Книга течет на любых скоростях, в страницу может уложиться несколько месяцев, в полсотни страниц — один день. Герой может целую главу думать одну мысль. Первый том охватывает шесть месяцев, второй — шесть лет. Короткая глава 2-1-X, четыре странички, описывает события с марта 1806-го по январь 1807-го, 2-1-XVI — происшествия с конца 1806-го по ноябрь 1807-го,
многие из нас прочли ее по несколько раз, и разное кино смотрели, и герои книжки существуют, получается, одновременно в разных своих возрастах, словно расставлены фигуры в огромном зале, и мы ходим между ними уже в произвольном порядке, а не по канве текста.
Меня всю жизнь занимает внешность текста, буквицы и виньетки, в детских журналах я больше всего любил, когда слово, скажем, «паровоз», заменялось изображением крохотного паровозика, мне нравится топография листа научной монографии, что испещрен квадратными скобками и звездочками, я симпатизирую футуристике в стихосложении и радуюсь, когда на картине в музее что-нибудь написано.
Меня всерьез расстраивают страдания «золотушных кривляк». (Так Тургенев назвал барышень из «Войны и мира», без уточнения имен, просто написано «барышни».
В романе очень много примеров такой подчеркнуто внешней позиции наблюдателя. Авторитетность старшего рассказчика является только крайним проявлением внешней позиции, важна сама операция постоянного овнешнения, последовательного моделирования взгляда со стороны. Способность быть субъектом, одновременно находящимся в определенной позиции и в позиции «над», может быть присуща не только рассказчику, но и героям.
Выделенные «видимо» и «казалось» не могут принадлежать верховному автору с большой буквы, тот знает без «видимо». А здесь моделируется фигура, что ли, представителя автора, который условно расположен в одном пространстве с героями, оценивает их по внешним впечатлениям.
Толстой конструирует саму позицию говорения извне, со стороны или сверху, чем он обеспечивает авторитет голоса рассказчика, как формирует фигуру всеведущего автора, иллюзию объективности?
Ключевым оказывается сам факт расслоения, демонстрация возможности взгляда из другого пространства, ситуации, статуса.
Война и мир» устроена как человек — рефлексирующий человек, который переживает внешние и внутренние противоречия, пытается ответственно смотреть на себя со стороны, удивляется, как на фоне бесконечно разнонаправленных чувств, эмоций и интересов личность все же сохраняет единство, а жизнь ухитряется продолжаться. Уровни нашей личности и пласты реальности столь многочисленны, разноприродны и иной раз враждебны друг другу, взаимодействие их столь затруднено, что, казалось бы, эта машина не должна работать — но почему-то работает.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей шла, как и всегда, независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном, и вне всех возможных преобразований.