автордың кітабын онлайн тегін оқу  Хороший год

Питер Мейл

A GOOD YEAR

by Peter Mayle

Copyright © 2004 by Escargot Productions Ltd.

This translation published by arrangement with Alfred A. Knopf, a division of Random House, Inc.

Перевод с английского Инны Стам

Мейл П.

Хороший год : роман / Питер Мейл ; пер. с англ. И. Стам. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. (Азбука-бестселлер).

ISBN 978-5-389-08248-9

16+

Год у Макса не задался. Он лишился работы и надежды расплатиться с долгами. И вдруг он получает в наследство усадьбу дяди Генри в Провансе с обширным виноградником. Макс едет туда, намереваясь побыстрее продать землю и дом. Однако жизнь в Провансе пришлась ему по вкусу, к тому же все его мысли теперь занимает красавица Фанни, независимая и своенравная. Внезапно из Америки приезжает Кристи, внебрачная дочь дяди. Возможно, за ней признают права на усадьбу, и тогда Максу придется вернуться в дождливый Лондон и навсегда расстаться с прекрасным солнечным краем и своей любовью. Жизнь Макса осложняется до крайности, когда выясняется, что история с дядюшкиным наследством еще запутаннее, чем ему представлялось…

© И. Стам, перевод, 2013

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2013 Издательство АЗБУКА®

Посвящается Дженни и всем тем, кто не покладая рук трудится на виноградниках Франции, чтобы превратить сочные грозди в божественный нектар

От автора

Перед вами плод писательского воображения; все герои книги придуманы автором и не имеют отношения к реальной жизни. Впрочем, у некоторых из них были прототипы из плоти и крови.

Хочу выразить признательность Ридли Скотту, поскольку эта книга во многом обязана ему своим появлением: именно он приметил подходящий сюжет для романа, побудив меня взяться за перо. Еще мне очень повезло с советчиками относительно спиртных напит­ков. Просвещали меня знатоки своего дела: Алан Шевалье из Люберона и Энтони Бартон из Медока. А работать вместе с Эйли Коллинз­ было, как всегда, огромным удовольствием.

Mille mercis à tous1.

¹ Бесконечно благодарен всем (фр.).

Глава 1

Макс Скиннер взбежал по Ратленд-Гейт к Гайд-парку. Лето в Лондоне выдалось жаркое, и падавшие на лицо дождевые капли казались нагретыми. Макс трусил по причудливо­ извивающемуся берегу Серпантина. Из предрассветной мглы выплывали и тотчас исчезали­ фигуры других любителей помучиться перед завтраком; лица у них блестели от дождя и по­та, ноги звучно шлепали по мокрой дорожке.

Погода распугала всех поклонников трусцы,­ кроме самых упорных. В эту мокроту разом пропали резвые румяные девушки, на которых­ Макс охотно заглядывался во время пробежки.­ Не видно было и местного эксгибициониста; обычно он уже стоит на изготовку за кустом: на роже похотливая ухмылка, плащ нараспаш­ку. Даже парочка завсегдатаев-терьеров и та не появилась, хотя для них нет большей радости, чем хватать бегунов за щиколотки, пока их смущенный хозяин, едва поспевая за сво­ими любимцами, бормочет бесконечные извинения.

Да, чересчур мокро и, пожалуй, чересчур рано для остальных. В последнее время Макс яв­ляется в контору поздно, иной раз даже в половине восьмого, чем вызывает большое не­довольство Эймиса, своего скорого на расправу босса. Макс дал себе слово, что сегодня все бу­дет иначе. Он придет первым и постарается сде­лать так, чтобы паршивый ублюдок это заметил. Вся закавыка в том, что сама работа Максу­ нравится, а вот сотрудников, особенно Эймиса, он терпеть не может.

Обогнув Серпантин, Макс двинулся назад, к памятнику принцу Альберту, размышляя о предстоящем дне. Во-первых, он уже который месяц кропотливо готовил одну сделку, весьма­ перспективную: она сулила премию, которой хватило бы и оплатить долг терпеливцу-портному, и, что куда важнее, расквитаться наконец­ с банком. Вместо сдержанных укоров в превышении кредита Максу стали приходить все более грозные послания. Непреложные свиде­тельства того, что год действительно выдался скудный. Но Макса не оставляла уверенность, что перемены не за горами. Воспрянув духом, он ринулся вниз по Ратленд-Гейт, по-собачьи отряхнулся на пороге и вошел в особняк Геор­гианской эпохи. Предприимчивая строительная компания в свое время оставила лишь леп­ной фасад, а нутро полностью выпотрошила; в результате, по словам подрядчика, по­лу­чи­лось чрезвычайно привлекательное pied-à-ter­re2 для чиновников разного ранга.

Уборщик, карлик с иссохшим, бледным, слов­но у жителя подземелья, лицом, поднял го­лову от пылесоса и укоризненно зацокал языком, глядя на тянущуюся за Максом цепочку мокрых отпечатков.

— Уморите вы меня, ей-богу. Гляньте, какую грязюку развели, весь ковер, к чертям, заляпали, а это ж как-никак аксминстер3.

— Извини, Берт. Всякий раз забываю снять у входа обувь.

Берт фыркнул. Этот диалог повторялся каж­дое дождливое утро и завершался одним и тем же вопросом. Берт с азартом следил за биржевыми котировками и норовил выудить инфор­мацию, недоступную для непосвященных.

— Что хорошего присоветуете на сегодня?

Остановившись перед дверью лифта, Макс приложил палец к губам и, помолчав, изрек:

— Покупай по низкой ставке. Продавай по высокой. Только никому об этом ни звука.

Берт покачал головой. Вот наглец, из моло­дых, да ранний. Но, правду сказать, он один во всем доме помнит, когда у Берта день рождения, и всякий раз притаскивает бутылку шотландского виски, а на Рождество непременно сует пухленький конверт с купюрами. В об­щем-то, малый он неплохой, думал Берт, елозя­ щеткой пылесоса по грязным следам на ковре.­

Квартира Макса располагалась на третьем этаже и представляла собой незавершенное (пока) произведение дизайнерского искусст­ва; один знакомый Макса, художник по интерьеру, в надежде получить выгодный заказ, назвал ее неоконченной симфонией. Пока что она годилась только для ночевки. Обстановка была скудная, вся в колючих острых углах — нынешний авангардистский стиль; у стены стояли две неплохие современные картины; в углу пылился унылый фикус и стойка с аудио-­ и видеоаппаратурой. Макс прожил в квартире­ уже больше двух лет, но ухитрился ничем не обозначить своего там присутствия; разве что скромная кучка кроссовок в углу свидетельствовала о его личных пристрастиях. Зайдя в крохотную, девственно нетронутую кухоньку, Макс открыл холодильник, в котором сиротливо мерзли бутылка водки да пакет апельсинового сока, и, прихватив с собой сок, направился в ванную.

Горячая вода и холодный сок — самое оно после пробежки. Душем и соком Макс ежедневно вознаграждал себя за одну из своих немногочисленных здоровых привычек. Он слишком много работает, питается по-холо­стяцки — когда и чем попало, недосыпает и ко­нечно же пьет куда больше, чем те пять рюмок спиртного в неделю, которые не без ханжеского злорадства прописал ему оплачиваемый фирмой врач. Зато Макс бегает трусцой и пока молод. До сорока еще несколько лет; к этому критическому рубежу он непременно приведет в порядок и финансы, и весь жиз­ненный­ уклад; а там, глядишь, можно будет и остепениться. Кто знает, может, он даже решится снова связать себя узами брака.

Макс присмотрелся к своему отражению в зеркале для бритья. Голубые, чуть покрасневшие глаза, темно-каштановые, коротко стриженные по нынешней моде волосы, высокие скулы, гладкая кожа. Пока ни мешков под гла­зами, ни морщин. Могло быть и хуже. Переступив через мокрое полотенце, он сбросил на пол одежду, в которой бегал по парку.

Пять минут спустя Макс уже был в положенной современному молодому чиновнику униформе: темный костюм, темно-синяя рубашка, темный галстук, модные массивные ча­сы, предназначенные для аквалангистов, хоро­шо знающих цену секунды, в руке мобильный­ телефон и ключи от машины; теперь он готов покорять финансовый мир. Под моросящим дождем Макс нырнул в положенный ему по статусу черный «БМВ». Пора ехать в Сити. Уж сегодня-то долгожданная сделка наверняка со­стоится. А там и премия грядет. Он наконец пол­ностью обставит квартиру, наймет уборщи­цу, чтобы жилище сверкало чистотой, возьмет на несколько дней отпуск и махнет в Сен-Тро­пе, пока еще не все хорошенькие девушки вер­нулись в Париж. Даже услышанный по радио прогноз погоды — местами ливни, переходящие в затяжные дожди, возможен град — его не обескуражил. День все равно будет удачный.­

В такую рань ему с лихвой хватит и двадца­ти минут, чтобы домчаться до улицы Треднидл,­ на которой находится контора Лотонов, — «под самым боком у Английского банка», с гордо­стью сообщал предполагаемым клиентам старший из братьев. Компания возникла в конце восьмидесятых, в девяностые годы экономиче­ского бума она бурно росла, сливалась с други­ми, покупала третьи, изворачивалась как мог­ла и в конце концов наловчилась без всякой пощады отбирать у зазевавшихся авуары, чем вызывала лютую зависть у своих более щепетильных и сердобольных соперников. А теперь­ финансовые газеты и журналы величают ее об­разцом жесткого эффективного менеджмента, который полностью соответствует нынешней суровой эпохе. Молодым клеркам, которые су­мели несколько лет продержаться у Лотонов, теперь любое море по колено.

Почти в шесть тридцать, когда Макс уже ехал по Ладгейт-хилл, у него зазвонил мобиль­ник.

— Сегодня с утра прохлаждаемся, а работа,­ выходит, по боку? — В гнусавом голосе Эймиса слышалась угроза. Не дожидаясь ответа, он объявил: — Есть разговор. Смотри не опоздай к обеду. Трейси скажет, в каком я ресторане.

Вот тебе и удачный денек, подумал Макс. Впрочем, если честно, то день, к которому так или иначе причастен Эймис, удачным быть во­обще не может. Взаимная неприязнь возникла­ между ними с первой же минуты знакомства. Эймис тогда только-только вернулся из Амери­ки. После трехлетнего пребывания в Нью-Йор­ке он готовился возглавить лондонский офис, и его прямо-таки распирало от сознания собственной важности. Как нередко случается в Англии, их отношения подпортила, казалось бы, сущая мелочь — разница в манере говорить.

Макс, отпрыск благополучной состоятельной семьи, жившей в живописном зеленом графстве Суррей, окончил небольшую частную­ школу. Эймис родился и вырос на мрачной юж­ной окраине Лондона, отнюдь не зеленой и не благополучной. Вообще говоря, в детстве и юности их разделяли всего двадцать миль, а то и меньше, но эти двадцать стоили всех два­дцати тысяч миль. Макс тешил себя мыслью, что в нем нет ни капли снобизма. Эймис тешил­ себя мыслью, что ни малейшей обиды на жизнь он не затаил. И оба ошибались. При этом каж­дый скрепя сердце отдавал должное способно­стям другого и, как это ни было трудно, терпел­ его общество.

Осторожно заезжая на отведенное для его «БМВ» место в подземном гараже, Макс пытался угадать, чем вызвана назначенная встре­ча. В конторе у Лотонов обедом считается сэнд­вич, который жуешь прямо за рабочим столом,­ не отрывая глаз от компьютера. По выражению­ Эймиса, его он вывез из Нью-Йорка, обед — это придурь слюнтяев. И вдруг сам завел речь о настоящем обеде, в ресторане, с ножами и вил­ками — как положено у слюнтяев. Чуднó. Ломая голову над загадкой, Макс вышел из лифта и, лавируя между бесчисленными пере­городками, направился в свой отсек.

Компания занимала целый этаж в большой­ коробке из стекла и бетона. За исключением роскошных, отделанных красным деревом и кожей покоев, где располагались братья Ло­тоны, оформление офиса призвано было отражать дух предприятия: никаких финтифлюшек,­ никаких супермодных ухищрений. Это фабри­ка, на которой делают деньги, где царит режим­ жесткой экономии. Лотоны любили при­водить­ клиентов в офис — они называли его «машин­ное отделение», — чтобы те полюбовались, как надрываются служащие компании: «Перед вами сорок лучших деловых умов во всем Сити. И все они заняты исключительно вашими проблемами».

Эймис не ограничился утренним звонком, он еще и по электронной почте прислал приказ­ не опаздывать к обеду. Оторвавшись от экрана,­ Макс поглядел в угол офиса: там, за стеклянными стенами своего кабинета, обыкновенно расхаживает Эймис, прижав к уху мобильник,­ но сейчас кабинет пуст. Небось завтракает где-то, гад, подумал Макс, или смылся на урок ораторского искусства.

Сняв пиджак, Макс принялся за работу. Он в последний раз проверил вычисления для «Транс-Акс» и «Ричардсон Белл»; расписывая­ их достоинства, он надеялся впарить эти две компании какому-нибудь богатенькому клиен­ту Лотонов. Если дело выгорит, Макс получит премию, которая, по его прикидкам, намного превысит годовое жалованье премьер-минист­ра. Он дважды перепроверил расчеты; цифры каждый раз сходились. Все, теперь можно подавать бумаги Лотонам; дальше пусть команду­ют сами, а Макс станет богаче на сумму, измеряемую шестизначным числом. Отки­нувшись на спинку стула, он потянулся и взглянул на часы. Шел первый час, а он еще не удосужился выяснить, куда именно ему идти на обед.

Он направился в угол, где возле кабинета начальства несла караульную службу Трейси, бойкая пышнотелая деваха. Недавно она полу­чила повышение — из секретарши превратилась в личного помощника Эймиса (по конторе­ ходил слушок, что на эту ступеньку служебной­ лестницы она поднялась благодаря веселенькой поездке с Эймисом на выходные в Париж).­ К сожалению, новая должность подпор­тила ей нрав, Трейси заважничала и даже начала дерзить.

Примостившись перед ней на краешке стола, Макс мотнул головой в сторону кабинета:

— Насчет обеда все в силе? Или босс уже сеет очередную панику на бирже?

— Мистер Эймис ждет вас в «Леденхолл селларс». Ровно в двенадцать тридцать. Не опаздывайте, — проговорила Трейси с таким видом, словно с удовольствием выдала бы Мак­су штрафную квитанцию за парковку в неположенном месте.

Макс удивленно поднял брови. Когда-то «Селларс» был складом при старинном рынке Леденхолл, а потом превратился во вполне пристойный винный бар, и теперь его завсе­гдатаями стали крутые дельцы из Сити; здесь они подкрепляются так, как подобает мужчинам в самом соку, — кусками жареной вырезки и сыром «стилтон», запивая их невероятно дорогим красным вином и готовясь к после­обеденным трудам с помощью крепкого порт­вейна. Несмотря на голые кирпичные стены и усыпанный опилками пол, это один из самых дорогих ресторанов в Сити.

— Неужто он транжирит свои накопления? — удивился Макс. — С какой стати, не подскажешь?

Опустив глаза, Трейси поправила лежавшие на столе бумаги.

— Понятия не имею, — бросила она наконец.

Ее нарочито небрежный тон не убедил Мак­са, скорее раздосадовал:

— Слушай, Трейси, давно хочу спросить тебя кое о чем.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Поездка в Париж удалась?

Ба, похоже, злые языки-то правы: вон как Трейси залилась краской. Макс вернулся к сво­ему рабочему месту за пиджаком и зонтом: под проливным дождем предстояло мчаться на Леденхолл-стрит. У выхода он помешкал, не решаясь нырнуть в гущу огромных зонтов — этим летом самый модный аксессуар; словно разноцветные грибы, они разом раскрылись повсюду, загромождая тротуары и ме­шая проходу. Не миновать ему опоздания.

Когда Макс вошел в переполненный сводчатый зал, Эймис уже сидел за столиком, прижав к уху мобильник. Потершись среди во­ротил Уолл-стрит, Эймис перенял их манеру одеваться: рубашки в яркую полоску с белым воротничком, алые подтяжки, галстуки, разрисованные быками и медведями. До чего же эта пестрая, вызывающая экипировка не вяжется с его жесткой, тонкогубой физиономией и тюремной стрижкой. Впрочем, что бы он ни надел, все равно выглядит как бандит. Но деловая хватка у него потрясающая, за что его обожают остальные братья Лотоны.

Закончив разговор, Эймис многозначитель­но посмотрел на часы. Часы были золотые, еще массивней, чем у Макса, на циферблате россыпь мини-циферблатов: один показывает глубину погружения в метрах, другой — истекшее время, а третий, совсем редкостный, — индекс NASDAQ.

— А теперь что стряслось? Заблудился?

Макс налил себе красного вина из стоявшей на столе бутылки:

— Прошу прощения. Леденхолл-стрит запружена зонтами. Ни пройти ни проехать.

Эймис недовольно хмыкнул и жестом подо­звал официантку.

— Слушай, киска, знаешь, что мне нужно для полного счастья? — неожиданно веселым тоном обратился он к ней и подмигнул. — Хорошо прожаренный кусок вырезки, сочный, но без кровищи. Этого мне на работе хватает.

Официантка старательно улыбнулась в ответ.

— С жареной картошкой. На десерт крем-брюле. Записала?

У него вновь застрекотал мобильник; Эймис негромко забурчал в трубку, а Макс тем временем заказал себе бараньи отбивные и са­лат.

Эймис убрал телефон и отхлебнул вина.

— Ну а теперь изложи вкратце, как дела с «Транс-Акс» и «Ричардсон Белл».

Битых полчаса Макс сыпал цифрами и про­гнозами, анализировал стиль управления ком­паниями и способы раздеть их до нитки — не зря же он ими занимался с самого начала года. Эймис усердно жевал, записывая что-то в блокнот, лежащий возле тарелки, но ни вопро­сов, ни замечаний, ни встречных предложений­ не последовало.

Макс замолчал и отодвинул от себя тарелку с остывшими, недоеденными отбивными:

— Стало быть, ради этого мы сюда пришли?­

— Не совсем. — Эймису явно нравилось держать Макса в напряженном неведении. Он сосредоточенно ковырял зубочисткой в зубах, не без интереса рассматривая результаты изы­сканий.

Подошла официантка и стала убирать тарелки. Казалось, Эймис только этого сигнала и ждал.

— Я тут переговорил с братьями, — сообщил он, — и они мою тревогу разделяют.

— О чем речь? Что-то не пойму.

— О твоем поведении, дружок. О твоей производительности труда. В этом году ты сма­хиваешь на больного, правда ходячего. Тоска смотреть.

— Вы же знаете, над какой головоломной задачкой я полгода корпел. Я же только что докладывал... — Макс едва не сорвался на крик. — Не мне вам объяснять, что подобные сделки за пару недель не сляпаешь. На них нужно время.

Прибыло крем-брюле, Эймис опять игриво подмигнул официантке и сурово продолжил:

— Брось заливать, дружок, брось заливать.­ Знаешь, в чем тут закавыка? — Он поглядел на Макса и обличающе трижды кивнул головой: — Бурная личная жизнь мешает. Слишком часто ложишься за полночь, слишком много сил на телок тратишь. Хватку потерял.

И, вооружившись ложкой, он с силой во­ткнул ее в десерт.

— Чушь собачья, и вам это прекрасно известно. Обе компании наконец дозрели. Считайте, дело в шляпе.

Эймис поднял голову; на подбородке у него желтела капля крем-брюле.

— Вот тут ты, пожалуй, прав.

— Это вы к чему?

— Я сам займусь этой сделкой.

Эймис сунул в рот очередную ложку десерта и громко захрустел карамельной крошкой.

Макс глубоко вздохнул:

— Посмотрим, что скажут остальные Лотоны. Они...

— Опоздал, золотце. С ними все улажено. Сегодня утром мне дали зеленый свет.

Картина получалась безрадостная. Полгода работы псу под хвост. Самое обидное, что премии теперь не видать — она осядет на счету Эймиса, а у Макса вырастет пачка неоплаченных счетов, и банк еще туже затянет петлю на его шее.

— Так не поступают. Это же наглый грабеж, черт побери. Откровенное воровство.

— Ты где живешь? Открой глаза. Это бизнес, понял? Бизнес. Ничего личного, никаких обид. И вот еще что. Мне тут намекнули насчет одной небольшой машиностроительной фирмочки, но у меня на нее сейчас нет времени. Можешь ею заняться.

Много лет назад, вдруг вспомнилось Максу, покойный дядя Генри учил его уму-разуму: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». И Макс решился:

— Могу, говорите, ею заняться? Другими словами, окучить ее как следует, а когда все будет на мази, опять получу коленом под зад. Так, что ли? — Перегнувшись через стол, он процедил: — Засунь свою машиностроительную фирмочку себе в задницу, и всю вашу лавоч­ку туда же. На такого вора и мерзавца я па­хать не намерен.

Макс резко отодвинулся от стола. Эймис был страшно доволен. Все прошло как по маслу, лучше и быть не могло. Он получил подробней­шую схему предстоящей сделки, а поскольку Макс сам заявил, что уходит, никакой денежной компенсации ему не причитается. Блеск.

— Как знаешь, — буркнул он. — Сам решил — так тому и быть. Смотри освободи стол до вечера, понял?

Макс встал, но Эймис еще не закончил расправу:

— А ты, дружок, ничего не забыл? Про машину компании, например? — Он протянул ру­ку: — Если не возражаешь, ключи я заберу сам.

Макс вынул ключи из кармана, секунду помедлил и опустил их прямо в недоеденное крем-брюле.

Эймис проводил его взглядом. Затем достал­ мобильник и набрал номер Трейси.

По дороге назад, в контору, Макса перепол­няли противоречивые чувства: страх и одновременно восторг от содеянного. Работу он по­терял, конечно, в крайне неподходящий момент. Зато теперь покончено с Эймисом и его бесконечными колкостями; увы, по сравнению­ с упущенной премией это слабое утешение. Да, попал он в переплет, надо срочно подыс­кивать что-то другое. Раз уж ему предстоит торчать в конторе Лотонов еще несколько часов, стоит оттуда позвонить кое-кому. Может быть, даже в Нью-Йорк.

Однако Макса ждал неприятный сюрприз: в его отсеке уже окопались Трейси и два охран­ника.

— Господи! Вы решили, что я собрался стащить коврик из-под мышки?

— Обычная процедура при расторжении контракта, — процедила Трейси и повернулась к охранникам: — Оставайтесь здесь, пока он не сдаст дела, потом мне отчитаетесь. — Проходя мимо Макса, она с ласковой улыбочкой поинтересовалась: — Как прошел обед?

Макс оглядел тесный отсек, в котором в по­следние полтора года он проводил большую часть времени. Что ему хочется взять с собой? Что разрешат взять? Дискеты? Точно не разрешат. Настольный календарь от фирмы «Бра­тья Лотоны»? Боже сохрани! А что тут еще? Да почти ничего, мелочь всякая. Пожав плечами, он бросил охранникам:

— Остальное, ребята, ваше.

Выйдя на Треднидл-стрит, он увидел пустое­ такси, из-под колес которого веером летели брызги. Макс поднял руку, но, вспомнив, что он только что пополнил ряды безработных, мах­нул шоферу, чтобы тот не останавливался. Он уже и не помнил, когда последний раз спу­скался в метро. Значит, его ждут новые, непри­вычные впечатления. Макс зашлепал по лужам к ближней станции, чувствуя, как вода просачивается в туфли.

В квартире он тоже не нашел ничего утеши­тельного. Сбросил туфли, стянул носки. В окна сочился по-зимнему свинцово-серый свет; ничего себе лето. На автоответчике мигал крас­ный глазок индикатора.

— Ублюдок несчастный! Где ты шлялся вчера ночью? Меня в жизни еще так не унижали. Какие-то жуткие типы ко мне клеились,­ норовили полапать. Даже не пытайся теперь...­

Макс поморщился и, не дослушав, отключил обличения. Накануне он заработался и на­прочь забыл, что договорился встретиться с этой девицей в баре клуба «Челси Артс». Он хорошо знал многих из своего клуба и живо представил себе, как парни из кожи вон лезли,­ опекая хорошенькую незнакомку, но, видно, перестарались. О господи! Надо послать ей цветов и покаянную записку.

Стянув с себя пиджак и галстук, он плюхнулся на кушетку. От недавнего оптимизма не осталось и следа. В квартире все вверх дном. И в его жизни тоже. Заняться уборкой или выпить водки? Отвергнув оба варианта, Макс включил телевизор. Кулинарная программа. До­кументальный фильм о саламандрах. На Си-эн-эн программа новостей, ведет какой-то тип с распушенными феном волосами. Гольф — это лучше всякого снотворного. Макс задремал, ему приснилось, что он топит Эймиса в бочке, полной крем-брюле.

Разбудил его телефонный звонок. За окном­ уже стемнело. Значит, Макс проспал несколько часов, но впечатление было такое, что игра в гольф остановилась ровно на той же точке. Видно,­ лунка попалась не из легких. Макс вы­ключил телевизор и снял трубку.

— Ага, вот ты где, шельмец этакий. Я звонил тебе на работу, но мне сказали, что ты ушел рано. У тебя все нормально?

Это Чарли, его самый близкий друг и бывший шурин.

— Вполне. — Макс зевнул. — Вообще-то, далеко не нормально. Денек выдался тот еще.

— Ничего, сейчас все исправим. Вечером мы с тобой отпразднуем важное событие: Чарльз Уиллис, восходящая звезда торговли не­движимостью, сегодня днем получил по­вышение. Стал полноправным компаньоном «Бин­гам и Траут». Требуется, говорят, свежая кровь. Ситуация в торговле недвижимостью меняется, надо идти в ногу со временем, твердой рукой держать штурвал и прочее.

— Чарли, вот здорово! Поздравляю.

— Тогда нечего там рассиживаться. Подъезжай сюда и помоги прикончить бутылочку шампанского; «Крюг», не хухры-мухры.

— А ты где?

— Один мой старый клиент только-только открыл это заведение — рядом с Портобелло-роуд. Называется «Пино». Отличный бар, отличная карта вин. Я вот с тобой разговариваю,­ а вокруг крутятся такие пышечки — пальчики­ оближешь. Все как одна красотки с Ноттинг-хилл в полупрозрачных прикидах. С трудом отбиваюсь.

Макс, улыбаясь, повесил трубку и пошел в ванную переодеваться. Еще в школе Чарльз лучше всех умел поднять настроение. Выглянув в окно, Макс увидел, что дождь прекратил­ся. Хандру как рукой сняло; спускаясь по лест­нице, Макс заметил, что насвистывает что-то веселенькое.

В вестибюле он подошел к своему почтовому ящику. Ничего особенного, счета с последними предупреждениями, рекламные проспек­ты и пара приглашений на званый ужин — их посылают всем лондонским холостякам. Одна­ко среди обычной дребедени обнаружился загадочного вида конверт с французской маркой.­ В верхнем левом углу — маленькое стилизованное изображение богини правосудия, под ней адрес отправителя: «Cabinet Auzet, Notai­res, Rue de Remparts, 84903 St.-Pons»4. Макс начал вскрывать письмо, но передумал: оно отвлечет его от ужасов подземки. Он сунул письмо в карман, все остальное затолкал обратно в ящик и направился к станции метро «Саут-Кенсингтон».

² Пристанище (фр.).

³ Аксминстер (по названию английского города, где про­изводятся знаменитые на весь мир ковры) — способ изготовления ковра, копирующий ручную технологию. (Здесь и далее примеч. перев.)

⁴ Нотариальная контора Озе, ул. Рампар, 84903, г. Сен-Пон (фр.).

Глава 2

Поезд отошел от платформы и с грохотом по­мчался в сторону Ноттинг-хилл. Стоя в битком­ набитом вагоне, Макс заново открывал для се­бя прелести общественного транспорта. Почти все окружающие, словно повинуясь неким племенным обычаям, прошли через ритуальный пирсинг. Ноздри, брови, губы, уши, даже несколько мертвенно-бледных и тем не менее выставленных на обозрение пупков — все было­ проткнуто и чем-нибудь украшено. Остальные­ видимые части тела, не подвергшиеся пирсин­гу, покрыты татуировкой. Немногочисленные пассажиры постарше и поконсервативней, без блестящих камешков в ноздрях или висюлек в ушах, выглядели как реликты древнейшей эпохи, когда человечество еще не знало украшений. Уткнувшись в книги и газеты, они ста­рались не встречаться взглядом с представителями нового, пышно декорированного поко­ления, обступавшими их со всех сторон.

Макс протиснулся в угол и вытянул из кар­мана письмо. Прочел сухие официальные фра­зы раз, другой... Полузабытый французский постепенно стал проясняться, оживать. Вникая­ в текст, Макс едва не проехал нужную остановку; все еще погруженный в свои мысли, он нашел ресторан и толкнул входную дверь из толстого матового стекла.

Его как волной окатил шум и гам, типичный для модного заведения в разгар вечера. Длинный, с низким потолком зал, голые стены, непокрытые столы и невероятная акустика; казалось, работает гигантский усилитель, в полном соответствии с распространенной те­орией, согласно которой избыток шума — лучшая приправа к еде. В подобных заведениях романтически настроенному человеку прихо­дит­ся орать всякие милые глупости прямо в ушко­ своей спутнице. Но это определенно при­давало особую прелесть новому ресторану — все сто­лики были заняты.

Покачивая бедрами, к Максу подплыла гиб­кая молодая женщина, туго обтянутая плать­ем из чего-то вроде черной пленки.

— У вас заказан столик? — вздернув брови и играя ресницами, спросила она.

— У меня тут встреча с мистером Уиллисом.

— Ах, с Чарли. Ну конечно. Позвольте, я вас провожу.

— Да хоть на край земли, — отозвался Макс.

Красотка хихикнула и, вся извиваясь, победно зашагала впереди; так ходят лишь модели по подиуму и ресторанные администраторши. Остальным грозит вывих бедренного сустава.

Чарли сидел за угловым столиком, в ведерке со льдом красовалась бутылка. Увидев Мак­са, он широко улыбнулся:

— Я вижу, ты уже познакомился с очаровательной Моникой. Редкая штучка, скажи? Единственная из известных мне девушек, которая даже в теннис играет на каблуках.

Моника одарила их улыбкой и, грациозно покачиваясь, зашагала назад — встречать гостей. Макс глянул на сияющее румяное лицо друга. Миляга Чарли. Красавцем его не назовешь: толстоват, одет небрежно, волосы вечно растрепаны, но шарма — бездна; блестящие ка­рие глаза и неиссякаемое женолюбие делают его совершенно неотразимым. До сих пор ему удавалось, хоть и не без труда, избежать брачных уз. Максу повезло меньше.

Несколько лет назад Макс женился на Аннабел, сестре Чарли. Это была ошибка. Семей­ная жизнь сразу не заладилась, и все кончилось плохо. К большому возмущению Чарли, Аннабел сбежала с каким-то кинорежиссером в Лос-Анджелес и теперь живет в Малибу, на океанском побережье, в деревянной хижине стоимостью четыре миллиона долларов. Когда Чарли виделся с сестрой последний раз, она, в погоне за вечной молодостью, уже сделала себе инъекции ботокса и занялась силовой йогой. «Совсем сбрендила, — объявил Чарли Максу. — Я всегда терпеть ее не мог. Считай, тебе крупно подфартило». В общем, их с Чарли дружба пережила неудачный брак Макса, а может быть, стала даже крепче прежнего.

— Ну а теперь слушай, — начал Чарли, разливая шампанское. — Зарплату мне увеличили вдвое, выдали «мерседес», пакет акций, положенный полноправному компаньону, и сказали: «Твое блестящее будущее в твоих руках». Так что сегодня угощаю я. — Он поднял бокал: — За цены на лондонскую недвижимость! Будем надеяться, они продолжат­ стремительный рост.

— Поздравляю, Чарли. Тебе, шельмец, крупно повезло.

Макс потягивал шампанское, глядя, как со дна бокала, кружась, взмывают пузырьки. Шампанское всегда сопутствует удаче, думал он. Напиток оптимистов.

Склонив голову набок, Чарли наблюдал за другом:

— Тот еще выдался денек, говоришь. И что же случилось? Неужто не с кого активы содрать?

Макс рассказал про обед с Эймисом, про унизительную сцену с ключами от машины и про громил-охранников, торчавших возле его рабочего стола.

— Короче, все хуже некуда: ни премии, ни работы, ни машины. Правда, потом пришло вот что.

Он подтолкнул письмо поближе к Чарли. Тот взглянул и уныло покачал головой:

— Я пас, старина. Моего французского на это никак не хватит. Придется тебе перевести.

— Помнишь, когда мы еще в школе учились, родители отправляли меня на лето во Францию? У дяди Генри, брата отца, там было именьице, примерно в часе езды от Авинь­она. Большой, старый, окруженный виноград­никами дом, недалеко от маленькой деревушки.­ Мы с дядей Генри частенько играли в теннис, в шахматы, а вечерами он поил меня вином пополам с водой — в голову все равно ударяло — и учил жить. Старик был что надо. — Макс отхлебнул шампанского. — Не виделся с ним лет сто. А теперь вот жалею, две недели назад он умер.

Чарли пробурчал слова соболезнования и долил Максу шампанского.

— Он, между прочим, так и не женился и де­тей не завел. — Макс взял письмо со стола. — Согласно его завещанию, я, похоже, единственный пока живой родственник. И вро­де бы все свое имущество он оставил мне — дом, участок земли, двадцать гектаров, мебель и прочее.

— Господи! — воскликнул Чарли. — Два­дцать гектаров — это больше сорока акров, верно? Слушай, это же настоящее поместье. Загородный дворец.

— Замка я что-то не припомню, но дом точ­но большой.

— И виноград, говоришь, растет?

— Не то слово. Кругом сплошной виноград.

— Отлично. Это надо отметить как следует, — объявил Чарли. Он поднял руку и принялся размашисто ею крутить, подзывая официанта с картой вин. — Как ты знаешь, винишко я любил всегда, — обернулся он к Максу. — А теперь решил подойти к делу серь­езно: завожу настоящий винный погреб. По вечерам хожу на курсы дегустаторов. Жутко увлекательное оказалось занятие. А, вот и вы, — обратился Чарли к подошедшему сомелье. — Мы тут кое-что отмечаем. Мой друг только что унаследовал загородный дворец и виноградник во Франции. Нам бы что-нибудь подходящее для такого счастливого случая, скажем домашнего винца. — Спохватившись,­ он погрозил сомелье пальцем: — Домашнего, но сделанного в Бордо, ясно? Классическое красное. Все эти новинки из Нового Света не пойдут.

Склонившись к карте вин, Чарли и сомелье принялись вполголоса, с большим знанием дела обсуждать напитки. Макс оглядел зал. Шикарные женщины и преуспевающие мужчины — представители лондонской элиты — во все горло вели светские беседы. Максу вдруг захотелось оказаться в местечке потише, ему даже вспомнилась собственная пустая кварти­ра. Нет, в такую могильную тишь не тянет. Он опять взглянул на письмо; интересно, сколько можно выручить за всю эту недвижимость, если ее продать? Наверняка с лихвой хватит, чтобы выбраться из долговой ямы. Макс поднял бокал и мысленно возблагодарил покойного дядю Генри.

— Отлично! — воскликнул Чарли. — Это подойдет.

Собрав губы в куриную гузку, сомелье одоб­рительно кивнул и отправился на поиски.

— Вот, — Чарли ткнул пальцем в винную карту, — «Леовиль-Бартон» восемьдесят второго года. Класс. Лучше не найти.

Макс посмотрел на графу, в которую уткнул­ся палец друга, и глазам не поверил:

— Триста восемьдесят фунтов?! Ты шутишь?

— В наше время это сущие гроши. Недавно человек шесть азартных молодых кутил — скорее всего, банкиров — обедали в одном из сент-джеймсских ресторанов и оторвались по полной программе. За шесть бутылок вина вы­ложили сорок четыре тысячи фунтов. Шеф-по­вар так обрадовался, что бесплатно угостил их обедом. Да ты небось об этом читал.

К столику вновь подошел сомелье; Чарли смолк, поскольку началась торжественная це­ремония: сначала им поднесли заветную бутыл­ку для осмотра — так родитель с гордостью де­монстрирует очаровательного младенца. За­тем была срезана свинцовая кр

...