Оглавление

Закон бумеранга
Роман

1 глава
В начале декабря мне исполнилось двадцать два года и я решила: «Пора»! Гормоны бушевали во мне до такой степени, что поговорка «уж замуж невтерпёж», была как раз про меня. Но девушка я была непорочная. Да ещё воспитанная в лучших традициях литературной классики.

— Умри, но не дари поцелуя без любви, — частенько цитировала мама слова одного известного писателя, когда я делилась с ней своими любовными планами.

И я была полностью согласна с ней. Поэтому, чтобы утолить основной инстинкт, абы с кем, ложиться в койку я не желала. Поскольку считала, что сначала мой избранник должен за мной поухаживать. Без конфетно-букетного периода и любования на звёзды и Луну я не представляла развитие дальнейших отношений. Мне нужно было ощутить, что мужчина, который понравился мне, не просто горит желанием увидеть меня лежащей на спине, но любит и уважает меня. Только без трепетных вздохов и прогулок, держась за руки, этого не могло произойти.

А уж первый сексуальный опыт однозначно ассоциировался у меня с первой брачной ночью, предшествовавшей ей свадьбой и обменом обручальных колец во Дворце Бракосочетаний. Ведь я хотела, чтобы всё в моей жизни складывалось красиво, как в любимой мной повести Александра Грина «Алые паруса». Я искренне верила, что где-то на свете живёт мой капитан Грей, который только и думает о том, как бы ему поскорее найти меня и исполнить все мои мечты. Я ни капли не сомневалась, что чудеса люди способны делать сами, лишь бы на то было желание и силы. А сил у меня было, хоть отбавляй. Я верила в себя и хорошо знала себе цену. Ведь что греха таить? Внешне я так походила на известную всем итальянскую кинозвезду, что меня даже с ней частенько путали на фотографиях. Поэтому воздыхателей у меня было, хоть отбавляй. Но все они вели себя несерьёзно. Не успевала я оглянуться, как меня мой доморощенный ухажёр, затащив в укромное место, пытался зажать где-нибудь в тёмном углу. И всё! А я мечтала о любви. И не какой-то там! А неземной. Поэтому о банальной случке с кем бы то ни было, не могло вестись и речи.

«Мой избранник будет необыкновенным, умным и зрелым человеком! — мечтала я, — не то что эти юнцы, у которых есть одна извилина и та в паху».

А потом я пыталась представить его, мужчину моей мечты.

«Он будет красив как греческий бог, у него будут синие глаза и светлые вьющиеся волосы, — думала я, — хорошо бы ещё, конечно, чтобы он жил от нас с мамой недалеко, чтобы мы могли с ней надолго не расставаться».

Почему именно такой образ подкидывало мне моё воображение, я не знала. Но образ этот мне очень нравился.

— Ну твой Грей может оказаться не таким уж и сказочным принцем, — однажды после того, как я поделилась с мамой своими мечтами, усомнилась она, — ведь на самом деле он — настоящий пират, пропахший табаком и ромом, не гнушающийся крепким словцом и, вполне возможно, даже рукоприкладством.

Но я была уверена, что с такими нежными барышнями, как я, даже прожжённые пираты себя не ведут грубо.

— Нет, — возразила я, — он не может быть таким. Ведь Артур Грей — это неисправимый романтик. Он вряд ли посмел бы обложить непристойными словами и ударить Ассоль. Да и повода у него не нашлось бы. А то, что от него пахло табаком — не беда. Да и ромом — тоже. Он же не был алкоголиком.

Маму я очень любила, можно сказать, боготворила. Она была во всём мне примером. Поэтому я всегда прислушивалась к тому, что она говорит. Но в данном случае я не была согласна с ней.

2глава

Так прошла зима, которая ничего нового не принесла в мою жизнь. Дни были похожи один на другой, словно близнецы. Мне было так скучно, что не хотелось ходить ни в кино, ни на танцы, где в основном можно было встретить или выпивох, или не в меру озабоченных юнцов. Пьяниц я на дух не переносила на генетическом уровне, а дураков тем более.

Но зима какой бы длинной ни была, всё-таки закончилась и пришла, наконец, весна. Еще вчера на улице трещал мороз, а сегодня вдруг солнце с небес дыхнуло на землю так горячо, что сугробы как-то сразу вдруг осели и начали подтекать, словно брошенные на землю скомканные мокрые тряпки. Из-под них засочились кривыми струйками ручейки, а асфальт покрылся осколками неровных луж. Небо стало светло-голубым, словно донышко пластиковой бутылки из-под минералки. По нему поплыли стайки тонких облаков, похожие на ватные ворсинки, размокшие в воде. Отогревшиеся после зимы птицы, очнулись от наступившего тепла и заверещали на все голоса, подавая сигнальные свистки, словно открывая движение на улице с названием «Весна». Слушая их гомон, ворвавшийся через форточку в квартиру, у меня вдруг перехватило дыхание. Неожиданно я почувствовала приближение неминуемой любви. Запахи талой воды и влажной земли были настолько дурманящими, что душа замерла от восторга. А может это произошло оттого, что зима не пахнет, и теперешний шквал забытых ароматов, так сильно взбудоражил моё воображение. Мне ужасно захотелось вдруг пойти на улицу погулять. Только пойти мне было не с кем. Ведь пока я пребывала в ожидании своего капитана Грея, я незаметно для себя растеряла всех подружек. Одни из них, забеременев, вышли замуж, а другие разъехались, кто куда. Им наскучило однообразие загородной жизни. И хоть санаторий, при котором мы жили и трудились считался одним из лучших в Подмосковье, перспектив здесь было недостаточно, чтобы достигнуть чего-либо в карьере или в личной жизни.

— Ты не против пойти со мной погулять? — предложила я маме, — смотри какая погода хорошая стоит!

— Пойдём, — обрадовалась она, услышав моё приглашение, — я так рада буду подышать свежим воздухом. А то надоело сидеть, словно затворнице, в четырёх стенах.

Моя мама была очень одиноким человеком. В браке с моим отцом она состояла совсем недолго. Они были слишком разные, чтобы прожить вместе всю жизнь. Мама была скромной женщиной, а отец наоборот — любителем шумных кампаний и застолий. Он прекрасно играл на гитаре и на аккордеоне, а так же хорошо пел. Короче всегда был в центре внимания. Маме же приходилось учиться в медицинском институте и одновременно заниматься мной. Поэтому сил на походы по гостям у неё просто не оставалось. В итоге отец закрутил роман на стороне, который привёл к разводу. Но после него повторно выйти замуж у мамы не получилось. Она встречалась и расставалась с разными мужчинами, но В ЗАГС никто из них не торопился её отвести. Причины было две: либо её избранник был женат, либо занимал слишком низкую социальную ступень. И в том, и в другом случае все отношения сводились к убогим свиданиям, которые не давали маме ни радости, ни любви.

Но несмотря на свои бесконечные фиаско на личном фронте, мама всё равно свято верила в то, что когда-нибудь встретит настоящую любовь. А пока она пребывала в этой вере, всю свою неизрасходованную нежность она обрушивала на меня. Не жалея сил и времени, она неустанно занималась моим воспитанием. В первую очередь, мама придавала очень большое значение моему всестороннему развитию. Она была прекрасным рассказчиком. Зная о том, что я не очень люблю тратить время на чтение книг, она часто рассказывала мне всякие интересные истории или декламировала стихотворения любимых поэтов, прививая тем самым мне вкус к высокому слогу. В итоге я сама стала писать неплохие стихи и рассказы, которые неоднократно печатались в местной газете. Также она давала мне всевозможные советы, но не настаивала ни на чём. А я эти советы или принимала, или нет. Единственное, что требовалось от меня — это предупреждать, куда я пошла, и являться домой не позже десяти часов вечера. Все эти требования я неукоснительно выполняла. Ведь я очень любила и уважала маму, поэтому не могла её ослушаться. Правда я порой готова была пожертвовать общением с друзьями, ради неё. Ведь с ней было так интересно! Мама умела создать такую атмосферу, что никакое другое времяпровождение не могло сравниться с ней. Например, в наши дни рождения мама организовывала посещение ресторана, а после него мы отправлялись в театр на какой-нибудь модный спектакль или на концерт. Это было гораздо интереснее, чем толкаться в нетрезвой толпе сверстников на дискотеке.

За праздничной трапезой в ресторане мама учила меня правилам поведения в приличном обществе, думая, что я обязательно однажды туда попаду.

— Дочка, если тебя станут приглашать на обед, то ты должна будешь уметь пользоваться столовыми приборами, — говорила мама, показывая, как это делается.

Позже, слушая оперу в Большом театре, я заметила, как глаза мамы увлажнились. Перехватив мой взгляд, она на ухо прошептала мне:

— Эту арию я пела тебе вместо колыбельной, когда ты была ещё совсем крошкой.

«Всё же моя мама — необыкновенная женщина, — подумала я, растроганно улыбнувшись ей в ответ, — петь вместо „баю-бай“ партию Нормы — это высший пилотаж»!

Видимо, по этой причине моя мама и была одинока. Она попросту не вписывалась в общество своих сверстников. Несмотря на то, что большинство из них имели высшее образование, образованными они не были. Любовь мамы к искусству, возвышенные взгляды на жизнь ставили их в тупик и вызывали всевозможные комплексы. Стройная, зеленоглазая с копной густых чёрных волос, она обладала мягкой походкой и приятным тембром голоса, который отдалённо напоминал мурлыкание кошки. Неспроста в наших пенатах мою мать за глаза называли Пантерой. И это прозвище как нельзя лучше подходило к ней. Её красота и манила, и отталкивала одновременно. А особенно мужчин. Кроме того в ней была видна порода. Не даром она являлась потомком древнейшего аристократического рода, корни которого уходили в далёкие века. А такой красоте, надо было соответствовать. А ни желания, ни силёнок у противоположного пола на это не было. Поэтому большинство мужчин воспринимали достоинства моей родительницы как укор их несовершенству. Вот и томилась она в одиночестве, оплакивая свою несчастливую личную жизнь. А ведь ей было уже за сорок и, как известно, для одинокой женщины такой возраст бывает, своего рода, критическим. Он является временем подведения итогов прожитой жизни и попыткой осознать дальнейшую судьбу. А эти итоги мою мать совсем не радовали.

— Ты даже не представляешь, как страшно стареть! — в приступе отчаяния однажды воскликнула она, горько заплакав.

— Ну, что ты! — погладив маму ладонью, по вздрагивающей от рыданий спине, попыталась я её утешить, поймав себя на мысли, что она в этот момент, словно хоронит свою несчастливую личную жизнь, — не плачь пожалуйста.

Не в силах вынести как мама убивается из-за своих нереализованных женских возможностей, я попыталась её подбодрить:

— У тебя есть я. И я очень тебя люблю, мамочка.

После моих слов она успокаивалась ненадолго, а потом через какое-то время опять впадала в отчаяние. Поэтому я старалась не оставлять маму надолго одну. Но мне это было совсем не в тягость. Мне очень нравилось общаться с ней. Нравилось слушать рассказы о прожитой жизни. А ещё я читала ей свои стихи. Маме они очень нравились. Правда, она считала, что настоящего поэта из меня никогда не получится. Но тем не менее с удовольствием слушала мои поэтические творения во время наших прогулок.

— Под твои стихи хорошо думается, слова в них, словно ручеёк журчат, — как-то раз сказала она, а потом спросила, — они кому-то посвящены?

— Да, — ответила я, — посвящены.

— И кому же, если не секрет? — поинтересовалась мама.

— Одному моему бывшему однокласснику, — украдкой вздохнув, сказала я.

— А! Виталию! Помню-помню. Ты была в него сильно влюблена, — улыбнулась мама, а потом назидательным тоном добавила, — первая любовь — это как первый снег. Она быстро проходит.

— Да, — согласилась я, — но стихи остаются.

3 глава

Апрель не радовал в тот год весенним настроением. Весна наступала вяло, словно и вовсе не хотела наступать. Жизнь завязла во времени, словно в густом киселе. Ежедневно, словно по заученному сценарию, я отправлялась на работу, открывала кабинет, и приступала к своим привычным обязанностям в отделении медицинской диагностики.

Но в этот день с самого утра, события пошли совсем по иному сценарию: по неизвестной причине на процедуру, которую я проводила, ко мне почему-то никто не явился.

«Конечно, работа не волк, и её лучше не догонять», — резонно подумала я, никого не обнаружив за дверью.

А потом решила немного подождать, надеясь, что опоздавшие пациенты всё-таки придут. Но прошло полчаса, но так ничего и не изменилось. Поняв, что ждать больше нечего, я решила выяснить, в чём всё-таки дело, и отправилась к начальству.

— Где мои пациенты? — деловито спросила я, войдя в кабинет старшей медсестры.

— В смысле? — не поняла она меня.

— Никто ко мне на приём сегодня не пришёл, — пояснила я.

— Как это никто не пришёл?! Я назначала! — возмущённо воскликнула она, с важным видом открыв толстую амбарную тетрадь, в которой, по старинке вела записи, и с удивлением уставилась на девственно-чистый лист.

Мне тут же стало ясно, что произошло: она почему-то забыла составить список пациентов на обследование.

— Ну, ладно! Запамятовала я, со всяким такое может случиться! — примирительно сказала она, поспешно закрывая тетрадь, а потом строго добавила, — А ты всё равно не вздумай бить баклуши, и пока у тебя нет приёма, займись генеральной уборкой.

После её приказа я безропотно отправилась восвояси и с энтузиазмом принялась драить стены и окна в своём медицинском владении. Но, несмотря на внушительный объём работы, после того, как я его одолела, мне всё равно заняться было больше нечем. Поэтому я вынуждена была коротать, оставшиеся до конца рабочего дня часы, одиноко тоскуя на стуле, не зная, что мне ещё такое сделать, чтобы время не так тянулось.

Так совпало, что этот день был днём выдачи зарплаты. Как это ни странно, но я никогда не ходила за ней сама — в это время у меня полным ходом шёл приём. Поэтому зарплату мою и свою, всегда получала мама. Против чего я никогда не возражала. Ведь наш семейный бюджет вела исключительно моя мать и все, заработанные мною деньги, всё равно попадали в её кошелёк. Вот я и не парилась по этому поводу.

Но сегодня, когда мама заглянула ко мне в кабинет, чтобы перекинуться парой слов, и, увидев, что я маюсь от безделья, она предложила:

— Давай прогуляемся в административный корпус, раз тебе всё равно нечем заняться?

— Давай! — воскликнула я, уцепившись за такой прекрасный повод с пользой дела скоротать рабочий день до его окончания, и чуть ли не вприпрыжку, последовала за ней.

Правда деньги нам с мамой не удалось сразу получить, потому что их ещё не привезли. Поэтому я уселась в уютном холле, расположенном здесь же, в удобное кресло. А мама пошла с отчётом к главному врачу, возле приёмной которого, томилось несколько человек, пришедших сюда по своим делам. От нечего делать я стала бездумно рассматривать их. Мой скучающий взгляд задержался на одном из мужчин, выделяющегося среди небольшой кучки посетителей изысканной красотой. На вид ему было около тридцати лет. Это был высокий молодой человек с вьющимися пепельно-русыми волосами и пронзительно-синими васильковыми глазами.

«Где я видела его раньше»? — подумала я, встретившись с ним взглядом.

Незнакомец тоже обратил на меня внимание. Мало того, он принялся так пристально меня рассматривать, что мне стало неловко.

«Наверное, у меня что-то не в порядке с одеждой! — испугалась я, — Может, поехала стрелка на колготках или что-то еще в том же духе»?

В поисках, незамеченных мной огрехов, я решила осторожно осмотреть себя. Но я быстро убедилась в том, что колготки целы и одежда в норме.

В этот момент из кабинета главного врача вышла мама. Увидев странного незнакомца, она неожиданно обратилась к нему с приветствием, и они мило защебетали. Пару минут спустя, прервав беседу, мама повернулась ко мне лицом и сказала, представив меня незнакомцу:

— Это моя дочь.

После её слов, его лицо сначала вытянулось от изумления. Затем, сверкнув синими глазами, он широко улыбнулся и сказал мягким баритоном человека, редко повышающего голос на окружающих людей:

— Очень приятно.

«Мне тоже», — подумала я, но вслух ничего не сказала.

— А мы с Вами немного знакомы, — понизив голос, придав ему немного сексуальности, продолжил незнакомец, — Когда я отдыхал нынешней зимой в вашем санатории, я видел Вас на танцах.

«Ах, вот почему его лицо мне показалось знакомым! — дошло до меня, — На танцах»!

— Вы прекрасно двигаетесь под музыку, — между тем, похвалил он меня, искусно играя тембром приятного голоса, — Я хотел Вас пригласить на вальс, но постеснялся: Вы так гордо держались, что я не посмел приблизиться к Вам.

Тут в разговор вклинилась мама, всё это время не спускавшая с него глаз, с не очень уместным, на мой взгляд, вопросом:

— Как Ваша жена поживает, Сергей Васильевич?

«Надо же! — подивившись, подумала я, — Сергей Васильевич! Прямо, как Рахманинов»!

Тут же, заговорив нормальным тоном, он пожал в ответ плечами и, досадливо раскинув в стороны руки, сказал:

— А я развёлся.

После такого признания мне почему-то стало очень жалко Сергея Васильевича.

«Бедный, — подумала я — Как же ему не повезло»!

— Вы не расстраивайтесь, ещё найдёте себе невесту! — пытаясь подбодрить его, сказала я.

— Вас, например, — склонив набок кудрявую голову, пристально глядя мне в глаза, мягко произнёс он, снова придав голосу бархатные модуляции.

«Ох! — ужаснулась я, — он решил, что я навязываюсь ему в невесты»!

— Что Вы! Я не себя имела в виду! — смутившись, воскликнула я, — у меня и в мыслях нет ничего подобного!

В этот момент в холле произошло оживление. Как выяснилось — это доставили деньги из банка. Наскоро попрощавшись с Сергеем Васильевичем, мы с мамой, наконец, пошли получать зарплату. А к вечеру я благополучно забыла о новом знакомом.

4 глава.

После работы мы с мамой, обычно, отдыхали. А перед этим, изрядно проголодавшиеся, первым делом, принимались за трапезу, которая состояла из нескольких бутербродов да пары стаканов сладкого чая или кофе. Правда, в маленьком холодильнике с крошечной морозилкой ничего больше и не было. На полках стояла фарфоровая маслёнка, расписанная аляповатыми цветами, лежал начатый батон варёной колбасы и большой кусок сыра. А в деревянной хлебнице, стоящей на кухонном столе, ждал своей участи немного зачерствевший батон белого хлеба. Так что при всём желании приготовить нормальный обед было не из чего.

— Много есть нельзя! — чтобы оправдать стойкое нежелание становиться к плите, внушала мне мама, — Особенно суп и картошку с макаронами, потому что эти продукты очень портят фигуру. Поэтому, чтобы оставаться стройной, необходимо ограничить употребление каш и мучных изделий. Вместо них можно смело есть сыр и колбасу в неограниченных количествах, поскольку они являются чисто диетическими продуктами, и от них лишний вес никогда наберётся.

Я не спорила с ней, потому что ничего зазорного не видела в такой вот бутербродной диете. Будучи полностью уверенная в том, что делаю всё возможное на благо своей стройности, я без лишних колебаний отрезала от батона нехилый кусок белого хлеба, густо намазывала его сливочным маслом, а затем накрывала его изрядным куском сыра или колбасы и отправляла сей гастрономический «шедевр» в рот, нисколько не сомневаясь в правильности маминых рекомендаций. После такой трапезы я на часик укладывалась спать. Тоже, как говорила мама, для того, чтобы сохранить, как можно дольше свой внешний вид наиболее привлекательным. Проснувшись, я опять принималась за бутерброды, ужиная, таким образом. А потом всё это заедала шоколадными конфетами, которых у нас в доме было немеряное количество. Внутри кухонных шкафчиков коробки с шоколадным лакомством лежали в прямом смысле штабелями. Это были подарки нам с мамой от благодарных пациентов.

Ближе к вечеру я убегала в клуб на танцы или в кино. А мама, пока я развлекалась, поудобнее устроившись в любимом кресле, с головой погружалась в чтение очередного романа.

Она настолько обожала художественную литературу, что ложилась спать чуть ли не в обнимку с книжкой. Правда, была одна странность в её увлечении. Я неоднократно замечала, что мама по нескольку раз перечитывает одно и то же произведение. Когда я впервые обнаружила сей факт, я подумала: «Наверное, этот роман настолько ей понравился, что она опять хочет встретиться на его страницах с полюбившимися героями».

— Мам, а почему ты по сто раз читаешь одно и то же? — однажды, поинтересовалась я.

— С чего ты это взяла? — недоумённо спросила она.

— Недавно ты пересказывала мне сюжет, описанный в этой книге. Неужели ты не помнишь? — удивилась я.

— Нет, я держу её в руках впервые, — удивлённо воззрившись на меня, ответила мама.

— Да? — изумилась я, — а мне показалось, что ты уже читала этот роман!

Мама ничего не ответила мне, недоумённо разглядывая обложку.

— Странно, — пожала плечами я, — если ты не можешь вспомнить содержания прочитанной книги, зачем ты тогда столько времени тратишь на многочасовое чтение?

— Я хочу быть эрудированным, всесторонне развитым человеком! — насупилась мама, — а для этого нужно много читать!

— Но какой же тогда в этом смысл, — воскликнула я, — раз ты ничего не запоминаешь?! Эрудиции от этого всё равно не прибавится. Считай, и не читала вовсе!

— Не тебе меня критиковать! — обиженно вскинулась мама, а затем сердито добавила, — А тебе вместо того, чтобы каждый вечер бегать на танцульки, не помешало бы заняться своим духовным развитием. Иначе, как личность, ты будешь, мало, кому интересна. Так что делай выводы.

Я, конечно, выводы делала и принималась усиленно читать. Правда, меня хватало ненадолго. Мне было трудно усидеть на одном месте более получаса. Пролистав несколько глав книги, не в силах сосредоточиться на повествовании, я отбрасывала увесистый томик в сторону и занималась чем-нибудь другим.

Вот и сегодня после дневного сна, мы, перекусив бутербродами, устроились перед телевизором.

— Какой же красивый мужчина, этот Сергей Васильевич, — вдруг мечтательно сказала мама.

— А откуда ты его знаешь? — не сразу вспомнив, о ком идёт речь, спросила я.

— Да он с руководством нашего санатория заключил договор на покупку льготных путёвок для сотрудников его предприятия года два назад, — прерывисто вздохнув, ответила она, а потом добавила уважительным тоном, — Ведь Сергей Васильевич, к твоему сведению, профсоюзный босс на очень большом предприятии в Москве. А это почти что бог в наше время. Вот, каждый сезон он и приезжает продлевать это соглашение. Заботится об отдыхе подчинённых.

На этом разговор о Сергее Васильевиче закончился, и мы переключились на другую тему.

5 глава

— Только не сжата полоска одна… — стыдливо озираясь по сторонам, процитировала мама классика, когда мы проходили с ней мимо нашего огорода, если это безобразие вообще можно было так назвать.

Я глянула в сторону участка земли, огороженного кривым забором, и покрытого сгнившими за зиму листьями лопухов, а потом почувствовала укол совести. В отличие соседей, которые согнувшись в три погибели, обрабатывали грядки на соседних участках, мы с мамой никогда не испытывали пристрастия к аграрному труду. Поэтому наш, так называемый огород, выглядел безнадёжно заброшенным на фоне процветающего великолепия соседей.

— Да, — вздохнула я, вторя маме, испытывая явную неловкость.

— Пойдём домой, — шепнула мне она на ухо и ускорила шаг.

— Пойдём, — кивнула головой я и послушно последовала за мамой.

Когда мы вошли в подъезд, я почувствовала, что изрядно проголодалась, уловив носом запахи жаркого и борща, которые доносились из квартир соседей.

— Я хочу есть! — сообщила я.

— А давай, я приготовлю на обед что-нибудь этакое? — неожиданно сказала мама, а потом вдруг обиженно добавила, — Я, что? Не могу пожарить мясо и картошку?

Поймав мой недоверчивый взгляд, она потупилась.

— Погоди! Я ещё фирменный пирог испеку! — пообещала она.

Решительно открыв дверь квартиры, и сбросив туфли в прихожей, мама направилась на кухню.

— Сегодня Первое мая! Почему бы нам не устроить пир горой? — на ходу спросила она.

А потом принялась за дело. Она замесила тесто. Достала из холодильника предварительно размороженный кусок мяса, неизвестно как оказавшийся там. Не прошло и часа, как в доме запахло жареной говядиной и уральским пирогом с сайрой и рисом. Глядя на свою мать, я только диву давалась.

«Что это с ней»? — недоумевала я в ожидании обеда.

Но не успела я прийти в себя от изумления, как раздался звонок в дверь.

— Ой! — округлив и без того большие глаза, охнула мама, чуть не выронив поднос с пирогом, который достала из духовки, а потом настороженно спросила, — Ты ждёшь кого-нибудь?

— Нет, — ответила я.

В этот момент звонок прозвенел ещё раз.

— Так пойди, открой, — распорядилась мама, поставив поднос на стол.

Я послушно пошла в коридор. Даже не глянув в глазок, чтобы посмотреть, кто там так настырно названивает, я распахнула дверь. А за ней я увидела Сергея Васильевича. Он держал в руках большой фирменный пластиковый пакет одного из популярных супермаркетов, в котором судя по очертаниям, лежали фрукты, и смотрел на меня ярко-синими глазами

— Здравствуйте, Василиса, — сказал он, по-кошачьи переминаясь с ноги на ногу.

Остолбенев от неожиданности, я ошарашенно уставилась на него, бестолково хлопая ресницами.

— Ваша мама дома? — уточнил он, так и не дождавшись от меня ответа, — я обещал ей привезти апельсины и яблоки к празднику.

В этот момент я наконец, очнулась от оцепенения и истошно заорала во всю глотку:

— Мама!!!

Перепуганная моим воплем, она тотчас влетела в коридор и уставилась на гостя.

— Здравствуйте, Любовь Макаровна, простите, что немного опоздал, — произнёс он, обратившись к ней, а потом спросил, — Можно мне войти?

— Да! Конечно! — воскликнула мама, — милости прошу!

Пока гость разувался в прихожей, я не могла оторвать от него глаз. Мама тоже молча наблюдала за ним.

«Как же он красив»! — мысленно восхитилась я, рассматривая его классический профиль, похожий на профиль воина с древней фрески.

В этот момент он поднял глаза, в которых плескались все небеса Земли, и моё сердце замерло.

— Куда мне пройти? — спросил он и лукаво улыбнулся, заметив мой восхищённый взгляд.

— Сюда, — сделав приглашающий жест в сторону комнаты, сказала мама, опередив меня.

Я озадаченно посмотрела на неё. А потом просто поразилась. С ней вдруг произошла странная метаморфоза. Её всегда бледные щёки порозовели, а зелёные глаза, направленные в сторону гостя, так ярко засияли, что мне почудилось, словно внутри них загорелась потайная лампочка.

— Быстро накрывай на стол, — шепнула она мне на ухо, не отрывая восторженного взгляда от гостя, глядя как он в комнате устраивается в кресле.

— Уже иду! — закивала я головой, поняв, что визитёр очень даже не неожиданный.

«Ах! Вот для кого мама так расстаралась, готовя обед»! — украдкой улыбнулась я, между делом, заметив, как моя мать прямо у меня на глазах преобразилась и заметно помолодела.

Вынув из кухонного буфета тарелки, я направилась в гостиную. Расставляя их на столе, я украдкой посмотрела в сторону Сергея Васильевича.

А он, тем временем, одёрнув тёмно-синюю, выгодно подчёркивающую цвет его глаз, рубашку, заправленную в белые джинсы, пригладил ладонью вьющиеся пепельно-русые волосы и уставился на меня. Наши взгляды встретились, а потом я почувствовала, что между нами пробежала какая-то невидимая искра. Я вдруг поняла, что этот человек останется в моей жизни надолго.

Через пару минут стол был накрыт. Удобно расположившись за ним, гость завёл неспешный разговор. Но я почти не слушала его. Наблюдая за ним, я снова потрясалась его редкой красотой.

— Впереди праздник, День Победы. Если вы согласны побыть в моём обществе, то седьмого мая вечером, я заеду за вами. А потом мы все вместе отправимся в пансионат, который располагается неподалёку от вашего санатория. Я куплю путёвки и размещу вас в комфортабельных номерах со всеми удобствами, — сказал он.

Выслушав его предложение, мы с мамой переглянулись.

— Клянусь, вы ни о чём не пожалеете, — стал уговаривать нас Сергей Васильевич, на свой манер истолковав наше молчание, — я гарантирую незабываемый вечер в приятной компании и великолепные шашлыки. А ещё хорошую музыку с танцами под магнитофон.

— Конечно же, мы согласны! — хором ответили мы.

Когда гость уехал, мама радостно воскликнула, не успела за ним захлопнуться дверь:

— Наконец-то, в нашей одинокой жизни произойдёт что-то интересное!

Её глаза в этот момент искрились зелёными огоньками. Она словно лучилась изнутри от радости. А потом, убирая тарелки со стола, она вдруг экзальтированно воскликнула:

— Как же он хорош собой! Настоящий герой любовного романа!

Я молча кивнула в ответ головой. Не согласиться с мамой я не могла.

— Знаешь, он очень похож на одного киноактёра, в которого я влюбилась, когда была молодой, — разоткровенничалась она.

Вслед за этим мама рассказала сюжет фильма, в котором этот артист играл главную роль. С её слов это был благородный молодой человек, который взял под опеку одинокую женщину с ребёнком, а потом женился на ней.

— Трогательная история, — впечатлившись её рассказом, заметила я.

— Вот таким и должен быть мужчина, — подытожила мама, — ради любви готовый на всё.

— Мужчина должен быть мужчиной, а не особью мужского рода в штанах, — поддакнула я.

Мама вдруг внезапно посерьёзнела и задумалась, а потом как-то вся поникла.

— Ты, что? — заметив резкий перепад её настроения, встревоженно спросила я.

— Да так. Что-то грустно стало, — тяжело вздохнула она, а потом пояснила, — просто я не хочу, чтобы твоя жизнь сложилась так, как сложилась у меня. Вернее не сложилась.

— Ну, мам, у тебя ещё всё впереди, — принялась я её утешать, — как говорится: неисповедимы пути Господни.

— Да нет, — потупилась она, — я уже слишком стара для того, чтобы меня мог кто-нибудь полюбить. Ушёл мой поезд. Теперь твоя очередь наступила привлекать взгляды мужчин.

— Мам, — засмеялась я, — ну ушёл поезд. И что? Сядешь на пароход. В чём проблема-то?

В ответ она криво усмехнулась, а потом вдруг неожиданно расплакалась.

— Я всегда мечтала о любви, — жалобно всхлипнула она, — а так и не дождалась её.

— Зато ты сделала головокружительную карьеру, — возразила я, — стала хорошим доктором, защитила диссертацию. А потом заняла пост заместителя главного врача нашего санатория. Тебе есть, чем гордиться. Вон, сколько у тебя всяких медалей и наград!

— Я никогда не была карьеристкой, — вытерев ладонью заплаканное лицо, вздохнула она, — Я всегда была, в первую очередь, женщиной. А теперь мой бабий век заканчивается. И мне от этого страшно!

— Мамочка, — погладив её по смоляной шевелюре, сказала я, — всё у тебя будет хорошо. Ведь никогда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Может, твоя должность как раз и приведёт тебя к любви. Вот явится к тебе прекрасный принц на белом коне в ближайшее время. Влюбится в тебя, а потом женится на тебе. Что ты тогда скажешь?

— Лишь бы конь не был краденным, а рыцарь не в ржавых доспехах, — сыронизировала мама.

— Ну это от тебя зависит, — улыбнулась я, — от твоего выбора, да и от твоей активности тоже. Безвылазно сидя дома, как ты это делаешь, принца не дождёшься.

— Ах! Судьба человека и на печке найдет, — отмахнулась она от меня, а затем нравоучительным тоном добавила, — женщина должна быть гордой. А бегать за мужчинами — это унизительно. Во всех сказках, кстати, принц ищет принцессу, а не наоборот. В этом и заключается сермяжная правда.

— А если мужчина очень понравился? — возразила я, — что? Так и сидеть, сложа руки?

— Понравился — не понравился! Это не имеет значения, — отрезала мама, — инициатива всегда должна исходить от мужчины. Он выбирает. А задача каждой женщины заключается в том, что она должна ждать такого мужчину, а потом вступить в брак, лишь бы нашёлся тот человек, который захочет жениться на ней.

— А если не захочет? — удивилась я, — Или захочет не тот, который понравился?

Мама долгим взглядом посмотрела на меня. В её глазах промелькнуло явное замешательство.

— Давай лучше кино по телеку посмотрим, — решив сменить тему, предложила она, — там вроде комедия намечалась сегодня вечером.

6 глава

Седьмого мая, когда за окном стало смеркаться, Сергей Васильевич, как и обещал, заехал за нами на автомобиле, за рулём которого сидел его друг. Я даже сразу и не поняла, что судьба, сделав крутой вираж, в этот миг открыла новую веху в моей жизни, не оставив от старого её образа ровным счётом ничего. Мой мир изменился, как только прозвенел звонок в дверь, словно по мановению волшебной палочки. Наше с мамой одиночество исчезло в одночасье, словно его и не было вовсе. А дальше жизнь завертелась, словно в калейдоскопе.

Получив ключи от номера, мы с мамой бросили сумку с вещами в шкаф и отправились вместе с Сергеем Васильевичем в близлежащий лесок, где на полянке полным ходом уже шло веселье, мгновенно очутившись в эпицентре радости среди радушных друзей Сергея Васильевича.

— Серёга, привет! — поздоровался один из них, — иди сюда!

Несмотря на то, что было довольно-таки прохладно, этот приятель Сергея был почти голым. На нём надеты были только плавки со странным рисунком на причинном месте в виде дамской изящной ручки с красным маникюром, заворачивающей водопроводный кран. А на голове у него красовалось сомбреро из джинсовой ткани.

— Привет, Влад, — отозвался Сергей, а потом представил нас с мамой своим друзьям.

— Устраивайтесь поудобнее, — приглашая нас расположиться возле костра на сооружённой из пней и досок, скамейке, опередив Сергея, предложил Влад.

А потом принялся носиться вокруг костра. Обуви на нём не было. Он бегал по траве босиком, невзирая на то, что рядом в низине, лежал ещё не до конца растаявший снег.

Сергей взял топор, валяющийся на траве, и решил наколоть дров для костра из брёвен, сваленных неподалёку. Но Влад отобрал у него инициативу. Нарочито играя рельефными мышцами, он принялся за рубку, то и дело исподволь косясь по сторонам, чтобы убедиться, достаточно ли привлёк к себе внимание окружающих. Зная, что весьма выигрышно смотрится, на фоне рано растолстевших товарищей, он взял полено, поднял его над собой, а потом со всей силы бросил его на торчащий из земли валун. Полено в мгновение ока разлетелось на щепки. Затем, принимая выгодные позы, Влад их собрал, и присел у костра, чтобы подбросить туда очередную порцию хвороста.

«Ну, ясно, — усмехнулась я, наблюдая за ним, — товарищ относится к породе людей, про которых говорят: к каждой бочке затычка».

— Владик, — вдруг обратилась к нему блёклая миниатюрная блондиночка, ставящая на скатерти, расстеленной прямо на траве, для нас с мамой пластиковые стаканчики и тарелки, — ты бы оделся, а то выглядишь неприлично да и смотреть на тебя холодно.

— Сама одевайся! — прикрикнул он на неё визгливым тенорком, а потом заорал, — не тебе меня учить, что прилично, а что нет! Лучше за сыном присматривай! Это твоя прямая обязанность жены и матери. А я тебе не ребёнок. Нечего мне тут указания раздавать! Я сам хорошо знаю, как мне быть!

Как ни странно, она восприняла его грубость, как должное.

— Антоша, ты где? — спросила она, оглядываясь по сторонам.

— Я тут! — отозвался, стоящий неподалёку белобрысый мальчик в очках лет десяти.

— Тут — не тут, всем капут! — плоско пошутил Влад и громко рассмеялся.

А потом стал снова носится вокруг костра, и снова шутить, и хохотать над своими же шутками, всеми силами пытаясь сконцентрировать всеобщее внимание на себе. Он был настолько шумным, что кроме него не было слышно никого.

Правда, несмотря на подтянутый внешний вид, и потуги к остроумию он производил впечатление, человека крайне нервного. Его небольшие, но яркие, тёмные глаза всё время бегали, словно искали, что бы сделать такого, чтобы всем показать, кто здесь самый главный. А его орлиный нос абсолютно не сочетался с пухлым, почти женским ртом. Честно говоря, если бы он не создавал так много шума, я бы его даже не заметила. Маме, кстати, он сразу очень не понравился. Но она, в отличие от меня, почему-то сосредоточила всё своё внимание на нём.

— Знаешь, какая у него фамилия? — шепнула она мне на ухо, презрительно скривившись.

— Какая? — попыталась я воспроизвести в памяти, как нам его представили при знакомстве.

— Алмазов! — отчего-то страшно возмутившись, воскликнула мама.

— Да нет же! — хихикнув, поправила я её, вспомнив всё же тот момент, когда Влад отрекомендовался, — ты перепутала, мама. Его фамилия — Хрусталёв!

— Фу! Ещё не легче! — фыркнула она.

В ответ я рассмеялась. Меня очень позабавила её реакция на этого, в общем-то мало интересного человека.

— Ты обратила внимание на то, какой он грубиян? — между тем, продолжила возмущаться мама, — Как он по-хамски разговаривает с женой!

«Да какая разница как он себя ведёт? — подумала я, а потом мысленно удивилась, — и на кой ей сдался этот мужик»?

А вслух сказала:

— Ой, мам! Да забудь ты про него!

— Владька Хрусталёв недавно вернулся из Чили, — услышав наш разговор, вмешался в него Сергей Васильевич, — там он был с семьёй в загранкомандировке два года.

— Как это интересно! — оживилась мама, покосившись в сторону Хрусталёва, — Чили — это же настоящая экзотика!

— Ничего экзотического там нет, — важно выпятив вперёд нижнюю губу, возразил Сергей Васильевич, — страна высокогорная. От этого и не самая престижная для работы за рубежом. Атмосферный воздух там разрежен так, что дышать порой трудно. Не до экзотики, прямо скажу.

— Но всё равно, — мечтательно закатила глаза мама, — побывать за границей — это так любопытно!

— Любопытство такое дорого стоит, — спустил её с небес на землю Сергей Васильевич, а потом со знанием дела пояснил, — Зря денег нигде не платят. Поэтому Хрусталёв по нашим меркам теперь страшно богатый мужик.

— А у него много денег? — округлив глаза, как-то непривычно блеснувшие, поинтересовалась мама.

— Много, — почему-то вздохнул Сергей Васильевич, а потом, кивнув в сторону белой машины, стоящей на краю полянки, добавил, — видите? Это его автомобиль. И не простой, а самой престижной марки.

В его голосе послышалась едва заметная нотка зависти. Эта нотка очень покоробила меня. Мне казалось, что такой мужчина, как он, не должен ни к кому испытывать это унизительное чувство.

— Да?! — тем временем воскликнула мама и затуманившимся взглядом посмотрела на Хрусталёва.

А я промолчала.

«Какая разница, у кого сколько денег? — подумала я, — мне вот абсолютно наплевать на Хрусталёва и его богатство, в придачу. Тоже мне тема для разговоров! Я не собираюсь тратить время на подобные обсуждения»!

В данный момент я предпочитала наслаждаться жизнью, которая так неожиданно изменилась. Вдыхая всей грудью пряный воздух леса, гармонично переплетающийся с ароматами костра, разожжённого на полянке, и жареного мяса, готовящегося на нём, я ощущала себя невероятно счастливой.

В этот момент кто-то включил музыку. Услышав её, Сергей Васильевич пригласил меня танцевать и мы одиноко закружились на середине полянки. Покачиваясь в такт мелодии, мы принялись тихо беседовать, неотрывно глядя друг на друга. В его глазах плескалось столько чувств, что в какой-то миг мне показалось, что он едва сдерживает непреодолимое желание поцеловать меня.

— Какое у тебя необычное имя — Василиса! — умело модулируя приятным баритоном, сказал Сергей Васильевич, тряхнув пепельно-русыми кудрями, словно пытаясь сбросить с себя какое-то наваждение.

Я смутилась. Честно говоря, моё имя мне не нравилось. Было в нём нечто пафосное на мой взгляд.

— Это мама так меня назвала в честь царевны из русской народной сказки, — словно оправдываясь, пояснила я, — Она вообще любит всё сказочное.

— А ты? — понизив голос так, что в нём отчётливо зазвучали бархатные нотки, спросил он, заглядывая мне в глаза, а потом осторожно, и одновременно нежно, провёл ладонью по моим длинным волосам, свободно лежащим на моих плечах.

Этот жест заставил меня покраснеть. Чувствуя, как в моей груди затрепетало, словно воробушек, пойманный в силок, сердце я потупилась, чтобы не выдать смущения. Но Сергей Васильевич, властным жестом взял меня за подбородок, а потом приблизив своё лицо к моему, выдохнул пересохшими губами:

— Ах! Какие глаза! Зелёные как у рыси.

Испугавшись, что я потеряю всякий над собой контроль, я решила изменить тему разговора и отстранилась от него.

— Мама называет меня Васькой. Правда, забавно? — тихо рассмеявшись, сказала я.

— Правда, — улыбнулся он, — словно мальчишку.

— Но мне больше по душе, когда меня зовут Асей, — посерьёзнев, сказала я.

— Почему? — удивился Сергей Васильевич.

— Это имя чем-то напоминает мне имя — Ассоль, — пояснила я, а потом спохватилась, — Вы знаете эту литературную героиню?

— Знаю, — кивнул он головой, а потом усмехнулся, — Так ты тоже любишь сказки, как и твоя мама?

— Да, — простодушно подтвердила я, — особенно «Алые паруса» Александра Грина.

— Но только это совсем не сказка, — возразил Сергей Васильевич, немного подумав, — Делать чудеса своими руками не так уж и сложно — это ведь и есть жизнь!

Его слова так поразили меня, что я на некоторое время замолчала.

«Это — он! — потрясённо подумала я, — мой капитан Грей»!

— Вы правы, — пробормотала я, ошеломлённая этим открытием.

— А ты никогда не задумывалась над тем, — спросил меня Сергей Васильевич, — что стало бы с Ассоль, если бы Грей выбрал из толпы вместо неё другую девушку?

— Она, наверное, умерла бы от горя, — дрогнувшим голосом ответила я, а потом натянуто улыбнувшись, попросила, — давайте не будем думать, что всё так грустно могло закончится, ладно?

— Ладно, — согласился Сергей Васильевич, а потом немного обиженно спросил, — скажи мне, я, что? Такой старый для тебя, что ты меня называешь всё время на Вы?

— Да нет. Просто я ещё не привыкла к Вам, — немного смутившись, ответила я.

«Как он мог так подумать?! — мысленно возмутилась я, — Я просто мучаюсь от застенчивости, поэтому так скована. А его возраст меня совершенно не волнует».

— Знаешь, сколько мне лет? — слегка напряжённо спросил он.

— Нет. А сколько? — поинтересовалась я.

— Если честно, то много, — отведя взгляд в сторону, смущённо признался он.

— Ну лет двадцать восемь? — простосердечно предположила я и, тут же спохватившись, что слегка перегнула палку, испуганно спросила, — я не обидела Вас?

— Что ж, это даже лестно, — польщено улыбнулся он, а потом признался, — Знаешь, а ведь мне уже почти тридцать шесть лет.

— Ну надо же! А я никогда бы Вам столько не дала! — искренне восхитилась я.

— Ты опять? — упрекнул меня он, а потом попросил, — пожалуйста, обращайся ко мне на ты, ладно?

— Ладно, — ещё смущаясь, и борясь с хорошим воспитанием, послушно ответила я.

Музыкальная композиция, тем временем, закончилась. Но мы так и продолжали крепко обнимать друг друга в воображаемом танце, не слыша, и не видя никого вокруг. Наверное, мы простояли бы так вечность, если бы Влад не вернул бы нас с небес на Землю. Следующей зазвучала ритмичная латино-американская мелодия. Он тут же, переведя всеобщее внимание на себя, принялся плясать. Да так красиво у него это получалось, что он мне не показался в этот момент таким уж противным.

«А он ничего, когда он не орёт дурниной на жену, — подумала я, решив станцевать с ним дуэтом, — в нём столько мальчишеской бесшабашности, что она отчасти компенсирует его хамство».

Когда я, немного запыхавшаяся, вернулась на своё место у костра, то обнаружила, что мамы рядом нет. Я завертела головой по сторонам, ища её глазами. И увидела, что она стоит чуть поодаль, прислонившись к берёзе и задумчиво смотрит, как волнами переливается жар на углях. Извинившись перед Сергеем, который после зажигательного латиноамериканского танца, снова оказался подле меня, я подошла к ней.

— Мама, у тебя всё в порядке? — участливо спросила я.

Она подняла глаза и грустно улыбнулась.

— Да, — тихо ответила она, — я давно мечтала провести ночь у костра. И сегодня моя мечта, сбылась.

7 глава

После того, как чудесные майские праздники закончились, мы с Сергеем стали постоянно созваниваться. Почти каждый вечер он приезжал, чтобы увидеться со мной. Я искренне радовалась его приезду, пытаясь окружить заботой, накормить и обласкать. А потом мы с ним шли гулять по санаторским аллеям, на одной из которых, присев на уединённую лавочку, мы бросались друг другу в объятия и принимались упоённо целоваться.

Млея от ласк Сергея, я восторженно думала: «Если его поцелуи так прекрасны, то каким же восхитительным будет их продолжение»?

А утром он вставал ни свет ни заря и, позавтракав тем, что я ему приготовила, на первой электричке отправлялся на работу, в Москву.

— К себе домой, при всём желании, я не могу тебя пригласить. Ведь я живу в квартире бывшей жены. Правда, в отдельной комнате, — однажды виновато сказал Сергей, — но я там редко бываю. Ночую, где придётся: то у друзей, то у брата, то у матери…

— Тебе не нужно оправдываться передо мной. Я тебе полностью доверяю, — перебила я его, не дав договорить, — а твой жилищный вопрос меня мало волнует. Потому что для меня главное — это ты.

Меня и в самом деле не заботил тот факт, что после развода Сергею стало негде жить.

«Важно, что мы любим друг друга, а остальное — ерунда на постном масле»! — купаясь в волнах счастья, думала я.

А всё, что выходило за рамки этого счастья я считала глупостью. Ведь рядом с Сергеем я чувствовала себя маленькой беззащитной девочкой, и мне это очень нравилось. Видимо, оттого что я выросла без отца, я подсознательно ждала от мужчины такого вот заботливого отношения, которое мне Сергей давал. А он очень хорошо вписывался в эту роль. Он неустанно сдувал с меня пылинки и, как мне казалось, очень мною дорожил.

«Моя Ассоль», — трепетно говорил он при этом.

А главное, он не настаивал на интимной близости после того, как я оказала ему решительное сопротивление, когда он сделал первую попытку в этом направлении. Он просто сказал мне:

— Я подожду, когда ты сама захочешь. Я не буду тебя ни к чему принуждать без твоего согласия.

Такая неслыханная деликатность меня окончательно покорила. Ведь, отказав Сергею удовлетворить его естественное мужское желание, я сначала не на шутку испугалась.

«Вдруг он обидится, и после этого мы расстанемся»? — в ужасе думала я, не собираясь однако уступать ему.

Но Сергей и не думал обижаться. Он продолжил сдувать с меня пылинки с утроенным рвением. Мало того, каждый раз, когда Сергей приезжал, он или привозил полные сумки продуктов, или просто давал маме деньги. Сергей считал, что не имеет права жить за счёт одиноких женщин.

А через месяц он сделал мне предложение. Я, не колеблясь, согласилась отдать ему руку и сердце в придачу. А потом мы решили получить согласие на наш брак у моей матери.

— Что случилось? — испуганно спросила она, увидев как мы встали перед ней на колени.

— Мама, благослови нас, — вместо ответа попросила я, — Серёжа хочет, чтобы мы стали мужем и женой.

— Я вас благословляю, — смахнув воображаемую слезу, немного пафосно сказала моя мать, — будьте счастливы, дети мои.

На следующий же день мы подали заявление в Центральный Московский Дворец Бракосочетаний. После чего я принялась нетерпеливо считать дни до исторического момента, который очень скоро должен был произойти в моей жизни. А Сергей, тем временем, продолжал свято охранять мою чистоту. Однажды, во время очередного визита, он в порыве откровенности во время ужина доверительно сказал маме:

— Мы должны приложить все усилия, Люба, чтобы сохранить в Асе её редкую непосредственность.

Она только промолчала в ответ, исподлобья глянув на меня.

А когда Сергей уехал, я, как всегда, проводив его до двери, вернулась в гостиную. А там я неожиданно застала маму горько плачущей. Она лежала на софе, отвернувшись к стене. Её округлые плечи судорожно вздрагивали.

— Мамочка, ты что? — бросилась я к ней.

— Ничего, — всхлипнув ответила она, продолжая лежать, уткнувшись носом в стенку.

Я присела рядом и погладила её по плечу. Почувствовав прикосновение моей ладони, она резко повернулась. Её лицо было припухшим от слёз, и я тут же почувствовала острую жалость к ней.

— Мамочка, — ласково сказала я, пытаясь её утешить, — не нужно плакать! Я всегда буду рядом с тобой. Несмотря ни на что.

Посмотрев на меня несчастными глазами, она громко всхлипнула в ответ.

— Я знаю, — словно оправдываясь, сказала она, — Просто, когда я услышала, как вы с Сергеем целуетесь в прихожей, я ясно поняла, что скоро останусь одна, и мне стало нестерпимо больно.

— Не останешься, — горячо возразила я, — я никогда не брошу тебя. Слышишь?

— Да слышу, — горестно вздохнула мама, а потом вдруг обиженно насупилась, — вот и кончилась моя бабья жизнь. Мне осталось только одно теперь — нянчить внуков.

Я пожала плечами.

«Разве возиться с внуками — это так уж плохо»? — недоумённо подумала я.

Но вслух поостереглась такое сказать.

8 глава

Вскоре семейство Хрусталёвых приехало на отдых в пансионат, в котором мы все познакомились весной. В первый же вечер, Влад пригласил нас с мамой в честь собственного дня рождения на шашлыки. Мы приняли это приглашение и в сопровождении Сергея отправились в знакомый лес. Мама захватила с собой в подарок виновнику торжества — трёхтомник Пушкина в красно-бордовом бархатном переплёте с золотым тиснением.

Увидев в её руках книги, я немного удивилась.

«На кой Владу стихи? — недоумённо подумала я, — ведь он очень далёк от поэзии». Правда, вслух я ничего не сказала.

«Пусть дарит! — решила я, — ведь ей виднее, как поступать».

Когда мы появились на поляне, пир уже начался. Гости Влада, расположившись на траве, возле расстеленных покрывал, взятых из номеров пансионата, и щедро заставленных яствами, вовсю веселились. Увидев нас, они приветливо замахали руками, приглашая присоединиться к ним. Поздравив «новорожденного», мама, слегка раскрасневшись от смущения, вручила ему подарок. Недоумённо повертев в руках книжки, Влад рассеянно поблагодарил её, а потом небрежно бросил их в багажник автомобиля, припаркованного неподалёку от полянки. Проследив взглядом, как новенькие сборники гениального русского классика, плюхнулись в загаженный машинными маслами и бензиновыми разводами авто-бокс, мама жалобно глянула в мою сторону, словно ища сочувствия. В ответ я только пожала плечами.

Тем временем Сергей вручил виновнику праздника конверт с деньгами.

— Спасибо, Серёга! — заглянув внутрь него, радостно воскликнул Влад, а потом, спрятав конверт в карман джинсов, довольным голосом добавил, — Вот это я понимаю — подарок! Не то что книги!

Затем, продолжив прерванное застолье, он принялся смешить публику, а мы уселись возле импровизированных скатертей-самобранок и приступили к праздничной трапезе.

Когда день стал уверенно опрокидываться в ночь, веселье стало потихоньку утихать. Гости, после съеденного шашлыка, и выпитого вина, сыто расслабились, перейдя на неспешную беседу.

Между тем, наступивший вечер, стали поглощать сумерки, погрузив лесное царство в прохладу. А когда на траву устало опустилась ночь, гости отправились вглубь леса: кто на ручей за водой, а кто за хворостом для костра. В итоге мы остались с Владом одни на полянке.

Я сидела у костра и заворожено любовалась на языки пламени, жадно лижущие обугленные поленья. Мне было немного холодно. Но огонь костра не давал мне замёрзнуть. Он уютно потрескивал у ног, облизывая чёрные головешки, и, обдавая меня жарким дыханием. Чуть вдалеке, за пределами тепла и света завывал голодный лесной комарик, мечтающий вонзить свой хоботок в какую-нибудь зазевавшуюся жертву, отошедшую на достаточное расстояние от огня. Но я не обращала на него внимания. Я была поглощена мечтами о предстоящих в моей жизни счастливых переменах.

— Ася! — неожиданно вывел меня из грёз тенорок Влада, который всё это время крутился возле костра.

Нехотя, оторвавшись от увлекательного созерцания пляшущего на углях пламени, я вопросительно глянула в его сторону, и увидела, что Влада бьёт сильный озноб. «Наверное, он замёрз», — подумала я, невольно поёжившись.

— Я тебя люблю, — поймав мой взгляд, не совсем трезвым голосом вдруг выпалил он и, глядя на меня в упор, начал медленно ко мне приближаться, — я влюбился в тебя с первого взгляда…

Но договорить он не успел. Не дойдя до меня несколько шагов, Влад поскользнулся на сырой траве. Нелепо взмахнув мускулистыми руками, и, коротко охнув, он кулем рухнул подле меня на землю. А я вскочив, рефлекторно отпрыгнула в сторону.

Растерянно глядя, как Влад беспомощно барахтается возле моих ног, делая тщетные попытки принять вертикальное положение, я поняла, наконец, смысл того, что он только что сказал. Чтобы сразу пресечь ненужные разговоры на любовные темы, пока Влад пытался подняться с земли, я жёстко отрезала:

— А я люблю Сергея. И скоро выйду за не