Это не мечтанье, А истинная сущность, пред которой Страсть человеческая — тень от лампы, Нет — тень от солнца! То, о чем томились Мильоны губ, должно же где-нибудь Существовать.
Но вся любовь их — модный ритуал, Включающий стремленье, утоленье И даже негу плотскую; но это Дает лишь краткий и непрочный хмель, Как винный кубок — выпил, и опять, Как прежде, жаждешь.
Любимая, в ограде их чудесной Мы наконец-то обретем бессмертье; И эта арфа старая, очнувшись, Прокличет небесам и серым птицам, Что сны отцов осуществились в нас.
О Эйбрик, Эйбрик, мы в плену у снов, Которые бессмертные надышат На зеркало — и вновь сотрут со вздохом, И засмеются, — ведь от беглой грусти Смех делается слаще им.
