енно, старик, я в восторге! Они там столько всего наснимали, что куда не наступишь, по-любому это место в каком-нибудь ф��льме было. И это круто, старина, серьёзно, невероятное впечатление. Помнишь тот фильм, где они сначала поцеловались, а потом забыли об этом? Ну вот, я на той скамейке посидел, представляешь?
Майкл говорил так быстро, что не будь нейросети, я бы ни слова не понял. Да и так не особо успевал за потоком его мыслей.
— Видимо, это была лучшая скамейка в твоей жизни?
— Ну, вроде того. Но вид там уже совсем не тот. Знаешь, когда видишь чёрный океан и высохшие деревья, сложно поверить, будто это то же, что и в фильме.
— Наверное, потому я старые фильмы и не люблю.
— Да-да, я эти слова через раз слышу. Ты, кстати, нашёл ту пластинку? Кажется, Магомаев, да?
— Как раз сегодня в одной антикварной лавке отрыл.
— А вот это я никак не пойму. Зачем тебе это старьё? В фонде культуры есть всё, и притом в отличном ка
Неплохо. Сходил прогулялся, в Большой Театр заглянул.
Да, включай громкую связь.
шь, по-любому это место в каком-нибудь ф��льме было. И это круто, старина, серьёзно, невероятное впечатление. Помнишь тот фильм, где они сначала поцеловались, а потом забыли об этом? Ну вот, я на той скамейке посидел, представляешь?
Майкл говорил так быстро, что не будь нейросети, я бы ни слова не понял. Да и так не особо успевал за потоком его мыслей.
— Видимо, это была лучшая скамейка в твоей жизни?
— Ну, вроде того. Но вид там уже совсем не тот. Знаешь, когда видишь чёрный океан и высохшие деревья, сложно поверить, будто это то же, что и в фильме.
— Наверное, потому я старые фильмы и не люблю.
— Да-да, я эти слова через раз слышу. Ты, кстати, нашёл ту пластинку? Кажется, Магомаев, да?
Одним из сторожей был я, пятидесятивосьмилетний инженер, только-только закончивший разработку новой фабрики на Плутоне. Это казалось хорошим способом уйти от всех проблем. Пожить в одиночестве, подумать о вечном, а потом, когда контракт через двадцать лет кончится, вернуться к работе. Но я представить себе не мог, как будет тяжело просыпаться каждый день и видеть пустынную мёртвую планету.
— Процедура очистки окончена, — прозвучал женский голос искусственного интеллекта, и дверь в жилую капсулу разгерметизировалась.
— Спасибо, — тяжело выдохнув, поблагодарил я программу. Поднял свёрток и вошёл внутрь.
Тёплый, чуть приглушённый свет зажегся с открытием двери, а на панели напротив тут же появилась карта галактики с мигающими точками-колониями. Рядом, на соседнем экране, вокруг своей оси крутилась Земля с иссиня-чёрными морями и океанами и с песочного цвета пустынными материками.
Пусть мне и стукнуло три дня назад семьдесят восемь лет, я не мог вспомнить Землю иной. Той зелёной цветущей планетой, что осталась на старинных фото и в тысячах фильмов. Похожую красоту можно было встретить в далёких колониях, а Земля… Похоже, её конец я наблюдал своими глазами.
К концу 24 века мусор и токсичные отходы загрязнили природу до предела, и началось вымирание всего живого. В считанные годы погибли больше половины зверей и птиц, растений и рыб, насекомых. Затем, будто этого было мало, начал стремительно истощаться озоновый слой, и делом времени стала минута, когда космическая радиация прорвётся в атмосферу. Ситуация выходила из-под контроля, надежда исправить что-либо своими силами таяла на глазах, и назревало самое тяжёлое решение в истории человечества.
Двадцать лет назад, в 2394 году, совет Звёздной Федерации приказал покинуть столичную планету до тех пор, пока природа не восстановится сама. Либо навсегда, если все же Земля погибнет. Всё командование перебралось на Терра Нову — самую развитую из полутора тысяч колоний.
Вместо миллиарда последних землян командование оставило на Земле тысячу сторожей. Тех, кто добровольно вызвался наблюдать за процессом восстановления. Можно было обойтись и автономными станциями: андроиды собрали бы сведения гораздо точнее и оперативнее, но общественность не могла смириться с тем, что на Земле не останется людей.
Сторожам соорудили капсулы в крупнейших городах мира, обеспечили таблетированными питательными веществами и субстратом на ближайшие полторы сотни лет, а также снабдили искусственными деликатесами вроде кофе и шоколада для повышения морали. Медицинскими станциями для поддержания здоровья и молодости на клеточном уровне была оборудована каждая капсула, так что при лучшем исходе сторож мог прожить на Земле сотню лет, а то и больше.
Одним из сторожей был я, пятидесятивосьмилетний инженер, только-только закончивший разработку новой фабрики на Плутоне. Это казалось хорошим способом уйти от всех проблем. Пожить в одиночестве, подумать о вечном, а потом, когда контракт через двадцать лет кончится, вернуться к работе. Но я представить себе не мог, как будет тяжело просыпаться каждый день и видеть пустынную мёртвую планету.
Я часто бродил по улицам Москвы и не понимал, как такое возможно. Ни единой живности, ни тончайшей зелёной травинки. Когда мне было двадцать восемь лет, я оставил этот город шумным, суетливым, пусть не без проблем, но живым. А теперь не мог пройти без скафандра по тем местам, что поселились в моём сердце на полочке с названием «Детство. Отрочество. Юность».
Сложно было не только мне. За первые десять лет мы потеряли половину сторожей, ещё через пять лет нас осталась лишь сотня. А сегодня… Сегодня нас было только десять человек. Кто-то погибал по неосторожности, забыв об опасности, несколько человек умудрились заболеть и не воспользоваться медицинской станцией вовремя. Но большинство сходили с ума. Они твердили, будто слышат голоса родных и видят лица друзей в иллюминаторах. Это было самым страшным испытанием — их беспрерывно взывали милые сердцу люди, и от этого сдавались все без исключения. Кто раньше, кто позже, но все рассказывающие о галлюцинациях вскоре покидали капсулу без скафандра.
Поначалу большие потери возмущали командование. Они, сидя в тепле и уюте на Терра Нове, окружив себя помощниками и секретарями, верещали
Процедура очистки окончена, — прозвучал женский голос искусственного интеллекта, и дверь в жилую капсулу разгерметизировалась.
— Спасибо, — тяжело выдохнув, поблагодарил я программу. Поднял свёрток и вошёл внутрь.
Тёплый, чуть приглушённый свет зажегся с открытием двери, а на панели напротив тут же появилась карта галактики с мигающими точками-колониями. Рядом, на соседнем экране, вокруг своей оси крутилась Земля с иссиня-чёрными морями и океанами и с песочного цвета пустынными материками.
Пусть мне и стукнуло три дня назад семьдесят восемь лет, я не мог вспомнить Землю иной. Той зелёной цветущей планетой, что осталась на старинных фото и в тысячах фильмов. Похожую красоту можно было встретить в далёких колониях, а Земля… Похоже, её конец я наблюдал своими глазами.
К концу 24 века мусор и токсичные отходы загрязнили природу до предела, и началось вымирание всего живого. В считанные годы погибли больше половины зверей и птиц, растений и рыб, насекомых. Затем, будто этого было мало, начал стремительно истощаться озоновый слой, и делом времени стала минута, когда космическая радиация прорвётся в атмосферу. Ситуация выходила из-под контроля, надежда исправить что-либо своими силами таяла на глазах, и назревало самое тяжёлое решение в истории человечества.
Двадцать лет назад, в 2394 году, совет Звёздной Федерации приказал покинуть столичную планету до тех пор, пока природа не восстановится сама. Либо навсегда, если все же Земля погибнет. Всё командование перебралось на Терра Нову — самую развитую из полутора тысяч колоний.
Вместо миллиарда последних землян командование оставило на Земле тысячу сторожей. Тех, кто добровольно вызвался наблюдать за процессом восстановления. Можно было обойтись и автономными станциями: андроиды собрали бы сведения гораздо точнее и оперативнее, но общественность не могла смириться с тем, что на Земле не останется людей.
Сторожам соорудили капсулы в крупнейших городах мира, обеспечили таблетированными питательными веществами и субстратом на ближайшие полторы сотни лет, а также снабдили искусственными деликатесами вроде кофе и шоколада для повышения морали. Медицинскими станциями для поддержания здоровья и молодости на клеточном уровне была оборудована каждая капсула, так что при лучшем исходе сторож мог прожить на Земле сотню лет, а то и больше.
Одним из сторожей был я, пятидесятивосьмилетний инженер, только-только закончивший разработку новой фабрики на Плутоне. Это казалось хорошим способом уйти от всех проблем. Пожить в одиночестве, подумать о вечном, а потом, когда контракт через двадцать лет кончится, вернуться к работе. Но я представить себе не мог, как будет тяжело просыпаться каждый день и видеть пустынную мёртвую планету.
Я часто бродил по улицам Москвы и не понимал, как такое возможно. Ни единой живности, ни тончайшей зелёной травинки. Когда мне было двадцать восемь лет, я оставил этот город шумным, суетливым, пусть не без проблем, но живым. А теперь не мог пройти без скафандра по тем местам, что поселились в моём сердце на полочке с названием «Детство. Отрочество. Юность».
Сложно было не только мне. За первые десять лет мы потеряли половину сторожей, ещё через пять лет нас осталась лишь сотня. А сегодня… Сегодня нас было только десять человек. Кто-то погибал по неосторожности, забыв об опасности, несколько человек умудрились заболеть и не воспользоваться медицинской станцией вовремя. Но большинство сходили с ума. Они твердили, будто слышат голоса родных и видят лица друзей в иллюминаторах. Это было самым страшным испытанием — их беспрерывно взывали милые сердцу люди, и от этого сдавались все без исключения. Кто раньше, кто позже, но все рассказывающие о галлюцинациях вскоре покидали капсулу без скафандра.
Поначалу большие потери возмущали командование. Они, сидя в тепле и уюте на Терра Нове, окружив себя помощниками и секретарями, верещали
Сторожам соорудили капсулы в крупнейших городах мира, обеспечили таблетированными питательными веществами и субстратом на ближайшие полторы сотни лет, а также снабдили искусственными деликатесами вроде кофе и шоколада для повышения морали. Медицинскими станциями для поддержания здоровья и молодости на клеточном уровне была оборудована каждая капсула, так что при лучшем исходе сторож мог прожить на Земле сотню лет, а то и больше.
Одним из сторожей был я, пятидесятивосьмилетний инженер, только-только закончивший разработку новой фабрики на Плутоне. Это казалось хорошим способом уйти от всех проблем. Пожить в одиночестве, подумать о вечном, а потом, когда контракт через двадцать лет кончится, вернуться к работе. Но я представить себе не мог, как будет тяжело просыпаться каждый день и видеть пустынную мёртвую планету.
Я часто бродил по улицам Москвы и не понимал, как такое возможно. Ни единой живности, ни тончайшей зелёной травинки. Когда мне было двадцать восемь лет, я оставил этот город шумным, суетливым, пусть не без проблем, но живым. А теперь не мог пройти без скафандра по тем местам, что поселились в моём сердце на полочке с названием «Детство. Отрочество. Юность».
Сложно было не только мне. За первые десять лет мы потеряли половину сторожей, ещё через пять лет нас осталась лишь сотня. А сегодня… Сегодня нас было только десять человек. Кто-то погибал по неосторожности, забыв об опасности, несколько человек умудрились заболеть и не воспользоваться медицинской станцией вовремя. Но большинство сходили с ума. Они твердили, будто слышат голоса родных и видят лица друзей в иллюминаторах. Это было самым страшным испытанием — их беспрерывно взывали милые сердцу люди, и от этого сдавались все без исключения. Кто раньше, кто позже, но все рассказывающие о галлюцинациях вскоре покидали капсулу без скафандра.
Поначалу большие потери возмущали командование. Они, сидя в тепле и уюте на Терра Нове, окружив себя помощниками и секретарями, верещали
Процедура очистки окончена, — прозвучал женский голос искусственного интеллекта, и дверь в жилую капсулу разгерметизировалась.
— Спасибо, — тяжело выдохнув, поблагодарил я программу. Поднял свёрток и вошёл внутрь.
Тёплый, чуть приглушённый свет зажегся с открытием двери, а на панели напротив тут же появилась карта галактики с мигающими точками-колониями. Рядом, на соседнем экране, вокруг своей оси крутилась Земля с иссиня-чёрными морями и океанами и с песочного цвета пустынными материками.
Пусть мне и стукнуло три дня назад семьдесят восемь лет, я не мог вспомнить Землю иной. Той зелёной цветущей планетой, что осталась на старинных фото и в тысячах фильмов. Похожую красоту можно было встретить в далёких колониях, а Земля… Похоже, её конец я наблюдал своими глазами.
К концу 24 века мусор и токсичные отходы загрязнили природу до предела, и началось вымирание всего живого. В считанные годы погибли больше половины зверей и птиц, растений и рыб, насекомых. Затем, будто этого было мало, начал стремительно истощаться озоновый слой, и делом времени стала минута, когда космическая радиация прорвётся в атмосферу. Ситуация выходила из-под контроля, надежда исправить что-либо своими силами таяла на глазах, и назревало самое тяжёлое решение в истории человечества.
Двадцать лет назад, в 2394 году, совет Звёздной Федерации приказал покинуть столичную планету до тех пор, пока природа не восстановится сама. Либо навсегда, если все же Земля погибнет. Всё командование перебралось на Терра Нову — самую развитую из полутора тысяч колоний.
Вместо миллиарда последних землян командование оставило на Земле тысячу сторожей. Тех, кто добровольно вызвался наблюдать за процессом восстановления. Можно было обойтись и автономными станциями: андроиды собрали бы сведения гораздо точнее и оперативнее, но общественность не могла смириться с тем, что на Земле не останется людей.
Процедура очистки окончена, — прозвучал женский голос искусственного интеллекта, и дверь в жилую капсулу разгерметизировалась.
— Спасибо, — тяжело выдохнув, поблагодарил я программу. Поднял свёрток и вошёл внутрь.
Тёплый, чуть приглушённый свет зажегся с открытием двери, а на панели напротив тут же появилась карта галактики с мигающими точками-колониями. Рядом, на соседнем экране, вокруг своей оси крутилась Земля с иссиня-чёрными морями и океанами и с песочного цвета пустынными материками.
Пусть мне и стукнуло три дня назад семьдесят восемь лет, я не мог вспомнить Землю иной. Той зелёной цветущей планетой, что осталась на старинных фото и в тысячах фильмов. Похожую красоту можно было встретить в далёких колониях, а Земля… Похоже, её конец я наблюдал своими глазами.
К концу 24 века мусор и токсичные отходы загрязнили природу до предела, и началось вымирание всего живого. В считанные годы погибли больше половины зверей и птиц, растений и рыб, насекомых. Затем, будто этого было мало, начал стремительно истощаться озоновый слой, и делом времени стала минута, когда космическая радиация прорвётся в атмосферу. Ситуация выходила из-под контроля, надежда исправить что-либо своими силами таяла на глазах, и назревало самое тяжёлое решение в истории человечества.
Двадцать лет назад, в 2394 году, совет Звёздной Федерации приказал покинуть столичную планету до тех пор, пока природа не восстановится сама. Либо навсегда, если все же Земля погибнет. Всё командование перебралось на Терра Нову — самую развитую из полутора тысяч колоний.
Вместо миллиарда последних землян командование оставило на Земле тысячу сторожей. Тех, кто добровольно вызвался наблюдать за процессом восстановления. Можно было обойтись и автономными станциями: андроиды собрали бы сведения гораздо точнее и оперативнее, но общественность не могла смириться с тем, что на Земле не останется людей.
