— Нельзя воссесть на Нетесаный трон без должного ритуала и церемоний, — заговорила Адер, стараясь не сорваться на крик. — А здесь, среди Кентовых лесов, соблюсти их не получится. Нира выдохнула, раздувая щеки: — Честное слово, девочка
— Спасибо тебе, — тихо, сама себе удивляясь, проговорила Адер.
Он взглянул ей в лицо:
— За что, ваше сияние?
— За то, что пошел за мной. Что остался после... после того, что я сделала. У Колодца...
— Благодарности излишни, ваше сияние, — ответил Фултон. — Мы исполняли свой долг. Ваш долг — править, наш — хранить вашу жизнь.
— Я просто хочу, чтобы ты знал: я благодарна за все, что ты для меня сделал.
Он помолчал, глядя на нее.
— Прошу вас, поймите правильно, ваше сияние, но это не ради вас.
Адер в недоумении покачала головой.
Фултон опять надолго замолчал. А когда снова заговорил, голос звучал тихо, словно эдолиец забыл о ее присутствии и беседовал сам с собой.
— Я давно решил, каким хочу быть. Я присягал вашей семье, но прежде всего я верен слову, которое дал самому себе.
Она ждала продолжения, но эдолиец снова устремил взгляд на север, чуть придержал шаг и оставил Адер мучиться и гадать. Она поймала себя на ревности к его неколебимой верности своим понятиям о чести и безмолвным клятвам самому себе. Она завидовала его приверженности своим убеждениям, а еще больше завидовала самой его убежденности. Когда-то и она во что-то верила: в справедливость и честь, в победу добра над злом, но жернова истории своим медленным вращением перемололи веру в муку такую мелкую, что последние крупицы бесшумно утекали меж пальцев.
Гвенна покачалась на пятках, испытывая ноги. Недели поперек лошадиной спины не пошли ей на пользу, но что толку теперь жалеть. Как говорили кеттрал, «сено уже в стогах», и Гвенна про себя поблагодарила всех ублюдков с Островов: Адамана Фейна и Давин Шалиль, Пленчена Зее и даже Блоху за долгие годы беспощадной муштры, за требования совершенства во всех навыках. Ни хрена не понимая ни в каких «Квина Саапи», Гвенна чуяла драку, а уж в драке она знала толк
— Цивилизация! — Длинный Кулак протянул руку, как бы взвешивая слова Валина на ладони. — Варварство... Вы, как лошади в шорах, видите только то, что называет ваш язык. Опасно так доверяться словам.
— Слова обозначают конкретные вещи, — ответил Валин. — Закон, процветание, мир.
— Опять слова, — с усмешкой покачал головой вождь. — Они еще больше все запутывают. Вспомни ваш закон — он же должен служить щитом для слабых?
— В этом его смысл. Мы защищаем тех, кто нуждается в защите.
— Малые дети нуждаются в защите, — терпеливо разъяснил Длинный Кулак. — Но не взрослые мужчины и женщины. Защищать их, навязывать им свое покровительство, думать, что они его желают или в нем нуждаются, — значит лишать их достоинства. Ты назвал нас дикарями, ты сказал, что мы подобны зверям. А я скажу, что это вы с вашим законом и процветанием превращаете мужчин в свиней и женщин в скотину, подчиняя их своей трусливой покорности. Квина научит их поднимать глаза, наполнит благородством их сердца
Это была не ошибка. Ошибки происходят от неведения или небрежности, от неумения или просчета. Ошибки — это сбои мышления. Здесь было другое, много хуже.
— Он оставлял эту позицию, — пояснил Киль, — чтобы напомнить себе о слабости, вырастающей на сознании своей силы; напомнить, что самоуверенность несет в себе зерно гибели.
