Один из важнейших романов современности, вошедших в послевоенный канон европейской литературы, впервые был издан в 1959 году. Его герой — «маленький человек» Оскар Мацерат, детство которого приходится на годы зарождения национал-социализма. Осознавая абсурдность действительности, он решает перестать расти и отказывается становиться взрослым. Его постоянный спутник — жестяной барабан: отбивая на нем ритм, Оскар выражает свое отношение к окружающему. Безжалостным, саркастичным и в то же время проницательным взглядом наблюдателя «снизу» показана жизнь в Третьем рейхе, атмосфера мира обывателей, порождающая равнодушие ко все возрастающему страшному злу. Роман, в гротескной форме отразивший историю Германии XX века, принес своему автору мировую известность.
Роман «Жестяной барабан» достоин называться необычным. В первую очередь за счёт языка, выраженном в сюрреалистически-гиперболизированной манере повествования. Стиль автора оригинален и остроумен: покажите мне вырванную страницу романа и по стилистике сразу можно узнать Гюнтера Грасса - настолько самобытен язык произведения. Во вторую очередь роман необычен своим настроением: оно безучастное, холодное к событиям окружающего мира, даже если это такие события как обстрел Польской почты или расстрел своего «предполагаемого» отца. Оскара Мацерата не трогают волнения взрослых, он, провозглашённый автором, мессия (или анти-мессия), который барабанит о прошлом и настоящем на своей жестянке, его искусство барабанщика дорастает до того уровня, при котором слушающие массово очищаются, впадают в детство и мочат свои штанишки. Это большая книга о нескольких десятилетиях Вольного города Данциг и некоторых его жителях притягивает своими персонажами, нестандартными историями, от которых порой сложно оторваться. Если вы любите по-настоящему качественную и интеллектуальную литературу, то не стоит проходить мимо данного произведения.
Центральный слой ,описывающий жизнь героя нарочито нереальный ,немного противный и невероятно странный. Это та часть искусства двадцатого века,которую мне не понять , поэтому я оставлю ее. Бесконечные повторы , необычные конструкции наверное ещё скоро не уйдут из головы ,они запоминаются,они - тоже особенность книги. Но самое интересное ,на мой взгляд ,это то, что как бы идёт по боку ,мимо героя. События хрустальной ночи ,расстрелов людей , поиск нацистов , повседневность жителей , бытие соседей в доме Мацерата - наверное ,для меня , как любителя той эпохи, были более интересные и знакомые. И тем интереснее,что юный барабанщик реагирует на происходящее не так ,как мы. Возможно , в этом и был смысл. Но это не точно.
В январе сорок третьего было много разговоров про город Сталинград. Но поскольку Мацерат произносил название этого города тем же тоном, что — в свое время — названия Пёрл-Харбор, Тобрук или Дюнкерк, я уделял событиям в этом далеком городе не больше внимания, чем другим городам, известным мне из экстренных сообщений, ибо для Оскара сводки вермахта и экстренные сообщения служили своего рода уроком географии. Как мог бы я иначе узнать, где протекают реки Кубань, Миус и Дон, кто мог бы лучше растолковать мне географическое положение Алеутских островов Атту, Киска и Адак, чем это делали подробные радиопередачи о событиях на Дальнем Востоке. Вот так в январе сорок третьего года я узнал, что Сталинград лежит на реке Волге, но все равно судьба Шестой армии занимала меня куда меньше, чем Мария, у которой в ту пору был легкий грипп.
Покуда грипп Марии шел на убыль, дикторы продолжали давать мне по радио уроки географии: Ржев и Демьянск и по сей день остаются для Оскара городами, которые он без долгих раздумий отыщет на любой карте Советской России. Едва Мария выздоровела, мой сын Курт подцепил коклюш. И покуда я силился запомнить трудные названия оазисов Туниса, ставших центром жарких боев, нашему африканскому корпусу, равно как и коклюшу, пришел конец.
При желании рассказ можно начать с середины и, отважно двигаясь вперед либо назад, сбивать всех с толку. Можно работать под модерниста, отвергнуть все времена и расстояния, дабы потом возвестить самому или передоверить это другим, что наконец-то только что удалось разрешить проблему пространства и времени. Еще можно в первых же строках заявить, что в наши дни вообще нельзя написать роман, после чего, так сказать, у себя же за спиной сотворить лихой триллер, чтобы в результате предстать перед миром как единственно мыслимый сегодня романист. Я выслушивал также слова о том, что это звучит хорошо, что это звучит скромно, когда ты для начала заявляешь: нет больше романных героев, потому что нет больше индивидуальностей, потому что индивидуальность безвозвратно утрачена, потому что человек одинок, каждый человек равно одинок, не имеет права на индивидуальное одиночество и входит в безымянную и лишенную героизма одинокую толпу. Так оно, пожалуй, и есть и имеет свой резон.
