. Ты человек, женщина… между прочим, Амир не воспользовался теми возможностями, которые у него были, он спасал меня даже тогда, когда всё было непонятно.

Я говорила спокойным, ничего не выражающим голосом, почти монотонным. Глеб внимательно слушал меня, но глаза его темнели, и он пытался массировать мне пальцы, но я никак на его движения не отвечала. Ливия побледнела до полной прозрачности и почти шёпотом спросила:

— Зачем ты мне говоришь это?

— Ты человек, прекрасная ведьма, в твоих руках невероятная сила, которая может принести счастье тебе и многим. Очень многим, если ты сама поверишь в любовь, что ты можешь любить. Просто любить.

— А лекана она может полюбить?

Атон стоял рядом и ослепительно улыбался, они чем-то с Виктором похожи, ослепительной улыбкой и яркой иронией в глазах. И словах. А почему нет? Кто знает, повороты судьбы могут быть самыми неожиданными, позвал же он Ливию помочь Глебу, значит, знакомы давно.

— Может.

Но Глеб решил прекратить наш разговор:

— Катя, летим домой.

— Хорошо, спасибо вам.

Атон изобразил шутливый поклон, хотя взгляд стал тревожным, а Ливия ничего не смогла мне сказать, только чуть наклонила голову. Мы мгновенно оказались в вертолёте, практически сразу он взлетел, и голос Олега сказал:

— Самолёт готов.

— А зачем нам самолёт?

Глеб прижал меня к себе:

— Быстрее.

Меня спасло безразличное состояние, при нормальной психике такое сложно пережить. Глеб даже не стал просить меня закрыть глаза, видимо посчитал, что если я уже прыгала с вертолёта на борт корабля, то пересадку с вертолёта на самолёт в воздухе уже перенесу спокойно. Я, наверное, переборщила со своими заявлениями, что ничего не боюсь, и никто уже не обращает внимания, что страх высоты во мне всё-таки остался, особенно высоты птичьего полёта. Или самолётного. Глеб просто вышел из двери вертолёта и зашел в самолёт. Но я успела заметить, что вообще-то мы очень даже очень высоко и между вертолётом и самолётом тоже расстояние достаточное.

Когда он сел на диван, я спросила дрожащим голосом:

— А куда мы так торопимся?

— Домой.

Всю дорогу Глеб тревожно заглядывал мне в глаза и спрашивал, как я себя чувствую. Мои ответы всегда были одинаковыми, страх высоты прошёл, и опять я была спокойна, вернее безразлична ко всему:

— Хорошо.

Но когда прямо в воздухе открылась дверь самолёта, я глаза закрыла, вот уж с небесной высоты на лужайку перед домом я прыгать ещё побаиваюсь. Просто очень боюсь.

30

Меня ничего не радовало и не огорчало, каменное спокойствие и чёткие мысли. И видимо несвойственный мне взгляд, хотя я посмотрелась в зеркало и не увидела в себе ничего необычного. Взгляд сразу поразил Самуила, который ждал нас на ступеньках дома.

— Катенька, девочка моя, как всё прошло? Глеб, почему вы самолётом, Катя же боится высоты…

— Всё хорошо, Самуил, я ничего не заметила, глаза закрыла и даже приземление не почувствовала.

Я посмотрела на Самуила и улыбнулась ему, а он вдруг побледнел, как-то съёжился весь, быстро посмотрел на Глеба, а тот только вздохнул.

В столовой Виктор с Олафом тоже удивлённо посмотрели сначала на меня, потом на Глеба, но никто ничего не смог сказать, даже поздоровались как-то быстро.

Поев в полной тишине, я встала.

— Пойду спать, уже поздно.

— Ты не будешь плавать?

— Нет.

— А рыбкам привет не скажешь?

Оглянувшись на Олафа, я не поняла его вопроса, посмотрела на аквариум, решила, что они ещё по мне не успели соскучиться, но всё же сказала:

— Привет, рыбки.

Глеб смотрел на меня с каким-то ужасом в глазах, но потом опустил взгляд и сжал губы. Самуил только вздохнул и спросил меня:

— Катенька, ты сейчас отдохни, а завтра мы тебя посмотрим, ты согласна?

— Да.

Глеб хотел взять меня на руки, но я лишь покачала головой, и он просто шёл рядом со мной. Уже в комнате я спросила, снимая платье:

— Илья получил удар твоей энергии, которую отразила Ливия? А потом передал мне?

Глеб стоял у двери и грустно смотрел на меня, на мои вопросы лишь кивал головой. Он подошёл ко мне и, когда я легла в постель, спросил:

— Мне остаться с тобой?

— Если хочешь.

А сама повернулась на бок и сразу уснула.

Утром я проснулась рано, приняла душ и долго стояла перед зеркалом. Почему они вчера так на меня смотрели? Ничего во мне не изменилось, взгляд как взгляд, строгий, но не угрожающий. Но всё же надо уточнить.

В столовой был только Самуил и я сразу его спросила:

— Доброе утро, Самуил. Почему вы вчера так на меня смотрели? Что во мне такого странного?

Он помолчал несколько секунд, помешивая ложкой чай, вздохнул и почти прошептал:

— Катенька, это совсем не ты.

— Я такая же, как была всегда.

Но он покачал головой и задал неожиданный вопрос:

— Ты хочешь поплавать в бассейне?

— Нет.

Последовал следующий, такой же странный вопрос, тоже после кивка головой:

— Тебя не интересует, где Глеб?

— Если его нет, значит, у него дела.

Очередной кивок и очередной вопрос:

— А как себя чувствует Илья, тебе не интересно?

— Он уже должен восстановиться. С ним какие-то проблемы?

— Никаких проблем, он действительно восстановился. Катя… ты любишь Глеба?

— Люблю. Самуил, почему ты задаешь мне эти вопросы?

— Прежняя Катя сначала бы долго плавала в бассейне, сто раз спросила у всех, где Глеб, и ещё сто раз уточнила, как себя чувствует Илья, не нужно ли ему чего.

Виктор стоял рядом со мной и смотрел тем же странным взглядом. Потом сел передо мной на пол и добавил:

— А уж ночью Глеба от себя ни за что не отпустила.

— Почему?

Виктор схватился за голову и стал качаться всем корпусом, тонко простонал:

— Самуил, что делать? Ты доктор, одна надежда на тебя.

— Катя у нас сильная, у неё всё получится. А мы ей поможем.

Рядом с Виктором на пол опустился Олег и улыбнулся мне мягкой улыбкой.

— В чём вы собираетесь мне помогать?

— Вернуть себя.

— Мне не нужна помощь.

Олег с Виктором переглянулись, но ничего сказать не успели, в столовую стремительно вошёл Олаф и, даже не поздоровавшись, заявил:

— Катя, это энергия волков и Глеба, всё пройдёт, ты будешь прежней.

— Доброе утро, Олаф.

От моего голоса он вздрогнул, кивнул Олегу и Виктору, вздохнул и поздоровался:

— Доброе утро, Катя. Самуила я уже видел.

Я внимательно рассмотрела всех по очереди, и только Олег смог не опустить глаза под моим взглядом, продолжал улыбаться и ласково смотреть на меня.

— Значит, я изменилась, потому что не хочу плавать в бассейне?

— И это тоже.

— Хорошо. Начнём с бассейна.

Уже в дверях я обернулась и сказала Олафу:

— Рыбкам не нужен мой привет, они не слышат.

Столько цветов, зачем ещё и свечи, хотя музыка настраивает на приятные мысли. Я сидела на скамеечке и слушала нежность, которая серебрилась над цветным озером, в воду я пока так и не вошла. Интересно подумала — нежность, и почему-то потрогала свою руку, вспомнила акулу и своё волнение, вдруг моя кожа изменится. Кожа — это нежность. И эта нежность моей кожи очень нравится Глебу. Я решительно встала, теперь — вода.

Плавать оказалось приятно, цветы сами приплывали ко мне, касались лица и просились в руки, слегка щекотали своей листвой и лепестками. А аромат, витавший по всему бассейну, кружил голову и тревожил душу. Это свечи, на улице шёл дождь, и легкий сумрак подчеркивал яркость огоньков, окруживших всё пространство воды, они как бы обрамляли её, определяли границы. Всё-таки Олаф в чём-то прав, я странно думаю: с одной стороны приятная нега и ощущение романтической красоты, с другой — я мгновенно определила все возможные опасности нахождения в этом помещении. Опасности для меня как человека: я могу утонуть, упасть на скользком полу, порезаться о стекло, если его случайно сломаю. Как тогда? Внимательно рассмотрела стеклянную стену и вспомнила слова Андрея, что можно бить ракетой, значит, порезы о стекло исключаются. И розы без шипов, это первое, на что я обратила внимание в воде.

Из бассейна я шла очень медленно, останавливалась у каждого окна и долго стояла в задумчивости. Олаф прав, совершенно прав, энергия Глеба очень изменила меня, бассейн это сразу показал. Полное несоответствие мыслей. И ещё это безразличие ко всему. Надо воспользоваться моментом чёткого мышления Глеба и во всём разобраться.

В столовой все оставались в полном составе, только добавился Глеб. Я села за стол, поправила халат на груди и сцепила руки в замок на коленях, тоже не свойственная для меня поза, тело это показало напряжением мышц. Глеб хотел встать, но я подняла на него глаза, и он остался на диване.

Самуил осторожно спросил:

— Катенька, девочка моя, ты хочешь что-то нам сказать?

— Да. Вы правы, я стала другой. Глеб, я стала как ты? Или как волки?

Он встрепенулся, и глаза сразу потемнели, но голос был спокоен:

— Как я.

Олаф решил внести коррективы:

— Ты не можешь стать совсем как Глеб, только энергия.

Кивнув ему, я опять спросила у Глеба:

— Тебе какая я нужна, та, которая была, или которая сейчас?

— Ты мне нужна всякая.

— Всякая…

Я задумалась, что это значит, если я останусь такой, как сейчас, будет ли он так же меня любить? В том, что он меня любит, я не сомневалась совсем, но меня прежнюю, а такую, какой я стала? А вот и цель — выяснить, за что он меня полюбил, пойму это, и будет ясно, стоит ли мне меняться обратно. И вдруг мне до боли в груди захотелось под дождь, я даже вздохнула лихорадочно, Глеб сразу оказался рядом и внимательно посмотрел в глаза, неожиданно улыбнулся:

— Куда ты хочешь пойти?

— Пойдём в сад.

Глеб подхватил меня на руки, и мы сразу оказались в нашей беседке. Через несколько секунд проявился Олег и подал мне плед. Я несколько раз глубоко вдохнула сырой воздух и спросила Глеба:

— А наша шаль?

Олег сразу исчез и появился уже с шалью в руках. Глеб меня укутал в неё, и когда я подняла глаза, Олега уже не было. Мы долго молчали и просто слушали шум дождя. Он не был сильным, но и не тихо плакал, как бывает осенью, он весело резвился, иногда доставая меня тёплыми каплями. Всё небо заволокло тучами, но и они не были тяжёлыми и тёмными, а лишь закрывали солнце, чтобы оно отдохнуло, пока дождь наполнит землю жизнетворной влагой. Я вдыхала этот сладкий запах влажной земли, и, казалось, сама возрождалась вместе с ней, наполнялась энергией радостного летнего дождя.

Глеб обнимал меня и гладил по волосам, которые сразу стали кудрявиться во всех направлениях, тоже наполнившись этой счастливой влагой возрождения. Мне вспомнилась детская песенка, и я неожиданно для себя запела:

Вот оно какое, наше лето, лето яркой зеленью одето,

Лето жарким солнышком согрето, дышит лето ветерком.

На зелёной солнечной опушке прыгают зелёные лягушки,

И танцуют бабочки-подружки, расцветает всё кругом.

Мы в дороге с песенкой о лете, самой лучшей песенкой на свете,

Мы в лесу ежа, быть может, встретим, хорошо, что дождь прошёл.

Мы покрыты бронзовым загаром, ягоды в лесу горят пожаром,

Лето, лето жаркое недаром, лето — это хорошо.

При первых же звуках Глеб замер и даже не дышал, пока я пела. Пролялякав последний куплет, даже не отдышавшись, я сразу спросила:

— Скажи мне, почему… почему я тебе нужна прежняя? Что во мне… было такого?

— Я люблю тебя. Всё в тебе.

— Как это — всё?

Глеб прижал меня к себе и так поцеловал, что я поняла, как это всё во мне. Он обхватил меня губами и руками, всем собой. Во мне всё закипело, вулкан страсти даже испугал, я вздрогнула, но Глеб не отпустил меня, прижал сильнее, и я сдалась лаве страсти, ответила на его поцелуй. Мне понадобилось много времени, чтобы прийти в себя и отдышаться, а он продолжал целовать меня, мягко касаясь губами лица.

— Я люблю тебя, всю люблю… твоё прекрасное нежное тело, твою мягкость… твой голос, такой неповторимый голос… прекрасные зелёные глаза. Люблю твою вредность, твоё стремление всем помочь, сделать всех счастливыми. Твой исключительный ум, который всё видит и всё понимает.

Засмеялся тихим смехом, в котором отдельными нотками проявилась ирония.

— Я часто смотрел на тебя и пытался понять… где в этой прекрасной головке могут находиться такие неожиданные мысли.

Он помолчал, пытаясь накрутить кудряшку на палец, но видимо она совсем уже почувствовала свободу во влажном воздухе дождя и не поддавалась, потому что послышался лёгкий смешок.

— Ты вся такая, как твои волосы… неожиданная во всём… в поступках, словах и любви.

И после этих слов я смогла задать вопрос, который мучил меня всю дорогу от бассейна до столовой:

— Я сейчас чувствую такое одиночество, какое-то беспросветное совершенно, мрачное тяжёлое одиночество. Если ты меня любишь, откуда такое одиночество? Значит, я не смогла своей любовью это одиночество заполнить?

Глеб не удивился вопросу, прислонил мою голову к своей груди, потом резко пересадил на скамейку, а сам сел на пол передо мной. И поразительно, но в этот момент дождь усилился и где-то далеко прозвучал раскат грома, как в кино — природа усилила эффект моего вопроса, не хватает только яркой на всё небо вспышки молнии. Он смотрел на меня штормовой синевой своих невероятных глаз и неожиданно радостно улыбнулся.

— Ты получила мою энергию, которую я направил Ливии, и в ней была моя прошлая жизнь, жизнь до тебя. Те чувства, которые она подняла во мне своими словами.

— Великий Тёмный.

— Да.

Усмехнулся и опустил голову. Я попыталась погладить его по голове, но он не позволил, взял мою руку и долго смотрел на неё, потом поцеловал и поднял на меня свои глаза, яркие, синие невероятно.

— Ты помнишь наш первый день в Норвегии, в первый приезд?

— Да.

— Ты зашла в мой кабинет в тот момент, когда я…

Он резко вскочил и взял меня на руки, в его глазах проявилось всё буйство эмоций, заполнивших его от воспоминаний того дня. Цвет глаз менялся стремительно, в них проявилась сталь, холодная, даже ледяная, и глухая чернота, которая уходила побеждённая яркой синевой. Наконец, он взял себя в руки и медленно опустился на скамейку.

— Я тогда уже понимал, что не могу без тебя. Даже уезжая, я постоянно думал о тебе, чувствовал твоё сердце на любом расстоянии, и любил тебя страстно, не мог спокойно коснуться тебя, моё тело… И понимал, что всё безнадёжно. Надежда и безнадёжность разрывали меня до того дня.

И опять надолго замолчал, а я вдруг поняла, что и меня сейчас разрывают два противоположных ощущения: полное равнодушие и родившееся где-то в глубинах души чувство невероятного счастья, которое маленькими кусочками сбивает этот кокон равнодушного спокойствия. Наконец, Глеб продолжил:

— Я стоял у окна после разговора с Олафом и вспоминал события последних месяцев, пытался найти разумный выход, как-то соединить этот океан мрачной темноты и кусочек света, который ты привнесла своим появлением. Всё, что меня окружало в тот момент, напоминало обо мне — Великом Тёмном, жестоком командоре, бессердечном монстре… и вдруг вошла ты в халате и тапочках… невозможная райская птица в тёмном мире.

Его пальцы едва касались моего лица, задели губы, он наклонился и нежно поцеловал меня.

— И я понял, что вся моя империя существует только для того, чтобы ты могла спокойно ходить в халате и тапочках по дому. Даже если меня в этом доме не будет.

И кокон спокойствия рухнул, рассыпался на мелкие кусочки льда, которые тут же начали таять и выходить из меня тоненькими ручейками слёз. Я всхлипывала и хваталась руками за рубашку Глеба, мгновенно намочила её, а он прижимал меня к себе и только шептал:

— Я люблю тебя, красавица, люблю всякую… единственную… всего мира нет без тебя.

— Вся… ся… всякую?

— Даже такую грозную.

— По… че… чему гро..оз..ную?

И он расхохотался на весь дождливый сад, вторя далёким раскатам грома:

— Да ты себя не видела, генерал всех генералов.

Я сразу успокоилась, несколько раз вздохнула, шмыгнула носом и обиделась:

— Видела… строго, но не так уж и грозно.

Глеб опять засмеялся, достал тончайший платок из кармана рубашки и стал утирать мне слёзы. А я вдруг ожила, облегчённо вздохнула несколько раз, чтобы уже точно удостовериться, что всё, нет больше этого ужасного чувства невероятного спокойствия, не так — равнодушия и безнадёжного одиночества.

— Глеб, скажи, только правду, совсем правду… я… я вот такая странная, смешная такая… но сейчас же я была…

— Не ты, ты была — не ты.

— А вдруг бы я такой осталась насовсем? Навсегда?

Он усмехнулся, коснулся моего носа пальцем и весело заявил:

— У тебя так быть не может… ты как твои волосы, их невозможно заставить быть другими, они такие, какие есть. Я не боюсь высоты, а ты в самолёте боялась.

— Ты специально? Ты меня так пугал специально, да? Как ты мог!

— Мог. А ты бы не смогла. И с Ливией я бы не стал так разговаривать.

Я закрутила пуговицу на его рубашке, возмущение прошло сразу, как только я осознала, что он таким образом пытался сохранить во мне меня.

— А как ты поймёшь, если во мне они будут проявляться иногда… ну, эти все хищники…

— Я знаю, какая ты, смогу отличить. Хотя, ты и без них бываешь…

При этом так хитро на меня посмотрел, что я стукнула его кулачком по груди и грозно свела брови:

— Кем? Признавайся! Акулой?

— Не совсем… но не тихой кошечкой это точно.

Неожиданно вскочил со скамейки и вынес меня под дождь, закружил с громким криком:

— Любимая, ты самая прекрасная женщина в мире!

А я подняла руки и замахала ими навстречу дождю и грому с молниями, которые добрались и до нашего сада, но не пугали, а таким образом лишь высказывали свой восторг. Послышался голос Олега:

— Глеб, там Самуил волнуется, говорит, что энергия волков не спасёт Катю от простуды.

Мы почти сразу оказались в моей комнате, Глеб скинул с меня мокрую одежду, уложил в постель, мгновенно разделся сам и завернул в своё горячее тело. Тихо прошептал на ушко:

— Я тебя согрею.

Любовь спасёт всегда, она всё видит и всё понимает, чувствует всеми клеточками тела, разжигает тот священный огонь, который возрождает душу, замершую в куске льда или коконе безнадёжности. Этим огнём она разрывает все цепи, которыми была закованы душа и тело. Сложнее всего разорвать те, которыми мы сами себя заковываем разными страхами и ещё неизвестно чем, плотно поселившимся в наших душах. Глеб целовал меня, всё моё тело и говорил о своей любви, которая спасла его в темноте и ужасе, царившим в душе. Его горячие руки ласкали меня и тоже говорили своим языком, как им без меня плохо и живут они только тогда, когда касаются меня. А моё тело вторило им и признавалось, что оно живет только тогда, когда чувствует их, принимает их огонь.

Но видимо что-то от Глеба во мне ещё оставалось: я спокойно задала ему вопрос, который возник тогда, на кушетке в саду Атона:

— Что вас связывает с Ливией?

Глеб сразу спрятал глаза, удобнее устроил меня на себе, обнял, но я встряхнула головой и не позволила ему прижать её к своей груди. Ему ничего не оставалось делать, как вздохнуть глубоко, так, что меня пришлось удерживать обеими руками, и начать рассказывать:

— Катя, я действительно… серобуромалиновый. Так получилось, что я вхожу в так называемый Круг, куда входят представители… разных народов. Тёмные, леканы, аму, некоторые ведьмы и колдуны, ну, и всякие другие. Туда входили и Хранители.

Я вспомнила, как Ливия говорила, что Глеб что-то совершил против них, и это они ему не простили. Поэтому кивнула, мол понятно — рассердил и рассердил, меня Ливия интересует. Он улыбнулся облегчённо, явно не хотел рассказывать о своих предыдущих разборках с Хранителями, и продолжил:

— Это как Совет, где решались вопросы, связанные со спорами, которые можно решить.

— Как это?

— Невозможно вмешаться в войну, которая длится столетиями.

— Как у вас с леканами?

— Да.

— Но ты вмешался?

— Вмешался.

— И теперь вы не враги?

— Не враги. Наши народы стараются мирно существовать в состоянии военного нейтралитета.

— И этот нейтралитет обеспечиваешь ты?

— Не только, есть и другие, Атон в том числе.

— Но ты единственный Тёмный, у кого есть место в его стае?

— Да.

— И у аму?

— Да.

— То есть ты всё время ещё и ими занимался?

— Да.

Муж смотрел на меня спокойным взглядом уверенности, что всё это не должно меня волновать, работа есть работа, и нет в ней ничего интересного. Права Ливия, он действительно такой — всё у него просчитано всегда и везде.

— Значит, ты всех ведьм знаешь?

— Нет, всех не знаю. С Ливией мы познакомились давно, ей уже много лет, она значительно старше тебя.

Не зря о возрасте уточнил, помнит всё, что она говорила, специально бальзам на душу пролил. Ничего не оставляем без ответного удара.

— И почему вы стали врагами, из-за меня?

— Нет. Не только.

Всё-таки он опустил мою голову себе на грудь, погладил по волосам, только потом сказал:

— Она считала, что мутанты вредят чистоте крови народа.

— Как это? То есть… их надо….

— Уничтожать. Оставлять только с наивысшим процентом чистой крови у каждого народа.

Теперь понятны и эти слова, что Глеб всех спасает, и мутантов и леканов. И леканов?

— Почему о леканах она так сказала, что ты их тоже спасаешь? Она Атона имела в виду?

Глеб опять тяжело вздохнул, ну никуда от моего любопытства не деться. Хотя, пусть уж будет моё любопытство, чем полное равнодушие.

— Когда я договорился со стаей Атона, меня обвинили в предательстве, а его стаю решили уничтожить.

— Не получилось?

— Как видишь.

— Ты рядом с ними отбивался от ваших?

— Катя, это совсем неинтересно, давно было. Теперь их никто уже не думает даже тронуть… бывают недопонимания, но это обычное дело между хищниками.

— А Хранители поддерживали Ливию?

— Они никого не поддерживали, просто присутствовали.

И чтобы не рассказывать о своём происшествии с Хранителями, после которого они перестали ходить на Круг, Глеб сразу продолжил:

— Ливия предлагала мне… но я не согласился.

Я даже не стала поднимать голову, чему удивляться, вся информация мне примерно так и выдаётся: что-то где-то как-то. Главное — что не согласился. Правильно я о ней подумала, он для неё был идолом, сильный во всех отношениях лидер, да ещё и красавец, конечно, она должна была ему предложить стать каким-нибудь королём, не знаю, как у них это называется. А он отказался, да ещё и продолжал спасать мутантов. И если бы я не появилась, то всех мутантов в его кланах просто убили, да и леканы в стае Атона вряд ли выжили. Я подумала об этом совершенно спокойно, без лихорадочного возбуждения: таков закон в этом мире, выживает сильнейший, а слабый выживает, если есть этот сильнейший, который захочет его защитить. И я выжила именно потому, что такой захотел мне сохранить жизнь.

— А ещё ты кто?

— Твой муж.

Всё, если я и что узнаю когда-нибудь, то совершенно случайно, как с Атоном и Ливией, уже увидела, деваться некуда, пришлось рассказать. А уж чем он там на самом деле занимается в своих отлучках знать мне не положено, может ещё в каком королевском Совете заседает, или кого изничтожает. Ага, ещё один вопрос возник.

— А Великий Зверь… кто такой?

Этот вопрос совсем не понравился Глебу, пожалуй, он жестоко вспомнит всё Ливии, несмотря на то, что она помогла ему передать мне энергию. Но опять некуда деваться, и он мрачно ответил:

— Генетическая мутация, созданная людьми.

— Людьми?

— Да. Они попытались скрестить нас с аму. И получился Великий Зверь.

— То есть медведь-оборотень с вирусом?

Глеб только кивнул и спрятал глаза. Это же надо было иметь такую больную фантазию — создать неубиваемого монстра невероятной силы и возможностей. Небось Годзилла какой-нибудь получился, людская глупость не имеет пределов. Я вжалась в тело Глеба и даже не смогла ничего больше сказать. Люди, слабые физически и явно умственно, решили создать чудовище собственными руками, и почему-то надеялись, что они смогут им управлять. И, конечно же, они создавали его с намерением убивать себе подобных, тоже мирового господства захотели. Или просто проводили научный эксперимент, совершенно не задумываясь о последствиях. И если бы его Глеб не убил, кто знает, может уже все люди давно превратились в пищу для монстра. Заодно и все остальные народы, невидимые людскому миру. А ещё говорят, что сверхчеловеки монстры, да по сравнению с людьми они действительно котята.

— Я его убил. А потом уничтожил институт, который этим занимался. Сейчас Андрей отслеживает работу в подобных научных лабораториях.

— Ты смог его один…

— Да.

— Ливия права, ты такой единственный. А я твоя волшебная палочка.

Ему не понравилось, что я повторила слова Ливии, и он мрачно насупился.

— Глеб, я действительно твоя волшебная палочка, которая своё волшебство смогла проявить только в твоих руках, самых любимых руках. Разве то, что с нами произошло не волшебство? Сама любовь — волшебство. Всё написано в пророчестве.

Зря я напомнила о пророчестве, и так недовольное выражение сменилось маской с тёмными глазами и поджатыми в ниточку губами. Я попыталась встать, но Глеб только сильнее обхватил меня руками. Надо как-то отвлечь его от мрачных мыслей, но ничего не придумывалось, и я вздохнула.

— Я люблю тебя не как волшебную палочку… просто люблю.

— Я верю тебе.

Немного повозившись в его руках, я всё-таки освободила голову и запела песню, которая почему-то вспомнилась и требовала выхода. Правильно, пора напомнить ему, что я не ласковая кошечка.

Черноглазая казачка подковала мне коня.

Серебро с меня спросила, труд недорого ценя.

Как зовут тебя молодка, а молодка говорит:

Имя ты мое услышишь из-под топота копыт,

Имя ты мое услышишь из-под топота копыт.

Я по улице поехал, по тропинке поскакал,

По дороге, между бурых, между серых, между скал,

Даша, Зина, Маша, Нина, все как будто не она

Катя, Катя, высекают мне подковы скакуна,

Катя, Катя, высекают мне подковы скакуна.

С той поры хоть шагом еду, хоть галопом поскачу

Катя, Катя, Катерина неотвязно я шепчу,

Что за бестолочь такая у меня ж другая есть,

Но уж Катю словно песню из груди брат не известь,

Но уж Катю словно песню из груди брат не известь!

Как зовут тебя молодка, а молодка говорит:

Имя ты мое услышишь из-под топота копыт,

Имя ты мое услышишь из-под топота копыт!

Последние строчки песни я практически выкрикивала, усевшись на Глеба и размахивая руками. Он пытался удержать меня на себе и придерживал за талию. Выдав всё, я рухнула на него и прошептала:

— Теперь уже не сможешь от меня сбежать, всюду будешь слышать моё имя, вот! Только попробуй завести себе другую.

Глеб растерянно посмотрел на меня и высоко поднял брови:

— У меня нет другой. И я слышу твоё сердце.

Я расхохоталась и постучала пальчиком ему по прекрасному лбу:

— И даже не думай заводить другую, а то как Виктор организуешь себе гарем… вот он проговорился о своей мечте, я расскажу Нелли, и она ему задаст, мало не покажется!

Наконец, он улыбнулся и чмокнул меня в нос:

— Жена, у меня никакой женщины кроме тебя нет, и никогда не будет. Тебе надо поесть, уже время ужина.

Ага, ушёл от разговора, сразу кормить, опять лучше меня знает, хочу я есть или нет. Но я сначала затребовала бассейн, куда и пошла, отправив Глеба заниматься своими мужскими делами, так и заявила:

— Пока я буду плавать и ужинать, ты свои дела переделай, ну, хотя бы часть, а потом пойдём гулять, я хочу на природу. Пикник.

Глеб только радостно вздохнул и засмеялся, ну, наконец, я прежняя, его настоящая жена, генерал в доме всё-таки должен быть один.

Я плавала долго, собирала розы в букет, раскидывалась ими по всему бассейну, пела разные песни, иногда только одним куплетом, сколько могла вспомнить. Даже пыталась нырнуть на дно, но поняла, что одной скучно, всё же с Глебом нырять интереснее. А потом просто легла на спину и запела молитву, которую отправляла им на войну. Правильно, последнее испытание для всех. Это не война, но испытание, равное ей, последний шаг в создании нового мира. Подумала и чуть не утонула от этой мысли, вот это да, ещё немного и уверюсь полностью, что я богиня. Пора выплывать.

По дороге в столовую я осознала, что таких последних испытаний будет ещё много, они будут возникать и возникать перед нами, а мы будем их преодолевать все вместе, уже вместе, я буду лишь маленьким музыкальным инструментом большого оркестра. А дирижёром будет закон, не так, это композитор закон, а дирижёрами будут Глеб и Амир, и ещё кто-нибудь, кто проявится в ходе исполнения симфонии нового мира. Они будут меняться по мере необходимости, ведь они каждый по-своему лучше, чем кто-либо другой знает, как правильно исполнять определённую арию или часть симфонии.

— А ты будешь первой скрипкой.

Олег стоял у двери и улыбался, хотя глаза темнели с ужасающей скоростью. Я взяла его за руку и повела в столовую, не обращая никакого внимания на его мрачный взгляд.

— Я буду маленькой дудочкой, такой маленькой-маленькой свистулькой.

— Катя, слава Глебу, ты опять прежняя, наша всеми любимая королева, а то как вчера посмотрела на меня, я так к дивану и приклеился, даже Глеб на нас так не смотрел. Ну, может только когда я… в общем было.

Виктор ослепительно улыбался, покуривая свою гигантскую сигару на диване. Я грозно свела брови, но не выдержала и рассмеялась:

— Ага, испугались, а то никто меня не слушается, говорят, что королева, а сами только и смеются надо мной. Сейчас поем и изреку приказ.

— Катенька, девочка моя, как ты прекрасно выглядишь, покушай и сразу ко мне, надо тебя обследовать…

— Завтра, Самуил, завтра точно, сегодня совсем некогда.

— Некогда? Я тебя не понимаю, что ты опять придумала?

— Самуил, понимаешь, Катя искупалась в бассейне, голову намочила и опять на подвиги потянуло. Да ещё и под дождь попала.

— Не подвиги! Мы с Глебом идём, едем на пикник!

31

Олег переглянулся с Виктором, и они оба исчезли. Самуил только удивлённо на меня посмотрел и повторил:

— Катенька, девочка моя, какой пикник?

— Я хочу гулять, понимаешь — гулять, смотреть на звёзды, купаться в море, ты купался когда-нибудь ночью в море?

— Ночью? Ты собираешься купаться в море?

— Да! Самуил, с Глебом! И думаю, эти два рыцаря тоже будут где-то рядом, они уже пошли к Глебу выяснить пути движения на пикник. Хочешь с нами?

— Катенька, ты попала под дождь, ты столько энергии получила, неизвестно…

— Известно, Самуил, всё известно. Ты мне лучше скажи, когда Амиру мою кровь будем переливать?

Самуил страшно побледнел, даже губы побелели, я подошла к нему и обняла:

— Всё будет хорошо, всё получится, ты не переживай.

— Ты уже всё решила?

В дверях стояли три фигуры и мрачно смотрели на меня, Глеб так вообще как-то скривил губы. Ага, королева, единственная и неповторимая, я может опять погорячилась так быстро возвращаться в свою прошлую себя, надо было этот вопрос обсудить вчера, пока я была генералом. Зря вчера я об этом даже не вспомнила, только и думала о любви.

Глеб подошёл ко мне и посмотрел с высоты строгим взглядом:

— Катя, мы пока не знаем каково воздействие на тебя энергии волков и моей.

— Ну, с твоей всё понятно, а энергия волков во мне уже тоже переварилась.

— Почему с моей всё понятно?

— В бассейне купаюсь и песни пою.

Виктор хмыкнул, но комментировать остерёгся, видимо вспомнил мой вчерашний взгляд, даже глаза отвёл. А Олег вообще смотреть на меня не стал, молча сел на диван и голову опустил. Глеб головой покачал и тоже сел на диван. А Самуил неожиданно встал и убрал мои руки с плеч, тяжело вздохнул и обратился к Глебу:

— Глеб, я, конечно, понимаю всю опасность… но может быть Катя и права, пока она сильна твоей энергией, Олаф сказал, что она и сейчас берёт у тебя ….

— Да, Глеб, она берет у тебя энергию.

Олаф сразу подошёл ко мне, кивнул и позвал:

— Илья.

В столовую вошли Илья и Вито. Глеб не удивился, и я поняла, что он в курсе появления боевика Амира. Они вытянулись в струнку у стола, и Илья отчитался:

— Жена командора получает энергию у командора и волков.

— Вот видишь, Глеб, я её постоянно получаю, значит, именно сейчас и нужно перелить Амиру…

— Амир отказался.

— Отказался?

Я взглянула на Вито, но он смотрел на Глеба, и я тоже перевела глаза на него. Командор сидел на диване, но явно был не здесь, он кого-то слушал, остальные тоже, судя по замершим позам. Наконец, он поднял на меня тёмный взгляд:

— Катя, к тебе пришёл аму.

— Медведь?

— Да.

— Сам?

— С Атоном.

Вито обернулся и как будто только увидел, внимательно посмотрел на меня, какая-то мысль пронеслась в его глазах, но он опустил веки и спрятал её. Глеб тоже опустил глаза и неожиданно позвал:

— Амир.

Значит и Амир где-то рядом, раз Глеб его приглашает. Я чинно села за стол и сложила руки как учительница, почему-то волновалась перед встречей с Амиром, медведь меня совсем не пугал. Я точно знала, что Глеб с ним бороться не будет, знала и всё.

Амир появился почти сразу, у порога встал на колено и глухим голосом поздоровался:

— Приветствую тебя, жена командора.

Куда делись Илья с Вито, я так и не поняла, их просто не стало.

— Здравствуй, Амир, рада тебя видеть.

Оказалось, что Глеб уже стоит рядом со мной, он положил мне руку на плечо и сказал тоном командора:

— Амир, Самуил тебе передаст кровь Катерины. Ты её примешь в тот момент, когда аму будет передавать ей свою энергию. Самуил.

Я облегчённо вздохнула, вовремя появился Атон с медведем, ситуация решилась даже лучше, чем я предполагала. Самуил подошёл ко мне, погладил по плечу, и мы с ним пошли в лабораторию. Амир так ничего и не сказал, просто отошёл в сторону, пропуская нас, даже не посмотрел на меня, стоял, опустив глаза.

Самуил взял у меня совсем небольшой пакетик крови, и я возмутилась:

— Самуил, а вдруг не хватит, возьми больше.

— Катя, я знаю, сколько нужно, мы ещё добавим той, которая у меня есть. Твоя первая…

Он вдруг замолчал и тяжело опустился на стул рядом с моей кушеткой. Я погладила его по руке и постаралась успокоить:

— Всё будет хорошо, Глеб всё продумал. Видишь, даже медведь ко мне пришёл, у меня и так много энергии, а ещё и медведя, представляешь, рычать начну.

Самуил взял мою руку двумя ладонями и заговорил потухшим голосом:

— Катенька, девочка моя, ты во всём права… ты всегда права, как Глеб, вы такие оба невероятные. Я верю тебе, но умоляю, прошу на коленях…

И вдруг стал опускаться на пол, я сразу вскочила и схватила его за плечи, пытаясь остановить, испуганно закричала:

— Самуил, ты что, не смей!

Ниоткуда появился Олег, мгновенно понял, что собирался сделать Самуил и приподнял его, сказал жёстким тоном:

— Возьми себя в руки, мы потом с ней разберемся, а сейчас тебя ждёт Амир.

Но на меня не смотрел, поставил Самуила на ноги, даже встряхнул за плечи:

— Самуил, приготовь всё, Амир уже на месте.

— Олег, а…

Он посмотрел на меня совершенно прозрачными глазами с чёткой точкой зрачка:

— Нам нужно будет удержать Амира, поэтому подвигов не совершай.

Я в ужасе зажала рот ладошкой, опять я забыла, что с ними происходит в этот момент и теперь они будут вынуждены удерживать Амира, который и так силён, а будет в десять раз сильнее. Олег покачал головой, понял, что напугал меня, но пока ещё не решил, хорошо это или плохо, всё же попытался успокоить:

— Ты за нас не переживай, Амир сам будет держаться. Да и команда его здесь, до тебя он не доберётся.

— А вы?!

Олег ничего не ответил, подхватил меня на руки, и мы оказались в беседке. Глеб меня уже ждал, Олег передал меня ему на руки и исчез. Я сразу схватилась за ворот рубашки Глеба и зашептала:

— Они смогут, правда, с ними ничего не случится…

— Не случится.

— Катенька, о ком ты опять переживаешь?

Атон стоял рядом с беседкой руки в боки и улыбался во всю свою… волчью пасть. Он действительно похож на волка, чем-то совершенно неуловимым, может быть, мне теперь так кажется, потому что я знаю его настоящую сущность. Рядом с ним возвышался настоящий гигант, выше его на голову, значительно шире в плечах, как-то грузнее всем телом. Медведь.

Откуда я знаю, что он русский? Потому что в наших сказках медведь всегда помогает человеку? Ну да, особенно в истории про девочку Машу с пирожками.

— Приветствую тебя, Катерина.

— Здравствуй. Ты русский?

— Да. Михаил.

Ну, конечно, он же медведь Миша. Я попыталась изобразить улыбку, но мысль о том, как там Олег с Виктором скривила её, и я опустила глаза. Глеб уточнил ситуацию:

— Михаил, в тот момент, когда ты будешь передавать моей жене энергию, Амир получит её кровь.

Атон даже руки опустил, глаза стали совершенно прозрачными, как у Олега, а Михаил длинно вздохнул и покачал головой. Глеб спросил:

— Ты согласен?

— Да.

Ни тени сомнения в глазах, даже улыбка проявилась. Я лихорадочно вздохнула и смогла его рассмотреть, до этого я даже не очень видела его, только гигантские размеры. Светлые волосы русича и яркие голубые глаза, интересно, а почему голубые, ведь у медведя должны быть карие глаза. И нос картошкой, как в мультфильмах о русских дурачках, которые всех побеждают. Пока я в нём медведя не увидела, хотя Атон и сказал, что в них медведя больше, чем человека. И я смогла ему улыбнуться, он сразу ответил мне яркой улыбкой.

— Катюша, у нас всё получится.

Муж чуть пожал мне плечо, но уже хорошо, что ничего не изрёк. Рядом с беседкой проявился Илья и отчитался:

— Всё готово.

Глеб поднялся и перенёс меня на какую-то площадку с бетонным полом и высокой решетчатой оградой, никогда даже представить не могла, что такая есть в нашем саду. И что теперь? Атон подошёл к нам и что-то долго говорил Глебу, который молча его слушал, но никак не показывал своего отношения к его словам, только прижимал меня к себе. А Миша встал передо мной и тоже слушал Атона, и тоже никак не высказал своего мнения. Ну да, ну да, они же не человеческие мужчины, которые всё возлагают на женские плечи и каждый раз только говорят — делай как захочешь, дорогая. Они сейчас посоветуются между собой, подумают, как меня оградить от всего, даже если потом их всех по частям собирать будут.

Но никакой битвы, к счастью, не было, Глеб вдруг позвал Лею, и что-то они обсудили вместе, иногда поглядывая на меня. А я только гладила ладошкой рубашку Глеба и думала о том, что вот придумала, а делают опять они. Наконец, Лея подошла ко мне и сказала:

— Катя, мы передадим энергию медведя через меня.

Я кивнула, она сильная, и вдруг меня обдало холодом — ей нельзя, ни в коем случае нельзя!

— Глеб, Лее нельзя! Совсем нельзя! Ей же…

Он удивлённо на меня посмотрел, а я успела прикрыть рот ладонью, чтобы не проговориться, только умоляюще смотрела на него, в надежде, что он меня поймёт, вспомнит наш разговор в сейфе. И Глеб понял, огорчённо покачал головой и приказал:

— Лея, свободна.

Она даже не смогла сразу исчезнуть от удивления, а я замахала рукой — уходи, тебе здесь не место. Лея растерянно посмотрела на нас и исчезла. Атон с Мишей только переглянулись, но не стали уточнять, почему командор вдруг передумал после моих слов. Но в задумчивости командор оставался недолго, властным голосом позвал:

— Вито.

А это уже интересно, значит, доверяет ему, раз позвал в такой ситуации. Хотя и звать особо некого, Илья явно с Амиром. Вито понял после первых же слов командора, кивнул головой:

— Я готов.

Глеб посадил меня на скамейку и поцеловал руки:

— Катя, я люблю тебя, я рядом.

— Я люблю тебя.

Атон и Миша обернулись оба сразу и передо мной встали огромный волк и гигантский медведь. Я не успела ничего понять, только заметила спину Вито перед собой, а потом последовал сильный удар, и я потеряла сознание.

Пожалуй, остался только кит, но он не хищник, а просто большая рыба. Значит, динозавр какой-нибудь. Вся компания дружно резвилась надо мной, а Глеб только улыбался.

— Катя, ты у нас теперь не просто героиня, а в кубе, нет… Олег, скажи, в чём она теперь?

— Нет такого количества знаков в математике, чтобы определить все подвиги Кати.

— Надо сделать открытие в точных науках, Самуил, ты у нас гений в медицине, будешь в математике. Я в ней не силён, остался только ты.

— Нет-нет, у нас в математике Андрей понимает, ему придётся открытия делать. Я в медицине.

Мне было разрешено только улыбаться и кивать головой. Без сознания я была совсем недолго, но компания на всякий случай волновалась и запретила всё, заодно и говорить. Чтобы не пыталась задавать вопросы, как только я пришла в себя, Глеб сразу выдал всю информацию одной фразой:

— Всё получилось, Амир улетел.

На моё возмущенное стенание он только приложил палец к моим губам и приказал:

— Молчи, прошло совсем немного времени, тебе нужно полежать и помолчать.

Подумал, вздохнул и позвал всех, показать, что все живы и здоровы, вот они и резвятся надо мной дружной компанией. Пикник отменился, но я только облегчённо вздыхала и пыталась улыбаться. Вот и произошло, всё получилось, и теперь Амир может заняться своим народом, ну да, а ещё найти свою женщину, бороться с собой и какими-нибудь внешними факторами. И Глебу спокойнее, что всё, наконец, уже прошло и я жива, не лежу булкой в тесте от отсутствия энергии, и ему не нужно опять меня спасать. Прав Самуил, энергия хищников самая сильная. Особенно оборотней и абсолютные которые.

Виктор всё приставал к Андрею с требованием стать гением математики, тот только улыбался, иногда посматривая на меня. Лишь Олег неотрывно смотрел на меня и почти не участвовал в обсуждении моего очередного подвига. Я вопросительно подняла брови, и он неожиданно встал, что-то сказал Глебу и исчез. Пальцы Глеба сразу напряглись, но не стали мраморными, он мне улыбнулся, едва коснулся губами моей руки:

— Я скоро вернусь.

И тоже исчез, Олег его позвал поговорить, что-то такое сказать, что я не должна знать. Виктор с Андреем тоже стали серьёзными, но Глеб им ничего не приказал, и они лишь задумчиво посмотрели ему вслед. Естественно, я тут же нарушила запрет говорить и затребовала:

— Расскажите мне…

— Катя, так всё произошло очень просто и быстро. Амир лишь немного поволновался, совсем чуть-чуть, мы его успокоили, сказали: с Катей всё в порядке, он домой и уехал.

Даже Андрей уже научился честно смотреть мне в глаза и кивать головой, мол так и было. Только Самуил, он всё-таки человек и нервы у него не из титановой проволоки, сразу голову опустил и глаза спрятал.

Виктор ослепительно улыбнулся и обратился к Андрею:

— Так ведь было? Спокойно, никто от его волнения не пострадал. Он, Амир, вообще отказывался, говорил: я и так проживу, а мы ему сразу и объяснили — бери, пока дают. А то могут и добавить.

Только я собралась спросить, что они хотели добавить Амиру, и почему Виктор так значительно это сказал, как Самуил, уже пришедший в себя, пояснил:

— Катенька, Виктор прав, Амир сам держался… он знал, что ты совсем рядом. Мы ему объяснили, что только сейчас в момент передачи энергии медведя в тебе больше всего сил, да и сила Глеба и волков…

Вдруг замолчал, и Виктор сразу заговорил своим весёлым ироничным голосом мужчины, который говорит о другом мужчине — не враге, но не совсем приличном соседе:

— Мы ему и так говорили и сяк, а он всё отказывался, пока Андрей уже откровенно не заявил ему, что сама жена командора так приказала.

Я посмотрела на Андрея и заметила жёсткую усмешку, которую совсем не ожидала увидеть именно на его лице. Возмужал мальчик. Он поднял на меня глаза и таким же жёстким тоном пояснил:

— Катя, я ему напомнил твои слова. Процитировал. А потом объяснил, что своим отказом он тебя не спасёт.

— Да, Катенька, Глеб правильно рассчитал: его энергия, волков и медведя, всё вместе и спасло тебя.

— Глеб в этот момент тоже…

— Да. Они тебе всё ещё передают энергию.

— Все-все?

— Только всякая мелочь вроде тигров и львов вместе с акулой отпала от общего процесса. Да и твой крокодил тоже слабоват оказался.

Виктор ехидно взглянул на Андрея и тот кивнул — слабоват. Я сразу забеспокоилась:

— А Атон? Он ведь…

— Да что ему сделается, волк он и есть волк, а медведь так вообще совсем зверь. Ты не вздумай перекрыть поток, не смей их жалеть, они лишнего не отдадут, не переживай.

И опять в нём проскользнуло какое-то внутреннее неприятие, он не Глеб, волков не любит, терпит, конечно, но только терпит. Поэтому кресло одно и у волков, и у медведей, только для Глеба, они как хищники чувствуют настоящее отношение, они друг друга обмануть не могут, не люди. И у Олега тоже явно небратские отношения с ними, хотя и казался самым спокойным всегда, к волкам он с нами не пошёл, снаружи ждал. А Илью они явно приняли, спокойно на него смотрели, значит, уже знакомы. Получается, что Олег с Виктором имеют свой опыт общения с ними, и явно недружеский, а Илья уже попал в состояние военного нейтралитета и жёсткой необходимости сопровождать Глеба. Как тогда Глеб сказал — вопросы, которые невозможно решить. Он вмешался и решил, а теперь и я вмешалась.

— Я не буду перекрывать поток. Мне нужно много сил.

Виктор поднял брови до невероятной высоты, хмыкнул, даже головой покачал, но потом внимательно на меня посмотрел и спросил:

— Готовишься?

— Да.

В лабораторию вошли Олег и Глеб, оба очень напряжённые. Глеб сразу подошёл ко мне и спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Мы сейчас с Олегом уедем, пикник придётся отложить. Ты отдыхай, а завтра я уже вернусь.

— Что-то случилось?

— Нет, всё хорошо, Андрей и Виктор в доме. Самуил, ты мне нужен.

А сам подхватил меня на руки и отнёс в спальню, уложил на постель, нежно поцеловал:

— С тобой всю ночь будет Лея.

— Глеб, скажи…

— Ничего страшного, нам с Олегом нужно кое с кем поговорить.

Нежно улыбнулся:

— Я буду скучать.

Ещё раз коснулся моих губ и исчез. Я долго стояла у окна, смотрела на беседку и озеро, темнота постепенно скрывала их, и скоро остались видны только блики на воде от света полной луны. Леи всё не было, и я поняла, что они всё ещё разговаривают. Олег что-то придумал, что-то такое, в чём Лея тоже будет участвовать. Но Глеб помнит о разговоре в сейфе, и уже не будет поручать Лее ничего, что может как-то повлиять на неё, ей нужно беречь себя. И улыбнулась от этой мысли, скоро детские голоса будут радовать их, невозможное счастье, невозможное для них прежних. Для них для всех счастье, для Виктора и Олега, Андрюши и Аарона. Вот откуда такая жёсткая складка на губах Андрюши, он для этого ещё не родившегося ребенка уже защитник, для него и Леи, своей единственной на все времена. А Глеб сейчас что-то будет делать, чтобы всех нас защитить: отцов, жён, детей и меня. Один на всех.

Но вместо Леи пришёл Виктор и весело сообщил, что Лею Глеб забрал с собой и теперь он будет моей личной охраной. Но что-то было в его голосе странное, да и взгляд слишком пронзительным, шутка не получалась. И я сразу затребовала:

— Виктор признавайся, что случилось? Глеб не может просто так передумать, что с Леей?

— Катя…

— Говори.

Виктор совсем меня испугал, вдруг сполз по стене на пол и схватился за голову. Я сразу подбежала к нему и стала трясти за плечи:

— Немедленно говори, что случилось!

— Они всех с собой увезут, Нелли, Арни и Нору тоже.

— Куда?!

Он только покачал головой, но я продолжила его трясти, и он тихо сказал:

— Катя… Лея… у неё …она уже… я не знаю слова…

— Она беременна? Ребёнок?!

— Ребёнок.

Я рухнула рядом с ним, и моё падение вывело Виктора из его шокового состояния. Он вскочил, взял меня на руки и уложил на постель. Сознание я не потеряла и сразу попыталась встать, но он не позволил:

— Лежи.

— Виктор, подожди, а как это выяснилось? Самуил!

— Да. Глеб приказал осмотреть Лею перед их отъездом и… выяснилось.

— А зачем её осматривать?

— Ты волновалась за неё. Ну, он так сказал. Почему?

— Они хотели энергию медведя и волка через неё мне передать, а ей же нельзя, ей надо себя беречь… я… я, наверное, уже что-то тогда….

— Катя, скажи, а о Нелли ты пока ничего не чувствуешь? Ты же её увидела…

— Нет, Виктор, я ничего вообще не чувствую.

Вдруг он начал меня хватать за руки, побелел весь, закричал:

— Андрей!

— Зачем ты меня хватаешь… да всё у меня хорошо…

Ниоткуда появился Андрей, и они уже вдвоём начали накачивать меня энергией, не давая слово сказать, Виктор просто закрыл мне рот ладонью.

— Молчи и не двигайся!

Энергия неслась огненным потоком по моим венам, сопротивляться было совершенно бесполезно, Виктор придавил мою голову так, что я не то, чтобы двинуться, дышала с трудом. Андрей тоже побледнел и позвал:

— Вито!

А этот, что, не уехал с Амиром? Зачем он остался? А затем — меня спасать. Глеб опять всё рассчитал, эти женатые теперь могут быть заняты своими жёнами, нужен второй эшелон защиты. А Вито уже можно доверять после последних событий, Илья явно тоже занят спасением девочек.

Вито проявился почти сразу и положил мне ладонь на лоб, спокойным голосом доложил:

— Жена командора, ты теряешь много энергии, я помогу тебе. Виктор, отпустите её, я всё сделаю. Восстановитесь, и дополните позже.

Как только Виктор убрал свою ладонь, я сразу просипела:

— Только не останавливайте поток, ребёнок должен родиться.

— Четыре потока.

— Что?!

— Жена командора отдает четыре разных потока энергии. Андрей, аппарат.

Вито был спокоен, в отличие от молодых будущих папаш. Так как я не потеряла сознание и чувствовала лишь слабость, то с удовольствием наблюдала за их шоковым состоянием. Лишь требование Вито вывело их из состояния скульптур в наклонной позе перед моей постелью. Андрей смог разогнуться, потряс головой и исчез. Вито посмотрел на Виктора и тот тоже исчез.

— Катя, сейчас будет немного больно.

Вито улыбнулся мне, взял за обе руки, и меня размазало по постели от удара энергией. Но и в этот момент сознание я не потеряла, мгновением меня прожгла боль, но она сразу исчезла, и я почувствовала себя очень спокойно, никакого буйства, просто тепло рукам. Вито внимательно посмотрел мне в глаза, контролировал состояние, кивнул и успокоил:

— Теперь уже ничего не будет происходить, ты просто принимай энергию.

В комнате появился Андрей с космическим шлемом в руках, украшенным блестящими камешками. Неужели опять драгоценности, но они же… додумать я не успела, Андрей передал шлем Вито, тот сразу надел его на меня одной рукой, а сам открыл гардеробную и достал халат, расшитый бриллиантами. На мой ужас в глазах сразу объяснил:

— Катя, не переживай, камни не остановят поток, они лишь не позволят тебе отдать всё, всю твою энергию.

Появился Виктор и встал рядом со мной, спокойный и уверенный, шок явно прошёл, и он готов бороться. Я умоляюще посмотрела на него и попросила:

— Надо всё для них сделать, Виктор, они должны родиться.

— Родятся.

И ни тени сомнения в глазах, пронзительный взгляд и плотно сжатые губы. Переведя взгляд на Андрея, я увидела такое же решительное лицо. Воины, которые уже готовы к битве.

Они надели на меня халат, причем Вито отпускал мои ладони по очереди, при этом помогая меня в это халат завернуть. И я развеселилась, ну разве я могла представить, сидя в полном одиночестве в своей маленькой квартирке такую сцену: трое мужиков надевают на меня халат, который поднять невозможно от количества драгоценностей.

А ведь они опять всё успели продумать и подготовить. Андрей создал этот космический шлем, назначение которого я даже не пытаюсь понять. Глеб всё и вся проверяет, каждый шаг, и у него уже продуманы все возможные варианты развития событий, даже Вито оставил в своём доме. Только события опять стали развиваться стремительно, я едва успела принять энергию всяких хищников, толком её не переварила, а уже отдаю в четыре стороны. Лишь бы получилось, хоть в десять, только бы у них всё было хорошо.

Виктор вдруг вопросительно посмотрел на Вито и сказал:

— Медведь с волком пришли.

— Хорошо, они вовремя. Андрей, твоя очередь.

Вито вложил мою руку в ладонь Андрея, а сам качнулся, я только вздрогнула от испуга, как Виктор подхватил его на руки и исчез.

— Катя, не волнуйся, тебе нельзя волноваться.

— Не буду.

— Он восстановится.

Я несколько раз глубоко вздохнула, да, они восстанавливаются, они сверхчеловеки, и жизнь многих из них теперь зависит от меня, возможно и Вито тоже, кто знает.

— Андрюша, он… или она, а вдруг это будет девочка, она будет удивительной…

— Катя, молчи, тебе нужно беречь силы.

Он не вздрогнул, никак не показал, что этот вопрос его волнует, даже поток энергии не изменился, воин во всём. Я стала рассматривать его и удивилась, как он изменился за последнее время. Милый мальчик, это я по привычке вижу его таким, на самом деле он превратился в мужчину со всеми вытекающими. Он даже чем-то стал похож на Глеба, тот же взгляд, вот оно — взгляд другой, тот, которым Глеб смотрит на меня, когда спасает от чего-нибудь. Чёткое понимание действий и полная готовность ко всему. Взгляд воина, ответственного за женщину, будь то жена командора или любимая. И этот взгляд изменил всё, передо мной был взрослый мужчина, куда делся милый краснеющий юноша, сверхчеловек невероятной силы и характера. Того самого характера, который в нём уже проявился, только я его ещё не увидела. Или просто не успевала заметить, потому что он его мне никак не демонстрировал. Милая улыбка и кивок головой, сделал и сделал, а как — совсем не интересно. А сейчас всех спасает, четырех ребёнков будущих, их мам, ну и папаш, значит и себя тоже. А ещё меня и Глеба.

В спальне появились Виктор, Атон и Миша. Виктор сразу подошёл ко мне и подвинул Андрея, взял мою руку в свою ладонь:

— Иди.

Андрей кивнул и сразу исчез, не показал мне, как он ослаб.

— А Вито?

— Он почти жив, не переживай. Глеб тебе привет передавал, он тебя видит, скоро уже вернётся.

— Как девочки?

— С ними всё в порядке, далеко везти не пришлось, раз процесс пошёл, то остановились в доме Олега.

— А куда хотели увезти?

— Катя, совсем не важно, уже ведь не увезли, чего теперь об этом думать.

Атон и Миша молча наблюдали за нами в своей очереди на моё спасение, хотя удивление и читалось на напряжённых лицах. Виктор кивнул на них головой:

— Эти два друга хотели просто с тобой поболтать, узнать, как ты перевариваешь их энергию, а теперь опять делиться придётся. Атон, у нас как Катя появилась всегда так, никогда не знаешь, что тебя ждёт в следующую минуту.

— Весело живёте.

Миша только покачал головой, он пока не мог как-то оценивать ситуацию. Хотя может просто удивляется: лежит жена командора на постели в космическом шлеме с каменьями, в халате с драгоценностями, что само по себе смешно, а говорят, что её спасать надо непонятно от чего. Но, пожалуй, всё понял, когда Виктор качнулся, Атон сразу к нему подскочил и взял мою ладонь в свои руки.

— Уведи его.

Как уж Виктор перенёс, что его медведь обнял, а потом взял на руки и вынес из спальни, я даже спрашивать у него не буду, судя по выражению его глаз — лучше не надо. Всего скорее он к такой дружбе ещё не готов, хотя, чего он только уже не пережил из-за меня.

Атон только покачивал головой, и куда это я столько энергии набираю, только что получила от всех возможных хищников, от него самого, в частности, и от медведя, а уже кому-то отдаю так стремительно. И Глеб в курсе всего происходящего, раз сам какими-то девочками занимается. Но волк есть волк, выводы не хуже аналитиков делает, всё понял, глаза ярко блеснули — догадался.

— Значит, Катя, ты весь наш мир решила изменить?

— Ага, только я лишь инструмент, проводник, так сказать. Все вместе с Глебом во главе, одна я бы такое не смогла.

— Ну да, он всегда странный был, серобуромалиновый. К твоему появлению окрас менял.

Вот этого выражения Миша тоже не понял, так и встал на пороге с удивлённым выражением лица. Атон посмотрел на него и показал на мою руку:

— Твоя очередь.

— Подожди.

У моей постели появился Вито и Атон медленно протянул ему мою руку, не стал выяснять, почему да как, видел, как тот работает. Вито подержал мою руку несколько секунд, улыбнулся и позвал Мишу:

— Медведь совсем хорошо, много энергии, очень сильная.

Когда Миша взял мою руку, то сразу вскинул на меня глаза, видимо совсем не ожидал, что я с такой скоростью буду у него вытягивать его жизненные силы. Я только улыбнулась: тебе не страшно столько её потерять, а детям она сейчас очень нужна.

Так они и менялись друг за другом, а я всё удивлялась, что так спокойно себя чувствую, никакой боли и потери сознания, только тепло рук и лёгкая слабость. А всё потому, что космический шлем Андрея и халат с камешками, да ещё Вито, который как-то этот поток правильно настроил во все четыре стороны. Глеб полностью исключает моё участие в подготовке моего же очередного спасения. Девиз «отдыхай дорогая, всё хорошо» главенствует надо мной, а то, что происходит внутри дома, даже не снаружи — об этом вообще речи нет, только если вдруг я что случайно успею заметить и понять. А сами объяснят так, что лучше бы и не спрашивала, понять совершенно невозможно.

32

Глеб проявился так неожиданно, что я вздрогнула. Была очередь Вито, понятно, что они почувствовали его ещё на подходе к дому, но никак не показали мне, тем более сказать, просто боевик вытянулся как струна, но руки моей не отпустил.

— Командор, Катерина слаба, но боли нет. Процесс продолжается.

— Катя, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, ничего не чувствую, просто слабость.

— Вито, Катю надо усыпить, она должна спать в дороге.

— Глеб, а куда мы едем?

— В гости.

Я хотела пошутить, не к Лизе ли, но он смотрел на меня с такой тревогой, что только кивнула, в гости так в гости. Как себя чувствуют девочки, спросить не успела, Вито коснулся моего лба горячей ладонью, и я сразу уснула.

В дороге я иногда просыпалась, открывала глаза, и Глеб сразу меня спрашивал:

— Как ты?

— Хорошо.

Прижималась к нему и снова засыпала. Мы ехали в машине, Глеб держал меня на коленях и касался лица губами, а руки держал в своих горячих ладонях. Кто-то сидел рядом, но я так и не поняла, кто это был, просто спиной ощущала присутствие чьего-то тела.

Меня разбудил лёгкий ветерок, он шевелил волосы и нежно касался лица. Я лежала на чём-то очень мягком видимо рядом с морем, потому что слышался звук набегающей на берег волны. И солнца ещё не было, только розовое небо, едва-едва просвечивающее синевой. Рассвет, время, когда ночь уже ушла, но ещё не пришёл день, время безвременья: прошлого уже нет, а будущее ещё только забрезжило и готовится принять буйство красок солнечных лучей счастья.

Глеб опустился передо мной на колени и спросил:

— Позавтракаешь?

— Не хочу.

Он погладил меня по руке, но не стал делиться со мной энергией, просто коснулся. Значит, всё закончилось, и я всё проспала?

— Как девочки?

— С ними всё хорошо, боевики и Олаф с Олегом поддерживают в них энергию. Но это временно, всего на несколько часов.

Погладил меня по волосам и улыбнулся:

— Нам хватит.

— На что хватит?

— На встречу.

Я не стала спрашивать — с кем, не говорит, значит, для меня это не важно, только он знает, кто и почему может нам помочь. А может, слабость так на меня подействовала, никаких мыслей, только тепло первых лучей солнца и лёгкая прохлада ветерка. Подошёл Вито и улыбнулся мне:

— Всё хорошо, Катерина, жена командора. Командор, вас ждут.

Глеб медленно взял меня на руки и едва коснулся губ.

— Катя, закрой глаза.

Закрыв глаза, я даже зажмурилась и прижалась к Глебу, с ним мне ничего не страшно. Я не ощущала движения Глеба, казалось, мы парили в пустоте, звуки сразу исчезли вместе с ветерком. Прошло совсем немного времени, и Глеб сказал:

— Можешь открыть глаза.

Это был гигантский собор. Стены, украшенные выпуклой резьбой, исчезали где-то на немыслимой высоте, никакого намёка на потолок. Только тёмный сумрак и едва мерцающие огоньки непонятного образования, которое всё время меняло свои очертания: то как гигантский шар, то как бабочка с гигантскими крыльями, тяжёлыми взмахами поднимающаяся всё выше и выше, а то как змея, обвивающая сама себя широкими кольцами. Как зачарованная, я следила за этими огоньками и никак не могла оторвать от них взгляда, и вдруг они неожиданно исчезли, сразу наступил общий сумрак, сквозь который едва виднелись узоры на стенах. Я долго всматривалась в них и не сразу смогла осознать, что они изображают фигуры полулюдей, полуживотных. Каждая фигура помещена отдельно в конической формы проём, украшенный по всей площади растительным орнаментом. Сразу только выделила фигуру кентавра, как знакомое изображение из учебников истории, потом человека с головой быка, это что-то из греческих легенд, человек-волк, тоже уже знакомо, медведь, а остальные фигуры мой мозг уже ни с чем сравнить не смог. Всё обозримое пространство было заполнено этими изображениями различных человеческих и нечеловеческих мутаций, а может даже отдельных представителей рода человеческого, которые были когда-то, или и сейчас существуют. Только человек их не видит, или не хочет видеть. Иногда встречались небольшие башенки, отдельно выделяющиеся на общем фоне своими высокими коническими крышами со странным знаком на вершине, не то звезда, не то какая-то фигура, не совсем мне понятная. И никаких окон.

Рассматривая стены собора, я постепенно опустила взгляд и увидела, что мы с Глебом стоим на каком-то возвышении, а вокруг нас провал в полную темноту. Такое чувство, что мы парим над бездной. Глеб держал меня на руках, и я чувствовала его напряжение, руки постепенно превращались в холодный мрамор. Мне даже показалось, что я сама начала покрываться лёгкой изморозью, моя кожа стала подрагивать от холода, и это едва уловимое движение привело его в чувство. Он вздохнул, руки стали мягче, и он прижал меня к себе. Прозвучал его спокойный властный голос, он сказал несколько фраз на неизвестном певучем языке, и ему громко вторило эхо.

Тишина длилась и длилась, никто Глебу не отвечал. Я не боялась, но сумрак уже давил на меня, да и фигуры на стене, вырезанные очень тщательно, уже казались живыми. И вдруг вокруг нас стали проявляться те самые огоньки, которые резвились наверху, образуя невероятные фигуры. Неужели и это живое существо, какая-то невероятная энергетическая сущность? Но Глеб говорил, значит, не чистая энергия, какая была в пещере Амира, у неё есть свой язык. И Вито сказал, что нас ждут. Огоньки окружили нас и обволокли какой-то субстанцией, удивительное ощущение плотного воздуха, так бывает, когда сильный ветер навстречу и приходится сопротивляться его силе, но сейчас ветра не было, воздух вокруг просто стал очень плотным. Существо, а это действительно живое существо, обволокло нас и изучало меня, я знала это, просто знала, что так оно со мной знакомится.

С трудом я подняла руку и протянула её навстречу огонькам — смотри, ощущай, я рада с тобой познакомиться. Какая-то часть огоньков обернулась вокруг моих пальцев, собралась в шарик и опустилась на ладонь. Мягкое тепло и едва ощутимое покалывание, как будто цыплёнок своим остреньким клювом пробует на вкус мою кожу. Шарик весело покатался по моей ладони и вдруг огоньки разлетелись ярким фейерверком в разные стороны. Я засмеялась, весёлый маленький фейерверк в тёмном сумраке. И сразу прозвучал звонкий голос, почти детский, слова звучали как мелодия и разлетались по всему пространству как огоньки неведомого существа.

Они долго говорили, Глеб и голос. Я пыталась понять, откуда он звучит, но ни одно изображение на стенах не двинулось, или я не заметила, но все фигуры оставались на месте и даже существо куда-то исчезло, растворилось в пространстве. Неужели это оно говорит с Глебом? Глеб вдруг вздрогнул всем телом и сильно прижал меня к себе, что-то ему не понравилось в разговоре, а голос всё говорил и говорил, почти умолял. Странно я подумала, о чем он может умолять Глеба? Что такое просить, чтобы Глебу так не понравилось? Я, он требует меня. Нет, не требует — умоляет.

— Глеб, что ему нужно? Я?

— Твоя кровь.

— Вся?

Голос замолчал, в абсолютной тишине Глеб вздохнул и ответил:

— Твой ген, ему нужен твой генотип.

— Так он хочет создать много меня?

— Он не создает, он хранит.

— Если не всю, то пусть берёт. А девочкам это не повредит?

— Он может отключить их от тебя.

— А как… они ….

— Дети смогут получать энергию от родителей и мутантов.

И Глеб сказал несколько фраз, видимо дал своё согласие, потому что к нам подлетели огоньки и образовали собой человеческую руку, которая медленно подплыла ко мне и повернулась ладонью, как бы приглашая меня пойти с ней. Я лихорадочно вздохнула, вложила в неё свою руку и была готова к тому, что она меня подхватит, и я улечу в невероятные высоты неизвестно куда. Но ничего не произошло, только едва ощутимый укол в центре ладони, и огоньки рассыпались многоцветным фейерверком. Голос звонко рассмеялся и опять заговорил, почти запел радостную песню. Глеб облегчённо вздохнул, наверняка он представлял процесс изымания моей крови несколько иначе.

Мы стояли на абсолютно плоской площадке, небольшой по размерам, всего несколько метров, и когда в пространстве рядом с нами проявился стол, я даже не сразу поняла, что он поднялся из тёмных глубин на такой же площадке. Но ни одного звука не услышала, стол просто встал перед Глебом. Он поставил меня на ноги, обнимая одной рукой, а другой достал из кармана четыре пакетика с кровью. Кровь девочек. Я сразу засомневалась:

— Глеб, а может не надо меня отключать?

Он ничего не ответил, положил пакетики на стол и обнял меня, прижал к себе, а пакетики непонятным образом исчезли, как будто провалились внутрь столешницы. И цвет стола, который обычный серый каменный стол, неожиданно стал меняться. Сначала проявился желтоватый оттенок, какой-то песочный, и я подумала, что это Нелли, почему именно она непонятно, хотя похоже на цвет песка в пустыне. Арни проявилась невероятной белоснежной волной — я уже не сомневалась в своих ощущениях — Нора яркой синевой, а Лея красным, почти алым всплеском. Волны в какой-то момент образовали вихрь, но краски не смешивались, оставались яркими и создавали невероятный рисунок, который диссонировал общему состоянию сумрака пространства собора. А потом появился зелёный, густой оттенок травы после дождя, заполнил всё пространство стола и утопил в себе остальные цвета. Я вздрогнула и прижалась к Глебу, а он погладил меня по голове и прошептал:

— Я люблю тебя.

Зелёный цвет продержался на поверхности стола достаточно долго, казалось, что он так и останется, как часть лужайки, только травинок не хватает. И я поняла — это моя кровь, невидимый хозяин этого собора показал мою кровь цветом зелени глаз, и таким образом продемонстрировал моё воздействие на девочек. Моя энергия крови полностью их покрывала.

Первой проявилась тонкой красной полоской кровь Леи, всё-таки она мутант, в ней кроме человеческой, есть ещё и сила вируса. Потом белоснежной полосой Нора, и сразу двумя вихрями Нелли и Арни. Я облегчённо вздохнула, и Глеб коснулся моих волос губами, получилось. Разноцветная песнь силы, вот это я подумала, хотя правильно подумала, это уже их сила, совершенно самостоятельная, без моей поддержки. И правильно, что мужья будут делиться с ними своей энергией, на самом деле это очень правильно, так и должно быть, именно они и должны им помогать изо всех своих мужских сил. Это на самом деле их предназначение, отдавать им свою силу, беречь, холить и лелеять. А мутанты, ну, конечно, они же постоянно в школу Олафа ездили, Нелли и Арни, думаю и Нора там бывала. Значит, закон их туда послал готовиться, найти тех, кто им потом поможет, как я когда-то Лею и Наташу нашла.

Вот и нет больше зелени на столе, четыре ровные полосы, песочно-жёлтая, белоснежная, синяя и алая. Флаг новой жизни, хорошо, что у сверхчеловеков нет никаких таких атрибутов, а люди бы сразу придумали что-нибудь этакое. Ага, а ещё парады и собрания. Стол стал медленно опускаться и скоро исчез где-то в глубинах бездны.

Звонкий голос что-то весело пропел, и Глеб ему ответил короткой фразой. Неожиданно прямо передо мной появилась рука из звёздочек и погладила меня по щеке, я не успела испугаться, только широко раскрыла глаза, а голос рассыпался по пространству колокольчиками звонкого смеха.

— Закрой глаза.

Я зажмурилась, и почему-то даже прикрыла лицо руками, страха не было, только напряжение, а может захотелось спрятаться от этой звёздной непонятности.

Тёплый ветерок весело зашевелил мои волосы, и я убрала ладони с лица, хотя и не смогла сразу открыть глаза. Глеб коснулся их губами и тихо сказал:

— Любимая, всё закончилось.

Он опустился на песок, скрипнувший под его мощным телом, и сразу послышался голос Вито:

— Катерина, я должен тебя проверить.

И я смогла, наконец, поднять руку и открыть глаза. Бескрайняя синева моря и безоблачное голубое небо, освещённое солнцем. Виктор прав, солнышко мне нужно, солнышко, это я от сумрака собора устала.

— С тобой всё в порядке, нет потоков энергии. Ты никому не отдаёшь.

— Я хочу домой, Глеб, поедем домой скорее.

Глеб не стал меня усыплять, и я смотрела в окно машины на проносящиеся мимо разноцветные сады, раскрашенные всевозможными плодами жаркого итальянского лета, городки с узкими улочками, по которым мы едва могли проехать на своей машине. Никаких мыслей не было, на удивление Глеб опустил стекло, и я просто любовалась красотой и вдыхала ароматы, наслаждалась воздухом, наполненным невероятным разнообразием запахов. И поняла, что очень голодна, как лев или крокодил.

— Глеб, а нам ещё долго ехать?

— Тебе плохо?

— Я хочу есть.

Глеб что-то сказал, и машина свернула на боковую дорогу. Интересно, Глеб… или кто там за рулем, а кто там за рулем? Незнакомый затылок и незнакомые глаза в зеркальце. На мой вопросительный пальчик в сторону водителя ответил Вито, сидевший рядом:

— Антонио.

— Приветствую тебя, жена командора.

— Здравствуй, Антонио. Можно я тебя буду называть Антон?

— Как тебе будет угодно.

А я даже не заметила, кто сидел в машине, когда мы поехали, ничего не понимала, только домой, больше не было никакой мысли. Видимо что-то во мне успокоилось по дороге, раз хочу кушать, и интересуюсь, кто же меня везёт.

Антон мне понравился. Ну, во-первых, он нашёл такое интересное местечко, где очень вкусно кормят монахи. А может не монахи? Они как-то ничего при мне не ели, да и выглядят уж больно хорошо и ростом тоже высоковаты. Бойцы. Зато суп из непонятности был очень вкусным, вроде как овощи, но какие-то травы и ещё что-то, даже не буду думать — что. И мясо на тарелочке, в которой кабана можно подавать, а хлеб! Пожалуй, он не уступает по вкусу хлебу Вердо. А может он из этих мест? Надо спросить. И различные соки из фруктов, вкусности невероятной, всё-таки, когда сок из плода, который только что созрел под настоящим солнцем, имеет отличный вкус от того, который не только не успел созреть, но и ещё долго ехал. Я с такой тоской посмотрела на графинчики, расставленные на столе, что Глеб, молча покуривавший сигарету за сигаретой, усмехнулся и явно приказал налить с собой, так как Антон сразу исчез в дверях монастырской стены. Кстати о монастыре, очень компактно построенный на холме, он состоял из нескольких одноэтажных зданий, расположенных вокруг большой церкви на площади в центре. Наши машины встали вокруг неё ромашкой, а нас монахи повели в маленький садик, вернее цветник, с несколькими лимонными деревьями.

Пока я поедала, сметала всё, что мне предлагалось, иногда посматривала на Антона, вытянувшегося как струна за стулом Глеба. Ни одной эмоции на лице, которое сразу мне напомнило фильмы о войне. Не современные триллеры, или экшены, а те, из моей молодости, когда отважный командир вёл своих бойцов в безнадёжную убийственную атаку. И взгляд, глаза его выдавали, он так внимательно меня рассматривал, когда думал, что я не смотрю на него, что было понятно — жена командора его очень интересует. Ну да, ну, да, Олег же тогда сказал, что я просто не вижу, что за мной все наблюдают и делают свои выводы. Антонио явно наслушался о моих подвигах, и теперь думает: как эта тётка могла всё совершить? Хотя нет, зря я его обижаю такими мыслями, на самом деле он действительно очень внимательно за мной наблюдает, проникновенно, вот слово, и думает. Как Илья однажды думал, каким образом ему реагировать на моё предложение что-то тайно от командора совершить. И своим решением мне помочь потом спас. И ещё, Глеб ему доверяет, раз взял с собой в гости к такому невероятному помощнику.

Глеб тоже внимательно на меня смотрел, взгляд посветлел, моё желание поесть его немного успокоило, кушает девочка, уже хорошо. И вопросы пока не задаёт, опять же хорошо. Вито стоял за спиной и иногда касался моих плеч своими пальцами, не позволял себе даже ладони опустить, только кончики пальцев. Ну да, под взглядом командора не пошутишь. Интересные всё-таки у них отношения, только что меня все дружно спасали, Глеб практически от них зависел, от действий Вито точно, а уже командор со всеми вытекающими. Стоят все в струнку и даже взглянуть на меня можно только с его разрешения, ну и касаться только по приказу контролировать моё состояние. А монахи так те даже побледнели, когда командор вышел из машины, выстроились в ряд и руки по швам, могла сразу догадаться, что не простые служители религии.

Сок действительно погрузили в багажник нашей машины, несколько глиняных бутылок очень оригинальной формы, что-то из древнего Рима, всего скорее я такие видела на каких-нибудь фресках. Кто знает, может быть здесь на самом деле был монастырь, потом монахов не стало, зато появились бойцы клана. Всю дорогу я думала о том, что мы, люди, не видим ничего вокруг, кроме того, что хотим видеть. Масса туристов бывает в этих местах, судя по постройкам и церкви монастырь древний, люди ходят, рассматривают всё в округе, и монахов тоже. И ни у кого не возникает сомнения, что монахи уж очень на подбор выглядят. Ну, может только у некоторых женщин мелькала мысль, что такой генофонд зря пропадает. А леканы и аму? Вот почему они предпочитают жить в тех местах, где у народа много высоких представителей, легче затеряться.

Попав в этот мир, я увидела столько разных уникальных проявлений природы, настоящей, той, которая и создала нас всех. Она игралась, складывала кусочки в разных вариантах, рассматривала сквозь лупу, что-то ей не нравилось, она эти создания откладывала в сторону, начинала снова собирать кусочки тел уже в другом порядке. А отбракованные создания продолжали жить, вернее, выживать в тех телесных формах, в которые шутя их поместила природа и с теми способностями, которыми наделила. И под конец остались только те, которые её устроили, мы — люди, и они — сверхчеловеки. Полная зависимость хищников от нас, но и мы от них зависим, только ещё не все знают об этом.

А сегодня я увидела банк данных, в который и мой ген положили, природа хранит все результаты опытов, даже неудачных с её точки зрения, пусть полежат, может, и понадобятся когда-нибудь. И сейчас, воспользовавшись хитрым ходом закона о передаче энергии, природа воспользуется новыми энергетическими отношениями между такими разными результатами своих экспериментов, посмотрит и сама что-нибудь придумает, будет выбирать и складывать. Симфония уже звучит, мелодия исполняется в момент её написания. А один из дирижеров сидит и обнимает меня в машине, маленькую свистульку большого оркестра.

На мои вопросы отвечать пришлось, но сначала меня лечили всей дружной компанией. Я пыталась объяснить, что чувствую себя хорошо, нигде не болит, сыта и довольна всем, но меня никто не слушал. Самуил нас встретил на крыльце, быстро доложил, что с девочками всё хорошо, с ними мутанты и Мари.

— А почему Мари?

— Катенька, она так всё может, хорошо, что она приехала, она сразу мутантов видит, кто кому нужен. Нам не пришлось ничего делать, Мари сама выбрала, кого к Норе, кого к Лее, а к Арни и Нелли вообще девочек-змей приставила. Ты не переживай, в доме много разных мутантов, Мари сказала, что девочкам можно вместе находиться, и сама с ними осталась. Глеб ко мне, немедленно ко мне. А вы подождите.

В лаборатории Самуил воспользовался всеми аппаратами, которые там находились, взял все возможные в медицине анализы, а компания стояла за дверью, так как он никого не пустил, Глеба в том числе. Я героически молчала, на самые срочные вопросы Самуил мне ответил, а на остальные просто не мог знать ответов. Когда, наконец, закончилось медицинское и немедицинское действо, я затребовала чай Олега, и мы все устроились в столовой.

Глеб вопросительно посмотрел на Самуила, и тот, потирая руки от удовольствия, доложил:

— У Катеньки всё хорошо, легкая усталость, полежать несколько дней и всё пройдёт. Это нервы.

Наступила такая тишина, что казалось, слышно было, как вода в моей чашке двигается. И в этой тишине послышался неожиданно тоненький голосок Виктора:

— Самуил, что? Нервы?

Смеяться они не могли, Виктор с Олегом только покачивали головами, Андрей закрыл лицо руками, Глеб улыбнулся и прикрыл глаза. А я захохотала в голос и не сразу смогла хоть что-то сказать, всхлипывала и махалась руками, и только когда Глеб оказался рядом со мной, проговорила:

— Наконец… нормальная… реакция… нервы… у меня… появились… Глеб, я… уже… думала никогда…

Он подхватил меня на руки и прижал к себе, испугался истерики или ещё чего похуже, но я сразу успокоилась и сквозь хихиканье попросила:

— Не… не уходи… я хочу спросить… узнать… кто был… в соборе… там…

— Ну вот, а я уже испугался — вдруг у тебя действительно нервы.

И грянул хохот, они смеялись и махались руками, и у них нашлись нервы, которые так освобождались от ужасного напряжения последних часов. Глеб тоже смеялся, прижимал меня к себе и смеялся, чмокнул в щёку и опять смеялся. Я глубоко вздохнула, достала из нагрудного кармана пиджака Глеба платок и утёрла выступившие от смеха слёзы.

— А теперь рассказывайте, кто был в этом подземном соборе.

Глеб сел за стол, и получилось так, что все сидели напротив нас, а мы как выступающие. Так и вышло, потому что никто, оказывается, не знал, где мы были. Конечно, кроме Олега. Самуил переспросил:

— В каком подземном соборе?

Помолчав, Глеб вздохнул и поглаживая мои волосы, признался тихим голосом:

— Мы были у Собирателей.

Виктор так побледнел, что даже глаз не стало видно, они тоже мгновенно стали прозрачными, а Андрей откинулся на спинку дивана и сжал кулаки. Один Самуил растерянно оглядывался, не знал, кто это — Собиратели, и удивлялся такой реакции. Хриплым голосом Виктор спросил:

— Как ты их нашёл?

— Аарон с Амиром нашли. И договорились о встрече.

— Вы отдали им камни Вавилона?

— Нет. Образцы крови Кати, Норы, Нелли, Арни, Леи.

Опустил голову и добавил:

— И мою.

Виктор длинно вздохнул и посмотрел на меня своими прозрачными глазами:

— Ничего, Катенька, ты не переживай, Глеб прав, что так поступил. Твоя жизнь того стоит.

— Стоит чего? Кто эти Собиратели? Я поняла, что им нужен ген, они сохраняют образцы всех генов, да? Но почему это так страшно? Чем это нам всем грозит?

Я взглянула на Глеба, он ответил мне удивительно мягкой улыбкой и ласковым взглядом, ни тени сомнения, моя жизнь стоит ту цену, которую он заплатил. Олег встал и подошёл к