Оглавление

1. Рождение легенды
2. Глава 1. Новое имя
3. Глава 2. Обманутые надежды
4. Глава 3. Хозяин
5. Глава 4. Торг
6. Глава 5. Беглец
7. Глава 6. Зайчатник
8. Глава 7. В бега
9. Глава 8. Добыча
10. Глава 9. Ветрогон
11. Глава 10. Старая Ива
12. Глава 11. Птичьи вести
13. Глава 12. Нежданная месть
14. Глава 13. Крепость
15. Глава 14. Сам себе хозяин
16. Глава 15. Неожиданный друг
17. Глава 16. Западня
18. Глава 17. Зелье смелости
19. Глава 18. Дым над Крепостью
20. Глава 19. Братство
21. Глава 20. Дерзкая вылазка
22. Глава 21. На краю смерти
23. Глава 22. Штурм
24. Глава 23. Смелость поневоле
25. Глава 24. В плену
26. Глава 25. Листок
27. Глава 26. Странный Лис
28. Глава 27. Просветление во тьме
29. Глава 28. Вода
30. Глава 29. Возвращение

Скорее небо упадёт на землю, и реки потекут вспять, чем заяц перехитрит лиса.

Лисья поговорка

Глава 1. Новое имя

Открыв глаза, зайчонок долго пытался понять, где он оказался. Над головой в синеве ясного неба шелестели пучки трав, развешанные на верёвках, и шумели кроны высоких берёз. Сам он лежал на ветхой циновке между трёх больших валунов, не позволявших осмотреться вокруг. Руки были обмотаны листьями, но боли в них зайчонок не чувствовал.

— Вот ты и очнулся, Кролик, — продребезжал рядом чей-то голос.

— Я не Кролик! — сказал зайчонок, однако даже сам не услышал собственного голоса: из открытого рта донёсся только едва различимый сип.

Он хотел подняться, но с трудом смог пошевелиться и лишь повернул голову.

— Лежи, сынок. — Только увидев Старца, зайчонок вспомнил, кому принадлежал дребезжащий голос. — Лежи — ты ещё слишком слаб.

Значит, он на Заячьем Всхолмье. Только как он здесь оказался? И что с его руками? Старый заяц в своей поношенной хламиде до пят, опираясь на сучковатый посох, неспешно подковылял к зайчонку. Он был настолько преклонного возраста, что никто уже не помнил его настоящего имени, и все в лесу звали его просто — Старец или Старый Заяц. Он весь скрючился с возрастом так, что когда ходил, всё время смотрел в землю, и мог передвигаться, только опираясь на свой посох, который был вдвое выше него самого.

Пристанищем старого мудреца служило убежище, образованное тремя соприкасающимися огромными камнями так, что оставались три узкие щели между ними и небольшой просвет сверху. Присев рядом, старик приподнял зайчонку голову и из глиняной чашки напоил душистым отваром. В желудке резануло, и зайчонок понял, что уже давно ничего не ел. Сначала его чуть не вырвало, но потом желудок успокоился.

— Вот и славно, — сказал Старец, от острого взгляда которого ничего не укрылось. — Тот, у кого имеются силы, чтобы кушать, вызывает надежду на своё исцеление.

— Где мои родители? — хотел спросить он, но у него вновь ничего не получилось.

— Спи и набирайся сил, — ответил на его сип Старец; он всегда говорил неторопливо. — Я туговат на ухо и не слышу тебя, Кролик.

«Я не Кролик», — подумал зайчонок. Во сне он видел свою маму, и проснулся ночью в холодном поту, потому что вдруг понял, что больше никогда её не увидит. Только откуда он это знал?

Рядом тихо потрескивал в небольшом углублении костёр, и удивлённый зайчонок смотрел, не веря своим глазам. Ночью никто из мелких зверей не осмеливался зажигать костров из опасения, что огонь может привлечь хищников. Однако Старец, сидевший рядом на камушке, как ни в чём не бывало посохом поворошил костёр, из-за чего тот разгорелся ещё ярче. Точно говорила звериная молва, что старик, хоть и безмерно мудр, но не без странностей.

Днём на небольшой лужайке посреди рощицы на холме собирались разные мелкие звери и птицы, но больше всех, конечно, было зайцев. Кто шёл к мудрецу за советом, кто за лекарской помощью, кто послушать истории, которых тот знал преогромное количество, а кто и просто посудачить и обменяться новостями. В благодарность звери несли старику травы, коренья, орехи, хворост…

Зайчонок же был ещё слишком слаб и не мог пока покидать расщелину. Старик, как оказалось, только выглядел таким немощным. Он старательно ухаживал за больным — поил отварами, перевязывал руки и выводил до ветра.

Однако зайчонок так и не мог вспомнить, что же с ним произошло, как ни пытался. Только на второй или третий день, когда его голос окреп настолько, что старик наконец его услышал, он смог повторить свой вопрос.

— Они ушли, сынок, — ответил мудрец, пожевав губами, — ушли туда, откуда не возвращаются.

Зайчонок в глубине души это уже знал.

— А как… — голос сорвался. — А как они ушли?

— Мне это неизвестно, сынок.

— Но как я здесь очутился, дедушка?

— Зайцы тебя нашли без чувств в мышиной норе и принесли ко мне. Никто не знает, сколько ты там пролежал.

— Но как я смог пролезть в такую маленькую нору?

— Ты её раскопал своими руками, сынок.

Зайчонок посмотрел на свои перевязанные руки. Пожевав губами, Старец добавил:

— Потому я и дал тебе имя Кролик.

— Но я не Кролик.

— Ты сумел обмануть смерть, и теперь тебе нужно новое имя. — Старик продолжал говорить, будто ничего и не слышал. А может, и в самом деле не слышал. — Новая жизнь — новое имя.

Зайчонок проплакал всю ночь, и только к утру сумел успокоиться. На следующий день, собравшись с силами и поднявшись на ноги, он впервые вышел на лужайку. Он не знал, сколько проболел, однако сверстники оказались выше его чуть ли не на целую голову, а его самого никто не узнавал.

И когда зайчонок Щербатый, прозванный так за сколотый передний зуб, спросил, как его зовут, зайчонок после некоторого замешательства ответил:

— Кролик.

Потихоньку зайчонок поправлялся и начал помогать старику в его нехитром хозяйстве: носил воду, собирал хворост, поддерживал огонь, чтобы варить различные отвары для врачевания и кушанья для самих себя. Старец, оставшийся без единого зуба, мог есть только варёные и истолчённые коренья и плоды.

Особенно зайчонок любил, когда старик доставал старинный свиток и начинал читать истории про легендарного зайца Ветрогона, который бегал настолько быстро, что мог обогнать ветер, а от хищников удирал и подавно… Конечно же, все зайчата без исключения хотели быть похожими на этого Ветрогона!

Иногда кто-нибудь просил рассказать про Ужасного Лиса, но такие истории Кролику не нравились: после них становилось очень страшно. Поэтому он старался отсесть подальше, чтобы ничего не слышать. Хорошо, что этот лис уже умер, а его Братство, наводящее ужас на всю округу, разбежалось…

Зато потом все зайцы уже в который раз расспрашивали об Ужаснолесье. Ходили слухи, что после смерти Ужасного Лиса там не осталось ни одного хищника! Но на это старый заяц лишь грустно качал головой и отвечал, что это попросту птичьи вести и что хищники есть везде.

А потом начинались нескончаемые вопросы от любознательных зверят, на которые старик, верный своим привычкам, отвечал неспешно и порой столь загадочно, что не у всех хватало терпения дослушать до конца. По тому же свитку Старец учил читать всех желающих, среди которых был теперь и Кролик.

Только ночью они со стариком оставались одни.

— Дедушка, а почему ты не гасишь на ночь костёр? — Вопрос этот давно волновал зайчонка, и однажды после наступления темноты зайчонок решился задать его.

Моросил дождь, но под стоявшие под наклоном валуны, где располагались зайцы, капли не долетали. Старый Заяц сидел у костра и что-то записывал в своём Исцелительном Свитке.

— Огонь был моим единственным товарищем в последние луны, — отвлёкшись от писания, произнёс старик. — Мы с ним уже как единое целое. Мне порой кажется, что я уйду в тот самый миг, когда погаснет этот костёр…

Но Кролику было не до загадок Старца.

— Но ведь хищники… — голос предательски сорвался.

— В эти узкие расщелины между камнями не сможет пролезть ни один хищник. Так что можешь не бояться.

«Легко сказать…» — поёжился от страха зайчонок. По ночам всегда становилось особенно страшно, и все мелкие звери в лесу старались спрятаться. Мыши скрывались в норках, белки — в дуплах, птицы — в гнёздах. Только зайцы не имели своего жилья, потому что было безопаснее прятаться каждый раз в самых разных потайных местах. Ночью наступала время хищников.

Старец, верный своим привычкам, уселся со своим неразлучным посохом у горящего костра, а зайчонок улёгся спать, но сон никак не шёл. От уханья филинов и криков неясытей сердце, казалось, уходило в самые пятки. Поворочавшись на циновке, Кролик попросил у старого зайца свиток про Ветрогона, который хранился в потайном углублении под самым большим валуном вместе с травами и снадобьями. Истории про быстроногого и ловкого Ветрогона всегда вселяли уверенность и помогали прогнать страх.

Зайчонок умел читать пока только по слогам и, быстро устав от чтения, начал просматривать при свете костра многочисленные картинки. Рисунки красочно изображали Ветрогона, лихо убегающего от лиса, стремглав удирающего от целой шайки волков, с улыбкой идущего по руслу ручья, чтобы сбить хищников со следа…

— Дедушка, — спросил вдруг зайчонок, — а кто написал этот свиток?

Старец не отвечал, видать, уже задремал… Зайчонок уже и не ждал ответа, как старик неожиданно изрёк:

— Хороший вопрос ты задал, Кролик.

— Чем же он хорош, дедушка? — оторопел зайчонок.

— Тем, что ты начал думать. К сожалению, нынче у зайцев нет времени на это, они постоянно заняты тем, что боятся и бегают. Боятся и бегают, — повторил Старец, словно пробуя на вкус горечь своих же слов.

— Но кругом же хищники! — возразил зайчонок. — Вон и Ветрогон всегда убегал!

— Природа устроена так, что нам, зайцам, и в самом деле, должно убегать и скрываться. Однако хищники не могли поймать Ветрогона не только потому, что он бегал быстрее всех, а прежде всего благодаря тому, что он всегда думал, куда и зачем нужно бежать. Всегда старайся думать, сынок, прежде чем куда-нибудь мчаться сломя голову.

«Пока я буду думать, вместо того, чтобы дать стрекача, меня поймают и съедят!» — но зайчонок побоялся сказать это вслух и молча уткнулся обратно в свиток.

— Этот Заячий Свиток написал друг Ветрогона — заяц Короткохвост — после некоторого молчания продолжал старик. — В ней собраны все предания про нашего легендарного предка, а по сути — вся мудрость заячьего рода. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы драгоценная рукопись попала в руки хищников.

С наступлением утра роща вновь наполнилась оживлённым гомоном зверья. Особенно выделялся противный и пронзительный голос сороки Балаболки. Что это она с утра прилетела? Кролик с мешком со снадобьями выбрался из расщелины вслед за Старцем. Вся лужайка была усеяна большими и малыми камнями, на которых и рассаживались звери.

— Что случилось? — строго спросил у собравшихся заяц, усевшись на своё обычное место: старый поваленный ствол берёзы возле родника.

— Такое случилось, дедушка! — тут же затараторила сорока, прыгая по одному из валунов и не давая прочим и рта раскрыть. — Такое случилось, что ты даже не поверишь!

Если уж сорока взялась что-то рассказывать, то её уже не остановить. Но хуже всего то, что она любила нещадно привирать при этом.

— Хватит балаболить, Балаболка — прервал старик. — Рассказывай.

— Средь бела дня Рыжий Лис увёл обманом троих оленят. — Зайчонок затаил дыхание — сразу стало страшно. — Только представьте себе — средь бела дня! Всё стадо в большом горе. Сам Большое Копыто обещал переломить хребет лису. Обещать-то обещал, да только как ему словить-то…

— Ты, Балаболка, далеко не пойдёшь — и то наврёшь, — прервал Старец болтливую птицу. Среди зверей пробежал смешок.

— Одно слово — балаболка! — язвительно выкрикнул зайчонок Быстроногий.

— Сам ты балаболка, а я Белобока, — возмутилась сорока. — Вот клюну тебя, косой, в нос — будешь знать! Я всегда говорю только чистую правду! Я не умею по-другому. Вчерась до самой ночи Большое Копыто со своими оленями-воинами пытался разрыть жилище Рыжего Лиса!

Некоторые звери согласно закивали головами.

— Да всё без толку — больно глубока нора, до хозяина не добраться. Хотя старый Рогач уверял меня, что чуть не достал Рыжего Лиса копытом…

— А как же оленята доверились рыжему хитрецу? — спросил Старец.

— Он им наплёл, что теперь перестал охотиться и что теперь ест только одну траву. Только представьте себе — Рыжий Лис ест траву! Со смеху можно умереть! Он не всякую-то дичь станет кушать…

— Ну, довольно, Балаболка, — перебил старый заяц, — лети дальше своей дорогой!

— Я всегда говорю только чистую правду! Это все в лесу знают! — Мудрецу сорока перечить не осмелилась и, всем своим видом выражая недовольство, улетела дальше вещать по лесу свои новости.

Собравшиеся звери стали наперебой стали рассказывать, кто что слышал и знал. Сведения были весьма обрывочными и порой противоречили друг другу. У Кролика даже голова пошла кругом от всех этих новостей. Как тут выяснить, где правда, а где ложь?

— Оленята проявили большую оплошность, заговорив с Рыжим Лисом, — изрёк в итоге Старец. — Он столь хитёр, что уже разучился говорить правду.

— Нужно было убегать! — вскочив на камень и поправив рубаху, воскликнул Быстроногий. Присутствовавшие зайцы бурно его поддержали: он уже сейчас бегал быстрее многих сородичей.

Мыши решили, что нужно было спрятаться в норке, белки — залезть повыше на дерево, птицы — улететь подальше.

По устоявшейся уже традиции старый заяц отставил свой посох в сторону и принялся выслушивать зверей, которые жаловались на различные недуги. Больные, подходя по одному, присаживались на бревно рядом со стариком и рассказывали, что их беспокоит. Тщательно выслушав, а если надобно, то и осмотрев больного, старец давал каждому из мешка либо снадобье, либо высушенные травы для отвара, либо мази. Кролик помогал зверям унести лекарства с собой и терпеливо повторял ещё раз, как их применять.

Время уже близилось к полудню, когда краем глаза зайчонок заметил какое-то оживление среди собравшихся в Заячьем Всхолмье зверей. Оглядываясь в сторону восхода солнца, они тихо о чём-то перешёптывались. Волнение всё усиливалось, наконец птицы с криками вспорхнули со своих мест на деревья, и послышались крики:

— Рыжий Лис! Рыжий Лис идёт сюда!

Кролик весь похолодел. Рыжий Лис, гроза всего Многоручейного Леса, ходивший в своё время ещё под началом у самого Ужасного Лиса! Звери повскакивали с мест и бросились врассыпную. В мгновение ока роща опустела, а Кролик от страха не смог даже пошевелиться. В голове до сих пор звенел крик: «Рыжий Лис идёт сюда!»

Из состояния ступора его вывел Старец, встряхнув как следует за плечи.

— Ты ещё слишком слаб, а я уже слишком стар, чтобы убежать, — сказал он. — Спрячемся!

Они пролезли в жилище Старца, где тот первым делом спрятал свиток с преданиями. Но Кролик не чувствовал себя здесь в безопасности. К какой бы стороне он не прижимался, всегда оказывался слишком близко к одной из трёх расщелин. В конце концов, он дрожа от страха уселся на своё место и прикрылся циновкой, будто это могло его спасти…

— Здравствуй, длинноухий старик, — раздался вдруг где-то совсем близко чей-то мягкий вкрадчивый голос.

Рыжий Лис?! Кролик от ужаса, кажется, перестал даже дышать… А ведь ни единый звук не выдал подкравшегося хищника.

— Я смотрю, у тебя появился ученик.

В одной из расщелин мелькнул хищный оскал, и зайчонка начало трясти так, что он даже не смог поднять сползшую циновку.

— Что тебе нужно, Рыжий Лис? — спросил Старец.

Можно подумать, он ни капельки не боялся этого хищника!

— Мне ничего не нужно, уверяю тебя, старик! Я просто прогуливался и мимоходом решил испить из здешнего родника. Вода тут вкусная — вся пропитана заячьим духом.

— Ты ничего не делаешь просто так.

— Хо-хо! — хохотнул лис из-за камней. — Чего только не напридумывает звериная молва. Ты же знаешь, старик, — не стоит всему верить.

Речь лиса лилась так спокойно, а голос был такой мягкий, что Кролик ни за что не подумал бы, что его обладатель — жестокий и коварный хищник. Зайчонок даже почувствовал, что постепенно успокаивается — против своей воли.

— Я точно знаю, что не стоит верить твоим словам, Рыжий Лис, — твёрдо ответствовал Старец.

— Ты тоже думаешь, что не я умею сказать правды, и этому учишь своего ученика? — В голосе лиса, кажется, послышались весёлые нотки. В расщелине — теперь уже другой — сверкнули глаза хищника. — Уж больно маленького и тщедушного зайчонка ты выбрал, старик. Будет ли от него толк?

— Толк будет от любого, кто сам этого хочет, Рыжий Лис.

— Хо-хо! Ты же знаешь, как у нас говорят: дожившие да увидят. Но мне, к сожалению, пора. Прощайте, длинноухие!

Между валунов мелькнул рыжий хвост и исчез. Зайчонок сидел молча, боясь даже раскрыть рот. Только теперь до него дошло, что под учеником лис имел в виду его!

— Ушёл ли рыжий разбойник, голубушка? — подняв голову, обратился Старец к синице, сидящей на дереве.

— Ушёл, дедушка!

— Никогда не стоит верить лисам, — пожевав губами, сказал дедушка Кролику. — А Рыжий Лис — большой хитрец, и с каждым днём он становится всё хитроумнее и хитроумнее. Если бы он захотел, я думаю, он без труда смог бы поймать сейчас нас обоих. Но я уже слишком стар, а ты ещё слишком мал, а потому лис не пожелал попусту тратить время на нас.

— А я и в самом деле твой ученик? — решился спросить Кролик.

— Только ты сам можешь ответить, зачем ты здесь. Возможно, ты хочешь отблагодарить меня, помогая, или тебе просто некуда идти. А может, ты действительно хочешь постичь мудрость древних зайцев? Ты сам поймёшь, когда наступит время.

Кролику, конечно, и в самом деле идти некуда, но ведь очень обидно оставаться здесь только из-за этого!

— Я хочу, чтобы ты, дедушка, научил меня… — Зайчонок замолчал, увидев, что старик улыбнулся.

— Нельзя никого научить, можно только научиться самому. — Заяц сделал паузу. — Ко мне уже несколько раз приходили в ученики зайчата. Ты единственный, кто так надолго задержался, и, наверное, поэтому рыжий хитрец и заинтересовался тобой.

Кролик, вспомнив хищный оскал и ярко-рыжий хвост, вздрогнул.

— Дедушка, — помолчав, спросил он, — а ты разве не боишься лиса?

Старец некоторое время пристально смотрел на зайчонка, а затем спросил:

— Почему ты так решил?

— Ты так смело с ним разговаривал…

— Ты прав, я действительно не боюсь Рыжего Лиса, потому что смерть — это не самое страшное. Я боюсь другого. Боюсь, что не успею передать свои знания следующему поколению. Боюсь, что Заячий Свиток пропадёт после того, как меня не станет. Ничего не страшатся только дураки и сумасшедшие. Тот, кто думает о своём будущем, всегда чего-нибудь опасается. Хищники и те подвержены страху.

Для Кролика это стало открытием: он раньше даже не думал об этом…

— А чего же они боятся, дедушка?

— Голода, других хищников, смерти. Не каждый день у хищников бывает удачная охота, и порой они вынуждены драться из-за добычи. Но страх должен помогать думать о своём будущем, сынок, а не просто убегать. Об этом ничего не сказано, к сожалению, даже в свитках зайца Ветрогона.

«Страха-то у меня предостаточно, — вздохнул про себя Кролик, — только от него больше хочется как раз-таки бегать, а не думать…» Сказать такое вслух перед стариком он не осмелился.

— Лис приходил не просто так, — продолжал рассуждать Старец. — Я думаю, одна из причин — он хотел посмотреть на тебя, сынок.

Кролик не знал, смеяться ему или плакать.

— Но зачем он хотел меня увидеть?

— Он всегда думает о будущем. — Порой старый заяц совсем уже начинал говорить загадками. — И остерегайся Балаболки, сынок.

— Балаболки?! — удивился Кролик. — Почему?

В голове даже мелькнула шальная мысль: уж не сошёл ли старик с ума окончательно?!

— Слишком уж часто в нашем лесу вслед за Балаболкой появляется и сам Рыжий Лис. Сдаётся мне, это не простое совпадение.

Старец замолк. Над головой пролетело несколько встревоженных птиц, но призадумавшийся Старец их не заметил.

— Что случилось? — спросил Кролик, вскакивая.

— Внизу, в лощине появилась росомаха! — донеслось с высоты.

— Росомаха? — встрепенулся старик. — Вот и истинная причина появления Рыжего Лиса! Идём, сынок.

— Куда, дедушка?! — опешил зайчонок, но Старец с удивительной для него прытью выбрался вон из расщелины.

Следовать за сумасшедшим стариком было страшно, но ещё страшнее — оставаться одному. После некоторого замешательства, Кролик поспешил за учителем. Снаружи в ноздри ударил такой сильный лисий запах, что закружилась голова. Старец же, спокойно проковыляв к краю лужайки, откуда лощина была как на ладони, уселся на камень.

Зайчонок, весь дрожа, примостился у камня, не решаясь даже выглянуть из-за него. «Но зачем, зачем мы сюда вышли?!» Кролик порывался сказать, что нужно идти обратно, однако от страха у него попросту отнялся язык. Из головы никак не выходили оскал лиса и его огненно-рыжий хвост.

— Смотри, сынок, — сказал шёпотом мудрый заяц. — Смотри, если и вправду хочешь научиться думать.

Зайчонок, зажмурившись, собрал остатки смелости… Он не помнил, как это получилось, но открыв глаза, с ужасом обнаружил, что стоит рядом со стариком.

Проследив за взглядом Старца, державшегося за свой посох обеими руками, Кролик разглядел в низине четыре фигуры и замер, не решаясь даже пошевелиться. Запоздало понял, что даже не выяснил с подветренной или наветренной стороны они вышли наблюдать за хищниками…

— Росомаха не один, — шёпот старика лился спокойно, как ни в чём не бывало, — с ним трое его подручных-шакалов.

Шакалы внизу суетливо высматривали и вынюхивали следы, иногда даже опускаясь на четвереньки. Росомаха же, как и положено вожаку, стоял в плаще из шкур и лишь указывал.

— Даже если хищники учуют нас, они не пойдут в нашу сторону.

«Но почему?!» Но вслух Кролик не смог произнести ни звука и лишь смотрел. Он ждал, что вот-вот кто-нибудь из хищников поднимет голову в сторону холма и…

— Потому что самые свежие следы ведут прочь от всхолмья. Хищники настолько самонадеянны, что даже представить себе не могут, что за ними наблюдает их добыча.

Не в состоянии даже пошевелиться, Кролик словно в тумане наблюдал за серо-бурой четвёркой, рыскавшей в лощине, испещрённую заячьими следами. Один из шакалов вдруг повернул голову в сторону холма и принюхался. Зайчонок затрясся, словно лист на ветру.

Однако, немного покрутившись по лощине, росомаха и шакалы и, в самом деле, бросились бежать по берегу ручья прочь от холма. Кролика почувствовал, что ноги его больше не держат, и он медленно сполз по камню на землю.

— Страх не так велик, когда видишь своими глазами то, чего боишься, — повернувшись, сказал старик.

Что за ерунда? Пытаясь что-нибудь ответить, Кролик разжал зубы, но они так застучали, что он тотчас закрыл рот и просто кивнул в ответ.

— Хитрый лис нарочно распугал всех зверей с холма, чтобы пришлые хищники остались без добычи в лесу, где привык охотиться он сам.

Помолчав, старик неторопливо слез с камня и, опираясь на свой посох, заковылял обратно к расщелине. Зайчонок, изо всех сил стараясь унять дрожь, двинулся следом. Старец поворошил пучки трав, развешанные на верёвках, протянутых между валунами, и продолжил:

— Давай-ка, займёмся приготовлением снадобий. Травы высохли, а сегодня к нам всё равно уже никто не придёт…

Старик и в этот раз оказался прав. Больше в этот день на Заячье Всхолмье никто из зверей не показывался, все были напуганы хищниками. Кролик помогал старому зайцу толочь сушёные травы, но дрожь в руках у него так и не кончалась. Пребывание у Старца оказалась гораздо страшнее, чем он предполагал.

«Что же делать? Оставаться страшно, уходить стыдно…» Только к вечеру зайчонок наконец набрался храбрости, чтобы как можно невозмутимее произнести:

— Я пойду… погулять.

Старый Заяц, сидевший у костра, по своему обыкновению некоторое время помолчал.

— Должен признаться, — сказал он, не оборачиваясь, — что подлинная мудрость пришла ко мне только тогда, когда я уже не мог быстро бегать. Потому что только тогда, поневоле, я и начал по-настоящему думать.

Совсем сбитый с толку Кролик не нашёлся, что ответить.

— Прощай, сынок. — Старик так и не обернулся. — Возвращайся, когда будешь готов.

Кролику стало так стыдно, что из глаз брызнули слёзы, но он ничего не мог с собой поделать. Ноги сами понесли его прочь от Заячьего Всхолмья. Внизу, снова натолкнувшись на следы Рыжего Лиса, Кролик вдруг вспомнил, что уже однажды видел его хищный оскал и большой хвост. В ту самую злополучную ночь, при свете полной луны. Тогда лис тоже улыбался…

Глава 2. Обманутые надежды

Трусишка боязливо выглянул из кустов и посмотрел туда, куда ему указывал Длинноног. Лес отсюда не виден, но они почти дошли. Осталось только пересечь поле…

Длинноног, осторожно высунувшись из зарослей, внимательно осматривался. Трусишка терпеливо ждал своего друга: он старше, и с ним не так страшно. Затевать такое дальнее путешествие в одиночку зайчонок Трусишка ни за что не осмелился бы.

Наконец, Длинноног удобнее пристроил за плечом свою котомку и, сделав перед собой пару резких взмахов палкой, сказал:

— Идём. Если что случится — бежим зигзагами в разные стороны.

Трусишка кивнул, пытаясь унять мелкую дрожь, и зайчата вышли в открытое поле. Кружившие в небе два коршуна сразу же радостно заклекотали и начали снижаться. Трусишку основательно струхнул и, выронив палку, повалился в траву. Однако Длинноног не потерял присутствия духа и угрожающе помахал своим оружием над головой.

Разочарованные тем, что лёгкой добычи не будет, хищные птицы поднялись на прежнюю высоту, но кружить над зайчатами не перестали. Трусишка подобрал свою палку и заторопился за товарищем.

Зайчата шли споро, но переход был длинный. Солнце нещадно припекало, и вскоре на открытом поле стало жарко. Длинноног держал палку наготове и время от времени помахивал ею. Идти, постоянно оглядываясь вверх, было чрезвычайно утомительно, вскоре у Трусишки затекла шея и перед глазами поплыли цветные круги от солнца.

Наконец, впереди затемнела полоска деревьев, показывающая на края поля, и зайчата, побросав палки, помчались изо всех, выделывая зигзаги.

Длинноног бегал быстрее, но Трусишка видел, что сейчас тот сдерживался, чтобы не оставлять его на поле одного. Он уже совсем выбился из сил, когда зайчата наконец влетели в спасительный подлесок. Длинноног, тяжело дыша, начал осматриваться по сторонам, а Трусишка ничком повалился на землю.

— Добрались! — шептал он, ещё даже сам не веря. — Добрались!..

Молва про этот вожделенный лес, где нет хищников, ходила среди зайцев давно. Но не многие набирались смелости отправиться в столь дальний путь, полный опасностей. Трусишка же после гибели родителей от рук хищников панически забоялся жить в родном лесу и от безысходности поддался на уговоры знакомого зайчонка, Длиннонога…

— Ещё одну такую пробежку я не переживу, — чуть отдышавшись, еле просипел Трусишка и постарался улыбнуться.

— Вся заячья жизнь — одна сплошная пробежка, — улыбнулся в ответ Длинноног. — Нужно идти к Большому Дубу, там узнаем все новости.

Трусишка не переставал удивляться тому, сколько сведений смог собрать Длинноног о чужом лесе из всяких слухов и домыслов. Трусишка поднялся, ноги всё ещё дрожали после сильного спурта.

Спросив дорогу у местного зяблика, друзья направились в указанную сторону. Теперь идти было гораздо веселее. Длинноног болтал без умолку, сбивая палкой листья с кустов. Про этот лес он, казалось, знал всё! Раньше здесь обитал знаменитый Ужасный Лис со своим Братством. Этот лис был настолько хитёр и умён, что под его началом ходили не только лисы и шакалы, но даже волки и медведи! Его Братство истребило всю мелкую живность в лесу и начало промышлять по соседним лесам, наводя ужас на всю округу.

Трусишка, тревожно оглядываясь, поёжился. Хотя Ужасный Лис и скончался ещё прошлым летом, слушать про него всё равно было ой как страшно. Вот после смерти лиса и не осталось в этом лесу ни одного хищника, потому как всё его Братство разбежалось.

Изредка осведомляясь у пернатых, правильной ли дорогой они идут к Большому Дубу, Трусишка и Длинноног неспешно продвигались всё глубже в Ужаснолесье. Во время путешествия они привыкли даже обедать на ходу. Но усталость начала брать своё, и, едва завечерело, друзья, по привычке тщательно запутав следы, устроились на ночлег в зарослях ореха.

Проснувшись утром, Трусишка подумал, что ему давно не спалось так хорошо и спокойно. Длинноног уже расспрашивал соловья, долго ли им ещё добираться до Большого Дуба.

— Вы не местные? — Птица оглядела зайчат — те закивали. — Вам нужно пройти вдоль этой гряды по кабаньей тропе, перейти вброд Бурливую Реку у водопоя и подняться выше по течению по той же тропе. У Большого Дуба живёт ворона Карр-Кар, у неё можно узнать все самые последние новости.

— А хищники в лесу есть? — спросил Длинноног.

— Поговаривали, что у Вязовой Опушки видели енотовидных собак. Но точнее вам расскажет только Карр-Кар.

Зайчата растерянно поблагодарили соловья и, наскоро перекусив листьями орехового дерева, тронулись в путь. Длинноног по дороге долгое время молчал, нахмурившись, а Трусишка даже и не знал, что думать. Как же так — в лесу без хищников есть хищники?!

— Похоже, всё это были обычные птичьи вести, — наконец сказал Длинноног.

— Но почему?!

— Если мы смогли добраться до этого леса, то и хищники запросто могли заявиться сюда. Нетрудно догадаться, если пораскинуть мозгами…

Трусишка сник. Вскоре они вышли к протоптанной тропе и двинулись по ней. Местность понижалась, подлесок становился всё гуще — тропа вела к реке, к месту водопоя и брода. Впереди послушался шум, и Трусишка сначала испугался, но видя, что Длинноног спокоен, и сам расслышал, что это топот копыт, а не ног хищников. Когда шум стал ближе зайчата ушли в сторону, чтобы пропустить небольшое стадо кабанов.

Широко ступая, возглавлял шествие огромный секач, за ним уже вразброс весёлой толпой шли кабаны поменьше, кабанихи и семенили, повизгивая, полосатые поросята. Трусишка с завистью посмотрел вслед шумному стаду. «Держатся вместе и никого не боятся, — подумал он. — Почему мы, зайцы, так не можем?»

Зайчата вернулись на тропу и зашагали дальше. Потянуло свежестью, и впереди в проёме, образованном зарослями возле тропы, показалась река.

Трусишка вслед за Длинноногом втянул ноздрями воздух. Водопой — опасное место, и те же самые собаки, о которых говорил соловей, могли устроить здесь засаду. Но ветер, дующий в их сторону, не приносил с противоположного берега никаких подозрительных запахов. Наказав ждать, Длинноног попрыгал по каменистому берегу вперёд. Переправляться нужно по одному.

Трусишка, сжавшись от страха, спрятался обратно в прибрежных зарослях. Оттуда он наблюдал, как Длинноног перепрыгивал с валуна на валун, в множестве разбросанных по мелководью, и добрался до середины реки, почти не промочив ног. Но далее большие камни кончились, и зайчонок, подняв котомку повыше, залез в воду, доходившей ему до пояса. Длинноног быстро добрался до другого берега и, отряхнувшись, махнул рукой, давая знак.

Трусишка вздохнул и выбежал из прибрежных зарослей. Он хотел перейти реку так же проворно и ловко, как его друг, однако уже на втором камне поскользнулся и свалился в воду, сразу вымокнув. Пришлось весь брод идти по воде.

Зайчатам не терпелось скорее дойти и, быстро утолив жажду и даже толком не обсохнув, они скорее двинулись дальше. Сначала тропа была широкая и вела прочь от места водопоя, а после развилки, на которой зайчата повернули вправо, начала ссужаться и запетляла по чаще леса в сторону верховья реки.

Вдруг из густых зарослей на тропинку нос к носу выскочил местный зайчонок.

— Привет! — сразу окликнул его Длинноног.

— П-привет, — запыхавшийся незнакомец даже растерялся от неожиданности.

— Мы идём к Большому Дубу…

— Что вы! — замахал руками зайчонок, — Со стороны Речной Долины сюда идёт целая шайка енотовидных собак! Поворачивайте обратно!

У Трусишки перехватило дыхание от такого известия и захотелось плакать. В этом лесу не должно быть хищников…

— Мы не местные — не знаем, куда бежать…

— Только к Бурливой Реке. Встретимся у брода! — И зайчонок скрылся в зарослях так же быстро, как и появился.

У Трусишки всё похолодело внутри. По одной из заячьих заповедей при опасности следовало разбегаться в разные стороны, чтобы запутать хищников, а он до смерти не любил оставаться один! Длинноног ему что-то говорил, но Трусишка от страха ничего не мог понять. Когда товарищ подтолкнул его, показывая, куда бежать, Трусишка понёсся во весь дух сквозь кусты и заросли. Кто это только придумал, уходить от опасности врозь?! Те же кабаны, к примеру, улепётывают все вместе…

Изредка от выделывал петли, чтобы запутать следы, и бежал дальше. Местность опускалась всё ниже и ниже, а подлесок сгущался, грозя превратиться в совсем непроходимые заросли. Чтобы выйти к месту брода, Трусишка старался забирать левее, поскольку бежал вниз по течению реки. Наконец он вышел к Бурливой Реке, которая в этом месте полностью оправдывала своё название.

Мгновение Трусишка раздумывал, в какой же стороне находится брод: выше или ниже по течению? Рассудив, что раз хищники идут с верховья, то возвращаться обратно опаснее, зайчонок побежал дальше вдоль реки по течению. Земля всё больше заболачивалась, постепенно все деревья сошли на нет, и остались одни заросли ракитника. А когда кончились кусты, и открылся вид на окружающую местность, Трусишка понял, что оказался в ловушке.

Здесь Бурливая Река впадала в другую, широкую и полноводную реку, образуя длинный и узкий язык. И дорога отсюда была только одна — обратно. Судорожно пытаясь что-либо сообразить, Трусишка заметался по осоке. Бежать к броду или затаиться здесь, хоть он и наветренной стороне у хищников?

Решив остаться, зайчонок спрятался в кустах ракитника, но страх не давал ему покоя и всё глубже проникал в душу. Не выдержав, Трусишка кинулся бежать обратно вдоль Бурливой Реки.

Чахлые деревца снова сменились густым лесом, но он даже не представлял себе, сколько ему ещё добираться до брода. Только бы успеть! Из зарослей ему навстречу вдруг выскочил запыхавшийся Длинноног. Трусишка ещё никогда не видел своего друга таким напуганным.

— Ты почему не у брода?! — надсадно зашептал он.

— А ты? — растерянно пробормотал Трусишка, не найдя, что ответить.

— Я нарвался прямо на собак. Они отрезали меня от брода и погнали сюда.

Трусишка застыл от страха, но Длинноног, не дожидаясь ответа, быстро схватил его в охапку и потащил за собой обратно к месту слияния рек. Зайчонок хотел сказать, что туда нельзя, но от испуга не мог вымолвить ни слова.

Внезапно где-то сзади раздался чей-то хриплый голос:

— Зайчонок где-то здесь, я чую его запах!

Длинноног тотчас повалился на землю. Трусишка, прежде, чем упасть, успел рассмотреть над зарослями силуэт собаки на стволе старой поваленной ивы, зацепившейся ветками за стоящие рядом деревья и оставшейся так висеть.

В голове пульсировала только одна мысль — бежать! Вот только куда?! С трёх сторон — вода, а с четвёртой — хищники…

— Я нашёл следы ещё одного зайчонка! — послышался откуда-то издалека хриплый голос другого хищника. — Их здесь двое! Окружай их, ребята, из этого мешка они уже не выберутся!

Кругом обложили! Прижимаясь к земле, зайчата бросились прочь от хищников. Плутая в густых зарослях, они бежали до тех пор, пока не повалились без сил под последним кустом ракитника. Трусишка даже не предполагал, что успел настолько далеко уйти от окончания языка.

— Там… некуда бежать… там река… — тяжело дыша, просипел он.

— Я уже догадался из разговоров собак, — устало ответил Длинноног. — Если бы только мы умели плавать, как бобры…

— Что же делать?! — еле слышно прошептал Трусишка, беспрестанно оглядываясь и прядая ушами.

Треск ломающихся веток под ногами хищников становился всё ближе. Длинноног, поправляя мешок, оглядел берег.

— Попробуем спрятаться там, — и он побежал к большой груде поваленных деревьев, выброшенных рекой на небольшой мысок во время весеннего половодья.

Более мелкий Трусишка с разбега пролез между брёвнами, Длинноног же замешкался, зацепившись котомкой за ветку.

— Вот они! Держите их, ребята!

От громкого окрика хищников, раздавшегося совсем рядом, Трусишка совсем потерял голову… Он продирался сквозь сучья, ветки, деревья, оставляя на них клочья шерсти. Собаки пытались поймать его в этом буреломе, просовывая когтистые руки в оставшиеся просветы, но зайчонок неимоверными усилиями вырывался и увёртывался.

От страха и усталости перед глазами совсем помутилось. Когти царапали чаще, клацанье зубов становилось сильнее, крики преследователей громче. Конец неумолимо приближался.

Один из псов сумел ухватить его за ногу и издал торжествующий вопль. Трусишка истошно завизжал и, схватившись за ближний сук, что есть силы лягнул другой ногой по рукам хищника. Ему удалось вырваться, но бревно, за ветвь которого он отчаянно держался, вдруг сдвинулось, и зайчонок почувствовал, что полетел куда-то в тартарары вместе с бревном…

Сил бояться уже не осталось, и Трусишка падал почти с облегчением. Он не сразу понял, что свалился в реку, пока вода не накрыла его с головой. Он чуть не захлебнулся, но дерево, за которое он намертво вцепился и не смог бы отпустить, если бы даже захотел, вынырнуло вместе с ним на поверхность.

Глотая воздуха ртом и кашляя, он увидел, что его уже унесло течением на порядочное расстояние от берега, где по поваленным деревьям прыгали и злобно орали собаки. Оглядевшись, Трусишка обнаружил рядом с собой Длиннонога, державшегося за соседнюю ветку.

— Это ты… хорошо придумал… с бревном — отфыркиваясь, сказал он.

«Само так вышло», — хотел сказать Трусишка, но открыв рот, нечаянно хлебнул воды и только закашлялся.

Из стремнины зайчат вместе со спасительным бревном вынесло на середину реки, где более спокойное течение повлекло их дальше. Собаки некоторое время бежали за ними по берегу, но путь им преградил приток, и они с криками, которые Трусишка не смог разобрать, скрылись в прибрежных зарослях. Кроме одного слова…

— Куда они побежали? — Трусишка изо всех надеялся, что ему послышалось.

— К броду, — ответил Длинноног. — Наверное, выше по течению и с этой стороны есть брод. Нужно пристать к левому берегу!

Но, похоже, собаки знали, что делали. Зайчата пробовали грести, но толку от этого не было никакого, течением их медленно, но верно сносило именно к правому берегу. Наверное, лесов без хищников вообще не бывает. И как столь очевидная мысль не пришла им в голову раньше!

Река степенно несла свои воды вместе с подневольными путешественниками. Правый берег медленно приближался, и Трусишка, плывший к нему спиной, беспокойно посматривал назад, но собак ещё не было видно. Зато над кронами деревьев показалось нечто огромное и чёрное.

— Крепость Ужасного Лиса… — выдохнул Длинноног.

Трусишка сглотнул. Прибрежные ивы и тополи наконец расступились, открывая взору высокий холм, каменистый склон которого был покрыт кустарниками и чахлыми деревцами. На самой вершине возвышалось большое деревянное строение, окружённое высоким частоколом. Брёвна со временем почернели, придавая Крепости ужасающий вид. Трусишка почувствовал, что снова начинает дрожать.

Течение, спасшее зайчат от своры собак, теперь несло их прямо к подножию холма. Конечно, сейчас там никакого Ужасного Лиса нет, однако на душе от этого легче не становилось. Зайчата снова попытались грести, но справиться с течением им было не под силу.

Бревно сплавлялось всё ближе и ближе к берегу, пока не застряло в зарослях прибрежного камыша. Зайчата спрыгнули в воду и принялись толкать бревно, чтобы плыть дальше. Однако оно крепко зацепилось торчащими сучьями за илистое дно и не сдвинулось даже ни на йоту.

Спугнув несколько крякв, зайчата выбрались на берег, прямо под Крепостью и, как обычно разделившись, чтобы лучше запутать следы, двинулись вдоль берега вниз по течению. Чем дальше они шли, тем круче становился холм, а береговая полоса сужалась. Вскоре, оба зайчонка топали уже совсем рядом — никто не рискнул приблизиться к страшному строению даже на шаг.

Заросли камыша и осоки становились всё гуще. Под ногами начала хлюпать вода, и через полсотни шагов берег окончательно превратился в непроходимую топь, а склон зловещего холма стал почти совершенно отвесным. Дальше никак нельзя было пройти. Зайчата попробовали идти через болото, но на втором же шаге Длинноног чуть ли не с головой провалился в трясину, и Трусишка еле вытащил его обратно. Вымазавшись в грязи с головы до пят, зайчата, тяжело дыша, отползли к узкому языку земли у стоявшего стеной холма.

— Может, нас не найдут здесь? — решился спросить Трусишка.

— Мы слишком наследили, — покачал головой Длинноног.

Оглядевшись, Трусишка увидел две отчётливые цепочки отпечатков ног на болотистой почве. По таким следам их здесь нашёл бы даже слепой хищник с насморком.

— Надо идти, — Длинноног поднялся.

— Но куда?!

— Вверх. Авось успеем проскочить.

Зайчата как сумасшедшие побежали по берегу в обратном направлении. Трусишка еле поспевал за своим другом. Он несколько раз падал, грязь лезла в рот, глаза и уши, но некогда было даже отряхнуться. Как только берег расширился, зайчата вновь разошлись. Впереди послышалось тявканье. Трусишка похолодел — не успели!

Зайчата повернули так, чтобы проскользнуть между Крепостью и преследователями. Трусишка совсем уже выдохся и сильно отстал от Длиннонога. Где-то совсем рядом раздавались крики хищников. Трусишке приходилось забирать всё правее и правее, и вскоре он уже из последних сил карабкался по холму вверх.

Весь склон был усеян костями животных, которые вместе с камнями осыпались под ногами, затрудняя восхождение. Пот градом лился с зайчонка. Костей становилось всё больше, и он запоздало понял, что это остатки от обедов Ужасного Лиса и его Братства. К горлу подкатил комок, и Трусишка схватился за ближний валун, но тот вдруг сорвался вниз и вызвал оползень. Зайчонок покатился вниз и, ударившись о ствол раскидистого кустарника, внезапно провалился в какую-то яму.

Потирая ушибленные бока, он с трудом поднялся и понял, что это не просто яма, а обширная пещера, ведущая вглубь холма. Света через полузаваленный вход проникало мало, и здесь царил почти полный мрак. Трусишке даже показалось, что в глубине туннеля, кто-то есть… А что если подземелье ведёт прямо к Крепости?!

Он немедленно выскочил бы вон, но снаружи послышались голоса хищников. Трусишка затаился.

— Пока начинайте свежевать этого, — раздался весёлый голос, — а другого мы сейчас найдём!

— Найдём! — уверенно ответил второй. — Он не мог далеко уйти…

Собаки поймали Длиннонога и теперь искали его, Трусишку! Бежать можно было только дальше в пещеру. Трусишка со страхом всмотрелся в темноту — идти туда не хотелось. Кто знает, какие чудовища могут здесь водиться? От внезапно вспыхнувших в глубине пещеры глаз зайчонок просел… Крик застрял где-то в горле, и наружу вышел лишь еле слышный сип.

Трусишка не мог ни пошевелиться, ни о чём-либо думать, а только неотрывно смотрел на приближающиеся в темноте глаза…

Он не сразу понял, что ему что-то говорят, потому как с огромным облегчением наконец рассмотрел того, кто вылез из тьмы. Это был всего лишь ёж! Он устало снял с плеча котомку и, положив свой узловатый посох на землю, присел рядышком.

У Трусишки даже выступили слёзы на глазах. Он хотел сказать, что снаружи его ищут хищники, но всего лишь беззвучно открывал и закрывал рот. Ёж приложил палец к губам, призывая к молчанию, и Трусишка, прислушавшись, понял, что наверху происходило что-то совсем неожиданное.

— Кто поймал — того и добыча! — надрывались собаки, явно с кем-то споря.

— Здесь моя земля! — в ответ послышался такой медвежий рёв, что в пещере посыпалась земля. — И вся добыча возле Крепости принадлежит мне!

Похоже, появился сам хозяин Крепости. Трусишка даже не предполагал, что в Крепости кто-то ещё живёт. Раздались вопли, рёв усилился, и посыпались звуки ударов — началась драка. Зайчонок сидел, прижавшись к стене пещеры, и поглядывал на ёжика, сидевшего рядом. Хотя хищники бились совсем рядом, мысль, что он не один в темноте грота, давала ощущение некоторого спокойствия.

«Интересно, — подумалось внезапно зайчонку, — а что в этой ужасной пещере делает ёж?»

Воинственные крики собак снаружи быстро перешли в жалобное скуление, и, наконец, вовсе стихли. Трусишка переглянулся с ежом. В том, кто вышел победителем в побоище, сомнений у него не возникло, однако стало страшно, что хозяин Крепости начнёт искать второго зайчонка, то есть его.

Стараясь не шуметь, зайчонок и ёж чутко прислушивались ко всему, что происходило наверху. Медведь некоторое время ходил, тяжело ступая и кряхтя. Но и после того, как всё стихло, они ещё долго сидели, боясь даже пошевелиться. Медведь вполне мог устроить засаду у выхода.

Трусишка хотел спросить, что они теперь будут делать, но из-за того, что совсем пересохло во рту, только закашлялся. Ёж участливо покачал головой и достал из котомки бутылочную тыкву. Вода! Зайчонок вытащил пробку и жадно припал к горловине выдолбленной тыквы.

Только выпив больше половины, он опомнился и виновато вернул сосуд ежу. Тот сделал пару глотков и снова протянул тыкву.

— Допивай, лишняя тяжесть нам сейчас будет только мешать.

Ёж, захватив только посох, прокрался к выходу из пещеры и осторожно выбрался наружу. Трусишка в страхе остался его ждать. В темноте и одиночестве начала накатывать волна ужаса, и, казалось, прошла целая вечность…

Когда в подземелье что-то внезапно просунулось, зайчонок от страха едва не бросился наутёк, но вовремя разглядел, что это ёж.

— Жестокая была драка, — сказал он, спускаясь. — Собаки, а судя по следам, это были собаки, поступили опрометчиво, начав спорить с хозяином Крепости. Уцелел только тот, кто вовремя догадался унести ноги…

— Там погиб мой друг, зайчонок Длинноног…

— Возможно, он успел убежать, — помолчав, не очень уверенно сказал ёж, — пока собаки дрались с медведем…

Зайчонок хотел сказать, что Длиннонога поймали гораздо раньше, чем появился медведь, но не смог, а только заплакал. Теперь он остался совсем один в чужом и страшном Ужаснолесье, да ещё возле самой Чёрной Крепости…

Глотнув воды из протянутой ёжиком тыквы, Трусишка спросил:

— А в Крепости разве всё ещё кто-то живёт?

— После того, как Братство разбежалось, здесь остался жить медведь Толстун. Ты не из этого леса?

Трусишка, всхлипнув, кивнул.

— Я тоже только вчера прибыл в этот лес. Меня зовут Колючая Голова.

— А меня — Трусишка.

Ёж бережно убрал пустую тыкву в котомку и закинул её на плечо.

— Идём, Трусишка.

Выходить было страшно, но оставаться здесь одному было ещё страшнее. Ёж первым вышел из пещеры. За ним, стараясь не отставать даже на шаг, поспешил зайчонок. Снаружи в ноздри сразу же ударил такой сильный запах свежей крови, что у Трусишки закружилась голова, и его вырвало.

Он чуть не упал, но почувствовал, что ёжик схватил его под руки и повёл подальше от места драки. Через десяток шагов в голове наконец прояснилось, и Трусишка смог идти самостоятельно.

Они осторожно спустились к реке и направились, скрываясь в прибрежных зарослях, вверх по течению. Ёж шагал степенно и постоянно головой по сторонам не крутил, как заяц. Сначала Трусишка держался как можно ближе к своему спутнику, даже пару раз укололся об его колючки. Когда Крепость скрылась за деревьями, у зайчонка отлегло от сердца.

Глава 3. Хозяин

Барсук поднялся, по обыкновению, очень рано. Привычно пошарив в кромешной тьме подземелья, он высек кремнём искру и зажёг плошку с растопленным жиром. Свет озарил маленькую каморку барсука, вырытую на одном из самых нижних уровней многоярусной норы. Лежанкой ему служила ниша в стене, убранная сухой травой и облезлой заячьей шкурой, а столом — насыпь из глинистой почвы рядом.

Барсук подпоясал свою холщовую тунику верёвкой и нацепил на плечо торбу, висевшую на стене у стола, затем, встав на цыпочки, он снял с натянутых под потолком верёвок свой завтрак: высушенного жука и обрубок коренья. Корешок он очистил от жёсткой кожуры, а у жука выдрал надкрылья. Сначала барсук аккуратно убрал образовавшийся мусор в котомку и только после, усевшись, приступил к трапезе. Он с удовольствием умял хрустящее насекомое с сочным корешком и запил водой из чашки на столе.

Поправив торбу и взяв в руки плошку, барсук вышел из каморки и тщательно прикрыл за собой дверь. В просторное подземелье с высоким сводом, в котором он оказался, выходили ещё пять туннелей. Первый проход, самый широкий, вёл налево вверх, к жилым норам и главному выходу. Следующий проход вёл прямо, к кладовым. Третий проход вёл направо вниз, на самый нижний уровень — к сточным туннелям. Четвёртый, самый узкий, вёл направо и был ещё вырыт не до конца. Пятый вёл назад, к одному из чёрных ходов.

Освещая себе дорогу, барсук неторопливо направился во второй туннель. Тишину подземелья нарушали только его шаги да потрескивание горящего жира. Кладовые, где хранятся запасы, — сердце любого жилища, и барсук особенно любил это место. Взяв из специальной ниши в стене плетёную корзину для съестных припасов, он двинулся дальше.

Пляшущий от ходьбы огонёк в плошке озарил первую складскую дверь. За ней находилось хранилище для засушенных трав, зерна, орехов и грибов. Сейчас, правда, в самом начале лета, оно почти пустовало. За второй дверью хранились всякие коренья, клубни и сушёные жуки. Облизнувшись, барсук прошёл дальше и остановился только у третьего склада.

Открыв дверь, он ступил внутрь. В ноздри сразу же ударил крепкий запах, а плошка осветила развешанные на деревянных крючьях куски копчёного и вяленого мяса. Перепела, глухари, зайчатина, оленина — всего и не перечислить. Обойдя отрез короткого бревна с выемкой для рубки мяса в середине комнаты, барсук неторопливо прошёлся вдоль стен и выбрал копчёного дрозда, которого положил в корзину.

Выйдя и закрыв за собой дверь, барсук облегчённо вдохнул приятный запах подземелья. Он не ел мяса и недолюбливал его тяжёлый аромат. Углубляться глубже в складской туннель барсук не предполагал: он уже взял то, за чем пришёл. Однако его внимание вдруг привлекло какое-то светлое пятно на полу подземелья. Барсук всегда сам следил за чистотой в норе, и никакого мусора здесь быть не могло.

Барсук шагнул в ту сторону и наклонился, чтобы рассмотреть поближе. Находка оказалась клоком светло-серой шерсти. Чьей-то посторонней шерсти. Барсук нахмурился: Хозяину это не понравится. Он взял клок в руку и принюхался. Никакого чужого запаха, что весьма странно. Но шерсть определённо ни его и не Хозяина.

Озадаченный барсук убрал таинственную находку в торбу и, подняв светильник повыше, двинулся в глубь кладового туннеля. От четвёртой двери тянуло холодом — за ней, в комнате, полной снега, хранилось свежее мясо. Хозяин ловил только отменную добычу. Правда, в последний раз он притащил зачем-то старого рябчика. Сам он вряд ли станет есть такое жёсткое мясо. Впрочем, Хозяину виднее.

Барсук прошёл мимо и оказался в самом конце прохода, где свет упал на пятую дверь. Там располагался самый большой отнорок в этом туннеле: барсук сам вырыл его ещё весной по наказу Хозяина. Но с тех пор Хозяин строго-настрого запретил ему даже подходить к этой двери, и барсук не знал, что там внутри.

Барсук постоял немного, прислушиваясь. Он всегда так делал, когда ему доводилось доходить сюда. Порой ему слышались за запретной дверью шорохи, а один раз даже тихие стоны. Как будто там был кто-то живой… Там могло быть всё, что угодно, но только не кладовая.

В этот раз всё было тихо. Однако ощущение непонятного беспокойства не покидало барсука. Потоптавшись, он уже собирался уходить, как вдруг с ужасом заметил, что таинственная дверь чуть приоткрыта. Он боялся не столько того, что было за дверью, сколько наказания. Ведь Хозяин мог подумать, что это он открыл дверь, к которой запрещено даже прикасаться!

Барсук, потянувшись, толкнул дверь корзиной, которую держал в руках, и отступил назад. Вздохнув, он резко развернулся и, чуть было не погасив светильник, зашагал обратно по складскому туннелю. В голову лезли всякие мысли об открытой двери и клочке шерсти, но барсук упрямо гнал их прочь. Эдак можно и завтрак подать с опозданием!

Выбравшись из хранилища, барсук свернул в проход, ведший наверх, и только здесь, поднимаясь по ступеням из камней, сумел уредить шаг. Поднявшись по лестнице, он открыл дверь и оказался в широком и высоком главном туннеле с выровненными стенами, деревянными подпорками и вымощенным камнями полом. Здесь располагались с левой стороны кухня и дровник, а с правой — гостиная и хозяйская спальня.

Барсук сразу же направился на кухню, которая представляла собой большой квадратный отнорок, устроенный с таким удобством, какого ещё не доводилось видеть у кого бы то ни было. Почти все нововведения придумал сам Хозяин — уж ума-то ему не занимать.

В стенных нишах, служивших полками, выстроена всяческая посуда из обожжённой глины. На деревянных крючьях висели сушёные травы и специи для готовки. Вдоль правой стены лежала на насыпи большая дубовая колода с выемкой с верхней стороны для резки и разделки.

В стене, противоположной двери, был выложен из камней большой очаг со специальным местом для большого глиняного котла. Главное достоинство очага состояло в том, что специально для дыма был прорыт вверх узкий тоннель — дымоход. Снаружи он был достроен трубой из камней, чтобы его не засыпало грязью и снегом. В нише рядом с очагом располагалась небольшая стопка дров. У левой стены лежало ещё одна колода, служившая столом, и стояла бочка с водой, выдолбленная из цельного куска дерева.

Взяв тарелку и чашку с водой, барсук добавил всё это в корзину и отправился в гостиную. Когти на ногах неприятно скребли по камням. Барсук не любил вымощенные полы, однако Хозяин предпочитал именно такие. Осторожно открыв дверь, барсук тихо, почти крадучись, ступил в просторную комнату. Возможно, Хозяин ещё не успел вернуться с ночной охоты, но шуметь всё равно не стоило.

Стены гостиной были сплошь задрапированы самыми красивыми шкурами многочисленных животных — добычей Хозяина. В центре комнаты возвышался стол из половины бревна на двух валунах, рядом располагалась покрытая шкурой изогнутая коряга, служившая креслом.

Барсук поставил на стол тарелку с копчёным дроздом, чашу с водой, затем зажёг от огонька своей плошки две жировые свечи в глиняных подсвечниках, стоявших на столе. Критично оглядев результаты своих трудов и оставшись вполне довольным, он потушил свой светильник и повернулся к двери, ведущей из гостиной в спальню.

— Кушать подано, Хозяин, — негромко объявил он и прислушался.

Из соседней комнаты послышался шорох: значит, Хозяин на месте. Барсук дождался, когда откроется дверь из спальни, и поприветствовал с поклоном своего единственного друга:

— Доброе утро, Хозяин.

— Привет, Подтира, — с достоинством ответил тот, неторопливо входя в гостиную.

Хозяин, лис огненно-рыжего окраса, в новом пятнистом плаще и холщовой тунике с кожаным поясом, не мог не вызывать восхищения как своей внешностью, так и талантами. Слава об его уме и хитрости ходила по всему лесу, наводя ужас на всю мелкую живность. Одежду ему только на днях справил барсук из шкур оленят — последней крупной добычи, которой лис очень гордился. Барсуку ещё не доводилось слышать, что какой-нибудь другой лис (кроме Чернобура, разумеется) смог поймать оленя. Барсук очень гордился своим другом.

Хищник уселся в кресло, и барсук спросил:

— Какие будут указан