Николай Грицай

105 Дней

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Николай Грицай, 2018

Наше время. Многоликий мир, но после случайной встречи его и её, голой незнакомки, на пустынной ночной трассе мир сузился до двух индивидуальностей, тяготеющих друг к другу. С этого момента его, русского эмигранта в Америке, жизнь уже не будет такой, как прежде. Но если где-то прибывает, то в другом месте — убывает. Этой загадкой занят детектив полиции, расследуя исчезновение девушки, появившейся в другом месте в виде вполне живой таинственной женщины.

18+

ISBN 978-5-4493-8825-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. 105 Дней
2. Часть I
   1. Пролог
   2. Глава I. Новая жизнь
      1. 8.20 ам 22 апреля
   3. Глава II. Fio, ergo non sum
   4. Глава III. Пропажа
   5. Глава IV. Первый день — первый луч Солнца
   6. Глава V. Форрест Гамп
   7. Глава VI. Все-таки человек… наверно
   8. Глава VII. Сложности. Психологический портрет
   9. Глава VIII. Попал в поле зрения
      1. 12.11 pm., 6 мая
   10. Глава IX. Отвлечение работой
   11. Глава X. Тесный мирок одного фургона
       1. 11.41 ам, 13 мая
   12. Глава XI. Прояснение
       1. 10.05 ам, 22 мая
   13. Глава XII. Продуманное продолжение. Вторжение
       1. 9.15 ам, 24 мая
   14. Глава XIII. Друг Оуэн
   15. Глава XIV. Взаимные излияния
   16. Глава XV. Продолжение долгого философского дня переходящего в ночь
       1. 21.12 pm 2 июня
   17. Глава XVI. Новый день. Суета
       1. 6.52 ам, 3 июня
   18. Глава XVII. На прогулку
       1. 14.52 pm, 3 июня
3. Часть II
   1. Глава I. Начало
      1. 18.36 pm., 3 июня
   2. Глава II. Ночь
   3. Глава III. Перемены — они не всегда к лучшему
      1. 12.25 pm, 4 июня
   4. Глава IV. Она сама нашла нас
      1. 11.20 ам, 5 июня
   5. Глава V. Пересеклись
      1. 6 июня
   6. Глава VI. Страшный голос
4. Часть III
   1. Глава I. Новые муки одного очень долгого дня
   2. Глава II. Огни большого города
   3. Глава III. Лабиринты
   4. Глава IV. Обрыв
   5. Глава V. Ветреные разговоры на краю рая
   6. Эпилог. Письма самому себе с четвертого этажа мертвого дома
   7. «Писано Первого дня новой эры, Эры Меня, нового времени от рождества собственного», —

Solus cum sola non cogitabuntur orare «Pater noster»[1]

[1] Мужчина с женщиной наедине не подумают читать «Отче наш» (встреч. у Виктора Гюго)

Часть I

Пролог

Как много раз мы представляли, а может и не представляли, стараясь избегать этой темы до конца, в своем воображении. И лишь немногие из нас, осторожно, лишь в уме, про себя, вне себя, превзойдя страх и необъяснимое омерзение заглядывали туда, пытаясь вообразить, что же это такое и каково оно может быть. Теперь же, когда это все, очевидно, уже близко, когда человечество словно чувствуя, взбесилось, отпустив тормоза, летя навстречу томительной неизбежности, края неизвестности приподняты — и мы, откинув страх и робость первого шага, делаем смелую попытку разобраться в произошедших событиях, купив билет в первый ряд.

Истекшее время, как часы бомбы с временным механизмом, заканчивало свой ход, делая шах и мат в партии длиной в жизнь. Неизвестно, кто сделал первый ход, и были ли это белые фигуры, одно точно известно теперь — партия закончилась не в нашу пользу. Надо признать, что хотел бы посмотреть на человека, который поставил бы под сомнение такой исход, с учетом того, сколько тактических и просто от неопытности, наделали мы лишних и неправильных ходов, что и привело к описанным событиям. Перед падением насмерть короля поздно уже что-то менять. Теоретически, еще можно попытаться что-то исправить, но это, скорее, растянет агонию. Теперь-то точно знаем, что все, даже сами последние лгуны осознают правду, лишь бояться или не хотят ее озвучивать, вплоть до того что лгут сами себе, спасаясь от собственного сознания. Лишь осознание неизбежности и неотвратимости скребет душу непониманием и внутренним сопротивлением, злым и горячим, но, увы, бессильным. Каковым всегда и было.

Многие представляли это, даже описывали, даря плоды своего воображения всем желающим и интересующимся, но, как зачастую бывает, все произошло не так, как кто бы то ни было мог предположить, быстрее и масштабнее. Вероятность была будто далеко — завтра, в крайнем случай послезавтра, и значит есть еще такие долгие два дня, а потом еще и мучительный процесс… Так что занятое веселым времяпрепровождением человечество даже не успело ничего сообразить, не ожидая коварного удара с такой стороны, посматривая все вверх. В эпоху глобальной глобализации всего глобального, когда объединено и укрупнено все то, что несовместимо даже в принципе, века телекоммуникаций и сверхсветовой скорости распространения последних новостей, зачастую, ложных, пустых и никчемных, оно вовсе не заметило тех маленьких изменений приведших к большим последствиям. В последнюю секунду, возможно, показалось, что нас обманули, не дав второго шанса. Признаться честно, как непосредственный участник этих событий (в принципе, как и все остальные) в последний миг я подумал, что не нуждаюсь в оскорблении предоставлением последней попытки, поскольку имел достаточного этих самых шансов в течение жизни, но не воспользовался ни одним. Так мог ли меня спасти этот действительно последний? Что же, времени осталось лишь, чтобы дать один короткий ответ — неважно, положительный или отрицательный. Но его хватило лишь на то чтобы родить в пространство еще один жирный вопрос — а надо ли отвечать? Зачем нужно это здесь и сейчас? И нужно ли вообще?

Как всегда, время было благосклонно, терпеливо выждав постановку даже не одного, а нескольких вопросов, которые так и останутся без ответа вовеки. Впрочем, ответ имеет значение в случае интереса или поучения, но не в пустоте. Поэтому, осознавая всю ответственность оставления их в вечности неразрешенными, предадимся воспоминаниям, проносясь ураганом образов и отрывков фотографических моментов жизни по бездорожью истории. Столь длинные две секунды, как вечность, позволят сделать мне последний акт. И останется еще полсекунды на жизнь и на раскрытие тайны этого. Как много!

Глава I. Новая жизнь

8.20 ам 22 апреля

В эту пору года здесь всегда такая погода, — ветреная, но довольно теплая как для середины весны. Деревья за окном гнулись, и, наверно, стонали под сильной рукой Зефира, играющего с ними как с послушными игрушками, не обращая внимания на их плач и стон о пощаде. Безжалостному ветру было все равно, как и человеку, наблюдающему эти страдания через окно, скрывающее стоны и мольбы деревьев, погруженных поневоле в дикий танец. Лишь безумные, причудливые образы телодвижений проходили сквозь бездушное стекло. Концы кроны клонились вперед и назад, творя низкие поклоны и пытаясь снискать пощаду, уповая на стволы, которые делали свое дело, впиваясь все сильнее в спокойную и умиротворенную почву, хранительницу благ и жизни, дарующую покой и стабильность.

Давно взошедшее солнце, проливаясь огнем в пространство, лишь усиливало мучения растений, занятых, словно кроты под землей, скованной бетоном, поиском живительной влаги, необходимой как квинтэссенция существования, жизни и процветания, радости перерождения в молодых побегах, и ощущения, что все что было, — было не зря. Впрочем, в этом, Божьем мире, вряд ли может быть что-то зря, разве что только сам человек как всегда ошибочно определит для себя и всей остальной живой и не живой материи ее ценность и значимость через категорию «прошедшее зря или на пользу» зачастую неправильно отражая сущность всего окружающего в запылившихся в последнее время донных зеркалах души. Если же что-то упорно нам кажется пустяшным, зрячим, не нужным — то, скорее всего дело не в этом явлении, а в нас самих, не постигнувших их истинного предназначения и смысла. И дай Бог, чтобы он открылся нам, хотя бы в конце жизни.

«Пора на работу! Хватит философствовать…» — подумал человек, отрываясь от большого прямоугольного окна почти на всю стену, поднявшись с офисного кресла, которое со скрипом выдохнуло. Мужчина, 36 лет, немного помятого вида не стал выключать компьютер, за которым просидел полночи, уходя.

Не собираясь, не причесываясь и не умываясь, он просто заглянул в зеркало и, поправив клок волос, прошел в коридор за ключами от машины. Взяв джинсовую куртку и уже было собрался ее надеть, вспомнил, что работает в «серьезной» организации, как любил говорить его шеф, и, повесив ее обратно, взял пиджак. Достав из кармана куртки водительское удостоверение, мужчина машинально глянул на него.

Вверху красовалось «CALIFORNIA», но не это интересовало мужчину, а имя их обладателя. «Dimitry Asthahov» — вновь разбудила старые чувства, надрезав едва затянувшуюся сухой коркой ранку, надпись.

— Какой к черту Димитрий? — в который раз пронеслось в голове, — как будто грек какой-нибудь, говорил же, как правильно, нет, все по-своему сделали. Еще и фамилию усложнили. Как-то все не так… как мечталось.

Дмитрий бросил удостоверение во внутренний карман, вышел на улицу. Было хорошее, солнечное утро. Если бы не приличный ветер, запутавшийся в вершинах деревьев, и тщетно пытавшийся вырваться, раскачивая их, было бы даже жарко. Впрочем, обычное утро пригорода Окленда, округ Аламида, Калифорния.

Машинально осмотревшись, и не увидев никого из соседей, Дмитрий подошел к своей машине. Его Форд, не старый, но и не новый, обошелся довольно дешево, и, будучи экономичной машиной, вполне удовлетворял хозяина. Конечно, хотелось большего, но для четвертого года эмиграции, и это было вполне прилично — машина и даже дом (пусть скромный, зато собственный). Так думал Дмитрий по дороге на работу, которая даже на машине занимала около получаса.

Часть дороги проходила по возвышенности, с которой влево открывался отличный вид на Кремниевую Долину, такую заветную и сладкую, как мечта, что завела странника так далеко от дома. Эта долина для Дмитрия не была скоплением городов и городишек, Пало-Альто или Сан-Хосе или еще чем-то, она было просто Долина, Мечта… Уже совсем такая близкая, но все же еще далекая. Оторвавшись от этого вида, Дмитрий посмотрел прямо, где далеко, но уже различимо, в дымке, виднелся даунтаун Окленда, его места работы.

— Да, это не Долина, — подобно герою Ильфа и Петрова подумал он. — Но довольно близко. Кто знает? Может быть, скоро найду что-нибудь приличнее и поближе, или в самой Долине?

Надо признать, что такие вот самоутешения в последнее время звучали в голове у Дмитрия все чаще. И касались все большего спектра вещей. Не то чтобы новая жизнь не удалась, нет. У него была вполне сносная работа, жилье, он хорошо уживался с новыми коллегами в чужой стране. Даже иногда по праздникам его звали соседи в гости. Но все, же чего, то не хватало, хотелось большего. Может быть, просто слишком ослепительные картины рисовало воображение там, дома, в родном краю перед подачей документов в консульство. «Я, программист, со стажем работы над сложными проектами. Специалист по искусственному интеллекту! — гнало его воображение, — да неужели я не найду работы? Не приживусь и не достигну успеха?». Где-то глубоко в подсознании Дмитрий знал, что не просто может, а будет совсем все иначе, и всего придется добиваться постепенно. Мечта же была слишком яркой и засветила голос разума. «В общем», — заключил Дмитрий, — «я знал, на что шел!»

Вдруг, его задумчивость прервала нестерпимая боль в животе, отчего закружилась голова и свет померк в глазах. Чтобы не попасть в аварию, остановился, съехав на обочину.

— Ого, а еще говорят, что славяне упиваются до потери сознания! — тут Дмитрию вспомнился вчерашний вечер, когда он с коллегами, друзьями, устроили вечеринку с девочками. Нет, Дмитрий не пил много, зная, что завтра на работу, просто пили непонятно что, даже еще возможно курили что-то, точно не помнил. Сознание просветлело лишь только когда, придя домой, буквально плюхнувшись за компьютер, тщетно пытался туманной головой понять, сколько же время сейчас там, «у нас», чтобы связаться с кем-нибудь из оставшихся так далеко, как будто в прошлой жизни, тезкой Димкой, Лехой и Наташкой.

Внезапно, Дмитрия посетила еще одна мысль, от которой он содрогнулся, и сглотнул слюну, сильнее схватив руль:

«Точно помню, что вчера были какие-то женщины, такого, облеченного поведения, кажется четверо, — когда они пришли мы уже были укуренные. И хоть убей, не помню, использовал ли я защиту? Этого еще не хватало… подцепить чего-нибудь. Тогда все, накрылась моя мечта» — он машинально глянул влево, через дорогу, где лежала такая большая и вся зеленая от растительности, залитая светом калифорнийского солнца, Долина.

Пронесшийся мимо автомобиль шуршанием шин по асфальту вывел человека из анабиоза задумчивости. Он прислушался — в животе закончилась война, и бы подписан мир. Голова тоже порадовала трезвостью и тишиной — можно было ехать, поскольку уже и так опаздывал. Домчавшись до работы без приключений, Дмитрий быстро взбежал на третий этаж, где находился его отдел программистов поддержки небольшой софтверной компании. Он никогда не пользовался лифтом. Да и зачем? Третий этаж…

Вспомнился Нью-Йорк, его первый американский город, в который он попал сразу после эмиграции. Вертикальные стены, — зеркальные и каменные, темные от времени и пыли, и совсем новенькие, только что возведенные. Люди знакомились в лифтах, по дороге на работу, свой этаж или отдел. Нью-Йорк вдохновлял, впечатлял и гнал вперед к осуществлению мечты. Подгоняемый эйфорией, Дмитрий быстро нашел работу, почти такую же, как здесь, в Калифорнии, у «подножия» его Кремниевого «счастья». Мелкая компания по производству разнообразного прикладного софта нуждалась в таких вот молодых и амбициозных «талантах». Но Дмитрию быстро надоело писать «утилиты», твикеры и «клинеры», считавшим, и в принципе, небезосновательно, себя способным на большее. Хотелось вызова, сложностей. Через полгода, он полностью осознал, что в Большом Яблоке он не сможет найти большую работу по специальности, — «ориентация» города была немного другая. Да и к тому же зима! Он, без преувеличения, ненавидел зиму, даже там, дома.

Дмитрий был вынужден, по велению мечты, опять «эмигрировать» в поисках себя в новом мире и Калифорнии. Оказалось, что в Долине уже все забито, и даже очередь на десять лет вперед, и что самое главное, все эти претенденты ничем не уступали по амбициям и таланту его, а, возможно некоторые и превосходили. Чтобы свести концы с концами, пришлось устроиться на работу в ту фирму, в которой он вот уже три года успешно работает, в тоже время рассылая резюме в известные фирмы-бренды, входящие непосредственно в структуру Долины. К тому же, старался выполнять свою сегодняшнюю работу качественно, творчески и быстро, считая, что таким образом можно привлечь внимание более крупных акул бизнеса. Вот только реакции со стороны руководства своей фирмы, пока что он с прискорбием, не замечал.

Зайдя в главный зал, где находились огороженные углы, в которых как в клетках сидели программисты, он увидел своих коллег и по совместительству друзей, уже бывших на рабочих местах. Он прошел к своему месту. Компьютер его работал. Коллеги и вчерашние «собутыльники» улыбались.

— Опаздываешь? — загадочно спросил Клайв, улыбаясь своим полноватым лицом, и подмигивая другому мужчине, Оуэну, выглядывающему из-за своей перегородки. Клайв считался, или его считали лучшим другом Дмитрия, и заводилой этой узкой компании из троих мужчин. — Я включил твой компьютер, поскольку шеф искал тебя, витая коршуном над нами… и если бы увидел что тебя нет… даже не знаю, чем оправдаться! Но я сказал, что ты вышел на пять минут! Поспеши, а то он уже наверно заждался.

Дмитрий бросил портфель на стол, стал поправлять воротник рубашки, готовясь к встрече с шефом, размышляя, о чем может идти речь. Может об этом?

— Ну, ты как вообще? — полусерьезно полушутя спросил Клайв. Он сидел, развалившись на офисном кресле, подбрасывая и ловя новенькую пачку сигарет. Дмитрий же стоял, и они прекрасно видели друг друга из-за перегородки. — Что-то вчера неважно выглядел… А еще русский называется!

— Да, — протянул Дмитрий, — у меня мало практики в таких делах.

— Ну-у, — это поправимо! — поймав очередной раз пачку, заверил Клайв. Из-за соседней перегородки хихикнул невидимый Оуэн. — А мы еще и позже просидели… и уже на рабочем месте.

— Если бы я жил в пяти кварталах отсюда — может вообще только двадцать минут назад проснулся бы! — возмутился Дмитрий. Клайв сделал круглые глаза и покрутил головой:

— Так переезжай! Ты парень рисковый…

— И на том спасибо. Я к шефу!

— Нас не забудь вспомнить, передай, — своей успешной работой ты обязан друзьям, то есть коллегам! — показался из-за перегородки Оуэн. Точнее только продолговатое, выбритое лицо. Его светлые волосы были небрежно уложены. Свидетельство бурной ночи. У него было странное свойство — он улыбался только губами, если же убрать их, то невозможно было определить ни по глазам, ни по другим частям лица, шутит он или нет.

Кабинет шефа находился на четвертом этаже. Поднявшись и пройдя по стройным рядам таким же кабинок, как и на третьем, но для программистов рангом повыше, Дмитрий подошел к кабинету начальства. Но сзади его окликнула секретарь, указав, что сейчас входить нельзя и что начальник скажет, когда можно. Долго ждать не пришлось и, освободившись, шеф позвал Дмитрия.

Это был высокий, выше 6 футов роста мужчина, 48 лет, с продолговатым, узким лицом, еще молодым, но уже имеющим достаточно морщин. Крупный нос помещался поверх тонких, почти бесцветных губ. Карие глаза были прищурены, смотря на мир через тонкооправные прямоугольного стекла очки. Редкая светлая шевелюра была почти всклокочена. В общем, смотрелся начальник внушительно.

Мистер Джером Бойл, именно так представляла табличка на столе у начальника, зеркальная и основательная, стоявшая как постамент посередине, ближе к противоположному краю от ее обладателя. Как и любой, чрезвычайно занятый, но вынужденный уделять внимание простым смертным, начальник, Бойл, не отрываясь от изучения бумаг, пригласил Дмитрия сесть. Тот повиновался, и, устроившись поудобней, быстро осмотрел кабинет начальства. Все скромненько и по необходимости. И так не менялось годами. Все было точно также как и в тот первый раз, когда он вошел в этот кабинет. «Да, это не Нью-Йоркский офис на 46 этаже!» — подумал, точь-в-точь как полчаса назад в машине. — «Кто знает, может быть вот этот напыщенный человечек также как и я мечтает о чем то большем… офисе на 7-й авеню и 46 этаже с видом на…» — но не успел закончить мысль, течение их перебил шеф:

— Ваша работа — впечатляет! — заключил Бойл, отрываясь от бумаг. Видимо это были сведения о работе персонала компании. Он помолчал, разглядывая своего подчиненного. Затем:

— Знаете, честно, откровенно, — доверительно произнес босс, продолжая рассматривать Дмитрия, — вы мне нравитесь больше чем некоторые из местных. В вас есть задор, энтузиазм, рисковость, наконец! Вы не работаете, чтобы просто работать, вы работаете с целью! А когда растет сотрудник, — растет и компания! — завершил логическую цепь Бойл. Затем отложив кипу бумаг и сняв с переносицы такие идущие ему и уважняющие его очки, продолжил. — Что же, буду честен до конца. Наша компания это не гигант отрасли, и даже не середняк ее. Но мы ищем свое место под солнцем и у нас есть свои клиенты, очень влиятельные персоны и корпорации. От их удовольствия, или же не удовольствия, зависит судьба нашей компании, а значит и карьера каждого работающего в ней. Ну, это и так очевидно. Главное что бы вы продолжали в том же ключе, росли все больше и больше и я гарантирую вам карьерный рост. Возможно даже не в нашей компании. Осенью этого года, я буду на одной известной it экспо в Сан-Франциско, у меня там много знакомых, менеджеров действительно больших компаний из Долины, и мы ежегодно встречаемся там. И они постоянно спрашивают меня о наличии перспективных людей в нашей отрасли, так сказать по рекомендации. Следует сказать, что идеология нашей компании никогда не могла себе позволить удерживать силой перспективного работника, который может пригодиться другой, более крупной фирме. Это наша стратегия и цель — взрослея как специалист, двигаясь к цели, мечте, работник ведет и наше общее детище ввысь, к новым вершинам! — он приостановился, чтобы набрать воздуха. — И знаете, это психологически действенный механизм, так сказать наша изюминка. Вы понимаете, о чем я?

Дмитрий кивнул, и пожелал про себя, чтобы шеф скорее перешел к главному. Что тот и сделал:

— Но для того чтобы получить рекомендацию, нужно обратить на себя внимание — талантом или чем-нибудь еще! Вы выделяетесь всем — и пунктуальностью и профессиональной чистоплотностью, и даже не без таланта… — Дмитрий поежился, — неловко прозвучало. — В общем, у вас есть все, чтобы не останавливаться на достигнутом! И вот, я прошу вас пройти, возможно, последний экзамен для карьеры успешного, высокооплачиваемого программиста. Вот! — Бойл взял тугую папку бумаг и несколько дисков, все это время лежавших у него на столе по правую руку. — Вот, небольшое задание вам, и одолжение нашей фирмы родственной компании. Это техническое задание и описание необходимого результата одного интересного проекта с применением идей искусственного интеллекта… Это кажется по вашей специальности и увлечениям? Вот и хорошо! От вас требуется лишь разработать общий механизм работы, алгоритм и описать базовые конструкции, так сказать в общих чертах… Естественно, эта внеплановая работа не останется незамеченной и в финансовом плане, не говоря уже о карьерном аспекте! Договорились? Вот и чудесно…

Закончив свою блистательную речь, Бойл видимо остался собой очень доволен. Откинувшись на спинку кресла, он всем своим видом показывал, что он закончил и что хотел бы остаться один. Дмитрию тоже не очень хотелось дальше оставаться здесь, — он получил не совсем то, на что надеялся. Скрывая ироническую улыбку, поднялся. Впрочем, он уже привык, с ним это теперь часто происходило. «Раскланявшись», Дмитрий удалился, погрузившись в мысли. Переведя на простой английский, без сиропа высоких речей, его разговор с шефом выглядел примерно так: «Ты парень тут поработай внеурочно, а мы тебе на крайний случай подбросим деньжат… немного, ну может в размере месячной зарплаты, которая чудесным образом подпадет под премию. И еще может быть, если не забуду когда буду в Лас-Вегасе или Сан-Франциско вспомню о тебе на какой-нибудь попойке. А мы же сострижем деньжат с „родственной“ компании за такой труд! Тем более за „алгоритм работы и базовые конструкции“ искусственного интеллекта!» Да это большие, потенциально, деньги, — подумал Дмитрий, спускаясь вниз на третий этаж. Но контракт с компанией так устроен, что вся интеллектуальная собственность, созданная им, Дмитрием Астаховым, подневольным программистом, во время действия этого контракта, принадлежит ей. К сожалению, отказаться уже было поздно.

Не хотелось говорить обо всем этом Клайву и Оуэну, что напрягли дармовщинкой, решил промолчать. И войдя в зал третьего этажа, Дмитрий принял наиболее непринужденное выражение лица, какое только позволяло ему его актерское мастерство.

Коллеги работали, или делали вид. Он не стал всматриваться. Сел за свой стол и хлопнул полученной папкой по столу. Диски выпали из нее, он небрежно вложил их назад.

— Неужели все настолько хорошо? — послышалось из-за перегородки, на которой висел календарь и за которой должен был находиться Оуэн. «Началось» — подумал Дмитрий. Потянув немного время, решил все-таки не отвечать.

— Помочь переехать на четвертый? — теперь не выдержал Клайв. В голосе слышался смех.

— Чуть позже, — бросил Дмитрий, не зная с чего начать: с повседневной работы или попытаться избавиться от внезапно навалившейся работы быстрым ударом интеллекта в лоб.

— Ну, ты если что не забывай нас… — неслось из-за перегородки, перемешанное стуком клавиш. «Опять в чате сидит!» — мелькнуло у Дмитрия. — «Код так быстро не пишется…»

— А как же, забудешь!

— Да ладно тебе, — появилось лицо Клайва над перегородкой, — не ты первый и не последний. Я, например, здесь уже семь лет работаю, — и ничего, живой. Что наобещал наш чудесный шеф? Рост карьеры?

— Это его любимое блюдо, он подает его горячим! — подтвердил Оуэн. — Сегодня уже человек десять обработал. И лишь один купился…

— Я не «купился», просто неохота было зарываться в диспут.

— Расслабься, — пробормотал Клайв Дмитрию, — это он не про тебя, а про того ботаника с четвертого — Джека Барби. Девять человек с его отдела сидят примерно как ты, в задумчивости от внезапно свалившегося счастья, а он бегает, исполняя работу, и уже наверно видит себя в кресле Бойла. Рождаются же раз в триста лет такие идиоты?

— Гораздо чаще, — заверил из-за перегородки Оуэн. — Кстати, хочу тебя ободрить! Все не так страшно, может даже прикольно: это в своем роде доверие, ведь Бойл не хочет оказаться болваном, поставившим свою репутацию на кон, отдав проект серьезного левого заработка профану? Вот, например, нам с Клайвом никогда ничего такого не преподносили.

— Более того, — нам даже доплачивают, чтобы мы держались подальше от серьезных проектов! — подтвердил, не без улыбки, Клайв. Затем он, завидев кого-то вдалеке, над всеми перегородками, опустился в свой угол. Такие подбадривания, признался себе Дмитрий, не очень помогли. Перспектива остаться на рабочем месте на ночь перебивала все позитивные моменты. Если, они конечно, были. В ситуации эмоционального тупика, Дмитрий подсознательно выбирал нечто более свежее, позволявшее сосредоточить больше ментальных сил для решения навалившейся проблемы. Иными словами, Бойл все же был неплохим психологом, по его же собственному признанию, поскольку знал, что Дмитрий обязательно возьмется за дармовой труд и обязательно в первую очередь.

Рабочий день, погруженный в атмосферу спешки и скомканности, промчался быстро. В конце его, Клайв и Оуэн, сочувственно похлопав друга-Дмитрия по плечу и прихватив третьего — охранника Исмаила, удалились дальше жить своей американской жизнью. Другой новый американец, остался в пустом офисе, доделывать работу.

На восьмом часу разбора алгоритмов и описаний переменных, Дмитрий вдруг заметил, что работа, которую ему подкинули, не такая уж и простая. Сказывалось, что он давно не занимался проблемами ИИ. Впрочем, работа продвигалась, но медленно. Где-то уже за полночь, оторвавшись от монитора Дмитрий, осмотрел туманных взглядом пустой, полутемный офис, и почувствовал себя одиноко. Поддался пленительному желанию бросить все сейчас же.

Поднялся и вытянулся во весь рост, отчего хрустнули позвонки и еще какие-то суставы помельче, о нахождении и названии которых Дмитрий и не подозревал. Снова осмотрелся. Тишина и покой офиса, казалось бы, навевали спокойную рабочую атмосферу, особо творческую, созданную для продуктивной работы. Но только не уставшему телу хотелось вот именно сейчас вить из себя нитки разумных идей и что-либо делать. Удивительно было то, что только он остался доделывать задание, все другие «осчастливленные» уже были в других местах.

За окнами чернела ночь и желтые пятна фонарей, достававших макушками как раз к третьему этажу. Там, за окном, была спокойная ночная жизнь, прохлада и бриз залива, — здесь духота и запах пластмассы, нагретой десятками компьютеров.

Дмитрий так устал, особенно душевно, что даже не хотел ехать домой сам, пять минут размышляя, вызвать ли такси или все же решится на последний рывок этого дня, точнее прошедшего, но плавно перетекшего в суматоху нового. Решив все-таки самому добираться, пошел к выходу, взглянув на часы. Осознание того что через несколько часов снова сюда возвращаться сожгло последние силы. На удивление, Дмитрий совсем не спешил. Шел медленно, словно считая ступени лестницы, невзирая на то, что крадет у себя драгоценные минуты отдыха. Но спешка была для него теперь еще преступнее, чем промедление. И на то были свои причины.

Глава II. Fio, ergo non sum[1]

01.12 ам, 23 апреля

Попрощавшись с ночной сменой охранников, ошалевший от всех этих переменных локальных, глобальных, и просто уже смешавшихся, от функций и классов, Дмитрий шел по нежной прохладе паркинга. После духоты офиса, наполненного теплым, насухо высушенным, круглосуточно работающими компьютерами, пропитанного запахом нагретой пластмассы, воздухом, лишь отдаленно напоминающем дыхательную смесь, было приятно пройтись по свежему воздуху. Чувствовалось дыхание океана, или может быть залива Сан-Франциско. Неважно, было просто чертовски приятно. Не хотелось садиться в душную машину, накопившую тепло за день, и теперь бережно его хранящую, чтобы отдать севшему в нее. Решил открыть свое, водительское, и задние окна. Нужно было ехать домой, чтобы выспаться и завтра снова погрузиться в этот, честно говоря, начинавший поднадоедать, мир алгоритмической чепухи.

Пронесшиеся лишь на мгновение, такие мысли не могли не напугать Дмитрия. Его специальность, — единственное, что он мог, и мог хорошо и чем был интересен здесь, во все еще новой для него стране больших возможностей маленьких людей. С этой специальностью он связывал свое будущее и карьеру, — и вдруг такие мысли! Именно это умение позвало и дало надежду, когда он только задумывался об эмиграции. Начал искать оправдание такой ситуации, — усталость, конвееризм, спешка. Не было времени остановиться, подумать, отшлифовать сделанное, выдав на выходе, как хорошо написанная функция заранее известный правильного типа результат. Но, к сожалению, в современном мире программирования шедевры уже почти не нужны, — нужен результат в срок указанный заказчиком, и для его соблюдения можно воспользоваться собственноручно сделанными библиотеками или же, уплатив денежку, пользоваться чужим трудом. Именно отсутствие свободного, прежде всего во времени, творчества и порождали такое уныние и апатию. Но лишь иногда, поскольку временами времени не хватало времени чтобы осмотреться, не то что унывать и хандрить. Ритм жизни диктовал свои законы, и не прислушиваться к которым нельзя было, — можно было остаться за бортом, потеряв нити мечты.

Дмитрий еще немного постоял под прохладными потоками, выкурив сигарету. Сел в машину, неохотно взглянул на здание, маячащее несколькими горящими окнами офиса где он работал, и, заведя машину, поехал домой.

Через открытые окна салон заливало прохладой, ветер метался по всем укромным местам, игрался с безделушкой, висевшей на зеркале заднего вида. Была так приятна эта прохлада и тишина окружающего мира, лишь тихие звуки из динамиков, нарушавших абсолютную тишину, пели голосом Боуи, приглашающего кого-то потанцевать… Дмитрий не был поклонником таланта этого исполнителя, но здесь и сейчас он звучал просто великолепно.

Умиротворение и спокойствие, казалось разлилось по миру и уставшей душе человека, утомившегося, лишь чуть-чуть, на мгновение, от погони за птицей счастья.

Дмитрий почти совсем сбросил скорость, чтобы подольше побыть в этом блаженстве отсутствия спешки, столь желанном в последнее время состоянии. Это состояние и хандра, пройдет, завтра он снова будет добрый улыбчивый и приветливый — здесь так любят. Он спрячет свой внутренний мир глубоко-глубоко, так что даже иногда и самому будет сложно его отыскать. А сейчас, всего-то минута слабости, минута человеческой слабости и немощности в этом быстром, рациональном, бесчеловечном, но таком любящем поговорить о добре и благословении, мире.

Спидометр тихо отщелкивал мили-километры, словно пересчитывая разделительные линии на асфальте, иногда переходившие в сплошную. Вот Дмитрий проехал то место, где он сегодня… нет, уже вчера останавливался, чтобы прийти в себя. Да, он определенно любил именно вот этот участок пути на работу. Возможно из-за вида открывавшегося с него? Справа мелькали огоньки габаритов ограждения, за которыми была пропасть. Еще дальше, за черной пропастью, была она, мечта, мелькавшая тысячами огней, мерцавших словно миллионы светлячков приземлились в темноте. Где-то гуще, где-то реже…

«Странно, — неслось в голове у Дмитрия вместе со столбами ограждения, — живу в самом населенном городе Долины… ну может не в самом городе, и не Долины… Вот черт, снова мысли путаются и сбиваются… Только начинаешь думать, как тут же встрянет это но!»

Дмитрий отвлекся от управления лишь на секунду или может чуть больше, но этого хватило чтобы потерять из вида путь перед ним.

После того как в его голове проскочила последняя мысль о вреде но, как тут же его боковое зрение увидело нечто белесое, отливающее белизной при свете фар, быстро приближающееся навстречу по его полосе движения. Моментально повернув голову по направлению движения, оторвавшись тем самым от гипнотического вида долины, Дмитрий заметил, что это была фигура человека, точнее женщины. Дмитрий ехал почти медленно, но и этого было достаточно чтобы столкнувшись выбросить ее за ограждение.

Дмитрий мгновенно выкрутил руль влево, выкатился на встречную полосу, даже не посмотрев по сторонам. Смотреть было некогда — как только его машина оказалась на встречной полосе, в боковом пассажирском окне пронеслась фигура странницы. Что это была женщина, испуганный водитель увидел сразу — такую фигуру невозможно было принять за мужскую, — она была почти идеальна. Да, идеальна, это бросалось в глаза при первом же взгляде… и женщина была абсолютно голой.

Объехав небрежного пешехода, Дмитрий съехал на обочину встречной полосы и остановился. Сердце бешено билось, отдавая ударами в голову. Секунду отдышавшись, он сначала, инстинктивно посмотрел в зеркало заднего вида, — и ничего не увидев, развернулся и стал вглядываться в темноту позади машины.

— Черт, что это было? — бросался фразами испуг в его сознании. — Да еще и голая…

Последний факт почему-то вдруг засел в мозгу особенно четко. Подхватив его, воображение нарисовало непонятную, страшную картину бедной, обиженной женщины, того, что заставило ее гулять вот так, голой посреди трассы и ночи!

«Может ее кто-то… обидел? — Дмитрий не смог даже про себя вымолвить это слово, настолько оно было ему противно, особенно здесь и сейчас. Но, как бы ни было ему противно, вдруг захотелось подсознательно, чтобы это именно было так. Ему непременно захотелось защитить, приютить, согреть и утешить бедняжку, стать ее спасителем.

Тем временем странница приблизилась, так же беспечно плывя в темноте, озарившись красным светом стоп-фар. Дмитрий не знал, что делать. Сделать хотелось многое, и было страшно. Собравшись, он вышел из машины и, не окликнув странного пешехода, лишь оглянувшись по сторонам, пошел неуверенно за ней. Ему почему-то представилось, что когда он подойдет к ней, то обязательно увидит измученное, безразличное лицо, на которое брошена маска скорби с потоками черного сожаления смытого слезами.

Женщина шла медленно, и он быстро ее догнал. Тихо окликнул, — ничего. Идея о страшном горе у нее, начинала становиться реальностью, так казалось.

Подойдя вплотную, Дмитрий снова позвал ее, и снова ничего не получив в ответ, набрался смелости, взял за локоть и повернул женщину вокруг оси, лицом к себе. То, что он увидел, настолько поразило его, что он, отдернув руку, на несколько секунд замешкался, всматриваясь.

Фигуры людей были чуть впереди стоящей на обочине машины, и они могли друг друга видеть очень хорошо в свете фар.

Женщина была просто идеальна. Идеальным было все — и тело, и кожа и лицо. Она была достаточно высока и стройна. С грустью и в то же время с радостью, Дмитрий отметил, что на лице женщины не было и намека на эмоции, нарисованные его перепуганным сознанием. Лицо было умиротворенно чистым, беспросветно детским и простым, с улыбающимися серыми глазами и великолепным носиком. Ветер игрался кудряшками светлых волос, поднимая их кончики с плечей и вздымая в небо. Засмотревшись, Дмитрий, возможно, выглядел как идиот, или человек ни разу не видевший голой женщины. Нет, он просто был поражен простотой и непосредственностью этого существа, так улыбчиво безучастно смотрящего своими бездонными глазами в его глаза.

Пауза затянулась на полминуты. Опомнившись, Дмитрий еще раз осмотрелся, — ведь они стояли на дороге, и могли стать жертвой более неосторожного вождения. Он поспешил:

— С тобой все в порядке? Что ты здесь делаешь? — от волнения и спешки он исковеркал английские слова, перейдя на страшный акцент, хотя всегда прекрасно говорил на английском. Женщина продолжала стоять молча, с гуляющей улыбкой смотря на допрашивающего. Потом, словно что-то вспомнив, по глазам пробежала тень, и улыбчивость исчезла:

— Де-ла-ешь… — членораздельно произнесла она.

— Да, да! Что с тобой? Нужна помощь?

— Помощь… — так же безразлично повторила последнее слово вопроса женщина, или девушка, разделяя слова взмахами пышных ресниц — Дмитрий совсем не смог уяснить, сколько же ей лет по ее виду, как ни старался. Ее голос был высок и тонок, как скрипичный, и так же приятен и сладок. Дмитрий разочарованно выдохнул, разведя руками, выражая свою растерянность, еще раз осмотрелся, — машин не было видно.

«Может она иностранка… не знает языка? Ага, и как же она сюда попала?» — спрашивал и отвечал сам себе Дмитрий. — «Из космоса?» — он подозрительно посмотрел на все так же смирно стоявшую белоснежную фигуру. — «Фу-у, чушь!» Вдруг он понял, что сейчас ничего не добьется от этой ходячей необъяснимости и, взяв ее под руку, повел к машине. Женщина совсем не сопротивлялась. Пока он ее вел, держа за руку, заметил, что та горячая, как для голого тела в прохладе ночи. Впрочем, он уже не удивлялся, — эта его новая спутница просто таки состояла из странностей.

Усадив пассажира на заднее сидение, хотел было дать ей свой пиджак, чтобы прикрылась, но с досадой вспомнил, что оставил его в офисе. Выругавшись про себя, Дмитрий снял рубашку, оставшись с голым торсом (никогда не любил майки под рубашкой). Подал одежду женщине, наблюдая за ее реакцией, — она не знала, что с ней делать. Опять, не удивившись, Дмитрий наклонился, полузайдя в салон, стал одевать странницу, поочередно вдевая ее руки в рукава. Она снова не сопротивлялась, лишь с интересом рассматривая суетящегося человека, возможно впервые бывшего так близко.

Дмитрий, одевая ее, тоже присматривался, но украдкой, аккуратно. Ему вдруг стало стыдно пользоваться положением и прямо рассматривать ее. Застегивая пуговицы, он не без удивления отметил, что женщина не пахла, как могла бы пахнуть любая из женщин на Земле. Он не почувствовал ни запах духов — ни на теле, ни в волосах, которые по вине разгулявшегося ветра обвили его лицо, но не было и запаха просто тела, обычного человеческого тела. Даже ее дыхание было всего лишь теплое и прерывистое. Ничего.

Рубашка была коротка и прикрывала лишь верхнюю часть ее прекрасного тела, вплоть до половины ее попы.

«Ну и так сойдет… пока!» — думал Дмитрий, закончив с «одеванием» и пристегнув, так, на всякий случай, своего случайного пассажира. — «Главное чтобы полиция не тормознула меня, топлесс…» — он криво усмехнулся и захлопнул дверь. Обходя машину, он обернулся и посмотрел на темную фигуру на заднем сидении. Темная голова на темной фигуре провожала его.

«Следит» — отметил Дмитрий. Он сел за руль и поехал, погрузившись в мысли и поглядывая назад. Мириады мыслей проносились в голове, сменяя одна другую как поезда на станции метро. Стройности мышления не было и не могло быть. Дмитрий запутался, — надо же было что-то делать с этой…

«Нужно сдать в полицию, — подсказал разум, такой себе вечный и единственно рациональный, вездесущий, советчик. — Зачем ее „сдавать“? Она же не багаж…. — вмешалось сердце. — Не могу представить, как там полицейские мужланы будут ее лапать своими лапищами, наденут наручники…»

Дмитрий снова оглянулся, — у пассажирки загорались и тухли огоньки в глазах от проезжавших мимо машин и фонарей освещения. Женщина крутила головой, осматриваясь, но все так же меланхолично. Затем случайно поймав его взгляд в зеркале, кажется, улыбнулась, но лишь глазами. Кажется…

Нет, определенно, сейчас он отвезет ее домой, а потом посмотрит!

Подъехав к дому, Дмитрий загнал машину в гараж, чего прежде делал редко — огласка не нужна была. Почему-то с отвращением заметил про себя, что действует как преступник, осторожно и обдумывая каждый шаг.

Выведя за руку незнакомку из машины, провел ее в гостиную. Поспешил захлопнуть все жалюзи перед включением света. Включил все лампы сразу, — женщина захлопнула глаза, сомкнув длинные ресницы. Дмитрий еще раз украдкой бросил взгляд на нее, и сам последовал ее примеру от увиденного. Странный, теплый и сосущий холодок пронесся в сознании, отдав эхом в живот. Она здесь, при свете была еще прекрасней, чем там, в темноте.

Ее кротость была просто чарующей, губы, даже в меланхолии полуоткрытые нежной улыбкой, были почти бесцветны. Она не садилась, так и стояла, поражая идеальной параллельностью ног, как ее и «поставил» Дмитрий, введя в комнату. Следила очень внимательно и тихо, как он мечется по комнате, не зная с чего начать, усилием воли отрывая, ставший вдруг неподвластным, взгляд, от неприкрытых рубашкой прелестей.

— Садись, садись, я сейчас, — усадил Дмитрий незнакомку на диван. — Может быть ты голодна? Ну да, ты конечно же не знаешь что это такое… А, вот! Музыка, сейчас, — метнулся Дмитрий к проигрывателю и потерялся что же поставить, выбрал первое попавшееся медленное произведение. Затем одним скачком вернувшись к… к… — он не знал как ней обращаться, и решил хотя бы для внутреннего употребления назвать ее …Соня! Так, по старинке, по-русски.

«Дурное название, тьфу, имя!» — пронеслось в голове. Взгляды вновь встретились.

— Сейчас, сейчас, — как будто уговаривал или успокаивал кого-то Дмитрий. — Да, принесу одежду..свою, мужскую, ну пока… А то женской, извини, нет! — пошутил он, криво улыбнувшись, поняв всю бесполезность шуток. Впрочем, она улыбнулась, как всегда глазами, возможно в ответ, словно не желая оскорблять гостеприимного хозяина. Сбегал в соседнюю комнату, начал искать чистые вещи, — их оказалось не так и много!

«Вот она жизнь, холостяка, черт, и гостей не примешь….» — горько подумал Дмитрий, все же найдя шорты и майку. Вдруг, тот, недавний холодок пробежал по телу:

«Стоп, она же не знает что это, придется опять ее одевать….» — стыдливая радость за эту возможность прожгли сознание. Решил ограничиться лишь шортами, чтобы прикрыть последнее неприкрытое оголенное место. Сдерживаясь, вернулся в гостиную — прекрасная незнакомка сидела на том же месте, не сдвинувшись ни на дюйм.

«Может музыку слушает?» — подумал Дмитрий. Ему вдруг захотелось, чтобы она слушала, как признак человечности. Да, ему хотелось чтобы она стала проще, больше похожей на человека. У него созрел план… а с нечеловеком он не выполним.