Оглавление

Что может заменить любовь? Только память.

Значит, запоминание равносильно восстановлению близости

УРАВНЕНИЕ КАРМЫ

киносценарий

МАЛЕНЬКИЙ НИКТО

Ты есть, но ещё не знаешь, чкто уже существуешь. Ты идёшь босиком по земле, и ступни твоих израненных ног окрашиваются алым, но, не чувствуя боли, ты смеёшься, удивляя всех, удивляешься сам. Ты ещё человек, но уже не можешь быть только им. Ты видишь своё путь, твоя судьба для тебя — открытая книга, но тебе кажется, что это — сон, чарующий и страшный, и вслушиваясь в звучащий в тебе голос, ты ждёшь, как все, ждёшь, не догадываясь, что уже существуешь, что пробил час — и будущее уже наступило.

Сзади послышались крики. Это маленький Никто, его тень, бежал следом.

— Тебя надо проучить! Ты не смеешь задирать нос и воображать себя не таким, как другие. У тебя всё равно ничего не получится Ты такой же! Такой же! Ты такой же как все!

Малыш кричал, прыгал, строил мерзкие рожицы и брызгал слюной.

Ему надоело. Он вздохнул, расправил плечи, напрягся — и улетел.

ЗЕРКАЛО

Тот положил руку ему на плечо и повёл за собой. Он давно ждал этого момента и повиновался. Тот повёл его к зеркалу.

— Время пришло, сынок, — сказал Тот. — Ты знаешь всё, что должен знать, ты окреп. Теперь тебя ждут многие испытания. Мы должны проверить всё, чему научили тебя. Готов?

Зеркало ярко вспыхнуло.

— Смотри, вот женщина, ты будешь её любить.

Туман рассеялся, и он увидел…

Она сидела в маленькой комнате, свесив с кровати изящные ножки, и напевала, ворочая головой то вправо, то влево, точно боялась пропустить что-то интересное. Тихо позвякивали длинные серьги. Тонкие руки плавно двигались в воздухе. Когда глаза её становились грустными, на губах появлялась улыбка. Временами она смотрела прямо перед собой так пристально, как будто видела там нечто. Потом встряхивала головой и опять принималась беззаботно напевать — одновременно и женщина с гибким манящим телом, и ребёнок, которого хотелось взять на руки, накормить сладостями, утешать и оберегать.

Рядом с ней он увидел себя — и вошёл в это тело.

— Я так хочу тебя, Марточка, я так тебя хочу! — тихо прошептал он, касаясь губами душистого уха. — Твоё тело подходит ко мне.

— Подходит?

— Я тебя спрашиваю!

— А я не знаю, — ответил ребёнок.

— Если бы нет, если бы не подходило, мы бы так не касались.

Стемнело. Они лежали рядом, обнажённые. Только что утолённое желание пробудилось вновь — как только она приподнялась и изогнулась, задумчиво отыскивая что-то среди вороха одежды. Потом выпрямилась. Он вскочил и крепко обнял её за талию, прижался лицом к её животу, где крохотной розочкой цвёл пупок, и почувствовал, как вместе с дрожью горячая волна побежала по её телу. Она притихла…

Они опять принадлежали друг другу. Её глаза были прикрыты, а губы распахнуты — сквозь них прорывались тихие вздохи и всхлипы.

— Тебе больно?

— Нет.

— А что тогда?

Она не ответила, а он засмеялся радостно, спрашивая:

— Тебе подходит так?

— Да!

— Моя маленькая… моя маленькая…

Из-под её прикрытых век вытекла слезинка.

Она снова принялась что-то отыскивать среди одежды. Когда она наклонилась, все косточки ясно обозначились под кожей. В нём что-то сжалось, как от боли.

— Марта, кушай немножко, — произнёс он как будто не своим, сдавленным, голосом и положил горячую ладонь на её прохладную худенькую спину.

— М-м! — сделала она, выворачиваясь, как норовистая лошадка. — Ты жжёшься!

Тогда он быстро приподнялся, поцеловал её где-то между лопатками и снова откинулся на подушку.

— Чего? — спросила она, поворачивая к нему улыбающееся лицо.

Она приблизилась. Он обнял её, зарылся лицом в её волосы, дышал её запахами, её теплом, её нежностью.

— Марта! Марта! Марточка! Как мне теперь хорошо!

Зеркало вновь ослепительно вспыхнуло — и всё исчезло, точно затянутое дымом. Он стоял, оглушённый чувствами, опустив голову, не в силах справиться с собой.

— Ты послан для дела, — сказал Тот, отводя глаза, давая ему время. — Не грусти о ней, она будет твоей, но пока ещё она даже не родилась.

«Где она сейчас?» — хотелось ему спросить, но он знал, что Тот не ответит.

Потом им занялись другие, и больше не было времени предаваться грусти. Напротив, несмотря на неприятные моменты процедуры, он чувствовал переполнявшую его огромную радостную мощь. «Ты послан для дела!»

РАДЖА

Я не могу отворить двери в своё завтрашнее изменение. Она… но её невозможно понять, как невозможно узнать её пристрастий. Я расплавляюсь от этой жары, от этого медового зноя… Я затвердеваю на холоде, мучаюсь под ударами ледяных снежинок. Я не знаю, как меня зовут и откуда я пришёл. Горечь-сладость, проклятие-вознесение, и только когда боль достигает апогея, вывернув меня наизнанку, сдавленный, сжатый со всех сторон, я забудусь — и забуду. Только тогда… но пока я ещё не могу отворить этой двери.

Крик новорожденного младенца.

Темнота. Я проваливаюсь, проваливаюсь, проваливаюсь в бездонный колодец времени, маленькая песчинка в океане сотворённой вселенной.

Чернота. Из немыслимой глубины всплывает жёлтый квадрат. В нём — распростёртая на полу фигура женщины. Над квадратом появляется треугольник. В нём — царственная фигура мужчины. На его лице — печать величия и скорой смерти. Сверху вниз тянется толстая цепь, соединяющая геометрические фигуры. Они растут, приближаются, соединяются в одно…

— Ненавижу твою новую рабыню! — шепчет радже его супруга. Звучит музыка, в опочивальне разлит чудесный аромат благовоний.

— Я с тобой с тех пор, как тебе исполнилось десять. Я знаю, что уже стара и некрасива, но я не могу видеть тебя с ней. Я хочу уехать!

— Оставить меня?

— Может быть, не навсегда. Я вернусь, когда тебе надоест новая игрушка.

— Ты ведь знаешь, я болен, а новая игрушка отнимает много сил. Ты для меня всегда желанна. Я не хочу оставаться один.

Разговаривая, они соединяются друг с другом, продолжая смотреть друг другу в глаза. Сначала всё делает женщина, потом они меняются местами. Видно, что они вместе уже много лет, и что близость по-прежнему исполнена любви. Но вот глаза раджи устремляются куда-то… В полумраке, у изголовья постели, он видит свою смерть в образе прекрасной молодой наложницы, слышит голос придворного мага: «Удали её от себя, о великий! Иначе она принесёт много горя — и тебе, и всему народу. Я вижу кровь… битву… смерть… Она царского рода, она никогда не будет покорной. Удали её от себя, о владыка!»

Женщина под ним вскрикивает.

— Тебе не нравится?

— Нет, что ты, любовь моя! Просто ты подумал сейчас о чём-то плохом.

САИД И НОРАНИ

Во дворце раджи — гость. Приносят угощение. Полуобнажённые рабыни танцуют для раджи и его молодого гостя из дальних земель. Он очень смугл. Жарким огнём вспыхивают его глаза от плавных движений рук, ног, бёдер, но он старается быть сдержанным и поддерживать беседу.

— Саид, — произносит раджа с отеческой улыбкой. — Время отдыха. Ты отправишься в свою опочивальню и можешь выбрать любую из них.

Раджа хлопает в ладоши, и входят ещё девушки. Одна из них, словно оступившись, садится вдруг на пол у самых дверей. У неё капризное лицо. Раджа хмурится. Эта та самая новая «игрушка». Он уже готов отдать приказ — увести и выпороть, но Саид останавливает его движение.

— Нет! Я хочу эту!

— Эту?… Она здесь недавно. Она слишком строптива, Саид!

— Я хочу её, — повторяет гость, не сводя с пленницы глаз. Раджа подавляет вздох, хочет сказать что-то ещё, но, передумав, произносит:

— Желание гостя для меня — закон.

Спальня Саида. Горят свечи. Скрипнула дверь. Девушку втолкнули во внутрь, и дверь снова закрылась. Снова тишина.

Саид лежит на кровати и молча рассматривает вошедшую. Отпив глоток вина, говорит:

— Танцуй!

В темноте её глаза кажутся неправдоподобно большими, в них отражается блеск свечей, а ещё — упрямство, вызов. В ответ на его слова она отрицательно качает головой. Звенят её большие серьги.

Саид усмехнулся.

— Хорошо! Тогда раздевайся.

Опять тот же жест и мелодичное позвякивание серёжек. Он весело смеётся, откинув голову на подушку. Делает ещё глоток.

— Не хочешь танцевать, не хочешь раздеваться… говорить тоже не хочешь, да? А что тогда?

— Я не буду твоей, чужеземец!

От звука её голоса кровь закипела в нём, и желание вспыхнуло с утроенной силой.

— Иди ко мне.

Она не шелохнулась.

Саид встал, обнажённый по пояс, в широких шароварах. Вот он рядом, они смотрят друг другу в глаза. Она чувствует его дыхание, слышит, как громко стучит его сердце. Она напряжена — ждёт окрика, чего-то резкого, но Саид вдруг опускается на колени и начинает целовать пальцы её ног… Силы её слабеют, она запускает руку ему в волосы. Саид с улыбкой победителя легко подхватывает её на руки и несёт на ложе… неожиданно в тишине слышится крик.

Несколько минут Саид, расправив простыни, в недоумении смотрит на небольшое красное пятнышко.

— Откуда эта кровь? — спросил он удивлённо. В ответ послышался тихий смех. -Что? Ни с кем ещё так не касалась?

— Нет. Он бил меня, но ничего сделать не смог. Я владею боевыми искусствами, я могу быть недосягаемой.

Саид нахмурился, но тут же начал опять нежно целовать её всю.

— Не трогай меня, прошу!

— Нет, — улыбнулся он. — Она плачет. — Он положил свою ладонь на низ её живота и опять засмеялся, точно всё в ней его забавляло.

— Ты там раненый теперь. Я буду тебя только целовать — много-много! Можно? Как тебя зовут?

— Норани.

— У тебя красивое имя… и тело… и кожа. Мне нравится, серьёзно: здесь, здесь, здесь… Почему ты плачешь чудо?

— Я не свободна.

— Тси, зачем женщине свобода? — снова смеётся он, тихо и ласково. — Женщина создана для мужчины, Норани — для меня! — слова Саида перемежаются поцелуями. Вот он целует её руки. Рассматривает браслет из кости на одной из них.

— Это — хорошая вещь. Откуда она у тебя?

— Это память о моей родине, о доме моего отца.

— Где ты родилась?

— На Суматре.

— Маленькая Норани родом с Суматры, — повторяет он с видимым удовольствием. — Ты любишь, когда тебя носят на руках?