с годами я поняла, что книгу, которая нам не нравится с первых же страниц, приличествует и даже надлежит поскорее бросить.
Чтение — акт отнюдь не механический, оно представляет собой комплекс действий, в котором человек задействован целиком: его разум и воля, воображение и чувства, прошлое и настоящее. [...] На более высоком уровне анализа чтение также требует умения концентрироваться, отслеживать взаимосвязи, рассуждать, сопоставлять и прогнозировать; все эти интеллектуальные привычки стимулируют структурирование мысли».
Еще в начальной школе мне непостижимым образом стало ясно, что это не просто сказки, что в них содержится глубочайший смысл и что они затрагивают нас в нашей самой сокровенной и самой подлинной человеческой сущности. Что они — часть нашего самосознания, корни которого лежат в этих историях, как бы те ни были «ужасны». Вот почему я и по сей день не выношу ироничных сокращений или переделок классических мифов.
Я проглатывала их все, но крайне редко находила историю, способную в полной мере меня удовлетворить. То есть такую, чтобы она была мне понятна, чтобы я могла отождествить себя с ее персонажами и чтобы она рассказывала о том, что мне интересно
помещаемый между двенадцатью и пятнадцатью-шестнадцатью годами, в течение которого интересы подростка проносятся, как на качелях, от любимых книг детства к тем, что он с понятным любопытством замечает в руках взрослых, и обратно.
В
жизни каждого увлеченного читателя есть некий период колебаний, условно помещаемый
Начала мадам не с грамматики, а с того, что стала учить со мной народные песенки, вроде «Malbrough s’en va-t-en guerre» или «Le bon roi Dagobert» [72]. Я должна была петь их вместе с ней, даже когда не понимала ни единого слова; потом, строчка за строчкой, она объясняла мне, что эти слова значат, показывала текст и, дав переписать в тетрадь, просила проиллюстрировать, нарисовав что-нибудь рядом с текстом, наклеив вырезанные из журналов фигурки
В доме моих дедушки с бабушкой по маминой линии было заведено писать на титульном листе книги дату покупки и имя владельца, а после прочтения там же, на титульном листе, — пару оценочных строк в предостережение тем, кто тоже захочет ее прочитать.
как прочие читатели, заключила с ним своего рода договор, заняв позицию, сформулированную английским поэтом Кольриджем [36] в XIX веке как «намеренное подавление недоверия» и состоящую в добровольном решении воздержаться от критических суждений, игнорируя мелкие нестыковки, чтобы насладиться полетом авторской фантазии
Страдаю за них я, ведь они лишены очень многого. Удовольствия сопереживать и соучаствовать, пусть и абстрактно, жизни других людей; проносить сквозь века прекрасные истории — увлекательные и волнующие, печальные и забавные; знакомства с реальными или воображаемыми людьми, у которых можно научиться чему-нибудь важному или с которыми можно просто подружиться. У таких людей нет лучшего в мире средства от одиночества, возможности путешествовать и познавать пространство и время. Я же, как и прочие читатели, этим сокровищем владею и бесконечно благодарна за него судьбе.
