Александр немедленно отправил требовать выдачи десяти демагогов – по словам Идоменея и Дурида – и восьми, как сообщает большинство самых известных писателей, именно: Демосфена, Полиевкта, Эфиальта, Ликурга, Мэрокла, Демада, Каллистена и Харидема.
Враги Диона, испугавшись перемены в настроении Дионисия, убедили его вернуть из изгнания Филиста, человека образованного, знакомого со всеми тонкостями жизни при дворе тиранов. Они хотели иметь в нем противника Платону и его философии. Филист с самого возникновения тирании был одним из самых жарких ее сторонников и долгое время командовал гарнизоном в акрополе.
XI. ЭТО ДИОН повторял ему часто в виде советов. Он приводил при этом и некоторые выражения Платона. Наконец, ему удалось внушить Дионисию сильное, дошедшее, так сказать, до исступления желание послушать Платона и поговорить с ним. Немедленно в Афины стали отправляться одно за другим письма от Дионисия и целый ряд просьб со стороны Диона. Кроме того, ему писали из Италии пифагорейцы, советуя ехать и взять в руки молодого человека, увлеченного своей огромной властью и могуществом, и не позволять ему выходить за пределы дозволенного с помощью серьезных представлений.
Платону, по его собственному признанию, стало стыдно самого себя. Могли подумать, что он силен только на словах, по своей же собственной воле не в состоянии приняться за что-либо. Он надеялся, кроме того, очистив одного человека, если можно так выразиться, душу политического тела, вылечить от болезни и всю Сицилию. Он принял приглашение.
«Несокрушимые» цепи, продолжал Дион, не то, что понимал под этим выражением его отец, – страх, насилие, масса кораблей и множество телохранителей-наемников, – но любовь, готовность к жертвам и доброжелательство, как следствие нравственного совершенства и справедливости. Эти средства, говорил он, мягче первых, суровых и жестоких, тем не менее благодаря им власть тирана делается сильнее и прочнее. Без них тиран доказывает, что в нем нет ни честолюбия, ни благородства, раз он станет пышно одеваться, гордиться великолепной отделкой своего дворца, между тем как своим обхождением и умом будет нисколько не лучше первого встречного, дворец же его души, если можно так выразиться, не будет украшен так, как следует иметь его украшенным царю.
X. ВИДЯ его сына обезображенным отсутствием воспитания и испорченным в отношении характера, Дион советовал ему заняться своим воспитанием и настоятельно просить первого из философов приехать в Сицилию, по приезде же его предоставить себя в его распоряжение, исправить свой характер правилами нравственности.
Он должен был стараться быть подобным тому божественному, чудному образцу всего сущего, которому повинуется все, из неустроенного делаясь устроенным, и таким образом сделать очень счастливым самого себя, чтобы дать высокое счастье и своим подданным, которые станут делать из чувства разума и соединенной с любовью справедливости то, что делают теперь с грустью под давлением его власти. Они будут делать это тогда, как бы исполняя волю его отца, – и из тирана он превратится в царя.
Своих друзей он остерегался, по его словам, потому, что знал, что они, как люди умные, предпочитают быть сами тиранами, нежели повиноваться тирану. Какого-то Марсия, которого он сам вывел в люди и которому дал начальническое место в войске, он приказал казнить, так как увидел во сне, что Марсий убивает его. По его мнению, он увидел сон этот потому, что Марсий, думая об этом, рассуждал сам с собой наяву. Вот как пуглив был этот человек, вот как тяжело было вследствие трусости нравственное состояние того, кто рассердился на Платона за то, что последний не назвал его самым храбрым человеком в мире!
IX. ПРИЧИНУ этого Дион видел в недостатке образования Дионисия. Он старался приучить его к благородным занятиям, приохотить к научным работам и чтению нравственных сочинений, желая, чтобы он перестал бояться нравственности и приучил себя находить удовольствие в прекрасном. По своей натуре Дионисий вовсе не принадлежал к числу самых дурных тиранов, но дело в том, что отец держал его дома под замком: он боялся, что, сделавшись умнее и сблизившись с умными людьми, он устроит заговор и отнимет у него власть. Лишенный вследствие своего одиночества всякого общества, не принимавший никакого участия в политике, Дионисий делал, говорят, тележки, подсвечники, деревянные кресла и столы. Дионисий Старший был так недоверчив, так подозревал всех, так боялся их, что не позволял даже брить свою голову, – его цирюльник должен был выжигать ему волосы углем. В его комнаты не могли входить в своем платье ни брат, ни сын – прежде чем войти, они должны были раздеться и надеть на себя другую одежду, чтобы караул видел их голыми. Однажды брат его Лептин, объясняя положение какого-то места, взял копье у стоявшего возле телохранителя и начертил им положение этого места. Дионисий страшно рассердился и приказал казнить того, кто дал свое копье.
называя его нравственные достоинства недостатками: его серьезность была на их языке гордостью, его откровенность – наглостью. Его советы они называли упреками, его неучастие в их проступках – презрением. Правда, в характере Диона было что-то гордое и суровое, делавшее его необщительным и недоступным. Он был неприятен и не мог нравиться не только молодому Дионисию, который слышал одну лесть, – многие даже из тех, кто охотно сближались с ним и любили его за его простой и благородный характер, относились с порицанием к его манере держать себя – он вел себя с имевшими нужду в нем более грубо и невежливо, чем то следует человеку, посвятившему себя политической деятельности. Вот почему и Платон как бы пророчески писал ему, чтобы он берегся самонадеянности, подруги одиночества. Дион в то время пользовался особенным уважением вследствие политических обстоятельств – он один или более других мог удержать от падения, спасти колебавшуюся тиранию. Но он знал, что был первым и самым влиятельным лицом при дворе тирана не из любви к нему, а против воли Дионисия, что в нем нуждались.
Но затем она стала все более и более слабеть, слабеть, не переставая, пока не ослабли и порвались окончательно те несокрушимые цепи, которыми Дионисий Старший, по его собственным словам, связал молодого тирана, оставив ему монархию. Говорят, целых девяносто дней подряд Дионисий Младший пил не переставая. Двор его, куда все это время запрещен был доступ умным людям и серьезным разговорам, был полон пьяных шутов, певцов, танцоров и блюдолизов
