Андрей Новиков
Новиков Андрей Вячеславович
Родился в 1961 г. в с. Алабузино Бежецкого района Тверской области. Первая серьезная публикация состоялась в журнале «Подъем» в 1984 году. Печатался в
газетах: «Литературная газета», «Московский комсомолец», «Слово», «Литературный
Крым»; в журналах «Студенческий меридиан», «Литературная учеба», «Дружба», «Сибирские огни», «Сура», «Симбирскъ», «Молодая гвардия», «Столица», «Южное
сияние», «Байкал», «Крым», «Таврия литературная», «Белая скала», «Приокские зори», «Нева», «Литературная Киргизия», «Петровский мост», «Российский колокол». «Зинзивер», «Метаморфозы». Секретарь СПР.
ПРЯНИЧНЫЙ ГУБЕРНАТОР
Главы из романа
Любой уважающий себя летописец выбирает для создания исторического персонажа самый подходящий материал. Мне показался наиболее удобным и полезным в этом смысле обыкновенный хлебный мякиш. Даже незабвенный Ленин, сидя в Крестах, хитро лепил чернильницы из хлебного мякиша, наливал в них молоко и писал тайные революционные письма соратникам. Да так увлекся, что и жену свою, Надежду Константиновну, из хлебного мякиша искусно вылепил. А почему бы и нет? Надувных барышень при царском режиме не делали. Надзиратель, было, это безобразие заметил, но сделать ничего не успел. Ильич ловко чернильницу проглотил, а следом стал и Надежду Константиновну уплетать. Надзиратель говорит:
— Что вы делаете? Вы жену кушаете!
Ленин важно отвечает:
— Вы, кажется, ослепли. Это не Надежда Константиновна, а хлеб. И вот я его кушаю.
Надзиратель посмотрел — действительно хлеб!
Долго другие заключенные над этим пищевым фактом хохотали и, взяв его на вооружение, до сих пор поделками из мякиша балуются. Конечно, с точки зрения искусствоведов — творчество спорное. Но оно яркое, доступное, наивное и жизнеутверждающее. Для моей задумки — прославить жизнь и политику губернатора, которого ласково и задушевно прозвали в народе «Петровичем» — материал вовсе идеальный, даже сакральный. Ибо хлеб, прошедший полный круг алхимических превращений, сотканный при посредстве всех стихий, является совершенным продуктом, отторгающим все нечистое. Он не подвержен воздействию злых областных сил; кремлевских интриг; на него нельзя навести порчу; из хлебного мякиша местные политические оппоненты не смогут создать магическую куклу, которую делают из глины или из воска черные маги. Прямо готовый оберег для моего героя! Да и сам процесс лепки — занятие кропотливое, сродни работы со словом, а хлебный мякиш, как материал для создания образа не только доступно пластичный, но еще душевно теплый, именно такой, каким я вижу своего героя-губернатора и все события в его жизни. Мякиш дает простор фантазии, да и любой известный ваятель, даже со званием народный, прежде чем дать своему герою забронзоветь, лепит его из простого, доступного материала, тщательно работая над своими и чужими ошибками. А можно и вовсе превратить мякишевого героя в пряничного. Ведь краски можно использовать съедобные, пищевые. Пряник от слова пряность. Наша власть тоже в каком-то смысле пряничная, наполненная многими сказочными героями и смыслами. В состав пряников входят корица, мускатный орех, кардамон, гвоздика, имбирь, ваниль и конечно мёд. Поэтому пряники получаются такими ароматными и желанными. Понятно, что пряничный губернатор всегда желаннее народу, чем настоящий. Можно не только им любоваться, но и всегда с аппетитом съесть. И вкусней будет, чем ленинская тайная чернильница из простого мякиша.
Итак, размял я нарезной батон до состояния мякиша, смешал его с медом, но только туловище потолще вылепил, ручки с ножками, голову побашковитей, как прознали невесть откуда доброжелатели о моей благой затее. Подойдут тихо, в затылок дышат, высматривают и молчат как партизаны. А как только я наполеоновскую шляпу и пояс — кушак герою своему присобачил, так пряничного губернатора у меня и свистнули. А кто и что ему потом долепливал, я не знаю и за это не отвечаю.
Губернатор и попугай
Как известно, кадры решают все. В этом смысле особенно не везло Петровичу с замами, бишь, вице-губернаторами. То льстец попадется бестолковый, то казнокрад, а то просто — дурак. Попробуй, подбери хоть одного, а их по штату семь штук было положено.
Думал, думал и решил назначить на эту ответственную должность… попугая. И нет в этом никакого прикола и глумления над остальными чиновниками и народом. Попугай, всегда правду говорит, и взяток не берет. Разве, что просом, да грецкими орехами.
Но как без скандала и лишнего внимания попугая на работу в обладминистрацию оформишь? Даже карточки пенсионного страхования и у него нет, не говоря уже о паспорте. Да и гражданства тоже нет, даже вида на жительство. А за это, попугайского работодателя миграционная служба вправе на крупный штраф насадить. Но выход Петрович нашел. Нарядил попугая своим первым замом — Тихонычем и прямо на письменный стол в клетке посадил, аккурат между чернильницей и пресс-папье. Петрович любил на работе гусиным пером документы подписывать из торжественности момента и основательности подчерка.
А какой умный оказался попугай, страсть! Устав области и Административный кодекс знал, как Отче наш! И что слов ведал только числом в триста, не большая беда. Большому чину и необязательно много говорить, лишь бы по существу. По существу, как раз попугай хорошо говорил, то есть, всех далеко посылал. Проскакивали, конечно, нехорошие словечки. Но согласитесь, у какого начальника они с языка не срываются. Вообще, попугай все надежды Петровича оправдал и областной казне такой помощник обходился почти за даром. Нашлись, конечно, и в рядах администрации вредные чиновники, вечно сующие свой нос, куда не надо. Посмотрят, бывало, на попугая и спрашивают ехидно Петровича:
— А что это, Тихоныч, таким мелким стал и пух с пером из него во все стороны, как из подушки летит?
— Так он ведь старенький уже, по возрасту давно пенсионер, усох Тихоныч за свою многотрудную жизнь, в конец утоптался, одна башковитость в нем и сталась, — резонно отвечает любопытным губернатор.
И сам Тихоныч такой переменой в жизни доволен остался. По курортам, да санаториям отдыхает себе, а зарплата большая идет. Тимуровцы Тихоныча не забывают пока он в разъездах, воды принесут, дров заготовят. Рай, да и только.
Губернатор и шерстяной нос
Вот и стал с тех пор Петрович нашей областью править, умножая с каждым годом всякое народное благосостояние. Но одновременно с бурным ростом губернаторской благодати стали с Петровичем происходить, как бы сопутствующие, но очень странные физиологические изменения. Теперь он много и часто говорил, не понимая смысла того, что говорит, а голова его по форме стала напоминать мандолину. К тому же на носу Петровича, стали бурно и упрямо расти толстые черные волосы. Не памятный ли Зюгановский поцелуй был в том виноват?
Вначале супруга Петровича этому явлению сильно обрадовалась. Даже с носа мужа шерсти настригла. Сперва, всей семье на носки и варежки, потом на шапочки и свитера. Одно время она даже малое предприятие открыла — «Липецкнос». Петрович обеспечил благоверной кредит из областной казны на развитие малого бизнеса и солидные налоговые льготы. Все по — началу шло отлично. Шерстяной нос Петровича давал хорошую прибавку к скромной губернаторской зарплате.
Дальше чудеса пошли с нарастающей силой. В кабинете Петровича вдруг замироточил вначале портрет Ельцина, затем Путина, и как уж водится, Медведева. То есть, сразу три замироточили. Это точиво Петрович тоже выгодно приходовал — в церковных лавках продавал, глав местных администраций на власть миропомазывал. Бывало, так от всей души измажет, что бедный глава всю свою карьеру отмыться не может.
В довершении чудес у одного вице-губернатора, рога выросли, а у другого — копыта. Этим уникумам Петрович любил поручать административные советы. Хорошо они чиновников созывали. Кликнет губернатор своих козлоногих, и минуты не пройдет, как один в коридоре по дубовому паркету копытами бьет, другой в двери кабинетов рогами мозжит. Глядишь, административный совет с испугу заседать начинает.
Все шло чинно и гладко, да вдруг взбеленился полпред президента и дал Петровичу зоркий офтальмологический намек:
— Мы за тобой Петрович, в четыре глаза следим!
Глянул Петрович на полпреда и просто обомлел. И точно — на мраморном лбу крупного чиновника сияли, как прожектора еще два глаза. А всего их и в правду, было четыре, но все разные. Стало быть, не обманул. Потрясло это Петровича, сильно потрясло и до сих пор потрясывает внезапно и мелко. Петрович чудесные портреты президентов на помойку выбросил, от греха подальше, замам рога и копыта поотшибал, а нос теперь каждый день бреет. Да так его скоблит по утрам, что и под лупой драгоценную прежде шерсть не разглядишь.
Губернатор и народные приметы
Чтобы как-то систематизировать хаос происходящих в области политических и экономических событий, придумать, как сделать окружающий граждан мир понятным, решил Петрович создать свою систему объяснений и предсказаний.
Но одно дело доходчиво народу объяснить происходящее, другое — мудро предвидеть то, что может случиться в области в будущем. Следовательно, существующей власти надобно к грядущему успеть подготовиться и обывателя подготовить. Вот и задумал Петрович обратиться, к своего рода, неким, гражданским наблюдениям, можно сказать, народным приметам. А они всегда бытуют вне времени, часто переходят от одного нетрезвого общественного сказителя к другому, довольно фривольно гуляют по городам и весям. Губернатор, изучая народные приметы, часто ходил неузнанным по улицам, переулкам и тупикам. Остановит, бывало властно, с окриком «Ша!», бабу или мужика какого, сигаретку стрельнуть или на пиво два рубля добавить, парой слов перекинется, а сам после в блокнот записывал самое пронзительное и ценное из народного говора. Например: «Если чешется левая рука — к взятке, если нос — к госзаказу, если и то и другое — к госзаказу на халяву», «хочешь почувствовать себя губернатором — сядь на Конституцию», «пришел с просьбой в администрацию — спасибо, ушел — большое спасибо…», «жизнь чиновнику даётся один раз, и в основном случайно…», «по факту исчезновения губернатора возбуждено… два олигарха», «бизнесмен, забитый молотком в налоги, держится крепче, чем фермер, закрученный отвёрткой», «существует всего три причины неявки на выборы: забыл, запил или забил», «и чиновники сыты, и бизнесмены целы, и народу вечная память», «не так страшна административная машина, как ее экипаж», «губернатор всегда бесконечно уважает чудовищный выбор жителей его области», «в области все идет хорошо, только мимо…», «олигарх не воробей — залетит не прокормишь», «у народа главные полушария защищены черепом, у губернатора — штанами», «если чиновнику лизнули зад, пусть не расслабляется — это смазка!», «если голова у губернатора болит — значит, она есть…», «ходить на работу в администрацию — к деньгам», «если губернатор вас обманывает, значит, вы ему небезразличны».
Очень здорово эта система народных примет помогла Петровичу со многими делами разобраться, а для населения стала бесстрастной Книгой судьбы.
Губернатор и парадный подъезд
Нераздельность губернаторской силы в нашей области выражается в величественном, но типовом здании областной администрации. Никакие соображения и расчеты не могут остановить стремление чиновников жертвовать всеми материальными ресурсами области, самым дорогим на украшение того, что нравственно и административно так дорого для власти и свято. А все потому, что только кабинет высокого чиновника является памятником сугубо общественным и каждый чиновник имеет побуждение оставить по себе такой памятник, не стесняясь в квадратных метрах, персидских коврах, ореховой мебели и дорогом евроремонте.
Обобществляет этот административный памятник величественное парадное крыльцо в стиле ампир. Стоит обратить внимание, что на парадном крыльце всегда тихо. Это потому, что наш губернатор, всегда чуткий и внимательный к народным проблемам и чаяньям, все же предпочитает держать народ на почтительном расстоянии от власти. Народу же на пользу, ведь привычка к рабскому низкопоклонству граждан его всегда ужасает. Он презирает этих «областных холопов души», а потому вынужден принимать их унижение и низкопоклонство как должное и неизбежное, можно сказать — фатальное. Ему понятно, что поклоняются они его месту, богатству, блату, а не губернаторскому достоинству и уму.
Соорудили в парадном подъезде лестницу из полированных гранитных плит, и народ сразу потешно кувыркаться со ступенек стал, ломая руки, ноги и шеи. Милиции просителей разгонять не надо. Летом на ступенях скользко от дождя, зимой от наледи. И никто не смеет губернатору об этом очевидном безобразии рассказать. Смотрит Петрович на кувыркания просителей из окна кабинета и видит в них обобщенно-символический смысл, тему вселенского зла, библейские ассоциации, мотивы высшего суда и возмездия над суетливыми жалобщиками. Возмущен и удручен губернатор таким долготерпением народа, а здесь еще премьер — министр в наш город засобирался. Призадумался губернатор, вдруг сердешный премьер тоже с красного крыльца, поскользнувшись, полетит, да оливковой, царственной лысиной о мостовую насмерть ударится? Скандал будет на всю Россию, да еще и в терроризме область обвинят! Петрович задает себе этот вопрос, на который нет ответа… Стало быть, надо срочно дать распоряжение, чтобы срочно дорогие парадные ступени выщербить. Всю ночь чиновники гранитные плиты стамесками ковыряют, молотками стучат, подошвами шаркают, проверяя, не скользко ли теперь? И одолевает Петровича хандра.
Петрович и ходоки
Просителей губернатор принимал только, исходя из старой ленинской традиции, быть простым и доступным народу. Беседу с ходоками, если она ни к чему его не обязывает, считал самым лучшим упражнением для ума.
Свой ум Петрович тщательно берег, иначе бы он давно опошлился от общения с существами низкими и ущербными, коими являются не только просители, но и служащие ему чиновники. Не успеет ходок-проситель шаг в приемную сделать, как Петрович сам ему жаловаться на трудности областной жизни начинает и коварство федерального центра, жадность его циничную и вечную дотационную мелочность. А секретарша от бумаг голову оторвет и укоризненно на просителя поглядывает, дескать, пришли утомленного государственными делами человека беспокоить по пустякам, время драгоценное отнимать.
Ходоков Петрович прекрасно понимал, ибо жизнь в области плоха, насколько плохой и может быть, а иногда и хуже некуда. Но только он догадывался с высоты своего положения, что в этом и есть основной вопрос областной диалектики, можно сказать, ее подлый и натуральный генезис. Поскольку жизнь самого губернатора и его щедро окармливающих являет из себя постоянный административный обман. Сама областная жизнь — базис. Административный обман — надстройка. И все из-за того, что на самом деле нет в нашей области хороших просителей, а есть только надежные и благодарные получатели.
Но, что ни говори, а комфортное это положение, когда для тебя люди-просители. Слушает Петрович, а сам на себя в зеркало посмотрит и скажет:
— А не хотите ли чайку с лимоном с дальней дороги попить?
Тут уж и вовсе от губернаторской душевности проситель теряется. Дрожит в его руках стакан в подстаканнике мелкой стеклянной дрожью, а другая рука сама жалобу мнет и стыдливо в карман прячет. И уж не чай он пьет, а будто кирпич глотает. Ведь прекрасно понимает Петрович, что есть такие хитрые люди, которые могут проливать перед ним слезы лишь при одном представлении о несчастье, хотя при этом и нет речи о возможности этого несчастья. Прямо в душу просителю губернатор смотрит и сразу на чистую воду выводит.
Феномен власти Петровича
Чуял Петрович, что он перестанет быть губернатором, только после того, как получит известие о собственной скоропостижной и бесславной смерти, может быть в страшных судорогах. Как так? Да так, и потому такому странному явлению есть очень поучительный пример: послал губернатор из области одного налоговика в загранкомандировку на годичное обучение, опыт цивилизованный мытарский перенимать. Уехал чиновник совершенно счастливый, а жена его, во время мужниного отсутствия, ребенка здорового родила, правда очень черного. Стало быть, возникает законный вопрос: Как она могла родить ребенка, ежели благоверный точно отсутствовал и участия в детородном предприятии никак не принимал? Более того, живым из-за границы так и не вернулся. Напился, после защиты иностранного диплома, можно сказать, с большого горя — домой, видишь ли, на Родину, страшно не хотелось ему возвращаться, оттого и помер от огорчения прямо за столом в ресторане, объевшись каракатиц, виски халявного опившись. Несчастная жена получила скорбную телеграмму и стала вдовой, с лялькой на руках. А если бы она не получила этой телеграммы? Она бы так и не узнала, что стала вдовой и продолжала оставаться женой налоговика, в то время как мужа давно нет в живых!
Выходит, действительно вдовой, она может стать только в момент получения известия о смерти мужа. И не иначе.
Так как же может губернатор перестать быть губернатором, если он еще жив и телеграммы о своей отставке или смерти не получал? Кто скажет здравствующему Петровичу, что он уже усоп или должность потерял? Как быть, если между его пребыванием у власти и ее потерей нет причины изменения его губернаторского бытия, нет временного промежутка на это кошмарное изменение.
Конечно губернатор более сложный областной феномен, чем объевшийся каракатиц и опившийся виски несчастный налоговик и его продувная, веселая вдова. Их бытие социально, а бытие Петровича определяет момент власти — управление и право на это управление. С первым понятно, управляет Петрович всем и вся, будь здоров!
А вот с правом, большая накладка вышла. Злые языки в нашей области, безрассудно называющие себя оппозиционерами, часто толкуют право ей управлять, как общественный договор. Дескать, Петровича на второй срок губернаторствовать президент назначил, а жители области так не договаривались, не с президентом, не с Петровичем.
Однако сие еще больше свидетельствует, что живой губернатор не может получить известие о собственной смерти и отставке. Коли не было никакого уговора! Вот и сидит у власти Петрович много лет, в ус не дует, на собственные политические и прочие похороны деньги не откладывает, смертное в сундуке под кроватью не держит, домовину сандаловую гробовщику впрок не заказывает.
Есть правда третий момент власти — обязанности. Но коли второй, то бишь, общественный договор на отправление власти отсутствует, то какие у нашего губернатора обязанности могут быть? С него и взятки гладки. Даже президент обязанности выполнять не заставит, пока сам Петрович этого не захочет.
Придут, бывало к Петровичу ходоки от мелких политических партий, странный вопрос задают:
— Ты, что тут Петрович в кресле сидишь, да нами управляешь, но мы так не договаривались!
А губернатор усмехается:
— Хватит не по делу бухтеть, будто не знаете, что культура наша политическая еще не до конца развита — тяжкое наследие социализма, стало быть, архаичная. А потому, велика и всеобъемлюща у нас роль вождя племени. И республика у нас оттого президентская, а не парламентская. Сказал же вам ясно президент, парламентская республика для нашей страны — сущая смерть! Стало быть, власть моя важная, символическая и сакральная. Местами — Божественная. Я в глазах жителей области должен почти магическими способностями обладать: лечить на расстоянии, тучи разгонять, как Чумак, засуху и наводнения предотвращать, помечать своим мускусом новые экономические территории, да по возможности покрывать как можно больше здоровых самок, честно выполняя нацпроект по демографическому росту населения.
— А как же символическое съедение вождя? — С надежной в голосе, обронили растерявшиеся политические оппоненты — ходоки: — По древнему скифскому обычаю ритуально съедают тело старого вождя, чтобы вместе с ним навсегда оставить в прошлом недороды, пожары, необоснованные репрессии, падение цен на пеньку на мировых рынках и прочие неприятности. Мы, дрова уже давно припасли, и приправы душистые импортные, место для кострища удачно выбрали.
— Дудки, — ласково сказал им губернатор, — Меня теперь только Верховный вождь может съесть и то, по протоколу, а он у нас вегетарианец по фамилии, если конечно, не шатун.
Однако знал Петрович, что нельзя требовать от народа абсолютной лояльности и приятия его губернаторской власти. Только глупцы — оппозиционеры негодуют и сердятся оттого, что чрезмерно надеются на неизбежные, в их понимании, перемены, посредством отставки губернатора. Петрович на самом деле догадывался, что нельзя полагаться на свое губернаторское могущество — сильные гибнут прежде всего. Нельзя полагаться на нажитые во власти деньги — проходит время и они растратятся в детях, внуках, племянниках и кумовьях. Нельзя полагаться на повиновение клевретов и слуг — их перекупят, они рано или поздно ослушаются, неизбежно обворуют, сбегут, а то и подло ударят в спину. Нельзя добиваться однозначного расположения столичных чиновников — оно очень изменчиво и призрачно. Нельзя добиваться благосклонности президента — между милостью и казнью порой не бывает паузы. И уж тем более нельзя полагаться на собственные обещания — в них нет правды. Губернатор — душа власти в области. А власть не имеет пределов. Так почему же должны быть отличны от нее свойства человека? Когда ты великодушен, стоишь выше радости, выше печали, то и люди тебе не причиняют вреда, а живут только для губернаторской пользы.
Губернатор и коррупция
К взяткам в нашей области подходят всегда тактично и прагматично, как в любом примитивном, в хорошем народном смысле, обществе. Ибо взятка всего лишь на краткий миг прерывает повседневный круг потребления чиновника, но мощно выводит это насущное потребление, в новую, завораживающую дух, сферу местных социальных отношений.
Да и почему в нашем областном административном слое не может быть место такому хорошему традиционному обряду или ритуалу, как солидная взятка? Не так давно это блестяще подтвердил громкий судебный процесс. Глава одного из наших славных районов попался с поличным на крупной взятке. Губернатор похлопотал за друга и взяточнику дали условный срок. А все почему? Да по причине сохранения культурного слоя, из уважения к его насущным традициям. На суде чиновник клялся и божился, что деньги взял с коммерсанта за разрешение на строительство торгового центра, не себе в карман, а на дело благое — строительство церкви. И местный батюшка, отец его духовный, на сей процесс пришел прямо в рясе бородой трясти, мужей судейских стыдить и увещевать в пользу своего доброго чиновника-прихожанина.
Но суть даже не в том. Благо у нас на родине — матушке четыре официальных конфессии мирно сосуществуют и официально утверждены в правах своих. Стало быть, этот чиновник может еще не раз лапу для взятки раскрыть или карман шире, скажем, на строительство мечети, синагоги или буддийской ступы.
Однако этот случай, как считает наш губернатор, вовсе не характерен для всей области, поскольку не выходит за пределы традиционной этнографии с ее традиционными обрядами и ритуалами. Больше всего Петровичу нравится определение взятки, как некое «самопроизвольное вознаграждение». Разве коррупцию с таким точным и верным определением победишь?
Кроме того, между чиновниками нашей области бытуют весьма отстраненные отношения, недоверие на почве интересов карьеры, завись у кассы, где они получают зарплаты, разная степень блата и привилегий. Так постепенно складывается замкнутый круг отчуждения и отчаяния. Рутина на службе, рутина в досуге, тяжкое бремя нужды или очень скромного достатка. Стало быть, как резонно размышляет губернатор, борьба с взятками может привести к массовым самоубийствам, как чиновников, так из солидарности — ходатаев. Но мы ведь не в средневековой Японии живем, где самоубийство считалось подвигом!
И в столице, сие хорошо понимают, не даром такой уведомительный закон о коррупции приняли. Чиновник, вроде того, сам себя от взятки одернуть должен, не ведая, что творит рука берущая и рука одергивающая, а не в тюрьму садится. И правильно, вдруг взятку взять не успел и уже судят, не понятно за что. О подарках начальству теперь надобно честно докладывать, а покрупней дары — самому у себя выкупать, в виде публичной оферты. Стало быть, брать взятку сразу в тройном размере, на подарок, аукцион и на выкуп подарка. А прежде всего, на себя губернатору честно донести, о меркантильных намерениях, да на бедных своих родственников донос написать, путем подачи декларации о доходах и недвижимости всех домочадцев. И кто скажет, после этого, что чиновники у нас бессовестные и незаконопослушные? К Петровичу, как закон справедливый вышел, сразу подчиненные в очередь на прием выстроились, с доносами на самих себя, коллег и домочадцев. Целые романы со страху настрочили, многие иллюстрации пикантные вклеили, прямо с камер скрытого видеонаблюдения. Скалькулировал Петрович их незаконные доходы и сказал радостно:
— Ваши незаконные доходы, выше бюджета области будут и, если мы их задекларируем, в один миг ВВП удвоим и утроим, раньше срока, намеченного правительством. Ведь кризис взяткам не помеха, они только растут прогрессивно в период кризиса.
Вот какую стратегическую и экономическую пользу в нашей области коррупция обрела. Лелеять, взращивать и уважать ее народу без конца требуется, впредь на подарочные подношения чиновникам не скупиться, на бабло для взятки отныне не жопиться.
Губернатор и цензура
Смешно в нашей области жить без цензуры. Ибо она понятие скорее геометрическое, нежели политическое, некий вопрос строгих и обязательных духовных пропорций. Запретить цензуру, это значит запретить хороший литературный вкус Петровича. Да и многие редакторы областных СМИ гораздо рептильнее, подозрительнее и твердолобие нашего справедливого губернатора. Никто им указаний сверху давно не дает, никто под руку не смотрит, никто в корзину с рукописями не лезет. Но степень природной пугливости в наших редакторах с каждым днем множится, зрение чрезвычайно вострит, на разного рода подозрения в нелояльности к власти.
Порой, до смешного доходит: принес штатный фотограф в газету снимки, где губернатор на сельскохозяйственной выставке с животиной в вольере мило отображен. А главное — подпись к фотоснимку сочинил точную: «Наглядно было, где корыто и рыло». Хорошая подпись получилась, свежая по форме, да еще и в рифму. Но боязливый редактор так засомневался, что подпись зарубил и даже фотографию позитивную от страха с газетной полосы снял. Между прочим, сей акт трусости и произвола редакторского, на самой газете отразился в виде производственных последствий. Фотографию пришлось другую подбирать. А попробуй, свинью без губернатора найти! Подобрали первую попавшуюся, из архива редакции, в типографию на фотовывод срочно послали, но при монтаже газетной пленки, уже глубокой ночью, ответсек номер выпускавший, с неожиданной проблемой столкнулся — новая фотография была на два сантиметра короче, чем отведенное под нее окно на газетной полосе. Пришлось ответсеку перьевой ручкой с черными чернилами, прямо на пленке, свинье ноги дорисовывать. Нарисовал как смог, оттого свинья в газете, стройная получилась, как хорошая борзая собака.
Не раз Петрович пенял горе — редакторам, выказывая единственно правильный взгляд на цензорский вопрос:
— Цензура, это такой же натуральный общественный продукт, дающий покой и защищающий народную чувствительность от игры больного воображения и отравленного ума некоторых, порой не в меру деятельных писак!
И, правда, цензура у нас, что рука отеческая ласковая, удерживающая общество и всех пишущих в рамках благоразумия, поскольку основана на абсолютной губернаторской справедливости. Она, если вдуматься, чудесные метаморфозы с пишущими людьми вытворяет. Только благодаря ей районные журналисты, чудесным образом в областных превращаются. То бишь, из посредственных — в хорошие. А самые лучшие, мигом пресс-секретарями становятся.
Так посредством цензуры областная власть идентифицирует себя с народом, узнает сама себя и очень удивляется. А может и вовсе на отдельные личности перейти. Важно постоянно не терять классовое чутье. Следовательно, лучший и совершенный вид цензуры — убийство. Нет противного писаки — нет проблем. Одного зловредного журналиста губернатор лично убил обыкновенным молотком, чтобы выглядело преступление, как заурядная бытовуха. Целый месяц его в подъезде караулил и набросился с диким воплем:
— Тварь я дрожащая или право имею!
Прокуратура в действиях губернатора состава преступления не увидела. Ведь действовал он в состоянии цензорского аффекта, исключительно в целях административной самообороны. Более того, отважный поступок губернатора вдохновил местных мастеров кисти и резца на создание многих художественных произведений.
Как Петрович языки смешал
Много из нашей области в столицу жалоб не по делу пишется. Строчат злопыхатели, обиженные, перья попусту тупят, желчь на бумагу изливают. Да как жалобы писать запретишь?
— А ты Петрович, большую башню начни возводить, — Дельно посоветовал ему вице-губернатор — попугай, — Глядишь, языки смешаются, и жалоб не будет. Как жалобу подадут, коли ее прочитать нельзя?
— Ино так, — Рек губернатор, — Должно быть, строительство вавилонской башни, дело в нашей области не случайное, а исторически неизбежное. Рабочих найдем, сколько вон безработных у нас кризис наплодил и гастарбайтеров приглашать не надо. Но на какие шиши стройматериалы закупить? Как зарплату столпотворцам платить?
— Башню из земли можно построить, все равно потом рухнет. Из праха возведем, в прах она и превратиться, — Вслух размышлял попугай, — А под зарплаты добьемся федерального финансирования, объявим башню нацпроектом.
Мудрый помощник — попугай! Стали они вместе постройку обосновывать. Бизнес-план для столицы сочинять. Дескать, настала пора воплотить и в обыкновенной российской области Божие проклятие! Может в других регионах жители тоже убоятся, да в столицу жаловаться перестанут, у высоких чиновников не будут время попусту отнимать. Да и само строительство башни — тяжкий труд и отвлечение населения от антигосударственных мыслей. Да как иначе, коли в чистом виде труд никогда не бывает, приятен и полезен. Приятными бывают только сопутствующие труду чувства и настроения, сознание своей силы и ловкости, да скорое предвкушение обеда и отдыха. А чем меньше таких чувств, тем сильнее тяжесть подлинной природы труда. Это как вечные страдания, неизбежная расплата за грехопадение Адама в пределах нашего региона и юрисдикции губернатора. Сказал же ему, Адаму, творец, а губернатор сие подтвердил: — Будешь мерзавец, в поте лица хлеб добывать, вкалывать всю жизнь, как папа Карло.
Известно, что за первый грех и второе наказание будет, можно сказать, оптом — языки можно смешать, для пущей профилактики. К тому же, столпотворение есть бессмысленный замысел — замысел безбожный. Стало быть, внутренняя связь меж столпотворенчеством и жалобами на губернатора, предельно будет отныне в столице ясна.
Надобно помнить, что вкусы и убеждения у всех жалобщиков, весьма различны, а индивидуальные колебания в этой области чрезвычайно сильны — но логика подлая у всех одна, и заключается она в том, чтобы любой ценой свалить губернатора! Пусть в столице поймут, что это логика вконец одичавшего областного человека или преступной группы лиц и осудят богоборчество с местной властью.
— Хороший проект Петрович, — одобрительно, по-приятельски, похлопал по плечу губернатора добрый министр соцразвития, — Да запоздал он, малость, языки в наших регионах давно естественным образом перемешаны чиновничьим жаргоном, административной феней, наконец. Жалобщиков мы уже итак не понимаем, а потому, президентская администрация все жалобы вам же, в регионы и спускает. С припиской «разобраться на месте по существу». Не зря же такая приписка фигурирует. Пойди, пойми это с
