Оглавление

Тройной капкан

ПРОЛОГ

Ветер крепчал. Волны, серые и тяжелые, словно отлитые из свинца, вздымали легкую яхту и кренили ее так, что она едва не касалась воды мачтой. Низкие тучи неслись над волнами, заслоняя солнце и делая день больше похожим на ночь. Струи дождя наискось молотили сверху, смешиваясь с бьющей в небеса пеной.

Капитан, одетый в черный промасленный плащ с капюшоном, цепляясь за лееры и свистящие на ветру шкоты, пытался зарифить грот, но качка и бьющая через борт вода то и дело сбивали его с ног. В небольшой каюте, сжавшись от страха в комок и обвязавшись вокруг пояса канатом, пряталась его дочь лет восьми. Голубое ситцевое платье на ней промокло, косы расплелись и сбились на голове в неопрятный ком. Через проем люка она видела, как отец борется со стихией, но понимала, что не может помочь ничем.

Спасительный свет Кареджского маяка был уже виден меньше чем в миле к западу, но намокший грот не позволял яхте подняться с борта и встать на шверт, из-за чего ветер все сильнее сносил ее к берегу. Еще минут тридцать, и не миновать беды — если яхту выкинет на малую воду, волны мигом разнесут ее в щепки.

— Папа держись! — испуганно прокричала девочка, когда отца чуть не смыло очередной волной.

Из последних сил ухватившись за леер, он подтянулся, подобрал грот, и яхта тут же поднялась в нормальное положение. Он сел за румпель и, придерживая одной рукой грото-шкот, направил яхту на свет маяка. Зарифленный грот поймал ветер, и суденышко, взяв курс чуть выше галфвинда, устремилось к Неве.

Девочка с облегчением вздохнула. Шторм теперь не казался таким страшным, как раньше. Она знала, что отец, как бы трудно ему ни было, всегда со всем справится. Потому что он сильнее шторма и даже, как говорили его друзья, сильнее смерти. Потому что он самый лучший в Москве врач. И борьба со смертью — его работа. Он всегда, всегда ее побеждал.

Но вскоре оказалось, что радоваться рано. Идти приходилось выше галфвинда, совсем чуть-чуть на волну, а потому вода била в борт так яростно, что трещал шпангоут. Яхта то и дело содрогалась от шверта до кончика мачты. И она бы выдержала, но старое отяжелевшее бревно, каких полно в ладожских водах, притаилось в озере, подобно вражеской мине. И яхта на полном ходу на него налетела, раздался треск, грохот, зажурчала вода. Пробить обшивку полностью топляк не смог, но дыру размером с кулак, все же оставил ниже ватерлинии.

— Папа! Папа! — срываясь на визг, закричала девочка.

— Я слышал! — отозвался отец. — Александра, спокойно! Что за паника на корабле?

Он называл дочку полным именем редко, чаще Сашенокой или Сашей, но это тут же привело девочку в чувства.

— Но тут вода! — захлебываясь слезами выкрикнула она.

— Что страшного? Возьми ветошь и заткни дыру! Только покрепче, чтобы волны этот кляп снова не выбили.

— Я?

— Но я не могу бросить румпель! — тверже сказал отец. — Действуй!

Саша, сбивая коленки в кровь, бросилась искать ветошь. Но в полутьме, которую разбавлял лишь хмурый свет из люка, найти что-то было почти нереально. Саша шарила руками, натыкаясь то на черпак, то на ящик то на цепь, которой отец привязывал яхту в клубе.

— Я не могу! — выкрикнула она. — Не могу тут ничего найти.

— Значит, мы утонем, — спокойно констатировал отец.

— Ты шутишь? — Саша высунулась из каюты и глянула на отца.

Он правил яхтой уверено и спокойно.

— Нет.

— Но что же ты тогда сидишь?

— Потому что пробоину должна заткнуть ты. А я должен сидеть на румпеле. В минуту опасности каждый должен быть там, где от него больше пользы.

— Какой румпель, папа! У нас дыра в борту! Какой смысл? Да помоги же мне!

— А если меня не будет? — отец пристально посмотрел ей в глаза.

— Как это не будет?

— А вот так. Не будет, и все. А тебе, может быть, придется не только самой спасаться, но и спасать других. Может быть, как раз ты тогда будешь сидеть у руля. Знаешь, что в этом самое главное?

— Держать курс?

— Быть сильной. Это важнее всего. Не бросать руль и никогда не сдаваться. Заделай же дыру, наконец!

Он вложил в последнюю фразу такую несгибаемую волю, что Саша поспешила скрыться обратно в каюте. Воды было уже по щиколотку, яхта все больше давала крен. В эту минуту Саша поняла, что ее отец действительно не всегда будет с ней. Хоть он и сильнее смерти.

Глава 1. В которой нефть становится дороже золота, Россия преображается, Черная Шляпа играет на Струнах судьбы, а Фролов готовит к стрельбе пулеметную установку пятидесятого калибра

Москва, раскаленная за день, медленно остывала в лучах заходящего солнца. Огромные здания, подпирающие шпилями и крышами небеса, нависали над медленно текущими стальными реками улиц — поток автомобилей казался непрерывным и бесконечным целым, хотя и состоял из отдельных частиц. Низкий сероватый туман нависал над мостовыми, потоки машин стекались с радиальных кривых улочек в мощное русло Садового Кольца.

На тротуарах тоже народу было полно, и хотя близость Ярославского, Ленинградского и Казанского вокзалов уже не ощущалась так явно, все равно пешеходу в черном дорожном плаще, порядком потертом, и такой же, видавшей виды, черной шляпе, приходилось продираться через толпу, цепляя людей плечами. Он выделялся среди одетых по общей московской моде, но мало ли в Москве приезжих? Отчаявшихся, целеустремленных, прибывающих в надежде покорить, подобно вирусам, организм столицы, но, чаще всего, уже через пару месяцев этот организм избавлялся от них через почки вокзалов.

Черная Шляпа походил, скорее, на жителя Санкт-Петербурга, где мода не так утилитарна, как в Москве, чем на иностранца. Хотя и иностранцу на улицах российской столицы мало бы кто удивился.

Он бывал в очень многих местах и видел множество самых разных существ. Иногда таких, какие не привидятся даже в кошмарном сне. Но все равно Москва поражала его. Да, Нью-Йорк больше и грандиознее, Париж красивее, но в Москве было нечто такое, чего нельзя ощутить ни в одном из современных городов мира. Да, безусловно, современные стили градостроения коснулись ее кистью глядящих в будущее дизайнеров, но этому городу не удалось стереть с себя налет мощного имперского стиля. Особенно поражали сталинские высотки, часовыми вставшие на страже главной кольцевой артерии города. Тяжелые, с узкими бойницами окон, они навевали на мысли о бесконечной войне, которую пролетарские лидеры затеяли со всем миром.

Но было в них нечто и более значимое. Черная Шляпа не сразу понял, что именно. Они что-то очень сильно напоминали ему, а когда он все же выстроил всю цепь пришедших в голову ассоциаций, сам удивился. Высотки напоминали ему египетские пирамиды. И мощью, и массой, и даже назначением, в огромной степени. Ведь именно на них должен был пялиться лапотный крестьянин-передовик из какой-нибудь богом забытой губернии, отправленный в Москву в качестве награды за долгий, почти рабский, труд. Именно эти колоссы, выстроенные на человеческих костях, должны были привести ошарашенного крестьянина в трепет и показать ему, что он не зря врезался сохой в пересохшую землю, окропляя ее собственным потом. Нет! Ибо в грандиозной мощи страны, которую символизировали эти сооружения, была толика и его, крестьянского труда.

Конечно, это было иллюзией. Способом заставить рабов не роптать. Подобно пирамидам, здания высоток стали гробницами. Причем, не только для их строителей, но и для самой идеи коммунизма, погубившей десятки миллионов жизней. Но их вид все равно, на подсознательном уровне, вызывал трепет даже у такого человека, как Черная Шляпа. Хотя уж кого-кого, а его поразить было сложно.

Впрочем, царствовали в архитектурном ансамбле уже не высотки полувекового возраста. Нечто более грандиозное и величественное, восстало из пепла коммунистических верований и вознеслось к остывающим небесам. Башня исполинских размеров, похожая на алмазное веретено, резала взгляд. Трудно было определить высоту здания или даже его соотношение с теми же высотками, хотя Черная Шляпа прекрасно знал, что это самое высокое здание в мире. Но выглядело оно очень уж нереальным. Таким же нереальным, наверное, как мечты всего этого странного северного народа, многократно изнасилованного, но и родившего от этих изнасилований много чего весомого.

Вокруг шпиля ультрасовременного небоскреба, словно сотканного из фантастических силовых полей, а не из стекла и бетона, медленно вращалась прямо в воздухе алая голографическая надпись: «Корпорация «Консорциум». Из-за яркого криптонового света офисная башня напоминала скорее маяк, чем массивную и бесполезную пирамиду. Эдакий ориентир на пути в светлое будущее России. Так думали, вероятно, те, кто разрабатывал данный проект. Хотя у Черной Шляпы не было никаких сомнений, что госпожа Уварова, генеральный директор и председатель совета директоров энергетической корпорации «Консорциум» сама принимала участие в разработке стиля офиса.

Она, по сути, хрупкая женщина, но обладающая совершенно несгибаемой волей, все старалась делать сама, словно боясь, что ее заподозрят в хрупкости, усомнятся в твердости, припишут нежность или чувствительность. Но Черная Шляпа отдавал себе отчет, что нельзя за это Александру Уварову упрекнуть. Россия — очень уж не женская страна, скорее восточная, чем западная, и женщине тут почти невозможно овладеть той непомерной властью, какую удалось сосредоточить в руках Уваровой. Впрочем, у нее был свой путь, как и у самой России. Уникальный во многом.

Но не башня «Консорциума» была целью Черной Шляпы. Точнее не она сама по себе. Просто эта башня, словно гигантский алмазный гвоздь, скрепляла Струны очень многих судеб и очень многих событий. Именно в ее заоблачных кабинетах рождались идеи не только коммерческие, но и многом политические. Госпожа Уварова, как древнеегипетская богиня, находясь на недосягаемой высоте, тоже дергала за нити, управляя, по сути, всей страной. Конечно, это были не те Струны, с которыми так легко обращался Черная Шляпа, но и они тянулись достаточно далеко и крепились к самым слабым местам самых сильных людей страны.

После завершения полномочий президента Путина, Россия оказалась почти в таком же положении, как СССР после смерти Брежнева. Сначала череда слабых и невнятных лидеров, затем угроза развала, подъем криминальных элементов, попытка растащить державу на удельные княжества. Но произошло то чего не ожидал никто. Благодаря открытию реликта и его распространению в мире изменились не только энергетические, но и политические акценты. Сначала «Лукойл» и «Газпром», чттобюы хоть что-то противопоставить американским реликторам, слились в одну энергетическую корпорацию «Консорциум», затем ее возглавила Александра Уварова, а когда ее успехи стали очевидны для всех, ее выбрали главой государства, без отрыва от коммерческой деятельности, чего еще нигде и никогда в мире не было. Просто объявили референдум и выбрали, без особых затей, как некогда, без особых затей, поступили крымчане.

Пост президента Уварова занимать отказалась, и пришлось снова вносить поправки в Конституцию, как в 2020-м году, чтобы низвести слабого и недальновидного нового президента до уровня секретаря, подписывающего важные международные акты, а реальная власть целиком перешла лично к Уваровой, точнее к директорату «Консорциума», как главного структурного предприятия страны, во главе которого стояла Уварова.

Это изменило все, а сценарий развала страны, в полной мере отыгранный в 90-е годы двадцатого века, дал сбой. Уварова смогла противопоставить реликторной энергетике такой козырь, о который сломали зубы и США, и ЕС, и арабский мир, и Китай, и Южная Корея, поспешившие подписать патентные правила использования реликта. Уварова их подписать отказалась, не смотря на нытье либеральной общественности, и тем самым вывела страну на принципиально новый экономический и социальный уровень.

Все гениальное просто. Когда все наперебой ринулись подписывать патентные правила, чтобы получить право пользоваться дармовой и безграничной энергией, активы нефтедобывающих корпораций по всему миру не просто лопнули, не просто рухнули, а пробили дно и обесценились до показателей, близких к нулю. Средства массовой информации трубили о конце нефтяной и газовой эпохи, техасские нефтедобытчики сносили себе головы из раритетных шестизарядников, северо-европейские нефтяные и газовые платформы закрывались под натиском поднявших голову экологов, арабские шейхи спешно переквалиыицировались на элитный туризм, похоронив некогда кормившие их нефтяные месторождения.

В это время две силы начали за бесценок скупать нефтяные активы, скважины, специалистов по нефтедобыче, перерабатывающие заводы, танкеры и тысячи километров трубопроводов. Две силы. «Консорциум» в России и «Ойл-Вегас» в Новой Африке. Никто не понимал, зачем эти две корпорации тратят деньги на приобретение бесполезных, утративших смысл активов. И ни Россия, ни Новая Африка не подписали патентные правила и не получили право использования реликторной энергии.

Над ними смеялся весь мир. В Европе и Америке большинство обывателей пребывало в твердой уверенности, что российский мораторий на реликт обусловлен исключительно меркантильными интересами власть предержащих, не желавших слезать с нефтяной и газовой иглы. Все произошло молниеносно, в течение пары месяцев, никто и опомниться не успел, как оказалось, что одной энергии мало для поддержания и развития цивилизации. И реликта для этого мало. Из реликта не сделаешь ни пластик, ни резину для автомобилей, ни лекарства, да и многое из того, без чего современная цивилизация не может существовать. Для всего этого нужно углеводородное сырье, а не энергия.

Через полгода химическая промышленность по всему миру встала, израсходовав запасы сырья. Ученые судорожно пытались перейти к рекуперации углеводородов, пользуясь неограниченной электрической мощностью реликторов, но объем производства оказался слишком мал. Зная, как трудно будет договориться с Россией после десятилетий санкционной политики, западные капиталисты попытались договориться с «Ойл-Вегасом», но новые правители Африки, так называемые Преданные Слуги, прекратили все деловые и дипломатические контакты другими государствами. Они заявили, что скупленные «Ойл-Вегасом» нефтяные активы необходимы для процветания Новой Африки и экспортироваться не будут. Даже в обмен на право использовать реликторы.

Наткнувшись на стену непонимания с новым африканским руководством, мировая промышленность вынуждена была пойти на поклон к России, выкупившей две трети мировых запасов и мощностей, лишь треть уступив «Ойл-Вегасу». Тут-то Уварова я стала не только кумиром народа, но и мощной силой, объединившей в себе международную коммерцию и международную торговлю. Никто из глав России и СССР до этого не вел себя с «западными партнерами» так жестко и безапелляционно.

В первую очередь Уварова отвергла любую возможность экспорта сырой нефти и природного газа за пределы стран добытчиков. Ни под каким видом, ни при каких обстоятельствах. Более того, она вынудила международные институты принять официальный глобальный запрет на трансфер сырых углеводородов через любые государственные границы любым способом. В обмен она согласилась поставлять на экспорт только продукты переработки нефти, такие, как пластиковые гранулы, смолы, смазочные материалы, и прочие продукты глубокой переработки. Да еще и по астрономическим ценам. Да еще и в расчетах золотом, а не долларами или евро. И мир вынужден был согласиться так же, как с патентными правилами по реликту. Мир сам загнал себя в ловушку, поддавшись реликторной эфйфории. Пресловутый «свой путь России» выстрелил и на этот раз.

Вот только Черная Шляпа сильно сомневался в одной лишь меркантильности побуждений Уваровой. Он плевать хотел не только на мнение обывателей, но и на мнение экспертов, так как у него был свой метод познания истины. Но чтобы его реализовать, нужно было сделать невозможное, по меркам тех же обывателей — встретиться с Уваровой лично и посмотреть, куда ведут Струны ее судьбы на уровне Струнной Ткани.

На Москву опускались густеющие вечерние сумерки. Поток машин не редел, хотя и ускорился. Шурша шинами и подсвечивая друг друга фарами, автомобили чем-то напоминали биты информации, несущейся по волоконным оптическим линиям от одного квантового процессора к другому. А многоэтажные здания, зажигая окна, делались похожими на панели древних счетно-электронных машин. Город-компьютер, люди-биты. Аналогия, которая кому-то могла показаться забавной, кому-то бесперспективной, для Черной Шляпы имела особый вес. Он не догадывался, не верил, он точно знал, что это отчасти так и есть. Целая паутина Струн соединяла судьбы каждого человека, каждого живого существа, каждой социальной единицы и даже каждой идеи. То есть, всего, к чему или к кому было применимо слово «судьба». Проследив ход этих нитей, Черная Шляпа мог безошибочно понять, что кого ждет. И когда. Собственно, за этим он и прибыл в Россию. Понять, что ждет эту выстроенную Уваровой ловушку. Очередной это всплеск ностальгии о сверхдержаве? Или нечто большее?

На перекрестке стоял полицейский с жезлом, пытаясь регулировать движение. Его убогая униформа с оттянутыми на заду штанами, больше напоминала форму станционного смотрителя или почтмейстера времен великой депрессии. Водители относились к нему соответственно — кто-то сигналил, кто-то, приоткрыв окно, посылал витиеватыми нецензурными фразами, большинство же его попросту игнорировали. На перекрестке образовался затор. Блюститель порядка в сердцах махнул рукой и направился включать светофор.

Черная Шляпа посмотрел, куда ведут Струны судьбы полицейского, и грустно вздохнул. Как и у подавляющего большинства людей в этом городе, на нее были нанизаны одни лишь надежды. К этому не так просто привыкнуть — пожинать плоды разочарования на ветвях чужих ошибок. Но Черная Шляпа привык. Его мотивации многим бы показались бездушными, но эта оценка, как и любые другие, были бы продуктом субъективного представления о плохом и хорошем. Не более.

Забавно, но при всей жесткости позиции Уваровой относительно реликта и нефти, на нее не было совершено ни одного покушения. По крайней мере, ничего подобного не просочилось в средства массовой информации. Ее ругали, ее стыдили за консерватизм. Но в нее не стреляли и ее не взрывали. Это говорило, скорее всего, о добротности подбора кадров в службу охраны. И, как следствие, об ожидавших Черную Шляпу трудностях.

Не того уровня генеральный директор «Консорциума», чтобы с ним мог повидаться первый встречный. Придумывать же какие-то поводы и записываться на прием не входило в планы Черной Шляпы. На это у него тоже были свои методы.

Наконец он добрался до пересечения Кольца с проспектом Сахарова. Это было подножием башни «Консорциума». Здесь гигантское здание не имело ни выходов, ни выездов, что несколько облегчало задачу. Получалось, что пандус подземной парковки имеет ворота лишь со стороны фасада. Непривычно, но с точки зрения чистой фортификации вполне оправдано. Чем меньше ворот, тем их легче оборонять. Бежать же через черный ход и сдавать дело рук своих на милость победителя Уварова, судя по всему, не собиралась ни при каких обстоятельствах. Подобное архитектурное решение, особенно в суровых условиях российской нестабильности, многое говорило о хозяйке «Консорциума».

Обойдя подножие грандиозного здания, Черная Шляпа устроился на лавочке перед фасадом. По случаю погожего вечера в парке, разбитом между подсвеченными фонтанами, народу было полно. Компании молодых людей расселись на соседних скамейках, смеялись, размахивали упаковками картофеля-фри из «Макдональдса», слушали музыку со смартфонов, громко матерились, от души целовались и радовались жизни. Черная Шляпа не стал смотреть Струны их судеб. Не хотел расстраиваться.

Одинокий студент с ноутбуком, что-то сосредоточенно писал, не обращая ни на что внимания. Очень хотелось верить, что он творит нечто значительное, а не сидит в чате на сайте знакомств. Но проверять Черная Шляпа не стал. Мамаши с детьми. У них хватает смелости оставлять потомство в этом мире. Пожилые пары, мечтающие умереть в один день, и пары помладше, сраженные кризисом среднего возраста. Менеджеры, спешащие к телевизору, толстушки, ищущие своих принцев, принцы, ищущие кого-то кроме толстушек. Судьбы, судьбы, судьбы. Черная Шляпа поймал себя на том, что не видит лиц. Они ни о чем не говорили ему, в отличие от переплетений Струнной Ткани.

Пришлось напрячься, чтобы сосредоточиться, чтобы перестать привычно перебирать Струны мысленными касаниями. Не для того он устроился на скамейке перед фасадом башни «Консорциума». Ему нужно было дождаться, а дождавшись не пропустить.

Вряд ли Уварова ночевала в офисе. Могла, конечно, но это тоже будет полезной информацией. Она не выйдет пешком. Это исключено. И вряд ли она выедет на безликом современном городском седане. Хотя и их пришлось проверять. Рабочий день закончился, автомобили, один за другим, покидали подземную парковку, выползали из чрева башни по пандусу и вливались в общий городской поток.

Сидя на скамейке и почти не воспринимая окружающую реальность, Черная Шляпа целиком погрузился в пространство, заполненное Струнами чужих судеб. Даже если с пандуса выезжал автомобиль с затемненными стеклами, можно было понять, кто за рулем, а кто в салоне. Но судьбы всех этих людей были весьма и весьма тривиальными — судьбами мелких управленцев, секретарей, инженеров. С точки зрения Черной Шляпы их Струны не вели никуда, настолько они были не интересны ему.

Пару раз попались судьбы поинтереснее, побогаче, понасыщеннее эмоциями и радостями. Но ни у кого из них не было судьбы генерального директора «Консорциума». А искал Черная Шляпа именно ее. Это приходилось делать путем банального перебора, другого пути, безопасного, не привлекающего внимания и эффективного, не было.

Автомобили все чаще покидали подземную парковку офисной башни. Чтобы не упустить главное, Черная Шляпа почти полностью погрузил восприятие в Струнную Ткань, мало что замечая вокруг. Чем больше проходило времени, тем больше становилась вероятность выезда самой Уваровой, что не позволяло ослабить внимание.

Ночь сгущалась над летней Москвой, всюду зажглись фонари, а струи фонтанов окрасились светом мощных галогенных ламп. В парке одни люди сменяли других, кто-то кого-то дожидался, кто-то кого-то нет. Черной Шляпе не было дела до них. Его интересовала лишь одна судьба, но ее носительница все не покидала неприступную башню офиса.

На то была причина, о которой Черная Шляпа не знал и которую не мог даже предположить, так как его мысли заняты были совершенно другим. Уварова уже собиралась домой, но ее потревожил начальник службы безопасности корпорации. Он редко прибегал к таким крайним мерам, чаще ограничивался докладами и, как ни удивительно, дружескими советами. Впрочем, удивить это могло только непосвященных, так как Уварова и Александр Фролов давно работали вместе и еще дольше друг друга знали, что делало их отношения весьма доверительными. Не смотря на очень разный социальный статус, их связывала именно дружба, и обе стороны ценили это. Уварова знала, что если Фролов попросил ее лично явиться в его владения, значит, так и следовало поступить. Причем, как можно быстрее.

Не смотря на усталость и желание поскорее добраться до дома, Уварова застегнула пуговицу строгого, но женственного, пиджака, нажала кнопку персонального лифта и спустилась на несколько этажей, в главный офис службы безопасности «Консорциума». На площадке ее встретил Фролов. По его лицу с широкими скулами и волевым подбородком случайному человеку трудно было прочесть эмоции, но Уварова умела различать их. Сейчас Фролов был встревожен. А это много о чем говорило, с учетом его опыта разрешения силовых конфликтов.

— Простите, Александра Львовна, — виноватым тоном произнес он. — Мне кажется, вам это лучше самой увидеть.

— Полно тебе, Саша. — Уварова скривила губы. — Давай по существу, без этих реверансов. Я очень устала, правда.

— Тогда милости прошу в мое «гнездо», а то вы давненько туда не захаживали, — с усмешкой ответил Фролов.

— И слава богу, что не было повода, — пробурчала Уварова, направляясь по коридору вслед за ним.

«Гнездом» он называл обустроенный по последнему слову техники пункт внешнего наблюдения, устроенный в одном из особо защищенных, полностью лишенных окон, помещений небоскреба. В таких же располагались и другие стратегически важные объекты, вроде серверных модулей, основного вычислительного кластера, главного хранилища наличности, драгоценных металлов и ценных бумаг. В офисной башне имелся даже свой арсенал, вполне законный, если применять к нему закон о чрезвычайных ситуациях. Но широкой общественности знать о нем совершенно не обязательно.

От остальных помещений отдела безопасности «гнездо «отделяла массивная герметично закрывающаяся дверь из вольфрамового сплава. Когда система гидравлических микролифтов медленно отворила ее, Фролов пропустил Уварову через порог и шагнул следом. Контроллер двери тут же снова закрыл ее, повинуясь заложенной программе.

Внутри царил полумрак. Свет исходил только от нескольких новейших матричных мониторов, интегрированных в усиленную стеновую панель. Каждый имел метровую диагональ и сверхвысокое разрешение, позволяющее, при необходимости, прочесть текст на газете, торчащей из урны в парке перед фасадом. Один экран транслировал изображение в обычном видимом спектре, другой выдавал ту же картинку, но уже с яркой раскраской температурных зон, а на остальных двух прорисовывались цифры и диаграммы входных данных и данных компьютерного анализа.

За массивными консолями, напоминающими пульт звукорежиссера, сидели двое сотрудников в строгой черной униформе службы безопасности. Оба были сосредоточены на мониторах, не отвлекаясь ни на что больше, чему способствовали плотные наушники у них на головах, отгораживающие от посторонних звуков герметичными силиконовыми окантовками.

Шагнув к одному из наблюдателей, Фролов щелкнул пальцем по его наушнику, а когда парень вздрогнул и обернулся, начальник жестом показал, мол, надо пообщаться. Охранник сдвинул наушники на затылок и покосился на Уварову. Столь высокое начальства редко посещало «гнездо».

— Доложи обстановку директору, — приказал Фролов. — Александра Львовна, присаживайтесь, тут есть на что поглядеть внимательно.

Когда Уварова опустилась в придвинутое Молотовым кресло, наблюдатель сдвинул один из фейдеров пульта, втрое укрупнив изображение на мониторе. Стала видна не вся фасадная часть парка, а лишь несколько скамеек с сидящими на них людьми. Впрочем, ничего такого, что могло бы привлечь особое внимание или показаться подозрительным. По крайней мере, на взгляд Уваровой. Несколько молодых людей с девушками, старичок с тростью, дама средних лет со шпицем на коленях и мужчина в черном плаще и несколько вызывающей черной шляпе. Именно его наблюдатель очертил квадратным подсвеченным маркером на экране. Уварова удивленно вздернула брови.

— И что? — попыталась выяснить она.

— У нас сработал автоматический сигнал тревоги, — пояснил охранник. — Согласно программе, заложенной в аналитическую систему, отслеживается изменение всех пикселей картинки с камеры наблюдения. При этом обрабатывается сразу несколько алгоритмов. Один из них — алгоритм неподвижности. Если система отмечает в поле зрения человека, занявшего определенное место и не меняющего позицию долгое время, раздается сигнал тревоги. Компьютер маркирует подозрительный объект, начинает исследовать и передавать вон на тот монитор доступные физиологические параметры цели. Например, уровень адреналина, частоту пульса, характер мимической картины и уровень отделения пота.

— Это все можно определить дистанционно? — Уварова не пыталась скрыть удивления.

— Да. — Фролов кивнул. — Имея камеры достаточного разрешения и светосильную оптику, можно автоматически отслеживать частоту биения подкожных сосудов, диаметр зрачков, альбедо кожи, зависящее от состояния потовых желез, ну, и так далее.

— Интересно. — Уварова усмехнулась. — Далеко шагнул прогресс. И что такого с гражданином в шляпе, если пришлось меня приглашать, когда я уже домой собиралась?

— Во-первых, он так сидит уже больше часа, — пояснил наблюдатель. — Во-вторых, характер его физиологических параметров указывает на то, что он ожидает некого события и при этом ведет в уме непрерывные вычисления. Кроме того, в течение всего времени наблюдения он не сводит взгляд с одной области поля зрения.

— И что это за область? — Уварова насторожилась.

— По углу схода зрачков можно смело утверждать, что он неотрывно наблюдает за выездом с нашей подземной парковки.

— Мило. — Уварова призадумалась. — И какие выводы вы из этого сделали?

— Вы его не знаете? — напрямую спросил Фролов.

— Нет. Сто процентов. — Уварова покачала головой. — Какие вообще могут быть варианты? Зачем человек может вот так сидеть и пялиться битый час?

— Вариантов не много. Например, это может быть корректировщик снайпера, — твердым голосом произнес Фролов. — И хотя наши сканеры не обнаружили при нем никаких приемо-передающих устройств, он может подавать сигналы незаметными жестами или даже мимикой, их специально обучают такой невербальной коммуникации.

— Их?

— Ну, западных спецов.

— Почему именно западных?

— Характер развития мышцы оrbicularis oris однозначно указывает, что объект в быту говорит не по-русски, — пояснил наблюдатель. — Его губы привыкли к куда более напряженной артикуляции, чем привычная нам, без редуцированных гласных и с четким произношением конечных согласных.

— Ого! Удивили, — не скрывая восхищения, кивнула Уварова. — И на каком языке он может говорить?

— На очень сильно артикулированном. Более артикулированном, чем английский. Ну, мог бы на французском, с натяжкой, но нет. Картина похожая, но иная. Язык, на котором он говорил большую часть жизни, мы не можем идентифицировать. Это жесткий, на наше ухо как бы каркающий язык, похожий…

— Ты говори, не стесняйся, — подогнал его Фролов.

— Похожий на язык клингонов из голливудской франшизы «Звездный путь».

— Все чудесатее и чудесатее, — констатировала Уварова, обернувшись к Фролову. — Снайпер из неизвестной третьей страны. Думаешь, целью могу быть я?

— Александра Львовна, я это обязан предположить! При моей-то должности! Ну и…

Он запнулся.

— Договаривай уже. — Уварова поморщилась.

Фролов только пожал плечами, мол, сами вы все прекрасно понимаете, Александра Львовна.

— Вы знаете, что я полностью разделяю ваши опасения по поводу реликта, — все же договорил он. — И если бы я был не начальником вашей службы безопасности, а отвечал за безопасность страны или всего человечества, я бы тоже не спешил повсеместно внедрять этот новомодный источник энергии. Хотя бы в силу его недостаточной изученности и тайн, с ним связанных. Но это даже в России понимают не все. Взять хотя бы сегодняшнюю пресс-конференцию. Этот Зорянов из «Российской газеты», он же в вас как клещ впился! Мотивы ему подавай! Не много ли власти сосредоточено в руках директора коммерческой корпорации, хочет узнать.

— Ну, это просто клоун. — Уварова пожала плечами. — Один из многочисленных комиков, чьим амплуа является политическая пародия и гнилая сатира. У нас и в министерстве такие есть, и в Думе. Нет, что ли? Их интервью можно вместо юмористической передачи показывать.

— Мне не до смеха, — всерьез признался Фролов. — Такие, как этот Зорянов, нередко, работают на вполне отождествляемые западные структуры.

— Тут не соглашусь. Это скорее местный прикормленный тролль, этот Зорянов. Человек питается от прессы, кормится чужими эмоциями. Вот он их и раздувает, как тлеющий огонек. Но духу у него мало, чтобы раздуть до пожара. Что ты на него взъелся?

— Интуиция, — пробурчал Фролов. — Опыт, в том числе и опыт взаимодействия с враждебными иностранными силами.

Он выразительно потрогал круглый шрам на шее.

— Извини, — спокойнее произнесла Уварова. — Но все же с Зоряновым ты хватил лишку, мне кажется.

— Ну, хорошо, кроме него у вас мало «доброжелателей»? В Европе кого ни спроси, все считают ваш запрет на релик банальной меркантильной попыткой поднять ценность нефти, как умирающего сырья. Кроме того, вы закрыли для «Реликт Корпорейшн» российский рынок, ударили по их финансовым аппетитам. С этой точки зрения, да, я не исключаю возможность заказного покушения.

Уварова промолчала. Она прекрасно осознавала, что инициативы, с которыми она выступала от имени «Консорциума» и от себя лично, многим встали поперек горла, как в России, так и за ее пределами. Журналист Илья Зорянов, задававший на сегодняшней пресс-конференции очень уж провокационные вопросы, конечно клоун. Но он индикатор накала, как ни крути. И тут Фролов может быть прав. Мало кто считает монополизацию энергетической сферы и мораторий на реликт действиями, отвечающими интересам страны и общества. Скорее напротив. В прессе, усилиями таких, как Зорянов, все чаще звучали обвинения в корыстных побуждениях госпожи Уваровой. Конечно, прислушиваться к общественному мнению в России — смерти подобно. И бессмысленно, ввиду чрезмерной эмоциональности и низкой средней грамотности населения. Если слушать левых, правых, центристов, анархистов, клириков, зеленых и черте еще знает кого, то ситуация будет хуже, чем в басне про лебедя, щуку и рака. В его позу страна тогда точно встанет. Но есть ведь не только общественное мнение, но и снайперы неизвестной третьей страны.

— Самого стрелка засекли? — нахмурившись, поинтересовалась Уварова.

— Нет. — Фролов виновато пожал плечами. — Ни малейших признаков. Возможно, корректировщик просто ведет разведку. Находит естественные ветровые маячки на траектории гипотетического полета пули, оценивает дистанцию, динамику изменения освещенности, сверяется с баллистическими таблицами в голове. Машины оценивает, в конце концов. На предмет ложных целей, на предмет броневой защиты.

— Тогда поеду-ка я домой. — Уварова решительно поднялась с кресла. — Устала я, Саша. Вот до чертиков. Если в данный момент стрелка нет, то на нет и суда нет. А завтра будет завтра. Изменится обстановка, примем решения. Разве не на этом мы все время выигрывали? И брось мне панику на корабле!

— Александра Львовна! — Фролов глянул на нее умоляюще. — У вас в кабинете шикарный диван! Может, воздержитесь от поездки?

— Ага, вот разбегусь посильнее, и воздержусь. Ты понимаешь, что вся эта стая шакалов только и ждет, когда я дам слабину? Ты вот подумай, встав на мое место. Я в своей стране, в своем городе, побоюсь покинуть офис и поехать домой? И кто я буду после этого? Нет, уволь. Правда.

Она решительно направилась к двери. Фролов понял, что настаивать бесполезно. Проводив Уварову до лифта, он вернулся в «гнездо» и уселся в кресло рядом с наблюдателем.

— Пулемет в полную готовность, — приказал он. — С объекта глаз ни на миг не спускать.

— Есть! — хором ответили оба охранника и принялись за дело.

На самом деле Фролов прекрасно понимал, что отдавать такой приказ не имеет права. Активировать то, что он называл пулеметом, он мог только после прямого подтверждения Уваровой. А она бы этого подтверждения не дала. И не даст. Ее часто приходилось беречь вопреки ее воле. Но Фролов был готов нести ответственность за такие решения.

На самом деле оружие, которое операторы спешно приводили в боевую готовность, пулеметом можно было назвать только ввиду его умопомрачительной скорострельности. На самом деле это был дистанционный снайперский комплекс от НИИ точного машиностроения, выпущенный в четырех экземплярах под маркой ДСК-2. И все четыре находились в здании «Консорциума» на ключевых огневых точках. По сути, это была автоматическая сверхточная пушка пятидесятого калибра, управляемая из «гнезда» и настолько напичканная новыми технологиями, что в человеке нуждалась скорее из вежливости, нежели по необходимости.

— Система питания активирована, — доложил один из операторов. — Импульсный модуль заряжен на семьдесят процентов. Восемьдесят. Девяносто. К стрельбе готов.

— Цель захвачена! — присоединился к нему второй. — К стрельбе готов! Панорамный сканер активирован!

Выходя из лифта на подземном этаже небоскреба, Уварова усмехнулась.

«Наверняка пулеметы сейчас готовит, — подумала она. — Хоть кол ему на голове теши. Ценнейший человек. Просто золото».

Шофер подогнал черный представительский седан и остановил его у самого лифта. Ксеноновые фары ярко освещали пространство подземной парковки. Уварова распахнула дверцу и уселась на заднее сидение. Она не любила, когда ей помогают в этом, как немощной. Хотя иногда приходилось терпеть, если того требовал протокол.

Тяжелый легкобронированный седан Уваровой значительно отличался от других автомобилей, к тому же большинство работников уже покинуло здание, так что Черной Шляпе не составило труда идентифицировать цель, когда она показалась на выезде пандуса. Он погрузил свое восприятие в Струнную Ткань. И тень удивления пробежала по его лицу.

Вот она какая, госпожа Уварова! Много что готов был увидеть Черная Шляпа в ее судьбе, но все же был поражен. Такого хода ее судьбы, такого тесного ее переплетения с судьбой страны, да и всего мира, он точно не ожидал. Но главное, Уваровой предстояло узнать о реликте больше, чем она стремилась. И, возможно, больше, чем хотела. Может даже больше, чем положено знать любому из людей в этом мире.

Заметив, что Черная Шляпа сунул зачем-то руку под полу плаща, Фролов напрягся до предела. Он понимал прекрасно, что под одеждой не спрятать ни оружия, ни взрывного устройства, способного пробить броню автомобиля Уваровой. Но пульс участился. К счастью, Фролов был того рода профессионал, который не палит в одни лишь свои подозрения. Он знал, что успеет, если ситуация того потребует, а большое число людей в парке не способствовало принятию поспешных решений. Стоит произвести даже одиночный выстрел из ДСК-2, причем даже при точнейшем попадании в сердце, тело не остановит пулю, несущуюся с колоссальной энергией. Она прошьет его, даст рикошет от бетона и полетит дальше, уничтожая все на своем пути.

Но Черная Шляпа вынул не оружие, а замятый по краям лист бумаги и огрызок карандаша. Сделав пометку, он сунул лист обратно в карман, поднялся со скамейки и направился по аллее, прочь от небоскреба «Консорциума».

— Ее ждал, — прошептал Фролов, и тут же связался с работающей в парке группой наружного наблюдения. — Полста шестой третьему на связь!

— На связи полста шестой!

— Передаю на планшет фото подозреваемого, — сообщил Фролов жестами показывая сидящему рядом оператору, что нужно срочно отправить снимок. — Движется по парку от метро параллельно кольцу. Следуйте за ним, следите за непрерывной подачей сигнала с навигационной системы.

— Есть, третий! Полста шестой принял.

— Выведи данные с навигатора на монитор, — попросил Фролов оператора.

На экране появилась подробная карта с движущейся по ней меткой.

— Я полста шестой! — раздался голос в эфире. — Подозреваемый обнаружен! Веду наблюдение.

— Отлично! — Фролов стукнул пальцем по пульту. — Сорок восьмой третьему!

— На связи сорок восьмой.

— Обеспечьте автомобильную поддержку полста шестому.

— Есть, принял.

Не смотря на учащенный пульс, Фролов не нервничал. Это была обычная работа, и он умел делать ее хорошо. Он приказал дезактивировать ДСК-2 и велел еще двум оперативникам наружного наблюдения подключиться к следованию за объектом.

— Дай мне картинку с камеры полста шестого, — попросил Фролов оператора.

Изображение было нестабильным, дергалось от шагов, но выглядело отчетливым. На нем, мелькала, среди прочих людей, спина Черной Шляпы.

— Полста шестой третьему, — вызвал Фролов.

— На связи, — ответил оперативник.

— Как только будет возможность взять объект без опасности причинения вреда третьим лицам, берите. А там уже разберемся, куда его. В полицию или в ФСБ.

— Полста шестой принял.

Потекли долгие минуты ожидания. Пять, десять, пятнадцать. В кармане Фролова зазвонил телефон. Высветился контакт Уваровой.

— Да, Александра Львовна, — ткнув в монитор смартфона, произнес он.

— Ты никого там не пристрелил? — поинтересовалась Уварова.

— Издеваетесь? — Фролов хмыкнул. — И мысли не было.

— Да, конечно. А то я тебя не знаю. Какая обстановка?

— Он вас ждал. Это точно. Заметив вашу машину, несколько секунд наблюдал, затем сделал пометку карандашом на листе бумаги.

— Карандашом? Уже интересно. Хорошо. Что дальше?

— Его ведет пять групп наружного наблюдения. Я думаю, его надо взять. Он точно не чист, точно иностранец. Так что его потом можно по всей форме передать в полицию или ФСБ. Без последствий.

— Добро, — дала санкцию Уварова. — Мне тоже интересно, кто это выдал лицензию на отстрел меня, любимой. Только очень прошу именно без последствий. Не в плане полиции, это я улажу. Чтобы из гражданских никто не пострадал. И постарайтесь объекту тоже лицо не подпортить.

— Постараемся, — с улыбкой ответил Фролов.

— Тогда все.

Сунув смартфон в карман, Фролов глянул на мониторы. Объект свернул с кольца и продолжал двигаться в северо-восточном направлении. Людей на улицах, по мере удаления от центра, становилось все меньше и меньше.

— Полста шестому готовность! — произнес Фролов в микрофон.

И вдруг объект исчез. Не с хлопком, не в клубе дыма или искр. А просто вот был секунду назад, а потом его не стало.

— Третий полста шестому. Утрачен визуальный контакт.

— Вижу, — сквозь зубы процедил Фролов. — Отбой. Всем группам отбой. Возвращайтесь на штатные позиции.

Выслушав в эфире доклады начальников групп, Фролов попросил оператора прокрутить запись с камеры отдельными кадрами. Есть, конечно, умельцы уходить от наружного наблюдения, но чтобы так! На одном кадре мужчина в плаще и шляпе отлично виден. На десяти следующих его заслоняет молодая парочка, перебегающая дорогу на мигающий зеленый сигнал светофора. На следующем кадре объекта уже нет. Вообще. Он словно растворился в воздухе, потому что десять кадров — это меньше секунды. За это время даже олимпийский чемпион в спринте не успеет добраться до угла здания или любого другого укрытия. На асфальте не было поблизости ни люков, ни сливных решеток.

— Чертовщина какая-то, — прошептал Фролов. — Сделай мне этот кусок отдельным файлом. С отсечки тридцать один десять по отсечку тридцать два.

Получив небольшой видеофрагмент, Фролов отправил его на телефон Уваровой, после чего набрал ее номер.

— Да, Саша, я получила. Если это не прикол.

— Для такого прикола у меня недостаточно чувства юмора, Александра Львовна.

— Твоя версия?

— Версий нет, — зажатым голосом ответил Фролов.

— Врать мне не надо, — попросила Уварова. — Поделись.

— Это не версия. Это воспоминание о событиях, очень давних, из которых я едва в свое время выкрутился. И которым, уж простите за прямоту, с точки зрения современных научных представлений нет.

— Даже с учетом открытия реликта, аномалий, трансформации зоны отчуждения вокруг Чернобыльской АЭС?

— Вы правы. Да, мой опыт похожего порядка, но при обрел я его задолго до открытия реликта.

— Что за опыт? — спросила Уварова.

— Опыт, делающий очевидным факт, что мир устроен намного сложнее, чем думают ученые даже с учетом приведенных вами примеров. И я сейчас говорю о существовании как бы параллельных пространств, неких «сфер реальности», между которыми можно физически перемещаться.

— Пропадая в одном пространстве и появляясь в другом? — без тени иронии уточнила Уварова.

— Да. И я это делал. Причем, вместе с автомобилем. Некогда было два человека, способных дать объяснения по этому поводу. Один вроде бы в Москве, я его поищу, другой, ну, другая, в Питере. Но это было много лет назад, сейчас я не знаю. В любом случае у меня нет других объяснений, правда. Сами посмотрите.

— Да вижу. Ладно, завтра обсудим. Кстати! Звонила Машенька. Знаешь, кто на завтра записался ко мне на прием? Илья Зорянов, корреспондент «Российской газеты».

— И что вы намереваетесь делать? Это же откровенный враг.

— А врага надо знать в лицо, Саша. Продумай меры безопасности, я намерена его принять.

— Хорошо.

Уварова нажала иконку отмены вызова и отложила телефон на сиденье. Автомобиль увозил ее из Москвы по Щелковскому шоссе в сторону дома. Мысль о странном человеке в черной шляпе, будто растворившемся в воздухе, не выходила из головы. Это само по себе поразительно. Но дело в другом. Впервые со дня, сделавшего «Консорциум» монополистом в российской энергетике, Уварова осознала, насколько крепкими могут оказаться ее враги. Нет, она понимала и раньше. Но одно дело думать об этом, другое — увидеть воочию.

Глава 2. В которой усадьба полковника МВД Краснова подвергается нападению, а его представления глубокой ревизии

В Подмосковье лето хозяйничало вовсю. День близился к полудню, давно испарив росу на газонах перед стенами элитных домов загородного поселка. Местные поговаривали, что тут много кто из знаменитостей построил себе особнячок, причем не только новомодные «звезды», но и депутаты, и даже суровое милицейское начальство.

Впрочем, для этого не обязательно слушать местных. Глухие крепостные стены и повсюду натыканные сторожевые камеры красноречиво говорили, что дома принадлежат не крестьянам и не пролетариям, и даже не менеджерам среднего звена, а их слугам и шутам — народным избранникам и артистам.

И если многие дома можно было лишь иносказательно назвать крепостями, то один трехэтажный особняк отличался истинно замковым стилем. Дом и два флигеля были усилены круглыми башнями с коническими черепичными крышами, на которых в безветрии замерли флюгеры в виде лучников. Стены, окружавшие дом, намерено были сделаны с зубцами, чтобы еще больше подчеркнуть схожесть с крепостью.

И совсем уж из ряда вон было наличие вооруженной охраны в милицейской форме у сводчатых крепостных ворот. Два автоматчика, один из которых смотрел телевизор в сторожке, построенной в виде небольшой башенки, а второй, с погонами сержанта, курил, повесив автомат на груди прикладом вверх, на американский манер.

Он сделал последнюю затяжку, щелчком отправил окурок через дорогу и собрался вернуться в сторожку, но неожиданно ощутил острое лезвие боевого ножа у себя на горле. Дергаться было бессмысленно.

— Тихо! Работает СОБР! — спокойно произнес за спиной мужской голос. — Автомат сюда.

— Вы че, ребята! — испуганно ответил сержант, спешно снимая с себя автомат. — Мы же свои! Это дом полковника Краснова.

Стоило отдать оружие, лезвие от шеи тут же убрали.

— Нам известно, чей это дом, — усмехнулся боец СОБРа в черной трикотажной маске, закрывавшей лицо. — А вот тебе, дорогой, друг, лучше по-тихому слиться в сторожку и прикинуться ветошью. Внятно?

— Да.

Сержант осмотрелся. Еще трое собровцев залегли со штурмовыми винтовками в кювете у соседнего дома, а в кроне раскидистой березы метрах в ста от ворот блеснула линза снайперского прицела. Сторожку заняли еще двое. По их приказу напарник открыл ворота и начался самый настоящий штурм.

Размеренное течение субботнего дня нарушил оглушительный грохот и звон разбившегося стекла, раздался пронзительный, но очень короткий женский визг. Кухарка-узбечка, до этого хлопотавшая у плиты, увидев черных, как сам шайтан, бойцов СОБРа, ворвавшихся в дом через окно кухни, завизжала от неожиданности, но один зажал ей рот ладонью и шепнул:

— Тихо! Полиция!

Другой взял женщину под локоть и помог ей выбраться через окно, где ее приняли двое бойцов и отвели за ворота, в безопасное место.

Когда четверо бойцов во главе с командиром заняли кухню, им оставалось проникнуть в коридор и, согласно плану здания, подняться по лестнице на второй этаж, где располагалась гостиная. В это же время специалист по электронике из второй группы возился с механизмом поднятия других ворот, ведущих в гараж. Вскоре его усилия увенчались успехом — реле управления звучно щелкнуло, и ворота, с тихим гулом, уползли вверх, открыв доступ к трем стоящим внутри автомобилям.

В гостиной негромко играла музыка. Звуки джазовой композиции, родившиеся на игле дорогого винилового проигрывателя, усиленные в недрах лампового усилителя, носили оттенок бархата. Не смотря на низкую громкость, они обволакивали пространство и заполняли комнату так густо, что визг кухарки мог бы показаться просто неуверенной нотой саксофониста. Хозяин, полковник Краснов, облаченный в красный шелковый халат и вальяжно раскинувшийся в кресле, не обратил на этот звук ни малейшего внимания. В руках у него шелестела бумага, газета пахла свежей типографской краской. Он никогда не нарушал традицию прочесть утреннюю газету за чашкой хорошего черного кофе.

Легкий ароматный пар закручивался над чашкой, стоявшей на круглом столике возле кресла. Краснов бегло просматривал курсы валют, чуть внимательнее вчитывался в криминальные хроники, изучал новости из мира политики. Он уже собирался свернуть газету и отправить ее в урну для бумаг, как заметил на второй полосе фотографию женщины. Та широко улыбалась, словно на обложке глянцевого журнала. Краснов нахмурился и закурил, не отрываясь от чтения. Он подался вперед, чтобы лучше видеть текст. На середине статьи он не выдержал и прошептал:

— Боже мой, она же тупа как пробка! — Он вырвал из газеты полосу с фотографией, брезгливо скомкал ее и отбросил в угол. — Чертова выскочка! Кто ей все это писал?

Жена полковника, проходя по коридору мимо гостиной, с удивлением глянула на мужа через дверной проем. На ней был пестрый домашний халат и махровые тапочки.

— Что случилось, дорогой? — Госпожа Краснова заглянула внутрь. — Зачем ты мусоришь?

— Семенову помнишь? — Краснов отпил кофе и поставил чашку на столик. –Дашка Семенова, со мной училась. Замуж выскочила за табачного магната. Естественно, этот старый хрен долго не прожил. И теперь у нее его миллиарды!

Краснов многозначительно развел руки в стороны.

— И что? — удивилась госпожа Краснова. — У нас, что ли, мало?

— Дело не в деньгах! — Краснов в сердцах хлопнул ладонью по столу, расплескав кофе. — Она с этими миллиардами полезла в политику. Вот что меня злит! В России не хватает Петра Великого! Мы катимся в мракобесие! Мы противопоставили себя Западу, как идиоты. В пору взять секатор и стричь бороды, как Петр. И бабы, всюду бабы! Нам только матриархата не хватало! Мало нам госпожи Уваровой у руля? Кретинка, дорвавшаяся до власти благодаря папашиной репутации! Теперь еще и Дашка, курица, туда же!

— Тебе-то не все равно? — Госпожа Краснова равнодушно пожала плечами. — Пусть бы они хоть провалились все к черту. Нам что? Денег у нас меньше не станет.

— Говорю же, не в деньгах дело! — Полковник безнадежно махнул рукой. — За державу обидно!

Госпожа Краснова иронично фыркнула и направилась по своим делам.

Но стоило ей скрыться за дверью ванной комнаты, как с лестницы донесся тяжелый топот ног в штурмовых ботинках. Не представляя, кто бы мог столь нагло ворваться в дом высокого полицейского начальства, Краснов вскочил с кресла и бросился к шкафу, в ящике которого у него был припрятан «Люгер» военных времен, ни разу нигде не засвеченный. Но достать оружие он не успел.

— Оставаться на месте, — скомандовал ворвавшийся в комнату СОБРовец в черной маске. — Работает СОБР!

Следом за ним, держа короткий автомат на уровне глаз, порог переступил еще один боец. Остальные двинулись дальше по коридору, туда, где находилась комната сына и ванная.

— Что это значит? — осторожно поинтересовался Краснов. — Вы знаете, с кем имеете дело?

Из СОБРовцев ему никто не ответил, зато в комнату вошел молодой человек, лет около тридцати, может чуть меньше, в штатском пальто и забавной меховой кепке. Брюки его были тщательно отутюжены, а ботинки блестели, словно лаковые. В вытянутой руке он держал удостоверение следователя отдела собственной безопасности.

— Все свои! — с нескрываемой издевкой произнес он. — Меня зовут капитан Кравченко.

— Хохол? — с не меньшей издевкой спросил полковник.

Видать Кравченко это задело, по крайней мере, улыбочка с его губ сползла.

До Краснова недавно дошли слухи о подобных рейдах, и он, пользуясь положением, сумел выяснить, что это не просто разговорчики в кулуарах, а далеко идущие следствия важных причин. Он уже думал избавиться от ставшего опасным имущества, да вот, не успел.

— Не догадываетесь, по какому мы поводу? — уже с серьезным видом спросил Кравченко и достал старомодную записную книжку в переплете из тонкой перчаточной кожи.

Краснов не просто догадывался, он был уверен. Но, на всякий случай, решил скосить под дурочка. С молодыми, иногда, это работает.

— Наркотики сыну подбросить пришли? — с ухмылочкой поинтересовался он.

— Зачем мыслить так примитивно? — Кравченко широко улыбнулся. — К тому же, думаю, их и подбрасывать не надо. При его положении и возрасте. Но мы, конечно, по другому поводу. Кому принадлежит автомобиль «Феррари» государственный номер…

— А то вы не знаете, кому он принадлежит! — разозлился Краснов. — Хватит уже комедию ломать! Вы мне в сыновья годитесь. Сопли бы сначала утерли с колен, а потом уже выделывались перед полковником.

— Ну, тогда без комедии, — Кравченко вздохнул, убрал блокнот и достал из внутреннего кармана пальто свернутый в трубку бланк протокола. — Мне придется составить протокол на владельца и изъять автомобиль с запрещенным в России силовым агрегатом. Так не смешно? А заодно и задержать владельца. Где его комната?

— Дальше по коридору, — сквозь зубы процедил Краснов. — Гореть вам всем в аду, вместе с вашей Уваровой! Засрали всю планету этой поганой нефтью, и все мало им! Гореть вам в аду!

— Ругаетесь вы совершенно напрасно, — Кравченко нахмурил брови. — Думаете, власть решила над народом покуражиться? Во-первых, нет. Вы слышали о случаях детонации реликторов по непонятным пока причинам?

— Нет. Думаю, это чушь и пропаганда. Или, этому тоже не удивлюсь, намеренные провокации с подрывом, чтобы запугать людей. А во-вторых что?

— Во-вторых, вы не народ.

Кравченко отвернулся и вышел, оставив Краснова пыхтеть от злости. Но тот быстро взял себя в руки, не хватало еще из-за этих уродов инсульт схлопотать.

«Вот оно олицетворение разделения МВД на два лагеря», — скорее с грустью, чем со злостью, подумал Краснов.

Конечно, и раньше система не была монолитной. Большинство было задействовано в коррупционных схемах, меньшинство боялось в них вписываться, злилось из-за этого, стучало на других. Но все равно, там в большей или меньшей степени рыльце в пушку было почти у всех. Просто у кого-то это доходило до громких коррупционных скандалов с судами и реальными сроками, а кто-то довольствовался парой бутылок коньяка от мамаши, если отмажет ее сыночка.

Теперь же ситуация создавалась кардинально, качественно иная. Раньше не было идеологии, и мела место лишь разная степень жадности и разная степень пренебрежения совестью. Но теперь именно две разных идеи клином вошли между бывшими друзьями, соратниками, сослуживцами, начальниками и подчиненными. Дело даже не в лизоблюдстве, к которому многие склонны, а именно в святой вере в правоту принятых представлений. Одни приняли реликт, как благо, другие как зло. Были и третьи, они всегда есть, те, кто относился к нововведениям с осторожностью, и был скорее на стороне вторых, чем на стороне первых.

Краснов задумался. Какой смысл этому сопляку-следователю было врать насчет спонтанной детонации реликтора? Сто раз пуганного полковника напугать? Это уж точно мимо тазика, и он не мог этого не знать. Скорее он таким образом пытался отстоять принятую им систему представлений. Значит, он сам в это свято верил. Пропаганда тому виной, или все же что-то за этим действительно кроется, и реликт не так безопасен, как кричат на всех углах за границей.

Впрочем, не было никакой разницы, так это или нет. Возможность опасности еще не означает ее наличие в статистическом выражении. Да, взрыв атомной станции является страшным событием, но за всю историю мирного атома их было два, в Чернобыле и в Фукусиме. А солярка сотнями тонн разливается чуть ли не каждые пару месяцев. В принципе, Краснов допускал, что реликтор может пойти вразнос при каких-то редчайших условиях, но если бы это случалось не пару раз, а чаще, поползли бы слухи.

«А то они не ползают, — одернул он сам себя. — Но на них обращает внимание лишь тот, кто уверен в опасности реликта. Я слышал такое много раз, но верю ли?»

Краснов прислушался. Голос сына, доносившийся из дальней комнаты, позвякивал истерическими нотками.

«Позорище», — подумал Краснов.

Он в который уж раз подумал, что ни гены, ни воспитание не имеют столь большого значения, какое им придают. Дети вырастают такими, какими вырастают. Если бы гены и воспитание на что-то влияли, не было бы такого, чтобы в одной семье один ребенок стал бы героем, другой предателем. Но это, пусть и не так контрастно, наблюдается повсеместно. При одинаковом воспитания, у одних и тех же родителей с теми же генами, дети вырастают очень уж разными.

Краснов с теплотой подумал о младшей дочери, с которой никогда не было подобных проблем.

После составления протокола сына увели в наручниках, а «Феррари» погрузили на подогнанный эвакуатор, сделали несколько снимков под капотом и увезли. Понятно, что этим дело не кончится, не миновать и служебного расследования по этому поводу. Краснов стоял у окна и от злости сжимал кулаки так сильно, что костяшки пальцев сделались белыми и холодными, как оконная рама.

В этой стране всегда было так. Любой прогресс, любое реальное улучшение человеческой жизни неизбежно натыкалось на формализм, бюрократизм, глупость и невежество, граничащее с мракобесием. Этой стране не хватает сильной руки. И уж точно не женской. А эта выскочка Александра Уварова всех доведет до цугундера. Как пить дать.

Краснов взял с тумбочки телефон и вернулся в кресло. Кому вот только звонить? Вся страна раскололась из-за этого реликта. Не понять, кто теперь друг, а кто, вот так, зайдет к тебе в комнату с блокнотиком и протоколом. Прямо, как в тридцатые годы. Не мудрено, что треть личного состава МВД начала превращаться в натуральных опричников госпожи Уваровой. Хоть увольняйся. Хотя именно это и грозит, скорее всего, после расследования. Нельзя было давать сыну пользоваться этой машиной. Но его нытье постоянное, что жрет тридцать литров на сотню надоело хуже язвы желудка. Жрет, купи «Матиз»!

Впрочем, сына винить было не совсем честно, так как идея поставить на «Феррари» контрабандный реликтор принадлежала самому полковнику. Тоже пожадничал. Да еще в уши напели, мол, за год окупится!

Пришлось рискнуть, хотя на некоторых дорогах, подобно камерам наблюдения и совместно с ними, стали устанавливать датчики, которые срабатывали при отсутствии теплового и газового выхлопа от автомобиля. А поскольку реликтор ничего, кроме чистой энергии, не вырабатывает и ничего не излучает, отслеживать их под капотами можно было без труда. Нет выхлопа, тут же машина под подозрение. Если после проверки окажется, чтоэто официальный электромобиль на аккумуляторах — хорошо. А нет, так влепят пять лет за использование запрещенных к обороту веществ. Подстраховались и против этого, поставили два конвертера под днищем, имитирующих тепловой выхлоп, да вот только не помогло. И это вот, как раз, самое подозрительное. Неужели кто-то сдал? Но кто? Кроме самого нелегального дилера о покупке никто и не знал. А уж тот не ведал ни регалий, ни имени, ни адреса покупателя. Загадка.

В данном случае Краснов не сомневался, что сына от суда он сумеет уберечь. Но дело ведь не в этом! Дело в том, что весь мир с успехом использует реликт в качестве нового и совершенно безопасного во всех отношениях источника энергии. А в России от него не просто отказались, а ввели мораторий и уголовную ответственность за использование. Под тем благовидным предлогом, дескать, что реликт плохо изучен и может оказаться опасным. Как всегда. Любая глупость в России, любое мракобесие, любая дикость всегда прикрывается марочкой «для всеобщего блага».

Краснов вздохнул и набрал номер своего заместителя. Вот вам и баба у власти! Вот вам и матриархат! Впрочем, по мнению Краснова, Александру Уварову и бабой-то назвать было сложно. Мужик в юбке — куда точнее. Не смотря на весьма женственную внешность, воля у нее была, конечно, как кремень. Эту бы волю, да в мирное русло.

— Да, господин Краснов! — ответили на другом конце линии.

— Виктор Семенович. Нехорошие у меня новости. Антона забрали, и машину тоже.

— Ту самую? — насторожился заместитель.

— Да. Я сейчас подъеду в управление, а вы провентилируйте вопрос на предмет того, что можно сделать в отношении Антона. На машину плевать, пусть эта сучка Уварова ей подавится.

Глава 3. В которой Фролов и Уварова придумывают, как постави