Оглавление

1. Поздняя весна
2. Ненужная
3. Личная-околичная
4. Молчащие

Ненужная

Глава 1

— Ой, ну, и, чё это вы задумали? — В сотый раз переспросила меня Натусик.

Натусик — это сестра моего… кажется, уже окончательного бывшего. Бывшего кого? Шут его знает! Парня? Тогда какого чёрта мы пятый год делаем вместе в одной квартире? Жениха? Хм… Жених — это тот, кто сделал предложение. Я же все пять лет, что мы знакомы, получала исключительно объяснения на тему, почему предложение не может быть сделано сейчас, и обещания, что «когда-нибудь непременно».

Тогда кто он мне? Муж? Чёрта с два! Нельзя стать мужем, минуя стадию жениха. И, вообще, нет у меня ни малейшего желания пополнять собой ряды особей, которые «замужем» за совершенно свободными парнями и мужчинами.

Есть, конечно, ещё одно слово, которым нас обоих можно правдиво обозвать: сожители, но от этого шедевра русского языка явственно веет грязью, пустыми бутылками по углам и, вообще, помойкой. Мы же оба люди вполне себе приличные, поэтому называться так категорически не желаем.

Любовники? Да, было справедливо ещё пару месяцев назад, а теперь — нет. Именно два месяца назад я взбунтовалась и объявила, что, во-первых, все порядочные знакомые уже давно сделали предложение своим девушкам, а кое-кто даже успел сыграть свадьбу и обзавестись детьми, а, во-вторых, он помесь козла с бараном. Женька обиделся и заныл опять что-то про свои неотложные дела, неразрешимые проблемы и прочую лабуду, о которой я слышу уже очень давно.

В общем, я заявила, что мы разъезжаемся и… перенесла свои вещи в комнату побольше, служившую нам гостиной. Параллельно я принялась искать себе другое съёмное жильё, но это оказалось ещё сложнее, чем виделось мне в начале.

За те пять лет, что прошли с момента моего переезда в столицу, цены на съёмные однушки существенно выросли. Спрос на них при этом, как ни странно, повысился, и любая, даже плохонькая, однокомнатная квартира оказывалась арендованной ещё до того, как я успевала набрать номер из объявления. Я ещё раз оценила великодушие нашей квартирной хозяйки, которая за четыре с лишним года так и не повысила арендную плату и не возражала, что вместо одинокой девушки в её квартире с некоторых пор проживает ещё и одинокий парень.

То есть, до недавнего времени парень был не так уж и одинок. Нет, он был одинок, конечно, но не настолько, чтобы сообщать всем и каждому, что он совсем свободен, и у него нет девушки… Но, какая же я ему девушка, если я готовлю для него еду, стираю его вещи, утираю ему сопли, когда он жалуется на несправедливость жизни, ухаживаю за ним, когда он подхватил очередную инфекцию?

Девушка — это такое эфемерное существо, живущее в другой квартире, а лучше в другом районе или городе, которое ты видишь только по выходным, праздникам и прочим особым случаям. Оно — существо под названием «девушка» — всегда хорошо выглядит, приятно пахнет, и ты не знаешь, откуда берутся на её голове кудряшки. Сколько раз в месяц, и для каких нужд она посещает косметолога, тоже для тебя тайна. Девушка всегда или почти всегда в приподнятом настроении, неизменно рада тебя видеть, старается быть тебе по нраву в каждый момент времени, проводимого вместе.

Существо же, которое обитает на одной с тобой жилплощади, выглядит по-разному, особенно с утра. Пахнет то дорогим парфюмом, то жареной курицей, то спортзалом. Вдобавок, выясняется, что кудри на её золотистых волосах — результат нескольких часов, проведённых с безобразнейшей конструкцией на голове, а идеально чистая кожа — итог многолетних усилий и наличия целого ящика специальных средств. Настроение существа тоже варьируется от «ми-ми-ми, какая прелесть!» до «так бы всех и переубивала!»…

Впрочем, о чём это я? Что я прицепилась к этой терминологии: «девушка» — «не девушка»… Какая разница? Как будто меня до сих пор терзает обида!..

Да, представьте себе, терзает! И, ещё какая! Прожить с… существом женского пола четыре года, да так и не понять, хочешь ли ты провести с ним всю оставшуюся жизнь! Согласен ли ты и дальше получать от этого существа подарки, тепло, внимание и милые, семейные скандалы! Хочешь ли ты совместных детей, машин, ипотек!.. И, тем не менее, ты держишь это существо в подвешенном состоянии, когда оно и не замужем, и не свободно, а сам ты в это время свободен как… носок в полёте! Как это назвать? Каким словом? Гражданский брак?.. Ненавижу! Гражданский мрак — вот что это такое!

Снова я завелась и почувствовала, как кровь прилила к моим щекам, в глазах потемнело, а дыхание стало более поверхностным и сбивчивым. Вдобавок, в уши навязчиво вливался поток болтовни Натусика. Она, кажется, могла болтать везде, в любое время, в любой ситуации и любом положении, даже вися вниз головой. Кстати, неплохая идея — подвесить Натусика вниз головой. Я представила себе эту картину и непроизвольно прыснула.

— Ты чего? — Протянула Натусик обиженно, и мордочка её сразу скуксилась. — По-твоему, я говорю глупости?

Оказывается, пока я бултыхалась в своих обидах, Натусик развивала мне идею о том, что надо бы мне забеременеть, и тогда её драгоценный братик Женечка непременно со мной распишется. Да, конечно. Распишется и раскакашется одновременно.

Как будто мало глупышек, оставшихся с детьми на руках, без мужа, без жилья и без гроша в кармане. Уж я на таких насмотрелась! Фельдшером на «Скорой» работаю. Куда только ни приходится ездить по вызовам! Недавно к одной такой одинокой мамочке ездили. Жила с ребёнком в подъезде, потому что идти ей некуда. Отвезли в больницу, а после её с ребёнком оформили в реабилитационный центр. Они даже о существовании таких центров часто не подозревают.

— Но, у меня же получилось! — Радостно объявила Наташка, и круглые, совиные глаза её сделались лисьими от избытка хитрости.

Она явно была в тот момент очень собой довольна.

Да, у неё получилось. Получилось выйти «под залёт» замуж за какого-то их местного инфантила, который нигде не работает и не собирается. А, зачем? Родители, и его, и Натусика, хорошо зарабатывают и дают им достаточно средств на ежемесячные расходы. Квартиру молодой, с позволения сказать, семье позволили занять бабушкину, сразу же после их свадьбы выселив оттуда квартирантов. Родители даже шикарный ремонт им сделали на свои, разумеется, средства.

Теперь Олеженька — муж Натусика — сидит дома с их годовалым сыном, а сама Натусик вышла недавно на работу в магазин, в отдел косметики. Взглянув на её до ужаса раскрашенное молодое личико, вы сразу поймёте, где прелестница работает.

Это всё, конечно, замечательно, только у меня сразу возникают два вопроса. Во-первых, что они будут делать, когда их родители не смогут или не захотят совать им деньги, да, и нормально ли это, когда двое взрослых людей с ребёнком живут за счёт родителей? Во-вторых, не подло ли это — женить на себе парня, шантажируя его ребёнком, которого он, между прочим, не просил тебя рожать? Однако Натусику ничего не подло: ни жить за чужой счёт, ни женить через пузо. Главное, чтобы ей было хорошо.

Она вообще очень своеобразное существо. Четыре года наблюдаю её жизнь в естественных условиях, но она всегда найдёт, чем меня удивить и докопать.

В прошлый свой приезд Наташка, например, попросила меня насыпать ей с собой в дорогу соли. Я достала дорожную солонку с плотно закрывающейся крышкой и подала ей.

— Ой… нет, мне такую не надо! — Принялась отнекиваться Евгешина сестрица. — Насыпь мне соли в спичечный коробок.

— Куда-куда? — Не поняла я.

— В спичечный коробок, — принялась терпеливо объяснять Натусик. — Все люди, когда они едут куда-то на поезде, насыпают соль в спичечный коробок.

Во, как! Все люди! Я, значит, либо не людь, раз вожу с собой дорожную солонку, которую без малейшего сожаления готова пожертвовать ближнему, либо всё делаю неправильно, либо вообще ненормальная, раз у меня нет пустого спичечного коробка.

Последнего у меня в наличии не было, и быть не могло, ибо плита у нас, как и у большинства обитателей около-столичных новостроек, электрическая, а не газовая. Для того, чтобы иногда, под настроение, примерно раз в месяц, выкурить любимую сигарилу с вишнёвым вкусом, у меня имеется вполне себе приличная зажигалка, а, вот, спички… Когда же я в последний раз их видела?

Вспомнила! У меня есть один несчастный коробок со спичками для зажигания маленьких свечек, вставляемых в аромалампу. Я нечасто зажигаю её, тоже примерно раз в месяц, потому и забыла о наличии спичек в квартире.

Увидев этот несчастный коробок, Натусик тут же потребовала дать его ей, предварительно наполнив мелкой солью. Факт наличия в коробке спичек, которые иногда бывают мне нужны, её нимало не смущал.

Эх, знала бы я тогда, куда в скором времени отправится моя аромалампа, и сколько работы ей предстоит! Но, откуда я могла это знать?

Пришлось высыпать спички в маленькую конфетную вазочку, освободив тем самым коробок, и теперь они второй месяц лежали там, красуясь, вместо конфет. Вспомнилась сказка одного советского писателя про маленькую, ростом с палец, девочку Феньку, которая ела спички, бумагу, нитки и запивала всё это керосином. Кто знает, где можно Феньку отыскать, подскажите, пожалуйста! У меня есть для неё шикарное угощение.

Для Наташки же у меня припасено множество крепких ругательств, но я ещё ни разу не пустила их в ход. Только соберусь, взгляну на неё повнимательнее и понимаю: злиться там не на кого. В конце концов, она довольно безобидное существо, и я с ней в отличие от её братца Женечки не ссорилась.

Мои размышления на тему обездоленных спичек, бездомных матерей-одиночек, фантазий Алексея Пантелеева и разных подлостей прервал видео-вызов по скайпу. Интересно, какой чёрт мне может звонить в час ночи? Нормальные люди в это время уже спят. Женька, например, ещё два часа назад отправился в свою комнату, это мы с Наташкой заболтались на кухне. То есть, заболталась, конечно, Наташка, а я так, за компанию.

Взглянув на абонента, я обмерла. Это же не кто иной, как сам Милан! Мать моя женщина! На кого я похожа? Впрочем, сама знаю, на кого. На довольно крупную болотную кикимору. Сбросить вызов просто немыслимо. Отключить камеру тоже, потому что Милан будет думать, будто со мной что-то не так, и жутко при этом нервничать. Что же делать?

Я резко вырубила свет в кухне и принялась нашаривать рукой выключатели нижних светильников, одновременно нажав на «ответ».

Думаю, зрелище, которое предстало перед Миланом в первый момент, изрядно его ошарашило: в полной темноте мелькают какие-то огоньки и раздаются истошные вопли Натуси, внезапно очутившейся в полной тьме. Она отчаянно чиркала моей зажигалкой, пытаясь зажечь свечу, но при этом только обжигала себе пальцы и взвизгивала, как собачонка.

Из спальни примчался Евген и принялся орать на нас, что есть мочи. Мы, видите ли, мешаем ему спать. Да, особенно я мешаю. За весь вечер проронила в общей сложности пару фраз, да, и то чисто случайно. Сестрице своей мозги промывай, если найдёшь! Впрочем, Евген именно этим и занялся ввиду потери второго противника.

После нескольких тщетных попыток я всё же нашарила выключатель и предстала перед Миланом в загадочном полумраке.

— Милан, что с вами? Вы не здоровы? — Вырвалось у меня вместо приветствия.

Давно я его таким не видела, примерно с момента нашего знакомства. Вылитый Иисус распятый!

— У вас там всё в порядке? — Вырвалось у Милана вместо ответа.

Его, должно быть, сильно озадачило начало нашего общения и скандал, бурно развивавшийся на заднем плане.

— Ничего страшного, — заверила я его, — небольшая семейная сцена. Пустяки!

— Что значит семейная? — Завёлся Милан с пол-пинка. — Ты вышла замуж и ничего мне не сказала?!

— Ну, что вы, Милан! Я бы обязательно вам сказала, случись со мной такое. Это мой сосед по квартире ругается со своей сестрой. Ничего особенного! Дело семейное.

Вот! Наконец-то, я с помощью Милана нашла определение Евгена, точнее его роли в моей жизни. Он сосед по квартире. В последние два месяца мы с ним ведём строго раздельный бюджет и вносим квартплату поровну. Я стала гораздо меньше денег тратить на продукты, почти перестала готовить, чем высвободила массу свободного времени, и перешла на здоровое питание. Это дало мне прилив сил и избавило от нескольких ненужных килограммов. Столько хороших перемен, а всего-то и произошло, что Евген из разряда любимых мужчин перешёл в соседи по коммуналке.

— Вы меня так не пугайте! — Предостерёг Милан. — Без вас хватает неприятностей!

У Милана неприятности! Скажите, пожалуйста! Неужели с ним когда-нибудь случалось что-то приятное или хотя бы ничем не омрачённое? В неприятность у нас перерастает всё: от дождика за окном до случайно порванного шнурка; от слишком холодного-горячего-сладкого-несладкого кофе до… До чего угодно, в общем!

Не без усилий я спрятала усмешку за серьёзной миной и спросила, как можно участливее:

— Что случилось, Милан?

— Светка ушла от меня и забрала детей! — Выпалил Милан, и лицо его подозрительно напряглось.

Всё. Сейчас он будет реветь, и это ужасно. Что угодно, только не это! Фух!.. Нет, не будет. На этот раз сдержался. Погодите, что?! Светка ушла и забрала детей?!

— Может, она не навсегда ушла, а, так, на время? В гости к матери поехала, например, а вас предупредить забыла? — Выдала я самое нелепое предположение из всех возможных, но Милан, похоже, не заметил его нелепости.

Бедняга! Видимо, он вконец обескуражен происходящим.

— Нет, Яничка, Светлана ушла насовсем! Она так и сказала: ты сухой черствяк и злой, липучий занудник! — Когда Милан со словенского языка переходит на русский, всегда начинается цирк, но сейчас мне было совсем не до смеха.

— Зануда, — поправила я его машинально, — не занудник, а зануда, — насчёт злого и липучего черствяка просвещать Милана как-то не захотелось.

— Я не зануда! — Горячо возразил Милан. — Я просто люблю, чтобы всё было правильно! Разве это плохо?

— Это очень хорошо, Милан, — заверила я его, — но дело совсем не в этом.

— В чём же? — Милан явно начинал всерьёз заводиться.

На меня неожиданно нахлынули воспоминания о том, как мы с ним встретились, и я уже в который раз прибегла к этой палочке-выручалочке.

— Помните, как мы с вами познакомились, Милан? — Спросила я своего собеседника, постаравшись при этом максимально просветлеть лицом.

Сейчас он пустится в воспоминания, а у меня будет пауза, чтобы собраться с мыслями. Так и произошло.

— Я-ни-чка! — Протянул Милан по слогам, задумчиво улыбаясь. — Ну, как я могу такое забыть?

Тут он принялся болтать, а мне оставалось согласно кивать в такт его воспоминаниям и улыбаться, думая нелёгкую думу о том, чем я могу помочь этому в очередной раз измочаленному жизнью молодому мужчине.

Глава 2

Я говорю всем, что Милан — мой друг, но это не совсем так. Друг, на мой взгляд, это некто, примерно равный тебе самому. В чём-то ты можешь его превосходить, в чём-то он тебя, но в целом вы находитесь примерно на одном уровне развития, настроены на одну волну, нередко занимаете одинаковое положение в обществе.

В случае с Миланом всё по-другому. Он — великий, не побоюсь этого слова, музыкант. Виолончелист. Вся его жизнь — непрерывная борьба, в которой он раз за разом одерживает победы. Я же простая девушка из обычной неполной семьи. Живу в своё удовольствие, звёзд с неба не хватаю… Точнее, не хватала до встречи с Миланом. Он помог мне дотянуться кое до чего, о чём я раньше не смела даже мечтать. Так, что, Милан мне больше, чем друг.

Раньше было в ходу слово «благодетель». Сейчас оно считается устаревшим и применяется, в основном, в ироническом смысле. Очень жаль. Оно, как ни одно другое, наиболее точно характеризует роль Милана в моей странной, переменчивой жизни. Впрочем, обо всём по порядку.

Я познакомилась с Миланом примерно восемь лет назад. Он приехал в наш город на длительные гастроли в составе известного симфонического оркестра. Всё бы ничего, но тут великого музыканта неожиданно накрыла волна угнетённого настроения. Нет, это была ещё не депрессия, но состояние, очень к ней близкое.

Ему пытались оказывать необходимую психологическую помощь, но здесь такая штука… В общем, нельзя быть эффективным психотерапевтом, не являясь носителем того же языка, что и пациент. Именно об этом и поведал общественности вызванный из университета титулованный специалист, который преподавал на нашем курсе клиническую психологию.

После занятий я подошла к нему и сообщила, что владею языком захандрившего музыканта, пусть не в совершенстве, но, всё же, на достаточно хорошем уровне. Мой недавно умерший дедушка был словен, и с детства учил меня своему языку. Никто другой из пяти его внуков не заинтересовался языком предков, а моя любознательность всегда была выше средней.

К тому времени я уже оканчивала курс обучения. Оставалось сдать пару экзаменов, госник и защитить диплом. Вдобавок, на тот момент у меня был диплом фельдшера и пара лет самостоятельной практики на «Скорой». В общем, мы отправились спасать дорогого гостя вдвоём: опытный психолог-практик, с трудом объясняющийся с пациентом по-английски, и я, зелёная практикантка, владеющая, пусть и не безукоризненно, языком страдальца.

Контакт с пациентом удалось найти не сразу, хотя, надо сказать, Милана Котника тронули мои старания изъясняться на его родном языке.

Как бы там ни было, через неделю мы с Миланом бегали наперегонки по набережной в шесть утра, гуляли днём по городу и на спор ели по пять порций мороженого, до которого оба оказались большие охотники. Настроение гостя существенно улучшилось, жизнь начала налаживаться и тут — бац! — появилась Светка.

Светка — моя университетская однокурсница, но знала я её плохо. Мы с ней мало общались и редко пересекались, потому как учились на заочном отделении, поток большой, общих интересов мало, научные руководители разные. Как я сейчас понимаю, она тогда нарочно принялась со мной активно приятельствовать, узнав, с кем я провожу много времени и, как вы уже догадались, цели своей достигла.

Не подумайте, что у меня какая-то обида на Светку, либо, что ещё хуже, ревность или зависть к ней. Этого нет в помине, потому что с Миланом нас изначально связывали только дружеские отношения, помимо медико-пациентских, конечно.

Милан спокойно мог болтать со мной о своих прошлых романах и обсуждать мотогонки, пить пиво и гонять по экрану компа человечков, подбадривая их нецензурными ругательствами на всех языках мира… Со Светкой у них с самого начала всё сложилось иначе.

Увидев, что я пришла на очередную утреннюю пробежку не одна, а в сопровождении натуральной блондинки с волосами до попы, талией хорошо поголодавшей осы и глазами эльфа, Милан буквально рухнул к её ногам. Да-да, рухнул в прямом смысле слова! У моего друга и благодетеля подкосились колени, а на беломраморном личике Светусика не дрогнул при этом ни один мускул, ибо она привыкла за свои двадцать с небольшим лет к подобной реакции мужчин на свою персону.

В общем, как вы уже поняли, уезжал великий музыкант из нашего города не один. Ради «неземной любви» Светка бросила универ, так и не окончив курса, чем нередко попрекала впоследствии своего именитого супруга. Каким-то непостижимым образом она умудрилась в кратчайшие сроки расписать с собой закоренелого холостяка Милана, одного за другим произвела на свет двух очаровательных мальчиков и вертела своим семейством и всей роднёй, как ей вздумается.

Теперь, по прошествии стольких счастливых лет, ей взбрело в голову зачем-то уйти. Видимо, это часть очередного коварного плана по управлению супругом. Возможно так же, что Светка встретила кого-то и, наконец, полюбила по-настоящему, и от этого Милан сделался «чёрствым сухарём», «занудой» и так далее по списку.

На месте Милана я бы пожелала ей попутного ветра и счастья полные… паруса, но мне хорошо рассуждать, я-то не люблю Светку (С чего бы мне её любить?), а вот он… Да, это проблема. Надо что-то делать.

Сказать по правде, я готова разбиться в лепёшку, чтобы помочь Милану выбраться из тенёт подступающей (Уже подступившей?) депрессии ещё и потому, что однажды он, пусть, не разбиваясь, помог выбраться мне.

Я тогда увязла по уши в убивающей душу рутине и не видела ровным счётом никакого выхода из сложившейся ситуации. Это произошло примерно через два года после нашего с Миланом знакомства. Дело было так.

Как вы уже поняли, я в своё время окончила медицинский колледж по специальности «Фельдшерское дело» и работаю на «Скорой». Да, это местами та ещё работка, но, вы не поверите, мне она нравится. Я влюблена в своё дело и не представляю моей жизни без него.

Так, вот. Всей родне в какой-то момент начало казаться, что я трачу свою жизнь зря. По их мнению, я должна была учиться на дневном отделении какого-нибудь не особо напряжного вузика, красить физиономию, бегать по свиданкам и ни черта не делать от сессии до сессии. Так жило в то время большинство моих ровесниц. Я же за сравнительно небольшие деньги денно и нощно вкалываю, обходясь при этом без вузовского студенческого билета, личной-параличной жизни и даже мечты о них!

Это безобразие нужно было любой ценой исправить, и мне начали капать на мозги о том, какая я безынициативная, не амбициозная, не целеустремлённая и вообще несовременная. Сколько я в тот период выслушала од диплому о высшем образовании — не хватит пальцев на руках и на ногах, чтобы их сосчитать!

В общем, любящим родственникам удалось убедить меня всей гурьбой в необходимости получить «вышку». Провести ещё семь долгих лет в медицинском вузе я была не готова, никакие другие сферы деятельности меня не привлекали, и в качестве Альма Матер я выбрала психологический факультет университета.

Дело было не столько в моей любви к психологии и даже не каких-то моих собственных неразрешимых псих-проблемах. Просто выпускники медицинских колледжей обучались там по сокращённой программе: вместо шести лет обучение длилось всего три с половиной года на заочном отделении. Я могла спокойно совмещать любимую работу с учёбой и жить, как мне вздумается, не раздражая при этом родню.

Так, меньше, чем через четыре года я стала дипломированным психологом, и один из моих двоюродных дядюшек выгодно пристроил меня на работу в администрацию города. Тут-то и начался ад.

Не хочу описывать всё, скажу только, что два с лишним года, проведённые на этой работе, чуть не довели меня до психиатрической клиники, либо ещё какого греха. Работала я там не по своим двум специальностям, а оформляла какие-то бесчисленные бумажки и носила их из кабинета в кабинет. Сказать, что это было не то, о чём я мечтала в детстве — не сказать ничего.

Мало этого, на меня ещё постоянно орали так, что стены тряслись: то я не там сделала отступ, то допустила лишний выступ, то занесла те бумажки не в этот кабинет, то эти не в тот… В общем, когда мне довелось в следующий раз повстречаться с Миланом, он меня не узнал.

Замысловато выругавшись по-словенски, Милан буквально взял меня за руку и увёл с ненавистной работы. Если выразить суть того, что он тогда сказал, приличным языком, то два года назад я была персик, а сейчас — просроченная курага.

Дома, конечно, меня принялись ругать во все корки. Милан быстро это понял и увёз меня к ним со Светкой в гости, в Словению, откуда я вернулась через год без малого совсем другим человеком.

«В гости» — это слишком сильно сказано. Милан со Светкой постоянно были в разъездах, а я жила в их доме, занимая спальню на втором этаже, работала гидом в ближайшем турагентстве, дабы не сидеть у гостеприимных хозяев на шее, и писала, писала, писала!..

Дело в том, что я с пятнадцати лет пишу стихи и коротенькие рассказы, но до этого времени складывала их в стол, даже не помышляя о публикации. Иногда я давала почитать свои творения друзьям и знакомым, меня хвалили, я радовалась, и всё оставалось на своих местах.

Милан заставил меня опубликовать то, что есть, а под влиянием красоты, окружавшей меня в то время, нахлынувших впечатлений, новых знакомств и непривычной жизни я начала писать буквально каждый день. Вскоре родилась ещё одна книга, потом ещё.

У себя дома меня почти никто не знает как поэта и писателя. Совсем другое дело в Словении. Там мои стихи и проза, переведённые на словенский, стали довольно популярны среди романтически настроенной части населения. Окунувшись в языковую среду, я начала больше понимать, лучше говорить, и некоторые стихи писала уже сразу на словенском языке, не прибегая к услугам переводчика. Не обошлось, конечно, без помощи в продвижении моих произведений со стороны Милана и его друзей. В общем, в Словении и Австрии, где тоже живёт довольно много словен, у меня есть свои почитатели и даже последователи.

Когда я рассказывала об этом Евгену, он недовольно кривился и неизменно шутил про «широкие слои узкого круга». Ещё он терпеть не мог, когда я при нём начинала писать что-нибудь.

— Что это мы там кропаем? Шшихи? — Спрашивал Евген со злорадной ухмылочкой, имея в виду стихи.

Мне в такие моменты очень хотелось двинуть ему копытом по зубам так, чтобы он произносил слово «стихи» всегда именно так: «шшихи». Каждый раз мне удавалось сдерживаться, потому что я знала, что ругань собьёт творческий настрой, спугнёт рифму и возмутит до глубины души утончённую даму Музу.

Евгена, как я сейчас понимаю, бесит вообще всё, что мне нравится. На симпатичных мне людей это распространяется тоже. Однажды он назвал Милана «твой словенский выродок», после чего я не разговаривала с ним целый месяц, и Евгену пришлось тогда извиняться за свои слова, хотя ему ужасно этого не желалось.

С кем бы я ни подружилась из девушек или женщин, все они были для Евгена, кто «кошёлка», кто «старая дура», кто «наглая сопля». Не щадил он эпитетов и для моих сотрудников, приятелей, знакомых. Приятный Женечка человек, одним словом!

Правда, никто этого не ценит, и ни на одной работе мой многоуважаемый сосед по квартире дольше, чем на год-полтора, не задерживается. Благо, живём в столице, и вакансий по его специальности более чем достаточно. Кажется, я начинаю понимать, почему он шесть лет назад уехал из своего маленького, уютного городка, где вполне мог бы жить у мамки с папкой под крылышком и горя не знать.

Впрочем, мне ли осуждать уехавших из дома обитателей съёмных углов?

Пять лет назад я тоже, вернувшись из Словении домой, не задержалась там и на месяц: повидалась кое с кем из родных и друзей, немного погуляла напоследок по родному городу и уехала, сначала в Австрию по делам, после в Индию ради интереса, а потом в столицу. Евген сагитировал. Да, я и сама прекрасно понимала, что жить так, как мне хочется, дома не дадут. За каждый свой самостоятельный шаг мне придётся стоять насмерть, а что это за жизнь, когда идёт непрекращающаяся война?

Мать и тётки запугивали меня разными ужасами проживания в мегаполисе: дуроломными квартирными хозяевами, безумными работодателями, брачными аферистами, хитрыми сутенёрами, нищетой, одиночеством, криминалом. Они даже моей тётушке Регине, которая уже давно здесь живёт, звонили с просьбой приглядеть за мной. Та, к счастью, ответила, что не собирается приглядывать за взрослыми тётками вроде меня, и мать с тётей Линой благополучно с ней в очередной раз поссорились.

Страшилки о жизни в Москве я слушала вполуха, потому что за прошедший год, наконец, осознала, что я взрослый человек, и могу делать всё, что посчитаю для себя нужным и полезным. Вдобавок, я владела востребованной и горячо любимой профессией, тремя европейскими языками и солидной суммой от литературных гонораров, лежащей в банке.

О последней мне не стоило говорить родным, но тогда я этого ещё не понимала. Зато теперь у меня есть прекрасный повод не общаться с теми, кому я не дорога — не отданные долги. Из-за этих безответственных личностей я не смогла купить жильё в столице, но кое-что у меня всё же припасено. Помимо этого я иногда получаю авторские отчисления за использование своих текстов, в основном из Словении и Австрии, конечно, и это очень неплохое подспорье. Я могу не думать каждую минуту о том, как мне выжить, и не набирать под завязку суточных дежурств.

Раньше я вынуждена была подрабатывать массажистом в свободные от дежурства дни, а теперь мне это не нужно. Я только изредка выхожу как массажист в клинику заболеваний опорно-двигательного аппарата на подмену.

Ещё я осуществила почти все свои мечты о путешествиях.

Ещё купила машину, на которой ездит преимущественно Евген, конечно, но он всегда может меня привезти-отвезти, либо подбросить крупный груз, куда мне нужно. Кстати, не мешало бы забрать у него ключи.

Ещё я делаю всем дорогим мне людям хорошие подарки на праздники, не особо задумываясь об их стоимости.

Всё это благодаря Милану и его… нет, не дружбе даже, а настоящему покровительству.

Глава 3

Теперь у Милана несчастье.

Он закончил со своими воспоминаниями о нашей встрече и первых неделях безмятежной дружбы и перешёл к жалобам на жизнь. Надо бы его отвлечь, а то он такими темпами обязательно сегодня разревётся.

— Милан, кто с вами сейчас? — Прервала я поток его жалоб. — Надеюсь, вы не один в доме?

— Нет, не один. Со мной мой друг, Яромир. Правда, он скоро уезжает. Кажется, великий занудник Милан его совсем закопал, — пошутил мой собеседник по-русски и горько рассмеялся.

— Когда он уезжает? — Докопалась, в свою очередь, я.

— Не помню! — Милан беспечно махнул рукой. — Послезавтра, кажется, или через два дня.

Это совсем нехорошо. У Милана начинается большой концертный тур по Латинской Америке примерно через две недели, и оставлять его одного на это время крайне нежелательно. Мало ли, что взбредёт ему в голову в одиночестве?

— А, у меня как раз через два дня начинается отпуск, — живо соврала я. Интересно, как я буду отпрашиваться с работы? Впрочем, ничего, как-нибудь справлюсь. Я уже три года не была в нормальном отпуске. Так, по неделе урывками.

— Это же замечательно! — Просиял Милан. — Приезжайте ко мне. Я забыл сказать… Мне вчера звонили с нашего телеканала культуры… Хотят сделать передачу с вашим, Яничка, участием. Так, что отпуск очень кстати!

Милан оживился и снова начал болтать, на этот раз о телевидении и новостях культуры. Я изо всех сил делала радостное лицо, кивала, а сама чуть не плакала, мысленно перебирая свой гардероб. Ладно, как-нибудь разберусь. Сейчас главное — отпроситься на две недели с работы, остальное не так сложно и страшно.

Я уже порадовалась, что наша беседа вошла в мирное, приятное русло, но, как оказалось, рано.

Неожиданно в кухню вкатился Евген и принялся высказывать мне претензии по поводу ночной болтовни, мешающей ему спать, перерасхода электроэнергии, перегоревших пятьсот лет назад лампочек и прочих малоприятных глупостей. Мне, конечно, следовало бы ответить что-то нейтральное, чтобы ему было не за что зацепиться, но шёл уже четвёртый час утра, перед этим мне не дала выспаться после смены Наташка, вдобавок, я уже устала улыбаться в планшет, в то время как хотелось плакать, а теперь ещё…

— Пошёл вон отсюда! — Неожиданно, даже для себя самой, заорала я так, что в шкафчике зазвенела стеклянная посуда. — Ты разлёгся, как недобитый барон, на двуспальной кровати, а я сижу, как задристанный щенок, в кухне на полу, почти всё время молчу и всем, чёрт побери, постоянно мешаю! Уйди с глаз моих, пока я тебе мусорное ведро на башку не надела!

Евген уставился на меня квадратными глазами, покрутил пальцем у виска и ретировался с кухни.

Надо описывать, какими глазами смотрел на меня с экрана Милан?

— Яничка, милая, зачем ты живёшь с этими ужасными людьми? — Спросил он, немного опомнившись. — Ты же собиралась купить себе жильё с гонораров… В чём дело, Яна? — Милан снова начинал заводиться.

Теперь он не отстанет от меня, пока я не расскажу всё.

В общем, разревелся в ту ночь, ближе к утру, не Милан, а кое-кто другой. В последние пять лет я почти ничего не рассказывала ему о реальном состоянии своих дел.

Съёмная квартира в ближнем, но всё же Подмосковье.

Непонятное сожительство с первым попавшимся, более-менее приличным парнем.

Постоянно околачивающиеся у нас его родственники.

Крупная сумма денег, которую мне никто не собирается возвращать… Стыдно рассказывать о таких вещах!

Словенские друзья знали, что дела у меня идут сносно: работаю, встречаюсь с парнем, бегаю по утрам, посещаю спортзал, читаю, пишу. Без лишних, огорчающих подробностей.

Теперь Милан слушал мой грустный рассказ о несостоявшейся покупке жилья, не получившейся семье, не задавшемся разъезде по разным квартирам. Он охал-ахал, иногда принимался ругать меня, иногда жалеть. В итоге заявил, что сегодня же вышлет мне сумму, необходимую для покупки однокомнатной квартиры в Москве.

Вообще-то, он готов был купить мне квартиру побольше, но забеспокоился на тему налогов. Я чуть не ляпнула, что налоги на обычную недвижимость у нас в стране по сравнению с Европой и Америкой копеечные, но вовремя наступила себе на язык.

— Хорошо, Милан, — сказала я. — Вы дадите мне в долг необходимую сумму, и я вам верну её частями в течение года-двух…

— Никаких долгов! — Отрезал Милан. — Я дарю вам эти деньги.

— Милан, но это слишком большая сумма! Я не могу принять от вас такой дорогой подарок.

— Ты не желаешь принять в дар паршивую однокомнатную клетушку от кровного брата?! — Вспылил Милан.

Тут мне следует объяснить некоторые вещи. Например, почему Милан обращается ко мне то на «вы», то на «ты», а заодно уж и наш с ним полный и безоговорочный отказ от алкоголя.

Однажды, во время того самого неполного года, проведённого мной в Словении, мы с Миланом, будучи в изрядном подпитии, побратались. Ну, то есть, это он со мной побратался, а я с ним… не знаю, посестрилась, видимо.

Побратались — не в смысле обнялись, поплакали от избытка чувств и объявили себя братом и сестрой, а сделали надрезы на коже и смешали свою кровь. Думаю, многие слышали об этом древнем обычае, но мало кто решается осуществить его на практике в наши дни. Нас с Миланом угораздило. До сих пор на наших правых кистях красуется по небольшому шраму.

Светку тогда передёрнуло, и она назвала нас дикарями. Полностью с ней согласна. Это было дико, глупо, нелепо, и с тех пор мы оба, не сговариваясь, отказались от алкоголя навсегда.

Мы с Миланом предпочитаем об этой истории братания не распространяться и не обсуждать её друг с другом, но, когда один из нас начинает кочевряжиться, отказываясь принять помощь другого, тот, другой, по негласному правилу, установившемуся между нами, напоминает, кем мы друг другу теперь приходимся.

Вот и сейчас Милан заставил меня, уже в который раз, принять его помощь. Он перевёл на мою банковскую карту сумму, необходимую для покупки однокомнатной квартиры в более-менее приличном районе столицы и купил мне по Интернету билет в бизнес-класс на самолёт до Любляны. Милан взял с меня слово срочно приобрести квартиру и показать ему договор купли-продажи по приезду. Не подумайте, мой кровный брат вовсе не зануда. Он просто любит, чтобы всё было правильно.

В пылу благодарности и с большого недосыпа я выдала очередную нелепость. Пообещала найти Светку и заставить её вернуться к нему.

— Я не сомневаюсь, что ты сможешь это сделать, сестрёнка, — ответил Милан, немного помолчав, — только ты не сможешь одного: заставить её любить меня.

Он усмехнулся так горько, что я отдала бы всё, что имею и даже немного больше за то, чтобы никогда не видеть этой усмешки на его бледном, одухотворённом лице.

— Она не имеет права поступать так с вами! — Воскликнула я. — Вы сделали её великосветской дамой!

— Нет, Яничка, — спокойно возразил Милан. — Она всегда была великосветской дамой. Она родилась ею. Я только создал ей условия, чтобы она раскрылась.

— Да! Всего-навсего! — Съехидничала я. — Вы бы видели, где эта великосветская дама родилась, и в каком окружении прошли её детство и юность!

— Это всё неважно, — ответил Милан. — Где бы она ни родилась, она родилась принцессой. Как и ты, Яничка, родилась поэтом и прекрасным другом. Нет разницы, где ты при этом живёшь, и кто тебя окружает. Наступит время, и ты станешь тем, кто ты есть. Это неизбежно.

У меня немного другие взгляды на жизнь, но спорить с фаталистом Миланом я не стала. Во-первых, он очень красиво излагает свои мысли, и мне всегда жаль разрушать их строй какими-то нелепыми возражениями. Во-вторых, я скорее залепила бы сама себе пощёчину, чем расстроила Милана своим несогласием или какой-то иной глупостью. В-третьих, я не спала уже вторую ночь подряд, и язык мой медленно, но верно начал завязываться в узел.

Мы попрощались в пятом часу утра, и я даже успела часа три с половиной поспать, прежде чем отправилась на работу клянчить отпуск.

Глава 4

Мне было очень страшно, но страх притуплялся жуткой усталостью, а усталость превозмогалась чувством всепоглощающего сострадания к Милану. Вдобавок, на всё — про всё у меня было меньше двух суток, за которые я должна была отпроситься с работы, приобрести жильё и собрать вещи. Это был полный цейтнот, но я решила действовать, как автомат, и эта тактика дала свои результаты.

Через два дня я сидела в самолёте и вспоминала прошедшие два дня до отъезда со смешанными чувствами.

На работе мне удивительно легко дали отпуск на… сорок пять дней! Дело в том, что, увидев мою зелёную, зарёванную физиономию, начальство и коллеги решили, что у меня кто-то умер. Я на всё кивала и соглашалась. Почему-то все они подумали, что у меня умер отец. Я не спорила, потому что мой биологический отец и впрямь мёртв, правда, случилось это полтора года назад.

О его смерти я узнала не сразу, потому что родители мои с незапамятных времён находятся в разводе, и с отцом всё это время я не общалась. Узнала случайно, постфактум, через пятые руки. Никому из столичных знакомых, кроме Евгена, об этом не рассказывала. Начальство же рассудило, что я нуждаюсь в длительном отдыхе, приплюсовало к обычному трудовому отпуску всё, что возможно, и получилось целых сорок пять дней! Фантастика!

Так же фантастически просто мне удалось приобрести однушку с дизайнерским ремонтом в пяти минутах ходьбы от метро в только что построенном доме, готовом к заселению. В этом мне помогла Маринка, с которой мы подружились однажды на вызове.

Я считаю, что отношение медика к пациенту должно быть сугубо профессиональным, но в тот раз девушка вызвала во мне такое восхищение своей стойкостью, что я потом пришла навестить её в больнице. Марина попала тогда в страшную аварию. Из четверых пассажиров легковушки, в которой она ехала, в живых остались только она и грудной ребёнок. Его в момент столкновения выбросило из салона вместе с детским креслом.

Марина застряла в груде искорёженного металла, откуда её с огромным трудом извлекли спасатели. Её левая нога оказалась буквально разорвана на несколько частей, девушка могла её лишиться и стать инвалидом, и она это прекрасно понимала, потому что оставалась в сознании. Другая на её месте истерила бы так, что пыль столбом, а она сохраняла полное присутствие духа, да ещё и шутить умудрялась.

В общем, теперь о той страшной аварии напоминают лишь жуткие шрамы на левой ноге Марины да наша дружба.

Марина — юрист по профессии, причём работает в сфере оборота недвижимости. Это она два дня назад порекомендовала мне надёжную строительную фирму и помогла разобраться со всеми документами. Сама я ни за что не справилась бы.

Выручило ещё и то, что мы живём в эпоху, когда предложение новой недвижимости в столице и её окрестностях из-за неоправданно высоких цен и неуёмного строительства слегка превышает спрос. Иначе поиск жилья и его оформление растянулись бы на месяцы, а так мне есть теперь, что показать Милану по приезде.

По правде сказать, мне было безразлично всё, что связано с моей новой квартирой. Сколько там квадратных метров, какого цвета плитка в ванной, чем отделана рабочая зона в кухне… Наплевать! Я словно чувствовала, что жить мне там не придётся, и относилась к вопросу выбора очень легко. Меня всё устраивало: и этаж, и подъезд, и район. Главное — скорее заключить договор купли-продажи и покончить с этим.

Что-то вроде радости от покупки жилья я ощутила лишь в тот момент, когда сообщала об этом Евгену. Он был немало удивлён: как так, то я не могла найти съёмный угол, чтобы уйти от него, а тут вдруг — раз! — и переезжаю в своё жильё. Он с радостью согласился помочь перевезти мои вещи, которые я успела собрать в мешки и коробки, в новую квартиру. Видимо, кого-то нашёл. Что ж, счастья ему полные… карманы! В конце концов, не такой уж он плохой человек, просто мы не совпали по каким-то таинственным показателям, вот, и не вышло между нами ничего путного. Жаль. Могли бы уже детей по музеям водить, но нет, так нет.

Только я успела подумать о Женечке в положительном ключе, как в мозг мой ввинтился ржавым шурупом его вопрос:

— Знаешь, в чём твоя беда, Янка?

— В чём же? — Вежливо поинтересовалась я.

— Ты думаешь, что представляешь собой какую-то ценность для других, а на самом деле нет.

От неожиданности я захлопала глазами, непонимающе уставившись на теперь уже бывшего соседа по коммуналке.

— Тебе кажется, что ты нужна кому-то сама по себе, потому что ты такая замечательная. Что все это видят и втайне восхищаются тобой. На самом деле в наше время все восхищаются только собой. Другой человек интересен только тогда, когда с него можно что-то получить. А, что с тебя можно получить, Янка?

— Шерсть, — невозмутимо ответила я, тряхнув волосами. — Ещё я могу яйцо снести, если постараюсь. Начисто.

— Ты всё шутишь, красавица, — погрозил мне Евген своим длинным, кривоватым пальцем, — а лет-то тебе уже давно не восемнадцать! Другие в твои годы…

Да, слышала я про то, что могут, умеют и имеют другие в мои годы уже много раз за жизнь! «Я в твои годы уже давно писала в горшок, а ты всё в штаны дуешь!» «Я в твои годы уже таблицу умножения наизусть декламировал, а ты едва по складам читаешь!» «У меня в твоём возрасте был студенческий билет самого престижного вуза, а ты всего-навсего спасаешь чьи-то жизни и занимаешься прочей подобной ерундой!»

Пытаясь соответствовать чьим-то представлениям о том, какая ты должна быть, всегда получаешь в итоге только одно — травму.

Вот, и сейчас Евген пытается меня травмировать. Травмировать в очередной раз. Ему мало тех лет, что я на него потратила, получая взамен только жалкий букетишко к празднику и килобайты нытья по поводу и без. Ему мало той любви, которую я дарила ему, непонятно, за что! Ему мало…

Ему вечно всего мало, и он всегда хочет получить ещё больше! Что ж, не в этот раз.

Дождавшись паузы во вдохновенном монологе Евгена, который нёс что-то как раз о том, что и Милану я тоже не нужна как класс и как личность, а интересна лишь как буфер между ним и Светкой, я с самым серьёзным видом спросила:

— Евгений, а не подскажете, какова точная глубина Марианской впадины в Тихом океане?

Женечка осёкся, и бледно-голубые глаза его часто-часто замигали.

— Сколько лет жизни человек тратит на моргание? — Эффектная пауза. — Как? Тоже не знаете? Вы даже не в курсе, сколько яиц в кладке утконоса?!

Евген ошалело потряс головой.

— Ну, знаете, Евгений! — Подытожила я. — Это переходит все границы!

Я развернулась и гордо пошла к выходу.

— Стой! — Крикнул мне вслед Евген. — Когда ты вернёшься из этой своей… Словении? — Последнее слово бывший сосед произнёс с таким презрением, что я едва удержалась от смеха. — В какой день тебе ключи занести?

— Мне они не нужны, можешь не заносить их совсем, — ответила я. — У меня есть свой комплект, чтобы войти, а, как только я буду дома, то сразу же поменяю замки. Машину оставь там же на парковке. Запасные ключи у меня тоже есть, свои можешь выбросить.

Евген чуть не поперхнулся от моей предусмотрительности, которая на самом деле была и не моя вовсе, а Маринкина. Это она посоветовала сменить замки в квартире после заселения, а то мало ли, что? Насчёт автомобильных замков я уже додумалась сама по тому же принципу.

— И, пожалуйста, мне без фокусов вроде посуточной сдачи моего жилья и прочего подобного! Я могу вернуться в любой момент. Сделаю это сразу же, как только Милану станет лучше.

— У тебя не получится его охмурить! — Заорал вдруг Евген во всю силу лёгких. — У тебя в двадцать лет это не получилось, а сейчас тем более не получится! Ты никому не нужна! Ты была нужна только мне, но ты предала меня!

Надо же, сколько пафоса! Предала! Интересно, когда же я успела предать Женечку?

— Ты хочешь получить всё! — Надсаждался Евген. — Но, ты ничего, ничего не получишь! Такие, как ты, всегда остаются с краю! Рулят в наше время совсем другие!..

Он ещё долго что-то выкрикивал мне вслед, пока я выкатывала чемодан, вызывала такси и обувалась. Пусть покричит, может, легче станет. Однако меня очень неприятно царапнули его слова про это самое «наше время». Может, я и впрямь в него не вписываюсь? Как тогда мне быть? Куда вписать невписуемое?

Даже не знаю. Лично мне всегда казалось, что есть ценности на все времена, такие, как способность к любви, дружбе, состраданию. Ещё я думаю, что во все времена в чести доброта, красота, чистота. Оказывается, всё это нынче с краю. Что ж, значит, побудем с краю. Ведь, если все примутся рулить, то никаких рулей не напасёшься. Попробуем обойтись без руля, одними ветрилами. Вдруг выйдет что путное?

Впрочем, куда мне! Несовременная, глупая, наивная, никому ненужная ждунья, прождавшая четыре года непонятно чего — вот, кто я такая. Придётся с этим жить, деваться-то всё равно некуда.

Московский март провожал меня снежной крупой.

Прямо в лицо мне бросая

Горсти крупы ледяной,

Март откровенно желает

Ею делиться со мной.

Варит в огромной кастрюле

Там, глубоко, в облаках

Кашу свою ледяную,

Видишь — половника взмах!

Взмах — полетели крупинки,

Дробно стуча об асфальт.

Вьюги запели сурдинки,

Скрипка метели и альт.

Щедро поделится с нами

Пищей своей ледяной,

Сдобренной всеми ветрами,

Март и с тобой, и со мной.

Он, нам богатства желая,

Сыплет крупу на весь мир,

Бурно и жёстко справляя

Белый прощальный свой пир.

Глава 5

В Любляну я прилетела поздним утром. Милан, как и обещал, прислал за мной машину, но сам встречать меня не приехал. Дела, видимо. Никаких обид по этому поводу нет и быть не может. Милан очень занятый человек, и это хорошо: меньше времени остаётся на иссушающие душу переживания, до которых он всегда был большой охотник.

Когда я уезжала из Москвы, там уже много дней стояла типичная мартовская погода: температура воздуха от лёгкого минуса до лёгкого плюса и обратно, то снег, то Солнце, кругом лужи вперемежку с грязноватыми, просевшими сугробами, с крыш капает, и сохраняется повышенная сосулечно-пришибательная опасность.

В Словении меня сразу же взяла в плотное кольцо поздняя весна, и я не спеша плыла в её тёплых, ароматных волнах.

Спасибо Насте, соседке и доброй приятельнице, которая вызвалась меня проводить, и забрала в аэропорту мои тёплые вещи. Теперь на мне только чёрно-красное с коротким рукавом платье-футляр из плотного трикотажа, лёгкая кожаная куртка вишнёвого цвета и высокие чёрные с красной шнуровкой ботинки. Дашка, моя юная сотрудница, сказала, что это «последний писк». Что ж, последний так последний. Не будем спорить с признанными модными экспертами нашей подстанции.

Присланный за мной автомобиль оказался кабриолетом, и тёплый ветерок, напоённый ароматами цветов, нежно трепал мои распущенные волосы всю дорогу до дома моего кровного брата. Как он там? Сердце тревожно сжималось от мыслей о Милане. Вокруг было столько красоты, что даже не вполне верилось, будто кто-то, живя в этой благодати, может быть несчастен, особенно обитатели такого особняка, как у четы Котников. Оказывается, может. В жизни столько всего намешано, что порой ужас охватывает от этого бурлящего разнообразия.

Я порадовалась, что водителем оказался тот самый словоохотливый дедок, дядюшка Йозеф, с которым у нас в прошлые мои приезды сложились самые тёплые отношения. Поток его слов обо всём на свете, мягкий, беззлобный юмор и весёлый не по годам смех отвлекали меня от грустных мыслей.

Я отказалась от помощи Йозефа по доставке моего чемодана в дом и сама покатила его к крыльцу, оглядываясь по сторонам и отмечая про себя, что роскошный некогда сад приобрёл отчётливые признаки запустения. Здесь всегда было много клумб с самыми разными цветами, но в этом году никто не позаботился о том, чтобы засадить их к весне по-новому. В них в лучшем случае торчал какой-то самосев, в худшем — крапива. Деревья не обрезаны и не окопаны, дорожки не посыпаны свежим гравием.

Крыльцо, всегда такое нарядное и ухоженное, было теперь заляпано грязью, а с деревянных деталей кое-где заметно облупилась краска. От этого делалось ещё грустнее. Сердце моё готова была уже сдавить самая настоящая тоска, когда я заметила, что не одна на садовой дорожке. Чуть впереди и сбоку высится крупная, тёмная мужская фигура.

«Кузен Марио!» — Мелькнула на секунду мысль, но тут на волнистые волосы парня упал солнечный луч, и они вспыхнули золотистым пламенем. Я поняла, что это не Марио, потому что тот выраженный брюнет.

Стоящий у крыльца молодой человек был одет в тёмно-синие джинсы и чёрную джинсовую куртку. Ветер трепал его рыжевато-каштановые кудри. Роста парень был намного выше мужского среднего, а в руке его красовалась, как, собственно говоря, и в моей, ручка огромного чемодана на колёсах. Рядом высилась исполинских размеров спортивная сумка.

Он повернулся в мою сторону, и я обмерла. Это же Яромир Збогар, звезда словенского и мирового мини-футбола! По нему буквально сходят с ума сотни тысяч женщин и девушек во всём мире. Вот, это друзья у Милана! Впрочем, удивляться тут нечему. Милан Котник сам мировая знаменитость. Правда, области, которым посвятили себя Милан и Яромир отстоят друг от друга, прямо скажем, далековато, но жизнь есть жизнь, чего в ней только не бывает!

При виде меня лицо Яромира внезапно осветилось такой улыбкой, что в глазах моих чуть, было, не померкло Солнце, но этого всё же не произошло. Кто я, и кто он? Ответ на этот вопрос очевиден: мне ловить нечего.

— Яна? — Спросил вдруг Яромир. — Янина Рупник?!

— Так точно! — Отрапортовала я и рассмеялась его искреннему удивлению. — Вам Милан сказал, что я сегодня приезжаю?

— Милан сказал только, что сегодня приедет в отпуск его сестра Яна. Я никак не ожидал, что сестра Милана — это вы, Янина Рупник.

— Что же здесь особенного? — Удивилась я.

— В общем-то, ничего, — ответил Яромир, смутившись. — Следовало ожидать, что в такой семье, как Котники, много разных талантов.

— Вы интересуетесь поэзией, Яромир?

— Откуда вам известно моё имя? Милан сказал?

— В том числе и от него, — подтвердила я, — а ещё я интересуюсь мини-футболом, с вашего позволения, и даже немного играю.

— Ничего себе! — Удивился Яромир. — Оказывается, и такое тоже бывает! А, ещё, — добавил он, приободрившись, — бывает, что спортсмены иногда интересуются поэзией! Так-то, — присовокупил он не без гордости. — Особенно, когда их лучший друг не расстаётся ни на день со сборником стихов одной современной поэтессы!

Мы оба рассмеялись, и я предложила Яромиру отправляться, куда он собирался, потому что «пост сдан — пост принят», но тот возразил, что никуда он, оказывается, не собирался, а просто забирал вещи из химчистки.

Легко подхватив свой огромный багаж, парень направился в дом, предложив мне следовать за ним.

— Оставьте свой чемодан на дорожке, Янина, — сказал Яромир. — Я сейчас за ним вернусь. Незачем вам обрывать свои нежные руки.

Я рассмеялась и отказалась от его помощи. Рассмеялась, потому что видел бы он, где и как я работаю, а отказалась от помощи оттого, что я ничего не хочу от этого милого парня и не собираюсь с ним кокетничать, строя из себя девушку-эльфа. Я не эльф, я фельдшер. Общего у этих двух понятий только буквы «ф» и «л».

Болтая о пустяках, мы вошли в дом, расположились на первом этаже в кухне-гостиной, и Яромир принялся варить для меня кофе. Он сказал, что в жизни я ещё красивей, чем на фотографии в книжке, и я подумала, что парень настоящий знаток расхожих комплиментов. Нормальный человек, в общем, не поэт какой-нибудь!

Яромир, видимо, был убеждён, что я помираю от усталости и истощения, судя по тому, какой заботой он меня окружил и сколько продуктов повыкидывал на стол из холодильника. В итоге мы расположились за дубовым некрашеным столом и начали неспешную беседу за кофе с бисквитами и всем остальным.

Яромир был очень обеспокоен состоянием Милана, а ещё больше разозлён собственной беспомощностью перед лицом несчастья нашего друга. Он не знал, как тому помочь, и сердился сам на себя так, что иногда принимался грызть ногти.

Я, как могла, убеждала его в том, что вместе мы сила, что мы сейчас же, не сходя с места, разработаем стратегию и тактику и сделаем всё, чтобы вытянуть Милана из его хандры. Мы вытянем его оттуда, чего бы это нам ни стоило!

Збогар постепенно начал проникаться моей убеждённостью, и я поняла, что обрела в его лице надёжного и доброго помощника.

Неожиданно наш разговор был прерван стуком падающих в прихожей вещей и отборными словенскими ругательствами, которые азартно выкрикивал чей-то звонкий, молодой голос. Почти тотчас же в гостиную вбежала огромная чёрная собака и прямиком направилась ко мне.

Почему-то меня всю жизнь любят собаки, хотя сама я никогда собачницей не была. Я считаю, что заводить животное в городской квартире — это издевательство и над собой, и над ним. Максимум, что можно там завести — это аквариум с рыбками, ну, или черепаху, или хомяка какого-нибудь.

Собака, вбежавшая в гостиную, явно не относилась к обитателям городских квартир. Было заметно, что пёс привык к свободе. Наличие в комнате тяжёлой, громоздкой мебели откровенно смущало его. Зато очень понравились мои поглаживания. До такой степени понравились, что он улёгся всей своей тяжеленной тушей на мои ноги и принялся подставлять под руки то спину, то голову.

Наконец, в комнату вошёл владелец чёрного пса. Это был юноша, почти совсем ещё мальчик, чуть ниже среднего роста, светловолосый и зеленоглазый.

— Ну, и, чего вы тут расселись? — Спросил он без всяких церемоний. — Погода, вон, какая хорошая, пошли бы прогулялись.

— Здравствуйте, Иван! — Произнёс Яромир торжественно. — Мы тоже очень рады вас видеть. Вы только посмотрите, кто к нам приехал…

— Сам вижу! — Отрезал Иван. — Кстати, я к вам, Янина, сейчас обращался по поводу прогулки. Ярека это предложение не касается.

Всё это было произнесено столь серьёзно и категорично, что мы с Яромиром оба так и покатились со смеху.

— Ничего смешного, — припечатал нас серьёзный не по годам Иван. — Тебя тут быть уже не должно! — Палец, направленный прямо в грудь Яромира не оставлял никаких сомнений по поводу того, кого именно тут не должно быть. — Вот, и чемоданище твой стоит собранный, и баул. Прощай, дружище! — Иван притворно всхлипнул. — Нам будет тебя не хватать… примерно как Мареку пятой ноги! — И подросток захохотал собственной остроумной шутке таким пронзительным смехом, что зазвенели сосульки хрустальной люстры.

Лицо Яромира пошло красными пятнами. Мне стало жаль его, и я не придумала ничего лучше, чем ляпнуть:

— Яромир никуда не собирается! Он просто забирал вещи из химчистки.

— Правда? — Живо отреагировал Иван. — И эти вещи тоже?

Он указал на огромную сумку Збогара, подскочил к ней и молниеносным движением расстегнул застёжку. Оттуда не замедлили раскатиться по всей кухне-гостиной многочисленные футбольные, и не только, мячи разной степени изношенности.

— Ты пытался сдать мячики в химчистку? — Участливо поинтересовался Иван. — Хм… А Ярек-то у нас… — Тут он выдержал эффектную паузу и громко, с расстановкой объявил: — Дурачок!

Яромир побагровел. Я положила свою руку поверх его руки и взглядом попросила прощения. Откуда мне было знать, что этот сопливый наглец… или наглый сопляк…

— Послушай, Иван, — начал Яромир, нечеловеческим усилием воли взяв себя в руки, — мне кажется, что именно в твоём присутствии здесь нет никакого смысла. Ты почти всё время где-то ходишь, по хозяйству ничего не делаешь… Ехал бы ты домой, а? Мы с Яниной побудем здесь ещё недельку-другую до отъезда Милана, а ты сейчас поезжай!

Иван слушал Яромира с непроницаемым лицом, скрестив тонкие руки на своей цыплячьей груди. В ответ на реплику Яромира он помолчал немного, как раз столько, чтобы заставить того занервничать, и неожиданно выдал:

— Я сейчас никак не могу уйти! На мне теперь двойная ответственность.

— Какая на тебе двойная ответственность, дурень? — Вспылил Яромир. — На тебе сплошная безответственность вперемежку с глупостью и хамством!

Иван пропустил мимо ушей «дурня» и всё прочее и с серьёзнейшей миной выдал в продолжение своей фразы:

— Я теперь ещё и за Яничкой присматривать должен!

Я расхохоталась.

— За Яничкой не надо присматривать, Иван! Яничка сама за кем угодно присмотрит, потому как она медик, который ещё и на «Скорой» работает, — сказала я, отсмеявшись.

— Именно поэтому за вами и надо присматривать, Яничка, — принялся разъяснять Иван терпеливо. — Вы красивая девушка, профессия у вас благородная, вдобавок вы поэт! Вы тонко чувствуете, красиво выражаете свои мысли и всегда готовы прийти на помощь… всем без разбору. Но, вы ничего не понимаете в реальной жизни! — Иван даже поводил указательным пальцем из стороны в сторону для убедительности.

— Знаете, Иван, в чём-то вы правы, — согласилась я с самым серьёзным видом, — но я ещё ни разу в жизни не устроила ни пожара, ни потопа…

— Пожара-то вы, может быть, и не устроили, — авторитетно перебил меня Иван, — но за вами всё равно должен приглядывать умный и надёжный человек. Иначе вас в два счёта охмурит какой-нибудь долбоклак вроде него, — небрежный кивок в сторону Яромира, — да, и бросит с ребёнком!

— Так, всё! — Взорвался Яромир. — Я не собираюсь больше терпеть выходки этого наглого щенка!

— Это ты о ком? — Невозмутимо поинтересовался Иван. — О Мареке? Так он не щенок, а вполне себе взрослый пёс.

— Это я взрослый пёс! — Продолжал бушевать Яромир. — А ты отвратительный, невоспитанный щенок!

— Ты пёс? Надо же! А, я думал, ты человек. Извини, ошибся.

Уже даже не багровый, а какой-то свекольно-малиновый, Яромир медленно поднялся и двинулся в сторону Ивана. Тот продолжал сидеть, где сидел, и когда Яромир приблизился к нему вплотную, неожиданно начал петь.

Голос его — довольно высокий и необыкновенно звонкий — заполнял собой всё свободное пространство, и в нём уже не оставалось места ни для чего, кроме песни Ивана. Это была старинная словенская песня о любви, грустная и протяжная.

Яромир замер на месте, совершенно растерявшись. Я встала со своего места, взяла его за руку и усадила обратно за стол. Яромир не сопротивлялся.

Как только мы уселись поудобнее, песня оборвалась примерно на середине, и вместо неё в наши уши хлынули похабные куплеты, в которых неизменно фигурировали в том или ином виде спортсмен и медичка.

Почти уже успокоившийся Яромир снова побагровел, и с него градом полился пот. Он забормотал ругательства и попытался встать, но я удержала его за рукав.

Через некоторое время, довольно продолжительное, надо сказать, певец притомился, и в его припевках начали появляться паузы, становившиеся с каждым разом всё длиннее. В одну из таких пауз я принялась громко и бурно аплодировать, взглядом приглашая Яромира делать то же самое. Тот повиновался, и наши громкие, продолжительные аплодисменты, в конце концов, заставили юного исполнителя замолчать.

— У вас прекрасный голос, Ванечка! — Похвалила я. — Вы занимаетесь вокалом?

— Занимаюсь вокалом! — Повторил Иван саркастически. — У меня собственная рок-группа!.. Ванечка? — Неожиданно переспросил он. — Меня так ещё никто не называл!

— Это, должно быть, потому, что среди ваших знакомых нет или почти нет русских девушек и женщин.

— Русских? — Переспросили Иван и Яромир одновременно.

— То-то я и слышу, у вас необычный выговор, — заметил Иван, — и речь такая правильная, литературная. Я думал, это оттого, что вы писатель, а вы, оказывается, русская, и словенский язык для вас не родной.

— Это не совсем так, — возразила я. — Словенский язык знаком мне с детства. Дедушка был словен.

— Для словенки вы слишком крупная и яркая, — произнёс Иван авторитетно. — Некоторые люди, ну, или как их там… — презрительный взгляд в сторону Яромира, — уже успели это оценить.

— Мы обязательно обсудим это после, — заверила я Ивана, — а сейчас давайте поговорим о том, из-за кого мы все здесь — о Милане.

— Я здесь вовсе не из-за Милана, — возразил Иван, скривившись так, словно его внезапно угостили кисленьким. — Я с предками полаялся, вот, и перекрываюсь от них у дядьки, — Иван замялся ненадолго, но, быстро овладев собой, выпалил: — но мне его жаль, всё же. Это надо, впасть в полнейший маразм из-за какой-то тупой курицы и двух её личинок! Ладно, уговорили. Я тоже за вас. С дядькой надо что-то делать, а то он так скоро выступать не сможет, скурвится и по миру пойдёт. Кто мне тогда деньжат подбрасывать станет?

Я положила руку поверх руки Ванечки, заглянула ему прямо в глаза и проникновенно сказала:

— Я очень рада, что вы с нами, Иван!

— Рано радуетесь, Янина! — Зловеще произнёс Яромир, испепеляя Ванечку взглядом.

От этого карающего взора, направленного на меня, я бы точно сползла под стол, а безбашенному подростку, хоть бы хны!

Надо сказать, глаза у Яромира весьма необычного цвета: светло-карие, отливающие жёлтым. Янтарные, можно сказать. Очень редкий оттенок! Когда Яромир злится, в них так и мечутся зелёные искры, и в этом кроется секрет его особенного, грозного очарования.

— И я рад, — ответил Иван, галантно целуя мне руку.

Реплики Яромира в свой адрес он, как и его взгляда, словно бы не заметил.

— Когда вернётся Милан? — Спросила я, не обращаясь ни к кому из парней конкретно.

— Никогда! — Отрезал Иван, и мной тут же овладело нехорошее предчувствие.

— Он дома, — пояснил Яромир. — Милан уже давно никуда не выходит. С тех пор, как ушла Светлана.

— Как дома?! — Воскликнула я, вскакивая со стула. — Где он?!

— Успокойтесь, Яна, — ответил Яромир. — Милан у себя в комнате. Он спит.

— Как спит?! — Не поняла я. — Середина дня на дворе, а он спит?! Он же всегда в пять утра вставал… Пробежка, потом занятия, потом…

— …суп с котом! — Мрачно резюмировал Иван. — Я же сказал вам, Яничка, что дядька из-за этой своей драной козы впал в…

— Никуда он не впал! — Рявкнул Яромир, стукнув кулаком по столу так, что зазвенели чашки и блюдца, а тарелка с печеньем, стоявшая с краю, упала и разбилась вдребезги, засыпав пол крошками и осколками. — Прекрати оскорблять моего друга и его жену! Прекрати считать всех вокруг себя идиотами! Если с тобой разговаривают, как с человеком, это ещё не значит, что ты человек! Ты никто и звать тебя никак!

— Да, Ярек, — смиренно закивал Иван. — Ты абсолютно прав! — Яромир уставился на Ваньку в ожидании очередного подвоха, и тот не заставил себя ждать: — Тебя, например, тоже считают человеком, но это ничего не значит, потому как на самом деле ты пёс. — Яромир встал во весь свой немаленький рост, угрожающе нависнув над тщедушным Иваном. — Что? — Уставился на Яромира вредоносный наглец своими круглыми, зелёными глазищами. — Ты сам сегодня в этом признался. У меня свидетели есть!

— Прекратите оба! — Твёрдо, с расстановкой произнесла я. Так нас учили разговаривать с охамевшими, скандальными пациентами. — Мы здесь не для того, чтобы выяснять, кто из нас щенок, а кто пёс. Мы должны помочь Милану сохранить здоровье. Мы обязаны поддержать его морально. Сейчас вы оба сядете на свои места, и мы обсудим стратегию и тактику нашего поведения на ближайшие две недели, ровно до того дня, как Милан уедет в гастрольный тур.

Мои слова подействовали на неуёмных антагонистов отрезвляюще. Они уселись на тяжёлые, дубовые стулья, и я попросила Яромира рассказать всё, что он знает о нынешней жизни нашего друга.

Новости, надо сказать, были неутешительны. Милан окончательно перепутал день с ночью, плохо ел, перестал ходить по утрам на пробежки, как он делал это всю свою сознательную жизнь, и даже музыкой в последнюю неделю перестал заниматься совсем.

Яромир всерьёз опасался за психику Милана и старался не оставлять его надолго одного ни днём, ни ночью. Отправляясь спать далеко за полночь, он ставил будильник так, чтобы просыпаться каждые два часа и наведываться в комнату Милана. Ярек очень боялся попыток суицида с его стороны.

Мне стало понятно, почему друг Милана постоянно вспыхивает, как порох, а под глазами его залегли тёмно-синие тени. Человек элементарно не высыпался.

Яромир рассказал, что по ночам Милан пытается читать книги, но обычно не может одолеть и двух страниц — отвлекается на свои мысли и часами сидит, либо лежит, уставившись в пространство. Иногда он разговаривает или переписывается по Интернету с кем-нибудь из своих знакомых, как правило, из другого полушария Земли, где в это время день.

Милан почти перестал следить за собой и совсем не бывает на воздухе. Ему плевать на то, что творится в доме, а в доме и во дворе, как я уже успела заметить, царят разгром и запустение. Раньше за порядком следили горничная и повариха, но они, как выразился Милан, «утащились» вслед за своей хозяйкой.

Мы условились с парнями, что будем пытаться постепенно вытянуть нашего друга и родственника из ямы, в которую загнала его жизнь. Не хочет спать по ночам? И не надо! Мы будем все вместе и каждый по отдельности составлять ему компанию. Только сидеть в комнате и перебирать дурные новости с семейного фронта Милана мы не станем. Мы будем вытаскивать его из дома под любыми предлогами. Сегодня же устроим коллективную прогулку по центру города! Мы все должны увидеть родной город Милана его глазами!

Завтра мы будем смотреть Любляну глазами Яромира, послезавтра — Ванечкиным незамутнённым взором. Пойдём в театр, в музей, куда-нибудь ещё. Будем активно заниматься хозяйством. Главное — вымотать Милана, как следует, днём, чтобы он спал ночью.

Для пущего эффекта мы решили заставить нашего страдальца возобновить утренние пробежки. Не в шесть утра, конечно, мы ведь не звери. Часиков в восемь будет в самый раз! Если кто-то до этого времени не выспался, это его проблемы. Никаких возражений и трепыханий не примем, пусть даже не пытается нам их выдвигать.

В современном мире принято лечить бессонницу снотворным, а дневную сонливость производными амфетамина, но у такого лечения масса побочных эффектов. Вдобавок, человек расплачивается за него годами своей жизни в прямом смысле слова.

Дело в том, что во время сна наш мозг отключается не полностью. Те, его зоны, которые ответственны за взаимодействие с внутренними органами и системами, наоборот, активизируются. Мозг корректирует их работу именно во время естественного ночного сна, устраняя сбои и ускоряя процессы регенерации.

Если же человек принял снотворное, то под его воздействием мозг отключается практически полностью. Активными остаются только структуры, отвечающие за поддержание элементарных функций организма, например, дыхания. Таким образом, работа внутренних органов пускается на самотёк, регенерация идёт вяло, и организм изнашивается гораздо быстрее. Не случайно люди с нарушениями сна живут намного меньше тех, кто спит хорошо, поэтому так важно наладить режим дня Милана и обеспечить ему полноценный ночной отдых.

Я со своей стороны пообещала следить за здоровьем Милана и делать всё, что могу, как медик и психолог. Яромир взял на себя спортивную программу. Иван пообещал, что нам всем, и Милану в частности, будет нескучно. Не знаю, как Яромир, а лично я в этом нисколько не сомневалась: умереть от скуки в обществе несносного мальчишки возможным не представлялось.

Ещё мы условились, с моей, разумеется, подачи, что будем общаться исключительно на «вы» и не станем в присутствии Милана обсуждать ни свою, ни чью бы то ни было ещё личную жизнь и флиртовать друг с другом, дабы не травмировать его.

— С тобой я точно не буду флиртовать! — Заявил Иван Яромиру. — Ты не в моём вкусе. Вот, Яна — совсем другое дело… Но, нельзя, так нельзя! — Осёкся он, наткнувшись глазами на мой «арктический» взгляд.

Я встала и объявила, что отправляюсь в комнату Милана. Во-первых, узнаю, проснулся он или нет, во-вторых, мне как медику и психологу важно взглянуть на него спящего.

Иван сразу же поднялся и преградил мне путь.

— Я пойду с вами, Янина, — на мой безмолвный вопрос тут же был выдан исчерпывающий ответ: — вы не можете оставаться наедине с мужчиной в его комнате! — Это было сказано так чопорно, что я не удержалась и прыснула в кулачок.

— Милан — мой брат!

— Вы с ним очень дальние родственники, Яна. Не спорьте! Я это точно знаю. Милану на днях пришли какие-то бумажки из архива, подтверждающие шестую степень вашего с ним родства. — Милан посылал запрос по поводу нашего с ним родства в архив? Интересная новость! — Как вы думаете, Яна, зачем ему понадобилась эта бумажка? — Спросил Иван, прищурившись.

Яромир слушал нас, раскрыв от изумления рот. Правда, он рано начал изумляться. Ещё не то ждало его впереди!

— Не знаю, — искренне ответила я. — Возможно, Милан сделал это, потому что любит точность и порядок во всём…

— Вот, именно: во всём! — Отрезал Иван. — Думаю, у него на вас планы! — Сообщил он заговорщически.

В ответ я залилась смехом, чем привела обоих парней в лёгкое замешательство тяжёлой степени. Отсмеявшись, я продолжила:

— Давайте расставим все точки над «i» здесь и сейчас. Дело в том, что я и Милан — кровные брат и сестра, — я нарочно сделала ударение на слове «кровные», и, чтобы до парней лучше дошёл смысл этого слова, продемонстрировала шрам на своей правой кисти. — У Милана есть точно такой же, — сообщила я своим обалдевшим собеседникам, — и какая там у нас степень родства по документам, никакого значения уже не имеет, и иметь не может!

— Класс! — Выдохнул Иван. — Ну, вы и дикари! — Произнёс он с восторгом, и это была первая искренняя эмоция, которую я увидела на его лице с момента знакомства.

Яромир уронил голову на стол и спрятал лицо.

Я не ожидала другой реакции, поэтому безразлично пожала плечами и отправилась в комнату Милана. Если до этого мои шансы покорить сердце Ярека стремились к нулю, то теперь они, кажется, сползли к устойчиво отрицательным отметкам.

— Вы сделали это по пьяни? — Выстрелил мне в спину Иван. — Да, Яна?

Я медленно обернулась и произнесла:

— Ну, раз уж я начала говорить начистоту, то признаюсь: да. С тех пор ни я, ни Милан алкоголя не употребляем.

— То-то я думаю, с чего это дядька трезвенником заделался! — Хохотнул Иван. — Даже пиво не пьёт… Послушайте, Яна… Можно задать вам ещё один нескромный вопрос?

— Задавайте, — разрешила я. — Задавайте все нескромные вопросы, которые вертятся на вашем, Ванечка, языке, и покончим с ними!

— Скажите, Яна… Когда Милан уедет на гастроли, не согласились бы вы провести остаток отпуска в Словении… со мной! — Последние два слова Иван буквально выплюнул и покраснел от собственной смелости.

— Нет, конечно! — Ответила я невозмутимо. — Ещё меня не привлекли за совращение малолетних!

— Я не малолетний! — Вспылил Иван. — Мне скоро двадцать исполнится! И, я, между прочим, столько за эти двадцать лет перевидал, сколько другим не выпадает за сорок! Вот, смотрите, у меня прядь волос седая… — Ванечка наклонил голову, и я разглядела довольно крупную седую прядь, которая была почти незаметна на его светлых волосах.

Меня удивило, что Иван не настолько юн, как мне показалось. Для двадцати лет он очень инфантилен, конечно, и вряд ли это проистекает от избытка благополучия. Скорее, наоборот. Мне стало жаль Ванечку, и я решила его приободрить:

— Я тоже пережила многое за свои тридцать лет. Жизнь не щадит никого, Иван. Этим она страшна и интересна одновременно.

— Вам тридцать лет?! — Воскликнули Иван и Яромир одновременно.

— На самом деле сорок пять, — ответила я, не моргнув глазом. — Я просто сбавляю себе возраст. Моложусь.

— А, вы весёлая! — Заметил Иван. — Шутите постоянно…

— С вами тоже не заскучаешь, Ванечка!

— Так, может, мне и вам…

— Нет! — Отрезала я.

— Так я и знал! — Возмущению Ивана не было предела. — Вам приглянулся, вон, тот… взрослый пёс! — Высказался Иван, указывая рукой себе за спину.

— Да, — согласилась я незамедлительно, — ваш Марек — просто чудо! Всегда мечтала завести собаку, но, думаю, ей будет плохо в городской квартире.

— А мужа вы себе завести не мечтали в городской квартире?

— Иван, прекрати! — Подал голос Яромир. — Ты замучил Янину своими вопросами.

Яромир сидел уже в кресле, а у его ног уютно примостился Марек. Они очень хорошо смотрятся вместе, и даже чем-то похожи: оба крупные, тёмные, серьёзные. Собаки обычно похожи на своих хозяев, но Марек — полная противоположность своего молодого владельца.

— Почему же замучил? Я отвечу, чтобы потом не было ко мне никаких претензий. Да, я мечтала одно время о собственной семье и даже пыталась её создать, но из этого вышло одно недоразумение напополам с болью. Поэтому в ближайшее время вступать в отношения с мужчинами не намерена. Есть ещё вопросы?

Зря я это спросила.

— Так, то в ближайшее время, Яна! — Гнул своё Иван. — А, потом?

— А, потом — суп с котом! — Выдала я одну из его любимых фразочек.

— Вы собираетесь уйти в монастырь, Янина? — Спросил вдруг Яромир, улыбаясь.

До чего умопомрачительная у него улыбка! Жаль, что она, как и всё остальное в нём, не для меня.

— Хорошая мысль, — закивала я с серьёзным лицом. — Обязательно обдумаю её на досуге.

— Яна, вы что? — Испугался Яромир. — Я же пошутил!

— Ты дурак, и шутки у тебя соответствующие! — Вскипел Иван. — Яничка, не слушайте его! Нельзя всерьёз воспринимать слова психа, который объявляет, что он пёс, и сдаёт мячи для мини-футбола в химчистку!

— Вам нельзя в монастырь! — Воскликнул Яромир, игнорируя реплики Ивана в свой адрес.

— Почему это нельзя? — Возмутилась я. — Очень даже можно! Я свободна. Детей нет. Физически крепкая. У меня даже есть, что внести в монастырь в качестве вступительного взноса!.. Нет, я обязательно подумаю о монастыре всерьёз, — пообещала я и отправилась, наконец, на второй этаж в спальню Милана.

Поднимаясь по лестнице, я заметила, что Иван тяжело рухнул в кресло, не забывая при этом прожигать взглядом Яромира, а тот снова уронил голову на руки.

Глава 6

Я поднялась в комнату Милана и вошла без стука. Он спал одетый, вытянувшись на кровати во весь рост. Дышал Милан ровно и глубоко, но сон его был нервным.

Мой кровный брат никогда не был красавцем, а сейчас всё стало ещё хуже, чем всегда.

Милан не отличается богатырским телосложением: рост чуть выше среднего, кость тонкая. При этом у него достаточно широкие плечи, жилистые руки и крепкие ноги. Обычно Милан стрижётся не совсем коротко, создавая этакий богемный имидж, а сейчас его не очень густые светло-русые волосы отросли почти до плеч. Вдобавок, лицо его «украсилось» какой-то невнятной бородёнкой и странными усиками. Сказать, что всё это ему не шло — не сказать ничего.

В комнате, как и во всём доме, царил беспорядок, и это при любви-то Милана к тому, чтобы всё было правильно! На прикроватных тумбочках лежали несколько раскрытых книг разной степени запылённости. Разной степени загрязнённости одежда валялась на полу, кучками и поодиночке. На комоде, тумбочках и конторке заблудились грязные чашки и стаканы. Тут и там «подмигивали» обёртки от конфет и других сладостей.

Бедный Милан! Что происходит в его душе, если такое творится вокруг!

Я собрала книги, отряхнула их, закрыла и поставила на полку. Может быть, конечно, и не в порядке, установленном Миланом, но, так всё же лучше. Я заметила, что одной из книг был сборник моих стихотворений. Яромир не обманул.

Впрочем, сомневаться в правдивости его слов не приходилось. По всему видно, что он хороший, открытый парень, как и многие профессиональные спортсмены. За свою медицинскую практику я успела в этом убедиться. Они с детства растут в достаточно закрытой среде, и дурное влияние внешнего мира в большинстве случаев обходит их стороной. Отчасти именно поэтому после окончания спортивной карьеры многие из них не могут приспособиться к жизни «на гражданке», попадая по своей наивности в такое!.. Хорошо, если рядом есть более приспособленный к жизни и быту человек, а если нет, пиши — пропало.

Интересно, есть ли у Яромира девушка?..