Я мог бы решить эти проблемы, просто солгав всем, но как я смогу жить с самим собой после этого? Как буду смотреть Оливии в глаза каждый день, зная, что снова пожертвовал ею ради мамы, фермы, работы?
Никто так не знает ее страхи, как их знаю я. Никто не знает, какая она на самом деле хрупкая и нежная. Все эти люди не знают, что она плачет во сне и прижимается ко мне всем телом так, словно хочет оказаться внутри меня. Но я знаю все это. И несмотря на все наши ссоры, в этом зале нет двух людей, которые были бы созданы друг для друга так, как мы двое. Мой мир целиком построен из искусственных правил, устанавливающих, что я должен другим – отцу, семье, университету. Но почему-то все эти правила исключают из моей жизни то единственное, что для меня по-настоящему важно.
Ее.
Если бы не проклятые ферма и универ, она бы сегодня была здесь со мной.
– То, что некоторые парни из команды приглашают меня на свидание, не делает меня местной шлюхой, – огрызаюсь я. – Я не имел в виду ничего такого, – устало стонет он, потирая глаза. – Ты привлекательна. Вот все, что я хотел сказать. Робкое теплое чувство пронизывает меня. Этого не должно быть. Мне должно быть все равно, что он думает… – Привлекательная, да? Уилл направляется к выходу из кухни. – Не беспокойся, твой характер полностью перебивает это впечатление. Пошли, а то опоздаем.
Я бегу изо всех сил, но в приятной манере, и каждой клеточкой своего тела чувствую целый мир – уже не тот ужасный, что был прежде, а этот новый, с ветром и сухой травой, похрустывающей у меня под ногами, словно крошечные фейерверки. В этом беге сосредоточено все, что я люблю: запах близкой зимы, жжение в мышцах, пока я проношусь через поле, и ощущение ледяного воздуха, пронзающего мои легкие. И еще я люблю того парня, что бежит следом за мной, но становится все ближе. Я люблю его так сильно, что даже замедляю ход, впервые желая, чтобы меня поймали.
Я бегу изо всех сил, но в приятной манере, и каждой клеточкой своего тела чувствую целый мир – уже не тот ужасный, что был прежде, а этот новый, с ветром и сухой травой, похрустывающей у меня под ногами, словно крошечные фейерверки. В этом беге сосредоточено все, что я люблю: за
– Я бы отдал все на свете, чтобы изменить твое прошлое, но в то же время оно сделало тебя такой, какая ты есть. Ты считаешь, что в тебе много ужасного, но я люблю в тебе эти вещи. Эту твою хрупкость: то, как ты замираешь, стоит кому-то попытаться обнять тебя, сделать тебе комплимент или показать, что ты ему небезразлична. Я не могу отделить все это от твоей личности, поэтому я люблю тебя целиком. И я должен был сказать тебе это давным-давно.
Никто не знает, какая она на самом деле хрупкая и нежная. Все эти люди не знают, что она плачет во сне и прижимается ко мне всем телом так, словно хочет оказаться внутри меня.
снился кошмар. Все в порядке. – Нет, – говорит она, задыхаясь, хватаясь за свое горло. – Это был не сон. Это была я. Я это сделала. Я выкопала яму. – Какую яму? – спрашиваю я, пытаясь разжать ее руки. – Ту, где он похоронил Мэттью, – отвечает она. – Это я выкопала яму.