Игорь Ягупов

Валькина жизнь

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Фотограф Newman Cristian

© Игорь Ягупов, 2018

© Newman Cristian, фотографии, 2018

Молодой техник-строитель Валентина приезжает из Украины в Заполярье. Она мечтает строить новые города и найти свое счастье. Но все ли сложится в ее жизни так, как она хотела? Роман охватывает период жизни героини с середины шестидесятых годов до наших дней. Рассчитан на широкий круг читателей.

16+

ISBN 978-5-4490-8576-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Валькина жизнь
2. Глава 1
3. Глава 2
4. Глава 3
5. Глава 4
6. Глава 5
7. Глава 6
8. Глава 7
9. Глава 8
10. Глава 9
11. Глава 10
12. Глава 11
13. Глава 12
14. Глава 13
15. Глава 14
16. Глава 15
17. Глава 16
18. Глава 17
19. Глава 18
20. Глава 19
21. Глава 20
22. Глава 21
23. Глава 22
24. Глава 23
25. Глава 24
26. Глава 25
27. Глава 26
28. Глава 27
29. Глава 28
30. Глава 29
31. Глава 30
32. Глава 31
33. Глава 32
34. Глава 33
35. Глава 34
36. Глава 35
37. Глава 36
38. Глава 37
39. Глава 38
40. Глава 39
41. Глава 40
42. Глава 41
43. Глава 42
44. Глава 43
45. Глава 44
46. Глава 45
47. Глава 46
48. Глава 47
49. Глава 48
50. Глава 49
51. Глава 50
52. Глава 51
53. Глава 52
54. Глава 53
55. Глава 54
56. Глава 55
57. Глава 56
58. Глава 57
59. Глава 58
60. Глава 59
61. Глава 60
62. Глава 61
63. Глава 62
64. Глава 63
65. Глава 64
66. Глава 65
67. Глава 66
68. Глава 67
69. Глава 68
70. Глава 69
71. Глава 70
72. Глава 71
73. Глава 72
74. Глава 73
75. Глава 74
76. Глава 75

Глава 1

— Душно как! — Валя встает из-за кухонного стола, с грохотом отодвигая от себя пустую чашку. — Невозможно просто!

— Так после горячего чая как не будет душно? — вздыхает тетя Поля. — Лето в этот год вон как жарит.

— А когда оно не жарило? — фыркает Валя. — В Жданове живем, не в Мурманске. Я выйду на улицу подышать.

— Темно уже, не ходи. На балконе подыши, — предлагает тетя Поля, собирая со стола посуду и складывая ее в раковину.

— Да ну, на балконе, — морщится Валя. — Чего я там буду стоять? Кто меня на улице украдет?

— А кто его знает, — усмехается тетя Поля, разжигая газовую колонку, чтобы помыть посуду после нехитрого ужина. — Когда украдут, поздно будет выяснять.

— Ну вот, — отдуваясь, говорит Валя, глядя, как в колонке трепещет синий газовый огонек, — теперь здесь вообще спариться можно. Я возле подъезда посижу, на лавочке, не пойдут далеко. Свежим воздухом подышу.

— Валюша, поздно уже. Я беспокоиться буду, — пытается возразить тетя Поля.

— Чего беспокоиться? — отмахивается Валя. — Немцы точно не придут. Шестьдесят пятый год, слава богу. Не сорок первый.

— Не шути так! — пугается тетя Поля. — Война — дело страшное…

— Знаю, знаю, — перебивает Валя. — Я помню.

— Что ты помнишь? — качает головой тетя Поля. — Тебе тогда два года было.

— И что с того? — хмыкает Валя. — Я из школы знаю. Нам на уроках рассказывали и на классных часах. И в техникуме мы историю партии проходили.

— Вот именно, что проходили, — снова качает головой тетя Поля. — А я ее пережила!

— Кого? — хихикает Валя. — Историю партии?

— Типун тебе на язык с твоей партией! — ворчит тетя Поля. — Войну. Сестричку свою родную схоронила — мамку твою. А отца твоего и хоронить не довелось: загинул бедный неизвестно где на фронте.

— Я помню, — кивает Валя. — В смысле, знаю. Да только к чему мы вообще про эту войну? Я же не воевать ухожу, а на лавочке возле подъезда посидеть. Там фонарь горит, на подъезде. Не украдут. Все, побежала. Я ненадолго.

Не слушая больше возражений тетушки, Валя выскальзывает из кухни в коридор, на ощупь сменяет домашние тапки на уличные шлепанцы и, взяв с трюмо ключи, выбегает в полутемный подъезд.

Выйдя на улицу, она обнаруживает, что лавочки возле подъезда не пустуют. На одной из них, в самом уголке примостилась Надежда Васильевна — пенсионерка с первого этажа. Напротив нее, откинувшись назад и раскинув руки в стороны, на спинку лавочки, чтобы не мешать своему огромному животу, сидит дядя Леня из семнадцатой квартиры.

— Зря тетушка волновалась, — бормочет себе под нос Валя и уже громче добавляет: — Добрый вечер, соседи!

— Привет, — откликается дядя Леня.

— Позоревать вышла? — интересуется Надежда Васильевна.

— Воздухом подышать.

— Нашим воздухом дышать — только легкие царапать, — присвистывает дядя Леня.

— Да уж всяко, Леня, лучше здесь, чем у тебя в цеху, — вступается за идею воздушных ванн пенсионерка.

— Это пока, — хмыкает дядя Леня. — Вот погодите, сдадут скоро аглофабрику да новый мартеновский на Ильича — будет и здесь, как у нас в цеху. Правда, Валюша?

— Не знаю, — пожимает плечами Валя. — Зато работа есть, город растет. А без этого был бы наш Жданов, как в Сочи, — дыра дырой. Летом там все на огородах копаются да курортников переманивают друг у дружки. А зимой, говорят, вообще скукотища. У меня подружка ездила туда. В прошлом декабре. Ей путевку дали на такой месяц. Город, говорит, как вымерший. То ли дело у нас: жизнь бурлит.

— Работы хватает, — соглашается дядя Леня.

— Вы со смены? — интересуется Валя.

— Нет, с моря, — радостно сообщает дядя Леня. — Завтра во вторую.

— А мне с утра на стройку, — поясняет Валя.

— Практика, что ли, опять у тебя? — встревает в разговор пенсионерка.

— Какая практика, Надежда Васильевна? — возмущается Валя. — Закончила я техникум в мае. Отмучилась! Теперь я дипломированный техник: промышленное и гражданское строительство. Все могу построить — хоть прокатный стан, хоть жилой дом. Дайте только чертежи, смету…

— Молодец! — почему-то радуется дядя Леня.

— Значит, на работу? — подозрительно уточняет Надежда Васильевна.

— Угу, — кивает Валя, — строим новый жилой микрорайон на Левом берегу.

— Далековато, — вздыхает пенсионерка. — Добираться тяжело. Чего там вообще строить-то? Кто туда жить поедет? До города полдня ехать.

— Ничего, — вступается за попранную Валькину значимость дядя Леня, — она молодая — доедет. И жилье для людей — дело нужное.

— Куда уж нужнее, — признает пенсионерка.

В это время дверь подъезда приоткрывается. Да, тетя Поля явно перестраховалась, опасаясь отправлять племянницу на улицу. В соседском кругу ей явно ничего не грозит.

— Вечер добрый, народ, — приветствует соседей Сергей Павлович.

Он живет на втором этаже. С его дочкой, Ленкой, Валя дружила в школе. Ленка, правда, уже успела выйти замуж, окончив курс наук, как выражается тетя Поля, в восьмом классе. В прошлом году она родила сына и сейчас живет где-то на Волонтеровке в частном доме с мужем, его родителями и этим самым сыном.

— В ночную, что ли, сталевар? — уважительно спрашивает дядя Леня Сергея Павловича.

Сам он работает начальником участка на прокатном стане. Работа непростая. Но все-таки сидеть в каптерке с видом на вальцовочные барабаны и стоять у разверстой пасти мартеновской печи — это совсем ни одно и то же. Рабочий люд дядя Леня искренне уважает, понимая, что на таких именно простых мужиках держится вся огромная страна.

— К печке, куда же еще, — бурчит Сергей Павлович хрипловатым голосом закоренелого курильщика и, надсадно закашлявшись, достает из кармана широких парусиновых брюк мятую пачку «Беломора».

— Погоди, Серега, на, возьми слабенькую на дорожку, — суетится дядя Леня, вставая со скамейки и протягивая Сергею Павловичу пачку «Столичных». Бери, бери. Сейчас я тебе огонька дам.

— С фильтром, — то ли одобрительно, то ли пренебрежительно хмыкает Сергей Павлович, с трудом доставая заскорузлыми пальцами сигарету из жесткой картонной пачки.

— На дорожку самое то, — кивает дядя Леня, щелкая бензиновой зажигалкой в виде маленького пистолетика. — Как раз пока до автобуса дойдешь.

Сергей Павлович закуривает и вновь заходится удушливым кашлем, кивая дяде Лене в знак благодарности.

— Пошел? — спрашивает дядя Леня.

— Время, — вздыхает Сергей Павлович.

Когда он поворачивается, его сутулость становится особенно заметной. Подкрахмаленная бежевая рубашка стоит на спине пузырем, зрительно превращая его практически в горбуна. Несмотря на свою худую, почти тщедушную фигуру, он идет тяжело, с видимым трудом переставляя ноги, обутые в не по-летнему тяжелые осенние туфли.

— Пошел Серега работать, — выдыхает дядя Леня.

— Угу, — поддакивает Валя.

Глава 2

— Вы куда, девчонки? На море? — Сашка произносит это осторожно, боясь вспугнуть удачу, и с надеждой смотрит на двух подружек, собирающихся перебежать через дорогу.

— Ага, — кивает Танька.

— Я с вами! — радуется парнишка, не веря, что ему подвернулась компания. — А то мои пацаны поразъехались на лето. Хоть удавись.

— Так мы не давиться, мы купаться идем, — хмыкает Валя.

— Валь, ты чего? — шепчет ей на ухо Танька. — Пусть идет с нами. Жалко тебе, что ли? Веселее будет.

Сашка живет в соседнем подъезде. Он лет на пять-шесть моложе собравшихся на пляж подружек, и Валя привыкла считать его мелюзгой, которой можно безнаказанно помыкать:

— Сашка, сбегай семечек купи! Сашка, вынеси воды попить! Сашка, слабо тебе вон на той клумбе для нас цветов нарвать?

Теперь же, взглянув на улыбающегося парня, Валя внезапно замечает, как он вырос.

— А я, наверное, совсем старая! — думает она. — Двадцать два уже. Как ни крути, а третий десяток разменяла. И еще ничего значительного, настоящего в жизни не сделала.

От мысли о третьем десятке ей становится совсем грустно, и она смотрит на Сашку почти с раздражением. Сашка пребывает на седьмом небе от счастья. Поход на пляж с двумя взрослыми девушками превращает его в настоящего ловеласа.

— Пусть идет, — то ли с вопросом, то ли с предложением повторяет Танька, которая не понимает Валькиной неприязни к соседскому парнишке.

— Ладно, конечно, — бурчит Валя.

На самом деле ей не хочется, чтобы с ними увязался кто-то еще. Ей надо поговорить с Танькой об одном деле. Поделиться. Проверить на человеке, которого она хорошо знает, правильность своего решения, в котором она сама до сих пор не уверена. И сама мысль об этом разговоре доставляет ей неимоверную муку. Она напряженно думает, как же его начать. И не замолкающая ни на минуту трескотня Сашки отвлекает ее. Но делать нечего.

— Пошли, Шурик! — хихикает Танька, сунув парню свою клеенчатую сумку с подстилкой и полотенцем: — На, неси! Джентльмен ты или нет?

— Я не Шурик! — возмущается Сашка. — Никогда меня так не называй! Ты же знаешь — я не люблю!

— Сумку-то бери, Нешурик, — снова хихикает Танька. — И Валькину тоже. Должна же быть с тебя какая-то польза?

— Да ничего, я сама понесу, ерунда, — бормочет занятая своими мыслями Валя. Но Танька почти силой вырывает у нее из рук сумку, чтобы отдать ее Сашке.

— С комфортом пойдем! — уже откровенно хохочет Танька, толкая подругу в бок локтем. — Налегке!

Они знакомы с детства. Играли в куклы на скамейке, ходили вместе в школу. После восьмого класса вместе пошли учиться в строительный техникум. И только распределение развело их по разным участкам большой стройки. Когда Танька в пятницу столкнулась с ней на автобусной остановке и предложила на следующий день сходить на море, Валя охотно согласилась. Она давно искала повод поговорить с подругой. И очень хорошо сделать это на пляже, когда они несколько часов будут лениво лежать на песке, не обремененные никакими делами и заботами.

Утро субботнего дня просто великолепно. Солнце едва поднялось над горизонтом, и висящая в воздухе легкая дымка обещает прекрасный жаркий день. Подружки встретились возле Валькиного подъезда, обогнули угол пятиэтажки и вышли со двора на проспект Нахимова. Они уже готовы были перебежать его, чтобы через бывшие колхозные сады, мимо телевизионной вышки направиться к морю, когда их и окликнул Сашка, набившийся им в попутчики.

— Все разъехались, — твердит он, пристроившись между двух девушек.

Сашка хотел бы взять их под руки. Но его собственные руки заняты сумками с пляжным барахлом. Поэтому он только крутит головой, смотря то на Таньку, то на Валю, и продолжает твердить:

— И Витька, и Пашка, и Жека! А главное — куда? К бабкам в деревни. Вот уж отдых! Да я лучше тут буду сидеть. На море ходить. Только не с кем.

— Да уж мы не хуже твоих пацанов, — не без кокетства замечает Танька. — Живи да радуйся. А они пусть огороды полют, с бабками своими семечки лузгают.

— Точно, — радуется Сашка.

— Везунчик, — фыркает Валя, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

Они почти бегом проскакивают через сад, который, несмотря на все усилия тружеников Зеленстроя, никак не хочет превращаться в городской приморский парк, и поворачивают налево, чтобы обойти окруженный толстой кирпичной стеной детский костнотуберкулезный санаторий имени Крупской. Метров через сто стена заканчивается. И если бы они прошли еще метров двести вперед, то справа открылся бы мощеный булыжником крутой спуск, извивающийся в овраге и ведущий прямиком к водной станции Азовстали. Но путь можно сократить, если, не доходя до оврага, сбежать прямо по склону.

— Давай напрямик? — предлагает Танька и тут же ныряет с асфальта на узкую тропинку под деревьями.

Валя с Сашкой идут за ней. Скоро тропинка круто обрывается вниз. Место это, прямо над морем, усыпанное обломками белого камня, местные жители называют «греческими виллами». Поваленные колонны, украшенные затейливой резьбой, лежат между разросшимися деревьями. Остатки каменных лестниц, ведущих в никуда, белые глыбы, обрушившиеся со стен и вросшие в землю, довершают картину запустения.

Впрочем, к античности эти осколки былой роскоши не имеют никакого отношения. Просто лет сто назад здесь, тогда еще в пригороде, любили селиться зажиточные мариупольские греки. Может, от тяги к корням, но скорее — просто от безвкусия, они строили свои дома в античном стиле. Революция смела и богатых греков, и их помпезные жилища. Но и теперь, спустя полвека камень все еще сопротивляется разрушению. Наверное, он помнит своих владельцев, их разговоры о купеческой выгоде, замужестве дочерей и продаже товаров. И голоса давно ушедших из жизни людей все еще звучат в этих воспоминаниях.

Но для Таньки и Вали эти плиты и обломки дорических колонн — всего лишь стройматериалы. А Сашка и вовсе о них не задумывается, воспринимая в качестве неотъемлемой части с детства знакомого пейзажа.

Перескакивая с камня на камень, девушки и их спутник быстро сбегают по тропинке вниз, пересекают Приморский бульвар и оказываются на городском пляже. Народа здесь еще мало: встающие ни свет ни заря пенсионеры (прийти куда бы то ни было раньше них кажется абсолютно невозможным — будь то пляж или базар) да немногочисленные поклонники активного отдыха, выбравшиеся искупаться перед работой.

— Вода холоднющая! — со зловещей радостью сообщает Сашка, успевший бултыхнуться в море, пока девушки раскладывают подстилки и раздеваются.

— Идем купаться? — предлагает Вале Танька.

— Подождем, — вздрагивает Валя от ледяных брызг, которые попали на нее с отряхивающегося Сашки.

— Что-то ты совсем сегодня злая, — фыркает Танька, которой, должно быть, надоело веселить подругу.

— Тань, мне поговорить с тобой надо, — неожиданно для себя самой, как будто нырнув с разбегу с головой в ту самую холодную морскую волну, выкладывает Валя.

— Ты беременна? — округлив глаза, выпаливает Танька.

— Ух ты! — поражается явно заинтересованный Сашка. — От кого?

— А ты иди купаться, — строго приказывает парню Танька.

— Это почему же? Мне тоже интересно, — возмущается тот.

— Тебе еще рано таким интересоваться, — как-то по-взрослому, почти с материнской ноткой изрекает Танька.

— Да я больше тебя об этом знаю, — запальчиво и несколько опрометчиво заявляет юноша.

— Успокойтесь оба, — морщась от раздражения, что ее разговор с подругой как-то сразу пошел не туда, приобретя окраску некой скандальности, предлагает Валя. — Я не беременна. Почему сразу это? Что, у меня других целей нет в жизни? Или я больше ни на что не способна, что ли?

— Так что случилось? — спрашивает Танька и вновь шикает на Сашку: — В море, я сказала!

— Не пойду! — огрызается Сашка.

— Да я тебе! — злится Танька.

— Хочет — пусть остается, — снова морщится Валя. — Я просто хочу тебе сказать…

Она мнется, не зная, как лучше сформулировать свою мысль, чтобы она вызвала как можно меньше удивления или возмущения.

— Что? — Танька садится на подстилку рядом с подругой.

— Я из Жданова собираюсь уехать, — выдыхает Валя.

— Так и я, может, тут всю жизнь не проживу, — усмехается Танька. — Как тут загадывать? Нашла новость.

— Я — скоро, — уточняет Валя, отчасти разочарованная невозмутимостью подруги, и добавляет, чтобы избежать дополнительных вопросов: — Уеду скоро.

— Когда? — спрашивает Танька и в глазах ее появляется тревога.

— Не знаю точно. Как билет возьму и расчет оформлю. Недели через две, может быть. Или чуть позже.

— Куда? — недоверчиво интересуется Танька. — Случилось что-то или как?

— Ну что ты заладила: «случилось» да «случилось», — раздраженно выдает Валя. — Ничего не случилось. Никто не умер. Просто я хочу что-то серьезное сделать в жизни. Изменить что-то. Чтобы было, что потом вспомнить.

— И куда едешь? — интересуется Сашка.

Валя смотрит на него с благодарностью. Хотя бы можно сдвинуть с мертвой точки завязший в бесконечных пререканиях разговор.

— На Кольский полуостров, — выпаливает она, — в Хибины. Там город новый строят. Комсомольская стройка.

— Зачем? — Танька беспомощно разводит руками.

— Что «зачем»? — огрызается Валя. — Ученых туда будут заселять. Институтами. Научный центр организовывать.

— Зачем тебя туда несет? — уточняет явно растерянная подруга.

— А я вот не смог бы без моря, — неожиданно изрекает Сашка.

— Так там тоже море, — с готовностью переключается от Танькиных философствований к разговору, требующему вполне конкретной аргументации, Валя.

— Какое? — хмыкает Сашка, явно довольный своими географическими познаниями. — Баренцево? Толку-то с него! Я бычков люблю ловить. Сидишь на волнорезе…

— Ага, — с ехидством перебивает Валя, — холодно, противно.

— Ты еще «мокро» скажи! — возмущается Сашка.

— Да, и мокро тоже, — с готовностью поддакивает Валя.

— Так для того же и идешь рыбачить, — хмыкает Сашка.

— Чтобы мокро было? — фыркает Валя.

— Нет, чтобы все вместе: вода, волны шумят, запах! Запах, знаешь, какой на волнорезе? — Сашка мечтательно задумывается, подбирая слова.

— Как будто я на волнорезе не бывала, — снова фыркает Валя.

— Так ты там летом бывала, в жару, как вон сегодня, — поясняет Сашка. — А ты знаешь, как там осенью? Или весной, самой ранней, когда еще никого на пляже и в помине нет? А ты сидишь с удочкой, и брызги тебе на лицо…

— Вот, я же и говорю: холодно, мокро и противно, — огрызается Валя.

— Не, не противно совсем, — мечтательно произносит Сашка, не зная, как еще выразить свою страсть к рыбалке.

— Палтус, — неожиданно бросает Валя.

— Что «палтус»? — не понимает Сашка.

— В Баренцевом море ловят не бычка, а палтус, — поясняет Валя.

— Да? — сбивается с мысли Сашка.

— Тебя-то чего туда несет, к палтусу этому? — вновь повторяет Танька, пропустив, должно быть, мимо ушей пикировку подруги с Сашкой.

— Как ты не понимаешь? Я же строитель! — совсем, как только что Сашка, неожиданно воодушевляется Валя.

— И что с того? — обрывает ее подруга. — Я, между прочим, тоже строитель. И я тебе так скажу: нам и здесь работы хватит.

— Нет, вы не понимаете, ребята! — возмущается Валя.

Она хотела поделиться с Танькой своими планами, рассчитывая на поддержку. А вместо этого вынуждена держать круговую оборону, доказывая свою правоту, в которой и сама, если честно, не до конца уверена.

— Там же целый город строят! — выпаливает она. — Апатиты называется.

— Гепатиты, — передразнивает Сашка.

— Я туда письмо написала, — продолжает Валя, не обратив внимания на Сашкин выпад. — В трест. И ответ уже получила. Положительный. Меня ждут.

— Ждут не дождутся, — вставляет Сашка, скорее для того, чтобы хоть как-то закончить надоевший ему разговор, чем из желания удержать Валю в Жданове.

Танька более настойчива.

— Пашка-то знает? — интересуется она, поджав губы. — Ты ему сказала?

— Нет еще, — напряженно замечает Валя. — А что?

— А ничего! — вспыхивает Танька. — Своему парню не сказала, что уезжаешь через две недели. Замечательно. Он, надо думать, обрадуется такому повороту событий.

— Я скажу, — пытается возразить Валя. — Я с тобой сначала хотела посоветоваться.

— Так вот мой тебе совет: забудь про эту глупость, — выдает раздраженно Танька. — Чего тебе не хватает? Работаешь, парень есть, замуж выйдешь.

— Да что ты все о Пашке? — огрызается Валя. — Он тут не приклеенный. Захочет — со мной поедет.

— Ага, в чемодане, — фыркает Танька. — Надо было сразу с ним все это обсудить. Еще когда только письмо собиралась писать в трест свой. А то вряд ли он обрадуется.

Глава 3

Пашка, как и предсказывала Танька, совсем не выглядит обрадованным, когда на следующий день Валя, набравшись храбрости, рассказывает ему о своих планах на переезд. Он мрачнеет, замолкает и как будто сразу отстраняется от Валькиных проблем.

— Твое дело, — выдавливает Пашка. — Я думал, что у нас с тобой что-то получается. Серьезное. Но, видать, ошибался.

— Что вы все на меня окрысились? — возмущается Валя. — Как будто я вам враг какой-то.

Ее особенно колет слово «серьезное». Что же он раньше-то про серьезность ничего не говорил, даже не намекал? Может быть, тогда бы и она себя по-другому вела, уехать не стремилась. А то все самое главное почему-то всегда выясняется, когда уже поздно что-то изменить. Так, наверное, о том, как все тебя любят и уважают, узнаешь только тогда, когда помирать начнешь. Лежишь на кровати под белой простыней, а вокруг тебя собрались друзья, о которых ты раньше и не задумывался. И все такие хорошие слова о тебе говорят:

— Вот, если бы не болезнь, то мы бы с тобой в Крым поехали. Давно собирались. Да вот не получилось.

— А мы, — говорят другие, — хотели тебе холодильник подарить. Но теперь, видать, уже не судьба.

А ты лежишь и думаешь:

— Где ж вы до этого были?

— А кто это «все»? — цепляется за Валькины слова Пашка и смотрит на подругу почти со злобой.

— Кто? Никто! Ты, например, — огрызается Валя, очнувшись от философских размышлений.

— Нет, постой, ты сказала: «вы все». Кто все? — в голосе Пашки чувствуется закипающая обида.

— С Танькой я разговаривала об этом, — с неохотой выдавливает Валя. — Она моя лучшая подруга. Спросила ее мнения.

— Сначала ее, а потом уже мое, да? — возмущается Пашка. — Так? Я у тебя на последнем месте?

— Нет, не на последнем, — бурчит Валя. — Я тете Поле еще ничего не говорила.

— Ага! — почти с радостью от того, что его обида явно оправдана, фыркает Пашка. — На предпоследнем, значит? Прекрасно. И что ты от меня ждешь? Что я запрыгаю от восторга, да? Вроде все нормально было. У нас с тобой, я имею в виду. И вдруг ни с того ни с сего…

— Почему же ни с того ни с сего? — извиняющимся тоном произносит Валя. — Я над этим долго думала…

— А что же не поделилась-то раньше? — обрывает ее Пашка. — Может, я бы и понял.

— А сейчас — нет, не поймешь? — злится Валя и добавляет, вспомнив свои недавние размышления о бренности бытия: — Я не помираю пока. Вполне можешь понять, если захочешь.

— Так времени у меня нет на понимание, не дала ты его мне, — пожимает плечами Пашка. — Просто поставила перед фактом. Прощай, мол. И все дела.

— Почему сразу прощай? Давай вместе поедем? — со слезой в голосе выдавливает Валя и, вспомнив об аргументе Сашки, добавляет: — Ты же не рыбачишь.

— И что с того? — хмыкает Пашка. — Ты сама-то рыбачка, что ли?

— Не я, — отмахивается Валя.

— А кто? — подозрительно интересуется Пашка.

— Неважно, — поняв, что в очередной раз сглупила, отмахивается Валя.

— Кто рыбак? — требует Пашка.

— Сашка, — неохотно произносит Валя и уточняет: — Парень соседский.

— Вот как! — возмущается Пашка. — Даже соседский парень, оказывается, в курсе твоих планов. Ты его с собой приглашала, что ли?

— Причем тут Сашка? — заламывает Валя руки. — Не придирайся! Поехали вместе, в Хибины, город строить, а?

— Ты серьезно думаешь, что меня здесь ничего не держит? — продолжает возмущаться Пашка. — Сказала: «поехали», — и я тут же кинулся вещички собирать. Как здорово у тебя все получается. За сколько суток до отъезда ты мне все сообщила? За неделю? Прямо сейчас и побегу билет покупать. Если не поздно, конечно.

— Не обязательно же буквально вместе ехать, — примирительно предлагает Валя. — Ты можешь приехать через месяц. Или через два. Как получится. Я все разузнаю. Какие специалисты там нужны. А ты…

— Не езжай! — перебивает ее Пашка.

— Что? — увлеченная своими планами, не понимает его Валя.

— Не езжай ты в эту Тмутаракань, — повторяет Пашка. — Не надо. Давай жить, где живем. Тут все родное. А там — Север. Тут ночь еще, а там уже день, наверное.

— Вот только не надо этих глупостей географических! — возмущается Валя. — Я смотрела на карте: Кольский полуостров на той же долготе, что и Жданов. Может, даже западнее немного. А значит, и время там то же самое, киевское. В смысле, у них московское. Это тебе не Сибирь. И не Дальний Восток.

— Ладно, ладно, разошлась, — машет рукой Пашка. — Пусть будет так. Разницы-то никакой: Север, холод, снег. А здесь все по-другому. Может, и не лучше — тут уж как кому нравится, — но привычнее, роднее. Не езжай.

— Не могу, — голос Вали на мгновение срывается, когда она и сама внезапно думает о том, что теряет все, что окружало ее с детства.

Впрочем, уже в следующее миг ей приходит в голову, что расстается она со всем этим не навсегда, что к тете Поле можно будет приезжать в отпуск хоть каждый год, и что Жданов никуда от нее не денется.

— Не могу, — повторяет она твердо, — я уже и билет купила.

— Ну, тогда не смею задерживать, — отрезает Пашка. — Что тебе от меня нужно? Чтобы я добро тебе дал на переезд? Так оно тебе не нужно.

— Провожать-то придешь? — обреченно выдавливает Валя.

— Когда? — безропотно интересуется Пашка.

Он наконец осознает неизбежность расставания, и его гнев сразу куда-то улетучивается.

— В пятницу, московский поезд, — уныло сообщает Валя.

— Не, не получится, — вздыхает Пашка, прикинув что-то в уме. — У меня смена как раз.

— Поменяйся с кем-нибудь, — предлагает Валя.

— Не, не получится, — упрямо повторяет Пашка.

— Прекрасно, — фыркает Валя и отворачивается, чтобы несговорчивый друг не видел ее слез.

— Вот и поговорили, — мрачно констатирует Пашка, словно подводя окончательную и бесповоротную черту не только под их беседой, но и под всеми их отношениями.

Глава 4

Вагон дергается и медленно плывет вдоль перрона Ленинградского вокзала. Шумная Москва, в которой Валя до этого была лишь однажды, в детстве, когда они с тетей Полей приезжали сюда на пять дней к дальним родственникам, проваливается куда-то назад, под стучащие на стыках колеса состава.

Перед поездкой Валя строит относительно десятичасового пребывания в столице грандиозные планы: прогулка по Красной площади, поход в Третьяковскую галерею, что-то еще, о чем сейчас она уже не хочет и вспоминать.

На практике все происходит совсем иначе. Уже в поезде Жданов-Москва Валя так устает и выматывается от нестерпимой духоты, что, выйдя на столичный перрон, мечтает только о том, чтобы принять душ и лечь спать, причем желательно в холодильнике или на снегу. Снега, впрочем, в не менее душной, чем Жданов, Москве, понятное дело, нет. Как, собственно, нет и душа. Вернее, возможности его принять. Связь с дальними родственниками, у которых Валя провела когда-то пять дней, давно потеряна. Тетя Поля, правда, дала ей адрес. Но Валя представляет, как добирается на метро, а затем на автобусе к почти не знакомым ей людям, и решительно отказывается от этой идеи.

Она перебирается с вокзала на вокзал и, сдав вещи в камеру хранения, куда, кстати, приходится отстоять немалую очередь, все оставшееся время сидит в зале ожидания. Ближе к отъезду она заходит в привокзальный буфет, где съедает сомнительно вида сосиски с макаронами и запивает их желтоватым чаем. Затем в ближайшем гастрономе она покупает еду в дорогу. Вернувшись на вокзал, Валя, не дожидаясь объявления о начале посадки, забирает чемодан из камеры хранения и выходит на перрон.

Поезд подают за десять минут до отправления, и народ начинает спешно в него усаживаться. Валя оказывается в одном купе с пожилой женщиной.

— Вы из Москвы едете? — интересуется у Вали попутчица, когда они, остыв от кутерьмы отправления, расстилают постели на деревянных полках и собираются пить чай.

— Нет, — отвечает она, отчаянно качая при этом головой, как будто стараясь стряхнуть с себя столичный шум, — из Жданова.

— А я из Рязани, — поясняет женщина. — Внучку еду забирать.

— Из Мурманска? — спрашивает Валя, чтобы как-то поддержать разговор.

— Из Североморска, — отвечает женщина и на всякий случай уточняет: — Рядом с Мурманском. Военный городок.

— А-а, — тянет Валя.

— Увез дочку, — продолжает разговор женщина. — Зять увез. Военный он у меня. Офицер. Говорила я дочке: «Не выходи за курсанта, будешь потом всю жизнь по гарнизонам мотаться». Так и вышло.

— А-а, — повторяет Валя и добавляет, не ожидая уже ничего хорошего: — Зять служит в Североморске?

— Угу, — кивает женщина. — Сразу после училища его туда и направили. А ведь не моряк он — десантник. Ну да бог их там поймет, кого и куда у них направляют. Лишь бы дома не оставить. Внучка уже там родилась, за полярным кругом. Тьма, метель. А у нас в Рязани так хорошо!

Женщина вздыхает, а потом спрашивает:

— А вы в Мурманске живете?

— Нет, — смущенно бормочет Валя, — в Жданове живу. Жила, вернее. В общем, сейчас как раз переезжаю на Север.

— Тоже, наверное, за мужем вслед? — сочувственно интересуется женщина.

— Нет, я сама, — еще больше почему-то смущается Валя, как будто признается в чем-то очень нехорошем. — Работать еду.

— Да что же вам в Жданове работы не хватило, что ли? — возмущается попутчица.

Почти то же две недели назад говорила Вале Танька.

— Там интереснее, — огрызается Валя и уточняет: — На Севере.

— Это первый месяц интересно, — назидательно замечает женщина. — А потом небо с овчинку покажется. Я как-то прожила у них в Североморске почти полгода. Дочка болела сильно. А Машке, внучке моей, тогда и двух лет еще не было. Вот и пришлось. Едва выдержала.

— Ну, у всех, наверное, по-разному бывает, — мямлит Валя.

Сейчас ей меньше всего хочется выслушивать гадости о еще не знакомом ей Кольском полуострове. Сидя в Москве на вокзале, она фантазировала, что ее попутчиками будут коренные северяне, патриоты своего сурового края — рыбаки или геологи, которых можно будет о многом расспросить, разузнать о местной жизни, природе, людях. Но вместо этого в течение следующих суток Вале приходится изнывать от бесконечных стенаний Надежды Федоровны — так зовут ее рязанскую попутчицу.

Чтобы избавиться от разговоров, которые с неизбежностью сводятся к тому, как замечательно жить в Рязани, да и вообще, где угодно, кроме того места, куда она как раз направляется, Валя во второй вечер перебирается на одну из верхних полок, которые так и остаются незаселенными.

— Сейчас никто туда не едет, — со знанием дела объясняет ей ситуацию Надежда Федоровна. — Сейчас все на юг уезжают. Вот к осени начнут собираться. Как схлынет толпа в середине сентября, так и я Машку назад повезу. Благо, нам спешить некуда. Мала еще, в школу не ходит. К Первому сентября торопиться пока не надо. Пусть погостит подольше, подышит нормальным воздухом.

Валя забирается на верхнюю полку, отворачивается к стенке и притворяется спящей. Лишившись собеседницы, Надежда Федоровна вскоре тоже ложится. Тогда Валя осторожно, стараясь не шуметь, переворачивается на живот и поверх подушки смотрит на пролетающий за окном пейзаж. Уже далеко за полночь, но сон не идет. Она вспоминает Жданов. Сейчас ей кажется, что она покинула его много лет назад. А ведь это была всего лишь минувшая суббота. Хлопоты сборов накануне, вокзал, тетя Поля и Танька, суетящиеся рядом и все время норовящие помочь ей с вещами.

— Ты еще устать успеешь, — говорит тетя Поля, почти силой вырывая у нее из рук новенький, специально для этой поездки купленный чемодан.

— Да где ж я устану? — возражает она. — Мне же трое суток лежать на полке!

Вспоминая сейчас об этом, Валя улыбается: три бабы рвут друг у друга из рук вещи на перроне. Смешно. Жаль только, что Пашки не было. Он пришел накануне, за день до отъезда. Чтобы попрощаться. Это он так сказал. А она при этом не смогла сдержать слез.

— Что значит «попрощаться»? — почти вскрикнула она. — Приезжай. И я приеду. Следующим летом. Не на Марс же отправляюсь.

— Да по мне твой Мурманск хуже Марса, — буркнул Пашка. — На, держи, память будет, — и он протянул ей картонную коробочку, в которой оказались наручные часики — маленькие, продолговатые и позолоченные.

— Я и ремешок купил, — добавил Пашка. — Так что можешь сразу и надеть. В дорогу.

— Хорошо, — пробормотала Валя, — спасибо тебе.

Часики эти сейчас у нее на руке. Она почти непроизвольно косит на них взгляд. А затем снова сосредоточивается на мечущихся за окном вагона залитых полуночным солнцем карельских сопках. Бесконечный день. Утром она будет уже в Мурманске. Надо где-то остановиться, нормально поесть, сходить в трест. Нет, лучше сразу в трест. Прямо с вокзала. Ее охватывает беспокойство: все ли пойдет так, как она планировала, все ли уладится? Дела надо решать быстро, ведь в кошельке у нее только сто тридцать рублей. Все, что осталось после покупки необходимых в дорогу вещей от полученных при расчете денег.

— Все получится, — шепчет Валя сама себе. — Должно получиться. Я же везучая.

Глава 5

Поезд приходит в Мурманск ранним утром. Можно было бы сказать — ни свет ни заря, если бы не стоящее в зените солнце. Его лучи заливают окрестности снопами белого света, как будто льющегося из сварочной дуги. Валя выгружается из вагона и, пройдя через здание вокзала, оказывается на площади. Что делать дальше, она не знает. Прибывшие вместе с ней граждане как-то сразу растворяются в залитом светом пространстве. Кого-то встречают родственники или знакомые, кто-то шмыгает в таксомотор, громко хлопая за собой дверкой, кто-то просто деловито направляется куда-то вместе со своими пожитками.

— Ой, — бормочет Валя и встряхивает головой, чтобы собраться с мыслями.

До сих пор ее главной целью было добраться до этого города, спрятанного на карте где-то возле Финляндии и Норвегии. Ей представлялось, что здесь она сразу увидит трест, в который направляла свой запрос и откуда ее пригласили на работу. Наверное, именно туда и пойдут все люди с поезда. Куда же им еще идти?

То, что прямо перед вокзалом не оказалось никакого треста, оказывается для нее полной неожиданностью. И теперь она пытается сосредоточиться, чтобы действовать дальше. Собственно говоря, решение напрашивается само собой: спросить у кого-нибудь дорогу. Благо, что адрес треста она давно заучила наизусть. Но беда в том, что спрашивать уже решительно не у кого. Народ, прибывший с ней, разбежался, а никого больше в столь ранний час на улицах просто нет. Кроме того, Валя соображает, что и сам трест, если даже она до него доберется, окажется закрытым. Стоять же со всеми вещами возле дверей несколько часов будет крайне нелепо.

Валя топчется еще несколько минут в нерешительности, не зная, что предпринять, а затем, подхватив чемодан, направляется через площадь вдоль по улице, которая впереди, через пару кварталов стремительно уходит куда-то вверх. Но подниматься в гору ей не приходится. Обогнув первый же дом, стоящий напротив вокзала, Валя видит незамысловатое деревянное здание в два этажа, на котором висит табличка «Гостиница». Валя вспоминает о ста тридцати рублях и о том, что надо всячески экономить. Но что же ей делать в такую рань на улице, да еще с вещами?

Дверь в гостиницу оказывается открытой. Пройдя через тамбур, Валя попадает в небольшой холл, где за стойкой, уронив голову на подбородок, дремлет пожилая женщина в черном, как у проводницы вагона, кителе. Валя подходит к стойке и осторожно, чтобы не шуметь, ставит чемодан на пол. Впрочем, она тут же понимает бессмысленность подобной деликатности. Как ни крути, а ей необходимо разбудить администратора.

— Извините, — робко произносит Валя.

Но ее слова не имеют абсолютно никаких последствий.

Тогда она повторяет уже громче:

— Простите, пожалуйста!

Женщина за стойкой вскидывает голову и смотрит на Валю сонным взглядом.

— Съезжаете? — произносит она.

— Нет, — растерянно мотает головой Валя.

— Тогда что? — удивляется такому повороту событий женщина в кителе.

— Мне бы комнату, — нерешительно произносит Валя. — Комнату хочу снять. Только недорогую. Или место. Место даже лучше. У вас есть?

— Да, конечно, — женщина-администратор окончательно просыпается. — Извините. Время, знаете ли, — она смотрит на часы, висящие на стене, — самое сонное, четыре утра.

— Да, конечно, — кивает Валя. — Но я с поезда. Есть место?

— Разместим, — кивает женщина в ответ. — Только зачем вам место? Возьмите комнату. Удобнее и не намного дороже.

— Сколько? — интересуется Валя.

— Всего два пятьдесят в сутки, — отвечает женщина.

— Хорошо, — соглашается Валя, прикинув свои финансы, — оформляйте.

Она достает из сумки и протягивает женщине в кителе свой паспорт. Заполнив необходимые бумаги и дав Вале расписаться в самом низу, женщина, оставив свой пост, ведет Валю в аккуратную комнатку на втором этаже.

— Вот, располагайтесь, — говорит она. — Надолго к нам?

— Не знаю, — устало вздыхает Валя, — может, и на всю жизнь. Только мне не в сам Мурманск надо.

— В гарнизон какой-нибудь, — уверенно предполагает женщина-администратор снисходительным голосом человека, который в таких вещах ошибок не делает. — К мужу, наверное?

— Нет, не к мужу, — невольно морщится Валя, которой неприятно от того, что ей снова недвусмысленно намекают на то, что по доброй воле никто в эти места никогда не приезжает и что вытерпеть их можно исключительно из любви к своей второй половинке.

— Я работать сюда приехала, — поясняет она. — Не сюда, вернее, а в Апатиты.

— В Апатиты? — удивляется женщина в кителе и, всплеснув руками, добавляет: — Так вам надо было на станции Хибины выходить. Зачем же вы до Мурманска-то ехали? Теперь возвращаться придется.

— Возвращаться? — теряется Валя.

— Конечно, — подтверждает администратор, — Апатиты-то вон где, — она неопределенно машет рукой куда-то за окно, — километров двести будет.

— Я… — начинает Валя.

Но, тряхнув головой, все же преодолевает напор своей собеседницы, которая почти превратила ее в растеряху, неизвестно зачем и куда приехавшую, и продолжает уже уверенно:

— Не путайте меня, пожалуйста. Мне сначала надо в трест. Он здесь находится, в Мурманске. Отдел кадров, по крайней мере. Оформлюсь, а потом уже поеду в Апатиты.

— Хорошо, хорошо, — охотно соглашается администратор. — Раз надо — значит, надо. Я ведь таких тонкостей не знаю. Трест дело такое.

— Утром и пойду, — подтверждает Валя. — Подожду только, пока рабочий день начнется.

— Да что же вы, с поезда — и сразу на работу устраиваться? — всплескивает руками администратор. — Чайку вам принести? Я кипяток подогрею.

— Да, спасибо, если можно, — бормочет Валя.

— Даже нужно, а не можно, — усмехается, глядя на нее, женщина в кителе. — Чайку попьете, полежите немного, а потом в баньку надо сходить. С дороги это самое главное. Тут баня неподалеку, десять минут ходьбы. С утра там народа никого нет. А вам это как раз и нужно. Помоетесь, грязь с себя долой. Покушаете где-нибудь в столовой. А потом уже — в трест свой. Завтра.

— Что вы! — пугается Валя. — Мне быстро надо.

— Чайку, сначала чайку, — повторяет администратор и выходит из комнаты, бормоча: — Сейчас все организуем.

Она возвращается через несколько минут со стаканом парящего в холодном утреннем воздухе стаканом чая в подстаканнике.

— Прямо, как в поезде, — думает Валя.

— Вот, выпейте, а потом отдыхайте, я больше мешать не буду, — говорит женщина в кителе и выходит из комнаты.

Валя присаживается на стул, неожиданно почувствовав, что после вагонной качки ноги не совсем ее слушаются, а в голове все еще стучат и стучат колеса.

Выпив чаю, она ложится на кровать и словно проваливается в сон. Трое суток полудремы на вагонной полке оказываются не в счет. И дорожная усталость берет свое.

Валя просыпается уже после полудня. Одевшись, она спускается вниз и, подробнее расспросив у женщины в кителе дорогу к бане, отправляется туда. По пути она заходит в первую попавшуюся столовую, потому что неожиданно чувствует сильный голод. Хотя ничего неожиданного в этом факте нет: в последний раз, не считая утреннего чая, она ела вчера ранним вечером. Первый день в незнакомом городе проносится вскачь, не оставив Вале ни единого шанса добраться до треста. Так что поход туда приходится, как и предвидела женщина в кителе, отложить до завтра.

Глава 6

Проснувшись на следующее утро, Валя чувствует себя действительно отдохнувшей. Пол уже не качается у нее под ногами, а в голове не стучат на бесконечных стыках стальные вагонные колеса. Взяв необходимые документы, она отправляется в трест. После расспросов прохожих выясняется, что он занимает мрачное здание из серого кирпича всего в паре кварталов от гостиницы.

— Я на работу оформляться. У меня вызов есть, — сообщает она вахтеру, сидящему за стойкой в полутемном холле.

Валя хочет уже достать этот самый вызов из сумочки для подтверждения своих слов, но вахтер лениво кивает и цедит сквозь зубы:

— Отдел кадров на третьем этаже.

По мраморным лестницам снуют люди с папками и свернутыми в трубочки ватманскими листами. На лестничных клетках организованы стихийные курилки. Продравшись сквозь толпу и клубы табачного дыма, Валя поднимается на третий этаж. В отдел кадров стоит огромная очередь. Внутрь приглашают по два-три человека сразу, но и держат там подолгу. Наконец Валя проходит в кабинет к инспектору. Но тут выясняется, что ей надо не сюда. В отделе кадров, объясняет ей девушка, сидящая за столом, заваленным папками-скоросшивателями, нанимают только рабочих. А специалистам, приехавшим по вызову, надо обращаться непосредственно к начальству, чтобы подписать этот самый вызов.

Приходится подняться на этаж выше. От обилия табличек «Приемная» на веренице дверей Валя теряется. Собравшись с духом, она открывает первую попавшуюся дверь и входит в просторную комнату с огромным окном.

— Вы к Натану Ефимовичу? — интересуется у нее женщина, должно быть, секретарь, обставленная со всех сторон телефонами разных мастей и фасонов.

— Нет, — мнется Валя, — я хотела бы узнать, не подскажете, к кому мне нужно обратиться, я приехала по вызову, мне сказали подойти к руководству.

— Да, — кивает женщина-секретарь, — вам лучше обратиться непосредственно к тому, кто подписал ваш вызов.

Валя сходу называет фамилию. За прошедшее с момента получения вызова время она столько раз вертела и крутила в руках эту невзрачную бумагу с несколькими машинописными строками, что давно заучила ее наизусть.

— К сожалению, Семен Аркадьевич уже окончательно перебрался в Апатиты, — качает головой женщина-секретарь.

— Мне туда надо ехать? — почувствовав в душе некоторое раздражение, интересуется Валя.

Она вспоминает мудрую администраторшу в гостинице, которая сразу предположила, что ей придется возвращаться на станцию Хибины. Нет, в этом, конечно, нет ничего страшного. Она ведь все равно собирается ехать туда на работу. Но одно дело — ехать с уже оформленной трудовой книжкой, гарантией размещения и прочее и прочее. Совсем другое — вновь искать гостиницу и обивать пороги очередного главка. А вдруг не возьмут, в конце концов? Хватит ли у нее денег добраться назад в Жданов?

— Где мне его там найти? — спрашивает она у секретаря.

— Подождите, — машет та рукой. — Вы же специалист, да? Строитель?

Валя кивает.

— Вам не обязательно обращаться именно к Семену Аркадьевичу, — продолжает женщина. — Желательно, но не обязательно. Отдел кадров все равно пока здесь, в Мурманске. Вы можете подписать вызов у любого из заместителей управляющего трестом. Потом оформиться. А потом уже поехать в Апатиты.

— Хорошо, — радуется Валя тому, что женщина с телефонами словно прочла ее мысли.

— Да вы проходите к Натану Ефимовичу, — заговорщическим шепотом произносит женщина, кивнув на обитую дерматином боковую дверь. — Он как раз сейчас свободен.

— Спасибо, — благодарно отвечает Валя.

В большом кабинете, куда она входит из приемной, за огромным столом сидит совсем еще не старый, как ожидала Валя, мужчина с залысинами и выбритыми до синевы щеками. На нем галстук и пиджачная белая рубашка. Но сам пиджак висит на спинке одного из стульев, шеренгой выстроившихся вдоль стены.

— Натан Ефимович? — начинает Валя.

— Угу, — с готовностью откликается мужчина, уставившись на нее своими черными навыкате глазами. — А вы кто такая красавица?

— Я? — теряется Валя. — Я не красавица. У меня вызов.

— И это я вас вызывал? Когда и зачем? — насмешливо спрашивает мужчина. — Не верю, я бы запомнил.

— Я на работу устраиваться, — окончательно сбившись от такого игривого приема, продолжает Валя, стараясь изъясняться максимально четко и понятно. — У меня вызов. Вот, — она подходит к столу и протягивает мужчине бумагу. — Он подписан Семеном Аркадьевичем. Но мне сказали, что он уже перебрался в Апатиты и что вы можете…

— Могу, конечно, могу! — перебивает ее мужчина. — Я много чего могу. Может, даже и побольше вашего Семена Аркадьевича. Присаживайтесь. У вас все документы с собой?

— Да, вот, — и Валя протягивает ему заранее приготовленные диплом, трудовую книжку и паспорт.

Мужчина за столом берет их и, небрежно перелистав, многозначительно произносит:

— Отлично.

— Так вы меня берете на работу? — интересуется Валя.

— Конечно, — кивает Натан Ефимович, — не зря же мы вас вызывали. Завидую я Семену Аркадьевичу. Вечно он вызывает самых красивых девушек и увозит их к себе в Апатиты. Так просто невозможно работать.

— Так я могу идти в отдел кадров оформляться? — нетерпеливо уточняет Валя. Она уже устала от толкотни в прокуренном коридоре, а теперь еще и от напористого флирта мужчины с глазами навыкате, и хочет быстрее закончить все формальности.

— Можете, — снова кивает мужчина. — Только зачем вам в Апатиты ехать?

— В каком это смысле? — переспрашивает Валя.

— Да в самом прямом, — усмехается мужчина. — Нам и в Мурманске люди нужны. Наш трест по всей области строит. В Мурманске в том числе. Зачем вам в Хибины ехать? Оставайтесь здесь.

— Но я же вызов получила в Апатиты, — теряется Валя.

— И что с того? — возражает мужчина. — Вы же не крепостная? Вы — молодой специалист, строитель. Из братской советской республики. Комсомолка, я полагаю?

Валя машинально кивает.

— Вот, — радуется мужчина. — Приехали к нам на Север. Прекрасно. Но зачем же обязательно ехать в Апатиты? Здесь тоже есть работа.

— Вы меня запутали, — вздыхает Валя.

— Да что же вы так легко запутываетесь? — разводит мужчина руками в мнимом бессилии. — Хорошо, давайте попробуем по-другому: скажите мне, вы где остановились? У родственников? В гостинице? Какой? Она ведь, как вы наверняка заметили, деревянная. Барак, по сути. Невозможно, чтобы в развитом промышленном советском городе были деревянные гостиницы. Да еще к тому же в самом центре. И не будет их. И очень даже скоро. Слово вам даю. Но для этого нам всем надо хорошо поработать. Именно нам. Вы же строитель?

— Но в Хибинах строят целый город, — с упреком произносит Валя, почти со злобой глядя на мужчину за столом.

— Романтики захотели? — с готовностью подхватывает тот. — Так я вам вот что на это отвечу: город городом, но главная стройка там рядом, в Кировске — новая обогатительная фабрика. Объект важный и сложный, не спорю. Но промышленный. Разве не интереснее строить жилые дома и школы? В них будут жить люди, учиться дети. И у нас в Мурманске как раз сейчас намечается широкомасштабное гражданское строительство. Оставайтесь здесь.

Валя вздыхает. Она вновь чувствует, как устала за все последние дни: расчет с работы, когда в напутственных словах сослуживцев чувствовался не то сарказм по поводу ее решения, не то упрек, сборы, долгая изматывающая дорога. И вот теперь она никак не может завершить свое путешествие. Ей уже и самой не хочется ехать в эти самые Хибины. Она думала, что они находятся где-то совсем рядом от Мурманска, тоже на берегу моря. А оказалось, что туда нужно добираться поездом несколько часов. И что там? Опять бегать по инстанциям, искать начальство, прораба? Не лучше ли, правда, остаться здесь, в областном центре?

— А как же Семен Аркадьевич? — выдавливает она, вспомнив о подписи в своем вызове.

— А что Семен Аркадьевич? Что вы о нем так беспокоитесь? — фыркает мужчина. — Я с ним сам поговорю. Да и зачем он вам? Он старый, лысый, и ботинки у него вечно в песке со стройки. Я гораздо лучше его. Поверьте. Оставайтесь работать у меня. Договорились?

Валя сдается. Натан Ефимович лично отводит ее в отдел кадров, где все та же девушка, сидящая за заваленным папками столом, тут же оформляет ее на работу. После этого Натан Ефимович отправляет ее к завхозу треста.

— Идите к Зинаиде Петровне Павленко, — произносит он тоном, которым обычно общаются с маленькими детьми. — Это на втором этаже, кабинет 205. Если будет закрыто, стучитесь — не стесняйтесь. Она наш завхоз и все устроит с вашим размещением. Не в гостинице же вам жить. А завтра с утра — на работу. Подходите прямо ко мне, я все решу.

Зинаида Петровна оказывается очень приветливой, но до изнеможения уставшей женщиной. Она принимает Валю, как родную, проявляя к ней почти материнскую заботу. Но с размещением возникают сложности.

— Нет, из гостиницы мы вас обязательно заберем! — говорит она Вале. — Комнату в общежитии найдем. Но сегодня, наверное, не получится. Денька через два-три сделаем. У нас сейчас бригада фо