Оглавление

Глава 1

Шаттл.

25 Октября 2120 года. GMT 05.25

Шаттл AEX/GBA WNSS-A-WS001

— Сказать по правде, я реально хочу, чтобы от меня отвалили, — сердито прорычал он, — Вы правильно сказали моим языком, что я хочу, чтобы меня оставили в покое. Уж не знаю, случайно ли вы угадали, или сами все понимаете.

— Не совсем так, как вы сейчас говорите. Вы хотите, чтобы я вас оставила в покое. Не какие-то «они», а я. Людская популярность, она вам нужна, — спокойно ответила она.

Он вдруг почувствовал, что пора покончить с этим дурным сном. Непонятно как, но надо. Еще не помешало бы приземлиться и поскорее. AI вполне был способен реализовать такие гибкие коррективы полета, хотя… эта дрянь ведь и над ним поработала…

План полета и декларации были уже давно позабыты и болтались в матерчатом кармане сбоку от кресла.

— Хочу приземлиться! — словно пьяный прорычал он, отчасти ожидая какой-то реакции на свои слова от AI.

— Приземлимся, только не сейчас, — вместо AI ответила она. С вами сейчас что-то не то… Я, впрочем знаю в чем дело. Это потому что у вас теперь нет биочипа. Оказавшись в совершенно непредвиденных обстоятельствах, ваше подсознание лихорадочно начало искать ответ, впрочем, оно уже его нашло. А вот чипа-то и нет. Скажите мне спасибо.

— И за что же?

— За то, что я отобрала у вас пистолет, который вам дали, чтобы вы в случае чего застрелились. Разумеется, пистолет — это образно. Это биочип. Он и вколоченные в ваш мозг фреймы выполняли для вас такую роль… надсмотрщика что ли. Без чипа фреймы — это разоруженный надсмотрщик. Он и бесится.

— Со мной порядок, Мадам! С этим устройством я выполнял все задачи, как долбанный киборг. Потом вы все испортили.

— Знаете, лучше сядьте в кресло и не дергайтесь, вы не в себе.

— Не разговаривайте со мной так! Вы сами постоянно делали одну безрассудную глупость за другой. Это вам что? Шутки? Зачем было так летать?

— А как? Я же вижу, что вы явно не в порядке. Возьмите себя в руки. Вас обстрел так напугал?

— Нет, но я считаю, что не обязательно было лезть под эти бомбы.

— Вы же до этого спокойно лезли под конвенционалку. Чем эти килотонны на противоракетах опаснее шрапнели? И то и то одинаково вредно для организма. У обычного солдата на фронте куда более сильные ощущения, так что не изображайте, будто вы перенесли что-то экстраординарное.

В чем была причина внезапно нахлынувшего бешенства, ему самому сейчас понять было трудно. Все эти атаки противоракетной обороны и адреналин? Такое и до этого было. Ясное осознание того, что вся Земля стоит на краю пропасти и гибели? Так Земля, вернее будет сказать, человечество, не первый год так стоит. Встреча, как она сказала, лицом к лицу с глубоким, дальним космосом, то есть с ней? Ну и да и нет…

Вместо ответа на эти дурацкие вопросы он вдруг с поразительной ясностью осознал, что нужно делать. Для начала он развернулся и с силой треснул кулаком по сложенному, закрепленному на верху приборного блока компьютеру.

— У-у-ух, на-а-х! — выдохнул он.

Бешенство это в отличие от всего, что происходило до этого не было каким-то наваждением от этой «Аэлиты нездорового человека», как он ее как-то назвал про себя. Это бешенство было его собственными эмоциями — сейчас он совершенно отчетливо прочувствовал разницу того и другого. Это что-то внутри его, его собственное, сорвалось с цепи. Может… биосфера помогала, или ее поле, как там говорят… Ну так еще и лучше.

Отлетевшая панель монитора прокувыркалась где-то неподалеку от его головы — до этого она успела отскочить от стенки отсека.

— Может ты к себе домой улетишь? — озвучил он наконец свое предложение.

— А я по-вашему где?

— Я тебе сейчас объясню где ты! — он сжал правую руку в кулак и изготовил левую, чтобы ухватить за обнаглевший воротник или еще что. Невесомость в данном случае не была его другом — движения осложнялись даже посильнее, чем если бы дело происходило в воде: сделав необдуманный толчок ногой можно было улететь совсем не туда куда хотел, да еще и начать вращаться, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Можно было и головой треснуться в итоге.

— Зачем вы изображаете гориллу? — послышался голос, в котором явно звучала издевка.

Еще он успел отметить, что теперь она смотрела на него не с прежней беззаботностью, а как-то, если не растерянно, то по крайней мере с выражением серьезности и некоторой удрученности.

Рассчитав, наконец, усилия для решающего броска, он, все это время находившийся за своим креслом, толкнул ногой свой борт и рванулся в атаку. По пути он ударился коленом о верхнюю часть своего пилотского сидения, но успел пнуть приборный модуль и выровнять движение.

Забеспокоившееся лицо приближалось. Когда оставалось около полутора метров, он выставил вперед левую руку и нацелился в район шеи. Правая сжалась в кулак.

Тем не менее, к глубокому разочарованию какой-то внутренней части рассудка, сохранявшей все это время хладнокровие, он все же не долетел. Вернее, долетел, но не так, как задумывал — буквально на последних подступах он опустил голову, словно желая пободаться, а правая рука разжала кулак.

Он уткнулся ей куда-то в плечо, потом зарычал и завыл. Надо думать, тупой удар головой тоже был ей неприятен, но она не произнесла ни звука.

Спустя какое-то непродолжительное время он почувствовал, как ее рука прошлась по его волосам и прижала его голову.

— Не думала что вы так… — без прежней веселости проговорила она, — Я же сказала, что все, что надо, мы сделали, больше ничего такого не будем делать. Я думала, мы приземлимся в безлюдной местности, а потом прилетим обратно в Суперфедерант, как на самолете. Можно хоть на правый хоть на левый берег.

— Не хочу в Суперфедерант! — почти проныл он.

— А куда хочешь? — прозвучал непритворно ласковый голос.

— Не знаю, — прорыдал он, чувствуя, как его отчего-то трясет. Каким-то внутренним умом, наверно тем самым, что был разочарован срывом рукоприкладства, он понимал, что со стороны это выглядело форменным позорищем, но сделать ничего не мог.

— Ну как это «не знаю»? Одно мы уже узнали — это то, что ты не хочешь в Суперфедерант, — по-прежнему мягко проговорила она.

— Ты опять будешь смеяться.

— Я не буду смеяться. Я над тобой и не смеялась никогда. Над вашими большими боссами — да, над простолюдинами, чего скрывать, тоже да, а над тобой нет.

Он почувствовал, как она дышит ему прямо в волосы, в макушку. Теперь он вцепился в нее обеими руками. Где-то позади AI сообщил об очередной противоракетной атаке на шаттл.

Она все же высвободила и левую руку, принявшись гладить его по голове. Попутно она что-то выкрикнула на своем языке куда-то в строну, надо думать, адресуя это AI.

— Ну, куда ты хотел полететь? Я думала вернуться обратно туда, откуда взлетел шаттл, но раз ты не хочешь…

— Сама ведь тоже туда не хочешь.

— Ну да, место то еще, но не настолько дрянное, чтобы так расстраиваться.

— Я хочу… — простонал он, — Я хочу…

— Ну?

— В Советский Союз.

— Ну и что ты там будешь делать? Вообще есть и такая Земля, но там тоже свои… все тоже… и Оппенгеймеры свои и Комбаты… Так уж наверно мир устроен.

— Я хочу в наш, — прохныкал он, и уж совершенно бесцеремонно обхватился обеими руками. Внутреннему его рассудку было очевидно, что делал он это не как мужик, а как раскапризничавшийся ребенок, так что если рассматривать это как ситуацию, это было омерзительно. Да и как зрелище.

Она, надо было отдать ей должное, невозмутимо продолжала возиться с ним, даже не думая прибегать к помощи своих огней из пальцев, быстро бы решивших проблему. Еще на какое-то время появилась тяжесть. Совсем небольшая, не более десятой части от земной. Это AI включил двигатели, уводя шаттл от атаки. Судя по мизерному ускорению, опасность была так же мизерна.

— Ваш союз, это какой? — наконец, поинтересовалась она.

— Подальше в прошлое, в Первый — ответил он, даже чуть подивившись тому, как этого можно было не понять.

— Машину времени что ли хочешь? Уж чего-чего а этого нет. Это выдумка.

— Почему ее нет?

— Потому что нет.

— Ты же черная дыра, — он уткнулся головой еще сильнее.

— Надо же, теперь поверил, а то все спорил… Хорошо, давай про твой советский-рассоветский… Тебя сейчас про путешествия во времени не переспоришь… Скажи, почему ты хочешь туда?

— Не знаю.

— А кто же знает? Ну, скажи… Скажи, чего тебя туда так тянет.

— Там были другие люди, не такие злые как сейчас.

— Это все наивные фильмы. Старые фильмы. В жизни все не так.

— Я знаю, — прохныкал он.

— Давай я сейчас сделаю так, что ты заснешь? Хочешь?

— Ты обещала, что не будешь колдовать.

— Хорошо, не буду. Но ты хотел бы заснуть? Чтобы все это закончилось.

— Да, — простонал он, и в очередной раз уткнулся в нее головой.

Между тем, он почувствовал как становиться холоднее. Или не холоднее… Воздух какой-то стал… Как холодным утром что ли… Еще вроде бы уши закладывало, но это как-то совсем ускользало из внимания.

Какой-то внутренний рассудок, все еще сохранявший ясность, пытался донести что-то про биочип и гнусную историю вокруг этого биочипа, про подготовку, которую он проходил когда-то еще перед войной, про вбуханные в это и в него лично миллионы «новыми» и про обещанное, но сейчас остальной, так сказать основной части его рассудка было как-то все равно. Он попытался поднять голову и взглянуть на ее лицо, но почему-то ничего не увидел. А после он уже и вовсе ничего не хотел.

— Как же я бездарно все слил, — была последняя мысль, промелькнувшая где-то в цепенеющей голове.

Сокращения

MDS Missile defense system, Противоракетная оборона

SAM Surface-to-Air Missile. Дословно «Ракета Земля-воздух», То же что и ПВО

ECM Electronic Cuonter-Measures, РЭБ

ETA Elapsed Time to Arrive, время, необходимое для прибытия в такую-то путевую точку при такой-то скорости.

AI Искусственный интеллект

Глава 2

Отмененное задание Чеодаева.

26 Октября 2120 года. GMT 15.25

Арктика. Заполярье.

Заполярное солнце, висевшее низко над горизонтом, окрашивало день в предзакатные цвета, которые с чего-то было принято называть теплыми.

Вначале полета внизу неторопливо проплывала однообразная северная равнина, уже присыпанная редким первым снегом, сейчас вовсе были одни льды арктического океана.

Заметая следы, «неизвестное командование» вначале отправило звено на базу под Иркутском, затем в Ноябрьск. И там и там бомбардировщики частями выгрузили свой боекомплект.

За годы своей работы на Центральноафриканском фронте, ЦАФ, Чеодаев уже и забыл как это бывает, как наступает зима, хотя сам родом был из этих краев.

Переходный сезон этот если не депрессивный то суровый и угрюмый. Сначала вся природа приобретает серо-бурые оттенки, где серое — это небо. Затем земля скрашивается редкими, то тут то там сваливающимися первой метелью в полосы снежинками. Потом все может и растаять, но в итоге все замерзает, стекленеет и укрывается нарядным белым снежным покрывалом а то и периной.

Главное, чтобы города поблизости не было, иначе покрывало это быстро потеряет белизну но опять же, до очередного снегопада. Потом праздники — кому водка кому мандарины… Раньше это было так, да и в годы войны никуда не делось.

Бомбардировщики уныло плелись на запад. Итоговым решением командования была переброска «Двести пятьдесят вторых» на базу в Гренландии. Тогда меры по заметанию следов должны были считаться выполненными.

Все пять машин с экипажами по-прежнему были выведены из основного подразделения, что давало определенную надежду на то, что дерзкая, изящная и несомненно эффективная акция все же будет доведена до своей реализации. По крайней мере, Чеодаев на это рассчитывал.

— Как же все-таки так вышло, что шаттл сдулся? — в очередной раз начал второй пилот, — хоть гражданские каналы прослушивай.

— Ну давай, попробуй их прослушать, — хмуро ответил Чеодаев.

Фокус здесь заключался в том, что при всем совершенстве бортовых систем радиоразведки, входивших в более обширный комплекс ECM, возможности прослушать гражданские каналы, да и вообще сторонние речевые сообщения не было. Пилотам просто такое не нужно. Для речевой связи были свои шифрованные каналы, но и они сейчас были заблокированы — полеты проходили в режиме радиомолчания.

— Надо же было так… Вначале удачно взлететь. Провести первые орбитальные витки, выйти на связь в интернете, взбаламутить всех, а потом ни с того ни с сего взбрендить, — не унимался Чеодаев.

— Удачно взлететь… — задумчиво проговорил второй пилот, — Говоришь так, как будто он вправду сам залез и угнал этот шаттл.

— Ну я имею ввиду, что взлет прошел удачно. Это же все-таки шаттл, причем пилотируемый. По нынешним временам редкость. Да и этот, как его… Говорят, тоже долго не летал, а отсиживался под прикрытием.

— Думаешь, заговорщики посадили бы туда не знающего своего дела валенка.

— Заговорщики… — Задумчиво проговорил Чеодаев, — Кого же можно к ним отнести? Я имею ввиду, насколько широк этот круг?

— Не пизди лучше, — оборвал второй пилот угрожавшие сорваться с языка Чеодаева раздумья вслух.

Впрочем, Чеодаев сам прекрасно понимал, что можно говорить в машине, в которой электроники было как в человеке воды, а о чем лучше промолчать.

— Меня больше интересует, что там с бомбами, — направил Чеодаев разговор в другое русло.

— Какими именно? — с большей готовностью к разговору отозвался второй пилот.

— Теми что он на Антарктиду сбросил.

— А-а. Это да, история забавная. Надо отдать ему должное, насчет того, что бомбы никуда не попадут, он не соврал. Разве что немного спутников побил.

— Это меня и интересует. Интерлинк неспроста «исполняет» весь день.

— Если ты забыл, «исполняет» не только интерлинк, но и ECM, — ответил второй пилот, — Уже с час примерно ECM пишет про облучение. Сейчас в нас светят знаешь чем? «Чинки» облучают нас своим MDS! Это здесь! Не будь этого радиомолчания, я бы давно уже спросил наземных в чем дело.

— Может у них новый спутник? — предположил Чеодаев.

— Да ну нахуй! — ответил второй пилот, — Это излучение радара MDS Garbage. ECM с исчерпывающей достоверностью это определила.

— Спутник-Jammer имитирует эту мусорку, — уточнил Чеодаев.

— Хуй знает. А нахуй он нужен?

— Хуй знает, — в тон ответил Чеодаев.

— Так или иначе, с одним звеном в цепочке что-то не то. Я про цепочку радар-радиоэфир-наша ECM, — продолжил рассуждения второй пилот.

— Если с радаром странность, то эта странность заключается в том, что он не радар а джеммер, — утвердительно заключил Чеодаев. И он где-то летает.

— Логично, хоть я такого не встречал. Чтобы «чинки», имитируя MDS смогли сделать это в таком тылу. Не столько это трудно, сколь бессмысленно.

— Следующее звено, точнее с другого края цепи, это наша ECM. Но она не может быть не в порядке, так как все строки в предполетной проверке были ОК. Исключением может быть саботаж, но насколько он реален? — размышлял второй пилот.

— Остается радиоэфир, — Чеодаев усмехнулся, — На миллиметровом диапазоне!

Второй пилот также чуть повеселел. Для обоих офицеров это звучало как шутка — оба прекрасно знали, как распространяются радиоволны. Низкочастотные, с длиной в метры и десятки метров, и вправду могут огибать Землю, отражаясь от ионизированного слоя атмосферы. Они даже могут обогнуть планету, и не один раз. СВЧ волны так не могут. Для них есть только прямая видимость. Есть исключение с тропосферным переизлучением, но там надо соблюсти кучу условий.

— Нет, я все же думаю, тут правда что-то новое, — продолжил Чеодаев, -Что-то вроде орбитального джеммера. Забрось они туда целый радар, он бы недолго пролетал. Но они воспользовались тем, что сейчас происходит и запульнули какую-то свою хрень просто чтобы напакостить. Им стало обидно, что у нас появилась такая здоровенная натриевая лампа в небе, вот они и ответили чем могли.

— Я бы на такой лампе полетал бы, — произнес второй пилот, — В сравнении с этими большими делами мы словно ползаем по земле. Словно на четырех колесах по говнам. Досадно как-то даже.

— Это да, согласился Чеодаев, — понаделали конкурентов для нас, для авиации. Так все-таки он ядерный или термоядерный? Не разобрались еще?

— Пока нет. Кто что говорит. Скорее бы уже разъяснили по-человечески, а то развели муть да секретность. Совок какой-то прямо.

— Совок… — проговорил Чеодаев. — Совок у нас вот здесь был, — он ткнул и поводил пальцем по дисплею, куда обычно выводилась стрельбовая информация, — Был четко здесь, пока все не сорвалось.

— Не такой уж там и совок, — ответил второй пилот.

— Ну их нахуй, ОМСДОН сам справиться, хотя мы бы могли навести полную красоту, — подвел черту под тему отмененного задания Чеодаев. — Глянь лучше какое полярное сияние разыгралось. Видно даже днем, причем какое-то сиреневое, как марганцовка. Еще оно вытягивается ввысь как-то необычно.

— Я думаю в этом ничего необычного. Может тут так каждый день. Или через день. Ты сам-то много полярных сияний видел? Хотя чего это я… У нас-то в Африке полярных сияний дохуя. Только нужно выпить чего-нибудь местное или покурить. А уж если и то и другое…

— Оба заржали во весь голос.

— Мне моя работа дорога пока, так что без африканских полярных сияний как-то обходился, — проговорил Чеодаев. — Все же насчет того, как они обычно выглядят… Ты что, не видел их на картинках или в видео? Я не видел, чтобы ввысь тянулись такие линии.

— Вообще я согласен, -ответил второй пилот. — Типичное сияние лентой свернуто. Как шарф такой в небе висит.

— SAM LOCK, SAM LOCK, — быстро и тревожно протараторил AI.

Чеодаев, сохраняя хладнокровие вывел на экран окно RWR.

На девять часов SAM «Gibbon», — Объявил Чеодаев то, что второй пилот наверняка увидел раньше его.

Чеодаев нервно хохотнул. Второй пилот выругался.

— Ты понимаешь, что он не зафиксирует свой луч на нас и в сотне километров.

Судя по направлению «Гиббон» находился на ЦАФ, не на Евроазиатском фронте, а именно в Африке. Если только отбросить вариант, что «чинки» пробрались на подлодке в Арктику и поставили во льдах одинокую машину с радаром SAM, направление определенно указывало на Африку. За годы войны случалось всякое, но с учетом уже проявившихся радиоаномалий этот вариант с засадой во льдах можно было смело отбросить.

— Что все-таки происходит? — успокоившись задался вопросом Чеодаев.

— Если его луч пришел издалека, то он размылся, а мы в это радиопятно влетели. Приемник решил, что луч пришел с близкого радара, и что этот луч на нас встал. Я не знаю, как он не растерял мощность, если предположить что он с орбиты… Если это стандартный Гиббон, то со спутника он нас и не увидел бы. А наш RWR, видимо, имеет вот такой высокий запас по чувствительности. Вообще у «гиббона» мощный для простой ПВО радар — он может подсвечивать и низкоорбитальные спутники.

— Радар «гиббона» на орбите… — с сомнением в голосе произнес Чеодаев.

— На базе выясним, — заключил второй пилот, — Все же мне другое интересно… Я вот смотрю на эти полярные сияния. Уж какие-то они совсем охуевшие. Линии двигаются прямо на глазах.

— То, что они переливаются на глазах это нормально.

— Нихуя! — возразил второй пилот. — Ты сам взгляни.

— Со своего места не вижу нихуя! — раздраженно ответил Чеодаев.

— Крен дадим? Градусов двадцать вполне хватит.

— Ладно, — согласился Чеодаев и стал плавно заваливать машину на правый борт.

— Да, правда! — восхищенно пробормотал он, когда ему наконец-то удалось рассмотреть висевшее над северной частью горизонта сияние и пришедшие в подвижное состояние нити-языки. Какие-то линии тянулись прочь от земли, какие-то напротив втягивались к земле. Понаблюдав с четверть минуты, он принялся выравнивать машину обратно.

— Что если это неспроста? — произнес второй пилот, — Какие-то манипуляции с ионосферным слоем? Вот тогда и прохождение радиосигналов само собой объясняется.

— Спрашивается, нахуя сейчас чего-то такое делать? — ответил Чеодаев, — или кого-то не устраивает то как все складывается? Деэскалация на фронте считай что состоялась. Там и до конверсии недалеко. Заморозка фронтов должна быть на руку и «чинкам». Шаттл, как к нему не относись, отработал на все сто. С Суперфедерантом, правда, мы обосрались, — с досадой добавил он. — К большой войне это, конечно, не имеет отношения. В общем, зачем сейчас что-то такое, — он мотнул головой в строну сияния, — Что-то такое предпринимать? Разумнее паузу взять. Выборы опять же…

— Потом подумаем. Или посмотрим, — в очередной раз притормозил разговор второй пилот.

— Ну насчет расспросить кого-то или в интернете посмотреть… Недолго осталось гадать. До базы… — Чеодаев глянул на дисплей со слоями интерлинка, — ETA час тридцать две. Когда-то я на метро в Москве на дорогу каждый день больше тратил.

— Верно, чего без толку гадать? — согласился второй пилот. — Надо бы на видео такое дело записать, — он принялся возиться с меню бортовой видеосистемы.

В отличие от основной оптической станции эта, состоявшая из многочисленных видеокамер, смотревших из миниатюрных окошек разбросанных по всему фюзеляжу, работала постоянно. Главной ее функцией было отслеживание треков ракет SAM.

Помимо этого она работала как панорамный всеракурсный видеорекордер — штабные компьютеры и единая среда боя UCE обучались постоянно. Часть из этих камер имела более продвинутую крупнокалиберную оптику и возможность менять зум и поворачиваться.

Одну или несколько таких камер второй пилот и принялся вручную ориентировать.

Минут пять прошло в ничего не значивших перебрасываниях бессвязными фразами и комментариями к происходящему. Внезапно второй пилот разразился очередной матерной тирадой. Тон был восхищенный и взволнованный одновременно.

— Они тянутся вверх как ракеты MDS, — воскликнул он после всей своей матерщины.

Чеодаев поднял глаза и увидел, как сиреневые, переходящие то в красный, то в желтый линии на глазах уходят куда-то вверх, в космические пространство. Свечение четко очерчивало, говоря наукообразным языком, популярным наряду с матерщиной у породистых офицеров вроде пилотов, очерчивало семейство кривых, вроде бы напоминавшее конфигурацию магнитного поля Земли.

Чеодаев хотел было высказать эту мысль, но тут линии нарастили темп своего удлинения, а затем дружно изменили направление и двинули куда-то на восток. Все это придавало жутковатое сходство с пусками противоракет. Только вот масштабы объектов, вернее сказать треков, были другие.

Если это оружие… Это чудовищное превосходство, — тоном человека, которым овладело чувство религиозного экстаза пробормотал второй пилот.

Чеодаев, сдержавший свои эмоции, тем не менее испытывал сходные чувства, вернее сказать, чувство восхищения, пусть и не понятно перед чем. Предательски закрадывавшуюся мысль о том, что это были проделки «чинков», он по первому времени отверг начисто. На какое-то время логика внутреннего рассудка, кричавшая о том, что все началось с такого вполне естественного и нерукотворного явления как полярное сияние, на какое-то время залепила свое дуло и не мешала любоваться. Больше всего потрясало то, что, как уже было сказано, нити эти вели себя как противоракеты — они вначале шли по одной траектории, а затем свернули.

— Куда же они полетели? — задался вопросом второй пилот.

— Ты же не хочешь сказать, что это и вправду ракеты, — ответил мало-мало пришедший в себя от первых впечатлений Чеодаев. — Во-первых, все началось с полярного сияния. Во-вторых, посмотри какая дальность. Хрен знает какая она, но явно все это происходит на орбитальных высотах. Там не может быть таких треков.

— Все, что видишь впервые, не может быть объяснено с позиций прежнего опыта, прежних наблюдений, — ответил не утративший восхищения в голосе второй пилот.

— Нихрена ты загнул! Вообще с мыслью согласен, но это явление выглядит… Как природное. Не выглядит как результат человеческой деятельности — ни воздушного пуска, ни лазерного луча. Да и началось все с полярного сияния. Пусть и не совсем обычного.

— Может это какое-то плазменное оружие, — не унимался второй пилот. — Может это плазма летит? Видишь, они же свернули.

— И как ты это себе представляешь? Как ее направляют? Ты же офицер, техническое образование… Плазма магнитным полем удерживается. Вот магнитным полем земли они вполне могли бы направиться… Да, полярные сияния направляются… Блядь! Знаешь, чего они свернули?!

— Почему?

— Минуту дать подумать?

— Говори уже, будем еще тут экзамены устраивать!

— Магнитное поле земли как выглядит?

— Так и выглядит как магнитное поле. Кольца. Ну… Силовые линии. Ну ты понял.

— На солнце взгляни.

— А при чем тут солнце?

— Ты когда-нибудь видел ролики про космос? Я целенаправленно эту тему не изучал, но кое-что видел. Я сразу вспомнил эту картинку…

— Какую картинку? — недоумевающее спросил второй пилот.

— Картинку из роликов. Она везде однотипная. Видишь, они, эти линии от солнца уходят?

— Ну и почему они уходят от солнца?

— Магнитное поле вытянуто как луковица. Если они все нарисовали в правильных пропорциях, то можно даже сравнить с репчатым луком. Магнитное поле взаимодействует с солнцем и вытягивается. С солнечным ветром оно взаимодействует, если быть точным.

— Точно, что-то такое припоминаю.

— Но все же это какое-то нечастое явление. Слишком уж эффектно выглядит. А ты начал про ракеты, про оружие…

— Я не говорил про ракеты.

— О, прекрасная ракета! Мы всех побеждаем! — продолжал стебаться Чеодаев.

— Сам ты «О, прекрасная ракета», — сердито ответил второй пилот, — Это вполне нормальное желание чтобы наша сторона заполучила что-то продвинутое…

— Сообщение на почтовый ящик пришло, — вдруг перебил сам себя второй пилот.

Почтовым ящиком иногда, хотя и нечасто обзывали тот самый обломавший атаку на Суперфедерантские укрепрайоны коммуникационный модуль, на который приходили эти жутко неудобные в сравнении с нормальной двухсторонней связью текстовые шифровки. Такая вот шифровка и приказала разворачиваться, когда до атаки оставалось всего ничего. Сам блок был обособлен, да и строки на монохромном дисплее напоминали сервисные сообщения на телефон, то есть почту, приведенные к максимально архаизированному виду.

— Что там?

— Приказывают перенаправляться в Тронхейм. Пятьсот километров всего.

— Еще и лучше, у меня уже задница одеревенела, — ответил Чеодаев.

— На интерлинк посмотри. Уровень сигнала… — объявил второй пилот о новой вводной.

— Что с ним?

— Состояние линии.

Вообще как правило на экран интерлинка помимо всего прочего выводилась информация о состоянии канала связи. Совсем как в телефоне. Только в отличие от телефона, где как и сто лет назад был значок антенны с некоторым количеством палок рядом, на дисплее с интерлинком в укромном его уголке слева была надпись LINE. Надпись заменяла значок антенны.

Вместо палок, рисовавшихся рядом, был абстрагированный процентный рейтинг уровня сигнала и абстрагированная же ступенчатая буквенная характеристика качества канала. Изменялся этот буквенный рейтинг от AA и вниз до F. Сейчас качество характеризовалось как EE, что было в шаге от F, при котором линия вырубалась. Вообще уже на протяжении часа-полутора процентный уровень сигнала также валился вниз, но такое было обычным делом.

Сейчас уровень был 35 процентов, но бывало так, что он опускался до 15 но при этом рейтинг не обваливался ниже B.

То, что происходило сейчас было характерно для нахождения в поле вражеской ECM. Потратив на сложение одного с другим несколько мгновений, Чеодаев пришел к выводу, что происходило это по той же причине, что и радарный контакт — по причине абнормального прохождении электромагнитных волн.

Второй пилот, однако, не воспринял его предположение, как что-то бесспорное и очевидное — причина у его сомнений была. Бортовой комплекс без труда бы обнаружил посторонние сигналы вражеской ECM и давно бы уже о них сообщил. Выглядело так, словно станция, с которой бортовой терминал интерлинка осуществлял связь, как-то некорректно работала. Но бортовой терминал и другие коммуникации бомбардировщика не висели на какой-то одной станции — таких станций было несколько. Снова вопросы.

Чеодаев начал менять курс — Тронхейм находился южнее первоначального маршрута. Через семь минут после поступления сообщения о необходимости экстренной посадки интерлинк вырубился.

Линии, уходившие в космос продолжали висеть над головой, как расчерченные меридианы в небе. Некоторые расползлись в полосы-ленты.

Вообще бомбардировщик мог спокойно дойти до побережья и базы без какой-либо связи с внешними удаленными системами. На то была и инерциальная навигация и система визуального распознавания рельефа TSICS, в которой хранилась визуальная карта всей поверхности планеты.

На отключение интерлинка Чеодаев отреагировал эмоционально, с матом. Второй пилот в отличие от него, если так можно было выразиться, успел утомиться от излишней эмоциональности и воспринял новость спокойно.

— Посмотри на горизонт, — вместо обсуждения проблемы с интерлинком начал второй пилот. — Я думал что это от светофильтров у меня взгляд замылился, а теперь смотрю что нет.

Чеодаев повернул голову и бросил взгляд через второго пилота на низко висевшее над горизонтом светило.

— Что-нибудь замечаешь? — спросил второй пилот.

— Зеленовато как-то на небе.

— Вот и я заметил. На эффект зеленого луча вроде не похоже — солнце светит как обычно, а вот небо…

— Слишком равномерный фон для полярного сияния. Чертово радиомолчание…

Чеодаев повернул голову налево и стал вглядываться в темнеющий зимним холодом горизонт на востоке. Зрение адаптировалось не сразу, однако вскоре стало совершенно очевидно, что и на востоке небо обзавелось неестественной цветовой компонентой, разумеется, зеленой.

По лобовому стеклу пробежал голубоватый статический разряд. Потом еще один. Такое иногда случалось, но для этих широт и погоды было нетипично.

Наконец, показалась береговая линия. Самолет к этому времени уже сбросил высоту до трех тысяч метров.

К тому моменту, когда приземлившийся бомбардировщик замер в конце полосы, все небо отчетливо светило зеленым фосфоресцирующим светом. База была забита всевозможными бортами, был даже тыловой АВАКС, возвышавшийся своей антенной среди транспортов. Чеодаев успел разглядеть ко всему прочему еще и пару гражданских лайнеров. Очевидно, происходившее на границе атмосферы или выше представляло в той или иной мере угрозу для воздушного транспорта.

Глава 3

Ночь, аптечка и луна.

22.10.2120 Местное время 23.30.

Укрепрайон «Корнилово-AMALGAMA FFX75» КАНАР.

Если на прошлой неделе слякоть под ногами замерзала с наступлением темноты, то сейчас пошли теплые ночи и грязь постоянно налипала на ноги, заметно утяжеляя обувь. Еще доконала простуда, никак не принимавшая какого-то более серьезного характера, что открыло бы перед Драговичем возможность пару-тройку дней проваляться в лазарете или просто в тепле.

То тут, то там освещение выхватывало из тьмы клочки перерытого поля и мельтешащих людей. Рычала техника, согнанная, как и люди, со всего региона. Что касается людей, то наконец-то, командование стало массово подтягивать и приезжих, которых мотивировали пока лишь методом убеждения, рассказывая, насколько им самим важно отстоять республику, давшую им убежище.

— Горючее закончится и у нас все остановится, — проговорил неряшливого вида мужичек, являвшийся, насколько знал Драгович, профессиональным строителем.

— Вручную продолжите, — холодно ответил Драгович.

— Не дело это, — с осторожностью в голосе ответил строитель.

— Я знаю, — равнодушно ответил Драгович. — интересно, что по этому поводу сказал бы ОМСДОН? — добавил он.

— Так точно, продолжим вручную, — ответил мужик. — Я просто хочу обратить внимание на тему горючки…

— Этим есть кому заняться, и это не я, — уже чуть более дружелюбно ответил Драгович.

Справа от грунтовки, по которой вдоль грязевых гребней пробирались Драгович и строитель, возились в свете слепящих светильников люди. Рабочие эти разбирали сваленные в кучу деревянные шпалы и волокли их куда-то в темноту.

Внезапно ритмичное гудение кишащего рабочими поля разорвалось какими-то несвязными возгласами и затем чьими-то матерными криками. Все было скрыто от взгляда, так как происходило где-то за отвалом земли, располагавшимся по левую сторону от дороги. Крики и мат все не сходили на нет, как вдруг раздался выстрел и все стихло.

— Еб твою мать, — произнес мужик.

— Разберутся. Это в воздух кто-то выстрелил скорее всего, — ответил Драгович.

— Да это понятно.

— У вас-то нормально все?

— Да конечно, — развел руками мужик. — Ничего подобного у нас… Интересно, что там все-таки стряслось?

Ответа на свой вопрос мужик не получил, впрочем, как и Драгович — когда длиннющий отвал наконец-то закончился, то на освещенной площадке, разбитой за ним, уже ничего интересного не происходило — только зря с дороги в траву полезли чтобы глянуть.

Бегло осмотрев обустраивавшиеся на северном участке пехотные укрепления, Драгович оставил строителя и его подразделение в покое и направился в городок. Над головой в очередной раз загудел какой-то самолет, скорее всего ПВО сил блока. Силам этим по большому счету не было особого дела до происходившего здесь, на территории «трипл-эс-эф», в течение последних месяцев нарастания напряженности.

— Удивительное все-таки дело, — в очередной раз начал размышлять Драгович. — Большая война идет параллельно с кучей самостоятельных конфликтов, и все как ни в чем ни бывало. Было ли такое в мировой истории, или человечество сходит с ума, и это его конец? А что тогда будет? Через тысячу лет здесь снова поскачут на лошадях новые завоеватели и история начнется заново? Новое развитие? Нет, так уже не получится — нефть мы потратили, а реакторов у людей-дикарей будущего не будет…

Хорошо было бы не размышлять, а поговорить на эту тему с приятелями да с бутылочкой-другой на столе… Впрочем, Драгович от простуды и недомогания и так был словно пьяный без всякого «булькающего».

Пару часов назад он услыхал новость о том, что здание парламента полностью блокировано внутренними войсками, а высотка, в которой располагались несколько министерств теперь не подлежит восстановлению — в здании был проведен штурм. Был ли это фейк, сказать было сложно. Фотографии дымящегося остова небоскреба уже были в доступе, но это были лишь фотографии, даже не видео. В последние дни поток дезинформации, исходивший из столицы приобрел какие-то невероятные масштабы и фантасмагорический характер. Мировые массмедиа также подхватывали это дерьмо, хотя было очевидно, что если бы медиасети захотели произвести добросовестную верификацию и фильтрацию сообщений, то с этой задачей они справились бы.

Вот что было достоверно известно, так это то, как себя успели проявить расквартированные в соседней Новосибирской области ОМСДОНовцы и прочая нечисть. Если поведение отправлявшихся на большой фронт мобилизантов еще имело какое-то объяснение, понимание причин, и даже допущение своего собственного такого же поведения на их месте, то эти, которым не угрожали ужасы большого фронта, выглядели самыми обыкновенными бандитами и вызывали омерзение. Примечательно, что этим они вполне себе подыгрывали мотивации готовящихся к обороне.

Восточнее SSSF Еще один такой же по численности да и морали контингент был стащен в Красноярский Край. Тем предстояло атаковать правобережных. Отличительной деталью складывавшейся ситуации было то, что противостояние обоих берегов, СФС и КАНАР, на время поутихло. Конечно, маловероятно было, что правобережные и левобережные окажутся в одном окопе, но обычных провокаций с правого берега сейчас точно не должно было быть, как не было с конца лета.

В городке, представлявшем собой два ряда вагончиков-бытовок и несколько палаточных кварталов было оживленно. Здесь всегда было оживленно, и днем и ночью. Кого-то увозили, кого-то привозили. На плацах то и дело очередной офицерюга тарахтел все эти речи, которые должны были по возможности мотивировать не всегда горевших желанием работать вновь прибывших. Или хотя бы припугнуть наказаниями за уклонение и саботаж. Все как обычно.

Многие из гражданских, привлеченных к работам, зачастую не видели в намерениях центральной власти особой угрозы.

«Да, ОМСДОН мерзавцы, но они как придут, так и уйдут, — рассуждали такие. — А если не усердствовать, то уйдут намного быстрее… И противостоянию КАНАР и правого берега придет конец. Даром что ли Харлингтон приезжал?»

— За это мы сражались в пятнадцатом году? — то и дело хрипели и рычали опровергавшие такие тезисы политруки. — Знайте, сегодня мы выстоим, завтра мы уже побеждаем, а после ведущая сила в нашей Россия это мы и никто другой! — такую речь, всегда повторяемую точь-в-точь, Драгович за последнюю неделю слышал уже не один раз.

Когда до первых бытовок городка оставалось метров пятьдесят, Драгович начал разбирать звуки, доносившиеся с одного из утоптанных грунтовых плацев, на котором были выстроены несколько десятков рабочих в одинаковых спецовках.

— Запомните это сейчас, а потом разговор будет другой, — донеслось рычание с плаца. — Теперь вы приравниваетесь к военнослужащим. Вы не на субботничек с водочкой сюда приехали. Взрослые мужики, блядь… Кровь в жопе заиграла? Все трое получат пизды, это в чисто ознакомительных целях. Если что-то подобное повторится…

Голос утонул в грохоте двигателя ползшего неподалеку самосвала. Драгович решил дальше не вслушиваться и прибавил шаг, направляясь к своему вагончику.

В освещенном и в сравнении со слякотной улицей довольно уютном помещении сидел Белобрысый и, поглядывая в оконце, докуривал очередную сигарету.

Помимо Белобрысого в комнатушке находился Мелкий, как его постоянно называли. Появившийся на фортификациях пару дней назад, молодой да ранний ополченец успел отметиться непомерными понтами и постоянными россказнями о своих тактических способностях.

Причем это был тот случай, когда человек сам верит в то, что плетет. Впрочем, так как он этим здорово развлекал, ему это было простительно. Было Мелкому чуть за двадцать, и по своему виду он смахивал скорее на студентишку, чем на человека, которому подходит оружие в руках.

— Видал саботажников? — обратился к Драговичу Мелкий. — Разборку здесь устроили. Я вижу, хлещутся, уже вот-вот лопатами друг друга бить будут. Пацаны смотрят, наверно рассчитывали что те сами успокоятся. А остальные гражданские вообще стоят, как в штаны насрали. Как обычно — «наша хата с краю». Я подхожу, в воздух шмаляю, и все сразу резко успокаиваются.

— Герой, еба, — вроде как недовольно, но и не без усмешки в голосе процедил Детина, сидевший за столом напротив Белобрысого, — Больше не делай так, все понял?

— Как скажете, но я считаю, что только так и нужно, — невозмутимо продолжил Мелкий, — Вторжение может с часу на час двинуть, а они тут…

— Чего каркаешь! — ожил Белобрысый и постучал по столу.

— Я не каркаю. Просто в боевой обстановке надо прорабатывать любые варианты, — с глубокомысленной интонацией изрек Мелкий и достал телефон.

— Я этот выстрел слышал. А чего они там дрались-то? — спросил Драгович.

— Да двое работали, копали, и вдруг повстречали одного, который когда-то у них большой шишкой был, ну и давай его истреблять, — ответил Белобрысый. — Ничего особенного в общем. Сейчас все трое пизды получат и дальше работать пойдут.

— И кого истребляли, тот тоже получит?

— Конечно. Видать, он там, в те времена мудаком был, — ухмыльнулся Белобрысый. — Что теперь, разбираться в этом? Всем раздать да и все.

— Рейтинг Оппенгеймера за неделю упал на три процента, — снова проявил себя Мелкий, что-то смотревший в телефоне. — Это значит, до выборов еще минус шесть процентов, даже чуть больше.

— Да ты заебал! — ответил Белобрысый. — Он все вычисляет, кто победит, — Белобрысый глянул на Драговича и кивнул в сторону Мелкого.

— Пошли уже, — произнес Детина.

— Куда вы собрались? — спросил Драгович.

— Ты тоже с нами пойдешь, — с хитрецой в голосе ответил Белобрысый.

— Чего это?

— А вот, — ответил Мелкий, и полез куда-то в кучу неряшливо сваленных вещей, лежавшую рядом с ним.

— Тыы-дыщ! — мелкий изобразил звук не то выстрела, не то разрыва, и со стуком поставил на ящик бутыль в три четверти литра водки.

— Блядь, убери, а то будет всем нам «тыы-дыщ», — заворчал Белобрысый.

— Да кто сейчас увидит, разве что зайдет кто резко.

— Вот ты сам на свой вопрос и ответил, — сказал Здоровяк.

— Если уж так, то скажем что нашли, — невозмутимо ответил нашедшийся Мелкий. — Только что привезенные рабочие спрятали в кустах, а мы шли и нашли.

— Дай ему аптечку лучше, — обратился к Мелкому Белобрысый.

Мелкий тут же достал из того же тряпья известную оранжевую коробочку и протянул ее Драговичу.

— Мне этого дерьма не надо, — решительно возразил Драгович.

— Да нормально. Ты-то болеешь, тебе можно. Даже нужно. А то воспаление легких будет — это вообще пиздец. — сказал Белобрысый.

Драгович повертел в руках протянутую ему пластиковую аптечку, когда-то так желанную для вымерших наркоманов, так сказать, наркоманов предыдущего поколения.

— В стеклянной пробирке таблетки — от них будешь как трактор тянуть. Еще есть снотворное, — это наоборот, — начал Белобрысый. — Мне знакомый врач, ну он почти врач, рассказал, что нужно вначале энергетическую выпить, а потом часа через три снотворное. Проспишь сутки и будешь здоров.

— Нахуй оно надо! — ответил Драгович, держа перед собой аптечку. — Я лучше вон… — он кивнул в сторону тряпья, куда Мелкий спрятал бутылку. — Горло прогрею и все дела.

— Если все же будет хуже, то пей таблетки, — ответил Белобрысый. — С воспалением здесь, в поле не шутят.

— Только снотворное надо чуть попозже, не сразу с ней, — Здоровяк также кивнул в сторону «ее», то есть припрятанной бутылки. — Подождешь, чтобы алкоголь в организме усвоился, и тогда уже…

— Так я спать скоро. Вы-то днем, а я в ночь, и утро на ногах.

— Ну завтра тогда таблетки съешь, — ответил Белобрысый. — Это без разницы, что утром, что вечером. Также заснешь, как в конце дня. У тебя уже глаза красные, Температура наверно, так что лечись.

Послышалось отдаленное стрекотание вертолетных лопастей, которое стало быстро нарастать.

— Что-то новое, — Произнес Драгович, тем временем раздумывая, выглядывать ли на улицу или нет.

— Да, вертолетов тут не было, — ответил Мелкий, уже соскочивший с ящиков и направлявшийся к двери. Вообще удивительное дело — вертолет это такая штука, которая отчего-то заставляет всех, ну не считая баб, бросать все и пялится на угрожающе ревущую хренотень. Особенно, если по каким-то делам эта хрень зависает на месте.

Драгович хорошо запомнил, как несколько месяцев назад с десяток человек побросали свои дела и четверть часа смотрели на тяжелый вертолет сил Блока, участвовавший в какой-то местной импровизированной тренировке десанта. И такое внимание в войну-то, когда везде и постоянно что-то летает, а то и взрывается.

Хотя сейчас для любопытства была и другая причина, точнее не для любопытства а для опаски: вполне себе могло оказаться, что это был передовой ударный кулак внутренних войск, а тогда… Но если еще подумать, то сразу сделаешь вывод, что вертолеты вторжения давно бы уже засекли — система предупреждения ПВО КАНАР все эти годы активно функционировала, и «поддерживала форму» так что сейчас была не та история со всеми этими внезапными нападениями и началами войн.

— Это Ка-56, это наш, — объявил Мелкий.

— По звуку похоже, — согласился Здоровяк. — На бесполетную зону, значит, теперь насрать.

— Он вполне себе под уровнем радаров здесь проскочит, — возразил Белобрысый. — Если АВАКС далеко.

— Ну вообще да, — согласился Здоровяк. — Ладно, чего ждать, пошли уже, — продолжил он.

Все, включая и Драговича, ожили. Мелкий взял рюкзак, в котором лежала бутыль, может и не одна, и компания двинулась к выходу.

На улице подул слабый, но довольно мерзкий холодный ветерок. Драгович высморкался в кусок разодранной простыни, который он теперь таскал в кармане штанов — это был тот дрянной случай, когда не только горло болело, но и в носу было чувство, как будто неудачно нырнул и набрал воды.

— Против вторжения это нормальная сила, начал Мелкий, — Я про Ка-56.

— У нас их всего три штуки, — возразил Белобрысый.

— Все равно это мощно. Вот предположим, пусть каждый за вылет уничтожит пять бронемашин. Хоть бронемашин, хоть грузовиков…

— Математик, блядь, — проворчал Белобрысый. — А у Лебедева ничего из авиации наверно нет. Куда ему! Ну расскажи лучше, кто победит? Харлингтон или Оппенгеймер?

— Сейчас еще достоверно трудно сказать, — ответил Мелкий. — Я склоняюсь к мнению, что Харлингтон.

— Через две недели точно вам скажу, Да? — Съязвил Здоровяк

До выборов в США оставалось около двух недель. С того визита, что был год назад, весь Суперфедерант по оба враждующих берега принялся следить и болеть за Харлингтона, которому здесь уже приписали, будто бы став 68-м президентом США, он в первую очередь займется Суперфедерантом, как еще называли проблемный регион. Регион России. России, объявившей в четырнадцатому году политику демарша Блоку. Блоку Западных Наций, воевавшему с Азиатским Блоком в «Большой Войне», как ее называли, чтобы выделить на фоне всех мелких стычек.

Войне предшествовала Предвойна, начавшаяся из-за долбанной Индонезии, когда Драгович только в школу пошел.

На фоне таких масштабов то, что сейчас происходило в «трипл-эс-эф» было где-то на третьей же полосе новостей для самого Харлингтона, срубившего себе очков на урегулировании ситуации вокруг Суперфедеранта.

Для общемирового обывателя все эти выяснения отношений SSSF с центральной властью, с Новым Кронштадтом, столицей военного времени, вообще терялись, как отдельный листок в листопаде. Даже для россиян куда более болезненным вопросом было противостояние правительства и парламента.

Из-за него-то, из-за этого общероссийского политического кризиса, Лебедев, развязав себе руки в ходе столичной конфронтации, решился разобраться заодно и с неуступчивым регионом. И конечно же, получить какие-то свои политические выгоды. Когда же они нажрутся-то своих выгод?

Если Харлингтон победит, то Кронштадт отвалит в тот же день, — продолжил свою болтовню Мелкий. — А он победит…

Внезапно краем глаза Драгович заметил какое-то зарево к востоку. Свечение неторопливо разгоралось.

— Это еще что такое?! — воскликнул Мелкий.

— Похоже на шаттл, — проговорил Драгович.

— Нет, для шаттла такое слишком ярко, — ответил Мелкий. — Я за ними наблюдал. Вообще это и не прилет.

— Правда, — задумчиво произнес Здоровяк. — Для шаттла слишком мощно.

Тем временем над горизонтом стал подниматься белый чуть мерцающий огонек.

— Да, я тоже так подумал. Я подумал что слишком мощно, — продолжил тараторить Мелкий, как и все остальные, разглядевший огонек и убедившийся, что это ни какая не боеголовка, а что-то взлетает. — Вначале первая мысль была, что это прилетело что-то, но потом я понял, что это взлет шаттла. Я понял это еще до того, как он показался. Свечение ровное и плавно нарастающее.

— А ведь от шаттлов не такое свечение, — произнес Белобрысый. — Оно обычно желтоватое, а здесь цвет как от электросварки, только излучает равномерно.

Теперь уже светилось далекое слоистое облако, над которым рвался вверх космический аппарат.

Все четверо сбавили шаг, остановились и уставились на восток. Огонек пропал в далеких облачных полосках, растянувшихся над горизонтом.

— Сколько до ракетодрома? — произнес Мелкий. — Километров сто?

— Чуть больше даже, километров сто двадцать, — ответил Детина. Я думал, ты это лучше знаешь. Ты же крутой.

Чуть выше сиявшего облака и более ближней завесы явно виднелся просвет с мерцавшими звездами. Было очевидно, что стартующий аппарат вскоре попадет в зону видимости. Все четверо теперь этого и ожидали.

— Какой-то мощный, — пробормотал Белобрысый.

— Вроде говорили, что на той неделе что-то подобное было, скорее всего, он и приземлялся, — ответил Детина.

Наконец, над облаком показался довольно яркий огонек, светивший все тем же белым светом, больше напоминавшим застывший электрический разряд, чем ракетный двигатель.

Потом стал виден конус бившего в сторону земли света — на больших высотах, уже не доступных обычной авиации, ракетный двигатель превращается в подобие фонаря, свет от которого без труда пробивается сквозь раскаленные но прозрачные разреженные выхлопные газы. Это давно уже усвоил каждый.

И то, что эти газы формируют что-то похожее на стоящий торчком дирижабль или вытянутый пузырь, который потом часами опадает в нижние слои атмосферы, тоже все знали.

Здесь что-то подобное также имело место, но очертания светового конуса от «фонаря» были куда четче, а сам свет ярче.

— Ядерный двигатель, — произнес Мелкий

— Что-то про стартовые ядерные двигатели я не слышал, — ответил Белобрысый. — Хотя кто его знает. Не хватало нам разного говна, так решили еще подзасрать.

— То что он не обычный, это точно, — проговорил Здоровяк.

— Да вы что, не слышали? У нас были звездолеты, проекты звездолетов с ядерным плазменным двигателем.

— Пламенный плазменный ядреный, — задумчиво проговорил Белобрысый. — Если этот аппарат какой-то особенный, может даже супероружие сезона, а сейчас он улетел… Лучше бы он стоял на ракетодроме — Лебедеву не позволят вторгнуться, если это будет угрожать какому-то супершаттлу. Да и обычным шаттлам тоже. Давай, лети обратно, — проговорил Белобрысый, глядя в сторону взлетавшего корабля.

Тем временем огонек двигал вверх, причем все энергичнее. Обычно космические аппараты не летят куда-то вертикально вверх, а выруливают как-то параллельно земной поверхности. Это сейчас и происходило. Судя по всему, аппарат вознамерился пройти почти над наблюдателями. Высота при этом была бы уже космическая. Аппарат, двигавшийся, что было нетипично, к западу, против вращения Земли, готовился покрасоваться в самом зените.

Однако дальнейшему наблюдению помешали низкие облака, скрывавшие большую часть неба. Зарево давно уже сошло на нет, а огонек затерялся в темной пелене.

— Ладно, пошли, — произнес Белобрысый, — Шоу окончилось.

Все молча согласились и зашагали дальше. Вдруг Драгович почувствовал, как завибрировал телефон. Еще один аппарат, кажется, у Белобрысого, издал прерывистый сигнал.

— Воздушная тревога, общерегиональная — произнес Мелкий, доставая свой телефон.

— Давно не было, — ответил Детина с сарказмом, подразумевая как раз, что такая была недавно.

Все зашагали дальше. Вряд ли азиатский блок стал бы хоть как-то проявлять интерес к той возне, что происходила на поле, да вообще к таким домашним делам западных наций, как события в регионе «трипл-эс-эф».

На поле вообще ничего не изменилось — никакой системы оповещения в виде сирен не было — с задачей прекрасно справлялись телефоны, да и у офицеров была армейская связь. Отсутствие каких-либо изменений в характере размеренной работы тоже имело свое объяснение — местность вдали от значимых городов, да еще и с укреплениями, пусть и строящимися — это куда безопаснее чем где-либо. Конечно все это относилось к вопросу атаки со стороны Азиатского Блока. ОМСДОНы Лебедева — это другая история, но их движения тоже отслеживались, так что вытворять здесь черт знает что им никто не позволил бы. Там ракетодром, тут терминал, а еще радары, в том числе и «Аманда» все блоковское. Особо вторгающимся было не разгуляться.

Телефоны вновь разразились какими-то предупреждениями.

— Теперь нелокализованная ядерная тревога, — без особых эмоций объявил Детина. Становилось все очевиднее что Лебедев и его банды были ни при чем.

— Из-за шаттла, — предположил Белобрысый.

— Похоже, — согласился Мелкий.

— Только как-то быстро «чинки» отреагировали на наш шаттл, — засомневался Драгович. — С орбиты что ли хотят бить? И куда? В неостывшую взлетную площадку?

Где-то в западном направлении на горизонте начало полыхать. Привычное мерцающее зарево говорило о старте противоракеты, потом еще одной. Старты осуществлялись с замечательных объектов Блока, которые, как и прилегавшие к ним квадратные километры охраняемой блоковскими же подразделениями территории, должны были служить препятствиями для маневров сил вторжения, то есть для Лебедевских ОМСДОНов.

Шум работы на поле стал стихать — все были научены жизненным опытом и знали, что за такими пусками могут последовать всевозможные ядерные спецэффекты, от вспышек на орбитальных высотах до взрывов в атмосфере. Огромные суперрадары AEX AMANDA с приданными им лазерами были способны так четко определять траектории и отсеивать ложные цели, что селективных взрывов в большинстве случаев не требовалось, но раз на раз не приходился. Впрочем, облака, мешавшие лазерам-селекторам, в данном случае выступали и определенными «друзьями» затаившихся людей. Облака были способны минимизировать вспышку.

— Очки у кого-нибудь есть? — задал почти риторический вопрос Детина.

Все молча продолжили путь, уставившись под ноги.

Послышался мерный гул самолета. Больше ничего такого не последовало. Никаких вспышек или пусков — исходи гул от самолета ПВО и начни тот стрельбу — грохот срывающихся в бешеный полет ракет было бы слышно на куда большей дальности чем сам этот самолет. Может это и был самолет ПВО но никаких действий он не пока предпринимал.

Терминал, выпустивший две противоракеты, располагался несколько дальше, и грохоту, прошедшему десятки километров и значительно ослабленному, еще только предстояло пройтись над полем.

Впереди показалась группа из бытовок-вагончиков, к которой все и направлялись.

В вагончике, куда все зашли, Драгович собственно и ночевал. Тут была газовая печка и кухонные принадлежности виде помятой алюминиевой кастрюльки, кружки и пакета для всего остального.

Драгович в очередной раз достал клок простыни, высморкался и сматерился.

— Тебе в баню надо, только нормальную, чтобы с веником попариться, потом накатить, — начал Мелкий.

— И потом походить по улице и пиздец, — возразил Белобрысый. — Это хорошо когда ты дома, когда у тебя тепло и сухо, и тебе не надо никуда. И то у меня после такого не проходило никогда ничего. Это все болтовня. Таблетки пей и весь день спи, никто и не заметит. Если что скажем как есть, что доктор антибиотики свои бесполезные прописал, и они тебе не помогли. А еще врач…

— Так что спи спокойно, — продолжил мысль Драгович и сложил руки на груди, как покойник

Все заржали.

— Так мы же пьем или что? — продолжил Драгович. — Таблетки-то на завтра тогда? С водкой-то не желательно.

— Энергетические можно и так, — ответил Детина, — снотворное не желательно, а эти можно. Подзарядишься сразу. Шахтеры вон их пили по несколько дней в неделю. И подбухивали при этом. Полезного мало, но сравни — или они регулярно, или ты один раз. И не волнуйся, на них так быстро не подсядешь.

— Вообще логично, — добавил Мелкий, — я сам пробовал. Сильная вещь, причем никаких там глюков или чего-то такого. Чистый ум, просто энергии выше крыши. Потом, правда совершенная жопа, до толчка кое как доползаешь, но это если их без всего остального принимать. Ты сутки, ну может чуть меньше проспишь, и все выровняется, организм восстановится и встанешь как огурчик. И ангина твоя во сне пройдет.

— А как тогда шахтеры их пили, если до толчка не доползешь потом? — Спросил Драгович.

— Так если энергия заканчивается, они следующую пили, — ответил Детина.

— А спать?

— Одно другому не мешает, особенно если правильно сочетать с другими. Все предусмотрено. А потом перед выходными пили еще какие-то, вот хотя бы снотворное, и все нейтрализовалось. Выходной они спали и восстанавливались.

— Хрень какая-то. В выходные других дел много… отдыхать.

— Так они зарабатывали — ого! — ответил Детина и поднял взгляд к потолку.

Драгович за год с лишним пребывания в SSSF не раз уже обсуждал ту хрень которую когда-то вытворяли здешние шахтеры, или с ними вытворяли. Обсуждал он это с разными людьми, выслушал, так сказать, разные точки зрения, так что продолжать эту тему, которая теперь коснулась непосредственно его самого, не стал — до того все проговорил.

— Каша с тушенкой есть, — объявил Драгович и указал на картонную коробку, стоявшую в уголке, где помимо этого стояли трехлитровый баллон и печка.

Оказалось, что баллон сдох — Драгович только сейчас вспомнил, что он уже с утра еле давал газ. Всего-то нужно было сбегать в домик-склад и притащить новый.

На улице все так же дул холодный сырой ветер. Иногда казалось, что он приносил редкие мелкие дождевые капли. Глаза слезились, в носу свербило, словно туда попала уже не только вода, но и какой-то особо дрянной песок.

— Все, меня это заебало, — объявил Драгович, зайдя в домик и поставив баллон на стол. — Что если закапать водку в нос?

— Человек тридцать лет прожил, а такую хуйню несет, — Объявил Белобрысый. — А все почему? В теплых краях прожил!

— Ты чего, не простывал никогда что ли? — Спросил Мелкий.

— Простывал, но не так, — ответил Драгович, в который раз скрыв пол-лица в белом обрывке, — Я тут больше года, не первый месяц. Но такой ветер и сырость мне еще никогда так не помогали окончательно охуеть.

— Пей таблетку и не страдай, — посоветовал Детина.

— Пей, пей, чего откладывать, — добавил Белобрысый.

— Ладно, чего уж, — произнес Драгович и достал из кармана коробочку, открыл ее, и перед ним раскрылся целый арсенал из десятка с лишним стеклянных и пластиковых трубочек-пробирок с уложенными в них рядами белых таблеток. Еще с крышки слетел сложенный в несколько раз тонкий листок, очевидно с инструкцией по применению.

— Вот видишь, новье какое, — сказал Белобрысый. — Даже мануал на месте. Клади все на стол, сейчас разберемся что пить.

— Разберемся значит? — Изображая недоверие в голосе ответил Драгович.

— Нечего там разбираться, — ответил Детина. — Стеклянная колба с двумя полосами или круглыми пятнами… это без разницы. Одно белое, другое синее.

— Эта? — Спросил Драгович, потянувший нужную пробирку из обхватывавшего ее держателя. — Да, правильно, эта, — ответили в один голос Мелкий и Белобрысый, после того как разглядели зажатую пальцами склянку.

— Точно?

— Да точно, — ответил Детина.

Видя такое единодушие, Драгович решил не вычитывать что-то в похрустывающей бумажке мануала и сдвинул пластиковую пробку.

Минут через пять ломота в суставах стала отступать, и одновременно с этим Драгович заметил, что раздражающие ощущения в носу и горле исчезли.

Остальные в это время возились с чаем и притащенными консервами.

Драгович встал и походил взад-вперед.

— А вправду помогло, — объявил он. — И насморк прошел. Ну дела!

— Сосуды наверно расширились, — предположил Мелкий, — Или наоборот сузились.

— Или дело вообще не в сосудах, — продолжил, изображая серьезность Белобрысый, взявший за норму подтрунивать над невозмутимым Мелким.

Все заржали.

Тем не менее, кое-какие незначительные побочные действия все же проявили себя. Впрочем, трудно было судить, были ли это побочные эффекты, или же дело было в никуда не исчезнувшей инфекции. После пары стопок Драгович почувствовал, что накуренный воздух комнаты оказывает на него омерзительное и тошнотворное воздействие. И вообще в помещении было слишком душно и смрадно даже без всякого табачного дыма.

— А-а, это бывает такая хрень, — объявил Мелкий. — Еще может показаться, что слишком жарко или наоборот холодно. Это пройдет.

— У меня такое чувство, будто хорошо напился, а не пьяный.

— Так ты и не будешь пьяный, — ответил Белобрысый. — Ты толком и не выпил. Может, чувство, как будто траванулся?

— Точно.

— Так выйди и подыши, — предложил Детина. — Только не расстегивайся. Просто свежим воздухом медленно подыши. Может быть блеванешь, хотя не должен. Просто спокойно посиди или пройдись. За пять минут управишься.

Драгович обулся в резиновые шлепанцы, даром что летние, зато сухие, и двинулся к выходу.

«Будешь чувствовать себя нормально, но может блеванешь,» — мысленно и с раздражением воспроизвел он ключевые моменты разговора.

На улице и вправду стало легче, да не просто легче а хорошо, учитывая простудное самочувствие в течение дня. По ощущениям не помешало бы расстегнуться а то и вообще снять куртку и размяться, но Драгович и не думал подобного вытворять — никаких таких эмоциональных порывов в отличие от опьяненного соответствующим количеством алкоголя сознания и в помине не было.

Судя по всему, дьявольский препарат угробивший за долгие годы целую армию работяг и вправду никак не влиял на ясность рассудка. Правильно, он не должен был мешать работать. Вот и сейчас Драгович всего лишь испытывал то чувство, будто он сейчас только что встал навстречу вполне комфортному летнему утру, как следует выспавшись. Это, конечно приподнимало настроение но не больше чем сухая обувь и одежда взамен холодной и вымокшей.

Драгович представлял себе какую бы то ни было «дурь» совсем не так. Впрочем, по своему назначению это и не была «дурь» как таковая, а всего лишь фармпрепарат. Учитывая то, какие штуки были разрешены к свободной продаже в годы войны, препарат отдельного разговора не стоил.

Постояв несколько минут на воздухе Драгович направился обратно. Вернувшись к приятелям, он к своему разочарованию обнаружил, что отвращение к привычному ранее табачному запаху так и не исчезло. Вид стакана, наполняемого водкой также вызвал чувство подкатывающейся к горлу дурноты.

— Странное дело, — объявил он, — На улице чувствую себя нормально, даже на все сто, а здесь дышать не могу и на стакан смотреть тошно. Этими таблетками что, заодно от выпивки и курева отучали?

— Да вроде нет, — озадаченно ответил Белобрысый,.- Если бы да, то они бы ценились за это, но я такого не слышал.

Остальные тоже не слышали о таком свойстве скандальной фармацевтики.

— Допивайте без меня, — сказал Драгович. — Я еще пойду на улицу, только говнотопы получше одену, — он полез под деревянную скамейку, где помимо всего прочего валялись драные, но зато сухие ботинки.

— Уверен, что пить не будешь? — уточнил Белобрысый.

— На все сто уверен. Допивайте. Чего там с тревогой? Сообщили чего-то уточняющее?

Никаких сообщений никто не получал, хотя можно было и не спрашивать. У Драговича самого при себе был телефон. Связь здесь работала прекрасно, благодаря чему по дороге все четверо получили свои воздушные и ядерные предупреждения практически одновременно.

На улице вновь стало хорошо. Поначалу Драговичу показалось, что у него обострилось обоняние, но нет, — запах осенней ночи, травы и листвы был все таким же едва уловимым. Драгович обошел группу домиков, и его взгляду открылась площадка, изрытая глубокими котлованами — в самом неглубоком месте метров в пять. Там обустраивались двух — а то и трехуровневые укрытия из железнодорожных контейнеров, составленных в галереи. Над площадкой возвышалась антенная мачта метров тридцать в высоту, которую в данном случае использовали как осветительную.

— Какое же дерьмо начнется, если силы вторжения сюда все-таки двинут? — начал размышлять он. — Для обычных мотострелков это верная смерть, и они не могут об этом не знать. Без серьезной авиации никак. Но не может же Лебедев положить болт на безопасность объектов Блока, на безопаность ракетодрома, шаттлов, и задействовать тяжелую авиацию а не штурмовички. Или может?

— Вообще Оппенгеймер за свои любимые шаттлы Лебедеву лично порвет пасть, а потом и жопу… Хорошо бы, он сделал это заблаговременно. Национальные силы, как и армии других стран намертво встроены в единую систему, такую тыловую UCE, и это не позволит Лебедеву вытворять что он вздумает — больная политическая воля обломается об военный механизм. Это вроде бы уже предотвращало серьезные кровопролития в тылу, в Ирландии и даже в Южной Америке.

— Все же есть вероятность того, что Лебедевцы будут бить крылатыми ракетами. Может обычными, а может и тяжелыми, в которых суббоеприпасов спрятано на целый арсенал бомбардировщика. А куда имеет смысл бить ракетами? В города с их предприятиями? Нет, на первом этапе нет смысла — Ополоумевший спикер наверняка рассчитывает, что все сдадутся. К тому же это слишком даже для Лебедева.

— Тогда куда? Может быть сюда? Распахать все поле и другие укрепрайоны и снять угрозу для мотострелков? А те уже двинут в города и поселки? — Многочисленные поселки ведь большей части беззащитны.

Драгович выдохнул. Пара от дыхания не было видно — сырость сыростью, но по меркам времени года было тепло.

— Неизвестно о чем там думает командование республики, — продолжил размышлять он. — Но обычные люди от обсуждения такого варианта отмахиваются, полагая что для Лебедевцев это было бы слишком дерзко — последуют ответные действия уже со стороны Большого Командования Блока. И все же почему они, мы уверены, что Лебедевцы обязательно ограничатся наземным вторжением и легкой штурмовой авиацией, противостоять которой мы умеем?

Драгович чуть постоял, задумчиво глядя на уходящие под свеженасыпанный грунт галереи и направился обратно.

С противоположной стороны, с той, на которую и выходила дверь бытовки, была плавно уходившая вниз поляна и лог, заросший невысокими деревцами, вроде ивами и кленами. Обычно в таких низинах если не болота, то непролазные заросли, но в низину шла вполне четко обозначенная тропинка. Менее чем в километре роща заканчивалась и начиналось другое поле, на котором также шла работа под развешанными на мачтах огнями.

Все же было довольно-таки досадно — чуть более года назад Драговичу удалось окольными путями, в том числе и через частично оккупированный Азиатским Блоком Казахстан пробраться сюда, в Суперфедерант. Здесь никакая мобилизация на большую войну никому не угрожала. Россия со своим демаршем, который она объявила после катастрофы 14-го года все же выдавала дезертиров и уклонистов, а вот SSSF нет. И вот теперь война, пусть не та Большая Война, но все же война, хоть и в другом своем проявлении, снова наступает на пятки. Какая же она тварь…

Драгович остановился у начала склона и принялся вглядываться в темноту рощи, лежавшей внизу.

— Какая же она тварь, эта война. Чего ей надо-то? Древние люди придумывали что есть бог войны — мощный и накаченный мужик с крутым нравом и в сверкающих доспехах. Нихрена они не понимали эти придурки, оборачивавшиеся простынями. Не так он должен выглядеть. Выглядит он как на плакате, на котором офицер СФС нарисован.

В памяти, Драговича всплыл не раз виданный рисунок, изображавший правобережного военного — жирный, мордатый свиноподобный болван с выпирающим жирным затылком и свиными же глазками, выглядывавшими из-под козырька фуражки не то советской не то последующей такой же поругаемой «старой» армии. Ноги громилы, на которые были натянуты зеленые чуть обоссанные брюки с расстегнутой молнией, топтали груду руин и костей, а на заднем фоне чернели охваченные огнем остовы разрушенных зданий. Выглядело в целом забавно и броско, как и большинство здешней агитации, но сейчас отчего-то Драговичу было не весело.

— Вот так бог войны должен выглядеть, — с нарастающим раздражением рассуждал Драгович. — А все же, если эти укрепления будут утюжить, то не будет ли разумным укрыться в той роще?

Он прекрасно знал, что ракетные боеприпасы и суббоеприпасы в подавляющем большинстве своем наводятся — давно уже никто не занимался расточительством, разбрасывая металл, чипы, механизмы и взрывчатку куда попало, когда каждый удачно отправленный килограмм это минус блиндаж, солдат или машина противника. Следовательно, бомбить эту облетевшую зеленку никто не будет — Лебедевцам очень сильно мешают укрепления, а не теоретические партизаны в зеленке. Сколько понадобится времени, чтобы углубиться на сотню метров в заросли?

Разумеется, Драгович не собирался бежать стометровку по пересеченной местности, но вот тропинка… Почему бы не оценить ее качество и не «добавить в свою карту» такой вот путь эвакуации? Заодно и пройтись. К тому же не лишне будет рассказать остальным приятелям о своих соображениях.

Тропинка оказалась намного лучше, чем ожидалось. Оно было и понятно, машины по ней не ездили и грязь не месили. Драгович оглянулся. Позади, на возвышенности, темнели силуэты домиков, над которыми высилась мачта с прикрепленной к ней осветительной «колбасой». Так прозвали поддуваемую изнутри воздухом трубу-рукав из плотной ткани, внутри которой были протянуты светодиодные ленты. Такая штука светила ярко, но при этом не слепила.

Драгович повернулся и направился дальше. Вдруг на самой границе рощи показалось какое-то движение, правильнее было бы сказать чье-то присутствие.

— Кого еще это сюда потащило? — с раздражением подумал Драгович.

Ему как-то явно представилось, что ему-то можно — он выпивал с друзьями и проветриться пошел. А работяги-то что? Они работать должны, чего их зря сюда привезли? Начальству тоже нехрен делать в этой роще… Окажется гражданский, надо будет построже… Окажется вышестоящий офицер, надо будет сказать, что понадобилось на объект по ту сторону. Как раз: типа понадобилось, а тут тропинка…

По мере приближения, очертания человеческой фигуры стали вырисовываться все четче… Драгович достал лежавший в кармане монокуляр — ходить с фонарем его отучили еще в первые недели после прибытия.

— Вот это да! Мадам, а вы что тут делаете? — с некоторой строгостью в голосе произнес Драгович.

Удивительным образом это оказалась Халдорис Ландскрихт.

— Вы слышали, что Шаттл угнали? — вместо ответа на вопрос начала Мадам.

— С шаттлом потом разберемся. Что вы здесь делаете?

— А мне что, тут запрещено находиться?

— Вы сами прекрасно понимаете, насколько ваше присутствие здесь странно. Вас, ваше СБСЕ что, отказались эвакуировать перед вторжением, и вы решили самостоятельно скрыться?

— Кто бы спрашивал!

Вообще сейчас ему не хотелось на нее наезжать, но она явно провоцировала. Еще у Драговича было стойкое ощущение того, что он сделал что-то не то. Не в смысле что-то плохое, а в том смысле, что во всех этих странностях есть какая-то вполне очевидная причина, и причиной этой было что-то, что он и сделал, только что? Сто грамм водки выпил что ли? От этого даже глаза не остекленели.

— Я просто не ожидал вас тут увидеть, Мадам. Да еще и без группы. Где все ваши? — Строго проговорил Драгович, пряча монокуляр в карман.

Несмотря на то, что дело происходило ночью, какой-то непроницаемой темноты не было. Мало того что светила близлежащая мачта, так еще и свет от остальных светильников в определенной мере отражался от облаков, от этого словно светивших едва заметным светом, делавшим их куда светлее чистого ночного неба. Такое бывает в городах. Как бы то ни было, тропинку и Ландскрихт было видно.

— Да, верно, группы нет никакой, — ответила на недоуменный вопрос Ландскрихт. — Да вы не переживайте, я одна справляюсь не плохо.

— С чем? Вы что, приехали проверять, не устроили ли мы тут рабство? — ухмыльнулся чуть расслабившийся Драгович. — Что вы думаете по поводу вторжения Лебедевцев? Я, как и остальные, считаю что это серьезная угроза. Что у вас по этому поводу говорят?

— Давайте Лебедевцев потом обсудим, — ответила Ландскрихт. — Я вам кое-что показать хочу.

— Что вы хотите показать?

— Одно очень занимательное природное явление, идите за мной, — она развернулась и двинулась по направлению к роще.

— Итак, Мадам, хочу вас предупредить, — отчеканил вставший в стойку Драгович. — Все это выглядит подозрительно. Я имею ввиду ваше появление,. Лесопосадка со всех сторон окружена строительными площадками. На площадках полно рабочих. На площадках полно военнослужащих. Если вы содействуете укрывающимся саботажникам или диверсантам, то они уже окружены и обречены. У меня оружие и вы это знаете.

Ландскрихт изящно развернулась и предстала перед Драговичем с поднятыми к верху руками, зачем-то двигая пальцами в черных перчатках.

— Ну какие там диверсанты? Я вам что, угроза что ли, — произнесла она со своим акцентом, после чего ее лицо изобразило досаду.

— Мадам, скажите словами, что вы хотите показать! Мне не нужны сюрпризы и я не хочу делать wow, не ужели вам это непонятно?

— Хорошо, как хотите. Объясню. Оглянитесь назад и вы увидите вашу стройку. Я от вас далеко, и сзади на вас не нападу. А пройдете за мной, и никакой стройки вы не увидите, зато увидите луну.

— Это все? Чудо-то какое, луну увидеть, хотя какая сейчас луна, вы на погоду посмотрите. Хорошо, гляну я сейчас на стройку…

Драгович сошел с тропинки, встал боком к Ландскрихт, так чтобы ему было достаточно лишь голову повернуть. Вдруг она действительно что-то задумала.

На возвышенности ожидаемо темнели силуэты домиков с нависшей над ними мачтой. Небо было закрыто тяжеловесными осенними облаками, так что будь в том направлении луна, видно бы ее не было.

— Ну вот, Мадам, я посмотрел. Бытовки, мачта и колбаса на мачте.

— Колбаса? — Весело переспросила Ландскрихт.

— Осветительная штука. Ее так называют.

— Буду знать. Ну что, пойдемте?

Драгович наконец-то согласился и двинулся вперед за Ландскрихт. Тропинка завела в заросли, сплошь состоявшие из голых кленовых прутьев и голых же веток принадлежавших каким-то другим деревьям. Вся листва уже давно облетела. Тропинка сделала несколько поворотов туда-сюда, но в целом направление выдерживалось.

Ландскрихт, шагавшая впереди была одета в плотное серое пальто. На поясе болтался пропуск-планшет — такие носили СБСЕшники, или, как их еще называли, интервенты.

— Уже можно посмотреть, — объявила Ландскрихт и уж только затем обернулась и сбавила шаг.

— Как скажете, мадам, — без особого энтузиазма ответил Драгович, встал боком и повернул голову назад.

— В том направлении, где должна была торчать мачта с колбасой, висела полная луна. Небо было чистое, звездное.

— Я что-то не пойму, — проговорил Драгович. — Состояние погоды… На небе звезды… где облака?

— А еще и луна, — ответила Ландскрихт.

— Да дело не столько в луне, она могла выглянуть… — озадаченно продолжил рассуждать вслух Драгович.

— Обратно идем? — тут же предложила Ландскрихт.

— О'кей, идем обратно, — согласился Драгович.

Здесь ветки были освещены белым лунным светом, но потом ожидаемо свет пропал — его затеняла возвышенность — луна висела довольно низко над горизонтом, к тому же тропинка несколько раз чуть ныряла вниз на полметра — метр, после чего вновь выныривала.

Показался очередной поворот, и вот уже они оказались у выхода из рощи. Тропинка вела к возвышенности с бытовками и мачтой. Никакой луны не было, да и быть не могло — одна лишь плотная облачность и никаких звезд.

— Так, я не понял, Луна где? — скорее с раздражением, чем с недоумением проговорил Драгович куда-то темноту.

— Очевидно, что луна там, — весело ответила Ландскрихт, указывая рукой на рощу.

— Вот, мадам, вы не понимаете что вы сейчас сами сказали, — усмехнулся Драгович. — Луна была там, — он махнул рукой в сторону мачты, — а там куда вы показали мы ее наблюдали.

— Там нам светила луна, а здесь ваша мачта, — ответила Ландскрихт. — А вообще действительно, вы правы. Еще посмотрим?

— Да, посмотрим еще раз, может мы все-таки разберемся.

Он снова двинулся за Ландскрихт, зашагавшей к роще. Вообще было такое чувство, что из пазла в его мозгу кто-то достал один фрагмент, и вот теперь он, Драгович, нихрена не может понять.

Вновь тропинка нырнула в ветки и прутья, пробежала спуски-подъемы, повороты, и вот на ветвях показался белый лунный свет.

Снова на месте ожидаемой колбасы и облаков была луна и звезды.

— Оптическая иллюзия какая-то, — выдохнул Драгович.

Ландскрихт усмехнулась.

— Я не знаю как это назвать, — задумчиво пробормотал в ответ Драгович.

— Может дальше пройдем, — предложила Ландскрихт, — Здесь не так уж и далеко.

Драгович согласился и зашагал за Ландскрихт. Предположения о затаившихся в роще саботажниках он теперь уже не рассматривал — здесь происходила какая-то настоящая чертовщина, имевшая мало общего с повседневными делами.

— Я все-таки никак не возьму в толк, что происходит, — снова начал Драгович.

— Сейчас посмотрим и во всем разберемся, — ответила Ландскрихт.

— А ваших не эвакуируют?

— Нет, не эвакуируют. Эта энергостанция сама по себе крепость что надо. Не будет же Лебедев штурмовать все подряд.

— Только сейчас Драгович заметил еще одну странность — раньше Ландскрихт при малейшей возможности всегда отвечала на английском, а русскоязычную или какую-либо чужую для себя еще речь прослушивала через онлайн переводчик и соответственно через наушник. По-русски она понимала и иногда что-то выговаривала. Был ли у нее сейчас переводчик было не главное — сейчас она разговаривала, то есть отвечала на русском куда более свободно, чем раньше, хотя говорила по-прежнему с акцентом.

— Вы по-русски с каждым разом все лучше говорите. Скоро наверно лучше меня сможете.

— Вы тоже хорошо, — ответила Ландскрихт. — Чувствуете, холоднее стало?

Под ногами и правда теперь была застывшая в камень земля, а трава поблескивала инеем.

— Это из-за того, что в низине что ли холоднее? — задумался вслух Драгович, — Хотя после луны это особо не удивляет.

— Смотрите, куда мы вышли, — объявила Ландскрихт, явно заторопившаяся к темноте впереди.

Тропинка вышла на поле, на котором не было ни души. Следов работ тоже не было, ни единого. Трава сплошь была покрыта поблескивающим в свете низко висящей луны инеем, а над головой распростерлось темное, холодное и чарующее звездное небо.

— Такого не может быть, — как-то сокрушенно пробормотал Драгович. — Что происходит? У вас есть какие-то предположения?

Ландскрихт стояла, заложив обе руки за спину. Вид у нее был торжествующий.

— А вы идти не хотели. У меня не предположения — я вам объясню, ваше дело не спорить. Мы сейчас на другой Земле. Про параллельные миры слышали? Знаете же? Ну вот, это оно и есть.

— Ххуя сее, — пробормотал Драгович и тут же извинился.

— Да! — часто кивнула несколько раз Ландскрихт. А вы говорили «wow» не будет. Удивляет, правда?

— Еще бы, — ответил Драгович. А тут что, Драконы, эльфы и другое такое?

— Разочарую, но нет. Даже страны почти все те же. Говорят, что природа любит повторяться, так это вот еще один пример.

— А война здесь тоже идет?

— Сейчас нет.

— Здорово-то как.

Вдали что-то гудело, не то автомагистраль не то железная дорога. Ни того ни другого поблизости было быть не должно, к тому же какая автомагистраль будет так шуметь в комендантский час?

— Глянем на них? На здешних? — с надеждой в голосе предложил Драгович.

— Идти пешком далеко, и это самая очевидная причина, — ответила Ландскрихт. — Да вы не переживайте, потом еще вам покажу, а сейчас давайте пойдем обратно.

— Может такое потрясающее открытие как-то поможет нашим армиям, — Драгович проделал порастерявший популярность жест, положив левый кулак на грудь, и сделав пальцами поднятой правой руки знак «V», — Ну вот это, и все такое…

— Еще будут идеи? — изображая раздражение ответила Ландскрихт.

— Да нет, не будет, — ответил Драгович, чувствуя что на душе становится как-то тоскливо.

Было отчего — такое многообещающее шоу и таинственная встреча с чем-то сверхъестественным может закончиться ничем. Драговичу отчего-то еще там, в роще пришла в голову мысль, что это не Ландскрихт вовсе, а какой-то потусторонний или инопланетный разум, возможно призрак. Потом она исчезнет, и Драгович не сможет никак использовать свое открытие, никак похвастаться. А настоящая Халдорис Ландскрихт из СБСЕ сейчас наверно пакует чемоданы, или сидит со всеми остальными в убежище под комплексом этой их недостроенной энергостанции.

— Идемте уже обратно, — несколько настойчиво повторила Ландскрихт, подошла и взяла его за рукав. — Вас наверно потеряют.

Драгович не стал возражать и двинулся обратно.

— Заколдованный лес какой-то получается, — задумчиво произнес он.

— В каком-то смысле да, — ответила Ландскрихт. — Вообще вся эта область пространства это своего рода заколдованный лес, ну образно выражаясь. Видите звезды гад головой? Ковш, Орион, Корону, — эти звезды не в параллельных мирах, они и тут и там одинаковые, а ваша область пространства выглядит оттуда как темная туманность. И если оттуда полететь, то навигация не будет правильно работать.

— А если кто-то по тропинке пойдет, он ведь потеряется?

— Забавно что вы это спросили. Перешли от астронавигации к тропинкам. Хотя вопрос разумный. Если кто-то пойдет, то сюда он не попадет, а выйдет на вашу стройку, ну на ваши противоположные траншеи, это уж откуда пойдет. У него будет все как обычно.

— А как это работает тогда?

— Вот так и работает. Никаких там порталов и никаких спецэффектов вроде… ну как в фильмах любят… Сами понимаете про что я.

— Да, действительно, ничего такого.

— Фильм один местный есть, советский, вы может видели? Какие-то инопланетяне на земле, на нескольких территориях, устроили черт знает что, а люди исследовали, потом сталкеры туда забирались…

Дальнейший разговор пошел и про фильм и про фантастику. В который раз Драгович доказывал заносчивой и одновременно простодушной иностранке, что та ничего не понимает в российской ментальности, в глубокой философской теме, и что ей не следовало бы навешивать на непонятную ей культуру пренебрежительные характеристики.

Вскоре впереди засветила мачта с «колбасой».

— Быстро же мы вернулись, — удивился Драгович, — туда вроде дольше шли.

— Вот, я еще могу зубы заговаривать, — довольно улыбаясь ответила Ландскрихт. — Вы пока рассуждали не заметили, как мы пришли.

— Да, так и есть, — согласился Драгович.

— Вот, — Она окинула рукой рощу, — аномальная зона. Моя, — она хохотнула, — И никто не пройдет, — она продолжая посмеиваться стала приближаться к Драговичу. Тот отчего-то тоже начал ржать. Со стороны все это пожалуй выглядело будто оба покурили чего-то, или задумывают какую-то пакость. Или и то и другое. Еще она заговорщицки толкнула его в плечо ладонью. Наконец, смех утих.

— Ну что, идемте туда, откуда вы пришли. Вас наверно ждут.

— Да что там. Могу хоть на полдня пропасть, — ответил Драгович, — точнее на полночи.

— А я знаю, что вы хотите спросить, — сказала Ландскрихт. — Сейчас еще одни трюк покажу.

— И какой?

— Вот у вас наверно чувство такое, что что-то не так. Что-то странное.

— Еще бы, в параллельный мир туда-обратно сходили, — ответил Драгович, начиная понимать, что она имеет в виду нечто другое — тот самый вылетевший из сложенного умственного пазла фрагмент.

— Ну может у вас чувство такое, будто вы забыли что-то.

— А вы откуда знаете?

До бытовки оставалось метров двадцать, не более.

— Сейчас мы это исправим. Ключ к разгадке лежит у вас в правом кармане. Посмотрите что там.

Драгович неторопливо сунул руку в карман. Там лежало что-то. Вроде не телефон — штука была пошире и потолще.

— Ну, вытаскивайте.

Драгович потащил штуковину и наконец-то глянул. Разглядеть вещицу было нелегко — все же на улице была ночь. Он развернулся навстречу к свету, идущему от мачты с колбасой и наконец-то понял, что за оранжевая пластиковая коробочка была у него в руке. Теперь-то он вспомнил, что выпил таблетку из аптечки с очень сомнительной репутацией. Загадкой сейчас было то, как он это забыл.

— Твою ж мать, — это как так? — процедил он и обернулся обратно.

К его облегчению, Ландскрихт стояла там где стояла и не думала куда-то исчезать — по крайней мере, капризной галлюцинацией она не была.

— Вы знаете, да, что это такое? — с презрением к дрянной аптечке произнес Драгович. — Вы не подумайте, просто я сильно простыл, а ребята… глупость такую придумали, — он сходу подобрал неуклюжие, но понятные иностранке слова, заменив словом «глупость» нормальный мат.

— Да, я знаю, что это за аптечки, ответила Ландскрихт.

— Хотите пройти в дом? Там тепло.

— Нет, мне пора.

— А можно я покажу своим сослуживцам аномальную зону? Это мировое открытие, — с надеждой спросил Драгович, понимая, что никакого открытия тут не будет.

— Нет, нельзя. Мы потом с вами еще встретимся, не переживайте.

— Как скажете, — с досадой в голосе ответил Драгович.

— Сейчас вы сознание потеряете. Вы уж не сердитесь.

— А вы Ландскрихт? — Пробормотал Драгович, чувствуя, что с ногами происходит что-то не то.

Ландскрихт, стоявшая в нескольких метрах от Драговича молча подняла руку, словно прощаясь, а тем временем все вокруг будто бы стало ходить ходуном. Непослушная земля отчего-то начала надвигаться, после чего ударила в лицо. Стало темно.

Кто-то дергал за рукав, потом и вовсе начал лапать сквозь куртку за туловище.

— Что за хрень, нельзя что ли цивилизованно разговаривать, Мадам? К чему такие фокусы с вырубанием? — сердито подумал Драгович и наконец открыл глаза.

В морду светил фонарь, а рядом маячила физиономия Белобрысого.

— Ты как, нормально все?

— Не видишь, полный порядок, — сердито ответил Драгович и без особых усилий вскочил на ноги.

— Он здесь! — прокричал Белобрысый куда-то в сторону домика, из которого один за другим появились Мелкий и Детина.

— Чего случилось-то? — сердито спросили Драгович. — Точнее сказать, я понимаю что вырубился из-за «Смерть Шахтерам», но насколько?

— Ты не помнишь что ли? — Озадаченно спросил Белобрысый.

— А что я должен помнить?

— Ну то, что ты минут двадцать, как вышел на улицу. Вышел во второй раз, до этого еще на пять минут выходил.

— Конечно помню.

— Ну вот. Я вышел поссать, смотрю тебя нет. Мы подождали еще немного и решили пойти посмотреть где ты. Я выхожу, а ты тут лежишь.

— А когда ты вышел поссать я не лежал?

— Нет.

— Это значит, я недолго спал. Мне даже сниться начало, — Драгович начал вспоминать тонувшие в тумане подробности встречи с Ландскрихт. — Сниться, что я пошел на ту сторону, — он махнул рукой в сторону рощи, — а там никаких работ нет. Просто пустое поле. Только… — он хотел было упомянуть Ландскрихт, но спохватился и сообразил, что это будет совсем ни к чему. — Ладно, неважно. До этого я прошелся и на подземные галереи глянул, — он указал в сторону мачты, — Это точно было, это не снилось.

— Понятно, — сказал Мелкий, — значит ты сходил туда, а потом пришел сюда и потерял сознание. Пролежал минуту-другую, а тебе кажется… Ну в общем, не поймешь долго или нет.

— Вроде того.

— По идее такого не должно быть, — ответил Мелкий задумчиво.

— Короче, — скривившись в гримасе подытожил Драгович, — я эту хрень сейчас выкидываю и на этом заканчиваем!

— Подожди ты выкидывать! — вмешался Детина, — Если она не нужна, так давай сюда.

— Мы сами выкинем, — хохотнул Мелкий.

— Да пожалуйста, — ответил Драгович и протянул оранжевую коробку Здоровяку.

Глава 4

Что там вообще происходит?

И что там происходит вообще? — Задастся вопросом читатель. — Кто с кем воюет и за что? А, нет, вроде было, что Западный Блок с Азиатским, а еще Россия отказалась участвовать в этом, потому что армию потеряла. Или не отказалась? Самолеты-то в Африке летали. А вообще с чего это Россия с «этими» в одном этом Западном Блоке? Что такое Суперфедерант? Почему супер? Почему федерант? Кто это там в каком-то шаттле бесился? Чего за Шаттл? Там шаттл, тут шаттл.

Так вот, если вы дочитали до этого места, то знайте, что вы как бы открыли книгу не с начала. Ну так бывает. Многие так только и делают. Читайте дальше и сильно не придирайтесь, все-таки на момент описываемых событий на дворе 2120-й год, так что современной политики здесь нет. Даже «ихней», западной. Это по большей части чисто научная фантастика, главным образом художественная попытка заглянуть в то далекое будущее, когда нефти почти не останется, термоядерный синтез будет освоен и займет место в промышленном процессе, когда электроэнергия будет почти бесплатная, а онкологию научатся лечить одной лишь капельницей и не сложнее, чем простуду, ну, может чуть подольше. Еще, разумеется продвинутый интернет везде где только можно. Искусственный интеллект. Прогресс как он есть. Но плюсом ко всему перечисленному еще кое что. Ну вы уже догадались. Разве люди когда-то не воевали? Найдется ли сила, способная если не прекратить вовсе, то хотя бы разорвать самоподдерживающийся цикл отдельно взятого глобального военного процесса? А в следующей главе мы перенесемся в прошлое, в 2119-год, так что не упускайте логику событий.

Глава 5

«Барсук» Джексон. Плоскодонки.

15.08.2119. GMT 06.20.

Центральноафриканский Фронт, без уточнений.

Ровные ряды металлических ангаров энергично пошли вниз, а затем и вовсе скользнули под днище машины. Жаркий ветер дружелюбно дул в морду. Настроение было приподнятое. «Барсук» Джексон сидел сзади слева. Пусковая противотанковая установка была включена — так, на всякий случай.

На месте пулеметчика сидел «Баста-Базз». Однако главным оружием сегодня было нечто совершенно другое — длинный металлический контейнер длиной около пяти футов, который был уложен между сидениями вдоль корпуса плоскодонки.

Неожиданно с обоих боков что-то сверкнуло, и тотчас же прочь от машины полетели снопы ярко сиявших искр — это были тепловые ловушки. Харрисон, ведший машину, радостно завопил и сделал несколько рывков вправо-влево.

— За каким хреном ты это делаешь?! — прозвучал в наушнике бортовой связи голос PFC-рядового Картера.

— Будто не знаешь, что нам сейчас предстоит, — довольно жизнерадостно для бойца, отправляющегося на опасную миссию ответил Харрисон. — Лучше пристегните свои задницы.

— Мы ведь пока еще летим по своей территории и к своим! — довольно справедливо возразил Баста.

Действительно, сейчас они двигались на запад, где в двадцати милях от Форт-Севидж находилась оперативная база переднего края, FOB. Там предстояло получить дополнительное снаряжение — антидроновую систему, проще говоря, турель, и навесное оборудование ECM, в том числе и RWR — это позволило бы самостоятельно, даже без интерлинка, получать информацию об АВАКСах противника, сканирующих прифронтовую полосу.

Там, на FOB, пока техники устанавливали бы на машину все это электронное снаряжение, бойцы, пожалуй, успели бы и перекусить и поспать. Вообще все зависело не от техников а от того насколько быстро будет зачищен район цели. Так или иначе торопиться было некуда. Полный состав группы, включающий уже три машины по два-три бойца в каждой, а не четверо в одной, как сейчас, должен был вылететь в южном направлении лишь в шестнадцать ноль-ноль, через два часа.

— Задницы пристегиваем, — с холодом в голосе вновь проговорил Харрисон.

— С чего бы это?! — с пренебрежением отозвался Картер

— Показать? — со злорадством спросил Харрисон.

— Ну покажи! — прозвучал ответ Картера.

— Сейчас будет весело, — подумал «Барсук» Джексон и толкнул кулаком Басту.

Оба, зная чем это светит, уже зафиксировали свои туловища.

Машина шла ровно, хотя и довольно энергично. То тут, то там проносились невысокие коренастые деревца, однако вскоре стало отчетливо заметно, что впереди, там, дальше, деревца отчего-то не растут.

Внезапно земля под машиной оборвалась, а линия скалистого обрыва стала все дальше отплывать вправо — машина пересекла эту линию, причем не перпендикулярно, а под очень острым углом, идя почти параллельно.

— Вот это? — с высокомерным недоумением отозвался Картер.

— Да хотя бы, — ответил Харрисон.

И тут машина вытворила что-то… Хотя спустя мгновение Джексон понял, что именно — поджавшиеся шары в штанах отреагировали даже быстрее, чем ему стало очевидно, что машина уходит вниз.

Все было как на аттракционах, только внизу под плоскодонкой было, как тогда показалось, под тысячу футов.

Там вроде бы неспешно текла довольно широкая река, правда сейчас особо рассматривать, была под машиной вода или просто равнина, было как-то ни с руки.

Картер завыл. Баста успел вытянуться и обеими руками схватить того за шиворот, вжимая обратно в сиденье. Справедливости ради надо было сказать, что это не было падение в чистом виде, когда аппарат летит вниз с таким ускорением, что пассажиров ничего не удерживает.

Здесь такого ускорения, да и чисто самолетной скорости снижения достигнуть было бы нельзя — как у любого коптера, у плоскодонки были свои аэродинамические ограничения. Тем не менее, внутри, в штанах, все поджималось, да и вид проносящейся к верху скальной стены добавлял соответствующих ощущений. Вой ветра опять же.

— Искупаться никто не желает? — поинтересовался Харрисон, когда машина наконец-то остановила свое падение и зависла над водной гладью.

— Твою мать! Какого хрена ты вытворяешь?! — прокричал Картер, возясь с карабином ремня.

— Перед стоящим делом Следует размяться, — спокойным тоном ответил Харрисон, — и зафиксировать свою задницу, чтобы она не вылетела из транспорта, и, чтобы когда дело дойдет до работы, уже из задницы ничего ненароком не вывалилось — это может помешать, причем всей команде. А так и Америку подвести недолго.

Аппарат снова двинулся вверх. Харрисон потянулся куда-то под приборную панель. Из рупоров, нештатно закрепленных по обоим бокам корыта, грянул» железный человек». Так, с музыкой, они и прибыли на FOB «Нортроп».