автордың кітабын онлайн тегін оқу Право на меч
А. Л. Легат
Право на меч
* * *
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© А. Л. Легат, текст, 2024
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024
I. Криг
«На чьей стороне бьется твое сердце?» – дважды в году спрашивала матушка.
«Там, где стены моего дома», – я говорил правду так мягко, как мог. Позволял матери заблуждаться и со стыдом принимал ее благодарность. Но всей правды не утаишь, когда живешь с людьми шестнадцать лет. Иногда я называл поместье Тахари цирком.
Кажется, мама так и не поняла, что этот балаган нравился моему брату, не мне. И то мы бывали на трибунах недолго, пока не стихала музыка. Кто же добровольно останется в цирке жить?
Я бил Саманью – своего наставника – один раз из трех к пятнадцати годам. Гувернер Удо проигрывал мне в конкор. Что уж говорить о брате? Отцу не было никакого дела. Я поздно понял, что вечные распри в семье, попытка стравить меня с Тэмом за наследство – изощренная любовь к хорошему зрелищу, не более. Азарт плохого игрока. Мой брат, как полагалось его возрасту, сообразил раньше меня и делал все спустя рукава. А потом приходил отец и хвалил не по заслугам.
Интересно, вспомнит ли мама об этом. Теперь, когда нас разделяет целое море.
Я шел по задымленным улицам Крига. Первый город Северной Воснии на пути чужеземца. Промозглый и раздобревший от судового промысла. Обласканный волнами залива, забытый королем. Здесь скрепляли союзы и разрывали их на следующий же день. Только три вещи оставались незыблемы в Криге: банк Арифлии, право на меч и нейтралитет сторон войны. Из-за последнего я и остался здесь, плюнув на столицу Воснии. Криг – обитель убийц из Долов и Восходов. Мечта авантюриста, пристанище бедняков, раздолье для тех, кто ищет славы в военных походах. Выгребная яма, пропахшая топленым жиром. Мой новый дом, если повезет.
Для Крига я – еще один беглец с Дальнего Излома, как здесь кличут граждан Содружества. Пусть. Вчера я покинул старую пристань с намерением никогда более к ней не возвращаться. И вовсе не потому, что меня скрутило, едва я спустился на пирс.
По прибытии на материк я снял неприметную комнату далеко от улиц Крига. Не стал тратиться на прислугу, и речь не только о жадности. Любой мужчина в походе, будь он знатных кровей или из глухого села, обязан уметь о себе позаботиться. К тому же в первые дни я был железно уверен, что вот-вот найду свое место под флагом. В Воснии бойня не заканчивалась даже зимой.
Кажется, воевали здесь исключительно по пустякам.
– Свежий толстолобик! – надрывался торговец на Равной площади. – Только вытащил из сетей…
– Смердит, что твоя мамаша, – вежливо подсказали ему солдаты из патруля.
– Здравия вам, достопочтеннейшие защитники города Криг, – почти взвизгнул торговец, помахав им платком. Ему отвечали смехом и какими-то жестами.
В бойцах я узнал присягнувших Восходам – сразу три солнца на блекло-сером стяге. Одна из сторон, к которой я напрошусь под знамя. Впрочем, совсем скоро они сами начнут меня искать. И упрашивать встать в их ряды…
Все дело в победе. Я подгадал время отплытия с запасом: межсезонный турнир объявили за месяц до начала. Неделя ушла на сборы, две – на качку в море. В Содружестве почитали дисциплину. Я был сыном острова лишь на треть: с большей радостью опоздал бы на отцовские похороны, чем на дикарский турнир.
Конечно же, дело было и в жадности. Золото – кровь городов. То, без чего я загнусь к весне или раньше. Нищета казалась мне нелепым концом. Право на меч – это уже больше, чем было у многих в Криге. И в разы меньше, чем у моего отца, который получил власть за сговор с консулами. Незадолго до того, как королю отсекли голову. Буджуна Тахари при казни даже не видели, что не мешало ему присвоить все лавры.
Свою славу я заслужу не удачей, а тяжелым трудом. Тяготы уже начались: я заплутал на перекрестке у площади.
– Прошу меня извинить. Вы не подскажете, где канцелярия? – остановил я одного из прохожих.
Мужчина хмыкнул, покосился на керчетты в ножнах, приметил вышивку у моего воротника и протянул руку. Ладонь к небу – жест, известный в любом краю.
– Спасибо за помощь, доброго дня, – неискренне пожелал я.
Пристыдить воснийца не удалось. Я вздохнул и отправился вперед по наитию. До заката еще оставалось время. Криг строили на совесть: загляни сюда армия недруга, они бы два дня искали сердце города. Кругом дома в два этажа, темный щебень и макушки редких башен – одна неотличима от другой.
Меня выручил священник. Он не требовал монет, только зачитал мне молитву на каком-то воснийском наречии. Я изобразил почтение, хоть и не понял ни черта, кроме самого главного – канцелярию стоит искать через два перекрестка на востоке.
Удивительно, но святые отцы Воснии говорили правду. Через какое-то время я встал перед широкими воротами. Канцелярия как есть – не спутаешь. Дикари они или хуже, но ворота воснийцев ничем не отличались от наших.
Отряхнув пыль с сапог, как научили меня в Стэкхоле, я шагнул в чужие владения, посягая на большее – что они станут моим новым домом. И даже если здесь начнется цирк, я уже знаю, для кого выступать и каковы ставки.
В дверях стоял всего один охранник.
– Право на меч? – неприветливо буркнул крупный восниец со шрамами на половину лица.
– На два сразу, – чуть улыбнулся я.
И хлопнул себя по поясу, призывая оценить ножны и тиснение. Одно правило по обе стороны моря: есть деньги на такую изящную работу – значит, перед тобой аристократ или приближенный из гвардии. А если уж владелец каким-то образом стащил фамильные мечи, лучше и не пытаться встать у него на пути. Вот тебе и весь закон.
Восниец только хмыкнул и поторопился открыть передо мной дверь. Я замешкался, позабыв о том, что в Воснии горожане все еще прислуживают всякому, кто выше статусом. И чуть не ляпнул благодарность.
Мой разговорный воснийский не был так плох, в отличие от письменного. В крайнем случае я мог изъясниться на эританском – спасибо академии и частным урокам. Но я все равно сутулил плечи и смотрел себе под ноги, будто возвращался к семейному столу.
Набрав воздуха в грудь, я прошел в кабинет приемщика. Шагал вполне достойно, чуть задрав подбородок. Старым привычкам, как и старым телам, место на кладбище.
– Доброго дня, – отчетливо произнес я на воснийском. – Я на турнир.
– Как вас записать? – Клерк даже не посмотрел в мою сторону. Только выводил круги пером в гроссбухе.
– Лэйн. – Я пожал плечами.
– Имя семьи?
– Не важно. – Я ответил резче, чем стоило бы.
– Значит, просто Лэйн. – Еще один крючок, отдаленно напоминающий буквы. – Добавить что-то еще?
– Я прибыл из Содружества.
Клерк пошевелил губами без звука, явно смутившись. Вывел разборчиво, с чувством, так, что и я смог распознать название края: «Дальний Излом». Как по мне, «Содружество» пишется быстрее и проще.
– От Долов иль с Восходами?
Тут настал мой черед удивляться:
– Я не присягал…
– Тогда еще десять золотыми. – Клерк невозмутимо провел черту на листе.
Вот как. Я ничем не выдал своей злости.
– Если пройду в финал, сколько получу?
– Шестая часть со всех ставок плюс половина залога, – как скороговорку, произнес клерк.
Удо сказал бы, что это чистый грабеж. И был бы прав. Ни одного аристократа, даже во времена при короле, не посмели бы так нагло обдирать.
Только я собрался отказаться, клерк прошептал, почти не шевеля губами:
– Конечно, вы могли бы заручиться помощью Симона. То – дело другое.
Не успел я обжиться в Криге, а от меня уже требовали пресмыкаться, просить о помощи, кому-то прислуживать…
Я дернул верхней губой:
– Ваш залог.
И расплатился. Два блюдца с печатью консулата не успели замереть на столе: узловатые пальцы клерка их тут же прибрали. Словно опытный меняла, клерк быстро опробовал золото на зуб, а следом закинул монеты на весовую чашу. Уж в чем были правы моряки «Луция», обсчитывают и лгут здесь так же умело, как на родине.
Я не лгал. И платил честно, что подтвердил самый бесстрастный судья – равноплечные весы.
– Приходите через два дня. – Клерк остался доволен и ударил печатью по сургучу. Рядом с оттиском вывели мое имя. Небрежно-брезгливым почерком.
Вот так я получил мятую бумажку и право биться в новом цирке за немалую цену. Хмурые тучи нависли над Кригом, вдалеке грозилась непогода. Я вышел из канцелярии, сдерживая улыбку.
Судьба явно благоволила мне. Все шло лучшим образом. Три дня – отличный срок: как раз успею притереться к местному интендантству или наместнику. В походах всегда нужны умелые и смекалистые люди. Будь они хоть с той стороны моря. А если Долы и Восходы не поверят моему навыку, то непременно возьмут свои слова обратно, едва я отделаю их чемпионов на поле.
В этих грезах я чуть не налетел на незнакомца. И снова чуть было не извинился. Восниец не посторонился – он встал поперек дороги у забора канцелярии, преградив выход. Так я понял, что мы столкнулись не по воле случая. Пальцы сами нашли рукоять керчетты, и я отступил на два шага. Временами и старые привычки бывают полезны.
Особенно когда перед тобой высится человек-валун, самый крупный восниец, который попадался за жизнь. Точно бойцовский пес: глубоко посаженные глаза, кривая челюсть, которую явно ломали не раз.
– Ваше благородие, – без видимого почтения улыбнулся этот тип. – Добро пожаловать в Северную Воснию.
– Мы знакомы? – Я чуть задрал подбородок, не отнимая ладони от ножен.
Восниец посмотрел на меня льдистыми глазами холоднее покойника. И перевел взгляд, будто увидел что-то за моей спиной.
Я обернулся. Створки на фасаде канцелярии оказались открытыми. Из окна выглядывал знакомый клерк, кутаясь в шерстяную накидку. Они явно приятельствовали с человеком-валуном.
Отвечать на мой вопрос восниец не собирался.
– Вижу, вы еще не присягнули.
Так нагло говорят либо стражники, либо аристократы. Переходить кому-либо дорогу на второй день по прибытии я точно не собирался.
– Я только попал в Криг, – честно признался я. – Хочу сперва разобраться.
Восниец улыбнулся, показав сразу три пропавших зуба.
– Какой верный подход! Для тех, кто мыслит свободно, – подмигнул мне этот валун, словно мы уже подружились, – господин Симон и обеспечивает порядок в городе. Ну, чтобы Долы и Восходы не расшалились, верно?
Я осторожно кивнул. Восниец точно стоял у забора с подмогой: еще три незнакомца косились в нашу сторону. С виду – без права на меч, но разве тычковой нож сложно припрятать в одежде? А расстояние в половину дома легко преодолеть бегом. Если что-то пойдет не так, я не успею нанести и трех ударов. Восниец подметил очевидное:
– Гостям Крига лучше иметь за спиной хороших друзей.
Гость – это, видимо, я и есть.
– Всем пригодится, – я обласкал взглядом приятелей валуна.
– Меня зовут Вард.
Широкая мозолистая ладонь придвинулась ко мне. Я смутился. В Воснии пожимали руки лишь проверенным людям.
– Очень приятно, – выудил я из памяти верные слова, но подставленной руки не коснулся. Странное дело, в воснийском водилось около трех разновидностей приветствия. Когда объявляешь другом чужака, когда вспоминаешь старого приятеля или признаешь мертвеца. Главное – не перепутать одно с другим. – Я – Лэйн. Ваша семья?
– Друзья не кличут друг друга, вспоминая отцов, – вывернулся Вард, не показав и тени обиды. Продел пальцы за пояс. Крепкий, добротный пояс – на таком можно носить хоть три меча. – Выбирайте друзей с умом, молодой господин.
Таким тоном матушка наставляла меня, отправляя на выслугу перед консулатом. Если кто-то дает совет, значит, что-то ему от тебя надо.
– Постараюсь. – Я улыбнулся, как приходилось кривиться перед важными чинами. – Разобраться бы…
Вард приподнял брови, и я понял, что слишком усердствовал, изображая простака. Пришлось развести руками:
– Столько вопросов…
– О, гостям и их вопросам всегда рады у господина Симона. Вы приглашены. Седьмой дом по улице Привозов, если считать от башни Восходов.
Один из приятелей Варда с неприязнью покосился на меня и шумно сплюнул на брусчатку.
– …Только господин Симон очень занятой человек, – голос Варда смягчился, что звучало совершенно нелепо от такой глыбы, – не хотелось бы заставлять его ждать.
– Спасибо за вашу заботу, я все запомнил. – Я не придумал лучшего ответа и поспешил прочь. – Буду, как смогу!
– Постарайтесь успеть до середины недели. Я буду болеть за вас на турнире, Лэйн, – крикнул Вард мне вслед. И, кажется, странно улыбнулся.
Я отвел от его приятелей взгляд лишь после того, как вернулся на главную улицу.
По пути я посчитал дни, загибая пальцы. Я не был хорошо знаком с местными обычаями. И очень плохо отличал угрозу от благих пожеланий, плохой шутки или расхожего намека. Ровно через два дня я должен был явиться на бой.
Симона моряки «Луция» при мне ни разу не упоминали.
На следующий день в башне Долов. Криг
– Я хотел бы встать под ваш флаг. – Я выучил эту фразу, посоветовавшись с хозяином постоялого двора. Даже если речь шла о найме, напрямую о том говорили лишь с друзьями.
Старый восниец, явно бывавший на поле боя не один раз, пристально изучил меня взглядом.
– Оружие у вас есть? Доспехи?
Я чуть не засмеялся. Подошел на шаг ближе, вытащил поочередно керчетты из ножен: до середины клинка и обратно.
– Вот. Вот они. Все на мне.
– Я спрашиваю, ваше ли это, – скривился интендант.
Мы какое-то время помолчали.
– Конечно. Как иначе? – Последний раз я был так ошеломлен, когда меня застали без портков на крыше у палисадника. Там, в Стэкхоле. Никто не поверил, что я был слишком молод, пьян и проиграл спор.
Интендант Долов еще раз пристально на меня посмотрел.
– Вы не из Крига, верно? – шмыгнул он носом.
– Из Содру… Дальнего Излома.
Он хмыкнул, сложил губы трубочкой и присмотрелся к листам в переплете. Вздохнул несколько раз, скорбно поморщился. Полистал томик – замелькали столбцы цифр и надписи.
– У Долов сейчас предостаточно бойцов. Разве что вы готовы сделать посильный вклад…
Посильный – это, похоже, очередной десяток золотом или больше. Так я обнищаю еще до того, как начнется турнир.
– А как же война? – Я снова опустил голову.
На меня глядели как на чучело в базарном ряду.
– А что война? В Воснии не бывает мира, молодой господин.
К Восходам я добрался только под вечер следующего дня. И уже пылал надеждой: если добиться у них аудиенции в разы сложнее, выходит, это и есть самая серьезная сторона из двух. Перед башней Восходов сидела троица: какой-то помятый авантюрист-эританец, пухлый отпрыск благородной семьи и старый воин в плохом дублете. И все, разумеется, косились на меня.
Может, оттого что пришел я раньше назначенного часа. Или потому, что одни мои ножны стоили больше, чем весь их арсенал. Авантюрист зашептался с отпрыском, не отводя от меня взгляда. Я вздохнул. Если уж тебя задумали грабить, заговори первым.
– Доброго вечера, – окликнул я их. Звонким, уверенным голосом.
– Доброго, господин, – прохрипел старый воин, склонив голову. – Зачем вы здесь?
Похоже, этот вопрос волновал их куда больше предстоящей аудиенции.
Я пожал плечами, посмотрел на крышу башни и ответил:
– За тем же, за чем и вы, полагаю.
Отпрыск с авантюристом выпучили глаза. Старый воин кивнул, осторожно поднялся с места, размял спину. Долго отряхивал задницу, напылил. Затем повернулся к улице, еще раз поклонился и попрощался с нами. Я проводил его взглядом, чувствуя странную досаду.
– Следующий, – гаркнуло из-за двери женским голосом.
Первым зашел отпрыск. Авантюрист-эританец продержался за дверью чуть дольше. По лицам вышедших из башни я считывал недовольство, тоску и горечь. Выходит, и отбор пройти нелегко.
Я и сам занервничал, пока сидел, сцепив пальцы в замок. Когда настал мой черед, я так и не смог полностью выпрямить спину. Не помнил, как преодолел ступени до второго этажа. Я представлял себе лощеного и сытого умника за столом из красной древесины. Такого, какими были консулы в Содружестве. Одним движением руки тебя могли лишить крова, головы и последней гордости.
На втором этаже поставили всего одну дверь – не ошибешься. Но я простоял перед ней довольно долго. Пока не почуял знакомый запах.
– Меня зовут Лэйн. – Сначала стоит вежливо постучаться. – Я прибыл, как и положено…
Дверь легко открылась, обнажив передо мной главный срам кабинета. Интендант Восходов еле справлялся со своей работой. Проще говоря, с трудом держался ровно на кресле. Резкий шлейф от крепкой настойки и немытого тела – лучшая рекомендация Долам.
– Кхм. – Кажется, неловкость чувствовал только я.
Интендант что-то промычал в ответ. Под столом загрохотало. Я присмотрелся: пнули деревянное ведро.
– Так вы из этих, – он тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться на моем лице, – доб-бровольцев?
Я вскинул бровь:
– Ищу место в походе. Какова оплата?
Интендант покачнулся. Нашел опору в столе.
– С вас? Н-ни медяка не возьмем, чес-стное слово…
Мне самому стало больно смотреть на чужие страдания. Кажется, бедолага еле держался, чтобы не вернуться к ведру.
– Выходит, я буду воевать без жалованья?
– А к-как вы хотели? – вдруг разозлился он. – Началась, кх, во-ойна!
– В Воснии не бывало мира, – возразил я.
– Это уж-ж с какой стороны… – Он зажал рот ладонью, быстро управился с позывом и продолжил: – С ка-акой с-стороны поглядеть…
К постоялому двору я плелся еле-еле. Тяжелые мысли – тяжелее ногам.
Платить за право сложить голову под чужим флагом? Волочиться в пасть к смерти на силе идей? Щедрость Воснии не уступала Содружеству. Удо мог бы поучиться у местных «дикарей».
Свернув на улицу Привоза, я обернулся к башне Восходов.
Седьмой дом, говорил человек-валун. Друзья господина Симона и молчаливые моряки…
Я остановился перед широким зданием, седьмым по счету. Совершенно тоскливое местечко. На улице еще не померк последний свет дня, но я не видел и не мог расслышать, что творилось за открытыми ставнями и дверью. Казалось, что дом опустел. А еще – что из его щелей за мной точно следили.
Таких противоречивых чувств я не испытывал, даже сунувшись в воду на четвертый год жизни.
– Никого так никого. – Я пожал плечами и сделал вид, что неторопливо прогуливаюсь по Кригу.
Меня не окликнули, не позвали. Что ж, их вина. Видать, господин Симон и его валуны и впрямь очень-очень заняты.
Когда ноги донесли меня до знакомого двора и вывески «Перина», я выдохнул с облегчением. Перед боем не хватало только одного – крепкого сна и крольчатины на углях. Расплатившись за ужин, я прикинул, сколько у меня осталось. Тридцать шесть золотых на счете и около десяти на руках.
«Сколько стоит честь без сапог?» – буравил меня взглядом Удо, самый наглый гувернер на свете. И что-то еще приговаривал, пока я сам собирал вещи в путь, хоть то никогда и не было моей работой.
«Все еще дороже, чем мудрость прислуги!» – огрызнулся я тогда. И, кажется, пригрозил, что расправлюсь с ним, если матушка прознает, что я отправился в порт Стэкхола. Прознает раньше, чем мы отчалим.
Не прознала. Или отпустила с миром. А я из гордости взял слишком мало золота семьи.
– Милсдарь, прошу звинять…
Подавальщица принялась мыть полы прямо под моими ногами. Точно пора отходить ко сну.
– У вас есть перо и чернила? – спросил я, хоть и знал, что они водятся в каждом постоялом дворе, где считают доходы. – Я заплачу.
На меня покосились в удивлении. Но просьбу не отвергли.
Уже наверху, закрывшись в комнате, я зажег свечи. А затем забрался под одеяло, не снимая сапоги. Где теперь Удо, который отругает меня?
В комнате настоялась прохлада. Запах чернил добрался до моего носа – так долго я держал перо над письмом. Я смотрел на маленький клочок бумаги, где расписался почти безупречно. Лэйн Тахари. Человек, который иногда умеет писать разборчиво.
– Матушка, я жив, – усмехнулся я, проговаривая послание. – Нет, это дело ясное. Кто бы тогда отправил ей весть?
Что еще стоило бы написать, я, по правде говоря, совершенно не представлял. Что я цел и здоров и пока при деньгах? Что Саманья мог бы гордиться мной, а прогнозы Удо – чистое вранье? Что Буджун, ее нелепый супруг и, по несчастью, все еще мой отец, – подонок? Что матери стоило бы умчаться следом, в Воснию?
Я вздохнул. Сложил бумагу два раза пополам. Закрыл бутылек с ненужными чернилами.
После совершеннолетия мамам не пишут глупое «я скучаю». Мне есть чем заняться. Завтра же я выйду на ристалище и как следует отделаю воснийского бойца. Уже потом, через пару недель, заберу корону турнира, отправлюсь в первый поход… Вот о таком писать не зазорно. А может, из-за вороха дел я сам написать и не смогу. Отдам наказ прислуге. И звучать письмо будет так:
– Достопочтенная Мирем Тахари, ваш сын нашел свой дом. Наступит день, и вы сможете так же. – Я прислонил щеку к подушке и закрыл глаза: – Знайте, он верит в вас.
Пламя свечей погасло, оставив меня в полной тьме.
– Только дайте слово, что вы ни за что не позовете его обратно, – прошептал я и уснул.
Утро, следующий день
На дороге к главному манежу Крига собралась целая армия, разве что без железа. Если не считать охрану. Среди пестрой одежды благородных домов я проскочил незамеченным.
Остановили меня только у входа. Скорее всего, гвардеец не умел читать. Он вдумчиво пялился на оттиск канцелярии и пару раз обернулся на старшего в поиске наставления.
– А. Ты. Иди, – качнул головой один из гарнизона.
На этот раз передо мной дверей не открывали. Я ненароком подумал, что явился к другому входу, оплошал. Мои сомнения развеяло знакомое лицо. Меня снова ждали.
Человек-валун, страшила Вард с глазами из льда. Такие имена не забываются. По большей части из-за роста и комплекции их носителя, честно говоря.
– Вы так и не явились, – с деланой скорбью сказал мне Вард. Я следил за его руками. – Господин Симон крайне расстроен.
На лице валуна просто светилось, как он не любил расстраивать господ.
– Сожалею. Я должен был готовиться к бою.
Вард неприятно улыбнулся:
– В забегаловке «У Шторха»?
Я в недоумении заморгал. Свободная Восния – сколько у людей времени на досуг! Вряд ли Вард любит следить за молодыми дворянами. И все же «У Шторха» я и правда бывал после визита к Долам.
Значит, то была угроза. Дергаться не имело смысла: такие ребята не разговаривают с теми, кого хотят убить. К тому же резать участника грядущего боя на глазах у толпы? Глупость.
Вард чуть наклонился. Мое лицо обдало горячим дыханием.
– Вы можете не уважать Долы или Восходы, дело ваше, – кивнул Вард, а я не отводил взгляда от его рук. – Но… порядок в городе, наша работа, стоит денег. Как и организация свободного турнира.
– Сколько? – я пожал плечами.
Вард прищурился, будто у него водилась проблема с числами. Изучил меня взглядом и сказал тише:
– Честная доля от победы. Десятая часть.
Каждому по кусочку, вот и остался без пирога. Я не стал спрашивать, куда подевались десять золотых, которые я отдал клерку. Просто кивнул пару раз и заверил:
– Что же, прошу извинить. Не знал. После боя – обязательно…
Похоже, Вард поверил мне: отошел, уступил дорогу. Выходит, не настолько уж он и валун, как ни гляди.
– Пусть удача будет на вашей стороне, – сказал Вард и почесал шею около уха. – Она вам пригодится.
– Как и хорошие друзья, – улыбнулся я на прощание, сделав вид, что не понимаю угроз.
Я не солгал, просто не уточнил, что именно обязался сделать после боя. Вымогатели при канцелярии? Видал я вещи и похуже – на улицах Стэкхола, в девять лет…
Вещи, которые раньше назывались людьми.
Коридор оказался короче, чем мерещилось в самом начале. Только местным могло прийти в голову повесить цветы под самым потолком – мало того, что плохо видно, так еще и не ясно, как их поливать. Но запах трав отбивал смрад топленого жира. Я засмотрелся, меня снова остановили:
– Ваше оружие? Доспех?
– Все при мне, – улыбнулся я, удивляясь, насколько незрячими бывают стражники.
А может, в Воснии люди спали в бригантинах и при мече. В одном доспехе – до уборной, во втором – визит к семье…
Так я и попал на бой: за широкой и тяжелой дверью устроили небольшой зал. В сравнении с ристалищем Стэкхола – мелкий крытый рынок. Три ряда скамей, четвертый – стулья со спинками. Верхняя ложа по особой цене, тут и гадать не нужно. Именно там и рассядутся те, для кого я сегодня спляшу.
В Содружестве ценили своевременность. Особенно после того, как король погиб из-за опоздавшей гвардии. Возможно, в Криге бы стоило повторить этот урок: трибуны почти пустовали. Ни смотрителя боев, ни разносчика воды.
А еще я не видел своего противника. Цокнув языком, я занял одно из пустующих мест. Размял кисти рук, слегка разогрелся.
Постепенно зал оживал. Скамьи и стулья попрятались под задницами. Начинался мерный гул бесед. Верхнюю ложу занимали какие-то господа – то ли эританцы, то ли поланцы. И гербов фамильных не носили, будто боялись своих же регалий.
В Воснии плевали на дисциплину и точное время. Мой соперник вышел на ристалище даже не запыхавшись. Явился с опозданием в половину часа – только-только отгремел колокол.
Я вздохнул от разочарования, покинул скамью и вернулся на песок. Само поле для схватки казалось беднее, чем предместья Крига: хлипкий забор в половину роста, неровная насыпь с буграми то ли грязи, то ли скрытых камней.
«Бывало и хуже», – повторил я то, что сказала мне мать на улицах после восстания. В конце концов, какое мне дело, где я буду унижать чемпионов Воснии?
Смотритель боя не извинялся за задержку. Трибуны гудели о своем, словно позабыли о турнире.
На противоположном конце ристалища блеснула сталь. Противник исхитрился меня удивить. Воснийцы любили грубый инструмент. Топоры, палицы, булавы, укрепленные дубины, булыжники из мостовой… Оружие отражало местные устои: яростный прорыв, жизнь-битва. Когда уж тут учиться владеть мечом?
Но мой враг оказался умельцем. Он вышел с баклером и облегченным клинком. Неплохой выбор, хоть против таких, как я, стоило бы брать копье.
– Попрошу всех занять свои места! – крикнул кто-то в толпе. Помост для смотрителя все еще пустовал. Издали он напоминал скромный эшафот.
А я и так был на своем месте. Готовый к бою еще с час назад. Готовы были и две керчетты – самое дорогое, что оставила мне семья, – продолжение моих рук. Правая разила чуть лучше, чем левая, но это дело времени. Саманья еще узнает, как хорош я стал в Воснии.
– Заноза, Заноза! – позвали воснийца с переднего ряда.
Враг постучал рукоятью меча в умбон щита. Может, местный обычай. А может, и причина, по которой его так прозвали.
Я нащупал подошвой песчаную насыпь. И невольно улыбнулся. Почти как на родине. Сколько песка я проглотил, пока Саманья заставлял меня обороняться…
Смотритель боя заголосил по правую руку, наконец-то забравшись на помост:
– Первым я представлю бойца от Долов. Не оставив своего имени публике, он явился под кличкой… Заноза! – Толпа зашепталась. – Но вы точно знаете его, могу вас уверить. Щит и меч – лучший выбор, выбор мастеров Крига! Кто же выступает сегодня от Долов? Думайте, думайте…
Собиратель ставок, будто речь шла о драчке на кулаках в порту, громко ударил в пластину. Раскатистый звук раззадорил толпу. Смотритель надрывался, обещая выгоду:
– Тому, кто первым угадает имя…
На задних рядах уже вовсю судачили о воснийце.
Я обернулся к смотрителю. Уголки его губ поползли вниз, стоило нам встретиться взглядами.
– И… Лэйн из Дальнего Излома. Приезжий, выбравший два меча. Кто пройдет дальше? – Смотритель усмехнулся: – Думаю, вы знаете ответ.
Я не стал препираться, услышав смешки с трибун.
Наивные воснийцы думали, что два оружия не дарят никакой защиты. Зантир Саманья знал, что мечи не защитят от стрел в узком коридоре и в пылу большой битвы. В Содружестве, еще до того как пала монархия, стычки случались повсюду. Но мой наставник пережил старую гвардию, чистку в Стэкхоле и десять лет скрывался изгоем. Пережил короля и почти не носил шрамов.
«Говорят, парные мечи хуже набора гвардейца. Как вы уцелели?» – спрашивал я на первом уроке, задрав нос.
Наставник пожал плечами: «Я не дрался там, где не имел преимуществ».
Возможно, то был лучший урок от Саманьи из всех.
Трибуны Крига притихли. Я размял плечи еще раз и извлек керчетты из ножен: сначала правую, затем – левую. Чуть поморщился – стоило получше ухаживать за ними на палубе. Восния не приемлет лени. А вот клинок врага блестел от ухода, а он сам – от уверенности.
Многовато важности от того, кто из страха увесил себя сталью от макушки до пят.
– Для одного честь, другому – позор! Славный бой, – говорил смотритель.
К нам на песок спустился пухлый юнец с поклажей. В мешках держали простой уголь и мел – покрытие для клинков. Керчетты побелели. Цветом Занозы был черный. Если смотритель не видел касания, метки решали исход боя.
– Да рассудит вас сила… – только начал говорить смотрящий за боем, а Заноза уже рванул с места.
Я не принял его удар. В три шага обогнул воснийца, проверив защиту с фланга. Обманул, сделав выпад.
На силу полагаться не приходилось: вымахал этот дикарь удачно – и вширь, и ввысь. Заноза пытался теснить меня к ограде, а я уходил в сторону. Из шлема за мной следили заплывшие глаза воснийца. Быть может, он щурился. А может – улыбался.
Чемпион Долов не знал, с кем имеет дело.
«Я лучший ученик Зантира Саманьи. Веду бой с шести лет. Не было ни дня, когда я бы пропустил тренировку от лени. Воспитан самой хитрой леди Содружества и ее безжалостным гувернером – Удо. А ты? Что можешь ты, Заноза?»
Крутанувшись, я угодил воснийцу по плечу. Лязгнул металл, осыпался мел с керчетты. Я уже стоял в четырех футах от врага.
«Касание!» – должен был крикнуть смотритель.
Но он молчал. Зато заревел восниец, бросившись за реваншем.
Мы снова закружились по ристалищу. Заноза жаждал укоротить дистанцию, а я отступал, отбивал выпады. Выматывал, путал, злил.
– Было касание? – шептал кто-то за забором.
Белое пятно красовалось на сочленении пластин у руки противника. Тот улыбался все шире. Мне хотелось ударить керчеттой в щель для глаз.
Разозлившись, я чуть не пропустил удар. Силой заставил себя забыть о белой метке.
– Ты чей-то сынок? – отступил я, переводя дух. Надеялся, что оскорбил его по-воснийски – низко и дерзко.
– Все здесь чьи-то сынки, лишка, – пробасило из-под шлема. Заноза дышал глубже и тяжелей.
Трибуны зашумели, требуя бой. Я сменил тактику. Большие тела громче падают. И им больнее. Извалять местного бойца в воснийской грязи? Ты будешь смеяться, Саманья, когда услышишь о гвардии Долов!
«Сложно обучиться бою с мечом, – говорил наставник, отправив меня в песок. Я лежал, задыхаясь. Лежал чуть дольше, чем требовалось для отдыха. – Еще сложнее – покорить сразу два».
Саманья всегда протягивал мне руку, чтобы я поднялся. Тот редкий миг, когда я не мог получить от него тычка или удара. Странная вежливость прибрежных кочевников.
«Но если уж овладеете двумя, вам не найдется равных».
Заноза зашел с левого бока. Ударил рукоятью, уменьшил разрыв. Нацелился ребром щита мне в голову. Я сплоховал: не отвел левой его удар, зацепился пяткой за неровность на песке. Отпрыгнул, покачиваясь. Не успел отдалиться. Восниец прознал мою слабость: следующий удар чуть не выбил керчетту из руки. Слабая сторона, слабая защита.
Запястье левой прошила боль, я зашипел. Правую отвели баклером. Я и моргнуть не успел, оставшись открытым. Меч воснийца нацелился мне в бок.
Я толкнул врага локтем, падая назад. Выгнулся так, что пластины впились мне в спину. Второй рукой нашел опору, припал на колено и не коснулся хребтом земли. Меч врага царапнул ремни и заклепку на бригантине.
– Каса… не было! – верещал смотритель боя. Что-то кричала толпа.
Извернувшись, я уже вернулся на ноги, выставив керчетту острием к врагу.
Заноза отшатнулся. Я увидел, как широко раскрылись глаза воснийца. Если учиться бою под тяжелый доспех, никогда не будешь гибким. Я не удержался: цокнул языком дважды, как подзывают пони.
Может, Саманья готовил меня только для боев Содружества. Полному доспеху у нас предпочитали бригантины, а стеганки для пехоты легко пробивались острием меча. С железом на острове дела обстояли худо.
– Он танцует или дерется?! – взвизгнул кто-то с трибуны.
– Балаган!
«Цирк», – только я знал правду.
Мой противник не был туп. Похоже, он просто не представлял, как бороться против керчетт.
Мы снова сошлись. Влага потекла по нагруднику Занозы.
«Когда враг устал, не держи надежды, – предупреждал Саманья. – Перед смертью каждый способен удивить».
И восниец удивил. Вместо того чтобы замедлиться, он погнал меня вдоль забора с удвоенной резвостью. Я запыхался. Пожалел, что надел защиту голени, пластины на предплечье. Все лишнее. Если этот увалень и попадет по мне – лишь оттого, что я вымотаюсь под весом железа.
На трибуне что-то сверкнуло. Я отвлекся. Острие клинка заслонило взор. Я отшатнулся, чуть не упал в песок. Отбежал, выровнял дыхание. Выпад в лицо – против правил. Таким легко убить. Смотритель молчал как мертвец. Только мертвецу настолько начхать на свою работу. Еще половинка локтя, и мне бы выбили глаз.
«Хотите еще грязнее? Будет!»
Я сблизился, стоило Занозе завести руку для удара. Увел клинок в сторону и с силой пнул негодяя в колено. Заноза взвыл, отогнал меня щитом, снова замахнулся, нелепо оттолкнулся подбитой ногой.
Я поймал его в тот же миг. Удар наискось, два шага влево, взметнулась песчаная пыль.
Заноза рухнул на задницу, и я всадил клинок в его бедро. Лезвие отскочило от пластины, угодило в щель.
– Г-х-ху, – взвыло под воснийским шлемом.
Не до крови, но кожу точно содрал и оставил ушиб. Еще одна белая метка. Отступив, я слегка задел шлем врага. Как несерьезно бьют в колокол, чтобы подразнить соседей в ночь.
– Земля, – с неохотой признал смотритель. – Ведет Излом.
Трибуны заволновались. Я подождал, пока противник вернется на ноги.
– Лучше бы ты не вставал, – сказал я погромче. – Папа поможет тебе вернуться домой?
Заноза взревел, отшагнул назад и пошел на таран с разбега. Я еле спрятал улыбку: места мало, восниец уже устал, и каждый промах ведет к бездне поражения. А еще – нет большей глупости, чем бежать на мечника Содружества.
До врага – два шага. Я перенес вес на другую ногу, подался левее и тут же нырнул вправо, подставив щиколотку врагу. Заноза заметил лишь то, как я открыл торс для удара. Керчетта не боится стали, когда враг не в ладу с землей.
Бух! Заноза махнул руками, упал на колено, отбился от меня мечом – промах! Я уже скользнул к нему за спину. Первый удар – след от мела на плече. Второй свалил воснийца на брюхо.
– Твоя слабость – ноги, – заметил я. – Не благодари.
Толпа взревела. Я не услышал, что кричал смотритель боя.
«Выдумывай, что хочешь, грязный плут. Победителя и так видно с трибун».
Два падения, три касания, один горе-чемпион Долов.
Восниец ударил кулаком по песку. Он не спешил подниматься. Я успел снять шлем и окинуть взглядом верхние ряды – тут же одна из женщин прикрыла лицо веером. Несколько зрителей в дорогой одежде подняли ладони ко лбу и захлопали, чтобы я видел их благосклонность.
Так я и стоял – нетронутый врагом, без черных отметин и песка на теле, почти не взмокший. У моих ног лежала Восния. Старая, потасканная, в вечном раздоре. Самая желанная чертовка.
II. Первый дар
Саманья говорил, что в жизни сложнее всего справиться с крупным успехом. Я посмеялся тогда: большей нелепицы и не придумать. Иногда бывает и так, что лучший в жизни наставник не прав. А может, большие успехи еще ждали меня впереди. Как бы то ни было, с победой в чужом краю я справился на зависть. За моей спиной шептались. Я улыбался дамам, пожимал руки, узнавал новые имена.
Мой день подпортила сущая мелочь: за призом я отстоял очередь в три часа. Пришлось пообедать, пока ждал счета. И здесь Восния меня побаловала: на чемпиона Долов ставило большинство. Что ж, им хуже.
Потяжелев сразу на три золотых после боя, я шел по городу, еле сдерживая улыбку. Дымили печи ремесленников, кричали редкие птицы, спорили прохожие, хрустел под ногами щебень и сор на мостовых. Ничем не хуже Стэкхола. И здесь живут, и здесь можно найти кров. С дикарями, чужаком, без поручителей и друзей.
Осталось пять боев. Расстраивало одно: мои сапоги приходили в негодность. Только после боя я заметил, что немного песка попало внутрь. А еще я растер щиколотку, чего ранее не случалось. Обувь Содружества делали на совесть. Только я не рассчитал, что ни одни сапоги долго не протянут в морском путешествии: соль, влага, постоянная носка. Загрубели, бедолаги. Может, и нитка где разошлась. Так я долго не пробегаю на поле.
Конечно, Саманья мог и шутить – мол, после победы пьют так, что три дня ломит тело. Я решил, что отпраздную позже и скромнее у Шторха. Первым делом – новая обувь. Если и начинать лучшую жизнь, то только с сухими ногами. Я заскочил в лавку, где ютились под одной крышей и скорняк, и портной, и сразу два сапожника. Там я оставил аванс серебром, выбрав лучший материал. Такие за год не сносишь – бычья кожа.
«А ведь дома у меня было три пары не хуже». – Эту мысль я выколотил из себя. Какой идиот выдумал, что дом – место, где родился? Саманья всю жизнь провел на острове, так и не узнав покоя.
В этих грезах я гулял вдоль торговых улиц. Знакомство с Воснией, моей новой подругой, только началось, и началось крайне удачно. Криг все больше казался мне родным. Часть вывесок обозначала принадлежность к Долам, часть – к Восходам, остальные хвастались гербом династии и местных гильдий.
Так я попал на улицу Милль. Дурной запах смешивался с масляной отдушкой. Особенно старались благоухать крохотные мыльни. Рядом с ними кучковались немытые барды и фокусники с танцорами. Разглядев на деревянном доме резьбу в виде обнаженной девочки лет десяти на вид, я опустил глаза. Прошел мимо. Не заметил, как улицы стали уже, с большим количеством развилок.
Милль ветвилась, и я не видел ее конца. Почему-то попрошайки сидели только с левой стороны, если идти от канцелярии. А еще – те были порой чище, чем детвора и музыканты под навесами. Я уходил глубже в город, туда, где еще не бывал, – на юг. Сам не знал, чего ищу. Может, хотел найти термы, как в Содружестве, чтобы торжественно написать Удо, какой он выдумщик и как мало знает о дикарях.
Вскоре я перестал видеть башни за крышами. Вместо терм на юге Крига город пестрел всеми болячками Стэкхола. Меня окликнули:
– Дядь, а дядь, надо?
Я повернулся и увидел обнаженное бедро в разрезе длинной юбки. Поморщился и отшатнулся. Все дело в лице. За морем судачили, что в Воснии бабы – одна другой страшнее. И главную зовут войной. Уж не знаю, виновата ли тут война, но взрослых женщин на улице не было. Да, проститутки подводили глаза и наряжались совсем не по-детски. Но я бы не дал им больше десяти-двенадцати лет.
Вроде как в Воснии – лучший возраст для замужества.
– Э-э нет, – отвернулся я, сам не понимая, зачем ответил.
– Всем надо, – упрямо заявила девочка. Ее соседки оживились.
Этого еще не хватало. Я свернул на параллельную улицу и тут же пожалел об этом. В перешейке между домами лежал ворох тряпья. Ветер принес новый запах, и я скривился. Когда куча шевельнулась, мне стало еще хуже. То, что пахнет мертвечиной, двигаться не должно. Ни с чем не спутаешь: резкий тяжелый запах, который пробивал даже примесь топленого жира с улиц… Я попятился к борделю. Из тряпья высунулась пятнистая рука человека. Следом показалась и голова. Мужчина приподнял подбородок, будто дернулся от боли. И уставился на меня одним глазом. Вместо второго осталось черно-бордовое месиво – выбили в драке или ткнули ножом.
– К-ха-а, – прочистил он горло или пытался что-то сказать, потянувшись в мою сторону.
Я развернулся и ускорил шаг. Размалеванная девчонка встала у меня на пути, снова прилипла:
– Обратно пожаловали? Скину треху за ваши яркие гла…
Я грубо отодвинул ее в сторону. Меня освистали вслед не хуже моряков.
«К дьяволу это все, пойду к Шторху». – Через шесть домов я почти забыл о том переулке.
Улицы наполнялись людьми. Развернувшись в сторону канцелярии, я спешил. Попрошайки справа, слева – музыканты и зазывалы, а на моем пути толпа зевак. Начинало темнеть. В Воснии темнело слишком рано.
Добравшись до первой мыльни на повороте, я успокоился: в кои-то веки не заплутал. Почти прижился. Скоро весь город узнаю лучше местных.
Срезав между зданиями, я решил по-быстрому проскочить к улице Доброй Вести. Удивительно, сколько старых домов пряталось от взгляда, многие казались безлюдными. Один явно пережил пожар, а во втором ночевали псы, если верить запаху.
Что-то зачавкало со стороны торговой улицы. Я остановился, прислушался и заледенел: так звучат шаги по грязи. Торопливые шаги за моей спиной. Я обернулся: двое в темной одежде. А в руках?.. По наитию я пригнулся. Над головой что-то пронеслось. Я отскочил и, не оглядываясь, побежал вперед: путь к мыльне отрезали.
– Куды! – гаркнуло мне вслед. – Стой!
Безумцы. Кого остановят такие слова в темном переулке?
Я хотел проскочить в узкий стык между домами, но какая-то сволочь поставила высокий забор. Здесь, посреди самых паршивых жилищ Крига! Дикари. Я свернул из тупика с забором и чуть не налетел на человека. Он и не пытался меня поймать.
Я схватился за угол, отступил, поднял лицо к небу – рост незнакомца лишь немногим меньше того забора. Прохода нет. Камень, чертова скала…
– Вард? – выдохнул я и тут же все понял.
По привычке я глупо вцепился в керчетты. От них никакого толка: не развернуться. За моей спиной уже сопели враги. По молчанию Варда я понял, что время для разговоров вышло. До свободы – двенадцать шагов. Людная улица. Наверняка нас заметят, стоит мне лишь немного…
– Ну ты борзой! – гаркнул бандит с дубинкой. Средний рост, наглая рожа, не носит защиту.
Дубинка – это лучше, чем нож. Плотное дерево без железа. С таким приходят грабить – не убивать.
А пространства – на одного человека вширь. Дело дрянь. Обезоружить, пробиться к мыльне или попытаться перемахнуть через забор…
Я повернулся к Варду спиной, и тут же на меня бросился первый бандит. Дубинка целилась в челюсть, и я легко пригнулся. Протаранил врага, выбил из него воздух. Удар мне в спину оказался легким, по касательной. Я боднул врага еще раз – голова заболела, что-то хрустнуло.
– Уг-х! – замычало надо мной.
Сломал челюсть, прикусил язык? Неважно. Я оттолкнул вяло брыкающегося бандита лицом в стену. Его приятель перекрыл дорогу, широко расставив руки. Настолько широко, насколько позволяла застройка.
В узком пространстве не попляшешь. Ублюдки знали, где меня ловить. Оставалось одно – нападать. Вард стоял поодаль, будто не при делах. Пока второй, помельче ростом, закрывал путь к отступлению, я занялся его приятелем. Вывернул тому запястье, но дубинку отнять не удалось – в нее вцепились мертвой хваткой. За это он поплатился разбитым носом.
Я напал на второго. Ударил трижды, попадая только по подставленным рукам. Каждый удар отдавался болью в костяшках: под рукавами спрятали пластины. У мерзавца защита для уличных боев…
Сзади всхрипнуло, я обернулся и еле успел защититься от удара. Меня бил первый – с окровавленным лицом и губами, глаза навыкате. За ним все так же стоял Вард. Буравил спокойным, понимающим взглядом.
Перед глазами что-то пролетело, надавило на горло. Захват! Меня рывком подняли над землей. Зрение поплыло. Одной ногой я толкнул руку врага с дубинкой, а первой – угодил в пах тому, что схватил меня сзади.
– Г-ха!
Мне зарычали в ухо. Захват на горле не ослаб. Я вытащил керчетту, еще раз ударил сволочь с дубинкой и отвел рукоять для удара.
– Мефтчь! – прошамкало спереди. Захват разжали. Я не успел нанизать врага позади.
Керчетта упала в грязь. Я развернулся боком, чтобы видеть всю троицу.
– У-у, с-сука! – зарычал тот, что стоял между мной и проходом к забору.
И тут на меня двинулся Вард. Одного вида этой скалы хватило, чтобы внутри что-то надломилось. Я выдохнул, бросился на бандита помельче. Тот прикрыл лицо кулаками, согнулся, защитив и живот.
Я попытался пнуть врага под колено. Он отступил. Я спиной чуял, как Вард обошел приятеля с дубинкой.
– Вы бы сдались, – с ложной заботой пророкотало за моим плечом.
Бандит, что встал передо мной, ощерился. Я не пробью блок, не свалю его на землю, не поднимусь по нему, чтобы проскочить вперед. Один выход. Я схватил вторую керчетту, прикрылся от хука в лицо и пошел напролом. Острием меча вперед. Не хватит силы проткнуть – смогу хотя бы запугать? Бандит попятился, я побежал на него. Если попасть острием в пах, где только стеганая защита…
Керчетта замерла, не двинувшись с места. Стальная хватка на запястье потянула назад. Я вскрикнул от резкой боли. Мои пальцы разжались. Сталь упала в ноги.
– А вот это уже грубость, – заметил Вард и швырнул меня в стену.
Я подставил левую руку, чтобы не удариться головой. Слегка умягчил удар. Перед глазами заплясали звезды. Меня потащили обратно – уже не Вард, но тот, с окровавленным лицом.
Острая боль пронзила колено, я упал на второе. Оттолкнул кого-то перед собой. Меня снова пихнули в стену. Не дали сползти по ней, рухнуть. Подняли за волосы, ударили ногой в живот. Пластины распределили силу пинка. После третьего не помогла и защита.
Выдох. Глухой удар. Скрип заклепок, боль в ребрах. Вдох.
– Вас отделал мальчишка, – заметил Вард.
Я уже не мог отличить одного врага от другого. Меня толкнули к проходу. Я сделал два шага, задел что-то и снова растянулся в грязи. Подножка. Лужи переулка отдалились. Меня поднимали на ноги, чтобы снова ударить и извалять в земле со щебнем.
Захрипев, я попробовал подняться на четвереньки. Сам. Грязь на одежде, грязь в легких – не продохнуть. Я жмурился от боли – и Восния исчезала. Раскрывал глаза и видел темную влагу: кровь на земле, земля в крови…
Растопырив пальцы, я поднял ладони вверх. Позади меня засмеялись:
– Гля, терь просит!
Вдох. Глухой удар. Боль в боку.
В просвете между домами появился патруль – два стражника. Один повернул голову в нашу сторону. Мы встретились взглядом. Я крикнул:
– Эй, на помо…
Боль на затылке – снова потянули за волосы.
– Эй!
Патрульные ускорили шаг и скрылись из вида.
Меня затрясло. Удар пришелся между лопаток. Я неловко выставил руки перед собой. Грязь брызнула мне в лицо, холодный щебень содрал кожу на ладони. Я вывернулся, ножны больно продавили бедро. Подняться мне больше не дали.
Горло придавили сапогом. Я впился в него руками, тяжело хватая воздух, откашливая грязь со слюной.
– По шлюхам он нашим ходит, а? – Удар пяткой по голени. – Победитель херов!
Я отпустил чужой сапог и поднял обе ладони к небу, сдавшись. В первый – не поверили? Могли не поверить…
Это не остановило врагов. Пинали по ребрам, задевали локти, плечо.
Закрыв лицо руками, я повернулся на бок, стиснул зубы. Не подтяни я колени к животу, ударили бы в промежность.
– Все?
Еще один удар пришелся на колено, а потом тяжелый сапог опустился мне на плечо и снова развернул лицом к небу.
– Че, кончился, умник?
На втором этаже дома висел деревянный образ Матери двойного солнца. Кривой, крупный, дешевый. Скорбная улыбка озаряла Криг, призывая к щедрости и взаимопомощи. Под образом, как стервятники, собрались бандиты. У того, что слева, из ноздрей торчали черные мокрые волосы. А потом все поплыло.
– Все, все, завязали, – приказал Вард.
Не успел я вдохнуть, меня еще раз пнули по ребрам. С силой, будто копытом. Я дернулся, чем сделал только хуже. Болело все – от голеней до затылка.
– Я сказал: завязали!
Звук глухого удара. Чудо – на этот раз не по мне. А может, я уже ничего не ощущал.
– Фученыш бне ноф равбил.
– Поделом, будешь умней, – с нелепой заботой ответил Вард. – Эй, молодой господин, вы живы?
Восния – страна слепцов и тупиц. Я стиснул зубы, чтобы не выть от боли. Как же был нежен со мной Саманья, мать его…
– Ну-ну, не плачьте, пройдет. Без меча-то оно по-другому, да? – захрипел Вард, заслонив собой последний луч уходящего дня.
Я снова закрыл голову. Не от удара, а чтобы не видели моего лица.
– Я с-с… даюсь, – зачем-то уточнил я.
Мою руку отвели в сторону. Тот, которому я разбил губу и нос. Что-то брызнуло мне на щеку. Плевок.
– Оно и вибно, пабаль.
В полутьме блеснуло железо. Я сипло вскрикнул:
– Нет! Не на…
Не успел и дернуться – с пояса уже срезали кошелек.
– Я говорил, что господина Симона не стоит расстраивать, – снова заботился Вард. – Предупреждал. От всего сердца к вам…
Попытавшись вдохнуть, я всхлипнул. Второй бандит уже стащил с меня пояс и смотал им ножны. Первый подавал ему мечи рукоятью вперед, даже не оттерев от грязи. Обращался с керчеттами так, будто заслужил их…
– Честная доля. – Вард поймал брошенный кошелек, взвесил монеты в руке. – Все, как и условились.
Я закашлялся, не стал вспоминать про десятую часть. Как ни считай, арифметика не на моей стороне.
– Берегите себя, Лэйн из Излома, – шмыгнул Вард носом, затем вытерся рукавом. – Если передумаете, вы знаете, где бывает господин Симон.
Человек-валун развязал мой кошелек, выудил оттуда несколько серебряных монет и кинул их мне на грудь. Две упали ребром и скатились в грязь. Так бы расплачивались с одной из девчонок в южном квартале. Я лежал, стиснув зубы. И потому, что не мог подняться, и потому, что делать этого не стоило.
– Обувку-то, а? – спросил второй бандит, кивнув на мои ноги.
Вард окинул взглядом все ценное, что осталось у меня из Излома. И пожал плечами:
– Не стоит того.
– А может, все-таки верх?..
Голова шла кругом, земля и небо слились: черное месиво.
– Вы об этом пож-жалеете, – просипел я. Тише, чем обычно говорят побитые аристократы.
– О фапогах-то? – спросил бандит, затыкая ноздри тряпицей.
Вард посмотрел на меня. Я уже сам обо всем пожалел.
– Хм-м. – Вард почесал шею под плащом. Его руками можно было невзначай ломать хребты. – Никак, докладывать собрались? – Второй бандит фыркнул от смеха. – Послушайте добрый совет. Не ходите к старине Бойду…
– Вавд дебьма не фкажет, – заметил подпевала. Кажется, он уже перестал злиться.
Бойд – это, кажется, глава гвардии? Или стражи? Есть ли разница?.. Я молчал оттого, что боялся взвыть, едва расцеплю зубы. Второй ублюдок не унимался:
– А может, и ниче обувка-то?..
Вард одернул штаны, присел на корточки, а все еще был выше меня и половиной роста.
– Только приведите себя в порядок перед визитом. Выглядите вы неважно.
Я молчал. Цепные псы Варда отошли в сторону улицы и над чем-то ржали как кони. Скорей всего, надо мной. Я с тоской проводил керчетты взглядом. Может, в последний раз.
Валун остался со мной, и я трясся от его прохладного молчания. Ждал, что свернут шею, отнимут и сапоги, выгнут колено в обратную сторону…
– Вы не держите обид, молодой господин, – вдруг сказал Вард. – Большая удача, что Симон вас приметил. Через пару лет вы будете благодарны, поверьте.
– Мг-м, – выдавил я из себя, чтобы не завыть.
– Многие не выходят из этих стен. – Его холодный взгляд провел черту над переулком. – Я сам лежал здесь, верите? – улыбнулся он, как последний безумец. – Выше нос. Надеюсь, мы свидимся вновь.
Я зажмурился и поджал губы. А когда поднял веки, Варда уже не было.
Снова шаги. Чавканье сапог, по счастью, отдалялось. Кто бы знал, что я обрадуюсь и такой мелочи. Горячая влага потекла по щекам, в носу защипало, хоть мне его и не ломали. Я лежал, стуча зубами от холода и всхлипывая. Образ Матери двойного солнца померк, крыши по левую сторону превратились в темное полотно. Я никак не мог понять: это резко стемнело или…
Дрожащей рукой я прикоснулся к левому глазу. Переулок, пятнистое тело в тряпье. Черно-красное месиво, запах разложения, холод земли. Нищета. Я надавил пальцами сильнее. Боли не было. Я не чувствовал левой половины головы.
Мать и не узнает меня, если отправится на поиски в Криг.
– С-скоты, – я зашипел тихо-тихо.
Вард все еще мог вернуться.
Какое-то время я пытался найти серебро в грязи, как увечный попрошайка. Мое, заслуженное, заработанное потом и кровью…
– Мрази, – сказал я чуть громче, голос надломился.
Одна монета так и не нашлась, и я оставил поиски. Правый бок совсем закоченел, грязная влага переулка забралась под доспех. Холодная – не кровь. Холод – это хорошо.
– Я вас-с, – я начал клясться, но не закончил, – я…
Что? Что я сделаю? Выступлю против Симона, которого не знают или боятся моряки – оторвы из предместья, где жизнь еще тяжелей? Выпущу потроха его людям и уйду чистым? Я пытался засмеяться, но из горла вышел странный хрип.
Прихватил мечи из Стэкхола, а голову оставил. Саманья дал мне лучший совет, а я дрался там, где не имел преимуществ. Керчетты не спасают на узких улицах, от стрел и против отряда. А дурака не спасет и целая армия.
Горький стыд заставил меня подняться на четвереньки. Я дышал поверхностно: желудок схватывало при глубоком вдохе.
Воснийская земля встретила меня со всем радушием. Пока пытался подняться на ноги, окоченели и стопы. А поднявшись, я долго стоял, упершись ладонями в колени, ожидая, что меня вот-вот вывернет. Повезло в одном – желудок оказался пуст.
Выпрямиться так и не удалось. Я шел вдоль улицы, опирался на стены. Пытался вытереть грязь с лица, но, кажется, только размазал ее еще больше.
– Как же я хочу домой, – прошептал я. Вот только дома у меня все еще не было.
Ноги тяжелели и не думали прогреваться. Обернувшись, я вздохнул: прошел только три дома. И все еще видел чертов переулок, за которым Восния познакомилась со мной поближе.
– Эй, приятель, тебе помочь?
Я вздрогнул. Левая сторона. Плохо дело. Я перенес вес тела на менее побитую ногу и потянулся за керчеттой. Схватил воздух.
Но на меня не напали. Передо мной стоял, слегка пошатываясь, курносый восниец с небрежной стрижкой. На удивление, его одежда выглядела лучше, чем у певцов с улицы Милль. Впрочем, кто угодно в городе сейчас выглядел лучше, чем я.
Незнакомец развел руками, будто собрался обниматься:
– У-оу, потише. Я знаю, звучит нелепо, но, может, тут помочь хотят, а?
– Мне уже помогли, – я выдохнул, поморщился от боли, – доброжелатели…
Его не смутила моя грубость.
– Первый раз в Криге? – Он жалобно свел брови и протянул ладонь, будто это я был пьян.
– С чего бы?
– Говор странный, ага, – с воодушевлением закивал восниец. – А еще знаешь что? Похоже, тебе нужно выпить.
Если кто в Воснии и ошибался больше меня, так это мой новый «помощник».
Боль не отступала. Казалось, что в переулке с меня содрали кожу, насыпали под нее скорлупу и пришили обратно к костям. Я вздохнул, скривился:
– У меня больше нечего красть. Иди своей дорогой.
– Святые образа! Меня приняли за мерзавца. Матушка, слышали бы вы это! – возмутился он, поднял глаза к небу и, кажется, прослезился. – Все-все-все. Последний раз зову. – Он подошел ближе, выставил указательный палец вверх, прямо перед моим лицом. А затем указал на какое-то здание под очередной башней Крига: – Вон там. Гордость южного квартала, корчма «Десница»! Лучше не придумать, их подавальщица…
Я громко выдохнул и прислонился к стене спиной. Восниец явно начал что-то праздновать пару часов назад и без победы в турнире. А еще ему не было никакого дела до того, слышат ли его. Слушают ли.
– … когда я напился вдрызг, эти святые люди позволили мне остаться на ночь. Где такое еще будет, скажи-ка? – восниец не дал раскрыть рта. – А нигде, честное слово! Я до сих пор гадаю, не приснилась ли мне «Десница»? Чудо, райские кущи, оазис для заблудшей души…
– В таком виде меня и в свинарник не пустят, – процедил я.
Восниец щелкнул пальцами и снова заулыбался. Как не улыбаются грязному побитому грубияну вроде меня.
– Чепуха! Здесь и мертвецу нальют, лишь бы платили. – Он хлопнул меня по плечу, на удивление бережно. – А я плачу.
Я вздохнул, прикинул свои силы: хватит ли их, чтобы добраться до скамьи, переждать, оклематься. Выбор невелик. Сидеть мокрым на улице или под крышей в тепле? Вот так и случается. Идешь с кем-то просто оттого, что голова пустая, а на ноги рассчитывать не приходится.
«Десница», южный квартал Крига
Забегаловка оказалась той еще помойкой. Был в ней один плюс – ковыляли мы недолго.
– Давай ближе к котлу, ты сильно промерз. – Такое дружелюбие от чужака и в Содружестве вызывало опасения. – Правда, мне куда хуже. Почти протрезвел, пока шли!
Я приютился на краю скамьи, как увечный старик. Стиснул зубы, чтобы не ныть. Занялся шнурком на штанах – как бы их подвязать без пояса, чтобы не опозориться еще больше…
Восниец не просто сел, он принял самый важный вид, будто обедал с королями мира.
– Эй, любезные! – прикрикнул он и громко постучал по столу. – Хлеба! Да посвежее, знаю я вас…
Я поежился. Почти все повернулись в нашу сторону. Из-за балки показалась крупная фигура. Женщина в сером платье и переднике – видимо, подавальщица «Десницы». Я выдохнул.
– Здорово, Рут. Еще не сдох? – Женщина грубо кинула хлеб на наш стол.
Мой нелепый собеседник строил ей глазки. Наклонился, чуть не толкнул стол в попытке ущипнуть ее за бедро. И лепетал, как в любовной горячке:
– Ради тебя, Эми, хоть сегодня шагну в пролив, только скажи…
– Дерьмо не тонет! – крикнула она, очень быстро оказавшись так далеко, как возможно.
«Потерпи половинку часа, станет легче. Не ной. Пройдет». – Я плохо соображал. Решения давались с трудом. И шнурок никак не затягивался в замерзших пальцах.
В углу забегаловки кто-то рыдал. Как бы я хотел увидеть там Варда с разбитым лицом.
– Камил, подымай бочку, ублюдок пришел! – закричала Эми, и я поежился.
Из подвала послышался страшный грохот и портовая брань. Я мрачно покосился в сторону печи, где булькало что-то в котле.
– И правда, кущи. Меня с тобой не отравят?
– Ой-ой, с Эми у нас дело давнее, уверяю. Плевенькое, мелочовка. – Рут почесал затылок.
– Выкладывай.
Рут пожал плечами, выпучил глаза:
– Да так, говорю же, недопонимание. Только и всего.
Подавальщица прошла мимо, и Рут тут же ей подмигнул. Обслужив соседний стол, та распрямилась и посмотрела так, что прихвостням Варда впору подучиться.
– Она образумится, – сказал Рут, покивав самому себе.
Только при более ярком свете я понял, что восниец меня старше лет на пять-семь. В таком возрасте положено работать не разгибаясь. Пропадать в походах, воспитывать детей. Неудивительно, что этого у Рута нет: на кой черт шататься по заулкам южного квартала и подбирать битых аристократов? Да и стрижка эта – волосы с лица не убрать: слишком короткие для хвоста, слишком длинные для воснийской моды. Явно не из бойцов.
Может, это местный зазывала? Клерк, прислуга в важном доме?
Я ждал выпивки и бережно расстегивал ремешки на бригантине – пластины давили, как тиски. Жар помещения постепенно начинал согревать мои кости. Голова шла кругом. Рут болтал с набитым ртом:
– Сейчас одумается и принефет межовухи. Это пфадиция, клянусь! Фмотри как следует. – Он делал такие широкие жесты, что я переживал за чужую мебель.
Женщина необъятной красоты, Эми двигалась с удивительной грацией для своего веса. Она и правда объявилась у нашего стола через несколько минут. С ведром. Я присмотрелся к содержимому: точно не выпивка.
– Скажи своему дружку убраться после себя! – гаркнула Эми. И кинула мокрую тряпку в ноги Руту. Не мне.
В ведре бултыхалась мутная вода. Лишь немногим прозрачнее, чем воснийская грязь.
– Видишь? А ты хотел в свинарник! – искренне удивился Рут. – Ой, не ценят себя люди…
– Да я не!..
Я вздохнул. Глупо оправдываться перед человеком, которого только повстречал. Хватит с меня глупостей на сегодня. Стащив бригантину, я зашипел. Рубаха под ней совершенно замаралась. Победитель – проигравший. Все в Воснии кверху ногами…
И воснийцы не так просты. Я следил за своим соседом, который объявился на подмогу, как молния в ясном небе. Какая ему с меня выгода? Подпевает ли он Симону или, напротив, ищет способ добавить ему проблем?
На столе появились кружки. Медовуху часто подавали гретой к осени, в зиму. Только я собрался приложить ладони к теплу, Эми шумно сплюнула. Я дернулся от удивления, но плевок угодил в кружку Рута. Я прикрыл свою медовуху рукой, но в этом не было смысла – Эми уже уходила.
– Спасибо, – сказал я ей вслед.
На меня подавальщица не обращала внимания. Я не жаловался. Иногда оставаться в тени и правда лучший выход. Скоро привыкну благодарить просто за то, что меня не побили.
«С победой, выходит, жди новой беды», – повторил я слова наставника. Большой успех, как же. Я еще не взял корону турнира, а уже пал ниже некуда. Саманья, если бы ты, такой умный старый хрен, изъяснялся точнее…
Рут выплеснул часть медовухи на пол, едва Эми скрылась из вида.
– Ну так к делу. Выпьем за избавление от… э-э… – Рут почесал затылок, подняв кружку второй рукой. – С кем ты там поспорил?
Я потер переносицу пальцами. Заметил грязь на руке, стер ее рукавом.
– Неважно.
– Ничего себе! – отпил Рут из кружки и продолжил тараторить: – Неважно – это когда кошка чихнула, чайка погадила или девица говорит «нет». А тут!..
– Простое недопонимание.
– Тоже небось из-за бабы? – Рут уже закончил первую кружку.
Я хмыкнул. Ребра почти перестали болеть после каждого вдоха.
– Можно и так сказать. Ее звали Восния.
– Страшная женщина, – отчего-то согласился он и жестом попросил добавки.
– Пострашнее войны, – тихо заметил я.
Рут удивился и спросил со странным энтузиазмом:
– А ты бывал там? Под флагом?
Я хотел возмутиться, ткнуть пальцем в керчетты. А потом просто поморщился и смолчал. Мечник без мечей.
Рут не наседал:
– Понятно.
Нам принесли добавки. Я успел освоить только половину кружки.
– К ночи станет холодней. – Глаза Рута веселели от медовухи. – Как без верха пойдешь? Далеко тебе?
– Я ночую в «Перине». Как-нибудь доберусь.
Рут присвистнул:
– Это ж другой конец Крига! Тебе стоило поссориться с кем-нибудь поближе к дому, знаешь ли.
– Или найти хороших друзей, – вздохнул я.
– Пф-ф-ф, – Рут замахал рукой у себя перед носом, будто учуял нечистоты. – Найдешь одного, к нему появятся три врага. Я в этом деле мастак! Вон там, – он ткнул большим пальцем себе за левое плечо, – сидит Хула Фукаши, торгаш из-за моря. Снюхался с гильдией ткачей, притерся там, обжился…
Я посмотрел на низкого сутулого человека в мешковатой одежде.
– …теперь живет с культей и без комнаты. Зато долгов ровнехонько, что и врагов!
– А у того что не ладится? – Я кивнул в угол, откуда доносились рыдания.
– Черт его знает, – признался Рут, почесав затылок. – Думаю, у него друзей больше всего.
Я посмеялся и тут же поморщился от боли.
– А-а, дьявол…
– Скажи мне… э-э… не знаю, как уж тебя по имени, допытываться не буду, я не таков…
– Лэйн.
– Ага, приятно. Так вот, дружище, – резко обнаглел этот странный восниец, – ты у нас недавно. Из всей Воснии забраться в эту дыру, в обоссанный Криг? Клянусь двойной задницей Матери солнца, на то нужны охренительно серьезные причины…
Я прищурился. Восниец явно пытался меня разговорить. Только никакого секрета я из своих целей не делал.
– Сложности в семье. Ищу свое место в жизни. – Я допил первую кружку. Тело стало отходить, теплеть. – Новый дом.
Рут частенько заморгал.
– В Криге, верно? – Похоже, он еле держался, чтобы не прыснуть. – Вот в этой самой дыре, в Криге, в Воснии?.. Прости, я не… ха-ха, я не могу!..
– Смейся, мне плевать. – Я не обижался, потому что был прав. – Дом – это там, где тебя ждут.
Рут успокоился довольно быстро. Посмотрел на меня со странной теплотой.
– Я-то, может, с ошибками пишу, да и простак совсем, чего меня слушать, но! Знаешь, я как думаю: больше всего ждут только в одном месте. В западне.
Мы замолчали. Рута не смутила тишина. Он бессильно пытался зачесать пятерней волосы, убрать их со лба. Мне показалось, что для воснийской породы его пряди слишком прямые и светлые. Эми на его потуги понравиться не откликалась.
Я принялся за вторую кружку. В голову пришла идея:
– Знаешь Варда?
У Рута отвисла челюсть.
– Да кто ж не знает, приятель. Ты видел его рост, а кулачищи? То-то же. Комплекция!
– А его друзей? Тоже знаешь? – ухмыльнулся я.
– Тут не подскажу, звиняй. – Рут выглядел виноватым. – Говорят, на самом деле Вард не заправляет делами в городе. Что есть хлыщ за его спиной, хороший делец, близкий к династии…
– Очевидно. Он по породе боец, а не мыслитель.
Рут почему-то широко улыбнулся, прищурившись:
– Быть может, быть может. Но внешность обманчива, как говорил мой дядюшка.
Я испугался, что придется выслушивать историю про очередного дурака Воснии, но Рут меня удивил:
– Так что вы не поделили с Вардом? Это ж самый паршивый расклад, такого врага сыскать! Соглашусь, конечно: личность он отвратная, да и рожа эта, бр-р…
– С чего ты взял, что мы с ним в ссоре? – У меня аж голос просел.
Рут с умным видом поднял палец.
– Во-первых, ты неплохо одет и все еще жив. Не-не, помолчи, я объяснюсь. Во-вторых, тебя явно обокрали, но забрали не все, – Рут кивнул на бригантину и пальцем ткнул под стол, намекая на сапоги. – Значит, дело не только в краже. А раз ты жив, стало быть, можешь донести страже. И этого твои обидчики не боятся, раз отпустили.
Рут так и держал палец напротив своего лица и принялся за третью кружку, сделав перерыв. Я ждал молча.
– Значит, то был кто-то из приятелей Бойда. А где Бойд, там и Вард. – Рут торжественно улыбнулся. – Спроси любого в Криге.
Воснийцы начинали меня пугать больше бешеных псов.
– Давай еще одну, – мрачно попросил я.
– Конечно. Мы только начали, приятель! – Он поднял кружку. – За твое здоровье!
Нам принесли солонины вприкуску. Я пил медленно, стараясь сохранить разум. Дело нечисто. Разве мой брат был хоть вполовину сообразительнее, чем этот восниец?
– А если серьезно, Рут. Если уж выбирать друзей в городе или господ… Кому предложишь присягнуть? – Я принял добавку с кислым лицом. Наверняка уже попал в должники.
Сначала Рут выпучил глаза, а потом посмеялся, чуть не поперхнувшись.
– Кому? Ха-ха. Есть лишь один суверен, достойный моей службы. – Он чуть пригнулся и перешел на шепот, покосившись в сторону стражи Долов: – Господин желудок, – и похлопал себя по поясу.
Я вскинул бровь. Раскалываться восниец и не думал.
– И тебе того желаю. – Рут отправил ломтик солонины за щеку. Продолжил, не прожевав: – А уж как ты будешь обслуживать этого пройдоху – дело ваше, интимное.
– Значит, выбирать того, кто больше платит? Служить ради золота?
Мой несуразный сосед посмеялся.
– Ради собственной шкуры! Ты оглянись, что вокруг, – он снова зашептал, широко распахнув глаза, – здоровенные стражники, Лэйн. Правильно я говорю имя? Звиняй, если чего. Я тут немножечко пьян. – Он постучал по столу, будто сказал что-то забавное. – А кто стражу за яйца держит? Так-то: гвардейцы! А гвардейцев – Долы и Восходы. Да не все сразу, а ставленнички ихние. И династия Орон-До. Большие шишки! – Он замолчал только для того, чтобы допить хмель. – Шишки всех держат за шишки, а, ловко я придумал!
Я поморщился от боли: слишком резко потянулся за добавкой.
– А когда им переходишь дорогу, – Рут положил локти на стол, – везет, если живым уползешь. Говорю же – грязь повсюду. Стра-ашная дыра. И на кой черт хорошие люди едут к нам…
Пальцами я прощупал ребра и почти не скривился.
– Знал бы заранее, теперь уж чего. – Все равно бы отплыл в Криг, будем честны. – Неужто никто не наведет в городе порядок?
– Порядок! Миленькое дело. Ты еще попроси Мать двойного солнца раздеться!
Я окинул взглядом забегаловку. По углам все еще собирались, как провалы в земле, черные тени. Вот мое место, выходит? Уж спасибо и двойному солнцу, и его мамаше…
Что-то зашуршало. Я понял, что долго сидел и буравил взглядом пятна на столе. Рут снял заштопанный плащ:
– На, держи. Окоченеешь до этой твоей «Перины». Вернешь, как оклемаешься.
Я прикоснулся к ткани. Колючая, ворсистая шерсть. Самое то для местной погоды.
– А ты как?
– Я недалеко живу, есть свой угол в «Сухопутке»…
Рут махнул куда-то позади себя. Меня кольнула совесть. Я подождал, чтобы не согласиться слишком быстро.
«Дают то, что нужно, – бери. Только спросить не забудь, чем обязан», – советовал Удо. А уж гувернеры разборчивы в таких делах.
– Ладно. Верну на днях. Ты только представься как следует, чтоб я знал, кому и что должен буду. – Я тщательно прятал щенячью радость.
– Короткая у тебя память, я-то больше выпил, да? Запоминай. Зовут меня Рут из семейства А-аг… – он икнул, – Агванг. Имел честь родиться в этой дыре, – он широко развел руками. – Работаю по настроению в ставке. Таскаю барахло, ругаюсь с поставщиком. Пью. Где живу, сказал уже.
К тупицам и слепцам Воснии я прибавил еще и лжецов, которые не скажут правду даже в подпитии.
– Рад знакомству, – сказал я с таким лицом, будто Рут и был тем, кто избил меня в подворотне. – Агванг что-то значит на воснийском?
– А хер его знает, – Рут дернул плечом. – Папаша мой помер, так и не признавшись. Он-то сам не из Воснии…
Я молча поднял кружку. Рут по поводу смерти отца явно не тосковал.
– Тогда за встречу. В каких бы обстоятельствах она ни произошла! – Мы еще выпили, воснийца развезло. – И знаешь чего? Эта твоя история с Вардом… вот ты совсем не всекаешь наши обычаи…
– Отнюдь, – я отвел глаза, – понимаю их слишком хорошо.
До тошноты.
– Тогда что ж ты так подставляешься, – Рут распахнул глаза и сверкнул щербатым зубом, – бессмертный, поди?
Мимо вразвалку прошел солдат Долов, чуть не уронив наш шаткий стол – так сильно его занесло. Не извинился. Двинулся дальше. Я заметил, что при нем нет ни пояса, ни оружия. Потерял, проиграл в карты, заложил, перешел дорогу Варду? Есть ли разница? Проводив воснийца взглядом, я ответил:
– Я отбывал из Стэкхола с надеждой, что за морем хоть что-то иначе, чем у нас.
III. Мечты, мечи и клятвы
«Перина», следующий день
От боли я ворочался на постели и просыпался трижды. Мне снилось Содружество. Палящее солнце над песчаным берегом, белые кроны в саду, пение соловьев у ограды консулата. Снилось, как матушка вытирала скупую слезу, вспоминая обо мне. Как Зантир Саманья лениво колотил моего брата деревянным мечом и даже не ругался. А если наставник и повышал голос, то уж точно не с таким рвением, которое доставалось мне. Ведь того, кто не подает надежд, нет смысла ругать, верно?
За всем этим следил Буджун Тахари, сложив руки у себя за спиной. Человек без чести и совести, любитель поучать других. Матушка спрашивала его, когда я вернусь и не обижают ли меня в Воснии. Отец хмурился и отвечал одно:
– Отплыл к дикарям? Мог бы повеситься на суку, так быстрее.
Сны – удивительная штука. Продрав глаза, я все никак не мог понять, отчего воспоминания мешаются с вымыслом. Удивляло и другое – наутро болело все тело, кроме головы.
– О-ох, – протянул я, шевельнув ногой под одеялом.
И как я вчера добрался? Я лежал, глядел в потолок и сожалел обо всем.
Если будет совсем тяжело, невыносимо. Если Восния встанет у меня поперек горла и не будет никаких сил… Я всегда могу вернуться, ведь так?
Покаюсь перед отцом, никогда более не посмею возражать матери и не подам никому пример, как следует жить. Никогда не выберусь из цирка, буду подавать голос, когда скажут. Продамся за еду и редкую похвалу. Состарюсь, вылижу задницу каждому консулу Содружества и буду мечтать, мечтать…
– Лучше уж погибнуть в Воснии, – прошипел я.
Пристань помнила мою клятву. Если уж не держать слово даже перед собой, зачем вообще нужны обещания?
С неохотой поднявшись с кровати, я вышел умыться. Оплатил кадку с горячей водой. Половину часа страдал, оттирая грязь с посиневшей кожи. После того как старая банщица подала мне полотенце, я попросил у нее зеркало. И долго разглядывал свое тело: синяки, ссадины, ушибы. Ничего не сломали, лицо почти не тронули. Чистая работа.
Отпечатки чужих сапог еще долго будут напоминать мне, кому на самом деле принадлежит Восния.
– Посмотрите как следует. – Я собрал мокрые волосы в хвост, поднял их к затылку. – Есть ли еще следы, которых я не вижу?
– Где, молодой господин? – спросила банщица. А сама, пунцовая от ушей до шеи, смотрела в окно.
– На спине.
Она запнулась:
– Н-нет, молодой господин.
– Как же это «нет», когда все болит? – проворчал я.
Подобрав единственный запасной комплект одежды, я пожалел, что не взял с собой больше. Если воснийцам снова придет в голову меня обокрасть, не буду же я ходить нагишом? Сорок шесть золотых иссякнут очень быстро. Я почуял себя в шкуре Удо, постоянно держа счет в голове. Никаких лишних трат.
Приподняв воротник, чтобы синяк на шее и ссадина на челюсти не были так видны, я подколол свой плащ. Подарок Рута я аккуратно свернул и отдал для чистки вместе со своими вещами – от него несло хмелем, потом и сырой землей.
Если в Воснии одни слепцы, лжецы и идиоты, то иных друзей мне и не найти.
Над Кригом висело нагое солнце. Я двигался к башне Восходов – все пытался высмотреть, не притаился ли за желтым диском на небе второй такой же. Загадка происхождения двойного солнца еще долго не даст мне покоя.
«Если я переживу эту дыру, матушка, вам точно придется мною гордиться». – Я остановился и вздохнул.
Башня Восходов стояла поперек горизонта, вдали. Я не видел ее основания и не собирался подходить ближе. Убежище Симона и его подпевал смотрелось жалко под ярким светом дня. Размокшее дерево с облупившимся лаком, трухлявые ставни на торце.
– Хранители порядка, – хмыкнул я.
Никто не охранял единственный вход с улицы. Скорее всего, частые гости пробирались внутрь с заднего двора. Я не стал тщательно представлять, что именно заносили и выносили из здания, спрятав от посторонних глаз.
Я проглотил ком в горле, стряхнул пылинку с плеча. И пересек улицу.
Никто не остановил меня: внутренний коридор также пустовал. На стенах висели портреты важных чинов. Это, кажется, городской управитель. А то – члены династии. Дешевая мазня, а не картины.
В конце коридора кто-то смеялся. Под моими шагами скрипели плохие доски пола. Постепенно разговоры стихли.
– Прибыл, – донеслось из последней комнаты с раскрытой дверью.
Я зашел без стука. В доме пахло дождевой водой, табаком и скорой бедой. Переступив через порог, я не здоровался. Меня и так ждали.
В длинном зале, похожем на казарменную столовую, я насчитал пятнадцать человек. Вчера я не справился с тремя, хоть и был при оружии. Я прочистил горло, поправил ворот и плащ, чтобы не показать синяков.
Может, в таких случаях ждут «Доброго вечера». Я был тактичен и умолчал, что таковым он станет, если прихлебатели Симона перережут друг другу глотки из-за плевого спора.
Хрустела кожура каких-то семян, сплевывали шелуху под ноги. Несколько десятков глаз следили за мной насмешливо, в недоумении, с презрением. Слева шептались, перемывая мне кости. Я сделал вид, что не расслышал.
Это похуже башни Восходов и казармы Долов.
– Меня зовут Лэйн, – я вежливо представился, будто пришел в здание консулов. Троица у дальнего стола прыснула. – Я к Симону. Или Варду. Без разницы.
На самом деле Варда я нашел, едва оказавшись в помещении. Такую глыбу не заметишь! Даже когда справа от тебя стоит пятерка упитанных бойцов при оружии. Вард выбивался своими габаритами, спрятав половину роста за столом. Он не повернулся в мою сторону. На столе схлестнулись карты в неравном бою – семь против трех.
– Симона ему подавай, – заворчал кто-то.
Двое мужчин разошлись в стороны. В углу, подальше от окон, таился еще один стол. За ним сидел мужчина лет сорока-пятидесяти в расшитом акетоне. Настолько ухоженный, что глазам больно. Такому здесь точно не место: ярко окрашенная одежда – обшарпанные стулья; чистые ногти – забитые щели в досках пола; аккуратная стрижка с бородой – смрад дешевого табака и разбойничья ругань. Полное противоречие. Словно дорогая птица, которой торгуют втихаря из-под прилавка на портовом рынке. Не будь я наслышан о Симоне, решил бы, что аристократа держат в заложниках.
Под его морщинистой рукой лежали ножны с тиснением. Ножны для парных мечей.
– Добро пожаловать. – Пятерня Симона прошлась вдоль серебряного узора Содружества. – Я давно жду вас, гость с моря. Располагайтесь, как вам удобнее.
С недоверием покосившись на стулья с занозами, на которых не рискнули разместиться даже задницы вроде Варда, я сдержанно кивнул. И не сдвинулся с места.
Быть может, стоять ближе к выходу спокойнее всякому гостю Симона. Я прочистил горло:
– Благодарю. Надеюсь, я не отниму много вашего времени, – столько, сколько вы уже отняли у меня. – Вы хотели поговорить?
Я запоминал лица. Воснийцев в логове много, да не все: парочка эританцев, несколько невольников с моря и даже один поланец. Такого разнообразия ждут от шайки наемников, но уж точно не от тех, кто защищает порядки в городе. Разбитый нос – это меньшее, что они заслужили.
Один из прихлебателей Варда пялился на меня с особой страстью – отек с его лица так и не ушел. Переместился к глазам уродливыми темными кругами. Я улыбнулся ему. Воснийская вежливость не знала границ – мне показали средний палец.
Кажется, за моей спиной возникло новое препятствие. Кто-то усиленно сопел возле проема. Только бежать я все равно не собирался.
– Вард. – Симон деликатно кашлянул. Валун со своим приятелем кидал карты на стол как ни в чем не бывало. – Вард!
Стул со скрипом отодвинулся. Огромный восниец поднял задницу с сиденья, но так и не повернулся ко мне.
– Сучий ты потрох, чтоб я еще раз сел с тобой, – выругался противник валуна. – Дважды менял пул…
– Вард!
Кто-то шумно сплюнул в углу. Я покосился себе под ноги, поморщив нос. Шелуха застряла в щелях пола. Неудивительно, что в зале не стелили ковры.
– Десятку торчишь, все свидетели. – После этих слов Вард наконец-то вспомнил про меня и Симона.
Я замер. Хищная азартная улыбка на квадратном лице сменилась отцовской теплотой.
Большие люди любят подходить ближе, чтобы казаться еще крупнее.
– Молодой господин, – улыбнулся Вард, нависнув надо мной.
Руки в этот раз мне не подавали.
– Мои мечи? – Терпение заканчивалось, я уже сутулился от боли. Так мы и стояли. Я делал вид, что меня не избили за углом, обокрав. А ребята Симона всем видом выказывали, что в побоях нет никакой проблемы.
– Гекли доставит их на ваш следующий бой, – твердо сказал Симон. – Прямо к началу турнира, ведь так?
Подонок с разбитым носом шмыгнул и что-то невнятно пролепетал.
– Вот и славно, – кивнул Симон, не дослушав.
Я переводил взгляд с Варда на Симона, так и не понимая, перед кем стоит выслужиться в первый черед, чтобы от меня отвалили.
– Значит, мечей я больше не увижу? – Хорошо, что мать научила меня держать голос ровно. – Я понял свою ошибку. Как и условились, я отдаю вам десятую часть от каждой победы.
– Нет-нет, что вы! – Симон говорил тихо, но никто не смел перебивать. – В конце турнира вы получите ваши клинки. Всего лишь страховка, учитывая наш предыдущий опыт.
Я почувствовал, как на мне затянули поводок. Когда говорят о страховке, готовься к худшему. Ставки только росли. Восния – мать алчных детей.
– Страховка от чего?..
Вард снова заправил пальцы за пояс. Я надеялся забыть, насколько здоровенные у него кулачищи. Симон жестом попросил набить ему трубку, и один из подпевал занялся делом. Я терпел, стараясь не закашляться от крепкого дыма. Кажется, курили у Симона не только табак…
– Вы, наверное, все думаете: почему же старина Симон поступает именно так? И, полагаю, здесь есть большая обида. Или недопонимание. – Симон попробовал первый глоток дыма. Покачал головой: – Порядок, закон и нейтралитет. Криг – самый мирный город Воснии. И я предпочту, чтоб так оно и осталось.
Боль в ребрах подсказывала, что порядки в городе были. Просто не мои.
– Скорее, то было недопонимание, – осторожно сказал Вард, выразительно посмотрев мне в глаза.
Лицо Симона приобрело скорбный вид. Я представил, сколько скорби будет там, когда я заляпаю акетон его кровью.
– Так что именно вы от меня хотите? – Я покосился на Варда. – Речь явно не только о деньгах.
Вместо него отвечал Симон:
– Просто побеждайте, Лэйн из Излома. У вас хорошо получается.
Я опешил:
– И… все?
Я так растерялся, что безвольно опустил руки вдоль тела. Все та же троица в углу заржала, и на них зашикали. Симон выглядел не менее удивленным. Он кивнул:
– И все. Вам стоило заглянуть пораньше, чтобы избежать, скажем так, недопониманий.
Пожав плечами, я обвел взглядом зал. Бить меня не будут. По крайней мере сегодня.
– Я и записался на турнир ради победы. Раз так, то… Дьявол, Вард, о чем тут еще говорить? Я в деле.
Я протянул ладонь Варду, хоть куда разумнее было бы сунуть ее в пасть голодному льву. Восниец оскалился. Симон поднялся со стула и энергично закивал:
– Вы удивительно разумны для своего возраста, Лэйн! С первого дня, только я вас увидел – сразу понял: не-ет, этот парень что надо. Уж он не подведет!
Вард пожал мне руку очень бережно, словно боялся раздавить. Как обходятся с мелким безвредным насекомым. А затем похлопал меня по плечу, и мне в тот же миг захотелось еще раз помыться.
Через полторы недели от прибытия в Криг, у Шторха
– …А ты как ему врезал по темечку, миленькое дело, чуть мозги не вышиб! – выпучил глаза Рут, и наши кружки столкнулись. Сливянка облила мне запястье.
– Да брось, он не провалялся и часа. – Я делал вид, что мне неприятна такая лесть.
Девушки захихикали. Я все никак не мог запомнить их имен. Рут по привычке пристраивался к той, что была шире него в два раза. Во всей их компании мне нравилось одно – мне не нужно было брать с собой кошель и следить, как бы не обокрали.
– Ты только осторожничай, – Рут широко повел рукой, – в этот раз там чей-то отпрыск из Квинты. Совсем молочный, хоть уже сотню водил. Как бы ты его не зашиб. Вздернут же после или зарежут.
Воснийские девушки изобразили притворный испуг, который им совершенно не шел. На улицах Крига они видели вещи и похуже висельников.
– Касс-то? – Я ухмыльнулся. – Со знатными детишками Долов буду нежнее, чем с дамами. Ты за кого меня держишь, Рут?
Крупная ладонь воснийки легла мне на колено. Красились женщины Воснии тоже как на войну. Алый с белым. Кровь и кожа мертвеца.
– За первого мечника в Криге, – томно сказала подруга Рута.
Я отодвинул скамью и в два счета высвободился из чужой хватки. Оставил сливянку недопитой. Бросил женщин, приятеля и выпивку одним махом.
– Назовете так после короны турнира. – Я вытянул руку и отвел два пальца. – Рано пока. Остались двое: Касс и Легель…
– На тебя уже ставят даже Долы, ты сечешь? – Рут нахмурил брови. – Будь преде-ельно осторожен.
– Слышу я от того, кто пытался меня споить перед боем! – Я направился к выходу, хоть до схватки оставалось еще несколько часов.
Рут изобразил скорбную Мать двойного солнца:
– Куда же ты? Последнюю, ну!
– Первой хватило, – крикнул я и открыл дверь на улицу.
Холод Крига коснулся кожи. Рут закричал еще громче:
– Я забегу посмотреть твой бой, слышишь?
Я засмеялся и махнул рукой на девиц:
– Только портки не забудь.
Ристалище Крига, предпоследний бой турнира
Может, Восния уже начала меня портить: еще немного, и начну опаздывать даже в нужник. Касс из Квинты оказался возле ристалища раньше, чем я. Он стоял посреди коридора, будто отбившийся от стада ягненок. И казался куда младше меня: русые кудри, глаза навыкате, вечно дрожащая нижняя губа. Воснийцы выводили детей на манеж, пихали в бордели, губили на покосе…
Я снял перчатку и вытер пятно с бригантины. Криг отмыть не получится. И выиграть бой, испытывая жалость, – тем более. Я не был виноват в том, что воснийцы не учились стоять за себя против парных мечей. И держали молодняк за скотину.
Мимо Касса я прошел не здороваясь. Юноша меня признал. Возможно, видел в прежнем бою и оттого запомнил. Его круглые глаза сделались еще больше, а челюсть отвисла. Так смотрят на стаю бешеных псов.
Нет, дело тут явно не во мне…
– Молодой господин.
Чуть не дернувшись от знакомого голоса, я обернулся. И выдохнул. Полторы недели назад мы с Вардом жали друг другу руки. Скорее друзья, чем враги. Люди Симона и правда держат свое слово, если и ты держишь свое. Бояться нечего.
Нечего же, так?
– Доброго дня. – Я кивнул и остановился.
Вард настиг меня за два шага. Возможно, ему бы стоило поливать те несчастные цветы под самым потолком зала.
– Можно вас на пару слов?
Я заметил, что Вард не принес мечей.
Мы отошли подальше от толпы зевак. Вард сильно наклонился, положил мне руку на плечо, словно заботливый отец.
– Сегодня вы должны проиграть бой, молодой господин.
– Что?..
Вард состроил скорбную рожу и закивал. Я невольно обернулся в сторону мальчишки Долов.
– Я? Проиграть?.. Кассу?! Этому бестолковому, беспомощному…
Я сдержал гнев. Кажется, кто-то нас услышал. Варда бы и землетрясение не смутило.
– Так вам просил передать господин Симон.
Я открыл рот и снова его захлопнул, не подобрав слова. Вскинул подбородок, уставился Варду в глаза.
– Это что, злая шутка? Симон говорил, что…
– Вам вернут взнос за участие. Все десять золотых. Только не наделайте глупостей, молодой господин. Второе недопонимание будет сложно разрешить, верно?
– Я прибыл в Воснию, чтобы п
