, чтение было способом вырваться из тесноты окружающего меня мира. Но, может, потому-то он и казался тесным, что я был жадный читатель? По силам ли хоть какой-нибудь реальности соответствовать мирам, существующим только в книгах? В любом случае, литература сотворила со мною именно то, что предрекали противники “любовных романов”, получивших широкое распространение в восемнадцатом веке, — она породила беспокойные мечты и желания, в буквальном смысле отрывавшие от родных корней.
Если такой силой обладают простые слова, что же говорить о фото и видео, бесконечно мелькающих в ноутбуках и смартфонах? Коль верно выражение “Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать”, то какую же власть имеют изображения, проникающие со всех уголков земного шара! Какие мощные мечты и желания они порождают! И среди них — охота к перемене мест.
Я перевел взгляд на море в лунном свете и вспомнил словосочетание, часто встречающееся в бенгальских легендах о Купце, — “омытые океанами земли”. В этот момент мне казалось, что я пребываю среди всего самого хорошего, что есть на свете — бескрайнего моря, неохватного горизонта, лунного света, прыгающих дельфинов, — и омыт надеждой, добром, любовью, милосердием и великодушием.
Если все так, почему ты используешь религиозные слова? — Это какие же? — Например, “суеверный” и “сверхъестественный”. — Чинта изобразила пальцами кавычки. — Разве ты не знаешь, что они пущены в обиход Святой инквизицией? Задачей инквизитора было выкорчевать “суеверие”, заменив его истинной верой. Именно он решал, что “естественно”, а что “сверхъестественно”. Когда ты говоришь о своем неверии в “сверхъестественное”, возникает противоречие, поскольку это означает, что ты не веришь и в “естественное”. Одно без другого не существует.
Когда это время наконец-то минуло, я был полон решимости больше никогда не изведать подобного сумбура. Я не жалел усилий ради тихой, умеренной, бессобытийной жизни и вполне в том преуспел
