по небу, как ни в чем не бывало, напластованные цинковыми белилами, гуляли пышные, с синевой облака; по забытым улицам неслись стаи тополиного пуха, а между рамами окна порхали бабочки – безумный снегопад, сквозь который удалялись в прошлое слон и верблюд, животные для Тополева переулка не экзотические.
Он протекал в районе Мещанских улиц – булыжная мостовая, дома не выше двух-трех этажей, палисадники за невысокой деревянной оградкой, а там среди георгинов, подсолнухов и «золотых шаров» росли высоченные тополя, так что в положенный срок над переулком клубился и залетал в глубокие арки бесчисленных проходных дворов, сбивался в грязные кучи невесомый пух.
Бабка любила повторять, что этот лэйдегеер – «балбес, бездельник» – повсюду «ищет драку на сраку». Эр зихт макес аф ин тухес! – повторяла она в сердцах и была права.
живешь в какой-нибудь знаменитой европейской столице лет сорок, в твоем распоряжении бесчисленное множество ресторанов, кафе, тратторий, брассерий… Но ты непременно выберешь и обживешь пяток милых твоему сердцу и желудку заведений и всех гостей, приезжих родственников и дальних знакомых водишь туда из года в год. Сила человеческой привычки, что ли? А может, лучше сказать – рутина предпочтений.
