Книга течет на любых скоростях, в страницу может уложиться несколько месяцев, в полсотни страниц — один день. Герой может целую главу думать одну мысль. Первый том охватывает шесть месяцев, второй — шесть лет. Короткая глава 2-1-X, четыре странички, описывает события с марта 1806-го по январь 1807-го, 2-1-XVI — происшествия с конца 1806-го по ноябрь 1807-го,
Меня всю жизнь занимает внешность текста, буквицы и виньетки, в детских журналах я больше всего любил, когда слово, скажем, «паровоз», заменялось изображением крохотного паровозика, мне нравится топография листа научной монографии, что испещрен квадратными скобками и звездочками, я симпатизирую футуристике в стихосложении и радуюсь, когда на картине в музее что-нибудь написано.
многие из нас прочли ее по несколько раз, и разное кино смотрели, и герои книжки существуют, получается, одновременно в разных своих возрастах, словно расставлены фигуры в огромном зале, и мы ходим между ними уже в произвольном порядке, а не по канве текста.
Меня всерьез расстраивают страдания «золотушных кривляк». (Так Тургенев назвал барышень из «Войны и мира», без уточнения имен, просто написано «барышни».
В романе очень много примеров такой подчеркнуто внешней позиции наблюдателя. Авторитетность старшего рассказчика является только крайним проявлением внешней позиции, важна сама операция постоянного овнешнения, последовательного моделирования взгляда со стороны. Способность быть субъектом, одновременно находящимся в определенной позиции и в позиции «над», может быть присуща не только рассказчику, но и героям.
Выделенные «видимо» и «казалось» не могут принадлежать верховному автору с большой буквы, тот знает без «видимо». А здесь моделируется фигура, что ли, представителя автора, который условно расположен в одном пространстве с героями, оценивает их по внешним впечатлениям.
Толстой конструирует саму позицию говорения извне, со стороны или сверху, чем он обеспечивает авторитет голоса рассказчика, как формирует фигуру всеведущего автора, иллюзию объективности?
Ключевым оказывается сам факт расслоения, демонстрация возможности взгляда из другого пространства, ситуации, статуса.
мы попадаем в гостиную Ростовых, в центре гостиной — графиня, принимающая гостей. М-ль Шерер управлять веретенами помогали Лиза Болконская и Элен, здесь в роли помощницы — княгиня Друбецкая. Нам вновь рассказывают о важности ритуалов — «Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: “Je suis bien charmée; la santé de maman… et la comtesse Apraksine” и опять, зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать»; шуба в августе, надо думать, возникла, чтобы подчеркнуть всесезонность ритуала. Граф говорит с гостями с одинаковым выражением на полном лице. Контраст с Шерер: во второй главе она приветствовала Пьера поклоном, «относящимся к людям самой низкой иерархии в ее салоне», — а в характере Ильи Андреевича подчеркивается ровное отношение к «низшим» и «высшим».
Машина текста, движущаяся с торможениями и препинаниями, в 1-1-VII дважды сдает назад, включается ретроспекция. Рассказано о производстве Бориса в гвардию (но в адъютанты Анна Михайловна пропихнуть его не смогла), сообщено, как Безухов, Курагин и Долохов позабавились с медведем после вечеринки (привязали к зверю квартального надзирателя и запустили тандем плавать в речке Мойке), стало известно, как наказаны хулиганы (Пьер выслан «в Москву», Анатоль выслан «из Петербурга», Долохов разжалован в солдаты).
