Оглавление

МЕДВЕЖЬЯ ТРОПА

(скандинавский нуар[1] в Алтайских пейзажах)

До нужного места, отмеченного координатами, оставалось пройти пару сотен шагов, когда свет в глазах вспыхнул тысячами искр и погас. Наступила тишина. Липкий осенний снег, перемешанный с дождём, тут же принялся выстукивать морзянку на безжизненном теле…

С похорон Никиты прошло уже три дня. С того момента, как ей сообщили о смерти мужа, Ника Саранцева практически не спала. Пять чашек кофе в день — единственное, что помогало ей держаться на ногах, а практически маниакальное стремление к наведению порядка — не сойти с ума. Собрав в хвост белёсые волосёнки и водрузив на кончик носа очки в минус пять, она тщательно натирала подоконники в их «двушке». Надо ещё отодвинуть в сторону стеллаж с книгами и пройтись за ним пылесосом. А это что? Тоненькая серая, стандартного формата, папочка для бумаг, ничего особенного. Стопка каких-то документов, выключенный недорогой смартфон и круглая пластиковая штуковина, вроде крупной пуговицы и выбитыми на ней цифрами «50 000». Ника выключила пылесос и более тщательно осмотрела находку. Бланк договора купли-продажи, пока незаполненный, лежал вместе с учредительными документами на бизнес мужа. Телефон. Пара нажатий на кнопки и он ожил. Сообщений в мессенджере хватит на целый роман. Какая страсть! «Любимая, поздравляю тебя с годовщиной! Мы вместе уже три раза по триста шестьдесят пять!», — два месяца назад отправлено. Это длилось у него три года! Классика — жена обо всём узнаёт последней. Вот они поездки за товаром, учёты, бизнес-партнёры… Дура! Можно подумать, что сеть точек по ремонту обуви и изготовлению ключей — это филиал «Газпрома»… Оказывается, и в Грецию они с дамой сердца летали, и зимней Прагой любовались, а ещё их ждал Париж! «Милый, говорят, увидеть Париж и умереть!», — пишет она. А он не ответил… Успел умереть до этого события.

Так, это уже смс, их не меньше десятка. «Завтра в семь вечера на входе в Нагорный парк. Не придёшь, сделаешь себе только хуже». Получено за неделю до пропажи Никиты. Значит, есть люди, которые знают, что же случилось на самом деле. И это не несчастный случай!

Ника перевела взгляд на окно. За стеклом серое ноябрьское небо, обледенелые капли дождя постукивают по подоконнику. Холодно и мерзко. Даже её любимые «алмазные» картины померкли. Она решительно взяла телефон.

В отдельный кабинет популярного в Барнауле кафе «Шоколаttе» вплыла яркая блондинка в белом полушубке. Пышные бёдра в тесных джинсах опустились в кресло. Запах духов заглушил приятный аромат свежей выпечки.

— Побыстрее, пожалуйста, я спешу, — дама захлопала нарощенными метровыми ресницами, пригляделась и скривила яркий рот. — Это ведь вы к нам приходили за дедом ухаживать?

— Да, — теперь и Ника поняла, кто перед ней. Только вот приходя в дом вредного деда Тимофея, Наталья, жена его внука, выглядела гораздо скромнее — без макияжа и в бесформенных платьях. Дед терпеть не мог накрашенных женщин в брюках и умел, даже находясь в инвалидном кресле, так поставить себя, что его беспрекословно слушались все. Сказывалось прошлое Тимофея Марковича — в молодости он служил в системе АлтайЛага и командовал охранниками.

Наталья не сводила глаз с собеседницы. От унижения Ника едва не плакала.

— Ничего нового я сообщить вам не смогу. Да, мы встречались с Никитой. И, чтобы чаще видеться, именно я через вашу волонтёрскую организацию предложила вам ухаживать за дедом. Никита рассказывал, что вы на этом помешаны, просто как монашка, сестра милосердия.

— Давайте об этом в другой раз, — прервала Ника бурный поток слов, — ваш муж мог угрожать Никите из-за ваших отношений?

— Вряд ли, — задумчиво протянула блондинка, — дело в том, что мы расстались с Никитой. Причём задолго до его смерти.

— Что ж так-то? А как же Париж? — не удержалась Ника.

— Никита стащил у деда одну вещь, весьма ценную для семьи — коготь медведя. Он у деда на шее всегда висел, на шнурке, а когда Тимофей Маркович умер, мы нигде его найти не смогли. В тот период у деда вы уже не бывали, а Никита, чуть не каждый день захаживал. Они подолгу шептались со стариком о чём-то, дед такой довольный был, хоть и нёс какой-то бред про могильные камни. Да ему уж и пора было давно к этим камешкам, чёрту старому. И кулончик-то Никита запросто украсть мог! Грешки за вашим муженьком водились! Вы знали, что он в подпольном казино играл? Что бизнес заложил хозяевам заведения? Оставалось только подписи поставить у нотариуса и — всё. Но тут фортуна повернулась личиком, и отыграл наш Никитушка при мне пятьдесят тысяч «зелёных». Отыграл и пропал. Ни мне Парижа, ни вам, милочка, тёплых носочков на зиму.

— У меня ещё один вопрос. Кто-нибудь из вас встречался с Никитой после этой смс-ки?

— Нет, муж на следующий день в Сургут улетел в командировку. До сих пор там сопли морозит. Мы не виноваты в смерти Никиты, если вы об этом, а вот куш в пятьдесят тысяч заокеанских денег вполне может кому-то не дать покоя.

Воцарилось неловкое молчание, которое прервал оживший телефон в сумочке Натальи.

— Да, милый, — заворковала она в трубку, — и даже не попрощавшись, направилась к двери. Ника почувствовала себя вывалянной в грязи и тщательно протёрла руки влажной салфеткой. Слёзы всё же вырвались наружу и потекли по щекам.

Потом она вышла на улицу и второй раз за день столкнулась с промозглой погодой поздней осени. Ветер сразу же швырнул ей в лицо горсть острых льдинок, сорвал с головы капюшон куртки и пробрался в рукава. Тело покрылось гусиной кожей, зубы застучали, а ноги сами понесли к автобусной остановке.

…Чашка горячего кофе согрела руки. На столе разложена очередная алмазная картина — сто оттенков серого с вкраплениями небольших цветных участков. Ника любила работать именно с такими, спокойная цветовая гамма не рябила в глазах и помогала сосредоточиться.

— Медвежья тропа… Коготь этот… Ни дома, ни в вещах Никиты, которые передали полицейские, никаких амулетов не было, это точно. А ведь я его точно видела. Муж клялся, что дед сам ему отдал. Здесь может быть только два решения — либо вещица потерялась, либо… У убийцы.

***

…Хриплый лай собак слышится за стеной проливного дождя. Свернуть шею Хилому не составило большого труда. Доходяга пытался выторговать себе переезд в Чистюньский «оздоровительный» лагерь, даже подарок подогнал — медвежий коготь в золотом креплении и на золотой же цепочке. Уж больно хитёр был этот Хилый, достать мог всё, что хочешь и пронести незаметно, куда надо. Тимофей коготь-то взял, но продолжал пристально присматриваться к пронырливому зэку. И как оказалось — не зря. Теперь дело сделано и впереди только спокойная сытая жизнь, вдали от непроходимых чащоб и вечно голодных медведей. Не опоздать бы к погрузке, машины уже подошли. Ещё ехать почти три часа по размытой дороге до соседнего лагеря — сегодня там взбунтовались заключённые, убили двух охранников, попытались прорваться к пулеметной точке. Усмирить своими силами их не удаётся, вот и собирают вертухаев по ближайшим зонам. Тимофей Шерин оглянулся по сторонам. Нет, времени не хватит, да и страшновато одному. Пусть всё же полежит свёрток день-два до того момента как он вернётся обратно, а потом… Потом можно писать рапорт, увольняться и валить отсюда подальше. Надо запомнить этот день, 16 октября 1952 года. Сегодня пошёл отсчёт.

Во сне дед Тимофей возвращался на медвежью тропу практически каждую ночь. Он до сих пор, спустя 70 лет, помнил там каждый завороток, каждый бугорок, даже запах прелой травы и тот приторный аромат гниющей человеческой плоти по сей день щекотал ноздри крючковатого носа, придавая румянец впалым морщинистым щекам. Мечты о лёгком богатстве и безбедной старости так и остались мечтами — вернуться за заветным свёртком к Могильному камню он не смог: в бунтующем лагере его тяжело ранили, результат — инвалидное кресло на всю оставшуюся жизнь да медалька «Заслуженному работнику НКВД». В довесок к мизерной пенсии, на которую едва кормилось всё его семейство. Цепочка и крепление давно были проданы, но сам коготь он хранил, как талисман и судорожно сжимал во сне костлявой рукой.

Доверить свою тайну он не желал никому. Ни сын, ни зять, ни уж тем более бабская часть семьи не смогут грамотно распорядиться такими средствами, порода нищебродов, не в него пошли. В жилах самого Тимофея текла густая кулацкая кровь сосланных когда-то в эти места белорусских родичей. Внуки тоже слабаки. Генка — подкаблучник, Стас — вояка контуженый, пристроили егерем, слава богу. Повезло, как раз в тех заветных местах обосновался внучок, но нет, не подходит. Тут голова здоровая нужна, а этот вспыльчив не в меру, подозрителен. Вот Никиту дед Тимофей разглядел сразу, в первый же день, как только тот с супругой своей появился в его доме, мол, волонтёры. Баба — серая мышь, умная — не отнять, но с комплексами, вылизывает до блеска его запущенную стариковскую квартиру, готовит ему блюда на пару, расспрашивает о былых подвигах. Ей это действительно интересно, работы какие-то пишет краеведческие, молодняк сопливый на экскурсии водит. Такая как раз для внучка Стасика бы подошла, не зря ж он, как приезжает сюда, глазами её ест. Вот Никита — парень не промах. Родителей схоронил, квартиру продал, женился на одинокой невзрачной Нике. Поселился на её квадратных метрах в центре Барнаула, а денежки от продажи родительской квартиры пустил в дело — замутил бизнес, пусть небольшой, но это же только начало. Азартный, хитрый и мечта у человека есть — разбогатеть и уехать к тёплому морю, отдыхать да радоваться. А есть цель, считай, полдела сделано. Именно Никите и дал старик ключ к тайне медвежьей тропы…

***

Ника буквально заставила себя выпить очередную чашку кофе и засунуть тело в пуховик. Никакого желания видеть начальство в лице директора детско-юношеского центра Елены Алексеевой у неё не было. Госпожа Алексеева ненавидела всю женскую часть коллектива, но особенно выделяла Нику. Упрекала буквально за всё — за журналистское прошлое (весьма успешное, кстати), креативное мышление, участие в волонтёрской деятельности (пустая трата драгоценного времени), за бизнес мужа (чем он думал, когда это затевал?) и даже за отсутствие у Саранцевых детей. Мол, какой же из тебя педагог, если ты понятия не имеешь, что такое дети? Детей, впрочем, директриса тоже терпеть не могла.

— Я посмотрела твоё заявление, — Елена Антоновна явно была не в духе, — скажи, ты вообще работать собираешься? Мы предоставили тебе три дня по семейным обстоятельствам, ты отгуляла и просишь ещё неделю.

— Вообще-то, я мужа хоронила, — еле слышно проговорила Ника.

— И что? Включайся в работу, это помогает. Зачем тебе неделя? У тебя что — семеро по лавкам?

— Мне нужно привести в порядок бумаги мужа по бизнесу, — соврала Ника, — это нужно сделать как можно быстрее.

— Господи, был бы там бизнес, а то несчастных три ларька, где на тапки заплатки лепят, — сморщила нос начальница, но заявление подписала, — иди, Саранцева, но помни, здесь у нас не редакция, свободного посещения не предусмотрено трудовым договором.

***

Городской архив это не офисное отдельно стоящее здание, а всего лишь первый этаж ничем не примечательного жилого дома на улице Воровского. Пара бетонных ступенек, отделанных плиткой, ведут к тяжёлой металлической двери, справа — новенькая, коричневая с белыми буквами, вывеска «Архивный отдел». Видно, посетители бывают здесь не так часто: ступеньки припорошены свежевыпавшим снегом. Ника с трудом открыла входную дверь. Голубоватые блики ламп дневного света неприятно резали глаза, приходилось жмуриться, чтобы разглядеть нужную надпись на многочисленных кабинетах. Первое, что ощущалось при входе — своеобразный запах, который щекотал ноздри и оседал на языке, вызывая першение во рту. Он появляется в местах, где годами, а то и десятилетиями складируются всевозможные бумаги, беспрепятственно оседает пыль и нещадно жарят воздух батареи центрального отопления. Сотрудники же нагло курят в приоткрытую форточку, не покидая помещения. Точно так же было и в отделе, куда пришла Ника Саранцева. Протерев запотевшие после улицы очки и разогнав перед собой сизую пелену, Ника смогла разглядеть детали — сероватую рулонную штору на окне, корявый столетник в слишком тесном для него горшке, огромный застеклённый стеллаж с тесными рядами папок, и нужного ей специалиста, который сидел, уткнувшись в монитор компьютера, где-то в самом углу, у стены с портретом президента и огромной картой города.

— Никуша, проходи, присаживайся. — Хозяйка кабинета, Иллария Венедиктовна, дама пожилая, но весьма экстравагантного даже для столицы Алтайского края внешнего вида, захлопотала перед гостьей. Накануне Ника позвонила ей и попросила разыскать кое-какую информацию, в надежде увидеть если не свет, то хотя бы проблеск в конце длинного тоннеля своих мрачных мыслей.

— Пока чайник раскочегарится, слушай самую суть, — Иллария водрузила на нос крошечные очки и провела пальцами с длинными красными ногтями по ультракоротким кумачовым прядям волос. — Итак, ты, как краевед и любитель истории, прекрасно знаешь, что в наших краях были сформированы Сибирский лагерь НКВД и множество мелких пунктов и отделений, разбросанных по территории. «Медвежья тропа» — так неофициально, шёпотом, я бы сказала, в народе называли один из небольших местных лагерей, где содержались политические. Так вот, именно здесь, судя по отрывочным воспоминаниям, одно время был своеобразный способ захоронения умерших зэков — их не закапывали в землю, а свозили в лог и там просто сваливали у ручья. Догадываешься, что было потом? Туда медведи ходили. Кормиться. Сытые звери не ложились в спячку и успешно утилизировали, скажем так — отходы лагерной жизнедеятельности. Это место ещё много лет потом считалось чуть ли не проклятым, а по сути, туда просто опасно было ходить. Кто-то когда-то слышал, как выжившие очевидцы рассказывали, что там был такой приметный камень, «Могильный», и вот за ним эта тропа и начиналась. За вывоз тел зэкам полагалось сто граммов спирта и лишняя пайка хлеба, типа, плата за смелость, сами охранники вглубь не совались, да и незачем, какой зэк рискнёт там бежать? Сейчас это место географически довольно сложно найти, знаю, что ехать надо в сторону деревни Краснощёково, а там ещё столько же да по бездорожью. Местные общественники пытаются выяснить подробности и соорудить Поклонный крест, но информации маловато. Вот как бы и всё, — женщина поправила сползший с плеча оранжевый палантин, — лет тридцать назад, в начале девяностых, мне привезли огромную кипу папок и истекшим сроком хранения для утилизации. Я их пробежала так, глазками. Ничего особенного, но вот именно в них и упоминается эта «Медвежья тропа». Затеряна она где-то в районе Тигирекского заповедника, а это, дорогая моя четыреста с лишним квадратных километров! Ты, Никуш, не решила ли розысками заняться? Никиту ведь в той стороне нашли? Прими дружеский совет — не вздумай лезть не в своё дело, это может быть опасно.

— Не волнуйся, я и не собиралась, — поспешила заверить Ника, но прозвучало это явно неубедительно.

***

Ника пересматривала их с мужем записную книжку, за спиной тарахтел телевизор, передавали местные новости, и вдруг слух резануло сообщение:

— Закончилось следствие по подпольному казино, закрытому сотрудниками правоохранительных органов два месяца назад. Напомню, житель одного из коттеджей в посёлке Усадебный, организовал у себя на дому игорное заведение, куда под строжайшей конспирацией съезжались любители азартных игр. В настоящее время организатор и его подельники находятся в следственном изоляторе, дело готовится к передаче в суд.

— Два месяца, — анализируя полученную информацию протянула Ника, — значит, не хозяин казино добрался до Никиты. Это кто-то другой, тот, кто связан с этой медвежьей тропой. Я чувствовала, что эта дикая жажда денег до добра не доведёт…

Неожиданно взгляд остановился на строке с нужным номером телефона: «Стас Шерин, егерь, лесхоз». Рядом почерком Никиты было крупно написано: «GPS-52.494623, 82.788653!!!» Это ещё что? Надо бы заглянуть в интернет…

На следующее утро, никому ничего не сказав, Ника садилась в автобус. В Краснощёково Стас обещал её встретить и показать свои владения. Почему-то именно сегодня погода решила испортиться окончательно. Небо было затянуто чёрно-серыми тяжёлыми тучами, за сплошной пеленой влажного тумана не было видно совершенно ничего. Примерно через полчаса поднялся ветер. На пейзаж за окном холодно было даже смотреть.

Стас встретил, как и договаривались. Он снова, как и тогда, в квартире деда, прожёг ее взглядом своих карих глаз. Ника чувствовала себя неловко рядом с этим крупным высоким мужчиной. Впрочем, резкий ветер не давал времени на раздумья. Старенький, но мощный «УАЗик» бойко рванул с места.

— Я предлагаю вам сегодня переночевать у меня, а завтра двинемся в путь, — Стас уверенно вёл машину, — прогноз на завтра хороший.

Ника молча кивнула в ответ. Именно Стас обнаружил в своих владениях тело её мужа. Что именно понадобилось Никите в этой глухомани, так и осталось загадкой. Как и то, каким образом он умудрился в одиночку добраться сюда.

Пристанищем егеря был рубленый деревянный домик, не очень большой, но оснащённый всем необходимым, включая электрогенератор и спутниковую связь. Внутри полумрак и жарко натоплено, пахло смолой и сухими листьями. Щёлкнул выключатель, Ника невольно зажмурилась от яркого света.

— Проходите, — он разулся у порога и снял через голову толстый шерстяной свитер, оставшись в тёмно-серой рубашке-поло. Ника последовала его примеру, сняла пуховик и шапку, оставшись в вязаной водолазке.

— Присаживайтесь на диван, сейчас будем чай пить, на травах, с мёдом.

Пока Стас возился в маленькой кухоньке, Ника огляделась по сторонам. Почему-то было тревожно, она не понимала, в чём дело, и гнала прочь навязчивые мысли.

Постепенно тревога улеглась. Они со Стасом пили чай, разговаривали обо всём понемногу. На улице становилось всё темнее. Хозяин дома занялся какими-то своими неотложными делами, а его гостья поискала, чем бы развлечь себя. Внимание привлекла толстенькая книжка в мягкой обложке, такие любил иногда почитывать Никита. Ника взяла томик в руки, раскрыла его и замерла — у корешка третьей страницы стояла размашистая подпись её покойного мужа, именно так были помечены все книги и журналы в их доме. Что это значит? Липкий страх начал подниматься от пяток и застрял где-то в солнечном сплетении. Никита был здесь! Она быстро положила книгу на полку и оглянулась. Стас стоял у неё за спиной и молча наблюдал. Ни один из них не произнёс ни слова.

Точка в солнечном сплетении тем временем превращалась в колючку, которая разрасталась, давя на горло и обдавая холодом всё тело. Ника даже дышать старалась как можно тише.

— Зачем, зачем ты приехала сюда? — вдруг закричал Стас и уже через секунду швырнул Нику на диван, стараясь сорвать с неё одежду. Он прижал её всем телом, Ника, сжавшись в пружину, сопротивлялась молча и яростно, но силы явно были не равны. В какой-то момент она вывернулась и из последних сил рванула ворот его рубашки. Пуговицы отлетели — и перед лицом Ники закачался медвежий коготь на чёрном шнурке. Стас оторопел, и этой секунды ей хватило, чтобы выскочить за дверь, в леденящий холод ноябрьской ночи. Ника бежала, чувствуя, что выдыхается, споткнулась и кубарем пролетела несколько метров, ударившись локтем о каменный выступ. Превозмогая боль, она заползла под него, практически слившись с ним воедино. Руки провалились в глубокую впадинку и мёртвой хваткой уцепились то ли за камень, то ли за корень. Холод начал осторожно пощипывать открытые участки тела.

— Ника, вернись! Не будь идиоткой! — голос Стаса был всё ближе, — ты нормальный человек, не такая алчная стерва, как мой дед и твой муж! Мы всю жизнь существовали впроголодь, пока дед тешил себя надеждами на этот клад! Никому из нас не доверился! Мужу твоему, такому же ничтожеству, как сам! И похвастался этим, глядя мне в глаза! Мерзкий старик! Ника, где ты?

Голос Стаса раздавался у Ники над головой. Потом чуть отдалился. Наступила тишина — но вскоре раздался выстрел. С сосны над выступом посыпался снег, припорошил Нике лицо.

— Всё зря! Дело не в когте! Примета, была примета! Если бы знать! — Стас кричал, срываясь на истерические рыдания.

Ника зажмурилась.

Ей снова десять, она в лесу, ночь, холод, Ирка, убежавшая звать на помощь и навсегда оставшаяся в тайге… Двое суток ледяного безмолвия и спасатели, выносившие её на руках. Месяц больниц и позже диагноз — бесплодие… Родители Ирки, ненавидевшие Нику за то, что она выжила. И этот цепенящий страх перед лесом на весь остаток жизни…

Очередной выстрел вернул её к реальности. Ника слышала хруст веток в нескольких шагах от себя, тяжёлое дыхание. Снова выстрел. И вдруг тишина разорвалась ужасающим рёвом — из своего убежища Ника наблюдала, как двое — раненый хозяин тайги и человек стоят друг напротив друга, готовые к схватке…

***

Ника всё же вернулась сюда, в точку, координаты которой указал Никита в записной книжке. С первыми морозами дорога хорошо устоялась. Был прозрачный солнечный день. На краю овражка она снова переживала минуты, которые помогли ей забыть детские страхи. Спокойно и размеренно женщина развернула брезентовый мешочек, вытряхнула из него на ладонь огромный золотой самородок, по весу около килограмма. Полюбовавшись, она положила его туда, где уже лежали коготь медведя и фишка номиналом в пятьдесят тысяч долларов. Стас был прав, поспешил он с расправой, да что взять с больного на голову человека? Немного терпения и была бы в руках и подсказка, и заветный свёрток. Тот самый, что Ника, не раздумывая, швырнула сейчас с размаху в шумный ручей, стекавший в лог.

Она уходила прочь, чувствуя спиной чей-то настойчивый, сверлящий взгляд, но так и не повернула головы, уверенная, что Медвежья тропа больше не потребует себе жертв.

 Скандинавский нуар (англ. Scandinavian noir) — литературный и кинематографический термин, применяемый к криминальным драмам, созданным скандинавскими авторами и объединённым такими характерными чертами, как предельная реалистичность, мрачная стилистика, линейность повествования. Несмотря на то, что за направлением закрепилось название «нуар», с произведениями классического американского нуара скандинавские криминальные драмы объединяет немногое, хотя в них так же размыта грань между героем и антигероем, присутствует атмосфера всеобщего разочарования.

ПРИМАНКА ДЛЯ ЛИСА

(первое дело клуба любителей кроссвордов и детективов «БОРЩ»)

Штырь приехал на заброшку с самого утра. Так… Вот уже и окно. Здесь, под самым подоконником, нужно убрать кирпич. Нашёл! Штырь выдохнул с облегчением. Что ж, будет сегодня и на его улице Новый год. Как поётся в популярной песенке «праздник к нам приходит!,,» Лис всё-таки человек! Вошёл в положение, понял, насколько ему, Штырю, сейчас хреново! Позаботился, пожелал здоровья… Парень держал в трясущихся руках заветный пакетик со спасительным зельем и не догадывался — Лис не оставляет следов…

***

Ксюша Орлова, табельщица в ремонтно-механических мастерских, для краткости именуемых РММ, сегодня опоздала на служебный автобус. Виной всему предновогодние посиделки, которые они запланировали