Оглавление

Предисловие

Книга о том, как практикующий клинический психолог, кандидат психологических наук угодил в клиническую депрессию, затем узнал, что у него расстройство аутистического спектра (РАС), а потом долго и сложно лечился, и находил способы так жить.

Для кого написана книга? Думаю, в первую очередь книга обращена людям ищущим, активным, стремящимся улучшить качество своей жизни, но то и дело «спотыкающимся» о ментальные трудности. Так, например, если вы ещё морально не готовы обратиться за помощью к специалисту, возможно я помогу снять иррациональное беспокойство и некоторые предрассудки относительно культуры обращения за помощью к психиатрам и психологам. А если вы уже проходите психотерапию или же принимаете препараты по рецепту врача-психиатра, но не чувствуете улучшений, то возможно вам будут к месту некоторые мои, основанные на личном опыте, соображения, как с этим быть. Также книга может представлять профессиональный интерес для студентов-психологов, психиатров и других представителей помогающих профессий, так как в книге довольно подробно описан анамнез человека с депрессивным расстройством и РАС, поэтому есть возможность ещё лучше понять образ мышления такого человека.

Однако всё же в большей степени эта книга автобиографична, и соткана из тем о зависимостях и совладании с ними, из тем о романтических стороне моей жизни, тем о стремлении найти и понять себя как человека в широком смысле, и в узком, когда речь идёт о профессиональной самореализации, соткана она и из тем о любви к науке и занятиях ею. Поэтому в каком-то смысле книга является романом, так как описывает процесс жизни современника.

Зачем или почему написана книга? Движущая сила, приведшая меня к написанию книги — моя смертность. Я начал писать в 35 лет, когда я холост, не имею детей, не состою в отношениях, год назад я прекратил давать психологические консультации, и с переменным успехом лечусь от психического заболевания. А я ведь живой. А у живых есть потребность что-то говорить, рассказывать, спрашивать, делиться соображениями о прожитой жизни. А у меня это вроде как хорошо получается. Но в моей квартире нет других людей, и у меня нет друзей «24/7», я не могу учить жизни ребёнка, и поболтать о том, как день прошёл, не могу обсудить со спутницей жизни как оно вообще живётся и пр. И реальность в том, что семьи в моей жизни может и не случиться. Поэтому я испытывают ответственность за жизнь человеческого существа, которым я являюсь, и в частности за его гуманистическое стремление рассказать кому-то о чём-то важном, с его точки зрения. А то ведь будет очень досадно уйти, и забрать всё с собой, так и не поделившись своими небольшими осознаниями с другими человеческими существами. К тому же сам факт работы с книгой даёт мне возможность чувствовать себя не так уж плохо, как например, могло бы быть. И, конечно, так я реализую один из смыслов моей жизни, который я сам себе выдумал.

В книге используется ненормативная лексика. Хоть мне и самому не совсем нравится этот факт, но тем не менее, исключи я её, то потерялась бы нить повествования о некоторых этапах моей жизни, описание стало бы неполным и искусственным потому как, я так и не нашёл подходящих заменителей такой лексики в руссом языке. Но её не так много, и её точно можно сосчитать на пальцах обеих рук, или даже одной.

Глава 1. История жизни и болезни. Подготовка жизненного плана

Условия и процесс формирования планов на будущее (где и как формировался взгляд на жизнь)

О месте и временах моего рождения, составе семьи

Родился я в конце 1989 года, в Республике Казахстан, городе Петропавловске. Город расположен на севере страны, в пределах лесостепной и степной зон. Ближайший крупный город страны — Кокшетау. Это возле него располагаются горы и красивые озёра Боровое (каз. Бурабай) и Челкал (каз. Шалқар). В России их называют «голубые озёра северного Казахстана». Ехать до них было примерно 200 км. До столицы Казахстана — Астаны (при мне столица переехала из Алма-аты в Астану) ехать в ту же сторону 440 км. Ближайшие крупные российские города — милионник Омск (около 250 км.) и Курган (примерно то же расстояние). А Тюмень, куда я перееду почти в 15 лет, располагается северо-западнее на 450 км.

Петропавловск как бы стоит на большом холме, то есть откуда бы ни заезжал в него — нужно подняться в горку. Или спуститься, если покидаешь город. Зимой холодно и раньше темнело, весной бежали ручьи и был прекрасный запах, летом жарко и долго светло, осенью бывало дождливо и много желтых листьев. Каждое время года занимало своё место, но зима была, по-видимому, главная, и отбирала у осени и весны по месяцу. Зима — примерно -10 — — 20 градусов, если морозы, то -35 градусов, наверное, бывало. Лето жаркое чаще всего +20 — +30 и больше. У меня нет объективных данных, но по воспоминаниям, если шёл дождь, то он был тёплым. То есть под ним невозможно было замерзнуть, и ещё часто шёл грибной дождь.

По городу бежит река Ишим, которая имеет и пологие и высоченные берега, а также издалека видится зеленоватой. На Ишиме есть бесплатный городской пляж и дамба — это, примерно, как искусственный водопад. Я полагаю, город с любовью относился к природе, в частности к деревьям — они везде и город получался зелёный и уютный. Городской парк, особенно в детстве, представлял собой будто другой мир. Там уют был умножен на очень большое число. Деревья, аттракционы, памятники, скульптуры, пруд с важными белыми птичками, огороженный уютным высоким сетчатым забором за который можно было без проблем заходить, кафешки и всё это сплетено тропинками. Мне нравился праздник Наурыз, это такое отмечание начала весны. Проходил он в конце марта, когда на улице ещё снег, но весна уже в разгаре, солнышко начинает греть, а длина светового дня ощутимо увеличилась. Тогда для машин перекрывали одну из центральных улиц. Она была такая широкая, что совершенно непонятно как так случилось, что в таком маленьком городе появилась такая широкая улица. И на улице устанавливали юрты, они были так разбросаны, и можно было ходить от одной к другой. Везде что-то жарили, парили, готовили, продавали. Люди ходили туда-сюда. И была такая атмосфера как на ярмарке с рисунка в какой-нибудь старой книжки. Мне нравилось всё это очень. Там не было места ни рекламе, ни политике, ни пропаганде, ни ещё какой-нибудь ерунде. Просто все встречали весну. На встречу Нового Года тоже использовали эту улицу, и на ней появлялась центральная ёлка (при том что периферических ёлок в городе не ставили, она была одна, и на неё ходили все горожане), горки, и красивые фигуры из снега. Мне запомнились эти фигуры своей простотой и теплотой. Их делали ремесленники, любители этого дела. У них далеко не всегда всё получалось гладко, и в плане самой лепки, и в плане окраски, но эти фигурки были живым физическим воплощением новогодней сказки. А из кубиков льда пока было мало построек в этом снежном городке, их скорее использовали как дополнительный материал. К теме центральной ёлки и строительного материала для постройки городка я ещё перейду позже, когда расскажу о том, как встречают Новый Год в Тюмени, а пока завершу это описание заметкой для психиатров, вдруг кому-то из вас книга попадёт в руки. Когда я катался на ледяной горке, на такой большой главной горке, куда стремятся все дети, и где выстраивается очередь, то скатившись с неё я встал, хотел отбежать, чтобы меня не сбили, но не успел, и меня сбил с ног другой мальчик, и так случилось, что я с высоты своего роста ударился затылком об лёд. Было больно. Это как что-то очень твердое ударяется о другое что-то очень твёрдое, но тогда одним из была моя голова. Писать даже больно. Может это падение частично повлияло на то, почему я вообще затеял писать эту книгу, то есть на развитие моей депрессии или аутистических черт. Конец заметки. Ниже возвращаюсь к описаю города.

В городе тогда было что-то около двухсот тысяч населения. Большинство — казахи и русские. Русского населения было достаточно много относительно других городов страны. Было порой заметно напряжение в национальном вопросе, но оно было скорее «общим» или «абстрактным», а в частности люди разных национальностей дружили друг с другом, дружили семьями и прочее. Такой город с маленьким неврозом. Но невроз был свой, родной.

При мне в городе, кажется, вообще ничего не строили и не открывали ничего глобального. Казалось, я был в каждом дворе города, знал каждую тропинку и их особенности. И там ничего не менялось, а если и менялось, то минимально, и я обязательно об этом узнавал. Ещё, кажется, в городе вообще не рожали. Я, конечно, видел беременных женщин, мам с колясками, детские сады, но всего этого было так мало, что будто и не было. В этом смысле город был статичен. Также у нас не было никаких «90-х». Годы как годы, жизнь как жизнь. И с моей точки зрения, как тогдашнего ребёнка, и с воспоминаний на то время уже взрослых людей.

Петропавловск — это областной центр Северо-Казахстанской области. А экономика области преимущественно является аграрной. То есть там много полей, на которых что-то растёт, это что-то потом собирают, обрабатывают и продают. Ещё часть экономики основывается на том, что регион является транзитным — область физически граничит с территорией России. Первую часть экономики можно было легко заметить включив телевизор, где практически всегда говорят о том, что начинается посевная кампания, заканчивается посевная кампания, результаты посевной кампании, и всё это под видео ряд полей, колосков пшеницы и комбайнёров. Вторая часть экономики частично отражается в том, что обменники валют в городе есть практически на каждом шагу. Позже переехав в Тюмень я удивлялся, что в городе нет обменников, а чтобы поменять валюту нужно было идти в банк. Прям так официально и сложно.

Компьютеры Pentium 1 появились примерно в начале моего обучения в школе, а мобильные телефоны где-то в средних классах. Компьютеры поражали своей ни на что непохожестью, и давали магическую возможностью пошевелить мышкой с колёсиком внутри, и увидеть, как на экране двигается стрелочка. Телефоны тоже чем-то сильно поражали, но вот не могу вспомнить чем именно. Ведь сама технология беспроводной связи уже существовала. Помню, что тогда мы писали sms на латинице, и были специальные обозначения для тех букв русского языка аналога которых нет в латинском алфавите. Например, букву «ч» писали как цифру 4. Фотографии моего детства черно-белые примерно до моих четырёх лет, видеозаписей меня маленького разумеется нет, снимать было не на что. При мне же появился фотоаппарат Polaroid, такие фото у меня уже есть. Ещё, например, в мои детские годы люди мыли свои машины не на автомойках, потому что их не было, а самостоятельно на дачах, реках, озёрах из ведра, а бывало из шланга.

Моя семья в состояла из матери, отца, старшего на пять лет меня брата и меня. Ещё в моём воспитании значимое участие принимали дедушка и бабушка. Развивался я нормально по возрасту, у «особенных» врачей не наблюдался, «сложносочинёнными» болезнями не болел. Перенёс три операции под общим наркозом. В детский сад я не ходил, так как была возможность оставлять меня у дедушки с бабушкой. В школу пошёл в 6 лет. И для меня это было сложным периодом, так как «побыть ребёнком в социуме» мне не удалось. То есть я не сидел рядом с кем-то на горшке, не ковырялся в носу, не плакал, и не засыпал после обеда с группой детей. Мне сразу нужно было стать типичным воспитанным первоклассником. Я ходил в четвёртый класс, то есть не перепрыгивал из третьего в пятый. Так было заведено в нашей школе. Хотя во многих других перепрыгивали. Сменил две школы в Казахстане и одну в России.

Мы три раза переезжали в квартиры с большей площадью. А дедушка с бабушкой жили в историческом центре, из окон был виден областной драматический театр. А театр по-казахски — сарай, поэтому он был драмсарай. А пол их квартиры был потолком для областной детской библиотеки. Было и третье место дислокации, не считая дач, которое мы с небольшой иронией называли «фазенда» — это был частный домик в подгорной части города. Несмотря на местоположение, это была почти полноценная деревня. А зимой она особенно превращалась в сказочную деревню с морозным воздухом, темнотой, снежными пейзажами, лаем собак, тишиной и запахом от затопленных печек.

Круг моего общения и интересы

Есть люди, которые могут дружить с одним человеком, и быть с ним типа не разлей вода, всегда вместе, лучшие друзья. У меня такого никогда не было. Не то, что бы я не хотел или не мог так дружить, а само собой так складывалось. Вероятно, не было потребности так накрепко прилепляться к одному человеку. Я переплывал из одной компании в другую, некоторые компании уже существовали, и я к ним вливался, в других случаях я был одним из тех, кто стоял «у истоков». Но, наверное, основными было две компании, которая была в средних классах, и другая — расширенная, которую я покидал, когда отправился в Тюмень. С одними ребятами в круг наших интересов входило:

— строительство различных балаганов (шалашей),

— шатание по небольшому нетронутому цивилизацией лесу в центре города возле старой церкви,

— игры в догонялки, прятки,

— скачки по гаражам, игры в мяч (в том числе тем мячом, который мы, по предварительному сговору, украли из-под носа городской команды по футболу. Потому что он был качественный),

— рыбалка (в том числе на сеть «телевизор», который мы также по предварительному сговору увели у незнакомых нам людей),

— купание на реке и озере. Мои интересы заключались в безразмерной любви к нырянию. Точнее нырять и пытаться достать ногами до дна, достать, и проделать всё то же несколько раз, каждый раз отходя всё дальше от берега, на глубину. Также нравилось плавать под водой, открывать глаза под водой, пробовать заплывать за буйки, плавать на спине. Но, жаль, никогда не получалось лежать на воде.

— игры в карты в подъезде,

— походы на футбольный стадион,

— походы в городской парк, катание на аттракционах,

— жарка картошки-печёнки в земле,

— делание «солнышка» или «до стука» на качелях — в нашем случае — это выглядело так: стоя с не пристёгнутыми ни к чему ногами сделать полный оборот вокруг оси качели. А когда получалось сделать один, то уже стремились сделать как можно больше,

— проведение техничных операций (всё по тому же заранее составленному сговору) по срыванию и съедание лука, чеснока и ягод с огорода школы для глухонемых детей. Последнее было необходимо для какой-никакой маскировки запаха табака и алкоголя. Пили мы дешёвое вино (марок «Агдам», «Талас», «777»), водку или пиво. Сигареты могли покупать поштучно в ларьках без оглядки на возраст. Кто-то курил с палочкой, чтобы руки не провонялись табаком. Кто-то, особенно смелый и смекалистый, курил левой рукой, утверждая, что мать понюхает правую руку и успокоится. До сих пор не знаю, правда это или ложь. Закидывали насвай. Он продавался себе спокойно на уличных «прилавках» у бабушек, торгующих семечками, жвачками, воздушным рисом. Одно время пробовали «пыхать бензин» — это значит чуть-чуть налить его в пластиковую бутылку и интенсивно вдыхать его пары. Первая желанная стадия «кайфа» — когда в голове начинаешь слышать звук «бзззз…». Отдалённо напоминает то, как звучит тишина, если нырнёшь под воду и прислушаешься к происходящему. Только от бензина интенсивнее. На следующей стадии приходили, кому большие, а кому поменьше зрительные и\или звуковые галлюцинации. Было в диковинку, интересно. Но вскоре приходили «отходняки», не помню точно, но кажется, у меня очень ломило кости, ну как-то всё тело поражалось моему поступку и болело. Поэтому к бензину я быстро остыл. Ну и «бычий кайф» это какой-то всё же.

— Естественно было и то, что живя в Казахстане, мы курили тлаву. Тут классика — сначала не смешно, потом распробовали, стало смешно и понравилось. Тут мало что могу сказать об отношениях с тлавой, но важно то, что они будут развиваться у меня в будущем.

Н-да, неслабый ранний подростковый опыт знакомства с разными веществами, изменяющими сознание. Но это действительно вызывало интерес, помогало переноситься «во вне», и даже было средством развития социальных связей. Хорошо и то, что я был достаточно разборчив и «тяжёлые» вещества меня не привлекали никогда и никак. Тяжёлые это те, которые в вену вводят. Возможно ещё и потому, что были люди-примеры, которые это употребляли, и я уже тогда, наблюдая за ними, понимал, что они в страшном тупике, «живые трупы».

С другими ребятами, когда я уже был чуть постарше, в круг наших интересов входили прогулки с девочками, ухаживания, любови, поцелуи и другие около эротические дела. В школе была девочка, с красивым именем и прекрасной внешностью, наполовину армянского, наполовину белорусского происхождения. Мы с ней встречались на тот момент по-серьёзному — проводили много времени вместе в одной компании, и даже делали попытки целоваться по-взрослому. Встречи с ней и мысли о ней вызывали у меня в душе исключительно положительные чувства интереса, теплоты, счастья, и взгляд на жизнь был очень светлым. А потом родители увезли её в Россию. И в том возрасте, меня, по крайней мере, такие события будто парализовывали. Ведь я не мог как в кино пробежать через аэропорт, забежать на трап и сказать ей что-то вроде: «давай оставайся, далась тебе эта Россия, будем вместе жить у меня дома, в школу по приколу вместе ходить будем, у меня собака классная ещё есть — пудель красиво стриженный, замуж за меня выходи, да пойдём покушаем, у меня мама как раз мясо по-французски сделала». Нет. Я просто был разбит, растерян и в чёрном-чёрном настроении. Как жить было? Непонятно, и я не помню, как прошёл через это.

Жизнь дальше приносила разные приключения, которые также сопровождал алкоголь, курение и насвай. Выпивка особенно ценилась нами. Так, было что когда мы со школой ездили отдыхать на турбазу, то заранее знали, что учителя готовятся нас обыскать, чтобы мы ничего греховного с собой не прихватили. Турбаза от школы была в 15 километрах. И мы за несколько дней до мероприятия поехали туда на велосипедах прятать выпивку в кусты. На тот момент это оказалось для меня одно из самых сложных испытаний в жизни, так как проехать на велосипеде тридцать километров без подготовки, да ещё и на обратном пути эти забирания в горку — это был ужас. Но в награду было то, что учителя нас обыскали и успокоились. И тот отдых на турбазе был прекрасен, в том числе благодаря нашей смекалке, настойчивости и тайнику в кустах. Ах, о кустах, кустах и о деревьях готов я петь. И став немного старше я также часто был в том лесу в центре города, который не затронула цивилизация, может быть потому, что он когда-то был ещё и кладбищем. В нём мы любили разводить костры, особенно поздней осенью или ранней весной, когда можно было смотреть на костёр, греться, подкидывать в него палки и о чём-то разговаривать с девочками.

Кроме того, что мы исследовали изменённые состояния сознания, мы ещё интересовались мобильными телефонами. Про них мы, кажется, знали всё. Тогда к тому же был период, когда технологии мобильников менялись с большой скоростью — от «кирпичей» без симки до цветных экранов, полифоний, блютусов.

Так сложилась, что в начале эта компания друзей была из школы, большей частью из одного класса. И мы были активными, творческими ребятами. Если устраивать внеурочные мероприятия — это к нам, если рисовать газету к празднику — это тоже к нам, и часто мы собирались у меня дома. Ещё я к тому времени уже хорошо играл на гитаре и использовал это тоже. Мы даже хотели сколотить рок-группу. Что-то там договаривались со школой, где репетировать, какие инструменты можно взять у них для наших целей. Все интересы были жизнеутверждающими. Никто из нас не был ботаником, не стремился «таскать пятёрки родителям», и быть любимчиками учителей-зануд. Тогда нам также повезло, что у нас была очень хорошая молодая классная руководительница, мы называли её ласково — Оксана, без отчества, но не при обращении к ней, естественно. И мне, так сложилось, было с чем сравнить, так как к концу школы, у меня сменилось ну точно пять классных руководителей.

Особенностью того периода было то, что наша, изначально небольшая компания, разрасталась, вбирая в себя разных людей из разных мест, и это было как минимум круто и чувствовалась мощность. У нас всех было одно место для сбора — база — футбольная коробка возле школы, которая не использовалась по прямому назначению, а использовалась для формирования и укрепления подростковых дружеских и романтических отношений. В те времена для каждого особенно важно было знать, что у нас есть «впряга», есть те, кто за нас «пойдёт». Наряду с этими словами в кавычках активно использовалось слово «стрелка», которую «забивали» с другими недружественными компаниями — значило это типа прийти и подраться толпа на толпу. Особенных воспоминаний на этот счёт нет, так как чаще всего в головах нас подростков брал верх разум, и мы «разводили стрелки», то есть собирались и решали всё словами. Компания наша в конечном итоге была большая, разношерстная и мы довольно хорошо уживались и от этого были по-настоящему крутые.

Личные интересы молодого меня

Мои интересы тоже касались нескольких разных сфер. Одним из главных интересов была музыка, в особенности игра на гитаре. В начальной школе дедушка с бабушкой сделали нам с братом неожиданный подарок, подарив акустическую гитару. А друг отца спел и на сыграл на гитаре такую красивую, но слезливую песню. И сын моей крёстной тоже уже играл на инструменте, и в этом преуспел, у него точно был талант. Вообщем, вскоре мы уже купили электрогитару, а это прям другой уровень для меня был. И мог я очень долго сидеть с инструментом, и что-то бренчать, разучивать песенки, аккорды, соло. Петь я не пытался, не хотелось, в моей голове эти два умения — играть на инструменте и петь — очень разные навыки, и не обязательно, если играешь на гитаре, то нужно петь. Поэтому я освободил себя на будущее от амплуа дворового подростка-сердцееда, которые покоряет девочек слезливыми такими запевами на гитаре в три аккорда, про какую-нибудь армию или тюрьму. Мне хотелось освоить инструмент по-настоящему, поэтому к сложности исполняемого я предъявлял серьёзные требования. Хотя, конечно, игра на гитаре давала свои приятные плоды и для общения с девочками.

Говоря про гитару, необходимо уточнить, что я тогда слушал. В далёком детстве я слушал то, что слушали все — чаще это зарубежная популярная музыка, типа Ace of Base. И чуть позже, наверное, уже после выхода фильма «Брат», я начал слушать русский рок и зарубежный металл. Тогда мои сверстники все делились на две большие группы: неформалов (те, кто слушает рок) и реперов. Может молодежных групп было и больше, но в процентном соотношении к двум первым они были ничтожны. Не помню, чтобы была группа любителей классической музыки, например. А вот про попсу не помню, она вообще была будто вне этого разделения, но неформалы всё равно относились к ней с пренебрежением или раздражением. Я был настоящим неформалом. Носил бандану с надписью «Nirvana», футболки, кажется, «Ария» и «Metallica», рюкзак «Король и шут». Без палева от родителей носил клипсу в ухе, потому что проколоть ухо они мне не разрешили. Неформалы и реперы были очень недружественно настроены друг к другу из-за разных вкусов и стремлений поклоняться разным «идолам». Я, например, реперов не любил, считал рэп тупым безвкусным направлением, раздражался от широких «джинсов-труб», которые они носили, с отвращением реагировал на знак «пацифик», потому что при любом удобном случае реперы рисовали именно его. А у нас — рокеров/неформалов был знак «Анархия», и иногда «Сатанинская пентаграмма». И если наше подростковое поведение хоть краем отражалось в знаке «Анархия», то пентаграмму, я во всяком случае, «любил» и рисовал от того, что она красиво выглядит и относительно несложно рисуется. Ну может и дух бунтарства и неверия в религию тоже манил. А так, кошек я не ел, кровь не пускал.

Мне нравилось всегда что-то делать руками. У дедушки с бабушкой дома были несколько ящиков с инструментами и другими материалами, и, наверное, классический для советского союза, отдел в стенке в зала со всякими коробочками, зеркалами, батарейками, проводами, небольшими механизмами, и там я проводил много времени. На «фазенде» мне доводилось много колотить, пилить, резать, строить — всё это делали чтобы облагородить домик и прилегающую к нему территорию, сараи, будку собаки, грядки, душ, беседку, палисадник и прочее. Это было интересное время. Дерево было основным материалом.

Также я старался изучать и ремонтировать технику. Было как-то радио или телевизор, кажется, разобрал и отремонтировал. Случайно вышло. Ещё одна из наших дач была расположена совсем рядом с аэропортом, и дедушка там работал. Поэтому мне подвернулась возможность полазить в настоящем большом лайнере, то есть самолёте-экспонате, который стоял возле аэропорта. В нём не было обшивки, остался каркас салона, торчали провода, трубки, кабели… Можно было вылезти на крыло. Я конечно и тогда радовался такой возможности, но и сейчас понимаю, что это было вообще прекрасно, я бы и сейчас туда залез. Мне нравятся самолёты, сам полёт, так ещё и была возможность увидеть и стащить для себя непонятные небольшие механизмы, агрегаты, изучить их.

Ездить за рулём на машине конечно тоже очень нравилось. Обычно я водил, когда мы ездили в лес за грибами или на дачи. И если в лесу я гонял по просёлочной дороге, то в сторону дачи дедушка давал мне вести даже по трассе. Такое доверие было приятно. Также я уверенно себя чувствовал, когда можно было гонять по размытой дождями дороге, а дедушка спокойно сидит себе, окно открыл, пассажир типа… Да, грибы собирать! Особенно нравилось собирать лисички — потому что они красивые, вкусные и растут классно, если нарвался на одну лисичку, то понятно, что наберёшь их много. После грибов поесть на поляне, чай попить — умиротворение.

Из спортивного: я умел быстро бегать на короткие дистанции, и далеко прыгать с места и с разбега. Как-то вот мне с этим повезло, так, что не встречал никогда кто быстрей бегает или дальше прыгает ни в школах, где учился, ни потом в университете. Приятно с этим жить. Есть у меня такое ощущение, когда бег начинаю, будто я могу «пятую» сразу включить, что ветер начинает в ушах появляться.

Также при моей жизни появился персональный компьютер, который уже предлагал игры и другие программы. Помню из игр, которые мне нравились следующие: «Зевс», «Эпоха империй 2», «Засранцы против гаи», «Дальнобойщики 2», «Небывальщина». Особенно приятно было проводить время за компом, когда на улице мороз. А когда вышел мультик «Масяня», то я узнал в какой программе он создаётся («макромедия Флэш»), и на долгое время она меня заинтересовала, я всё разбирался как происходит чудесное — как моя мысль может быть перенесена на экран компьютера и ещё быть подвижной (динамичной). Помню тренировался и рисовал какую-то таблетку, которая катилась и скакала. И отдельно у меня выделяется игра «Контра» — игра в которую я начал играть в Петропавловске ещё юным и продолжал периодически уже в Тюмени. С ней много было связано воспоминаний. Даст, Ассаульт, Мэншн — открывая эти карты я будто переносился в те прошедшие времена своей жизни. К тому же мне бы не пришло в голову играть в неё трезвым, поэтому в изменённом состоянии сознания она дарила мне приятные ощущения и ностальгию.

Возвращаясь к интересам в области музыки есть смысл рассказать о моём обучении игре на фортепиано. Хоть обучение строго говоря не относилась к моим подлинным интересам, а было больше воплощением родительских представлений о человеке культурном, тем не менее это занимало достаточно много моего времени. Учился я 3 класса (3 года). Ко мне домой два раза в неделю приходила бабушка из музыкальной школы давать уроки фортепиано, и почти каждый день я выполнял домашнее задание. Если в общем, то я не хотел учиться, если в частности, то иногда меня всё же увлекала игра на этом инструменте. Но вообще моя душа и нервная система тяготели к электрогитаре. На ней я сам учился играть в эпоху бумажных сборников с аккордами и «табов» из интернета, то есть ещё до эпохи ютуба и прочих приложений. Мне нравилось ощущать гитару в руках, нравилось, что струны издают звук у меня на виду, нравился корпус гитары, ощущения на кончиках пальцев и, конечно, возможность извлекать из неё «грязный» тяжелый разный звук, противоположный «стерильному математически точному» звуку фортепиано. И ещё пианино — это одинаковые на вид и на ощупь чёрно-белые гладкие клавиши и всё тебе. Все струны и молоточки спрятаны внутри. Музыкант как пользователь, а не как владелец инструмента, будто никакого «общения» с инструментом. Всё же время шло, я учился, и выучился до логического для себя завершения. Я научился нотной грамоте и натренировал слух, что и на гитаре играть и строить, и жить помогает. А прямо перед переездом в Тюмень пианино я продал.

Из речно-озёрных интересов мне очень нравилась и рыбалка на удочку. Первое знакомство с удочкой произошло, когда мы с отцом поехали рыбачить возле дамбы, точнее за ней. Получается мы ловили встревоженную рыбу, которая пару сотен метров вверх по течению упала сверху вниз с высокого искусственного водопада, и тут её ещё и поймали — слишком много событий подряд для рыбки. Да, сидеть, смотреть на поплавок водной глади, искусно отличать различные причины покачиваний поплавка — от волн и/или ветра или от поклёвки. А затем определять лучший момент, чтобы тащить, не спутав «хитрое» ловкое клевание от настоящей поклёвки. Помню, как ещё меня удивили события, которые будто нереальные, когда я поймал рыбу на пустой крючок, когда перезакидывал удочку, или поймать ерша за спинной плавник — как это вообще — не понимаю, но так удивительно.

Были и интересы, связанные с изобретательством. Когда я был юн, то хотел сделать машину, преимущественно из дерева. Помню, как в голове крутились стратегии о том, как она будет приводится в движение, как будет сделана система отопления и вплоть до того, какой в ней будет бардачок. В том возрасте я полагал, что реализую хорошее такое инженерное решение — создам печку в машине. Всё кажется простым, но до такой идеи нужно было дойти, как я считал. Примерно так: ставлю вентилятор, а перед ним плотную, тёплую (может и шерстяную) ткань: вентилятор гонит холодный воздух через ткань, в ней воздух прогревается и выходит тёплым. И уже в более позднем возрасте, я понял, что одежда не вырабатывает, а сохраняет тепло тела. В частности, возможно из-за таких детских особенностей мышления, я и оставил идею строительства машины на стадии её сколоченного каркаса на крыше домика на «фазенде».

Книжки я не любил читать. Но были несколько излюбленных, например, толстая такая энциклопедия родом из СССР — узнавать значение незнакомых слов — это увлекательно. А из книг, которые способны были перенести меня в приятное состояние была серия про древность с классными иллюстрациями, которые, кстати, тоже были составлены в логике энциклопедии. Кажется, они назывались примерно так: «Как бы ты жил в древнем Риме», «Как бы ты жил в древнем Египте», «Как бы ты жил среди викингов». В том же далёком возрасте у меня проклёвывалось что-то вроде стремления рассказывать истории, в том числе в письменном виде. Так, однажды нам задали написать что-то на свободную тему, и я описал как мы с родителями подобрали собаку на улице, потом эта собака с нами жила, и развернул целое рассуждение что-то там о собаках и людях, о поступках, вообщем интересно получилось, учительница даже написала возле оценки, что я молодец, а дедушка ещё в те годы где-то отыскал человека, который перепечатал этот рассказ, и выпустил на принтере. Приятно было и было ощущение, что тут кроется что-то моё, что-то к чему я неравнодушен.

Из мультфильмов, сказок и сериалов мне точно нравились: «Том и Джерри», «Простоквашино», «Жил-был пёс» (это «ты заходи, если что…») и сказки на новогодних каникулах. А не нравился «Ну, погоди!» — ощущение, что нарисован он был сильно пьющим, курящим, и неинтересным как личность гражданином советского союза на неуютной холодной кухне с синей плиткой на стенах. Про мартышек ещё мультфильм был, про пиратов, и тоже мне не нравился «дух» этих мультфильмов. Очень нравился «Альф», «Маска». Боялся, но смотрел Фредди Крюгера. С бабушкой и дедушкой любил смотреть «Поле Чудес», грустил в конце программы, когда Леонид Якубович говорил заключительные слова, так как хотелось продлить это ощущение домашнего уюта. Позднее, лет в 12—13 любил смотреть «MTV» и каналы, где под рок музыку показывали разные экстремальные спортивные и красивые видео.

Очень трудно сейчас вспомнить подробности, но у меня вызывало интерес то, что называется душа или психика. Поведение некоторых людей вызывало вопросы, хотелось понять почему они поступают так, а не по-другому, почему некоторые странные. И в моей голове было так много разных состояний, которые я стремился понять, исследовать их. Это ощущалось мной как приятное желание познавать, исследовать, «рассекречивать» то, что связано с душой, устройством человека и общества. Жаль, не могу вспомнить какими словами я бы тогда описал свой интерес. Но, вероятно, больше всего меня привлекали патологические проявления психики. В памяти всплывают несколько случаев, которые, конечно, не исчерпывают весь интерес к душе.

Помню, как возле магазина «Универсам», где мы часто любили тусить с друзьями я увидел голую, и скорее всего бездомную женщину, она шла себе куда-то медленно, была запачканной и, вероятно в состоянии алкогольного опьянения. Я мальчик то умный, в школе меня учат писать, читать, считать. А вот что общество людей может и такие удивительные вещи выдавать меня этому никто не обучил. Объяснение по типу: «ну она, наверное, болеет», или «она, наверное, пьяна» — никуда не годятся, это и ежу понятно. Меня интересует как так вообще вышло? Столько людей, такое складно сложенное общество, все друг на друга похожи, ходят на зелёный, стоят на красный, в туалет ходят в туалет, а тут на тебе. «Молекула» общества взяла и выпала из причёсанного строя — голой, говорит, хочу пройтись, лето ведь. Для меня это интересный такой «сбой» в системе общества, и в голове одного человека, который захотелось исследовать.

Другой случай — это женщина, возрастом переходящая в бабушку, она была дворником в моём дворе, и была, кажется, глухонемой, и скорее всего со значительными нарушениями умственного развития. Я тогда был ну совсем маленьким, поэтому воспоминания обрывочны. Но главные из них, что мы с моими тогдашними знакомыми её задирали и убегали. Она носилась за нами и произносила нечленораздельные звуки. И помню, как мне было её жаль, и тогда тоже хотелось понять, как так с ней вышло, о чём она думает, переживает. Но моего поведенческого репертуара хватало тогда только на то, чтобы быть на второстепенных ролях в процессе её задирания.

Другой случай, да простит меня одноклассница, что я её упоминаю, но надеюсь, она никогда не прочитает этого. Была красивая девочка, с красивым именем. Но с фамилией «Свинобой». Боже мой, это кому в голову могло прийти такую фамилию придумать?! Ладно, пусть это в какое-нибудь там средневековье она взялась, потому что кто-то забивал, бил, колол или что он там делал со свиньями. Сказал он «горжусь я тем, что я делаю, отныне зовите меня (Имя) Свинобой!». Ну так в средневековье бы и оставили его. А как эту фамилию пронести через поколения можно? Зачем девочке в моём классе, где у всех фамилии как фамилии знать, что она Свинобой. За партой сидишь, и на тебе шматком сальной жирной свиной кожи! Родители девочки, ау, Папа-Свинобой, ку-ку! Фамилию поменять можно ж. Но нет, — Мы — Свинобои всем свинобоям свинобои, а не какие-нибудь там Синицыны или Петровы! Иди дочь в школу, неси гордую фамилию в журнал на перекличку. Два вопроса для исследования тут возникли у меня: почему родители девочки не изменят фамилию, и как девочка совладает с чувством стыда за свою фамилию.

Другой интерес из области психологического — сны и состояния перед засыпанием. Что это вообще такое за явление: я засыпаю, отключаюсь, и там мне какое-то кино или мультфильмы начинают показываться, да ещё на таком странном «языке», снятые странными непоследовательными, нелогичными и через чур загадочными «режиссёрами». Откуда они вообще и зачем они мне. Вот ноги, например, мне нужны чтобы ходить, это я знаю. А сны мне зачем? Ладно бы так развлечения безобидное, но ведь есть ещё и кошмарные сновидения. А они то зачем? Мне что наяву проблем мало? И почему вот перед сном страхи какие-то, то мне ноги нужно укутать максимально под одеяло, чтобы там не проник никто в темноте, чудище никакое, то мне возле окна засыпать страшно. Ещё в том далёком возрасте я вроде и боялся, но одновременно понимал, что это ерунда какая-то прилипла ко мне, страхи эти непонятные, что-то неестественное.

Ещё одна микроситуация произошла, когда я только начал ходить на акробатику. А там большое незнакомое помещение, народу много. И вот на каком-то из первых занятий основного тренера подменяет другой. Стоим мы в шеренге, и он командует что-то невнятное для меня, даже сейчас то не воспроизведу с полной уверенность, но нужно было носки ног развести друг от друга на длину своей стопы. А я не понимаю, что он хочет, у меня шум в голове, и я замешкался и развёл носки широко. Подходит и давай орать, типа: «у тебя что 41 размер ноги?», и ещё что-то там продолжает. А мне тогда до 41 было расти и расти. И тогда мне, наверное, страшно то стало, неловко тоже, но точно помню, что и гнев я испытал тогда, подумал «ты что орёшь, придурок!». Тоже интересно стало, почему этот конь решил вдруг орать на меня. …что в его башке позволило и/или заставило себя так вести. Это что за социальная ситуация произошла, что мне от неё так скверно стало.

Другая история связана с тем, что во дворе обычной пятиэтажки, где жили мои бабушка и дедушка, в небольшом низкорослом палисаднике напротив подъезда, какие-то родители периодически обливали свою дочь, мою сверстницу, водой из ведра. Когда они выходили, она уже была голой, её окатывали водой, потом вытирали. Я видел её как зимой, так и летом. Ладно, причина такого поведения казалось бы лежит на поверхности — это закалка организма. Но два вопроса. Один не совсем интересный, но всё же: это единственный способ закалять организм: именно голой надо быть и именно во дворе, то есть на глазах у людей? Второй вопрос интереснее. Когда я видел эту девочку, я не мог оторвать от неё взгляд, она была красива собой, её манера стоять и двигаться, реакция на обливание… Меня к ней неописуемо тянуло. Это тоже были мои новые, неясные, но приятные и интересные переживания. Также, как и с вышеописанным мне захотелось понять, что это.

Ещё вспомню пару историй, описанных в книжках, над которыми я призадумался. Истории были такие мораль-ориентированными для детей. Сюжет первой разворачивался в школе. Один мальчик на перемене обнаружил, что у него нет еды, чтобы перекусить, хотя обычно она у него была. О существовании столовой там не упоминалось. И вот его одноклассники повели себя примерно следующим образом: один сказал что-то вроде: «ну, наверное, ты обронил еду где-то по пути в школе», другой сказал: «ну нужно аккуратнее и внимательнее быть, чтобы так не получалось у тебя». А третий ничего не сказал, он просто отломил половинку своего бутерброда, и поделился с ним. Мораль: третий молодец мальчик, будьте как он. Но только вот у меня как-то не сходилось в голове. Сейчас можно сказать, что авторы-моралисты как-то не оставили возможности для других вариантов. Например, что если я не поделюсь, то я плохой? Можем ли мы обсуждать мотивы (причины) такого моего поступка? Или только «чёрное» и «белое»? Да и странно, как же первых двух мальчиков Земля вообще носит, если они так поступают. Ладно Земля, пусть она неразборчива, как их наше общество носит тогда? Вообщем от этой морали у меня осталось неприятное ощущение. Легко было бы примкнуть в третьему добродетелю, ассоциироваться с ним, но это слишком поверхностный подход. Поэтому вот мне и материал для размышлений нашёлся. И в другой описанной ситуации материала тоже было достаточно. Вот она: события скорее всего происходили в деревне. Сидит большая семья и ест. На вид все здоровые, молодые, воспитанные, щеки румяные, жуют с закрытым ртом. Где-то на отдалении сидит очень сильно старый дед, он не за столом, а где-то так его поместили, чтобы другие здоровые и молодые не слышали, не видели, как он чавкает, как у него из «дырявого» рта еда протекает, не видели его сморщенное лицо и прочее. И тут появляется или новый персонаж или у кого-то из ранее присутствующих совесть взыграла, и он начинает отчитывать семью за то, что они с дедом как не с человеком обходятся. Стыдить всех начал, заслуги деда перед собравшимися перечислять. Вроде бы он даже вернул деда за стол. А я автоматически то вроде и подключился к такой теме, что же это за несправедливость, почему дедушка одинокий старый больной там сидит, а вы лбы здоровые молодые как свиньи с ним… Но и тут такой морально однобокой ситуация не может быть. Если уж авторы басни такие гуманисты, то как быть мне — ребёнку, которым я тогда ещё являлся, когда я вижу очень старое сморщенное тело, еду стекающую по щекам, запах этот… То есть морально правильно сделать так, чтобы за эту всю нестыковку заплатил ребёнок? Типа «Так, деда жалко, он воевал, да и дом его, давай его за стол посадим с ребёнком, пусть ребёнок страданёт, там все более-менее в выигрыше останутся, не считая ребёнка, он же не станет ещё права качать, мал». Но, а то что ребёнка будут жуткие чувства раздирать в этот момент — это ничего. И не от того, что ребёнок избалован, эгоист или просто козёл, а от того, что природа сама так распорядилась, чтобы в глазах смотрящего ребёнка вид глубокой старости или даже визуальное воплощение смерти не вызывали в нём симпатию и глубокое уважение. Кончено, эти книжные ситуации являются вроде как попыткой привить доброе, чистое, светлое. Но учитывая, что они уже не выдерживают критики человека, даже не достигшего десятилетнего возраста, значит, что взрослые как-то уж сами наивны, однобоки и не так уж умны, чтобы нормально проиллюстрировать свои учения ребёнку. Так это тоже стало интересным для исследования.

Другое, что витало в воздухе, в обществе и вызывало интерес — это религиозное — вера в бога, доводы в пользу его наличия, интерпретация явлений и поступков людей, основанная на вере в его наличие и пр. Далеко не сказать, что моя семья была религиозная, разве что мать иногда посещала и посещает церковь и знает несколько молитв. Так сложно вспомнить сейчас,