Оглавление

1. Мумия Ильича. Книга первая
2. Глава первая
3. Глава вторая
4. Глава третья
5. Глава четвёртая
6. Глава пятая
7. Глава шестая
8. Глава седьмая
9. Глава восьмая
10. Глава девятая
11. Глава десятая
12. Глава одиннадцатая
13. Глава двенадцатая
14. Глава тринадцатая
15. Глава четырнадцатая
16. Глава пятнадцатая
17. Глава шестнадцатая
18. Глава семнадцатая
19. Глава восемнадцатая
20. Глава девятнадцатая
21. Глава двадцатая
22. Глава двадцать первая
23. Глава двадцать вторая
24. Глава двадцать третья
25. Глава двадцать четвёртая
26. Глава двадцать пятая
27. Глава двадцать шестая
28. Глава двадцать седьмая
29. Глава двадцать восьмая
30. Глава двадцать девятая
31. глава тридцатая
32. Глава тридцать первая
33. Глава тридцать вторая
    1. — 227-
34. Глава тридцать третья
35. Глава тридцать четвёртая
36. Глава тридцать пятая
37. Глава тридцать шестая
38. Глава тридцать седьмая
39. Глава тридцать восьмая
40. Глава тридцать девятая

Глава первая

— «Бурлил Дом народов!»

Молодой человек насмешливо оглядел почтительно-сонные лица делегатов очередного внеочередного съезда партии. Звали молодого человека МНС. К младшим научным сотрудникам он не имел отношения: инициалы МНС были родом из «Ф.И.О.» и «Молодёжная Наша Смена» «в режиме экономии». Так Председатель ЦК ПКР — Партии коммунистов России — именовал руководителя молодёжной секции ЦК. Вначале — ласково, доверительно, почти отечески. Позже — со снисходительной усмешкой напополам с тревогой. И, наконец — с неприязнью и даже страхом: у МНС «прорезался голос», а с ним и взгляды. И те, и другие, по мнению Председателя — ревизионистские. «В редакции» МНС Председатель оказывался не «верным учеником», а «соглашателем» и «имитатором». Первого «титула» глава ПКР удостоился за сотрудничество с режимом, второго — за «борьбу» с ним.

И ведь МНС не ограничился кулуарами: «оценочные суждения» пошли «в свет». Больше всего Председателя огорчало то, что отдельные несознательные элементы — числом не меньше половины списочного состава — посчитали нелестную оценку заслуженной. А всему виной была «политическая безграмотность масс». Обвинённый в беспринципности, Председатель был принципиальным сторонником «эволюционного пути революции». Он так прямо и заявил: «Россия исчерпала лимит революций». Значит, оставалась только эволюция. Не все смогли понять и принять этот «вклад в марксизм-ленинизм». А некоторые — и вовсе не захотели: ни понимать, ни принимать.

Несмотря на происки отдельных лиц, Председатель остался верен принципам. Эту верность не поколебала даже «экстремистская» интерпретация её как беспринципности. Критики не хотели учитывать то, что принципиальность руководителя ПКР определялась не одними лишь теоретическими воззрениями, но и влиянием опять разлагающегося капитализма. Продукт разложения оказался настолько токсичен, что отравил последние остатки сознания Председателя, и без того далеко не большевистского. Мир — в лице режима — выставил против человеческой природы лидера ПКР столько искушений, что тот не смог устоять. Даже, если бы и захотел.

И то: телевидение, радио, пресса, кресло заместителя Председателя Госдумы, личные и служебные авто, квартира в столице, дача под ней, счета, от которых посасывает под ложечкой! При таком неравенстве сил не мудрено было не устоять. Но Председатель, хоть и «пал в неравной битве» — а не за «здорово живёшь». Он не «за зря» «позиционировал» себя марксистом. Правда, другие как-то не усматривали сходства. Председатель знал причину этого: практика бытия. Точнее: практика его личного бытия. Она постоянно вступала в противоречие с теорией классиков. Нет, те были не виноваты: не могли же они предвидеть всего. Всего того, что «обрушится» на Председателя. Значит, нужно было привести учение в соответствие с требованиями времени.

Председатель так и сделал. Чтобы сгладить некоторые разногласия с Марксом и Ко, он творчески развил их взгляды. На некоторые вещи пришлось взглянуть по-новому — и в ту сторону, куда «отцы» и не смотрели. Например, в сторону эволюции — не отказываясь при этом от некоторых «ингредиентов».

Так на свет появилась «оригинальная» теория «эволюционного пути революции». Революционной оставалась цель: приход к власти. Но достигать её предполагалось исключительно мирными — и «где-то даже» легальными — средствами. А эта «форма революции» всегда предполагает сотрудничество с режимом «по отдельным вопросам». И — не только в плане усыпления его бдительности. Режим должен был сам себе копать могилу. А контактами с ним — как полагал «эволюционный революционист» — и обеспечивался надлежащий контроль «за ходом земляных работ».

Трудно сказать, верил ли Председатель в это обоснование или «оправдывал несовпадение взглядов» — но массам было предложено именно оно. Расчёты «практикующего теоретика» оправдались только частично. Теория оказалась слишком оригинальной для того, чтобы быть принятой всеми — да ещё с восторгом. Ну, вот — такой у нас народ: с ригидным мышлением. Не способен, понимаешь, к решительному отказу от взглядов, не только не подтверждённых жизнью, но и противоречащих ей. Имелась в виду, конечно, жизнь Председателя.

Нет, основная масса… руководящих лиц восторгнулась. Но нашлись и «идущие не в ногу». Особенно — среди «подрастающего поколения». Пришлось воспитывать товарищей. С использованием метода «демократического централизма». То есть, задействуя личную несгибаемость «пожизненного марксиста» в деле «выпрямления кривизны и уклонов посредством сгибания в бараний рог». Всех «идущих не в ногу».

Но — увы! Увы — в смысле: «всех не перестреляешь». «Паршивых овец, портящих стадо», оказалось количеством значительно больше одной. И этими «овцами» выступили, к неприятному изумлению Председателя, МНС и его немалочисленная команда. А ведь он так пестовал, так обхаживал, так обкладывал этого «опасно перспективного товарища»! И что — в итоге? Никакого почтения — а, как апофеоз: нехорошие разговоры. На тему несоответствия Председателя занимаемой должности. А уже отсюда — никакого почтения к демократическому централизму в редакции Председателя: «приказы не обсуждаются».

Оказалось, что обсуждаются. Да, ещё, как: уже который месяц функции кулуаров исполняла вся ПКР! Нездоровые мысли МНС не способствовали оздоровлению взглядов партии на теорию «эволюционной революции». Они подрывали не только доверие лично к Председателю, но и курс на завоевание власти демократическим путём и решительную борьбу с режимом… в креслах Государственной Думы.

Ситуация не улучшалась — но, верный принципу эволюции: «может, само рассосётся?», Председатель не стал заострять вопрос. Он счёл целесообразным лишь слегка пройтись по «горячим головам», которые, «в силу юношеского максимализма», ещё не научились ни Марксу, ни Ленину, ни ему, Председателю. Пока «горячие головы» не предполагалось наделять фамилиями. Председатель ещё надеялся на то, что МНС правильно воспримет этот «жест» — и по доброй воле исполнит возвращение блудного сына. С подписанием акта о полной и безоговорочной капитуляции. Разумеется, в торжественной обстановке: стоя на коленях. И мир будет восстановлен. Или, хотя бы — перемирие. А за это время Председатель успеет подготовить молодёжной смене… другую смену. Ну, так, как это и полагается во взаимоотношениях между товарищами по оружию…

Поэтому объявления войны пока не предполагалось. И не только войны: даже «культурной революции в отдельно взятой ПКР». Председатель решил провести съезд в точном соответствии с регламентом: намёки в адрес анонимных сил, покушающихся на единство, заверения в наличии означенного единства и готовности восстановить его, не сходя с трибуны. Подобное «единство и борьба противоположностей» было не случайным. Председатель решил на всякий случай использовать рецепт слона-живописца из басни Михалкова. Ну, чтобы каждый из делегатов нашёл себе довод по душе.

Но по причине этого «компота» весело в зале было недолго: отчётный доклад начал вовсю соответствовать себе. И МНС заскучал. И не он один: вскоре компанию ему дружно составлял весь зал. Разница заключалась лишь в мимикрии. МНС был честнее, а старшие товарищи — опытнее. Но скучали они ничуть не хуже. Особенно заметно это становилось тогда, когда Председатель взывал к Марксу и Ленину. «Старшие товарищи» были больше практиками, чем теоретиками. Нет, не по части решительных действий на баррикадах: борьба с антинародным режимом давно уже приняла новые формы. Теперь отъём награбленного у народа производился исключительно Председателем — и исключительно в стенах Администрации Президента. Оживиться делегатам ещё только предстояло. Тогда, когда Председатель начнёт докладывать об итогах борьбы с Главой Администрации за увеличение бюджета партии и её отдельных, наиболее видных членов.

Скучающий взгляд МНС скользил по головам «соратников». Ему слепило глаза. Не от блестящих умов: от лысин. Пейзаж из «светлых голов» не бодрил. Его не оживляли даже отдельные факты растительности на отдельных головах. «Героическое поколение» явно не спешило передавать эстафету.

— Страна подошла к краю гибели! — в очередной раз похоронил режим Председатель. — Увеличение объёма в физических показателях — лукавство антинародного режима! Спад производства достигнут повсеместно. Сейчас я вкратце ознакомлю вас с отдельными цифрами…

Аудитория тут же ушла в подполье: знакомство предстояло не краткое и не с отдельными цифрами. «Убиение» цифрой являлось одним из «коньков» Председателя. И эту процедуру он исполнял как магический ритуал — без пропусков и сокращений. Удивляло только одно: кого вразумлял этими цифрами глава партии? Кого убеждал? В зале не было не только ни одного гостя от антинародного режима — за исключением «товарищей с Лубянки» — но даже ни одного представителя средств массовой информации. А свои знали эти цифры, если не как «Отче наш», то как «Вставай, проклятьем заклеймённый…». И знание это никак не способствовало наступлению «революции эволюционным путём».

Нет, цифры были хорошие, правильные. Они «отражали» и «демонстрировали». Но ни на положение власти, ни на положение ПКР они никак не влияли. Не только в настоящем, но и в обозримой перспективе. А в необозримую и заглядывать не стоило. По причине её необозримости. Не впечатляли эти цифры и массы — в те редкие случаи, когда они фрагментами доходили до них. И дело — не только в «пропускной способности»: масса стала иной. Она поднялась на новый уровень, опустившись, ниже некуда. Её теперь больше интересовало место сборной в рейтинге ФИФА, чем своё место в жизни. Потому что масса была дитятей… нет: продуктом демократии.

Квалификация масс стала ещё одним «общим местом» в речах Председателя. Он клеймил их «пиплом хавающим», «маргиналами», «полускотами», «быдлом» и «даунами». И не всегда эти определения использовались «подпольно», среди «своих». Часть их шла в эфир «в оригинальной упаковке».

Завсегдатай трибун и экранов, Председатель не изливал душу. Он предлагал дополнительное объяснение — а заодно и оправдание. Ссылка на «некондиционность» масс прямо указывала на «стрелочника». Ведь «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». А, если утопающий не хочет, чтобы его спасали, то… хвала спасателям. Даже в тех случаях, когда они никого не спасают. За что хвала? Ну, хотя бы за то, что они готовы спасти — да, вот, объект не готов «к сотрудничеству».

Это, объясняло, если не всё, то многое. Например, то, что «а воз и ныне там» — несмотря на магические заклинания и очередное «загнивание капитализма». Классическое отсутствие революционной ситуации: низы не готовы! А это, в свою очередь, означало то, что первейшей задачей ПКР является доведение масс до готовности. То есть, занятие работой будничной, кропотливой, рассчитанной на долгие-долгие годы. «А за это время или ишак подохнет, или шах умрёт!» Последнюю фразу Председатель тактично лишь подразумевал. Но, пусть она не шла в эфир, все, кому нужно, понимали всё… как нужно.

Минут через сорок Председатель закончил «краткий экскурс в цифирь» — и перешёл к освещению вопроса решительной борьбы с режимом в стенах Государственной Думы. «Отсутствующим присутствующим» было с гордостью объявлено о том, что фракция ПКР бескомпромиссно голосовала против всех предлагаемых режимом законопроектов. То, что это не повлияло на их принятие, опускалось, не удостоившись даже ремарки. Факт непримиримости был налицо — а это главное.

Ещё более «непримиримой» оказалась борьба партийного руководства во главе с Председателем в стенах Администрации Президента. Как только докладчик упомянул об этом факте, «мёртвый час» в Кремлёвском Дворце съездов — «выбили у режима» — кончился. Затаив дыхание, аудитория исполнилась надежды. Результаты, действительно, впечатляли. Народу — в лице Бюро ЦК — удалось вернуть несколько десятков элитных квартир в Москве и Петербурге, столько же представительских лимузинов и мест в престижных вузах столицы для детей трудящихся. Список трудящихся не давался — но в этом и не было необходимости: партия, как та страна, знала своих героев в лицо… из телевизора.

Особенно вдохновила «цвет партии» информация о том, что в бюджет ПКР были возвращены украденные у народа миллионы народных рублей. Если с квартирами, лимузинами и местами в вузах всё было ясно, то последняя информация давала шанс на более «широкое толкование» бюджета партии.

Однако Председатель не вполне соответствовал ожиданиям партийцев, заявив о том, что депутаты Государственной Думы

в решительных боях отстояли своё человеческое право на достойную оплату труда по борьбе с антинародным плательщиком. Всем им были повышено денежное содержание и улучшены жилищные условия. Поскольку не все делегаты были депутатами, им оставалось лишь надеяться на то, что не будут обнесены дополнительным рублём и их заслуги в борьбе с режимом.

— Это ли не показатель наших достижений в борьбе за лучшую жизнь? — целил в «виртуального» критика Председатель. — Если уж и это не показатель, то я могу сказать критикам только одно: «Заелись вы, товарищи!» Потому что политика — это искусство возможного! Мы вырвали у режима всё, что могли… кроме власти.

Последние слова Председателя были не в микрофон. Хотя он мог и не соблюдать конспирацию. Как минимум, по двум причинам. Первая: народ в зале был «своим», понимающим. И он понимал, что власть не вырвали лишь потому, что… и не вырывали. Не было в этом такой, уж, экстренной необходимости. «В борьбе обретём мы право своё». Вот и обретали. Правда, эсеровский лозунг «слегка» модернизировали с учётом современных требований. Чем больше борьбы — тем больше права. В овеществлённой форме. Куда спешить: империализм всё равно «обречён»… исторически…

Вторая причина: «вырвали у режима всё, кроме…» — это программа минимум. И она была выполнена. За что же — мимо микрофона? Тут впору — на скрижали! Эта часть доклада Председателя настолько вдохновила товарищей на борьбу, что они начали один за другим восходить… нет, не эшафот: на трибуну. И уже с неё они дружно клеймили режим позором и разными нехорошими словами, заодно клянясь в верности курсу Председателя — «единственно ленинскому из всех курсов».

Потом был перерыв и хороший буфет «от антинародного режима». На третье «подавался» Мавзолей: по ритуалу требовалось поклясться в верности непосредственно у гроба Ильича. На сытый желудок чего ж не поклясться?! Шествие возглавлял Председатель. На Красной площади его уже поджидали фотографы и операторы различных телеканалов. Ради этого Председатель был вынужден в очередной раз потребовать от Главы Администрации «соблюдения демократии». И «антинародный режим» вновь «отступил»… под натиском «несгибаемого борца».

«По должности» МНС обязан был участвовать в ритуале. Нет, до возложения венка он ещё «не дорос». «Не дорос» он и до первых рядов, почему и был определён в гущу. Но он и не возражал: меньше треска — как камерного, так и языкового.

Как и все «возлагатели», Председатель совсем не обязательно поправил и без того прямую ленточку с трогательной надписью «Великому Ленину — от учеников», после чего красиво поскорбел в сторонке. В разных ракурсах — для разных телеканалов. МНС увидел ленту — и не смог скрыть «уважительного» хмыка. Председатель наступал на горло собственной песне: слово «ученик» полагалось использовать в единственном числе. Но глава партии мужественно «поделился лаврами».

Процессия вошла в Мавзолей. Здесь съёмка по заведённому обычаю не производилась — и Председатель мог дать волю себе, подлинному.

— Вот, Ильич, и опять встретились, — без зазрения сфамильярничал он. — Хочу тебя обрадовать: достигаем.

«Кто и чего?»

МНС не сомневался в том, что и сам Ленин задал бы Председателю этот вопрос. И это не было бы бестактностью: вопрос был бы всего лишь на тему дня. Даже — на её злобу.

— Конечно, многого ты не мог предусмотреть.

Ухмыльнувшись, Председатель «снисходительно похлопал вождя по плечу».

— Но на этот случай есть мы — твои ученики. Так, что, как говорится, «не извольте сумлеваться»: всё сделаем в лучшем виде. Не сразу, конечно — но ведь и Москва не сразу строилась. А пока, как видишь, обживаемся… то есть, вжимаемся, врабатываемся…

«Срастаемся» — дополнил от себя МНС. Возможно, телепатия всё же существует, потому, что Председатель как-то разом «оборвал серенаду» — и поискал глазами МНС. А когда нашёл его — вместе с ними — то уже не возобновлял контакта с Ильичом. Вероятно, «ознакомился с пожеланиями трудящихся». Там же — в глазах МНС. Как бы там ни было, а встречу с вождём тут же свернули — и все дружно потянулись к выходу.

Проходя мимо бюста Сталина, МНС покачал головой и укоризненно кивнул бюсту на Председателя. К его огорчению, «этот» Сталин не мог прореагировать на «сигнал» — тем более, надлежащим образом. Поэтому МНС не оставалось ничего другого, как посверлить взглядом затылок Председателя — и последовать на второй акт. Антракт заканчивался…

Глава вторая

— Ты даже перед Лениным не мог удержаться!

Председатель гневно сверкнул на МНС давно уже не сверкающим глазом.

— В каждый горшок тебе, понимаешь, плюнуть надо! Или тебе не нравятся наши достижения?

— Ваши достижения?

МНС не поскупился ни на голос, ни на лицо.

— Не нравятся.

— Отчего же?

— Оттого, что они — Ваши.

Председатель неожиданно смутился — и даже побагровел. Краснеть он был давно не в состоянии по причине тучности и прогрессирующей эмфиземы лёгких.

— Ну, так… это… хм… поправимо.

— Вы меня не так поняли, — не улыбнулся МНС.

— Ах, вот, ты о чём…

Помидорный окрас Председателя стал бурачным. Председатель был, хоть и столовник Кремля, но не дурак. Поэтому с МНС он мог разговаривать в формате министров из сказки Шварца: «ку…» или «у…».

— Не дождёшься! Я вас всех переживу! И, потом: там…

Он закатил глаза к потолку.

— … есть только я. Ни с кем другим власть не станет и разговаривать.

— Ну, это — смотря, на какие темы, — мило улыбнулся МНС. — Если на те же, что и Вы — станет!

Намёк был… вовсе не намёк. Председатель побагровел бы дополнительно — да свободных «площадей» не осталось.

— Да, я — не Иосиф Виссарионыч!

Председатель задохнулся то ли от эмфиземы, то ли от чувств.

— Я не хочу быть похороненным в штопаном кителе. И, в отличие от него, я не могу не думать о своих детях.

— Ну, ещё бы!

— Что ты хочешь этим сказать? — ещё раз задохнулся Председатель.

— Только то, что о них Вы и думаете! И очень успешно, насколько я знаю. Вы «надумали» уже, миллионов, этак…

— Хватит!

Иных доводов, кроме кулаком — об стол, у Председателя уже не было.

— Говори прямо: что тебе нужно?

— Ну, того, что мне нужно, я от Вас вряд ли получу, — вновь «остался в рамках» МНС.

— Тогда бери по минимуму.

И Председатель «не полез в бутылку».

— Давай будем реалистами — и снизим планку требований.

— «Требований»? — выгнул бровь МНС. — Так оно у меня одно.

Визави побледнел — но тут же выкатил… живот вместо груди.

— Дудки!

— Тогда жизнь продолжается.

— Это — которая не на жизнь, а на смерть?

— Она самая.

— Значит, консенсус исключён?

Краска уже отлила от лица Председателя. Он, таки, возлагал определённые надежды на этот разговор — и, вот, на тебе: не возлегли. Поэтому сейчас за мимику отрабатывали склеротические прожилки на лице.

— Ну, почему же «исключён»…

В руке МНС «замаячила тара с бальзамом».

— Нет, он возможен… на условиях консенсуса… С Вашей стороны. Полного и безоговорочного.

— На!

Председатель подработал тексту ещё и соответствующим жестом. Тем, за который даже футбольные судьи показывают красную карточку.

— Я понятен?

— А я?

И МНС провёл ребром ладони по горлу. Председатель «мужественно» схватился рукой за сердце.

— Чего ты добиваешься? Скажи — и я сделаю всё… что смогу!

— Уйдите — и мы всё сделаем сами!

МНС был беспощаден. Но, как оказалось — только в первой части. А за ней уже следовала и вторая.

— «А за это, друг мой пьяный, говорил он Епифану…» Помните у Высоцкого?

— И что за это? — оживился Председатель. Практицизм не отказывал ему даже в самые драматичные минуты — а разговор явно сворачивал на знакомую дорожку.

МНС рассмеялся.

— Неужели забыли? «Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин».

— А, если без шуток?

— Ну, если без шуток, то мы гарантируем Вам «тайну вклада». Вы, надеюсь, понимаете, о чём я?

По причине деликатности обстановки Председатель не осмелился не понять.

— Кроме того, обещаю Вам, что «damnatio memori» Вам не грозит.

— Что-что?!

— Древнеримский закон «Об осуждении памяти». Вы не станете персонажем «бородатого» анекдота на тему «Вали всё на меня!» Мы даже не будем препятствовать Вашему отъезду за рубеж в любом направлении. На длительное лечение. А возможен и такой вариант: Почетный Председатель ПКР. Звучит?

— «Почётный Председатель»? — усмехнулся пока ещё не «почётный» Председатель. — Что-то вроде пенсионера союзного значения?

— Ну, худой мир… лучше худого тела…

Некоторое время Председатель молча отдувался, полулёжа на диване. Сказывалось всё: и его шестьдесят пять, и эмфизема, и молодецкий напор оппонента, и патовая ситуация с изрядными перспективами на проигрышную. Но капитулировать он не мог. Как минимум — так сразу. Возможности для торга ещё не были исчерпаны. И, прежде всего — финансовые.

— Скажи: зачем вам всё это нужно?

— Кому это «вам»?

— Не надо! — болезненно покривил щекой Председатель.

— Ладно, скажу: пора заниматься делом!

— А я…

— А Вы занимаетесь делами! Точнее: делишками! А для того, чтобы «забить Мике баки», подрабатываете имитатором.

— ???

— Эрзац-революционером! Тем самым, Вы «льёте воду»!

— На «мельницу»? — ещё раз поработал щекой Председатель.

— На неё! — «остался в лице» МНС. — В результате, партия давно уже превратилась в лекторий с одним-единственным лектором! Это уже не партия, а какой-то кружок по интересам!

— «Кружок по интересам»…

Председатель квалифицированно исполнился горечи: видимо, потренировался дома, перед зеркалом.

— И кто же — вместо меня?

Когда дело касалось личности Председателя, она, эта личность, могла быть предельно лаконичной и прямой. Да и вопрос персоналий в любой политической работе — будь то революция или контрреволюция — далеко не последний по значимости. В вожди хотят многие. И многие туда метят. В этот момент знаменитая логия «Много званых — да мало избранных» не имеет шансов быть услышанной. Что, уж, тут говорить за руководство к действию!

— Пока никого.

— ???

Удивление Председателя было искренним: а он-то думал!

— А за что же ты борешься?!

— А я борюсь не «за», а «против».

Разумеется, Председатель не задержался с ответом.

— Все сначала борются «против», чтобы потом бороться «за»! — пренебрежительно махнул он рукой. — А, чаще всего — совмещая одно с другим!

И он по-своему был прав. Многовековая история человечества — тому свидетель.

— Я сказал, как сказал.

— У вас нет кандидата?! «Тогда ничего не выйдет!» Помнишь эти слова Сталина, когда он узнал о том, что Главнокомандующий союзными войсками ещё не назначен?

— Хорошо, — обставился ладонью МНС, — у нас нет кандидата в вожди. У нас есть только члены коллективного руководства.

— А ты?

Председатель не мог поверить в то, что главарь молодёжной оппозиции лишён амбиций: это так противоестественно. Для ищущей личности. Ищущей себя… в высоком кресле. Да и сам он никогда ещё не ошибался в потенциале вероятных противников. Иначе они не остались бы в истории всего лишь вероятными, а он — вот уже столько лет бессменным Председателем.

— Я не тяну на вождя.

— А я?

— А Вы — тем более!

Председатель молча заполыхал: сам напросился.

— И кто же?

МНС усмехнулся.

— Чему? — не понял Председатель.

— «Эх, встал бы ты и посмотрел на то, что творится вокруг!» Так говорим мы, расписываясь в собственной беспомощности и не полагаясь на современников. Особенно — на некоторых.

Оставить этот намёк без реагирования было невмоготу — и Председатель не оставил его: отреагировал. Отреагировал, изыскав последние резервы бурачного колера и ещё не охваченные площади на лице.

— Так говорим мы, обращаясь к кому?

Любой обыватель на месте Председателя не стал бы «будить спящую собаку». Потому, что ещё Екклесиаст заметил: «… во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Но Председатель был обывателем только «по бытовой линии». Как политик, он не имел права не смотреть правде в глаза. Иначе та сама посмотрела бы ему в глаза — и много раньше.

— К тому, кто больше нас с Вами имеет прав на роль вождя.

— Например?

— Например, к Сталину.

— Не дай, Бог!

— Вы сейчас были не на высоте, господин Председатель!

— Зато ты был сейчас на высоте… со своим «господином»!

Председатель едва не задохнулся — и на этот раз явно не по причине эмфиземы. В очередной раз он оказался в нокдауне. И в очередной раз МНС доказал, что он — не аудитория Кремлёвского Дворца съездов. Председателю было решительно указано на то, что, если его визави захватил с собой на встречу ладоши, то явно не для того, чтобы хлопать в них.

— Ладно, не устраивает кандидатура Сталина, предлагаю другую: Ленин.

— Эта «другая кандидатура» жила в другую эпоху!

«Вождь» уже оправился от удара: мало ли он их получал.

— В доисторическую эпоху. Чтобы он сегодня делал со своими заскорузлыми взглядами?

— «Заскорузлыми»?

МНС не мог не восхититься беспринципностью «вождя».

— А кто вчера заботливо поправлял тряпочку на венке? Ту самую, на которой «ученики» в первоначальном варианте были в единственном числе?

— Ну, «Ленин — наше знамя боевое», — покривил щекой Председатель. На тему «Зря старался: я со всех сторон — круглый!». — Знамя — и не более того… Ну, чего ты? Мы ведь — свои люди: чего стесняться. Только не надо смотреть на меня глазами «верного ленинца»: неактуально!

МНС последовал совету — и даже отказался от прений. Вместо этого он молча встал и под председательское «э-э, так дела не делаются!» молча же покинул его кабинет…

— Вот так мы и пообщались с «вождём»!

МНС ставил точку уже «дома»: у своих.

— А я ничего другого и не ожидал!

Ничего другого не ожидал второй участник диалога — СБ. Секретарь Бюро, то есть. МНС возглавлял молодёжное бюро ЦК ПКР, а СБ был его секретарём. По должности: де-факто он являлся Советом Безопасности и Службой Безопасности в одном лице. То есть, в столоначальниках на манер комсомольских секретарей «застойных времён» замечен не был. И если и занимался бумажками, то лишь теми, к которым с полным на то основанием были применимы слова Глеба Жеглова. Те самые — про любую бумажку на столе, за которую иной бандит полжизни отдаст.

— Но вопрос-то повис…

Словно иллюстрируя процесс, МНС повис носом.

— То есть?

— Ну, ты же не думаешь, что мы ограничимся демаршем…

— ???

— Повторяешься! И это я должен задавать вопросы, а ты на них отвечать!

СБ виновато потупился: незаслуженный упрёк был из числа заслуженных.

— И что нам делать?

— Не знаю…

МНС можно было верить: он врал только с трибуны. По должности и «производственной необходимости».

— Пока не знаю… Слушай, давай сходим в Мавзолей?

— Вчера же были! А…

СБ открыл рот — да так и не закрыл его…

— Пошли!

Милиционер у входа не обязан козырять посетителям — но этим откозырял. Откозырял на всякий случай: «живём, сами знаете, как на вулкане — всякое может случиться. Вернуться господа — которые товарищи…»

Кроме них двоих, в Мавзолее никого не было. И не по причине плановых работ: не советские времена. Не пост номер один, потому что.

МНС не остался «на дуге», а подошёл к саркофагу вплотную.

— Иди сюда!

СБ «пошёл навстречу пожеланиям». МНС наклонился над стеклом и стал внимательно разглядывать лицо мумии Ленина.

— Ты чего? — не понял СБ. Вторично за последний час.

— Послушай… Ты, если мне не изменяет память — инженер-генетик?

— Ну?

— То есть, твоя специальность: генная инженерия?

— Не понял…

— Вижу. Сейчас объясню.

МНС временно приостановил изучение саркофага и его содержимого, и повернулся к СБ.

— Скажи — только честно: можно сделать точную копию человека? Нижняя губа СБ отвисла вместе с челюстью.

— Ну, вообще-то…

— Можно или нет?

— Можно… Ты это — просто так, или…?

— Или.

Указательный палец СБ отклонился на тридцать градусов. Туда же съехал и правый глаз.

— А?

— Ага.

Чин СБ исключал какую бы то ни было лирику — но он опять не удержал челюсть. Поэтому текст он смог дать лишь по её возвращению

на исходную.

— Ты это — серьёзно?

— Вполне.

— Но — почему?!

МНС усмехнулся.

— Он ещё смеётся!

— Не над тобой, успокойся. Просто вспомнил Бендера. Как раз к месту.

— Ну?

— «Меня, например, кормят только идеи!» Это — раз. «Нужна идея — а её, как раз и нет!» Это — два. Я понятен?

— Ну-у…

СБ «доходчиво» ушёл взглядом в сторону.

— А я старался! — усмехнулся МНС.

— Мог бы и не так стараться, — выдул губы СБ. — Взял бы — и объяснил, а не выпендривался!

— Ладно, упрощусь.

МНС уже демонтировал усмешку.

— У нас нет идей.

— А марксизм-ленинизм — «вечно живое учение»?

— Не кощунствуй!

СБ шутливо поднял руки вверх.

— Марксизм-ленинизм в редакции КПСС, а потом и ПКР — давно уже набор штампов для речей. А нам нужно руководство к действию. Нам нужен план. У нас нет идей. У нас есть только председательские цифры, набор заклинаний и общий план «общих» мероприятий. Да и план этот — по выживанию, а не по завоеванию власти. И, по большей части — не для работы, а для предъявления. — А…

СБ явно хотел съязвить, но взглянул на лицо МНС — и передумал.

— Ты хочешь сказать, что и у тебя нет идей?

— Нет. И не только идей, но и воли. А воли нет потому, что слишком много её.

— Мудрёно…

— Ничего мудрёного. Нет воли политической, потому, что слишком много воли человеческой. Слишком много соблазнов, от которых не так-то просто отказаться. А отказываться надо. Вопрос: могу ли я, грешный человек, развращённый цивилизацией? Ответ: если заставят — да. Но отсюда — другой вопрос: а кто заставит-то? Председатель?

Голос МНС переполнился совсем уж неуважительными интонациями к старшему товарищу.

— Президент?

Уважения не прибавилось и в этом случае.

— Да и сам я…

МНС огорчённо махнул рукой: критика перешла в самокритику.

— Уж не хочешь ли ты сказать…

Округлив глаза, СБ покосился в сторону саркофага.

— Да! — МНС энергично кивнул головой. — Он! Он мог бы заставить! Повести за собой, увлечь личным примером — но он смог бы!

— Смог бы что?

— Смог бы заставить шевелить мозгами и задом!

— И поэтому его надо оживить?

МНС покачал головой.

— Его надо «оживить» потому, что одна его голова заменит все наши.

— Даю справку!

СБ поднял вверх указательный палец. Он уже понял, что мысль основательно засела в голове товарища. И мысль эту можно изгнать оттуда не насмешками, а строго научными доводами. По иному достучаться до МНС было невозможно: это — не Председатель.

— Если ген будет живой, сделать копию этого человека можно.

— «Копию этого человека»?

Лицо МНС посерело: научный довод приступил к избиению мысли.

— То есть…

— Да!

СБ «передёрнул затвор» — и решительно приговорил нежизнеспособные надежды друга.

— Это будет точная копия оболочки — но совсем другой человек.

Не Ленин. Реконструирована будет форма — а нам нужен…

— Мозг?

— Да.

МНС отвернулся от СБ — и вновь наклонился над саркофагом.

— И что нам остаётся?

Вопрос был задан полушёпотом, спиной к соратнику. Так, словно задавался вовсе и не ему. Но отвечать надлежало СБ, а не соратнику из саркофага.

— Оставить это безнадёжное занятие.

— Или думать…

Глава третья

…Прошёл год. Демократия всё активнее заключала в свои железные объятия страну, уже начинающую ощущать от этого некоторый дискомфорт. В очередной раз Москва доказала всему миру то, что от одних оков она всегда освобождается лишь затем, чтобы немедленно попасть в другие. Зато страна решительно превращалась в ведущую энергетическую державу мира. То, что превращение осуществлялось посредством спешной распродажи недр, было делом несущественным. Для власти, конечно. Потому что главный принцип демократии: «après nous le deluge» соблюдался неукоснительно. Перевод следовало осуществлять либо среди своих, и желательно — на кухне. По причине неправильной интерпретации массой.

Но «враги демократии», всё равно, домогались постижения, используя запрещённую литературу: французско-русский словарь или работу Ленина «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». В России всё решительнее демократизировались институты власти, выстроенные уже не только по вертикали, но и в шеренгу — и даже во фрунт. Потому что лишь та демократия хоть чего-нибудь стоит, если она умеет защищать себя. Хотя, Ленин, кажется, говорил это о революции. Но и в контексте демократии звучание не терялось.

Выстроились во фрунт и партии. Сначала — во фрунт. Затем — в очередь. На получение довольства. Именно в такой последовательности. По отношению к столовникам режим был честен: все получали «кормовые». Все, кто заслужил корм. ПКР, например, заслужила. Она старательно исполняла роль непримиримой оппозиции. Нота в ноту с партитурой, расписанной Главой президентской Администрации. Никаких импровизаций, никаких полётов фантазии: делай, что тебе велено — и получай за свою несгибаемость!

И ведь получали! Хорошо получали! Пусть и меньше, чем партия власти — но из того же «корыта», того же ассортимента и того же качества. По причине личных заслуг Председателя ЦК ПКР в деле разоблачения антинародного режима, содержание центрального аппарата за истекший год увеличивалось дважды. Кремль не мог не нарадоваться на торжество демократии в стране, а верха ПКР — на результаты этого торжества в своих карманах.

«Непримиримый оппозиционер» ежемесячно и непримиримо обедал в узком кругу с Президентом. О чём там они «боролись» за столом, широкой публике оставалось неизвестным. Высказывались только предположения, что всякий раз Председатель вносил на рассмотрение Президента очередной план свержения последнего. И Президент якобы всегда утверждал его — после краткого рассмотрения и внесения несущественных поправок.

Сведения эти имели право на существование. Ведь с той же периодичностью, с какой происходили эти «совещания за закрытыми дверями», Политсовет ЦК ПКР «спускал вниз» новые директивы «о формах и методах непримиримой борьбы с антинародным режимом».

«Жить становилось лучше, жить становилось веселее». Не всем, конечно — но Председателю сотоварищи грех было жаловаться на жизнь. Не мог он жаловаться хотя бы потому, что был пожалован жизнью всем необходимым для неё. В том числе — и самым необходимым: статусом «непримиримого борца с режимом». Без этого статуса он даже за стол

с Президентом не садился. И, если он и забывал его случайно, то ему всегда напоминали, чтобы «надел». Ведь только в образе «несгибаемого» он и мог «подаваться к столу». Без забрала и меча — пусть даже взятого напрокат в Администрации — он не котировался в качестве столовника.

Всё бы ничего — но МНС и его соратники постоянно мешали Председателю ощущать то, что «в нашей буче, боевой и кипучей — и того лучше». Их видение «бучи» радикально отличалось от видения лидера ПКР. Они имели все основания для того, чтобы быть довольными — но не захотели: ни иметь, ни быть. А ведь всех их, начиная с МНС, «ознакомили с перечнем наград за бескомпромиссную борьбу с режимом». Не скрывалось даже то, что перечень этот утверждён в Кремле. Подробно останавливаться на вопросах финансирования было даже смешно: «от народа», вестимо. Или Кремль — не от народа?

Только, при всей своей паспортной молодости, МНС оказался политиком архаичных взглядов. В отношении к «вынужденным компромиссам». Напрасно вразумлял его Председатель на тему, что жизнь состоит из компромиссов. МНС отвечал Председателю, что у того жизнь только из компромиссов и состоит. Это уже был намёк. И — не на избыточную гибкость: на отсутствие платформы. Вопросы быта «шли по другой статье». По другой статье разногласий. Вернее, так полагал сам Председатель. Хотел так полагать. Но даже статья разногласий вызывала разногласия: МНС требовал увязки. И с каждым разом намёки его становились всё более прозрачными и бестактными. По сути: переставали быть намёками.

Ну, как тут было не «осерчать» на мальчишку?! И главное: никак не получалось «вскрыть» его. Нет, обиду за неудовлетворённые запросы Председатель ещё готов был понять. Более того: готов был пойти навстречу. Во всём объёме состояния на довольствии: как по перечню, так и по рангу. Но МНС оказался человеком безнадёжно «неправильным»: ему, видишь ли, за державу стало обидно. Председатель, «человек с планеты Земля» — от земли, то есть — понять такого непрактического идеализма и «где-то даже» пережитка прошлого не мог.

Но в глубине души, забитой компромиссами и сытным обедом, Председатель не мог не понимать: основания к обиде за державу имелись. И основания серьёзные — даже объективного характера. Ведомая им, ПКР медленно, но верно превращалась в деталь режима. И всё это — на фоне превращения режима в страну, а страны — в ничто, в точном соответствии с установкой «Кто был никем — тот станет всем!». «В режиме обратной перемотки», естественно.

ПКР оставался всего лишь шаг для того, чтобы мужественно объявить себя «социал-демократией левоцентристского толка». Что-нибудь вроде «Партии демократического социализма». А лучше — без упоминания социализма. И ПКР объявила бы — да Кремль не позволил. У Кремля и без ПКР хватало «перекрасившихся в центристов». Для «баланса демократии» требовалось «большевистское пугало» — неважно, что состоящее на балансе Администрации Президента. Именно поэтому «неправильно сориентировавшемуся» Председателю и было тактично приказано «не сметь своё суждение иметь».

И именно поэтому «отщепенцы» в лице МНС и его сторонников решили поступить вопреки «дружескому» императиву. Двадцать второго апреля, в день рождения Ильича, молодёжная секция — уже фракция — собралась… нет, не в зале заседаний: на субботнике. Тяжкое бремя заслушивания доклада Председателя взвалили на себя старшие товарищи. Ну, а младшим было милостиво разрешено «отдохнуть на природе» — с мётлами, носилками и лопатами.

Медициной доказано, что свежий воздух и общественно полезный труд активизирует мысли. Вопреки расчётам на «размягчение от соловья и коротких юбок», течение политической мысли сразу же приобретает радикальный характер. Нынешний субботник не стал исключением.

К вопросу подступались недолго. Не дольше, чем к кучам мусора. Возможно — по причине аналогии. Вольной или невольной — это вопрос непринципиальный. Разговор, начавшийся, как всегда с несущественных мелочей, быстро перешёл на личность Председателя, а с неё — на положение дел в партии и в целом по стране.

— «Грядущая катастрофа и как с ней бороться», — определил ситуацию СБ. Заодно и «озаглавил» собрание.

— Как у Ленина, — столь же «оптимистично» подключился ВПК: «Вопросы патриотизма и культуры». Имея тесные связи с военными и оборонкой, он недалеко ушёл и от традиционного прочтения: «Военно-промышленный комплекс».

— Только Ленина нет! — выразительно блеснул глазами МНС.

— ???

Молчаливая оппозиция ВПК была явно на тему «В огороде — бузина, а в Киеве — дядька».

— Что ж: давайте, поговорим.

Усмехнувшись, МНС сделал «приглашение к лужайке». ВПК и близлежащие товарищи обменялись недоуменными взглядами. «Близлежащие» — потому, что по причине открытия заседания субботник уже закрыли. А совещаться, лёжа на зелёной лужайке, куда приятнее, чем в душном зале под бдящим оком «старших товарищей».

— Зачем?!

— Именно так!

Вертикально поднятый указательный палец МНС восхитился прежде него.

— Именно так: не «почему?» — а «зачем?». «Почему?» уже не вопрос. Его мы только что обсудили, и нашли тысячу ответов — и все верные. Даже вопрос «О чём?» был бы уже пройдённым этапом. Потому, что перед нами стоит уже другой вопрос: «Зачем?»

— Зачем «что»?

К всеобщему непониманию подключился СИД: «Связь с Иностранными Друзьями». Ну, то есть, «министр иностранных дел молодёжной фракции».

МНС выдержал эффектную паузу.

— Зачем «что»?! — уже тандемом не снесли её СИД и ВПК.

— Не что, а кто: Ленин! Зачем нам Ленин? Только так я бы и поставил вопрос!

Опять имел место обмен взглядами, в котором из всех присутствующих не принимали участия только МНС и СБ. Никто ещё не догадывался, что — по причине неактуальности для них таких взглядов.

— Ну, как, это? — смутился СИД. — Ленинизм — это вечно живое учение, которое…

— Садись: пять баллов! — усмехнулся МНС. — Но я — не о ленинизме: я — о Ленине.

Над полянкой, свежезачищенной от несвежего мусора, повисло молчание. Так, как и полагалось по сюжету. На этот раз никто даже не переглядывался друг с другом: все «дозревали» соло.

— А точнее?

ВПК дозрел первым.

— Не пора ли нам определиться с выбором?

Отразив вопрос вопросом, МНС поехал взглядом по лицам соратников. Взгляду пришлось нелегко — по причине сопротивления материала.

— А разве мы не определились? — удивлённо выдул губы СИД.

— Смотря — с чем.

На чужой резон у МНС имелся свой.

— С Лениным?

— Смотря, в каком контексте.

МНС продолжал «охватывать товарищей кольцом окружения».

— То есть, как? — честно растерялся ВПК. — В каком, ещё, контексте? Ленин… это…

— «Наше знамя боевое»?

— Ну, да! А что ещё?

МНС опять взял паузу. На этот раз — мучительно долгую для аудитории.

— Не томи! — не выдержал СИД.

— Не гони! — не остался в долгу МНС. — Плод должен созреть — вместе со мною.

— Ты мог бы созревать и побыстрее, а не как на севере!

— Хорошо.

МНС уже не усмехался.

— Ответь мне — и, по возможности, честно: у нас есть шансы?

Вопрос был поставлен широко — даже неопределённо. Но ни СИД, ни ВПК, ни остальные товарищи не стали требовать сужения и определённости: «не первый год замужем».

— Нет!

СИД отставил дипломатию — и заместил её честностью. На время. По производственной необходимости.

— А в развёрнутом виде?

— Пожалуйста: в такой редакции партии — нет!

— Ты имеешь в виду…

— Всё: персоналии, вождя, программу…

— Программа у нас есть! — возразил СКМ: «Союз Коммунистической Молодёжи». Он отвечал в партии за работу с молодёжной организацией, готовил смену для ПКР. Ту самую, о необходимости которой всё время твердил Председатель — и которую он совершенно не ждал в партии. Как минимум, в радиусе километра от председательского кресла.

— Программа для кого и для чего?

К вопросу МНС подключил указательный палец.

— У нас есть программа для Председателя, которая должна обеспечить политическое выживание ему и нужному ему поголовью членов. Нужному даже не столько ему, сколько Администрации Президента. Ведь без поголовья нет партии, без партии нет Председателя, без Председателя нет пастуха. А без всего этого «демократия по-российски» — диктатура. Есть возражения?

Возражений не последовало.

— Что ты предлагаешь?

СИД уже покинул нестройные ряды оппозиции, и был готов к творческой работе с собой. В том числе, и по этой причине, МНС не стал тянуть с ответом.

— Ленин.

— Что Ленин?

— Нам нужен Ленин!

— В каком смысле?

— В прямом!

Вот теперь СИД наехал взглядом на близлежащего СБ. В ответ тот лишь молча пожал плечами.

— Ты хочешь сказать, что…

— Да: нам нужно поставить Ильича на ноги!

— В смысле…

Механически, как робот, СИД отработал руками на подъём в вертикальное положение.

— Да!

— Но зачем?! — округлил глаза ВПК. — Я уже не спрашиваю о том, как ты собираешься это сделать!

— А ты спроси!

На этот раз МНС ограничился паузой лаконичной, но не менее выразительной.

— И я отвечу тебе: генетика!

— А зачем?

— «Земля наша обильна, да нет в ней наряда».

Помогая голосу мимикой, МНС процитировал, как отчитал.

— Мы позовём его так, как новгородцы позвали сначала Рюрика, а потом — Александра.

— А что он может нам дать? — взмахнул доводом СКМ. — Что у него есть такого, чего нет у нас?

— Мозги!

СКМ обиделся — и МНС смягчился:

— Хорошо: программу действий!

— В нашей программе всё сказано!

— Нам нужны не слова, а дела!

Против такого довода возражений у СКМ не нашлось — но они нашлись у ВПК. В количестве одного.

— Если ты так хочешь, то я, конечно, не возражаю. Но, может, не будем усложнять задачу. Хотя бы — для начала.

— То есть?

— Ну, не будем городить огород с оживлением…

— «Городить огород»?

— Хорошо: оживлять.

Поднятыми вверх руками ВПК полукапитулировал, полузапросил мира.

— Так, вот: вместо этого я предлагаю… сеанс спиритизма. Если есть «тот мир» и если есть контакт с ним, запросим у Ильича совета — и уж потом… А?

— Согласен!

МНС даже не стал раздумывать: ведь кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая. Его спросили — он ответил. А дальше видно будет. «Война план покажет».

— Когда начнём?

ВПК уже «подпирал плечом» МНС.

— Что именно?

— Думать?

— Вчера! А делать — завтра…

Глава четвёртая

— Итак: как?

МНС уже вовлекал в процесс СБ: тот в партии отвечал за все паранормальные и просто ненормальные явления. СБ «легкомысленно» пожал плечами.

— Не вопрос!

— ???

— Покличем медиума!

— А в наличии имеется?

— Даже на конкурсной основе, — усмехнулся СБ.

— Только без шутовских колпаков в звёздах! — поморщился МНС. — И без идиотских обрядов. Просто, чтобы пришёл…

— … увидел, победил!

— Примерно так!

— Будет исполнено!..

СБ был человеком слова и дела — как и положено главе «охранки». Уже к вечеру искомый товарищ… перестал быть искомым: был отыскан и доставлен. Товарищ производил хорошее впечатление: никакое. Такое, какое и требовалось. Был он не молод и не стар, не богат и не беден, не хорош и не дурён. Словом, не запоминался. Это давало надежду на то, что он будет заниматься делом, а не корчить из себя звезду экрана.

— Работать будете из идейных соображений или за гонорар?

— Ну, поскольку гонорар мне уже уплачен, то можно — и из идейных.

Неожиданно медиум оказался, пусть и не «звездой» — но и не «народным лекарем». МНС оценил шутку — и добавил ещё несколько очков в зачет «колдуну».

— Тогда — «поехали»?

— «Поехали»!

— Только я сяду рядом с Вами, — «вежливо напросился» МНС. — Ну, чтобы «держать руку на пульсе времени». И, если я почувствую, как Вы толкаете стол, то я Вас дезавуирую. А вот эти молодцы…

МНС обратил внимание «учёного» на «внештатных участников сеанса» с рожами записных головорезов.

— … помогут мне. Согласны?

— Да.

— Готовы?

— Да.

— Тогда — «поехали»!

…Сеанс не разочаровал: медиум действительно занимался делом, спокойно и обстоятельно, без драматургии — но и без избыточного «серьёза».

Не было ни леденящих душу завываний, ни ходящего ходуном стола — но зато был результат: Ильич откликнулся. Некоторые из участников, правда, выразили сомнение в том, Ильич ли это. Но проверочный тест успокоил даже их: Ильич ответил на вопрос, ответ на который не знал бы даже медиум с дипломом Высшей партшколы. Ответ на него МНС нашёл в нетронутых ещё архивах ИМЛ — Института марксизма-ленинизма. Ни в открытой, ни даже в закрытой печати он ещё не появлялся.

— Владимир Ильич, это Вы? — не выдержал СБ: он тоже не знал ответа на вопрос.

— Да.

«Да», разумеется, было исполнено в форме однократного толчка медиума под руку. О такой форме связи с Ильичом «договорились» с самого начала. То есть, не было ни вращающегося блюдца, ни скачущего стола, ни складывающихся в слова букв.

— Буквы — это шарлатанство, — честно сознался медиум. — Я слишком дорожу своей репутацией и вашими — теперь уже моими — деньгами, для того, чтобы опускаться до таких вещей. Мой контакт проще — но это действительно контакт. И не коленки со столом, а медиума с духом.

— Одобряю.

МНС «отпустил» медиума и занялся Лениным.

— Владимир Ильич, мы — молодёжная секция Партии Коммунистов России. И мы в затруднительном положении: ПКР «сдружилась» с властью. Можно сказать, дружат домами. Дружба, как Вы понимаете — далеко не платоническая: «Вы поступаетесь принципами, мы — имуществом». Как итог: у Председателя нет желания что-либо менять, а у нас есть желание поменять всё вместе с Председателем — но нет идей. А нет идей — нет и планов. Отсюда — вечный русский вопрос: что делать?

Молчание.

— Я — по вопросу помощи? — «поправился» МНС.

Опять — молчание.

— Не понял…

МНС дополнил текст непонимающим взглядом по адресу медиума.

— Задайте вопрос в другой редакции.

— Надо же! — хмыкнул МНС. — И здесь — бюрократия и формализм! Ну, хорошо. Владимир Ильич, Вы можете нам помочь?

— «Да».

— И Вы готовы нам помочь?

— «Да».

Сидящие за столом оживились. Несмотря на приглушённый свет антикварной лампы — медиум настоял — лица всех озарились другим светом: надежды. «Воссиял» и МНС: кажется, «связь» работала. И, кажется — небесполезно.

— Что нам делать, Владимир Ильич?.. Ой…

МНС виновато покосился на медиума — но тут же реабилитировал себя: шлепком по лбу.

— Но я ведь не смогу задать ему вопрос в нужной редакции!

— Почему?

— Да потому, что Ильич «по этому каналу» может отвечать либо «да», либо «нет»! Мне нужны идеи — а Ильич не может их передать через медиума! Чтобы получить его совет, мне нужно самому сформулировать его — пусть и в вопросительной форме! А как я могу сформулировать идею, если у меня её нет? Я же не знаю, что формулировать? А если бы знал, то на кой хрен мне нужен был бы чей-то совет — даже самого Ильича?!

Довод заказчика-плательщика — всегда «железный». А умный довод его же — «железобетонный». Не стоит и трудиться его опровергать. И медиум не стал трудиться. По линии опровержения. В комнате вновь стало темно: погас свет надежды.

— Что же будем делать?

СБ по службе не положено было падать духом — но расстраиваться «устав» не запрещал.

— Для начала — не отсыревать носом! — отработал другом МНС — и тут же переключился на Ленина:

— Владимир Ильич, Вы ещё здесь?

— «Да».

— Владимир Ильич, у нас тут небольшая заминка… технического характера. Вы меня понимаете?

— «Да».

— Мы поищем способы её урегулирования, а Вы пока оставайтесь на связи… То есть, я хотел спросить: Вы постоянно — на связи?

— «Да».

— Ну, тогда — до связи! Договорились?

— «Да».

И МНС щёлкнул выключателем. Не иносказательным: электрическим. Просторную комнату — вместе с глазами участников сеанса — залило ярким светом. Но это не было светом надежды. Народ соло и хором серел лицами и исходил вздохами.

— Ну, что будем делать, «господа Военный Совет»?

Первым, на кого упал взгляд МНС — вместе с вопросом — оказался медиум. Тот не стал «нырять в окопы» — и честно развёл руками.

— «Я сделал всё, что мог, и пусть другой сделает больше»? — «расшифровал МНС.

К честно разведённым рукам медиум добавил и столь же честные очи долу. Но МНС требовалась сейчас не демонстрация честности, а что-нибудь весомее.

— Мне кажется, Вы и сами могли бы сделать больше.

— Вы — тоже, — не остался в долгу медиум.

— ???

Подумав, МНС решил усилить взгляд текстом. От чувств и для большего эффекта.

— Надеюсь, речь идёт не об оплате Вашего, с позволения сказать, труда?

— Нет, — почему-то не смутился медиум. — Речь идёт о другом, с позволения сказать, труде: о Вашем.

— ???

— Кое-какие ответы Вы могли бы получить и в формате «да-нет».

— Например?

— Например, Вы могли бы спросить его, нужно ли менять Председателя?

— Это я и без Ильича знаю!

— Тогда Вы могли бы спросить его, нужно ли устраивать революцию?

— И это я знаю!

— А что же Вы тогда не знаете?

— «Мне известно, что мне ничего не известно — «Вот последний закон из постигнутых мной!»

— ???

Теперь уже и медиум переключился на взгляды. И — явно не в подражание контрагенту: не хватало слов, а также общей культуры. Он ведь представлял «другой пласт человеческих знаний». Оно и понятно: обременения уникуму ни к чему.

— Омар Хайям, чёрт бы Вас побрал! — поднял его уровень МНС, хотя бы на время работы. — Я знаю, «что», но я не знаю, «как»! Я знаю, что нужно сделать, но не знаю, как это сделать! И спросить не могу! То есть, спросить могу — но ответа не получу!

Медиум виновато развёл руками.

— И это — всё?!

МНС устал возмущаться — но не возмутиться ещё раз он не мог.

— То есть?

Медиум, наконец-то, растерялся: сказалось отсутствие практики. Нет, не практики работы в должности медиума: практики работы в должности медиума «на высоком партийном уровне».

— Да то и есть, что хочется воскликнуть словами незабвенного Михаила Самуэлевича Паниковского: «Он и на две тысячи не наработал!»

— И чего же Вы хотите? — продолжил опешивать медиум.

— Дорабатывайте!

— То есть, как?!

— Как хотите!

Медиум уже открыл рот для того, чтобы возразить, но «на ленточке» передумал. Вместо этого он занял рот пальцем, каковой и принялся немедленно угрызать. Задумался, то есть. Думал он недолго: продолжительным раздумьям не способствовали выразительные физиономии заказчиков-плательщиков. Выразительные и многообещающие. То есть, обещающие много — но ничего хорошего. Для получателя.

— Есть идея!

— Сюда её!

Медиум наклонился к самому уху МНС. Выражение нетерпеливого ожидания на лице последнего вскоре сменилось откровенным скепсисом.

— Вы думаете?

— Да?

— Вы гарантируете?

— Нет.

Некоторое время по получению «заверений» МНС старательно разрабатывал кожу на лбу. Думал, значит. Размышлял.

— Ну, что ж, — вздохнул он. — Делать нечего: вариантов-то Вы не предлагаете.

Во избежание продолжения медиум ловко нырнул глазами в пол. По причине «исчезновения цели» МНС переключил взгляд на СБ.

— Ты, я и этот… фокусник-минималист…

Доза яда в голосе МНС оказалась бы смертельной для неподготовленного товарища. Но «фокусник-минималист» был товарищем подготовленным. Кожу его продубили не только «ветры перемен», но и кулаки разочарованных клиентов. Поэтому он только вздрогнул, «лежа» глазами на полу.

— … втроём перемещаемся сейчас в Мавзолей… На вторую серию…

Глава пятая

… — Владимир Ильич, Вы здесь?

— «Да».

— Вас не смущает, что мы перебазировались в усыпальницу?

— «Нет».

— Ну, и как Вы сами себе?.. Виноват.

МНС постучал себя по лбу: опять забыл о том, что форма не соответствует содержанию.

— Владимир Ильич, Вы видите это тело?

— «Да».

— Оно Вам нравится?

— …

Глядя на МНС, медиум укоризненно покачал головой.

— Извините, Владимир Ильич, — невозмутимо поправился МНС, — возможно, я не совсем точно сформулировал вопрос. Но я спрашиваю не из любопытства. Дело в том, что Ваш «контактёр»…

И опять МНС впрыснул в медиума солидную порцию яда — но тот даже не поморщился. Вероятно, МНС был далеко не первым по части впрыскивания. В результате медиум стал настолько невосприимчивым к рядовым дозам, что из его крови уже можно было делать сыворотку.

— … так, вот этот товарищ предлагает… ну, то есть… высказал такую мысль… словом, он хочет переселить Вашу душу в тело. Поэтому я и интересуюсь, удобно ли Вам будет там?

— «Нет».

— Почему?.. Ой: опять я… Как бы это.. попонятнее… Вам не нравится тело или не верите в успех? Тьфу, ты: опять забыл!

МНС с досадой покосился на медиума, то ли обвиняя того в «дефектах связи», то ли «приглашая к сотрудничеству». Но так как «эксперт» вовремя — для себя — абстрагировался, пришлось МНС «впрягаться в хомут» соло.

— Разобьём вопрос на два. Итак, первый: Вам не нравится тело?

— «Да».

— «Да» — «да», или «да» — «нет»?

— «Да — «нет».

— А в успех, значит, Вы верите?

— «Нет».

— И здесь — «нет»!

МНС полыхнул ироническим взглядом в медиума. Тот не успел сгруппироваться — и оказался «раненым». А по этой причине — и не способным к сопротивлению. Хотя бы — на уровне возражений.

— Попробуем.

Медиум старательно избегал лобового столкновения взглядов с заказчиком. Уверенности в его голосе также не прибавилось.

— Владимир Ильич, я сейчас буду совмещать Вашу душу с телом. Вы готовы?

— «Да».

— И по-прежнему не верите?

— «Нет».

— Но хоть мешать не будете?

— «Нет».

— Тогда начали.

К удивлению и разочарованию МНС, медиум не стал выкладывать на стол ни карт, ни графиков, ни г