Аркадий Аверченко — сатирик, творивший в самое смутное время новейшей российской истории. Аверченко называли русским Марком Твеном и О’’Генри. Его рассказы предназначались для газет, это короткие фельетоны на злобу дня. Их часто исполняли со сцены, Аверченко и сам участвовал в таких выступлениях. Вошедшие в сборник произведения по его рассказам позволяют нам соприкоснуться с тем, что давно ушло, и отметить, насколько мало изменились за минувший век люди. Аверченко никого не поучает, а напротив, прикидывается наивным простаком, описывая мир таким, каким он предстал бы ребенку. Невольно ловишь себя на желании переубедить автора, уверить его, будто он не так что-то понял… Поговорить с автором уже не удастся, но можно обсудить прочитанное и услышанное с друзьями, а в особенности с любимыми…
у Мастакова ярко выраженная индивидуальность… Протест какой-то красивый. Не хочу чистить ногти, не хочу быть как все. Анархист. В этом есть какой-то благородный протест.
Дверь скрипнула. Евдокия Сергеевна заглянула в комнату и сказала с затаенным вздохом: — Мастаков твой звонит. Тебя к телефону просит… — Почему это мой? — нервно повернулась в кресле Лидочка. — Почему вы все мне его навязываете?! Скажите, что не могу подойти… Что газету читаю. Пусть позвонит послезавтра… или в среду — не суть важно. — Лидочка, — укоризненно сказал Двуутробников, — не будьте так с ним жестоки. Зачем обижать этого чудесного человека, эту большую, ароматную душу! — Отстаньте вы все от меня! — закричала Лидочка, падая лицом на диванную подушку. — Никого мне, ничего мне не нужно!!!
Мамаша! Хуже вы это сделали. Все дело испортили. Разве так наговаривают? Подумаешь — мот, картежник… Да ведь это красиво! В этом есть какое-то обаяние. И Германн в «Пиковой даме» — картёжник, а смотрите, в каком он ореоле ходит… А отношение женщин… Да ведь она теперь, Лида ваша, гордится им, Мастаковым этим паршивым: «Вот, дескать, какой покоритель сердец!.. Ни одна перед ним не устоит, а он мой!» Эх вы! Нет, наговаривать, порочить, унижать нужно с толком… Вот я наговорю так наговорю! И глядеть на него не захочет