Ты хотела, чтоб я приглашал тебя чаще в кино,
Потому что в кино мы на людях, и все же темно;
И чтоб маме и папе твоим я понравиться смог,
Чтоб за общим столом скрытно лапать тебя между ног;
Я же, глупый, тебя заволакивал в каждый подъезд,
Потому что безлюднее нету общественных мест,
Или школьный твой фартук мочил в подмосковной росе,
Да к тому же то бок, то перед, а не сзади, как все.
Это было давно, но как все я не мог и тогда.
Ты ушла от меня, и ушли за тобою года.
И такие, как все, наливали тебе коньяки
И, на ноги косясь, через силу просили руки.
И тебе изменяли, и ты изменяешь, как все, —
Но не мне, не со мной – я скачу от тебя на козе.
Но тебе не проведать об этом ни духом, ни сном,
Ибо днем ты оседлана днем, а ночью мужем-козлом.
Козлом, как все…
Как все, козлом…
Но зато как все!
Я поначалу все удивлялась, как находят в этой толпе свою корову, а когда стала ухаживать за телочкой Галкой, увидела, какие у них у всех разные лица
Никто уже не пихал музыку в ящик, ее брали из воздуха, из интернета.
Чужие вещи – как чужие жены: привлекательны, но ненадежны. От него ушла и от тебя уйдет.
“Бей русского – часы сделает!” – записал лихую поговорку Владимир Даль. Верю, сделает. Если поймет, зачем они ему. Пока что ни к чему: ведь время на Руси стоит застыв, века остановились, цель невнятна, смысл потерян. Но как солнцу садиться – тихий посвист деревянной катапульты, и там, в некошеных травах и беззвучных ромашках, по вечерней росе бредут русские жены с железными посохами и белыми узелками, и умом не понять их, и аршином, конечно, не измерить.
Они уехали и довольны. А мы остаемся, фонды изымаем вон, и из кино тоже ведь вырезают. Скоро ни по телевизору, ни в библиотеках нормального ничего…
И счастье накрыло его крыльями, сложенными из тысяч пересохших и прелых страниц.
Несчастный толстый пес, лежавший на боку, взлохмаченный, неподвижный, очертаниями своими напоминал границы бывшего СССР, такого же безнадежно мертвого.
Шибов был не очень хорошим человеком: он лил слезы по ротвейлеру больше, чем когда-то по матери, умершей от опухоли в голове; больше, чем по несчастному дяде Паше, который задохнулся от дыма, когда заснул с сигаретой в руке; больше, чем по давнему другу, которого прикончила язва желудка
А еще лет через двадцать Шибов внезапно для себя оказался писателем, и вот его опять позвали в Крым. Он не поехал, поскольку и так настрадался от неожиданной уральской жары, но была у него подспудная мысль что-то поменять в стране этим отказом. Смешно, конечно, нужно ставить перед собой реалистичные цели.
