* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

Юлия Лист

Поиграем в мафию

Официант, держа в одной руке поднос, аккуратно сдвинул на столике мотоциклетный шлем Эмиля и поставил перед ним высокий прозрачный стакан, наполненный черным фильтр-кофе, а перед Верой ярко-оранжевый лимонад в запотевшем бокале с долькой мясистого апельсина.

– Молчит. Подождем еще, – недовольно пробубнил Эмиль, открыв мессенджер на телефоне. – Ты не торопишься?

– Куда я могу торопиться в этом городе? – ответила Вера, сделав первый глоток с закрытыми глазами, и с наслаждением выдохнула. Холод ледяным облаком поднялся к переносице, ударил в лоб, распавшись мириадами льдинок по всей голове. Она не сдержала блаженного стона.

Конец июня выдался особенно жарким. Это первое лето Веры в Париже. Кто мог подумать, что во Франции может быть так одуряюще жарко! И это несмотря на то, что днем прошел ливень, а сейчас солнце уже село.

Жизнь города кипела. Горели вывески магазинов и кафе, желтыми прямоугольниками сияли окна домов, фонари подсвечивали развесистые кроны платанов и каштанов. Мимо окон кафе, огибая столики на тротуаре, прошла яркая толпа туристов с фотоаппаратами, возглавляемая милой старушкой-гидом в красной беретке, промчался мотоцикл, следом вереница такси. Вдали над полотном крыш синим посверкивал кончик Эйфелевой башни.

В шумном мегаполисе как нигде была ощутима радость лета, вечера самого романтичного города в мире, напоенного запахами речной воды, свежеиспеченных багетов, нагретого камня и вина, которое все здесь неспешно попивали, сидя на верандах или прямо на тротуарах за маленькими круглыми столиками.

Вера и Эмиль сидели в скромном кафе в центре улицы Пон Луи-Филипп. Кафе в стиле лофт «Ле Пелотон» с незамысловатым белым фасадом и высокими панорамными окнами, позволяющими обозревать публику, которой не досталось места внутри. Вовсю работал кондиционер, столики напоминали огромные катушки из-под ниток из светлого неотесанного дерева, стулья – железяки, выкрашенные в кислотный желтый. За полукруглой барной стойкой теснились люди, бармен едва успевал молоть кофе, выжимать из апельсинов сок и так отчаянно гремел кубиками льда, что заглушал работающий телевизор, висевший в углу.

Эмиль опустил локти на край стола и, прищурившись, наблюдал за теми, кто занял столики по ту сторону витража, на тротуаре в тесном соседстве с длинным рядом припаркованных велосипедов и байков.

– Что скажешь о том типе в черном? – спросил он, сделав движение подбородком.

Вера обернулась, кинув взгляд на молодого шатена в черной футболке за стеклом, который молча слушал девушку в открытом летящем платье «миль флер», копна ее золотистых кудряшек распалась по плечам до пояса. С сияющим лицом и очень живо жестикулируя, она что-то ему рассказывала.

– Они похожи на нас с тобой. – Вера улыбнулась. Отпив глоток лимонада, она заложила за ухо растрепанную прядку русых волос и поправила складки сарафана. – Я тоже вечно что-то тебе рассказываю, а ты продолжаешь резаться в игрушку на телефоне или смотришь в одну точку, давая понять, что нацелен думать о своем.

– Нет, – отмахнулся Эмиль, – что скажешь о нем как о личности? Сможешь составить психологический профиль, наблюдая, как он общается со своей девушкой?

– Она не его девушка. Они друзья, учатся или работают вместе.

Эмиль отправил Вере тяжелый взгляд-просьбу не придираться к словам.

– Скажу, что твоя мания всех делить на архетипы мешает тебе глубже смотреть на людей. Человек внутри гораздо красочней, чем могут рассказать о нем таблицы. А его ты отметил первым, потому что он такой же мрачный, как ты, паранойял или шизоид… Нет, скорее, паранойял, помешанный на какой-нибудь идее, живущий в вечном страхе разоблачения или предательства. Вместо того, чтобы слушать свою миловидную собеседницу и наслаждаться романтичным вечером, он, видимо, обдумывает какие-то темные делишки.

– Жестоко, – усмехнулся Эмиль, достал из переднего кармана джинсов маленькую баночку с лекарством и высыпал на ладонь две капсулы.

– Ты чувствуешь к нему ревность? Зависть? Конкуренцию? – Вера отпила лимонад и зажмурилась, как кошка. Этим вечером совершенно не хотелось думать.

За целый рабочий день, который она провела за опросными беседами в профайлинговом агентстве Эмиля, ей надоело видеть в людях схемы и графики, делить их на типы и виды. Хотелось просто пить лимонад, дышать пряным воздухом вечернего Парижа и мечтать о чем-нибудь приятном и романтичном!

Но шеф, как истинный паранойял, не мог позволить себе расслабиться даже после тяжелого трудового дня. Даже сейчас, пока они просто сели передохнуть и дождаться сообщения от начальника уголовной полиции – его дяди, с которым они часто сотрудничали, Эмиль думал о работе.

На отповедь Веры он ничего не ответил, молча закинул лекарство в рот, запив капсулы большим глотком кофе. После того как хирурги чудом вернули его с того света после ранения, он сидел на обезболивающих, самостоятельно назначая себе дозировки прописанных врачами лекарств.

Никто бы никогда его не принял за частного детектива и бывшего полицейского и уж тем более не догадался, что Эмиль криминальный аналитик, профайлер и бывший оператор детектора лжи. Черные, крашеные иглы волос, то ли от отсутствия шампуня, то ли от обилия укладочного средства, торчали во все стороны, в мочках ушей – тоннели, мятая черная футболка с изображением его любимого аниме-персонажа по имени Эл из «Тетради смерти» и причудливые изгибы татуировок на жилистых руках и шее. За стеклом витража рядом с велосипедами и байками стоял его мотоцикл – черный, блестящий «BMV» «RR», на котором он гонял по городу, рискуя своей жизнью и жизнями пешеходов.

– Вообще-то, – скривился Эмиль, – моя теория об архетипах была принята префектом, и ее на прошлой неделе запатентовали как одну из самых успешных методик типизации преступников и их жертв. Я работал над ней пять лет, а ты пытаешься поднять меня на смех. Некрасиво.

Он попытался быть серьезным и казаться обиженным. Но Вера за год знакомства быстро вычислила, что единственный его способ коммуникации с людьми – это смесь иронии и едкого сарказма.

– Типизации Леонгарда нам вполне хватало. – Она сморщила нос. Но эго потянулось защищать свой диплом психолога. – Старые добрые «гипертимный тип» и «шизоид», «эпилептоид» и «тревожно-мнительный», «эмпат»… Этого вполне достаточно, чтобы, раздав людям ярлыки, пытаться понять, кто есть кто. Можно еще и Личко вспомнить. Он подробней.

Напрасно она это затеяла. У Эмиля загорелись глаза.

– Дело в том, что про типизацию Личко, которого я лично очень уважаю, во Франции не знают. – Он наклонился к ней. Зрачки пылали. – Типология Леонгарда ближе, но все равно для одних звучит как китайская грамота, для других – лишь ярлыки: этот – шизик, этот – эпилептик, а этот – истеричка. Эти слова понятны лишь нам с тобой. Простые полицейские – а они в основном эпилептоиды – люди с базовой потребностью статуса, власти, часто с ограниченным IQ, да и следаки тоже, основная масса…

– С ограниченным IQ? – остановила его Вера.

Эмиль скривил лицо.

– Ладно, скажу мягче: с топорным мышлением. В полицию идут мериться членами! Никто особо не горит желанием изучать психологию, и уж тем более вникать в то, что такое акцентуации характеров. А между прочим, в каждом из нас есть чуточку от шизоида, чуточку от эмпата, и убийцами нас могут сделать смещения акцентуаций. В школе полиции этому не учат. Ну, может, вскользь.

Вера нахмурилась и, чтобы скрыть тот факт, что Эмиль прав, схватилась за бокал и спрятала за ним половину лица, прижав холодное стекло ко лбу. Ну почему он не может просто расслабиться? Как можно жить в Париже и все время думать про убийства и преступность!

– Им нужны понятные термины, понятно объясненные, – завелся шеф. – Типология Юнга устарела. Полицейским не объяснишь, что такое анима и анимус, типология Кэрол Пирсон тоже устарела. С лохматого восемьдесят шестого мир узнал о киногероях Marvel, DC и о Гарри Поттере. Мы стали мыслить новыми категориями, их нужно учитывать. Мне понравились архетипы, которые чаще всего используют русские: принцессы и маги, ведьмы. Это у них я взял идею заняться корпоративным профайлингом.

– Ты зациклен на своих русских корнях.

– Допустим. Не в этом дело. Их архетипы больше подходят им – русским. Ты же знаешь, что большинство славян, в силу своего этноса, – эпилептоиды.

Вера кивнула. Эпилептоид ей всегда напоминал генерала из «Такси-2», капитана Смоллетта и персонажа Булдакова из «Особенностей национальной охоты».

– Мы, жители западной Европы – истероиды, люди с базовой потребностью удовольствий, красоты, сексуальности. Мы умеем веселиться, прожигать ресурсы, привезенные из колоний, мостить бульвары, возводить дворцы, расписывать потолки и стены капелл. Мы – это Казанова, маркиз де Сад, Микеланджело, Мадонна и Мэрилин Монро. Все европейские столицы мира – музеи под открытом небом, потому что мы знаем, как тратить бабло и где его добывать не всегда законным образом. Поэтому нам нужны свои архетипы.

– Хорошо. Тогда к какому архетипу ты бы отнес… скажем, собеседницу того шатена? – спросила Вера, по-прежнему пряча лицо за бокалом лимонада и не теряя надежды отвлечь шефа от работы.

– «Всеобщая любимица» – вечное дитя, девочка-припевочка. – Эмиль бросил на девушку презрительный взгляд. Та откинула длинные до пояса кудрявые волосы и продолжала что-то рассказывать мрачно молчавшему парню с выражением лица Раскольникова. – Русские назвали этот архетип «принцессой». Такие получаются в счастливых семьях. В школе хорошо учатся, учителя в них души не чают, у таких всегда много подружек, лакомый кусок любого парня. Но! Они восприимчивы к чужой боли, вечно стремятся помочь всем и каждому. Это они собирают больных котят и могут отдать последние деньги мошенникам. И нередко впадают в депрессивные эпизоды. Такие становятся жертвами серийников чаще всего. Вспомни «Коллекционера» Фаулза. Типичная Миранда.

– Хм. – Вера поставила бокал на стол. – Ты читал «Коллекционера»?

– Надеюсь, ты понимаешь, что и сама попадаешь под эту категорию? – Эмиль уронил локоть на стол, ухмыльнувшись.

Вера вздернула брови, четко осознавая, что явила на лице классические признаки эмоции удивления: расширенные глаза, округлившийся рот и вспыхнувшие щеки. Эмиль посмотрел на нее с усмешкой, взял телефон и быстро щелкнул камерой.

Она недовольно нахмурилась, отпрянув на спинку стула и скрестив руки на груди. Эмиль пытался отучить ее проявлять слишком яркие эмоции и грозился, что будет снимать ее на телефон. Теперь он постоянно так и делал – стоило ей удивиться или обрадоваться, он тотчас фотографировал ее и заставлял анализировать собственное лицо, чтобы лишний раз ткнуть носом в то, как Вера щедро транслирует свое душевное состояние.

Навалившись на стол, он сунул экран ей под нос.

– Большие карие глазки, ротик буковкой «о», соблазнительно приоткрытый, а еще эти светлые прядки волос – кукла Барби, не иначе. За год ты дважды стала жертвой психопата![1]

– Наверняка ты слышал про виктимблейминг, – съязвила Вера.

– Можно бесконечно продолжать защищать права жертв. Это даст плоды когда-нибудь в будущем. А сейчас нужно уметь за себя постоять и быть хоть сколько-нибудь осмотрительной. В архиве полиции Франции не наберется и нескольких десятков серийных убийц – лично я знаю ровно сорок шесть дел, датированных с девятнадцатого века. А ты за несколько месяцев успела словить двух! Двух маньяков на вот это личико «принцессы»!

Он скривился, попытавшись утрированно изобразить ее удивление.

– Сорок шесть дел? Всего? За сто лет? – удивилась Вера, не обращая внимания, как Эмиль зло зашипел, вытянув в ее сторону палец, когда она опять приподняла брови. – Не может быть!

– В США профайлеры ФБР из отдела поведенческого анализа занимаются только серийниками. Этот отдел нарочно был создан, еще в семидесятых. Агенты Джон Дуглас – ты читала его книгу «The killer across the table» – и Роберт Ресслер создали базу данных по серийным убийцам, объехав для этого все тюрьмы всех штатов. В Европе же ничего такого нет и в помине. – Он раздраженно откинул локоть на спинку стула.

То ли таблетки делали его таким нервным, то ли он переживал, что не пишет его дядя. Кристоф должен был прислать человека для какого-то нового дела, о котором Вера еще ничего толком не знала. Эмиль опять проверил телефон, отбросил его на стол и стал смотреть в окно.

– Никогда не придавала этому значения, – проговорила Вера. – Хотя, ведь какой сериал «Нетфликс» про ФБР ни возьми, их агенты действительно ловят только маньяков и серийных убийц. Думала, это такой штамп… Кому интересно смотреть, как студент ударил топором старушку? – Вера попыталась пошутить, но серьезность шефа было ничем не сдвинуть.

– Нет, какой студент, о чем ты! Отдел поведенческого анализа ФБР интересуют только серийные убийцы. И вылетают они на дело лишь после того, как выяснится, что работал именно серийник, – с сожалением бросил Эмиль. – Смотрела бы ты поменьше сериалов, тем более «Нетфликс»! Нет там правды. Если ФБР отпускает дело в СМИ, оно само пишет его четкий сценарий, корректируя факты, меняя имена, едва ли не полностью всю суть! Даже тру-крайм про Джефри Дамера и Теда Банди сильно отредактированы сотрудниками федеральной службы… Или ты думала, они щедро разбрасываются таким материалом? В общем, мы здесь, за океаном, по-другому работаем. И поэтому нам нужна другая типологизация. Кажется, что у нас меньше серийников, но только потому, что никто не пытается связывать дела в серии. А сколько висяков из-за этого! Серийные убийцы иногда завязывают, часто накладывают на себя руки, оттого что перестают получать кайф от смертей, и их убийства остаются нераскрытыми. Кажется, что во Франции много одиночных преступлений бытового характера. Больше студентов, сгоряча лупящих топором старушек, чем Ганнибалов Лектеров, четко продумывающих свои преступления. А что на деле, никто не узнает, если действовать не по накатанной, а пытаться корректировать. Полицейским нужны четкие структуры в головах, кого они ловят и зачем. И база не помешает…

– Ты считаешь меня «всеобщей любимицей»? – предприняла Вера еще одну попытку сменить тему.

– Ты эмпат, эмотивный тип. – Эмиль безнадежно махнул рукой.

– По-твоему, я совершенно бесполезна в бюро? Разве только постоянно служить приманкой для маньяков, – обиделась Вера.

Эмиль нахмурился и отвел глаза. Все чаще он испытывал стыд при упоминании о том, как безбожно использовал напарницу, потакая общению с лицами, которых подозревал в убийствах. Ругать ее за искренность, веселость, открытость он стал только теперь, но еще полгода назад сам же и толкнул в объятия психопата.

– Не бесполезна, – буркнул он, – напротив. Образование психолога – это круто. И в опросных беседах тебе нет равных.

Вера опустила голову, пряча улыбку. Шеф не был щедр на похвалу своим сотрудникам, хотя те порой рисковали жизнями.

– Мне кажется, я смогу тебя кое-чему обучить. Ты имеешь еще одно достоинство: как говорят на Востоке, разум новичка – пустой сосуд. Но тебе не хватает практики и ежовых рукавиц.

– Вот как? – Вера сложила перед собой руки, елейно улыбнувшись. – Хочешь поиграть в Пигмалиона? Или ты так сентиментальность проявляешь? Все-таки тебя чему-то научила та недавняя пуля. Неужели стал бояться смерти?

– Да, не сегодня-завтра это повторится, и когда-нибудь меня застрелят. Насмерть. Шучу. – На его лице скользнула трикстерская улыбочка, но он тотчас посерьезнел, его взгляд потяжелел. – Что, если я захочу кому-то передать свое дело? Кому бы я мог доверить «Детективное бюро Эмиля Герши»?

Он опустил локти на стол, сложил пальцы домиком и приподнял бровь. Всегда так делал, когда был настроен поспорить.

– Не представляю, – улыбнулась Вера.

Она была честна. Таких, как Эмиль, в природе не водилось.

– Тебе.

– Мне? – Она опять невольно расширила глаза.

– Мне что, щелбаны начать раздавать? – Лицо Эмиля вытя